Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Мира услышала, как открылась входная дверь и скрипнула половица. Степик на цыпочках пробрался к своей кровати, что стояла за печкой в передней комнате. От общего помещения ее отделяла цветная занавеска. Этот закуток бабушка использовала под своеобразную кладовку, храня там мешки с сушеными яблоками, грибами, семечками, какие-то вещи, подушки, но когда приезжала родня, все убиралось, освобождая спальное место. Мира и Степик еще в детстве определились с выбором комнат. Она, будучи помладше, спала ближе к бабушке. А Степик как старший ночевал ближе к дверям, чтобы уходить и возвращаться, никого не беспокоя.
Мирослава подождала минуту, давая возможность братцу перевести дыхание и раздеться, а потом отбросила в сторону одеяло и подкралась к спинке кровати. Здесь, за грубкой, стены, разделяющей обе комнаты, не существовало. Когда-то стояла большая грубка, построенная, кажется, еще после войны, по прошествии времени ее перестроили, сделали меньше, и образовался проем. Зимой его закладывали дровами, а летом Мира и Степик запросто пользовались им, чтобы пробираться друг к другу.
– Степик! – шепотом позвала она брата в щель между дров.
– Чего? – прозвучало в ответ.
– Ты где был так долго?
– Что? Слушай, давай не шепчи там, а перебирайся ко мне, поболтаем.
Выскользнув из своего закутка, девушка, стараясь не шуметь, прокралась в переднюю комнату, проскользнула за занавеску и забралась на кровать Степика. Тот как раз разобрал постель и стаскивал с себя свитер.
– Ну? Что в деревне нового? Друзья твои приехали? – спросила его, натягивая на колени одеяло.
– Приехали.
– И чего?
– Ничего.
– Ты что такой? Бабушка, между прочим, беспокоилась. Здесь такое было, когда ты ушел…
– И что было? – без особого интереса спросил Степик.
– Кто-то ходил вокруг дома! И не смей говорить мне, что это фигня. Мне не почудилось. Бабушка тоже слышала. Можешь завтра у нее спросить! Ты там, на улице, никого не видел?
– Нет. Мы прошвырнулись с парнями туда-сюда, но в деревне как будто все вымерли. Ну, мы и заглянули к внучкам бабы Мани. Гарик у нас парень новый, он приехал с Лехой, познакомили. Они были рады нам.
– Ну, еще бы! – съязвила девушка.
– А вот иронии не надо. И зависти тоже. Они нормальные девчонки.
– Ладно, нормальные, так нормальные. Что дальше было?
Степик наконец разделся и нырнул под одеяло, стянув его с Миры.
– Степик! – запротестовала девушка и все же умудрилась отцапать кусочек. – Бабушка говорит, что нечистая сила бродит по деревне и что на хуторе огни видели…
– Там точно кто-то есть. Мы прогулялись немного в лес и действительно видели свет в окнах. И еще свежие следы на снегу. Тропинку так изрядно протоптали… Видно, ходили не раз. Но это вряд ли нечистая сила.
– А кто?
– Не важно.
– Слушай, Степик, ты думаешь, это те самые евреи?
– Не знаю, те самые они или какие-то другие, но их присутствие на хуторе одинаково нежелательно для деревенских!
– Ты веришь, что они были колдунами?
– Не говори глупостей!
– А что тогда?
– Не важно.
– Нет, важно! Ты знаешь про этот хутор что-то и не хочешь рассказать мне.
– Откуда? Так ты слышала, как кто-то шатался вокруг дома?
Девушка кивнула:
– Ты скрываешь от меня что-то. Давай, колись, братец!
– Ничего я от тебя не скрываю. Просто я тебе так скажу: у тех людей, которые жили на хуторе, нет повода хорошо относиться к деревенским. Помнишь, сколько лет их упорно сторонились здесь? А помнишь, как деда Язика нашли в канаве у Болотянки? И пусть он ко многим залезал в огород, чтобы поживиться, и не раз нарывался и получал заслуженно, но все же… Тогда ведь поговаривали, что не с сердцем у него стало плохо, а хуторские поймали его у себя на огороде и отбили почки! А помнишь, как у нашей бабули корову отравили? Между прочим, тогда ветеринар приезжал и экспертизу делали. Ей в самом деле подсыпали какой-то дряни. Все, что бы ни случалось в Старых Дорогах, происходило не без помощи хуторских. По крайней мере, в деревне так считали. И, поверь мне, не без основания.
