Глава 4. Под покровом ночи


Чёрное, белое, чёрное, белое... Сменяется каждую секунду.

Он бросает на неё последний взгляд и срывается вниз. Ей бы схватить его за руку, потянуть на себя, но пальцы слишком скользкие, не справляются. Он падает, а ей остаётся только кричать изо всех сил. Кричать так, что закладывает уши, что вороны разлетаются в страхе, а она сама… вздрагивает, открывает глаза, обливается холодным потом и тяжело дышит.


Арлина вскочила с постели.

Тот самый сон. Одно время мучал каждый день, потом прекратился, словно затаился, и вот опять повторяется, издевается до слёз и дрожи. Нервы? Мадам Шеврон так и сказала. А она много повидала в жизни и дело говорит.

Конечно, всему виной нервы, не иначе. До свадьбы всего ничего. Дни пролетят – не заметишь. Нервы, чтоб их. А ещё отец домой вернулся – лица нет. Вымотанный, бледный, будто не товар принимал, а сам, как в юности, мешки на спине таскал. Не снял ни провонявшего лисьим жиром и дешёвым табаком кафтана, ни вымазанных в клейкой смоле сапог, ни рукавиц, какими хватает ящики, чтобы подсобить грузчику-другому. Только рухнул на стул, придвинул к себе крынку с молоком и жадно отхлебнул, будто целый день во рту и капли не было. Провёл немытой рукой по засаленным редеющим волосам, пригладил острую бородку и уставился на догоравшую свечу.

Гробовая тишина пугала. Но неудивительно – дом де Вриссов стоял на окраине столицы. Это на центральной площади Атоля вечно тянули песни, сбивали в танцах башмаки, махали пёстрыми юбками и завлекали лихо подкрученными усами. Здесь же, в северной части большого города, начинались Мшистые пустоши, при дворе красиво именуемые долинами. Здесь и решил обжиться Алистер де Врисс, сумев уместить на крохотной территории сада не только фонтан, но и дюжину розовых кустов, не говоря уже о редких в этих местах шапках вечно цветущего кочехвоста. С балкона второго этажа каждый вечер смотрел он на горизонт, на бескрайние просторы долин и терпеливо ждал того дня, когда объявит себя их полноправным хозяином. И ждать оставалось немного.

Медленно спустив ноги с кровати, Арлина коснулась ступнями холодного пола, поёжилась, но не остановилась. Взяв с комода догоравшую свечу, подошла к окну и посветила. Но в мутном стекле в такую ночь ничего не разглядишь. Только саму себя: растрёпанную, с широко распахнутыми глазами и дрожащими губами. В эту минуту она напоминала испуганного ребёнка, наказанного нянькой за шалости и запертого в огромной тёмной комнате. Повсюду мерещилось нечто страшное и клыкастое, а из-под кровати и платяного шкафа вот-вот норовили вылезти чудища и кривыми лапами схватить за волосы.

Вот и за стенкой теперь зашевелились и заскреблись, будто выцарапывали камень крошка за крошкой, прокладывая себе проход в соседнюю спальню. И собака заскулила совсем рядом пронзительно и тоскливо. Но собак де Вриссы не держали, а крестьянские дома были далеко. А, может, и не собака вовсе, а голодный волк? Подобрался чёрной ночью к хибарам прислуги в надежде на лёгкую добычу. Деревень ему мало? Или у деревенских мужиков всегда наготове заряженные ружья в отличие от потерявшей бдительность знати? Отец никогда не держал в руках ничего серьёзнее ножа. А тот годился только мешок холщовый прорезать, чтобы проверить свежесть и терпкость завозимого розового перца.

Мысли об отце вернули Арлину на несколько часов назад и этажом ниже. Что он говорил, когда прихлёбывал молоко, даже не сплёвывая тягучую сливочную пенку? Арлина и разобрать не смогла, но взгляд отца хорошо запомнила. Тяжёлый, подозрительный, уставший.

