Глава 29. Поцелуй на рассвете


Маленькая склянка, наполненная жидкостью, чистой и прозрачной, как слеза, неумолимо падала в чёрную бездну. Настолько глубокую, что даже лучи солнца тонули и терялись в ней. Хотя какое там солнце в Смоляных горах то? Как и какое там дно в пропасти, прозванной Обрывом скорби, к краю которой даже приблизиться боялись, не то чтобы вниз глянуть.

А хрупкая бутылочка всё падала и падала, пока вдруг со всего размаха не налетела на выступ, напоминающий коготь на лапе огромного хищного зверя. Наскочила и мгновенно зашлась трещинками, словно паутиной обернулась. И моментально разорвалась на мелкие кусочки, брызнув мириадами серебряных звёзд вверх, вниз и в разные стороны.

Подобно крохотным светлячкам в небе, звёзды засуетились, заметались, а потом успокоились и медленно закружили в волшебном танце, оседая кто на изломе в скале, кто на носу у любопытной горной ящерки, кто просто на покрытых песочной пылью камнях. А те, что продолжали падать, подхватил холодный ветер, встряхнул, запутал в своих вихрях и разбросал по разным концам обрыва: кого – вправо; кого – влево. Проснись кто в столь ранний час и выгляни на улицу, подумал бы, что небо устроило звездопад: столько ярких сверкающих брызг было вокруг.

А серебряный хоровод не останавливался и продолжал, кружась, опускаться. Туда, где царила непроглядная мгла, где день изо дня было промозгло и сыро, и жизни не было никакой. Настоящее логово смерти – повсюду темень и невыразимая печаль.

Два «светлячка» осели на чёрно-бордовую лужицу и растворились в ней. К ним присоединились ещё два, а следом посыпался целый ворох, словно в разгар праздника вытряхнули из мешка мерцающее конфетти. Серебряный дождь смешался с грязью, пропитанной кровью, подсветил розовый камушек в золотой оправе, которому красоваться бы на пальце счастливой невесты, а он по воле случая закатился под вросший в земную твердь валун, и бережно коснулся мёртвого тела, распластанного по земле. Волшебная пыль мелкой моросью осела на длинных ресницах, густых бровях, бледной коже и ничем неприкрытых ранах. И раны вдруг принялись затягиваться, к щекам хлынул румянец, и на последних падающих звёздах, словно по взмаху волшебной палочки, сердце внезапно дёрнулось и зашлось слабым, но мерным стуком. Эйгон сделал глубокий вдох и открыл глаза.


***

На башмаки было не плевать – их Арлина подхватила в первую очередь, когда ветром вылетела из хода в башню в пустой кабинет.

Мартан и там всё перерыл: бумаги и письма были разбросаны по полу; гобелен с потайной дверцы был содран и валялся затоптанный в углу у окна. Оставшиеся при принце стражники лежали на ковре в обнимку с мечами и острыми пиками и громко храпели. Когда проснутся, первым делом будут уверять себя и друг друга, что всё произошедшее – кошмарный сон. А затем посмотрят по сторонам и сделают нужные выводы. Ещё и Мартан поможет: оживит воспоминания, преподаст всё в нужном ему свете и красках, и держись, Арлина! Второго шанса сбежать точно не будет.

Высокие двери, ведущие на улицу, распахнулись, и Арлина зажмурилась. Всё вокруг искрилось, как искрится первый снег, чистый и нетронутый даже лапами белок. Но снега не было – сплошная подмороженная грязь и камни. Но даже последние блистали так, будто не простыми булыжниками были, а роскошными бриллиантами.

В любое другое время Арлина замерла бы на месте и полюбовалась волшебной красотой. Сейчас же ей пришлось вдохнуть холодный воздух и броситься бежать по кривой, обрывистой дороге в сторону голого, но дремучего леса. Надо успеть затеряться среди деревьев, пока солнце ещё не слишком высоко. И даже лошадь отвязывать не было времени – лучше выкроить лишние секунды и нырнуть скорее в чащу, и попытаться найти укрытие.

