(Не) мой жених

Глава 37

Аннабель

— Мне даже не верится, что у меня теперь есть деньги на его лечение, — радостно верещу рядом идущему другу, направляющемуся вместе со мной к комнате Ромы. — Я до последнего думала, что что-то сорвётся… Но оказалось, что передача активов это несколько подпись, а остальное за тебя сделают юристы!

Мы прилетели в Штаты всего несколько часов назад, которые оказались мне вечностью, отделяющей меня с Ромой. И пусть Алекс, пытался меня успокоить или пошутить, я сидела как на иголках в комфортабельном автомобиле и с нетерпением ждала момента, когда скажу брату, что скоро он встанет на ноги.

— Не жалеешь? — спокойно задаёт вопрос Алекс, мирно наблюдающий рядом скачущую обезьянку в виде меня.

— Не поверишь, но нет! — отвечаю, вмиг успокоившись. — Может быть раньше компания имела для меня какое-то значения, но сейчас… никакого. Словно блокнотик красивый продала. Было жалко лишь, когда отдавала, а потом забыла.

— А про Льва, — уточняет Алекс. — Ты могла ему сказать, что деньги нужны Роме, и он бы тебе их дал. Не жалко было оставлять его одного, зная, что он всё ещё любит тебя?

— Нет!

— Упрямая ты моя… — выдыхает Алекс со смехом.

— А тебя только к таким и тянет, — передразниваю его и распахиваю дверь в комнату Ромы.

Брат сидит у окна в своём инвалидном кресле, а сиделка его кормит с ложки жидкой субстанцией. Она медленно подносит ложку к его губам, а он нехотя распахивает и «есть», хоть по его лицу видно, что ему не очень хочется делать это сейчас.

Заметив нас с Алексом, Рома начинает злиться и отказывается есть, боясь оказаться в моих глазах слабым, беспомощным и… мне всё ещё стыдно за ту истерику, которую я устроила. Он не виноват, что из-за аварии стал таким, а я кричала о каких-то обещания. И думаю, это тоже повлияло на него.

Дура!

Не могла промолчать!

Но сделанного уже не воротить…

— Привет, — приветствую Рому с улыбкой. — Не будешь больше? — указываю глазами на кашу и иду к нему, забирая тарелку с едой из рук сиделки. — Ну и зря! — беру ложку и пробую на вкус. — Довольно вкусно и полезно! Ты не будешь? Я доем? Или ты всё же будешь? — подношу ложку с кашей к его губам, как бы спрашивая его и он слегка приоткрывает рот, аккуратно принимая пищу. — Ага, не хочешь делиться, — со смехом журю его, одарив улыбкой, заметив еле заметную на его губах. — Будешь ещё? — вновь интересуюсь и, взяв ещё немного каши, даю её Роме, а он послушно открывает рот, сопровождая своё действие урчанием в животе.

Мне больно смотреть в его глаза и видеть там беспомощность и весь спектр чувств, что бушуют в нём и не имеют возможности выплеснуться. Я хочу смотреть на него уверенно, показывать, что меня не напрягает его новое положение, и я отношусь к нему спокойно, но это очень трудно, когда ты испытываешь жалость и тебе хочется плакать. Но если я это покажу, то оттолкну его от себя и это может снизить шанс на его выздоровление. Поэтому я играю, как самый талантливый актёр. И роль моя называется «Весёлая сестрёнка».

Думаю, Рома это всё понимает, но вынужден верить мне. Алекс, что сидит на кровати Ромы, в отличие от меня, не скрывает своей жалости, но жалко ему меня, а не Рому. Он знает мне слишком давно и понимает сколько сил мне стоит скрывать свои эмоции. Пару дней назад я спросила друга, как он относится к моему брату, не жалко ли ему его, а тот ответил, что нет. Потому что Рома выжил, потому что у него есть я, а значит он встанет на ноги.

«Сильных мужчин жалеть не стоит, потому что каждая неудача, препятствие и испытание — это новая порция сил» — сказал мне Алекс и причислил Рому к сильным личностям.

Через несколько ложек брат перестаёт есть, отказавшись разжимать губы. Глазами смотря то на кашу, то на мои губы, словно предлагает мне съесть ложку.