Последний раз он так смотрел, когда Арлина была ребёнком. Когда он долго копил деньги на новый дом и тёплую одежду к зиме, складывал монету к монете, а потом все накопления разом сгорели. Наколол начинающего торговца ловкач из-за Тихого моря. Стелил заманчиво и ласково, деньги прикарманил и пропал – исчез, словно в морскую воду канул. В те дни отец не спал ночами. Не спал он и сегодня, более десяти лет спустя, но причину Арлине не сказал. Он вообще не проронил ни слова, когда зашёл в дом. Грязных сапог даже не протёр – завтра дорогие ковры будут в глине. Швырнул на стол свёрнутые в трубочку бумаги, цыкнул на дочь, чтобы та немедленно шла к себе, и долго сидел в одиночестве при свете одной лишь растущей луны.

Арлина слышала, как позже он поднялся в спальню – лестница привычно скрипнула на пятой ступеньке снизу. Слышала она, как он громыхнул тяжёлой дверью и бухнулся на кровать. А Арлина и глаз не могла сомкнуть. Но силы не бесконечны, и девушка сама не заметила, как уснула.

Чёрное, белое, чёрное, белое… Сил больше нет.

Чёрное, белое, чёрное, белое… Словно в колокол бьют.

Чёрное, белое, чёрное, белое… Вспыхивает, гаснет и снова вспыхивает.

Арлина поёжилась, тряхнула спутанными волосами, накинула на плечи кружевную накидку и, сунув ноги в недорогие, предназначенные исключительно для ношения в доме, башмаки, взяла свечу и тихонько спустилась вниз.

В небольшой столовой всё осталось так, как было несколько часов назад: полупустая крынка со скисающим молоком, кафтан отца, через какое-то время снятый и перекинутый через спинку стула, свечной огрызок, годный только, чтобы в комнате осмотреться, свёрнутые в трубочку бумаги, перевязанные толстенной бечёвкой. Такой бечёвкой крутят мешки на складах – не иначе она оттуда.

Тоненькая рука сама потянулась к свиткам. Холодные пальцы взволнованно затеребили крепкий узел – не поддался. Свиток только выскользнул из рук и упал на пол. Подняв похрустывающие бумаги, Арлина вцепилась в узел зубами. Солёная бечёвка и не думала растягиваться.

– Дай, – услышала девушка, и на стене напротив выросла исполинская тень отца.

В тускло освещённой комнате не было видно неловкого румянца на щеках, иначе Арлина тут же отвернулась бы. Протянув отцу свитки, она молча наблюдала, как ловко он расчехлил прикреплённый к поясу нож и чикнул им по толстым перекрученным верёвкам, развернул бумаги и швырнул их на стол.

– Читать второй раз нет никакого желания.

– Из-за них ты такой сегодня? Проблемы на складе?

Алистер поджал губы и недовольно заскрипел зубами. Поднёс свечу дочери к воткнутой в тяжёлый медный подсвечник пятёрке других свечей, и в комнате сразу стало ярче.

– Ты ещё не передумала? – Отец обернулся к Арлине, и та увидела, каким бледным было его лицо.

– Не передумала?

– Тебе действительно нужен этот королевский оболтус? Может, лучше выйдешь замуж за сына Бена Седдона? У их семьи отличный годовой доход от продажи рыбы. И пёс с ним, с принцем.

– Отец! – негодующе воскликнула Арлина. – Как ты можешь?

– Сын Бена Седдона с рассвета на ногах. Я много раз наблюдал за тем, как он трудится. Ответственный малый, хоть и заикается. И ты ему нравишься, он на тебя, как кот на селёдку, смотрит. Хороший из него зять выйдет. Деловитый.

– Что в бумагах? – Арлина резко перебила отца и кивнула в сторону свитков, не решаясь к ним прикоснуться.

– Королевский бред, – фыркнул Алистер.

– Отец! – Арлина требовательно повысила голос.

– Они, видите ли, считают нас третьим сортом. Протухший сыр и тот заслуживает больше доверия, чем наша семья.

– Вы были сегодня у короля? Что-то не так с нашей свадьбой с Мартаном?

– Что-то не так с королём, – буркнул Алистер. – В голове не мозги, а семечки. Тыквенные. Знаешь, что он от меня потребовал?

Арлина вопросительно смотрела на отца, ожидая объяснений.

