( Не ) настоящая жена для магната

Глава 21

Марина

— Ма…рин, — слабый едва уловимый шепот разрезал гнетущую тишину и я вздрогнула.

Сорвавшись с места, бросилась к постели сестры и чуть было не закричала от счастья. Машенька пришла в себя!

— Маша, миленькая, ты очнулась, — слезы невольно заструились по моим щекам. Я взяла сестру за руку и, поднеся ее теплую ладонь к лицу, прижалась к ней губами. — Слава тебе Господи!

Перегнувшись через нее, нашла кнопку вызова персонала и нажала на нее.

— Я так рада, Мань! Так рада! — повторяла я сквозь слезы, не выпуская ее руки. — Думала, уже никогда не услышу твой голос. Как же ты меня напугала, больше никогда так не делай.

Маша мягко улыбнулась и сплела наши пальцы.

В этот момент в моей груди словно вулкан взорвался, приятный жар распространился по венам, заползая в каждую клетку. Счастье, полное и безграничное, наполнило душу живительной силой. Сердце затрепетало от радостного предвкушения. Теперь все точно будет хорошо. Больше нам никакие преграды не страшны.

— Где я? — все еще сиплым от долгого сна голосом прохрипела сестренка. — Что со мной случилось?

— Ты поехала в Париж на день рождения, помнишь?

Маша кивнула.

— Вы с подругами сидели в кафе, а потом…

— Там была машина, — она подхватила мой рассказ и болезненно поморщилась. — Я помню яркую вспышку, затем все померкло.

На несколько секунд воцарилось молчание, во время которого она словно хотела осмыслить все случившееся. На красивом лице пролегли тени, губы сжались в тонкую линию и только расширившийся зрачок выдавал, как больно и тяжело ей было.

Если бы я только могла облегчить ее страдания! Забрать часть себе, только бы ей было хорошо.

— Не думай. Главное, ты уже пришла в себя. Скоро тебе проведут операцию, и все наладится…

Я не смогла договорить. В палату вбежала медсестра и, позвонив мосье Полю по сотовому, настойчиво велела мне удалиться.

В просторном светлом коридоре, выполненном в современном стиле и выдержанном в теплых тонах, кипела привычная жизнь. Двое охранников в черных костюмах стояли по обе стороны двери, провожая всех и каждого сканирующими взглядами. Герман расположился чуть в стороне, на небольшом белом диване. К нему я и направилась.

При виде меня, мой защитник почтительно поднялся. На его некогда непроницаемом лице появилось нечто похожее на улыбку.

Я села на край дивана и жестом попросила его сделать тоже самое.

— Маша проснулась, — не знаю, почему, но вдруг захотелось поделиться с ним своей радостью. — Врач сейчас осматривает ее.

— Уверен, с вашей сестрой все будет хорошо.

— Она у меня сильная. Намного сильнее меня. Настоящий боец…

Слова лились сами собой, я уже не контролировала себя. Правильно говорят, что с незнакомцами куда проще делиться своими переживаниями, чем с самым близким и родным на свете человеком. От чужого ты не ждешь одобрений, не боишься его осуждения или непонимания. Ты просто говоришь все то, что лежит на сердце и все. Просто потому что тебе это необходимо.

— Она ведь не всегда была больна. Первые признаки появились, когда мы учились в школе. Уже тогда родители делали все возможное, чтобы отдалить нас друг от друга. Мы учились в разных концах города в двух разных гимназиях и мало кто знал, что у четы Куликовых на самом деле две дочери… близнецы. Я все думаю, зачем они это делали. Почему всеми правдами и неправдами пытались разлучить нас?

Вскинув голову, я встретилась взглядом с холодными, непроницаемыми глазами Германа. Мужчина слушал меня. Внимательно. Ловя каждое слово. Мне кажется, он и не умел по-другому. Если и делал что-то, то до конца, доводя до совершенства.

Я уважала таких людей. Искренне. Отчасти потому, что сама никогда не грешила особым усердием, отчасти из-за что, что люди по своей натуре существа эгоистичные и всегда стремятся к лучшему, хоть и сами никогда такими не станут.

