Не родись красивой. Манекенщица

Глава 1

Шестнадцатилетняя Нина Орлова искренне считала себя счастливым человеком. Разбудите ее среди ночи и спросите: «Какой день в твоей жизни был самым счастливым?» И она без запинки ответит — пятнадцатое октября.

Именно в этот день она стояла на залитой светом сцене небольшого Дома культуры среди других финалисток конкурса красоты «Мисс Егорьевск». На Нине было изумительное вечернее платье — с пышной летящей юбкой, длинное, декольтированное… Никто бы и не догадался, что платье это Нинина бабушка сшила из старенькой тюлевой занавески. Впрочем, Нину это обстоятельство ничуть не смущало — она где-то читала, что первое нарядное платье Софи Лорен тоже было сделано из кухонных портьер.

Нина украдкой поглядывала в зрительный зал. В первом ряду сидели все ее родственники — мама, бабушка, маленький брат. Поймав Нинин взгляд, мама подняла вверх — два больших пальца.

— Итак, сейчас мы наконец узнаем тройку финалисток! — объявил в микрофон ведущий, распечатывая белоснежный конверт. — Я очень волнуюсь, а вы? Итак, номер одиннадцать, Маша Евко!

Улыбающаяся Маша в дорогом нежно-розовом платье выступила вперед. Она была внучкой главы местной администрации, никто и не сомневался, что Маша будет в числе победительниц.

— Очаровательной Машеньке, — заливался соловьем ведущий, — всего восемнадцать лет, она учится в сельскохозяйственной академии, обожает кошек, шоколадные пирожные и рыбалку! А теперь вторая финалистка, выступающая под номером девять, Аня Данилина! Шестнадцатилетняя Анечка великолепно танцует рок-н-ролл, замечательно готовит и знает два иностранных языка!

Нина улыбалась изо всех сил, но уголки ее губ предательски дрожали. Неужели ее не выберут?! Неужели все зря? Многочасовые репетиции, в кровь стертые ноги, изнурительная кефирная диета?! Готовясь к конкурсу, Нина училась держать спину — пластырем приклеивала между лопаток обычную канцелярскую кнопку. Стоило чуть-чуть расслабиться и ссутулить спину, кнопка больно впивалась в кожу. Она училась улыбаться — каждое утро по полтора часа старательно растягивала губы перед зеркалом. Ослепительно, сексуально, загадочно… Нина знала, что никто из ее соперниц не относится к этому конкурсу так серьезно. Неужели жюри это не оценит?!

На самом деле Нине было наплевать на титул королевы красоты, ей почти совсем не хотелось заполучить красивую сверкающую корону, ей были не нужны многочисленные подарки. Самое главное — победительница конкурса подпишет контракт с московским модельным агентством «Феникс». Ее увезут в столицу, научат красиво дефилировать по подиуму и позировать перед фотокамерами. Ее обязательно сделают звездой.

Нина Орлова давно хотела стать фотомоделью. Она прилипала к экрану черно-белого «Рубина», едва заметив заставку программы о моде. Она искренне радовалась за первую русскую Мисс Мира Юлю Курочкину и за блиставшую на парижских подиумах первую русскую топ-модель Людмилу Пантюшенкову. Она совсем им не завидовала, она знала, что и у нее есть все данные для того, чтобы стать подиумной звездой. Рост метр восемьдесят, тонкая талия и узкие мальчишеские бедра, правильные черты лица, чистая кожа и густые светло-русые волосы — ну что еще нужно современной девушке, для того чтобы стать королевой красоты?

Летом Нина всерьез собиралась уехать в Москву и попытать счастья в одном из столичных модельных агентств. Если все получится, она останется в Москве, нет — вернется в Егорьевск, поступит в Педагогический. Правда, денег на билет в Москву ей накопить не удалось. А ехать «зайцем» так далеко Нина никогда бы не осмелилась — слишком скромна и нерешительна она была для такого приключения. И потому девушка решила отложить исполнение своей мечты до следующего лета. А пока она поступит в институт, будет учиться и подкапливать деньги, экономя на еде и нарядах.

И тут подвернулся этот конкурс. «Мисс Егорьевск», конечно, не «Мисс Москва». Ее малая родина — заштатный уральский городишко, много ли в нем длинноногих красоток? Отбор был нестрогим, и претендовать на роль королевы в принципе могла любая девушка — лишь бы по возрасту подходила и не была бы уж совсем дурнушкой.

