Не любовь

Глава 10

В ту ночь Мира плохо спала. Ворочалась с боку на бок и прислушивалась к звукам в тщетной надежде услышать шаги за стеной дома. Однако ночь была молчаливой, и луна заливала окрестности призрачным светом.

Степик, вернувшись утром, аккурат к завтраку, может быть, и заметил темные круги под глазами сестренки и ее молчаливость, но особого значения этому не придал…

Полночи он с друзьями рыскал по лесу близ хутора, воплощая в жизнь свой хитроумный замысел и проклиная обитателя хутора.

Парни замерзли до чертиков, а потом почти до утра грелись у Поляковых, добавляя водку в чай. Подремав пару часов, Рудинский побежал домой, зная наверняка, что бабушка будет волноваться, а Гарик и Леша продолжали спать. Может быть, еще и поэтому Степик не заметил подавленного состояния Мирославы.

А Мирослава…

К вечеру обида и злость на Вадима прошли, желание снова слышать его, разговаривать с ним, просто быть рядом становилось сильнее. Она боялась поднять на Степика глаза, боялась, как бы он не увидел в них слезы…

Ей нестерпимо хотелось бежать к хутору, затеряться в заснеженной чаще и снова повстречать его. И все же она не осмелилась покинуть дом.

Вечером пожаловали Юрьев и Поляков, но отчего-то не получилось у них задушевно посидеть. Мира, задернув занавеску, сидела на кровати и вертела в руках подаренный сувенир, не имея ни малейшего желания выходить к ребятам и общаться с ними. Да и у них не клеился разговор. Степик был рассеян, Гарик через каждые пару минут выходил курить в сени, пока баба Нина не разрешила ему курить у печи, чтобы не выстуживать дом, а Леша просто молчал.

– Так я что-то так и не понял, что такого вчера произошло, и отчего Наташка убежала от нас как ошпаренная? – заговорил вдруг Гарик, выкурив очередную сигарету и подсаживаясь к столу, за которым Степик от нечего делать тасовал карты. Понятно было, играть никто не собирался, но руки чесались.

– И мне интересно, – поддержал Гарика Леша. – Мы даже не представляли, как вообще отправить ее домой! А тут вылетела из кухни, как фурия, и унеслась.

– Между прочим, поэтому и сидим сейчас одни, – продолжил Гарик. – Девчонки не звонят и, видимо, не думают звонить. Давай, колись, товарищ Степик!

– Да отвалите вы! У нее спросите, я-то откуда знаю, что на нее нашло! – отмахнулся Рудинский.

– Ну, у нее мы, конечно, не спросим, а вот сорока на хвосте принесла, что ты, оказывается, на кухне обнимался с Ириной! Она, раскрасневшаяся и явно смущенная, вылетела следом за Наташкой и почти сразу ушла домой…

– Какая сволочь уже распустила язык? – вскочил со стула Степик. – Гарик! Что, Маринка уже успела поделиться своими буйными фантазиями? Нет, ну надо же иметь такое воображение… – искренне возмутился он.

Но Юрьев, давно привыкший к подобным вспышкам, даже бровью не повел.

– Ты что, к Ирине подкатывал? Слушай, она странная девушка и на короткую интрижку не согласится. Тусил бы с Наташкой…

– Вот я еще у тебя буду спрашивать, с кем мне тусить! – огрызнулся Рудинский.

– Нет, ну ладно, с девчонками все понятно. В обиде. А с Мирой что? – спросил тогда Гарик.

Леша быстро глянул на него и отвернулся к окну.

– А Мира сидит за грубкой и не желает разбавить наше мужское одиночество!

– А что случилось? Ты чё, обидел ее, что ли? – насторожился Гарик.

– Нет, почему сразу обидел? Не знаю я, чего она там сидит, но вот сидит! – развел руками Рудинский.