Деревья мелькали с завидной скоростью. Колючие сухостои обдирали ноги и руки, но Арлина не чувствовала боли. Осядь она на землю, переведи дыханье и отдохни, может, взгляд упал бы на царапины на коже, и боль дала бы о себе знать. Но любая остановка могла стать роковой: Мартан в покое её не оставит и, наверняка, уже взялся прочёсывать всё в округе. Но, даже если удастся от него скрыться, то что дальше? Куда податься? Кого просить о помощи? Отец в ловушке – к нему не подступиться, ему никак не помочь, а друзей никого нет. Может, Лавиндеры? Худо-бедно, но Максимилиан её знает… Но идти в Солнечную бухту пешком без корки хлеба за пазухой было сродни безумию. Однако любое безумие не казалось и близко таким страшным, как вероятность вновь оказаться в плену у Мартана. Во второй раз цепи будут прочнее, и Арлине придётся навеки стать его игрушкой.

Только вот сколько ни беги, рано или поздно ноги начинают подкашиваться, силы покидают, а солнце, как назло, всё быстрее и быстрее поднимается из-за гор, лесная чернота расступается, и хорошо становится видно, что там мелькает среди деревьев.

Арлина прислонилась к крупной ели, отдышалась и прислушалась. Где-то неподалёку хрустнула ветка. Девушка осторожно выглянула из укрытия и облегчённо выдохнула, заметив среди сухих обломков шаловливую белку. Та тихонько возилась, выкапывая среди вороха листьев неразгрызанные орехи, как вдруг насторожилась, дёрнулась, метнулась к самому высокому дереву и, заскочив чуть ли ни на самый верх, свесилась оттуда вниз головой, с любопытством наблюдая.

Сердце Арлины упало. Теперь и она расслышала то, что белка почуяла ещё издали. Топот копыт. Спешили. Потом вдруг остановились, развернулись и вновь пустили лошадь в галоп. А дальше хуже. Арлина услышала голос Мартана.

– Арлина, поиграли, и хватит! – кричал принц, скользя взглядом по голым стволам. – Я знаю, ты где-то рядом. Кусок кружева с твоего платья застрял в шипах терновника.

Арлина покосилась на подол платья. Кружевная оборка отпоролась, порвалась, и её остатки, держась на тоненькой ниточке, свисали куцей тряпкой.

– Ну! – Голос бывшего жениха уже был настольно противен, что от каждого нового вопля пульсировало в висках. – Или мне и твоего отца сбросить в пропасть? Тогда, может, будешь сговорчивее.

И в этот момент Арлина поняла, что от Мартана ей никуда не деться. Даже если снова случится чудо, и судьба подарит ей новый шанс на побег, она не примет его, пока жизнь отца в руках такого чудовища.

Собравшись с духом, Арлина вышла из-за ёлки и замерла на месте. Завидев девушку, Мартан довольно хмыкнул и развернул лошадь в направлении беглянки.

– Разве я не гений? – протянул принц, ударившись каблуками сапог о землю и вразвалочку направляясь к Арлине. – Я бы ради своего папаши и зубами не клацнул, а ты… – Мартан тронул девушку за острый подбородок, – ради старика де Врисса любой танец спляшешь.

– Ты просто сволочь, – процедила Арлина. – Сволочь, которой на всех плевать. И рано или поздно ты сполна за всё ответишь.

– Интересно, кто же свершит правосудие? – ухмыльнулся принц, больно сжимая подбородок девушки пальцами.

Арлина скривилась и дёрнулась.

– Не отпущу ведь, ты знаешь, – ласково пел Мартан, но ноты брал фальшиво. – А теперь ступай обратно. В замок. Надеюсь, те идиоты уже очнулись.

Надо пересилить себя и подчиниться приказу, но ноги как приклеились.

– Да иди же!

Мартану надоело ждать, и он грубо толкнул девушку в направлении тропинки.

Зловещее урчание прокатилось по лесной чаще. Мартан дрогнул, подался вперёд. Одной рукой схватил Арлину за локоть, второй – вытащил меч из ножен и принялся испуганно озираться по сторонам. Угрожающий рык повторился прямо за спиной, за стеной из елей, что почти переплелись друг с другом пушистыми лапами. Мартан и Арлина медленно обернулись, и обоих сковал ужас.