– Нет, не может быть! – недоверчиво протянула Мира. – Что же они, бандитами были что ли? Почему так неприязненно относились к деревенским? Зачем все эти ужасы?
– Нет, бандитами они, может, и не были, но их родственников репрессировали! Вот они и мстили деревенским за прежние обиды!
– Да это бред! – не поверила девушка. – Не иначе, деревенские сами досаждали им, а они в отместку…
– Мира, ты что, веришь, что наша бабуля смогла бы кого-то обидеть? Наша или Лехина?
– Нет, не верю… – нехотя согласилась девушка.
– Когда старый еврей умер, в деревне вздохнули с облегчением. Его, между прочим, даже на кладбище деревенском не похоронили. Где-то в лесу, недалеко от хутора, есть две могилы – его и жены. Я тебе говорю, они нелюди! Так вот, он умер, но дом остался, и туда приезжают его родственники. А местные мальчишки однажды паренька оттуда выловили и сильно побили.
– Какие мальчишки? Когда? – испуганно спросила Мирослава.
– Давно. И мы с Лехой Поляковым были там. Он старше был, но нас-то – больше…
– Степик, но зачем?
– Да ты не думай, Мира, не за просто так! Знаешь, сколько он напакостил нам? Мы шалаш построим, утром приходим – он разобран. Сети поставим, проверяем – пусты. Так ладно бы пусты, так еще и порваны. Тарзанку повесим на дереве, он ее обрежет. И все шляется вокруг деревни, все что-то вынюхивает, выглядывает. Особенно по ночам любил погулять, шутник такой был, баб местных попугать любил… То в тыкву свечку вставит, то простыню нацепит, а однажды выволок из леса коровий череп с рогами, нацепил его на палку, колокольчики повесил и в дом постучался. Темно было, ночью уже, бабулька открыла дверь, а там такое вот… Помнится, «скорую» тогда вызывали. А потом по деревне байки гуляют о нечистой силе. Мы и то сначала решили, может, и вправду, а потом… Знаешь, сколько ночей мы пролежали в засаде? И все же выловили его и отделали хорошенько, по крайней мере, охота околачиваться по деревне у него отпала, да, видно, не совсем! – пробормотал последнюю фразу Рудинский.
– Что? – переспросила Мира.
– Ничего, так что ты не думай, мы его не просто так… Он сам нарвался, ну а если погорячились немного, то это от злости!
– Но… Степик, а вдруг он… Вдруг он просто хотел подружиться с вами и не знал как?
Степик усмехнулся:
– Странный способ он выбрал, ты не находишь?
– А если бы он запросто подошел к вам и предложил дружить, вы бы приняли его в свою компанию?
– Вот еще! Конечно, нет! – решительно заявил Степик.
– Я так и думала! И он, я думаю, тоже это знал… Так что, ты считаешь подозрительным тот факт, что сейчас кто-то из них объявился на хуторе? Ты думаешь, кто-то с хутора ходил вокруг нашего дома? Тебя это беспокоит?
– Я вообще ничего не считаю. Просто хочу, чтобы никто из них не появлялся в деревне. И не хочу, чтобы опять что-то случилось! Тогда, лет десять назад, это были лишь детские шалости! Теперь мальчишка вырос, вдруг ему захотелось поиграть по-крупному? Слушай, давай не будем заморачиваться на ночь глядя! Дом-то на хуторе все равно принадлежит им. Ну, или их родственникам. А может, они его и вовсе продали кому-нибудь под дачу! Правда, я не представляю, чтобы нашлись такие дураки, которые захотели бы купить этот дом! С такой-то историей…
– Нет, Степик, мне все равно не понятно, в чем эти люди виноваты?
Рудинский пожал плечами:
– Ты у бабули спроси, когда я родился, хутор уже был зоной отчуждения для Старых Дорог! А вообще мне кажется, все дело в том, что они евреи, и все!
– Так в деревне ведь не нацисты живут! Да и не антисемиты.
– Слушай, Мир, ты меня не грузи! И вообще, давай спать!
– Ладно! – согласилась девушка, хоть ей и хотелось еще поговорить.
Мирослава собралась уже слезть с кровати, но Степик неожиданно удержал ее за руку.
– Слушай, Мира, пообещай, что не сунешься на хутор!