Размышляя обо всем этом, Нина чуть не прозевала свое имя, громко объявленное ведущим.

— И наконец, номер семнадцать! Нина Орлова! Нине шестнадцать лет, и она мечтает стать топ-моделью! Поаплодируем нашим красавицам! Мы увидим их через несколько минут, когда эти три очаровательные девушки станцуют для вас!

Пошатываясь на высоченных каблуках, Нина вышла вперед. Широко улыбнулась, отправила в никуда воздушный поцелуй. Незаметно подмигнула младшему брату и устремилась за кулисы.

До финального выхода осталось всего десять минут. А за это время необходимо переодеться в другое платье и немного освежить макияж.

Когда Нина спускалась со сцены, какая-то девушка, тоже участница конкурса, пребольно толкнула ее в бок остреньким локтем.

— Смотри, куда идешь, уродина тощая! — прошипела девушка.

— Если тебя не выбрали, нечего лопаться от зависти, — отпарировала Нина и величественно проплыла мимо.

А за кулисами ее поджидала сияющая мама. И как только маме удалось уговорить охранника пропустить ее за сцену? Хотя остановить Нинину родительницу — это все равно что пытаться помешать танку, идущему в атаку. Вообще-то это была мамина идея — отправить Нину на конкурс красоты.

— Молодец, доча, я в тебе нисколечко не сомневалась! — Мама расцеловала Нину, оставив на ее щеках сочные отпечатки бордовой помады. — Ну что я тебе говорила! Ты обязательно прославишься. Я в молодости блистала на театральных подмостках, и ты пойдешь моим путем!

Нинина мама, Надежда Николаевна, действительно когда-то работала в театре. Правда, всего лишь билетершей. Но несколько раз ей доверяли эпизодическую роль без слов, да и сейчас она с удовольствием подрабатывала Снегурочкой на утренниках в детских садах.

— Мам, ну зачем ты пришла за кулисы! Мне не до разговоров, надо успеть попудриться, а то у меня нос блестит.

— Вот я и пришла, чтобы тебе помочь, — безапелляционно заявила мама.

— Для этого есть визажист.

— Ваш визажист ничего не понимает в макияже! На мой вкус, тебе надо поярче накрасить глаза и подчеркнуть брови. Уж я-то знаю толк в косметике!

Нина сочувственно посмотрела на маму. Надежде Николаевне еще не исполнилось и сорока лет, но, поскольку с ранней юности она злоупотребляла театральным гримом, сейчас ее кожа напоминала древний пергамент. Толстый слой дешевого тонального крема, сожженные перекисью жесткие волосы цвета подгнившей соломы, сине-зеленые блестящие разводы на веках, кокетливо нарисованная мушка над верхней губой и алые пластмассовые ногти невероятной длины. Надежде Николаевне можно было дать и сорок, и пятьдесят, и даже шестьдесят лет.

— И не спорь со мной, я тебя накрашу как надо! — заявила мама. — Посмотри на меня, я выгляжу на двадцать пять, а все хитро сделанный макияж!

Нина вдруг заметила, что другие девушки с любопытством прислушиваются к их диалогу. Главная Нинина соперница — Маша Евко — смерила Надежду Николаевну презрительным взглядом, ее губы искривились в ядовитой усмешке, и она что-то горячо зашептала на ухо своей подружке. Нина отвернулась. Она не позволит им думать, будто она стесняется собственной матери.

— Хорошо, мама. Можешь накрасить мне глаза, — улыбнулась дочь, — если это доставит тебе удовольствие.

— Вот и славно, — оживилась Надежда Николаевна, — тогда еще и реснички накладные.

Накладные ресницы, купленные Надеждой Николаевной за два рубля в парикмахерской, выглядели отвратительно. Нина чуть не расплакалась, когда увидела результат маминых трудов в пыльноватом зеркале гримерки. Черные пластмассовые ресницы доставали аж до бровей и отбрасывали на щеки длинные неровные тени. Она стала похожа на ассистентку жонглера из провинциального цирка. Или на стриптизерку ночного кафе.

— Девочки, на выход! — скомандовала балетмейстер конкурса. — Не забудьте, мы танцуем не ламбаду, как репетировали, а вальс!