Колючие ветви раздвинулись, пропуская вперёд огромного бело-серого волка. Шерсть на его спине и шее взъерошилась, а глаза горели таким ненасытным огнём, что Арлина поняла – пощады не будет. Ну, и хорошо. Лучше так. Лучше погибнуть от клыков голодного хищника, чем стать куклой у человека с душой зверя. Лучше позволить растерзать своё тело, чем душу. И, если чудище будет милостиво и разорвёт их обоих – и её, и Мартана, – то отца минует участь Эйгона.

Имя любимого эхом отозвалось в каждом уголке сердца. Как жаль, что всё обернулось именно так. Но против судьбы не пойдёшь... Ведь так, кажется, говорят провидцы?

Волк напрягся и приготовился к прыжку.

Одна секунда, две.

Когда же он, наконец, сорвётся с места и положит конец мучениям?

Три, четыре.

Мартан сжался и лихорадочно соображал, не спуская со зверя глаз.

Пять, шесть.

Хищник разинул пасть.

Семь.

Мартан разжал пальцы, сжимавшие руку Арлины, и со всей присущей ему силой толкнул девушку навстречу волку, при этом шепнув:

– Прости, дорогая, но пока он будет жрать тебя, я успею спастись.

От столь сильного толчка Арлина не устояла, подалась вперёд. Нога запнулась о камень, девушка упала и в ту же секунду крепко зажмурилась от страха, так как волк сорвался с места и бросился прямо на неё. Но, вместо того, чтобы навалиться всем весом на беззащитную жертву, он оторвался лапами от земли, перепрыгнул через пригнувшуюся к земле девушку и сбил с ног Мартана, не успевшего ничего сообразить и никуда удрать. Впился зубами в руку, заставляя принца разжать пальцы и выпустить острый клинок, а затем вонзил лезвия клыков в шею и, только разорвав Мартана на части, успокоился.

Арлина не дышала. Она вспоминала. Вспоминала дорогу из Озёрного края в Смоляные горы и волка, что спугнул её на Волчьей тропе. Это ведь он! Тот самый! Тот, про которого все взахлёб уверяли, что он ей привиделся. И даже Эйгон.

И, словно услышав девичьи мысли, волк оторвал от земли перепачканную в крови морду, повернулся в сторону девушки и недовольно сверкнул глазищами. Не хищно, не голодно, а раздражённо и устало, будто хотел спать.

Арлина не выдержала, вытянула руку вперёд, и зверь тут же понял намёк, нырнул под ледяную и мокрую ладонь и позволил погладить себя по загривку. А потом посмотрел на Арлину взглядом добрых серых глаз, и сердце девушки беспокойно ойкнуло. Она узнала бы эти глаза даже во тьме. А волк тут же попятился в сторону ёлок, а затем развернулся и, прыгнув в чащу, исчез среди деревьев.

Арлина вскочила на ноги, бросилась вслед за зверем, но только оцарапала руки об острые иглы. А, может, и не было в том взгляде ничего? Почудилось? Померещилось?

Обессиленная, девушка опустила руки, зашагала к привязанной к сосне и перепуганной до смерти лошади, провела рукой по её шее, успокаивая, распутала поводья и потянула за собой. О направлении не думала. Просто шла, куда глаза глядели, а они, переполненные слёз, не глядели никуда.

Крики птиц смолкли, шум деревьев прекратился, и даже ветер стих. Всё вокруг затаилось, словно в предверии чуда.

Арлина продолжала понуро брести, загребая ногами прелые листья. Лошадь послушно следовала за ней, пока вдруг не встала, как вкопанная, и громко не заржала и не забрыкалась. Так волновалась она немногим ранее на волка, но привязана было столь крепко, что не вырвалась. Иначе унеслась бы уже на другой край леса.

Девушка остановилась, подняла голову и застыла прямо у поросшего мхом пенька, который намеревалась обогнуть. Перед ней стоял Эйгон.