– Я что, похожа на сумасшедшую? – возмутилась та и на цыпочках пробралась к себе. Впрочем, не стала бы утверждать это так категорично. Немного поразмыслив, она решила: на хутор не мешало бы заглянуть. И сделать это нужно прямо завтра. Не стоит откладывать.
Нет, разумеется, Мирослава не была отчаянно смелой и бесстрашной, но загадки и тайны манили ее, возбуждали любопытство. К тому же она терпеть не могла, когда ее считали маленькой и глупой и пытались отгородить от жизни…
Ей было всего семнадцать лет, и то, что происходило между хутором и деревней, прошло мимо нее. Хотя слышала Мира множество всяких историй о хуторе, однако никогда не воспринимала их всерьез. Все эти рассказы скорее напоминали народные предания, а то и вовсе сказки. Хутор всегда оставался чем-то нереальным для нее, а теперь вот стал явью.
Мирослава еще долго ворочалась в постели и слышала, что и Степик тоже не спит, ворочается и вздыхает. И бабушка вставала за ночь не раз. Выходила попить воды, вглядывалась в ночь за окном, проверяла, вернулся ли внук, и тихо бормотала что-то себе под нос.
И брат, и сестра проснулись поздно. Бабуля уже успела напечь блинчиков и сварила наваристый густой куриный суп.
Степик, проснувшись первым, перегнулся через спинку кровати и закричал в щель между дровами:
– Подъем, соня, уже обед!
– Степик, ты достал! Ты мне всю ночь спать не давал! – недовольно пробормотала девушка, переворачиваясь на другой бок.
– Ого! Какие двусмысленные заявочки! – хохотнул Рудинский.
– Хам! – огрызнулась Мира, отрывая голову от подушки. Отбросив в сторону одеяло, она спустила ноги с кровати и, засунув их в комнатные тапочки, прошлепала к окну, на ходу убирая с лица непослушные пряди.
А за окном все сверкало и серебрилось в ярких лучах солнца. Голубая лазурь неба, кружева инея и длинные тени на снегу…
– Ой, на улице самая настоящая зима! – воскликнула девушка и невольно поежилась. Холода Мира не любила.
– Классная погодка! Мы сегодня с друзьями обещали девчонок на горку сводить! – Степик подошел сзади, натягивая на футболку свитер, и тоже глянул в окно.
Мира с удовольствием бы сходила на горку… Жаль, не с кем… Она не могла попросить Степика взять ее с собой. И друзья, и компании у них всегда, с самого детства были разные. Разница в семь лет в этом плане была ощутимой. Мира считалась маленькой для окружения Рудинского, а у самой здесь никогда и не было друзей.
– Унукі мае, – в комнату заглянула баба Нина. – Снеданне ўжо гатова, стыне. Хадземце, паядзім. Сцяпан, ты не замерз уночы?
– Нет, бабуль, нормально спал. А че, может, дров наносить еще за грубку? Или ты хочешь печь топить?
– Трэба печ затапіць! На вуліцы халодна, а бабы кажуць, што будзе яшчэ халадней! Я ўранні печ вытаплю, а вечарам грубку, і будзе цёпла! А то яшчэ памерзнеце ў бабы! Я к вечару кашы пшоннай хочу зрабіць, Міра яе любіць. На вячэру з малаком паясцё!
– Для Миры, как всегда, все самое вкусное! – проворчал Степик и, отвернувшись от окна, побрел в переднюю комнату, где баба Нина уже наливала им горячего бульона. – Что за несправедливость!
– Вот повозмущайся еще, и я тебе ничего не оставлю! – усмехнувшись, сказала ему в спину девушка, следуя по пятам.
Они уселись за стол и тут же набросились на еду. Трапеза затянулась до полудня, поэтому и за водой к колодцу выбрались только после обеда.
Летом к колодцу вдоль заборов вела тропинка, сейчас же ее основательно и безнадежно замело снегом. Поэтому они вышли на проезжую часть, расчищенную и накатанную, блестящую, как стекло. Мира сделала пару шагов и, поскользнувшись, шлепнулась. Ведро с громким стуком отлетело в сторону, всполошив стаю ворон, а Степик обернулся и рассмеялся.
– Очень смешно! – обиженно буркнула девушка.
– Ты права, куда смешнее было бы, если бы ты упала с полным ведром! – беспечно отозвался Степик.
Мирослава состроила ему рожицу.