Нина подобрала полы длинного вечернего платья. В принципе вальс — это даже лучше. По крайней мере, у нее будет меньше шансов запутаться в платье. Хотя неясно, зачем менять отрепетированную программу прямо в день конкурса. Балетмейстер аргументировала это тем, что ламбада показалась организаторам конкурса чересчур вульгарной:

— В зале будут чиновники самого высшего ранга. Обещал приехать губернатор нашего края. Говорят, ему Шуберт нравится. А вы тут задницами крутите. Нет уж, будете топтаться на счет раз-два-три. Под Шуберта.

Нина вышла на сцену, ей зааплодировали. «Наверняка все смотрят на мои ресницы!» — ужаснулась она.

Может ли она рассчитывать на победу? Наверное, да. Если, конечно, могущественный дедушка Маши Евко не оплатил корону для своей любимой внучки.

Бесспорно, ее соперницы были очень хороши собой. Но Маша едва дотягивала ростом до метра шестидесяти пяти, а эффектная Аня Данилина, наоборот, без макияжа смахивала на Жерара Депардье в его лучшие годы. Поскольку конкурс устраивало модельное агентство и предполагалось, что победительница станет одной из ведущих его моделей, на такие мелочи не могли не обратить внимание.

«Они же видели меня без накладных ресниц, — успокаивала себя Нина, — они должны заметить, что остальные претендентки хоть и красавицы, но не отвечают требованиям манекенщицы. А вдруг меня не узнают с этими ресницами… Подумают, что в финал вышла какая-то вульгарная тетка!.. И все-таки заплатили ли за Машку? Вот бы знать заранее, чтобы в случае провала не было обидно!»

Нина так задумалась, что вместо плавных па классического вальса исполнила хорошо знакомую ей ламбаду — прямо под музыку Шуберта. Она не сразу заметила, что некоторые зрители поднялись со своих мест, чтобы получше разглядеть ее танец. А когда заметила, в ужасе остановилась. «Я пропала, — подумала Нина. — Это конец, я опозорилась! Не будет никакой победы, не будет никакого агентства. В Москву поедет Машка Евко, кто б сомневался!»

Она даже не услышала, когда ведущий выкрикнул ее имя:

— Нина Орлова! Новая королева красоты, Мисс Егорьевск, Нина Орлова!

Кто-то подтолкнул ее в спину, она послушно выступила вперед. Под оглушающую барабанную дробь на ее голову водрузили корону из фальшивого золота, украшенную красными и зелеными стразами. Корона была дешевой и вульгарной, но Нине тогда показалось, что это самое красивое украшение на свете. Она тотчас же мысленно пообещала себе, что сохранит ее на всю жизнь. Тогда она еще не знала, что организаторы конкурса отберут корону, как только она покинет сцену. Так бывает на всех конкурсах — «Мисс Мира», «Краса России». Слишком уж дорогое это удовольствие — каждый год делать на заказ новую корону для королевы…

Как только отгремел триумфальный марш, на сцену один за другим начали подниматься спонсоры конкурса и члены жюри. Все они говорили в микрофон какие-то общие, ничего не значащие слова, поздравляли Нину. Один из них набросил на ее плечи симпатичный полушубок из стриженого кролика, другой вручил ей дорогие французские духи. Поднялся на сцену и менеджер модельного агентства «Феникс». Выглядел он как провинциальный учитель физкультуры — потрепанные джинсы, художественно порванные на одном колене, какая-то мятая футболка в серо-зеленых разводах. Хотя не исключено, что этот туалет обошелся ему в целое состояние. Нина знала, что все столичные модники носят потертые, выцветшие джинсы.

— Нам, должно быть, придется работать вместе. Поэтому предлагаю познакомиться, — он протянул ей руку, не обращая внимания на зрителей, — Олег Верещагин.

— Нина, — прошептала она.

Он улыбнулся и протянул ей тонкий сероватый конверт, в котором она обнаружила авиабилет до Москвы и уже подписанный контракт.

Девушка удивленно уставилась на дату в авиабилете. Семнадцатое число! Она должна улетать в Москву через два дня!

Нина огляделась по сторонам в поисках Олега Верещагина, но того уже и след простыл. Победительницу же плотно окружили какие-то незнакомые люди. Голливудски улыбающаяся Нина пятилась назад; она и не представляла себе, что толпа может быть такой агрессивно-любезной и душной. Вчера никто из этих людей и не посмотрел бы на нее, а сегодня все они хотели с ней сфотографироваться, каждый пытался поцеловать новую королеву.

Локтями расталкивая толпу, к ней прорвался корреспондент местного телевидения, совсем молоденький мальчик в смешных круглых очках.