– Гарантировать, что с его благородным сыночком ничего не случится, если он женится на тебе! Что он, видите ли, не окочурится раньше, чем сможет завести потомство.

Арлина вздрогнула. Под ложечкой неприятно засосало.

– Я не хочу смерти Мартана, – пролепетала еле живая Арлина.

– Вот и я пытался это же донести королю, – Алистер остановился и нежно посмотрел на дочь. – Но разве в его тыквенной голове уложится, что простые люди тоже могут быть честными? Он тыкал меня носом в книги, от которых веет не столько мудростью, сколько могилой, и требовал поставить подпись под договором.

– Ты подписал?

– А, может, тебе выйти замуж за младшего брата маркизы Эмилии Штолль? Плевать, что парню всего тринадцать. Подождём, он подрастёт, там и обстряпаем всё красиво. Маркиза согласится. Сегодня мне завезли лисьи меха – я подарю ей половину. Пусть сошьёт себе хорошую шубу – её нынешная сильно истрепалась.

– Так ты подписал? – не сдавалась Арлина.

– Но сынок Седдона всё же лучше молокососа-маркизишки.

– Отец!

Де Врисс притянул к себе дочь и обнял её за плечи.

– Я знаю, ты любишь этого королевского выскочку.

– Я любила бы его даже, будь он простым подмастерьем.

– Но он принц.

– И разве это плохо? – девушка мечтательно улыбнулась. – Я с колыбели мечтала стать принцессой. Воображала себя в роскошных нарядах и короне. И все вокруг целуют мне руку, кланяются и говорят «ваше высочество».

– Я куплю тебе наряды во сто раз лучше, чем у принцессы. А корону закажу у самого известного ювелира. На ней будет больше бриллиантов, чем у самой королевы.

– Но в глазах знати мы так и останемся «торговцем и его дочерью». Ты всегда говорил, что нельзя вечно топтаться на одном месте. Надо идти вперёд. Мой брак – это шанс для всех нас. Шанс встать наравне с лучшими домами мира, быть вхожими в высшее общество. Хватит быть простым делягой, отец. Тебе уже давно пора стать лордом.

Де Врисс слушал дочь и мягко улыбался. Затем провёл по её спутанным волосам и поцеловал в лоб.

– Я знал, что ты так скажешь, поэтому всё подписал. Свадьба в это полнолуние. Люди говорят, звёздный феникс в этот раз будет несказанно красив.

Арлина прижалась к отцу, слушая его ровный тихий голос. Всё было так, как в детстве, с той только разницей, что тогда она сидела на его коленях и держала в руках тряпичную куклу, а сейчас готовится уйти из семьи и стать женой принца. Даже пахло от отца так же, как и много лет назад: ветром, деревянными ящиками, холщовыми мешками и звонким металлом, знавшим ни одни руки и ни один кошель.

– Плевать мне на этих лордов и иже с ними, – произнёс Алистер. – Мне важно лишь твоё счастье. Хочешь, будет тебе Седдон; хочешь – мальчонка-маркиз.

– Я хочу того, кто был указан мне звёздами.

– Как скажешь. Но если пожелаешь отравить его после свадьбы, я возражать не буду.

– Я могу прочитать? – Арлина потянулась за свитками.

– Читай, только смотри не ослепни. Ереси хуже, чем эта, я не встречал. А я спать пойду. Может, усну.

Дождавшись, когда тень отца исчезнет в дверном проёме и по привычке скрипнет пятая ступенька, Арлина кинулась к бумагам и впилась глазами в каждое слово, каждую букву, каждую закорючку. С каждой новой страницей её взгляд мрачнел, а морщинка на переносице удлинялась. Хрустящая бумага жгла пальцы, на лбу выступили солёные капли, а по телу прошла жаркая волна, румяня свёклой щёки и заставляя сердце биться часто-часто.

Перед глазами молнией вспыхнул недавний кошмар. Прорезал мысли, словно острым ножом, и заплясал на каждой скрупулёзно выведенной букве. Последние повскакивали с мест и, будто сговорившись, начали плясать, перескакивая друг через друга и складываясь в одно единственное слово, от вида которого руки Арлины затряслись, и свитки полетели на пол.