Моя творческая натура была изменчива и до крайности шаловлива. Не раз мне приходилось страдать из-за нее, пересиливать, ломать себя, потому что другие ждали от меня прилежности и усердия. Потому что я постоянно должна была соответствовать. Сначала это были ожидания и требования родителей, потом и общества в целом. Я была кем угодно: дочерью, сестрой, дублершей, женой… Но никогда собой. И это тяготило…

— Очень трудно понять вашу семью, — вкрадчивый голос телохранителя пробил пелену грустных мыслей и замаячил вдали, подобно слабому лучику света, — почти невозможно. Да и зачем вам это? Вы ищите оправдания людям, которые этого не заслуживают. Конечно, у меня не было семьи, я не знаю, какой она должна быть. Мне это незнакомо. Зато я знаю, какой точно семья быть не должна. Лживой. Ложь убивает. Разрушает даже самые надежные строения. Проникает в фундамент, как плесень, и разъедает изнутри. Семья ваших родителей давно прогнила. Ее уже не спасти. Но в ваших руках ваша собственная, та семья, которую создадите вы сами. Думайте лучше о ней и о том, чтобы ваши дети никогда не узнали того, через что прошли вы с сестрой.

Я подняла глаза. Герман внимательно смотрел на меня. Некоторое время мы сидели в тишине, нарушаемой лишь звуком торопливых шагов персонала. Наконец, мужчина поднялся и, замерев передо мной во весь рост, дружески подмигнул.

— Не думайте о прошлом. Жизнь слишком прекрасна, чтобы тратить ее на грустные воспоминания. Лучше оглянитесь по сторонам. У вас есть все, что нужно для счастья, — с этими словами он кивнул в сторону лифта.

Я проследила за его взглядом и увидела Артема. Муж, улыбаясь, шел к нам. В строгом деловом костюме и белоснежной рубашке. Истинный хозяин жизни. Моей жизни…

Как же я его любила! Иногда я боялась силе собственных чувств. Казалось, человек просто не может быть настолько привязан к кому-то. Так, чтобы всецело покориться ему, раствориться в нем без остатка.

На моем пальце сверкало его кольцо — бриллиант столь изумительной чистоты и огранки, что порой я не могла оторвать от него глаз, точно он обладал какой-то магической силой. Символ того, что я больше не одна. И он не мог укрыться от внимания сестры.

Маша точно его заметила…

Холодок дурного предчувствия прошелся по моему позвоночнику, стирая улыбку с губ.

Что же я скажу ей? Как объясню…

Слезы снова выступили у меня на глаза.

— Олененок? — спросил Артем, обнимая меня. — Что-то не так?

Все… все не так. Почему каждый раз, когда я хочу стать счастливой, возникает какое-то новое препятствие? Почему все так? За что?

— Марин, скажи мне, от чего эти слезы? Что случилось?

— Я просто… просто счастлива, вот и все, — прошептала я, пряча лицо у него на плече.

Артем притянул меня к себе, целуя волосы, висок, стирая мокрые дорожки с щек и слегка покачивая из стороны в сторону. Я бы хотела навсегда остаться в этих объятиях. И чтобы не было никаких проблем. Чтобы ни одна преграда не стояла у нас на пути.

Осторожно подхватив меня под руку, муж отвел меня в комнату отдыха, где мы часто бывали прежде. Усадив меня в одно из мягких кресел, он вытащил из кармана носовой платок и вытер мне глаза.

— Лучше?

Я молча кивнула.

— Вот и хорошо, — Артем присел передо мной на корточки и взял мои холодные руки в свои. — А теперь рассказывай, почему ты плакала, — наклонившись, он провел губами по моей ладони. — Хватит с нас тайн.

Я подняла голову и посмотрела на него.

— Маша… — наконец, я заставила себя заговорить. — Она пришла в себя.

— Так это же замечательно! Значит, скоро можно будет провести пересадку, и мы вернемся домой.

Домой…

Это слово ранило в самое сердце.

А есть ли он у меня?

Я сделала медленный вдох.

— Я… я боюсь, Тем. Мне очень страшно…

Артем нахмурился. Между его густых темных бровей залегал глубокая складочка.

— Маша ведь не знает ничего… про нас, про маму с папой… — мой голос предательски задрожал, в глазах снова заблестели слезы. — Она возненавидит меня. Никогда не простит… Боже, что мне делать?

Артем резко встал и, подхватив меня на руки, усадил на свои колени и крепко прижал к себе.

Его горячее дыхание коснулось моего виска, твердые губы проложили цепочку поцелуев до самых губ.

— Марина. Моя маленькая глупая девочка. Как же ты любишь драматизировать.

— Но это правда! Маша должна была стать твоей женой, она хотела этого, готовилась, а теперь…

— А теперь моя жена — ты. И я люблю тебя, дурочка. Слышишь меня?! Люб-лю, — повторил по слогам. — Так что хочет она этого или нет, нравится ей это или не нравится, но Маша должна это принять!

Артем поцеловал меня. Долго и жадно, будто клеймил своей печатью, присваивал и ставил перед фактом:

«Его. Только его. Не отпустит».