— Что вы сейчас чувствуете? — спросил он, сунув массивный микрофон прямо ей в лицо.

— Я… Я… — растерялась Нина, — вообще-то… Я счастлива!

Олега Верещагина она нашла только вечером, на торжественном банкете. Неуверенно дернула его за рукав все той же линялой майки.

— Вы мне вручили авиабилет… И там написано, что я должна лететь в Москву уже семнадцатого.

— Ну да, послезавтра, — улыбнулся менеджер, — а восемнадцатого у тебя первый кастинг. Одна парфюмерная компания давно уже ищет свежее лицо для рекламы шампуня. Думаю, ты могла бы им подойти!

Нина вдруг поняла, что Олег был удивительно похож на молодого Мика Джаггера — тот же крупный рот, те же непослушные темные кудри.

— Но я не успею собраться… И потом, у меня четверть еще не кончилась.

— Четверть? — Он насмешливо приподнял левую бровь. — Скажи, Нина, ты хоть понимаешь, о чем говоришь? Какая четверть? О школе теперь забудь. Или ты не хочешь стать топ-моделью?

— Хочу. Ну и что? Мне всего-то полгода осталось доучиться. И потом, одно другому не мешает.

Он взял ее за плечи и развернул к себе. Нине пришлось поставить на фуршетный стол пластиковый стаканчик с шампанским.

— Ниночка, скажи, а куда ты собиралась поступать после школы? — Он разговаривал снисходительно, словно мудрый учитель с нашкодившим второклашкой.

— В педагогический, наверное, у нас в Егорьевске другого и нет.

— Ну и кем ты будешь работать? Школьной училкой? Тебе это нравится — ставить двойки хулиганам с последней парты? Стареть в женском коллективе? И в лучшем случае выйти замуж за сильно пьющего учителя труда?

— Ну… — Нина растерялась, — можно переводчиком стать. У меня с английским хорошо. Твердая пятерка.

— Скажи, а много в Егорьевске переводчиков?

— Так можно в Москву уехать!

Он сочувственно посмотрел на нее и вдруг медленно произнес:

— I suggest that you should become a model!

— Чего-чего?! — вытаращила глаза Нина.

— Я сказал, что предлагаю тебе стать моделью. Это простая английская фраза, а ты ее не поняла. Подумай теперь, сможешь ли ты конкурировать с московскими переводчиками, у которых за плечами МГУ и иняз.

— Так что же делать?

Олег плеснул в ее стаканчик шампанского и улыбнулся.

— Что делать? Собирать вещи, лететь в Москву, выиграть кастинг и… стать звездой!

Поздно вечером Нина уже складывала в старенький тряпочный чемодан свои немногочисленные пожитки. Мама и бабушка суетились вокруг; обе они громко вздыхали, хватались за сердце и время от времени даже принимались плакать.

— Горе-то какое, — тоненько всхлипывала бабушка, — единственная внученька, умница, красавица едет в Москву эту, чтоб она…

— Бабуль, ну Москва же не Америка! Я буду звонить каждый день, приезжать на праздники.

— Да что уж там. Но знай: я против! Где это видано, чтобы школу бросать!

— Я закончу школу, — неуверенно возразила Нина, — экстерном.

— Каким таким екстерном? — прищурилась бабуля. — В наше время никаких екстернов не было, и ничего, нормально жили. Не то что сейчас. А все демократы… будь они неладны!

— Мама, отстань от ребенка! — заступилась за Нину Надежда Николаевна, — что ж ей, всю жизнь в Егорьевске прозябать? Она прославится, станет знаменитой, денег заработает!

— Денег! — ухмыльнулась бабушка. — Знаю я, за что эти деньги платят. Морду намажут, мини-платья нацепят — и давай задницами вертеть!

Нина с улыбкой слушала их перепалку и думала о том, что, скорее всего, ей будет мучительно не хватать ворчливого бормотания бабушки и маминых кокетливых причитаний.

Она решила взять с собой в новую жизнь только самое необходимое. Два платья, джинсы, несколько футболок. Зубная щетка. Увлажняющий крем. Туфли на каблуках, приобретенные специально для конкурса красоты. Все остальное купит в Москве. Ведь Олег Верещагин сказал, что она сразу будет сниматься в рекламе какого-то там шампуня. Наверняка за съемки в рекламе платят немало денег.

— Кофту возьми, — предложила мама, — кофту с люрексом.

— Блестящее уже давно не в моде, — возразила Нина, — сейчас все носят черное и обтягивающее.