Озираясь по сторонам и перескакивая через ступеньки, девушка ринулась в свою комнату. Ворвавшись в тёмную спальню, села на край кровати и отдышалась. Но стоило новым страхам заскрестись под кроватью, как Арлина тут же вскочила на ноги и заметалась по комнате.

Распахнув дверцы платяного шкафа, девушка выволокла оттуда все пышные платья и швырнула их на пол. Нащупала за ними старые штаны, в которых работала на грядках и лазила через забор, и такую же старую, в неотстирываемых пятнах, тунику. Скинув с себя ночную рубашку, натянула затхлую одежду и с неприятным удивлением обнаружила, что та стала слишком мала. Щиколотки безобразно выглядывали из штанин, раздражая Арлину белизной кожи и смущая юношеские взгляды, если бы, конечно, в комнате были юноши.

Туника тем более пришлась не по размеру. Она так сдавливала грудь, что Арлине казалось, либо она сейчас задохнется, либо туника пойдёт по швам. Её мысли были услышаны, и при первом же движении раздался лёгкий треск. Арлина выдохнула с облегчением – полностью швы не разошлись, зато дышать стало свободнее.

Закутавшись в плащ цвета мыши-полёвки, девушка закрутила волосы в тугой пучок на затылке и накинула на голову капюшон. В отличие от штанов, плащ оказался длинным и на удивление хорошо скрывал ноги.

Лишний раз проверив завязки, Арлина осторожно выглянула из комнаты в коридор. Обнаружив там лишь темень и тишину, выскользнула за дверь и начала осторожно красться в направлении лестницы. Ей повезло – пол почти не скрипел.

Добравшись до лестницы, девушка сняла башмаки. Те хоть и были разношены и удобны, но новые набойки стучали так, что дятлы завидовали. Злополучная пятая ступенька – Арлине пришлось растянуться так, что она еле удержала равновесие.

Наконец, лестничное препятствие осталось позади, но впереди был ковёр, и голая нога Арлины не упустила шанса наступить на что-то холодное и вязкое, основательно размазанное и дурно пахнущее. В памяти тут же всплыли сапоги отца, но один вздох – и все проснутся.

Набрав в лёгкие как можно больше воздуха, девушка, не долго мешкая, оторвала полоску от одной штанины и протёрла ступню. Теперь оголена была не только щиколотка, но какая разница, если плащ до пят? Оставив грязную тряпку на ковре и надев башмаки, Арлина поспешила к входной двери, а затем и к воротам.

Прошмыгнув за калитку, девушка тихонько прикрыла дверцу за собой и повернула ключ в замке, как и положено, три раза. С внутренней стороны, правда, засов остался незадвинутым, но Арлина была уверена, что до рассвета вернётся.

Ноги быстро бежали по пустым окраинным улицам, а с приближением к оживлённым центральным перешли с бега на торопливый шаг, а потом и вовсе пошли неспешно. Приблизившись к центральной арке, девушка нырнула в неё и, пройдя немного вперёд, оказалась на широкой, непривычно светлой для ночи, площади, на которой никогда не было пусто.

Люди не спали. Парочка влюблённых сидели прямо на холодной земле, поджав ноги, и обнимались. А кругом веселились, балагурили, хохотали и хором пели песни мужчины и женщины: дневные попрошайки, калеки и нищие. Их завидное ночное веселье не шло ни в какое сравнение с дневным убожеством и завыванием. Видимо, человек так устроен, что в одной среде он играет одну роль, а в другой – другую.

Арлина вздрогнула. Прямо за её спиной взорвался столп искр и громко заулюлюкали мальчишки. Гоняясь друг за другом, они шлёпали по сырой от вечернего тумана земле и задорно горланили:


Раз прекрасная Арлина

Вышла в город погулять.

Ей пройтись хотелось чинно,

А пришлось наряд порвать.


– Эй, тётенька, вы чего? – взвизгнул самый лохматый после того, как Арлина, не сдержавшись, схватила его за ухо. Другие пацанята тут же замерли на месте и недоуменно уставились на девушку, пытаясь разглядеть её лицо.