– Предупреждая дальнейшие вопросы, отвечаю: я читаю «Мастера и Маргариту», нам в школе на каникулы задали! – откликнулась из-за грубки Мира, предполагая, что Гарик может заглянуть к ней за занавеску и пристать с вопросами.

Конечно, она не читала, не могла читать, просто сидела, прижав коленки к груди и обхватив их руками, ждала неизвестно чего. Все ее мысли занимал Вадим. Только о нем она могла думать.

Рядом на кровати лежал подаренный им сувенир, и она всматривалась в него, как в магический шар, в надежде увидеть в нем свою дальнейшую судьбу. Когда и как присутствие этого таинственного человека стало таким важным в ее жизни?..

И почему сейчас, забыв обо всем на свете, она с легкостью готова променять общество Степика и его друзей на короткую встречу посреди холодного, темного безмолвия с мужчиной, который, впрочем, не хотел, чтобы она видела его?..

– Мира, да брось ты этих «Мастера и Маргариту». Мы тут изнываем от тоски! Выходи к нам! Попьем чайку, в карты поиграем… – заканючил Юрьев.

– Да не трогай ты ее! – одернул его Рудинский. – Пусть читает. У нее выпускной класс, впереди экзамены!

– Сволочь ты, Степик!

– Я знаю.

И снова воцарилось молчание.

Из дальней комнаты выглянула баба Нина, почему-то удивленно посмотрела на ребят, покачала головой, потом вдруг принесла и поставила на стол початую бутылку настойки.

– Сумныя вы якіясьці, хлопцы! Во, папіце патроху ды да дзяўчат схадзіце. Чаго сядзець?

– Спасибо, баб Нина. Только «дзяўчаты» нам бойкот объявили! – шмыгнув носом, сказал Гарик.

– Чаго гэта яны?

– Не поделили!

– Угомонись, – одернул Юрьева Рудинский и потянулся к бутылке. – Лех, доставай рюмки, сейчас хлебнем, и сразу веселее станет на душе.

Парни быстро распили полбутылки настойки, но веселья не прибавилось. Мира за грубкой слышала, как они обменивались короткими, ничего не значащими фразами, но все же больше молчали.

– Мне кажется, в деревне у того урода с хутора есть сообщник. Вернее, сообщница, судя по следам на снегу, – сказал вдруг Степик.

Сердце Миры екнуло в груди. Зажмурившись, она опустила голову и уткнулась лбом в колени.

– Ты так думаешь? – оживился Гарик.

– Я уверен. Если бы это было не так, мы б уже давно подловили его. И пусть в деревне бабки байки сочиняют о нечистой силе, нам-то известно, что это человек. Он не может читать наши мысли, но он знает о наших планах, он всегда на шаг опережает нас… Как будто его кто-то предупреждает!

– Но кто? У тебя есть какие-то конкретные предположения? Ты думаешь, кто-то из девчонок? Список не так уж и велик…

Да, список невелик.

Наташка? Нет, конечно же, нет. Они знакомы с детства. Дружили детьми. Гуляли подростками, а однажды едва не поженились. Причем Степик тогда был настроен весьма решительно. Конечно, он не был в нее влюблен, но пышные формы девушки могли свести с ума кого угодно. Если бы не вмешалась мать, которая мечтала не о такой невестке, он точно оказался бы окольцованным. Не факт, что брак продлился бы долго, но Степик нисколько не сомневался, что это было бы феерично, незабываемо, взрывно… Они потом расстались, но сейчас, встретившись снова, Рудинский понял: девушка не прочь продолжить отношения и она все так же влюблена в него. И он готов был поддаться ее чарам, но… Нет, Наташка не могла быть предательницей!

Да и Маринка с Аней тоже! Они ведь со Старых Дорог! Здесь родились и выросли их родители, здесь всю жизнь прожили их бабушки. Они корнями привязаны к этой земле и знали все истории, связанные с хутором. Девчонки никогда не питали симпатии к хуторским. Они не пошли бы на предательство. Более того, сразу бы все рассказали ребятам, если б только кто-нибудь с хутора подошел к ним. К тому же Маринке и Ане нравились Гарик и Леша!..