Тряхнув головой, Арлина замахала перед глазами рукой, прогоняя видение, но то не думало исчезать. Напротив, Эйгон решительно шагнул навстречу, взял руки девушки в свои и поднёс к губам, согревая дыханием.

Арлина наклонила голову вбок и, рассеянно улыбаясь, разглядывала того, кто стоял перед ней. Выискивала, где подвох, где фальшь, где маска, которую нужно сорвать, чтобы разоблачить обманщика. Но никакого обмана; это был он. Тот, кого она любила всем сердцем, кого ещё несколько часов назад потеряла и только что вновь обрела. Потрёпанный, в порванной и грязной одежде, но это был он. Без лоска, без блеска, присущих аристократии, но милее и ближе для Арлины сейчас никого не было.

– Я не верю глазам, – пробормотала девушка, всматриваясь в каждую чёрточку родного лица.

– А я сейчас готов поверить во что угодно.

И голос его – такой низкий, хриплый, страстный. И руки – горячие, нежные. И губы, которыми он целует её ещё не до конца согретые тоненькие пальцы.

– Не надо слов... – прошептал Эйгон, опережая вопрос Арлины.

– Но он же убил тебя. Я видела.

– А ты спасла меня, я это знаю.

– У меня ведь ничего не получилось... и склянка осталась в башне...

– Видимо, это и есть то, что магистр Чарсвин называет настоящий магией.

– Кто называет?

– Я познакомлю тебя с ним. Милый старикашка, хоть и нудный временами. А ещё расскажу тебе многое, что должен был рассказать давно, но смелости не хватало.

– И про свою обожаемую гадалку расскажешь? – дразнила Арлина.

– Она уже давно не моя.

– Точно?

– Моей можешь стать только ты, – Эйгон касался губами каждого пальчика девушки, – если, конечно, захочешь.

Арлина нежно улыбнулась.

– Глупенький. Я и так твоя. Навеки.

– И ты выйдешь за меня?

– Я давно твоя жена.

– Уже нет. Или ты забыла слова клятвы? – И, не дожидаясь ответа, пояснил: – «Пока смерть не разлучит нас…»

– Так нам придётся начать всё заново?

– Если ты не против. Я обещаю, что в этот раз всё будет по-другому.

Арлина провела рукой по лицу Эйгона – красивому и бледному.

– Ты ведь всё знал, да? Про Мартана и его планы в отношении меня… Знал от Ланса и ничего мне не сказал. Почему?

– Я хотел, чтобы ты была со мной, потому что любишь, а не потому, что тебя не ценит другой.

– Я люблю тебя.

Перед глазами всё резко завертелось, закружилось, и сердце захотело выпрыгнуть от волнения из груди, но вместо этого её губы – нежные и трепетные – нашли его губы, и земля поплыла из-под ног, а время остановилось, позволяя поцелую длиться целую вечность.

Оба оторвались друг от друга неохотно и только, когда лошадь недовольно фыркнула и ударила о землю копытом.

Приоткрыв глаза, Арлина прищурилась от яркого солнечного света, ворвавшегося в вечно-сырую темноту леса, отпрянула от Эйгона, оценивающе осмотрела его и спросила:

– Который сейчас час?

Эйгон поднял голову к солнцу, прикидывая.

– Болотной кувшинки, нет? Или розового карпа?

– Солнце высоко, а твоё лицо, руки и ты сам…

– Мне самому с трудом верится, но я держусь, чтобы не ущипнуть себя за бок.

– Может, тогда я?

– Э-э нет. Последнюю шерсть выщипаешь.

– Кстати, а кто мне объяснит про волка? – насупилась девушка.

– Не здесь. Дома. И не только про волка. Нам предстоит многое сделать и во многом разобраться.

– Нам?

– Ты ведь будешь со мной рядом?

– Всегда, но только после разговора с одним человеком.

Лицо Эйгона посерьёзнело.

– Он может помешать нашему счастью?

– Помешать вряд ли, но ворчаний и упрёков придётся выслушать вперёд на год.

– И кто же это?


***

– Пять золотых за мешок молотого чеснока? – Алистер де Врисс присвистнул и громко хлопнул ладонью по столу. – Да не смешите меня!

