Глава 7


— Мой любимый цвет. Мой любимый размер, — говорю светловолосой девушке, сидящей на лавочке. Показываю на ее розовый чемодан и плотоядно облизываюсь.

На дисплее смартфона отображается, как она хлопает книжкой в яркой обложке, поднимает за ручку чемодан и почти роняет горшок с фикусом, когда быстренько чешет подальше от меня.

Странно, куда она так шустро сдёрнула?

Ну, не отвлекаемся. Итак:

Вариант А. я клептоманка и, когда жертва отвернется, сопру ее саквояж цвета поросенка.

Вариант Б. я на задании.

Переключаю камеру на фронтальную и говорю: "дамы и господа, сыграем в игру? Винни-Пух продакшн, давайте взорвем мир вместе".

Зашкаливающий пафос. Медведь от скромности не помрёт.

Прерываю транслянцию. Смотрю на Николь. Она докапывается до какого-то лысого мужика.

Бедняга присел отдохнуть за пластиковым столиком мини-кафе, макает пакетик в чай, а Николь, наклонившись над стаканчиком, комментирует его действия: "он входит и выходит. И входит. И замечательно выходит".

Судя по лысине, окрашивающейся в сочный помидорный и рявканью " а ну, пошла отсюда", мужику не нравится ни Николь, ни участие его чая в съемках.

Подельница сворачивает кино и торопится ко мне.

Мы торчим на вокзале с трех часов дня.

Витражи на окнах, запах столовой, нагруженный пожитками народ. Электронное табло показывает уже девять вечера — мы устали.

Винни-Пух ответил на мое объявление вчера ближе к ночи. И чтобы убедить банду в нашем обожании и желании влиться в их ряды — мы проходим проверку.

Первое задание от медведя пришло в обед. И теперь каждые три часа мы выставляем себя дурами в размеренных очередях, несем мультяшную чушь, а в доказательство ведем прямую трансляцию в соцсети. Набираем подписчиков.

"Мой любимый цвет. Мой любимый размер" — этот текст я выдавала на хот-дог в руках таксиста, на камуфляжный бушлат симпатяшки военного, и на чемодан барби минуту назад.

— Фух, — Николь бухается на сетчатый стул рядом со мной. — К женщинам лезть безопаснее, да-а. Пошли поедим? — кивает на вывеску на втором этаже. — И почему нам достался вокзал? Гады Ваня с Егором, им в трк и в кино можно сунуться на перерыв. И в боулинг, — она листает страничку Егора и возмущенно шипит. — Ага, в бильярд играют! Фотку выложил, засранец.

Завистливо вздыхаю. Нас с Николь курируют Пятачок и Пух, скучные личности, а Егору с Ваней повезло, с ними закорешились ослик и кролик, и отправили их кривляться в центр брендовых магазинов, модных рестиков и новогоднего настроения.

У нас же тут развлечений раз-два и умножить на зеро.

И интернет долгий. Планшет виснет. Всегда кучу вкладок открываю, когда по свингерам подготовку веду.

Есть мыселька, что над нами кто-то угарает, заставляя сутки торчать в зале ожидания. Но медвежий беспредел и независимость от норм близки массе малолетних максималистов, поэтому наши видео набирают просмотры и в ленте все чаще мелькают теги #играПуха; #давайтевзорвеммир. Поклонники шайки пишут "ребята, жгите чёнить покруче, как сам Пух, ждем", и в сетях растет шурум-бурум.

Пурум-пум-пум.

После полуночи нас настигает страж порядка. Он подозревает, что мы с Николь бомжи, и чтобы нас не погнали с вокзала, приходится оформить бронь на билеты в другой конец области. Вот они, наши первые расходы на расследование. Это дело решаем отметить и атакуем столовую.

Продавец нам, как постоянным посетителям, посвящает оскал в тридцать два норма.

Блин, я толстею. Чай с пироженками. Не надо так.