– Этого не может быть! – поддержал размышления Степика Поляков, будто прочел его мысли. – Ты сам подумай, разве Наташка или Маринка, которых мы знаем с детства, способны на такое? Ни за что не поверю.

– А Ирина? Вы ее тоже с детства знаете? – спросил Гарик.

Ирина! Да, была еще Ирина! Серьезная, утонченная, молчаливая. Ее они не знали, тут Гарик был прав. Они ее вообще не знали. Впервые видели в Старых Дорогах. Она приехала к дальней родственнице погостить на зимних каникулах. Девушка никого из них не знала тоже, познакомилась с девчонками в магазине несколько дней назад. Ирина сама подошла к Маринке и, кажется, с радостью приняла приглашение присоединиться к их компании. И все же достаточно было одного взгляда, чтобы понять: новая компания чужда ей, как и все немудреные заигрывания и развлечения. Но Ирина все равно зачем-то приходила. Она не была ни веселой, ни общительной, ни кокетливой, ни легкомысленной. Ореол отчужденности окружал ее. И именно это с первой же минуты почувствовал Степик. Она разговаривала с ним, когда они беседовали о чем-то действительно интересном, будучи девушкой образованной, могла поспорить, но и только. Все остальное не интересовало ее, наоборот, кажется, казалось глупым и недостойным. И Степик неожиданно обнаружил, что ему нравится Ирина. Очень нравится. Отношения с ней обещали быть куда более глубокими, много обещающими, увлекательными, долгими, такими, каких у Степика никогда не было, но оказалось, именно таких ему хотелось. Вот только Ирине совершенно не нужен был Рудинский.

Ирина – новый человек в их компании. И она, наверное, могла бы быть «засланным казачком», но поверить в то, что умная, воспитанная и утонченная девушка может пойти на такое, Степик не мог.

– Ирина здесь ни при чем! – быстро сказал Рудинский. – Она ничего не знает ни о хуторе, ни о вечной вражде между ним и деревней, ни тем более о его обитателе, – решительно добавил.

– Тогда кто? – задал резонный вопрос Поляков.

Мира закрыла лицо руками.

«Предательница! Предательница! Предательница!» – стучало в виски.

Конечно, информацию Вадиму передавала Ирина, каким-то образом связанная с ним, но Мира поступала еще хуже…

И она знала, что Ирину простят, а ее нет.

Ее имя не было произнесено, но повисшая тишина вдруг сделалась слишком напряженной. Или девушке показалось?

– А фиг его знает! И меня это начинает злить… Но я узнаю. Круг не так уж велик, – мрачно изрек Степик.

– Мы узнаем, – добавил Гарик.

– За это и выпьем, – подвел черту Поляков.

Ночью Мирослава почти не спала. Вслушивалась в тишину, ворочалась с боку на бок и слышала, что и Степик не спит, думает о чем-то, размышляет и тяжело вздыхает.

А утром после завтрака, одевшись, Мира соврала брату, что ей нужно кое-куда по делам, и покинула дом. Предполагая, что Степик может заподозрить неладное, девушка прошмыгнула на огород и, прижавшись к забору, решила обождать.

Солнце только взошло над лесом. Мороз пробирал до костей, а просторы, убранные инеем, переливались розовым и золотым светом. Все застыло, замерло, уснуло: ни ворона тебе не каркнет, ни собака не залает, ни калитка не скрипнет, только к небу над домами поднимались столбы дыма. В Старых Дорогах с утра топили печи.

И там, за лесом, где стоял хутор, тоже топили печь. И там тоже медленно таял в морозном воздухе столб дыма.

И туда устремилась Мирослава. Пробравшись через соседские сады, прячась за деревьями и оглядываясь, Мира выбралась из деревни. Побежала по дороге и свернула на уже знакомую тропку.