Опомнившись, Арлина тут же разжала пальцы, опустила руку и, стараясь заглушить громкое биение сердца, протараторила:

– Где мне найти Лачтну?

– Гадалку? – переспросил мальчуган, потирая опухшее ухо. – Вона-а её фургончик! Я видел, она ещё не спит.

Арлина быстро развернулась и заторопилась туда, куда показал беспризорник. Задержись она с мальчишками ещё секунду – опухло бы второе ухо, так как сорванец сразу затянул новую частушку, в которой нос Арлины был немногим краше клюва цапли.

До цирковых фургончиков было недалёко, и Арлине пришлось не слишком долго увязать каблуками в земле, чтобы добраться до них. На одном из фургонов был яркими красками намалёван хохочущий клоун, на втором – пурпурный магический шар, весь в сверкающих молниях. А из самого центра шара на Арлину смотрели по-кошачьи загадочные салатовые глаза.

Тихонько-тихонько, почти крадучись, девушка приблизилась к нужному фургончику и встала, как вкопанная. Постучать или сразу потянуть на себя дверь и бесцеремонно войти? Скорее всего последнее, ведь она уже почти леди. А леди не стучат в жилища тех, кто и двух букв криво начертать на может.

Определившись с выбором, Арлина потянулась к дверной ручке, но схватила пальцами воздух и чуть не приложилась носом о пол. Дверь отворилась секундой ранее, а на пороге стояла недавняя цыганка и хитро улыбалась уголками губ при виде продрогшей от ночного холода девушки. Цветастая юбка с левой стороны была задрана, и её край был заткнут за пояс, обнажая красивую ногу, обутую в совершенно безобразный башмак со сбитым носом.

– Я знала, что ты придёшь, – медовым голосом пропела Лачтна, тряхнув бусами из морских ракушек, и отступила от двери, пропуская Арлину внутрь.

В тесном фургончике было не пройти и пахло свечным воском и пряной гвоздикой. Шаг от двери – и сразу натыкаешься на маленький круглый столик, на котором лишь крошки и деревянная кружка с кофейной кашицей на дне. Около столика два стула, оба жёсткие, с рваной потускневшей обивкой, хотя, верно, были времена, когда эти стулья красовались в домах знати, пока при очередной смене мебели не были выброшены на помойку. Внизу под столом чего только не было: тканевые мешки, забитые до отказа, шкатулки с бусами, стеклянными кристаллами и скользкими гадальными шарами. Был там даже лунный шар, с одной стороны яркий, с другой – затемнённый, загадочный, как и сама луна.

– Сон измучил? – понимающе спросила Лачтна, смахивая со стола на пол следы недавнего ужина и отодвигая для Арлины один из стульев – тот, ножка которого сильно шаталась.

Неуверенно, но чувствуя, но так и надо, Арлина сняла с себя плащ и, аккуратно свернув его, присела на краешек стула. Тот тоскливо скрипнул. Ойкнув, девушка заскользила глазами по фургончику, лихорадочно соображая, как правильно начать разговор.

Рассмотреть, что хранилось в тёмных углах, было невозможно. Но явно, всё, что цыганка смогла найти за всю свою жизнь и что было бесхозно, теперь нашло себе место в этих четырёх стенах. Там и дырявая перина, и перьевые подушки, а на перине ещё мешок огромный, в который при желании человек поместится. Арлина слышала, что цыгане воруют детей – может, этот мешок как раз для такого случая? От этих мыслей Арлина вся похолодела, а следом тут же покраснела, чувствуя на себе пристальный взгляд цыганки.

– Ты же не стены мои сюда рассматривать пришла. – Прошуршав юбкой, Лачтна развалилась на стуле напротив и закинула ногу на ногу. – Протяни руку.

Арлина послушна протянула обе.

– Ничего не изменилось. – Лачтна откинула назад спустившуюся на высокую грудь прядь чёрных волос и внимательно всмотрелась в линии на руке. – Вижу тебя в белом платье. Фата длинная, как лесной тракт на Озёрный край, жемчуг вокруг шеи и обручальное кольцо на пальце. Вижу суженного твоего рядом. Вижу свадьбу вашу на звёздного феникса, а дальше только тьма, вдовье платье и горькие слёзы. Счастье не будет долгим. Вскоре после свадьбы потеряешь ты мужа, и воцарит в твоём сердце пустота.