Степик отвернулся и пошел дальше, посмеиваясь, а Мира, с трудом поднявшись, поплелась следом, размышляя, какую бы гадость ему устроить. Сперва решила подножку подставить, но, здраво оценив собственные возможности, передумала. Зато слепила снежок. Хороший такой, большой и крепкий.
– Степик! – окликнула братца медовым голоском.
Рудинский обернулся, хоть и предполагал, что сестренка может устроить ему какую-нибудь «заподлянку». И не ошибся. Снежок полетел ему прямо в лицо. Он уклонился от снежка и ринулся к девушке, на ходу сгребая снег в ладони.
– Степик!!! – завизжала Мирослава и, откинув в сторону ведро, заметалась на дороге. – Степик, так не честно! Ты просто гнус!
– А кто говорит о честности? – смеялся тот.
Мира побежала к бабушкиному дому, намереваясь провернуть обходной маневр, чуть не упала, едва удержавшись на ногах, правда, очень ненадолго. Ее настиг снежок, разбившись о спину, а потом и Степик. Он толкнул ее и повалил в сугроб на обочине дороги.
– Степик, пусти! – заверещала девушка.
Она отчаянно отбивалась, но братец-то был сильнее. Он обсыпал ее снегом, так и норовя запихнуть его за шиворот куртки. Мира смеялась, визжала, загребала снег руками и бросала его в Степика.
Она первая вскочила на ноги и стала отряхиваться.
– Степик, я уже вся мокрая! – пожаловалась.
– Так и я не лучше! – возмутился Степик. – Но теперь мы квиты!
– Квиты, квиты! Ты мне лучше помоги отряхнуться!
– Ты лучше домой иди, я сам принесу воды. А то еще замерзнешь и заболеешь, как раз под Новый год!..
– Нет, все нормально! Не замерзну! Пошли ведра собирать, а то люди подумают, что мы с тобой сошли с ума!
– Люди? Да где здесь люди! Не видать никого!
Мирослава огляделась по сторонам.
– Что значит, никого? Вон, смотри, кто-то идет! – сказала она, кивнув на идущего по дороге им навстречу мужчину. Но особого значения его появлению не придала. Ну, идет себе человек и идет. Мало ли куда идет и зачем.
Гораздо больше ее заботило то, что бабушка небось уже волнуется из-за их долгого отсутствия.
И только когда мужчина поравнялся с ними, в глаза бросился низко надвинутый капюшон, словно специально скрывающий лицо.
Мира проводила незнакомца недоуменным взглядом и обернулась к Степику.
– Ты чего? – спросила его, заметив, как пристально брат смотрит вслед мужчине.
– Да так… – уклончиво ответил Степик, направляясь к разбросанным ведрам.
– Ты его знаешь? – не отставала девушка.
– Нет.
Баба Нина действительно волновалась. Закутавшись в пуховый платок, стояла на крыльце, высматривала внуков.
– Сцяпан! Міраслава! А дзе вы былі? Я ўжо думала, мо здарылася што! Думала, мо ў калодзеж зваліліся!
– Да нет, бабуль, все нормально! Мы с Мирой просто решили детство вспомнить! – улыбнулся Степик.
– А-а… ну давайце хутчэй у хату! – старушка с большой осторожностью повернулась на крыльце и взялась за ручку двери, но, как будто что-то вспомнив или только сейчас заметив, обернулась. – Міра, а што гэта ты нейкая мокрая ўся?
– Да это я так, бабушка! Мы со Степиком немного в снежки поиграли! – ответила Мира, а у самой зубы уже отбивали дробь.
– Ай-ай-ай! – укоризненно покачала головой баба Нина. – Якія сняжкі? Мароз вунь які на вуліцы! Давай у хату хутчэй і скоранька чаю гарачага! Во, толькі табе ў бабы захварэць не хватала!
Ожидая, пока Степик приготовит чай с малиной, Мирослава сбросила с себя мокрые джинсы и куртку, натянула вельветовые спортивные штанишки, теплые шерстяные носки и забралась к себе на кровать. Натянув одеяло на колени, отодвинула занавеску в сторону, намереваясь немного почитать, согреваясь. Степик и бабушка то и дело заглядывали к ней. Братец даже не раз дотрагивался до ее лба, проверяя, нет ли температуры. Их искреннее участие и забота были приятны.
Степик не пошел с друзьями на горку, как собирался. Вместо этого, устроившись у себя в закутке, тоже с книгой, нет-нет да и вытягивал шею, чтобы убедиться, что с сестрой все в порядке.