Куда она шла? Зачем? Что двигало ею? Она и сама не знала. Вадим, конечно же, не впустит ее в дом… Он не желает, чтобы она его видела. Ладно! Пусть! Тогда она хотя бы постоит на краю леса, посмотрит на хутор и пойдет обратно…

По тропинке девушка пошла быстрее, уверенная, что никто из деревенских не встретится на пути.

Вот и замерзшая речушка. До хутора осталось немного.

Девушка стала переходить речку и вдруг, ближе к середине, почувствовала, как нога куда-то проваливается. В тот же миг тысячи ледяных иголок впились в нее. Закричав, Мира упала на лед и услышала треск. Снег вокруг потемнел от проступившей воды. Провалившись, она по пояс оказалась в ледяном плену. Цепляясь за лед, Мира не чувствовала ног, как будто их не стало, и с ужасом осознала: еще немного и она может полностью оказаться в ледяной воде, более того, может погибнуть, оказавшись подо льдом, пальцам не за что было ухватиться. Мира не могла пошевелиться, ощущая ужасающий холод, парализовывающий волю, и чувствовала, как из глаз по щекам катятся слезы. Ее никто не спасет. Никто не поможет. А к вечеру найдут замерзшей здесь или вовсе не найдут…

– Помогите! – негромко позвала она на помощь.

Рукавички намокли. Да и пуховик быстро впитывал в себя воду.

– Помогите! – прошептала она.

Где-то поблизости заскрипел снег.

– Пожалуйста, помогите мне! – в отчаянии закричала Мира и через секунду увидела темный силуэт, появившийся рядом.

Вадиму, а это, конечно же, был он, хватило мгновения, чтобы оценить обстановку и сориентироваться. Он подошел вплотную к полынье, быстро стянул с шеи шарф, один конец намотал себе на руку, другой бросил девушке.

– Хватайся за шарф! – крикнул ей.

Но Мира не шевельнулась.

– Я не могу, – прошептала она.

– Давай, Мира, давай, черт возьми! – приказал он.

Девушка зажмурилась и опустила голову. От жуткого холода у нее помутилось в голове. Был только холод, пронизывающий до костей, он сковывал ее. Казалось, еще чуть-чуть, и она превратится в одну сплошную льдину. Мира ни о чем не думала, не могла думать. Только холодно, холодно, жутко холодно… Даже то, что на помощь ей пришел Вадим, даже то, что он не прячет свое лицо, не имело значения…

– Мира, я прошу тебя, – тихо и нежно сказал он.

Мирослава оторвала ото льда покрывшиеся ледяной коркой рукавички, схватилась за край шарфа. Мужчина потянул, шарф тут же выскользнул из ее рук. Кое-как стянув заледеневшие рукавички, девушка ухватилась за шарф покрасневшими непослушными пальцами, вцепилась в него мертвой хваткой, понимая, что от этого зависит ее жизнь, и, пригнув голову, зажмурилась.

Вадим тихонько потянул. Мира почувствовала, как ее тело выползает из воды и скользит по льду. Еще немного, еще чуть-чуть, и, отбросив в сторону шарф, Вадим схватил девушку под мышки, потом в охапку, затем подхватил на руки и бегом бросился к хутору.

Вода капала с ее мокрой одежды, превращаясь в ледяные сосульки.

Обхватив руками Вадима за шею, Мира прижималась к его горячему, влажному лицу своим, не понимая, что делает. Она не видела его, она вообще ничего не видела вокруг и мало что понимала. Инстинктивно, как животное, хотела лишь тепла, маленькую толику тепла в этом ужасающе ледяном мире…

– Мне хо-лод-но, – выстукивали ее зубы. – Бо-же, как же мне хо-лод-но…

Лесная тропка, поляна, двор за высоким забором, крыльцо – все прошло мимо сознания Мирославы. Потом долгожданное тепло…

– Нет, нет, не надо!.. – закричала девушка, когда Вадим внес ее в дом, опустил на стул и стал снимать с нее одежду, покрывшуюся ледяной коркой.