– Ты говорила тогда на площади, что есть выход, – торопливо перебила Лачтну Арлина.

– Говорила. – Гадалка провела грязным ногтем по линии на левой руке девушки. – Дашь золотой – раскину ещё и карты.

Руки сами, словно по чьему-то приказу, потянулась к мешочку на поясе и вынули монету, а следом ещё одну. Арлина сама не понимала, как так произошло, но вот они, оба золотых, позвякивают и сверкают на грязной руке Лачтны.

Спрятав монеты в многочисленных складках юбки, гадалка нырнула под стол, вытащила оттуда большой малиновый шар, водрузила его на стол и сдула с него такой слой пыли, что Арлина не удержалась и чихнула. За шаром последовала колода карт, старая, потрёпанная, со стёртыми картинками.

Ловкие пальцы начали с карт, вытаскивали из колоды одну за другой, поворачивали рубашкой вниз и клали на стол. Ярко накрашенные губы шевелились и бормотали что-то неразборчивое, чёрные вьющиеся волосы упали на лицо, но в этот раз Лачтна была сосредоточена и не обращала на них никакого внимания. Закончив с картами, она задумчиво покачала головой и коснулась ладонью шара, который тут же вспыхнул ярко-малиновым светом и начал медленно вертеться.

Сколько ни всматривалась, Арлина ничего не смогла увидеть в шаре, но Лачтна впилась в него хмурым взглядом и в сторону Арлины даже не смотрела. А когда, наконец, подняла голову, то выражение её лица не предвещало ничего хорошего.

– Всё так плохо? – вырвалось у Арлины.

– Не выходи замуж, и не умрёт твой любимый. Женится со временем на другой, забудет тебя, но жив будет, а, возможно, будет и счастлив. Не придётся тебе надевать платье вдовье, но и белого больше никогда примерить не удастся.

– Это не выход, – возмутилась Арлина. – Мы с Мартаном созданы друг для друга. Я жизни своей не смыслю без него.

– Но иначе смерти не избежать. Смерть не хворь, лекарства от неё ещё никто не придумал.

– Есть один такой шибко умный.

Хриплый и замогильный голос, будто вырвавшись из сырого, покрытого гнилью подземелья, прорезал тьму. Арлина вздрогнула, взяла со стола свечу и, подавшись вперёд, посветила в сторону голоса. В углу, заваленном тряпками, лентами, бантами, павлиньими перьями, меховой шапкой и дырявым глобусом, полулежал, скрючившись, старик. Весь в лохмотьях, в обнимку с обшарпанной деревянной палкой, он морщился от яркого света и беззвучно шевелил губами.

Арлина подозрительно прищурилась. На мгновение ей показалась, что она уже видела его ранее, но где и когда, вспомнить не могла.

– Кто ты такой? – гордо вскинув голову, крикнула она.

Повелительный тон призывал подняться и отвесить с дюжину поклонов. Но старик не шелохнулся, а только вскинул сухую морщинистую руку, заслоняя чувствительные глаза от света свечи.

– Кто ты и как смеешь подслушивать? – громко повторила Арлина.

– Это я его сюда привела, – поспешила вмешаться Лачтна, забирая свечу у Арлины и возвращая её на стол. – Бедному нищему осталось недолго. До весны хоть бы протянул. Уже которую неделю вижу его на площади: спит в подворотнях, питается объедками, да мальчишки ещё издеваются, собак на него натравливают. Вот и решила приютить его – ночи сейчас, чай, не летние.

– Он слышал нас, – упрямилась Арлина. – Он слышал всё, слово в слово!

– Слышал, – прохрипел старик, – и знаю того, кто может помочь.

– Что может знать нищий старикашка?! Подслушал мои откровения и теперь хочешь сыграть на этом?

Старик опёрся на деревянную палку, поднялся, кряхтя, и вышел на свет.

– Я тебя знаю! – воскликнула Арлина, отстраняясь от нищего. – Ты тот самый мерзкий побирушка, который порвал мне платье.