– Слухи идут, что из-за истории с дочерью вы сильно поиздержались, и деньги вам сейчас как никогда кстати, – вкрадчиво заметил усач, стоявший напротив стола торговца, теребивший в руках шляпу и то и дело поправлявший пенсне на носу.

– Но не за чеснок же, – фыркнул Алистер. – Берите ковры – корабль с ними вот-вот прибудет в гавань.

– Ковров у моего хозяина в три слоя лежит, – мялся делец, – а вот пресная еда желудок сводит. Так что? За десять отдадите?

– Сами твердите, я поиздержался. Десять монет дела не поправят.

– Неужели только за пятнадцать?

– Боюсь, и за двадцать не отдам.

– Ну, если и за двадцать нет, то позвольте откланяться.

– Продано. С вами приятно иметь дело, господин…

– Пакстон, милорд.

– Я, правда, не милорд… – на автомате начал де Врисс.

– Да и я не господин, – дополнил собеседник.

– Но торговаться с вами, Пакстон, – одно удовольствие. Мой нижайший поклон вашему хозяину, и вот ваш чеснок. А что за дом столь щедр на оплату специй?

– Позвольте, это останется тайной, – хитрая улыбка застыла на губах и в уголках глаз.

– Главное, чтобы чеснок покупали регулярно, – пробормотал де Врисс, смахнув в мешок столбик из двадцати золотых монет после того, как за усачом закрылась дверь.

Торговля налаживалась, хоть и не так быстро, как хотелось бы.

Когда пару недель назад двери тюремной камеры противно лязгнули и отворились, а тюремщик на редкость оказался приветлив, и в глаза ударил яркий дневной свет, Алистер подозрительно прищурился и всё равно приготовился к худшему. Ждать милости от шакала – что ждать чуда, а в чудеса де Врисс не верил, только в бездушный расчёт. Каково же было его неподдельное удивление, когда в уютном и светлом кабинете на втором этаже королевского дворца торговца встретил не пропитанный развратом и вином младший отпрыск королевской семьи, а принц Патрик, по обыкновению подтянутый, сдержанный и краткий на речи.

А чем дальше – тем чуднее.

Кафтан вернули, за условия темницы извинились и даже пообещали улучшить их для будущих пленников, напрочь истребив крыс. А ещё вернули тюки с тканями и шёлковыми нитками, мешки с солью, перцем розовым душистым и даже с лавровым листом. Только с чесноком у себя в закромах оставили. И под занавес приоткрылась дверца сбоку, с той стороны, где у Патрика стояли шкафы с книгами, где всё пестрело и умничало, и де Врисс увидел дочь.

Арлина ступила к отцу робко, виновато потупив взгляд, а он только шагнул ей навстречу, крепко обнял и поцеловал в макушку. Вопросов было много, и Алистер не знал, с какого начать, с каждым днём откладывал важный разговор, пока, наконец, не решился поставить на неведении точку. Тем более и день попался подходящий – все заказчики разошлись довольные, новые партии были ещё в пути, и времени на откровения было предостаточно.

Хрустнув костяшками пальцев, де Врисс плеснул себе из кувшина в кружку настойки на сосновых шишках и собрался уже позвать дочь, как дверь в кабинет скрипнула.

– Ты, – выдохнул Алистер, завидев Арлину, – а я как раз хотел тебя крикнуть. Входи-входи.

– А я как раз подсмотрела, что ты не занят, и решила с тобой поговорить. И не только я.

– Кто там ещё? – нахмурился Алистер. – Очередной желающий заполучить молотый чеснок бесплатно?! Знает, собака, что на моих чувствах к дочери играть можно, вот и трётся около тебя, мозги пудрит. Как тот конопатый в прошлом году. Помнишь? Гони в шею! Дармоедов развелось. Погоди! Куда пошла?

– Сам же сказал, гнать в шею.

– Вначале со мной поговори, а попрошайки подождут.

Арлина вяло улыбнулась и застыла перед отцом.

– Ты скажи-ка мне, дочка, – начал Алистер, глотнув настойки из кружки и пригладив остро и по моде стриженую бородку, – как мне понимать всё, что произошло?