В три часа ночи восхищаюсь цветом и размером белой норковой шубки вошедшей женщины, и наворачиваю вокруг нее круги с камерой. Николь мешает другой тетке заряжать гаджет, очарованная, как блок питания лекго входит и выходит из розетки.

А дальше полицейский упирает руки в боки и запугивает, что если мы еще раз подойдем к кому-нибудь из присутствующих, то на поезде не покатаемся, он запрет нас в кутузку.

Не впечатляет, нет, не перебить азарта, наше призвание — голая правда, выпущенная в медиа. Николь даже перенесла на выходные пластику губ, а это таки подвиг.

— Будем осмотрительнее, — шепотом хихикает Николь ему в спину.

В девять утра на работу не еду. Рассчитываю, что денёк можно пропустить, тем более, что я и так много тем для оформления накидала Василине в личку, продуктивная ночь у меня была.

В двенадцать часов в институте начинается сдвоенный практикум по английскому. Который мы не посещаем. Вторая жертва ради медведя, теперь моральная. Я не была готова рисковать столь многим, во что мы ввязались, о-о-й.

А еще во мне зарождается маниакальная привычка постоянно смотреть на часы. Алекс, сечёте о чем я?

Босс, кстати, похоже допер, что я ответственный, исполнительный, умный, самый лучший сотрудник, о каком он всегда мечтал. Снежная поделка открыла ему глаза, и да воцарит штиль, я в восторге. Работаем.

На учебу успеваем к середине проектного семинара. У нас наполнение сайтов контентом, бригадная работа.

Бесшумно открываем дверь аудитории, как мыши, крадемся с Николь вдоль стены к братве. Три хитрожопа, которые с нами связались цинично рассудив, что мы с Николь по-бырому организуем всей пятерке зачет, при виде нас оживляются:

— Где вас носит, ёлки-метёлки?! Мы так проект завалим!

— Ш-ш-ш, заткнитесь, а то она спалит.

Смотрим на преподшу, она объясняет что-то другой бригаде. Пока не обернулась, раскладываем на столе папки и притворяемся, что мы тут с самого начала сидим.

Вплоть до звонка трудимся. На перемене пересекаемся с Егором и Ваней. Они остаются на лавочке у окна, я спускаюсь вниз за кофе нам с Николь.

Когда забираю первый стаканчик, на запястье смыкаются пальцы в татуировках. Заплескав кипятком руку, выдирают у меня кофе, и смятый стакан летит в мусорку.

— Александр Александрович, — начинаю, но он хватает меня за ремень, стягивающий платье на талии, и тащит в полутемень за автоматом. Ударяюсь спиной в справочный стенд. Он грубо сует мне сложенную бумагу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- На. Тебя щас убить или ночи дождаться?

Повторяю про себя вопрос и не нахожу в памяти, где я налажала. Расправляю лист. Белый, с приклеенными разноцветными буквами разной величины. Классическая анонимка, строго по фильмам.

Преподаватель Аверин предлагает Кристине Абрамовой переспать за зачет.

— Что это? — поднимаю глаза от доноса.

— Это декан мне дал, — он старается говорить спокойно, но скатывается в рычащие нотки. — Объяснишь? Я, может, не допёр, ты этого и добиваешься? Переспать со мной? — вырывает письмо и швыряет нам под ноги. — Поэтому рядом крутишься?

— В смысле? Вы думаете, я декану поклёп настрочила? — осознаю обвинение и бью каблуком по анонимке. — Мне по-вашему, больше делать нечего?! Сына своего лучше спросите. Всё, — указательным пальцем ставлю на его пиджаке жирную точку этому вздору.

— Сына я уже спросил, — он перехватывает мою руку и наклоняется ближе. — Значит так, Кристина, — нудным, учительским голосом дает разъяснения. — Мне тридцать девять лет и романы со студентками, которые младше в два раза, меня не прельщают. Потуги свои бросьте. Между нами ничего нет и не будет. Вы меня услышали?