– Я смотрю, тебе понравилось, – огрызнулся старик, покосившись на голые ноги девушки, выглядывающие из которых штанин.

– Хватит пялиться, – прикрикнула Арлина, распрямляя плащ и накрывая им ноги. – Говори, что хотел.

– Ты слышала о Смоляных горах? О замке, что стоит на краю обрыва?

– Отец говорил, земли скудные и нет там ничего примечательного.

– Ничего примечательного, кроме вечного мрака, холода и вороньего карканья. С давних пор в тех землях хозяйничает некто Тайернак. Правит там уже невесть сколько лет и всё никак не помрёт.

– Враки! Никто не может жить вечно.

– Человек не может, – согласился старик, – но лорд Тайернак и не человек вовсе. Его земли обходят стороной и звери, и люди, а его самого называют злым колдуном. Говорят, тёмные делишки творит. Очень тёмные.

– А ему по силам победить смерть? – Арлина была настолько на своей волне, что слова о тёмных делах и людском страхе пропустила мимо ушей.

– Я однажды видел, как он оживил лягушку. Взял пузырёк с верхней полки, капнул мёртвой твари на голову – та сразу и ожила и тут же языком муху поймала.

– Принц – не лягушка, – мудро вставила Лачтна.

– Да какая разница, – со знанием промычал старик. – Просто на принца побольше эликсира потратить придётся.

– Мне нужен этот эликсир, – деловито сказала Арлина. – Ты, – она посмотрела на нищего, – отправляйся к тому колдуну и принеси мне снадобье. Скажи, я щедро заплачу – не будь я Арлина де Врисс.

Старик недоуменно крякнул.

– Лорда Тайернака уже пять лун как нет в замке и не будет до начала следующей осени. Некому будет зелье мне передавать.

Арлина вцепилась холодными пальцами в ткань плаща.

– Значит, нужно добыть эликсир без его разрешения. Ты видел, как он вернул к жизни лягушку. Значит, ты был в его замке?

Старик кивнул.

– Я много лет горбатился на него, выращивал травы для настоек и снадобий, заработал грыжу и был выгнан. Теперь я здесь.

– Значит, ты знаешь, где стоит нужный мне пузырёк?

– Западная башня, ореховый шкаф, девятая полка снизу, прямо между раствором фиалки и огуречным рассолом.

– Иди и принеси! – распорядилась девушка. – А я взамен прощу тебе то, что ты вытворил с моим платьем.

– Выкрасть? – возмутился старик.

– Позаимствовать, – поправила девушка. – Если не пригодится, вернёшь.

– Э нет, милочка. Тебе нужно – ты и иди. Ищи лорда Тайернака, где хочешь, и сама проси его помочь тебе.

– Ты не понимаешь, с кем разговариваешь. Когда я стану принцессой, а мой отец – лордом и хозяином Мшистой долины, мы отблагодарим тебя и подарим тебе дом и землю. У тебя будет и кров, и пропитание. Де Вриссы могут многое, если выполнять их приказы.

– Вот только ни дом, ни земля мне не пригодятся, если разгневанный колдун решит в отместку превратить меня в головастика.

– Скажешь, что исполнял мою просьбу. Пусть он говорит со мной, принцессой Озёрного края, и посмотрим, кто возьмёт верх.

– Нет, – покачал головой старик. – Гнева бывшего хозяина я боюсь больше, чем хочу обзавестись домой. Ты уж сама, дорогуша, а мне и на улице хорошо спится. Спасибо, красавица, что приютила, – старик отвесил низкий поклон Лачтне. – Кофей твой уж большо вкусен. Век не забуду.

«Окочуришься раньше», – промелькнуло в голове Арлины. Недовольная, она встала, накинула плащ, покрыла голову капюшоном и, грубо толкнув старика, вылетела из фургончика.

На освещаемой многочисленными огнями площади продолжала кипеть жизнь. Мальчишек было всё не загнать спать, и самые громкоголосые продолжали орать частушки.


Мой милок не вышел мордой:

Весь рябой и нос кривой.

Я его отправлю к лорду,

Что живет на Смоляной.


Арлина скривилась, посильнее натянула капюшон на глаза и побежала домой.

Загрузка...