Куртка, шапка, ботинки, джинсы, носки, свитер – все полетело на пол, хоть Мира зачем-то и пыталась цепляться за них…

Оказавшись в одном нижнем белье, Мира попыталась обхватить себя руками, но и этого Вадим не позволил ей сделать. В руках его оказалась початая бутылка водки, которой он растирал ноги, руки, плечи, ступни и зачем-то даже уши девушки.

– Нет, нет, не трогай меня! Пожалуйста, не надо! – отворачивалась она, пыталась увернуться от его рук и оттолкнуть их, но мужчина, не обращая внимания ни на ее сопротивление, ни на ее состояние, граничащее с истерикой, продолжал растирать.

Кажется, Вадим тоже находился на грани истерики. Стоило лишь подумать, что бы случилось, если бы он не вышел кормить Вулкана. Если бы не услышал ее вскрик, если бы не бросился к речушке, подозревая, что Степик и компания не просто так полночи мерзли в лесу. Они устроили ловушку ему, а в нее попала Мира…

На миг Вадим представил, что бы почувствовал Рудинский, если бы к вечеру нашел свою сестру, замерзшую в полынье, и содрогнулся. При всей своей ненависти к этим людям, он не пожелал бы им такого никогда.

Запах водки распространялся по комнате, ударял в нос, кружил голову… Растерев девушку с ног до головы, Вадим прямо из бутылки выпил остатки алкоголя, стянул с кровати плед.

Закутав Миру в него, как в кокон, Вадим отнес ее на кровать, уложил на подушки, укрыл сверху одеялом.

Тяжело дыша и чувствуя, как обманчивое тепло спиртного разливается по венам, он опустился на стул, где всего минуту назад сидела девушка, и вытер пот со лба. Вокруг были разбросаны Мирины вещи, которые, оттаяв в тепле, теперь были просто мокрыми…

Паника и страх постепенно отступали. Руки перестали дрожать, мысли прояснялись в голове…

Следовало немедленно развесить ее вещи у печки-голландки и сделать все возможное, чтобы они поскорее высохли. Где-то должен быть старый утюг, его тоже можно использовать. Ей нужно вернуться домой. Вадим поднялся со стула, собрал с пола одежду и вышел из комнаты.

Девушка дрожала всем телом, и, кажется, даже кровать под ней тоже дрожала. Не решаясь открыть глаза, она чувствовала, как непроизвольно по щекам бегут и бегут слезы. И остановить их не хватает сил.

Она ведь могла умереть, могла запросто замерзнуть там. Много времени для этого не понадобилось бы… Если бы Вадим не спас ее… И все же она не решалась открыть глаза, чтобы наконец увидеть его. Боялась ли разочароваться? Нет, все еще оставляла себе путь к отступлению, хоть и понимала – поздно, слишком поздно.

Мира слышала его дыхание, шаги, вздохи и, понемногу согреваясь, чувствовала, как проваливается в спасительный сон.

Она открыла глаза и непонимающе уставилась в окошко, завешанное занавеской, украшенной узорами, подобно тем, что мороз рисует на окнах. Предзакатное солнце, садясь за лес, проникало в комнату багряными лучами, которые отражались в золотистой «вагонке», коей были обшиты стены и потолок. В комнате пахло чем-то незнакомым и было тепло. Мире тоже было тепло. Она лежала не шевелясь, и медленно обводила глазами комнату: красивый абажур под потолком, мерцающую лампадку в углу под образами, рамки со старыми черно-белыми фотографиями, круглый стол у окна, застеленный льняной скатертью, на нем самовар, вокруг стола деревянные стулья, чуть дальше печка-голландка, украшенная резцами…