Моргаю. Хмыкаю.

Вечные подачи ахинеи забили поле, вытерпеть прилетевшую в меня заносчивую лекцию уже не могу, она ухлопала внутреннего ангела. Цепляюсь в ворот его рубашки, тяну к себе и канючу:

— Но почему? Я вас так хочу, что мозг отшибает. Давайте хоть один разочек. Ну пли-и-из, всю жизнь буду всевышнего благодарить. Мемуары напишу. Хотя бы один поцелуй. Вы ведь тоже хотите, сами втирали о взаимной симпатии. Так будьте мужиком, а не балаболом, сделайте уже это.

Он смотрит на мои губы. Долго, неотрывно, и мои слова обретают статус правды. Мне действительно отшибает мозг выстрелом в упор, снаряд, замешанный на запахе сигарет и муската. Вот оно, его шутка затянулась, обернулась фатальной истиной, сию секунду всё всерьез, уверена, его взгляд огнем печёт мне рот дотла. Он медленно, словно неохотно, поднимает глаза. Финал истории. В этом человеке моя погибель. Я встряла, у пропасти на краю, заворожена, его черноте нет дна, она стирает шум коридора вместе с институтом, городом, страной и материком. Плывет пол и стенд под лопатками, и его рубашка моя единственная опора, сжимаю крепче, девочку разматывает магнетизм, тяжелый и темный, он толкает к пороку во мрак.

Начала с насмешки

а теперь

жду поцелуй.

— Ладно, — его шепот, словно из-под обвала, с адского дантовского прелюбодейского кружка. — Прям щас трахну, если так просите. Женщинам отказывать грех. Только целоваться не будем, не обижайтесь.

Он ныряет ладонями мне под платье, бормочет "в чулках в минус десять, дура", и вдруг слышу звук рвущейся ткани. Белье врезается мне в кожу, боль вытравливает желание вкус мужских губ узнать, выворачиваюсь и паникую:

— Уберите руки, я пошутила!

— Зато я не шучу, — он сдирает с меня тонкие бесшовные мини и отбрасывает в сторону.

— Ребят, а что по углам ныкаетесь? — прилетает едкий вопрос и мы поворачиваемся на голос. — Устроились бы сразу у ректора на столе, там удобнее.

Смотрю на Егора. Изогнутый фейс, кардиограмма желчи, яда и злобы. Опирается плечом на автомат, ноги крестом, носком ботинка стучит по полу.

Я терпеть его не могу, но он вклинился такой необходимой паузой, восстанавливающей дыхание. А следом приходит новая мысль, что если бы он не лез в чужие, и так сложные отношения, я бы тут щас не стояла, как снеговик без трусов, и не горела, как снегурка, доигравшаяся с костром.

— Это все из-за тебя, стукачила, — одергиваю платье и ныряю под рукой Аверина. Кручу пальцем у виска. — Буковки из газет вырезать, на бумажку клеить, ты серьезно? Так тебе не на журфак, а в садик детский дорога, Егор. Там оригами делать научат еще. Будешь самолетики, кораблики складывать, дебил.

— Крис, у тебя тоже на панели больше шансов, чем в институте, — он перебрасывает в руках бутылку минералки, чертов жонглер. — Пап, ты ее до сих пор не послал что ли? Она же халтурит, бревно бревном.

— Егор, фильтруй базар, если отхватить не хочешь, — Аверин наклоняется, поднимает мятую анонимку. — Я же тебя спросил: ты написал? Нагадил, а признаться жим-жим?

— Я ничего не писал, — отрицает Егор. — А даже если бы… — продолжение его фразы тонет в звонке на пару. Егор ждет окночания трели. Повторяет. — А даже если. Я в чем-то соврал? Невинных оклеветал? Торчите у всех на глазах, только что не под камерами. Короче, — он стучит по циферблату часов. — Мне учиться пора. Мы вроде как в учебном заведении?