– А разве его высочество принц Патрик не объяснил?

– Он извинился и звучал довольно искренне. Сказал, что вышло досадное недоразумение. Но все эти витиеватые речи корон… они для простофиль, что готовы проглотить любую подачку, не разжёвывая. Я же хочу знать правду.

И Алистер скрестил на груди руки, и с суровым выражением лица уставился на дочь.

– Что случилось в тот день, когда не состоялась твоя свадьба с гнилым принцем?

– Мартан мёртв, отец. Не надо о нём так.

– И хвала звёздному фениксу, что волки оказались неподалёку и очень голодны. В Озёрном крае, вон, все исчезли, хоть в соседних краях ещё бегают. А ты не увиливай от ответа. Какого болотного комара ты сбежала в ту ночь? Решила не выходить за слизняка – так не выходила бы. Уладили бы всё легко, только раскошелиться, конечно, пришлось бы. Впрочем, я и так потерял добрую половину нажитого.

– Я полюбила другого, – внезапно ответила Арлина и покраснела.

– Вот те раз, – крякнул отец. – Когда?

– Во сне, – загадками говорила девушка.

Де Врисс теребил бородку, не зная, что и думать. И, не придумав ничего путного, брякнул:

– И сбежала к нему?

– С ним, – поправила Арлина. – Прости меня, папочка.

Девушка виновато прижалась к отцу и положила голову ему на плечо.

– Ну, – де Врисс провёл рукой по волосам дочери, приглаживая их, – и такое, оказывается, бывает... И кто же тот мерзавец, что взбаламутил тебя, а потом бросил?

– Бросил?

– Разговор с Патриком состоялся много дней назад, обручальное кольцо ты короне вернула, а о твоём ухажёре я ни сном, ни духом. Следовательно, бросил.

– Милость со стороны короны – это его заслуга. Он объяснялся с Патриком и рассказал ему всю правду о Мартане и его грязных делишках. Он же вернул и кольцо, поднятое со дна пропасти. А что касается тебя, то мы просто хотели, чтобы переполох утрясся. Мы просто ждали подходящего момента…

– И? – Алистер напрягся, интуитивно чувствуя, что с минуты на минуту состоится незапланированное знакомство.

– Сейчас. – Арлина проскользнула к двери. – Я позову его.

Ждать пришлось недолго, а когда дверь снова отворилась, то оба – де Врисс и Тайернак – вперились друг в друга взглядами: один смотрел, набычившись, изучал, прикидывал слабые стороны и вредные привычки; другой – уважительно, но с волнением. У последнего с отцами давно не ладилось; оставалось только надеяться, что в этот раз всё пройдёт хоть чуточку лучше.

По законам приличия начать следовало с представления и перечисления титулов и имён, но если у одного тех было много, то у второго – одно с натяжкой и то поддельное. Поэтому второй решил взять дело в свои руки и повести разговор так, как ему было бы выгодно.

– И, – резко начал Алистер, а Арлина и Эйгон вздрогнули, – сколько у тебя годового дохода?

– Десять тысяч золотом.

– Не густо, – делано буркнул де Врисс, лихорадочно прикидывая, какую строчку в рейтинге богачей мира по версии периодического издания «Шворбс»* может занимать претендент на руку дочери. – И, стало быть, это ты просил Патрика за меня?

– За вас и вашу дочь.

– И к чему такие старания, такое рвение? Что тебе нужно?

– Я люблю Арлину и прошу у вас её руки.

– Ещё один, – проворчал де Врисс. – А звать-то тебя как?

– Эйгон. Эйгон Тайернак.

– Тоже принц?

Эйгон помотал головой.

– Мою дочку действительно любишь?

– Жизнь за неё отдам.

– А ты его?

Взгляд отца был настолько суров, что Арлина потеряла дар речи и только молча кивнула.

– Ладно, – смилостивился де Врисс и поймал себя на мысли, что нужную строчку вспомнил. – Сойдёшь.

И протянул в приветствии руку.


____________________

*Параллель с известным в нашем мире журналом «Форбс» (Forbes)

Загрузка...