— Хочешь, чтобы я попробовала ещё? — спрашиваю его и, не дожидаясь ответа погружаю ложку в свой рот, причмокнув от наслаждения. — Помнишь, я раньше не очень любила овсянку, но сейчас мне она даже нравится, если туда фруктов добавить. Бананов, например, — закатываю глаза от удовольствия и протягиваю Роме ложку с кашей, чередуя их то мне, то ему. — У меня, к слову, вкусы очень сильно поменялись. Ты наверно заметил, — указываю на свою одежду, продолжая его кормить, делая это уже на автомате. — Помнишь, как мы вместе с Катериной и её мужем ходили за продуктами? Вы в тележку складывали правильные продукты, а я… а я сладкое… и постоянно на ваши каши говорила «Фу… мерзость» — кривляюсь, изображая себя прежнюю. — «Как вы можете это есть… поросячий кайф… фу… бе…»

С кровати Ромы доносится смех, и я, быстро кинув взгляд туда, посылаю рожицу смеющемуся другу.

— Принести ещё каши, госпожа, — спрашивает меня сиделка и только сейчас я соображаю, что мы на пару с братом съели всю кашу.

— Ой, — поднимаю глаза на Рому. — Извини! Будешь ещё или… — взгляд в окно. — пойдём погуляем? Я тебе буду рассказывать, как живу сейчас и чем живу!

— Господин Роман не любит прогулки, — произносит женщина.

— Не любит? — восклицаю, возмущённо посмотрев на брата. — Поэтому и такой бледный и худой! На вампира похож! Притом не на того сексуального из фильмов… А, ну марш на улицу! — приказываю ему, стоя из себя строго родителя, отчего на лице брата расцветает полуулыбка. — В доме есть пандусы? — спрашиваю сиделку. — Или как нам спуститься?

— В балконе есть лифт, — оповещает она нас. — Господин Гринберг построил его для господина Романа.

— А я то раньше думал, зачем отцу на балконе лифт, — сам себе говорит Алекс. — И всё это время Рома был под моим носом, а я даже не догадывался… Вот отец! Вот шпион!

— Прекрасно! — выдыхаю, оглядывая брата и после наклонившись целую его в щеку. — Это чтобы они покраснели! — проговариваю, смотря ему в глаза, зная, что смысл моих слов до него точно дойдёт.

«— Ром, прекрати! Отстань, — пытаюсь вырваться из рук брата. — Ты мне сейчас всю косметику сотрёшь.

— Она тебе не нужна, — тянет брат, продолжая надвигать на меня с ватным диском, на котором средство для снятий макияжа.

— На улице мороз, а от них у меня щёки краснеют, — жалостно прошу брата. — Ты и так заставляешь меня сейчас тащиться через полгорода. Не люблю красные щёки! Рома-а-а…

— Полюбишь, — произносит брат и, добравшись до моих щёк, ватным диском стирает с них косметику, после чего я послушная, но злая и обиженная даю стереть всё. Закончив со снятием макияжа, мягко касается губами моей щеки и проговаривает. — Это что-то они точно покраснели. Люблю твои красные, румяные щёчки!

Итак он делал каждую зиму, когда видел на моём лице косметику.

Теперь я буду мстить!

По-доброму и во имя смеха, но всё же… Маленькая месть — залог хорошего настроения. И думаю, брат не против крохотной капли нежности и ласки.»

— Так вот… — начинаю свой рассказ, покатив коляску с братом на балкон, бережно укутав его ноги в плед. — … а потом я устроилась в Крабеллу, помощницей Льва! Представляешь? Я носила ему кофе, делала мелкие поручения и даже не догадывалась, что компания, в которой я работаю, частично принадлежит мне! Но вот… Льву я почувствовала и сразу к нему потянулась. А потом… — замолкаю и остановившись, обхожу коляску и встаю перед братом, присев, чтобы оказаться на уровне его лица. — А потом я вспомнила всё и… и тебя вспомнила… но мне сказали, что ты погиб, — слеза катится по щеке. — И я так рада, что ты жив, Ром! Скоро ты встанешь на ноги, и мы вернёмся в Россию или… хочешь, поедем в другую страну! Я всегда буду с тобой! Куда бы ты ни пошёл, я твоя тень! Я не смогу больше потерять тебя…

Смотрю на брата и вижу, что в уголке его глаз, тоже скопились слёзы, но брат упорно их держит, не давая покатиться, а зря… я его не осужу за маленькую слабость.

— Не надо плакать, Ром! — кидаюсь и аккуратно его обнимаю. — Я с тобой! Слышишь?! И больше никуда не денусь! Ты встанешь на ноги! И будешь самым счастливым! А потом мы на твоей свадьбе погуляем! Детишек твоих нянчить будем! Я тебе обещаю! Слово недоученного ветеринара даю! Если они не смогут, то я прооперирую, только… у тебя хвоста нет… но это так… мелочи! Пришьём! Я тебя вылечу!