Разворачивается. Смотрим, как он идет к лестнице и сливается с толпой студентов.

Аверин дергает бороду. Откашливается в ладонь.

— Простите, Кристина, я не должен был так себя вести, — говорит, не глядя на меня. — Я бы ничего такого не сделал, поверьте, просто ситуация… — он матерится себе под нос и лезет в карман. Таблетки, ага. — Подобного не повторится, не бойтесь, — заверяет, проглотив капсулу. Натыкается взглядом на порванную синюю кучку кружев у стены. — Я сейчас сгоняю до магазина и куплю другие. Идите на пару.

— А вам на пары не надо? — мнусь на месте. Ощущаю неловкость, и не знаю, как сгладить.

— У меня с шести занятия, — он бросает бумажный комок в урну, и конец беседе.

Вздыхаю и плетусь к лестнице. Без белья неудобно и ветренно, и походка нога за ногу, как у артритной пенсионерки.

Перед преподшей делаю скорбное лицо, опаздывать больше не буду, да-да. Размахивая руками, специально иду мимо стола Егора и сбрасываю на пол блокноты и телефон.

— Спасибо за кофе, — встречает Николь. — Ой, какой горячий, крепкий. А как пахнет, м-м-м.

Нет мыслей в ответ на ее подколы, и на авторское наполнение тоже. Хотя, если можно оформить сайт материалами на тему "я же не идиотка, я видела, что он готов был залезть мне в рот своим языком, и тот момент наполнился такой неприкрытой чувственностью, что еще чуть-чуть и я бы узнала красоту чистой, без примесей тяги между женщиной и мужчиной, но он грубо и нарочито все обломал, свернув к обыденному "трахну" ", то тогда наберется приличный контент.

Не переставая, смотрю на часы, и когда через полчаса дверь открывается, и его голос говорит: " Анна Валентиновна, Абрамову Кристину на пару минут украду у вас", я подрываюсь с места, не дожидаясь разрешения.

Выскакиваю к нему в коридор.

— Вот, — он сует мне бумажный подарочный пакет. — Не уверен с размером, пришлось на глаз брать. Ну, вам только до дома добраться, — он собирается уйти.

— А что вам декан сказал? — останавливаю вопросом. — Он поверил в донос?

— Нет, я разобрался. К вам вопросов тоже не будет.

— А…

— Кристина, извините, но у меня еще дела, — перебивает он, поворачиваясь спиной. — До свидания.

Бред. Даже посмотреть на меня не может, в чем проблема, мы ведь оба это ощутили, что-то новое, другое, абсолютное.

Иду в туалет и в кабинке вытряхваю обновки.

Нда. Спортивные трусы-шортики с кошачьей мордой, плотные черные колготки и чупа-чупс.

Толстый намек. А почему не панталоны, гамаши с начесом и погремушка? Кого из нас он убедить пытается, что я ребенок.

Одеваюсь и возвращаюсь в аудиторию. Николь отодвигает в сторону блокнот:

— Чего Аверин хотел?

— Да там, презентация, — машу рукой.

— А-а. Блин, жаль, что у нас его пары так редко.

— О-о, опять Александр Бородач, — напротив хитрожоп закатывает глаза. — Девочки, надо понять и простить судьбу, что клал он на вас. Заколебали эти сопли.

— Завидуешь, что на тебя всем плевать? — бросается в атаку Николь-заступница. — Так ты отрасти бороду, а там глядишь и обломится чего.

Слушаю перепалку и рисую на обложке тетради волка. Рядом козла.

Сердечный ритм восстановлен и теперь думаю, может, мне всё показалось, и он просто злился. А я реально глупая, ведь полным ходом, с ветерком, быстротечно превращаюсь в одну из его фанаток.

Загрузка...