— Глупости! — фыркнула Надежда Николаевна, — в черном и обтягивающем ты будешь похожа на кладбищенскую ворону. Я еще положила тебе тональный крем, тени для глаз и накладные ресницы.

Нина улыбнулась, вспомнив конкурс.

— Мам, давай обойдемся без ресниц!

— Какая же ты неблагодарная, — вздохнула мама, — между прочим, я тебе свои ресницы отдаю, последние, для себя покупала. У меня ведь в субботу свидание…

— Опять свидание? Когда же ты у меня угомонишься? — Нина шутливо растрепала мамины волосы.

— Ну что же я могу поделать, если пользуюсь таким успехом у мужчин? — Надежда Николаевна кокетливо поправила жесткую свалявшуюся челку.

Время летело, словно олимпийский чемпион на спринтерской дистанции. Казалось бы, только что отгремели фанфары в ее честь на конкурсе красоты, а уже надо было улетать в Москву. Она едва успела попрощаться со школьными подругами и многочисленными приятельницами мамы.

Нина не спала всю ночь — изучала бурые разводы на потолке и думала о том, что утро, должно быть, не наступит никогда.

Когда же утро все-таки наступило, девушке все еще не верилось, что через каких-то два часа белоснежный лайнер оторвет ее от земли. Улыбчивая стюардесса обязательно предложит шампанского, и она, Нина, щурясь от удовольствия, вдруг посмотрит на крошечный Егорьевск сверху. Интересно, а дом свой она сможет разглядеть с заоблачной высоты? А школу? А Дом культуры? Или все это сольется в хитросплетенье безликих прямоугольников, мягко растает, как часть ее прошлого?

Никогда раньше ей не приходилось летать на самолете. Да что там, она и Егорьевск-то покидала всего пару раз: однажды ездила в Ярославль на экскурсию с классом, и два раза мама вывозила ее к морю в Крым.

Она долго обнималась на пороге квартиры с плачущей бабушкой, она спешно успокаивала расстроенного младшего брата и клятвенно пообещала ему с первой же зарплаты купить в Москве настоящий костюм телепузика.

А ровно без пятнадцати восемь Нина вышла из подъезда, закинула голову вверх и посмотрела на окна своей квартиры — как потом выяснилось, в последний раз.

Самолет Нину немного разочаровал. Он выглядел как-то неряшливо и ненадежно — ржавые швы, мутные иллюминаторы, старенькая обивка на тесных креслах. Никто и не думал предлагать ей шампанского — более того, оказалось, что за спиртные напитки необходимо платить невероятную, по ее меркам, сумму — два доллара за бокал.

Сидящий рядом Олег Верещагин шутливо ущипнул ее за талию:

— Что приуныла?

— Просто устала. Встала слишком рано. Мне хочется скорее прилететь в Москву.

— Потерпи немного, — снисходительно улыбнулся Олег, — Москва тебе еще надоест.

— Не думаю. — Нина достала из кармана купленный в Егорьевске миниатюрный путеводитель «Москва златоглавая» и деловито поинтересовалась: — А я сегодня успею на Красную площадь? Мне бы еще обязательно хотелось сходить в Большой театр. Может, сумею достать билет на вечернюю оперу? Как ты думаешь?

— Может быть. А ты знаешь, сколько стоит билет?

— Сколько?

— Хороший — долларов сто, — спокойно улыбнулся Олег, явно наслаждаясь произведенным впечатлением.

— Ну ничего, — оптимистично решила Нина, — значит, схожу с первой зарплаты. Я ведь буду сразу работать, правильно? Ты что-то говорил о рекламе шампуня.

— Я говорил о кастинге, — поправил Олег. — Кастинг — это отбор моделей, своеобразный конкурс. Например, представь, что работодателю нужна худощавая голубоглазая брюнетка с длинными ресницами.

— И что?

— В нашем агентстве двадцать, а то и тридцать девочек, подходящих под это описание. Вот все они и придут на кастинг, а уж клиент разберется, кто ему больше нравится.

— Но ведь есть шанс, что понравлюсь именно я? — занервничала Нина.

— Шанс всегда есть. Плохо, что у тебя нет портфолио.

— В смысле фотографий? Ну как же нет? Целый фотоальбом с собой везу. Есть и портрет, и в купальнике, и с конкурса — в короне.

— Ниночка, — снисходительно вздохнул Олег, — портфолио — это набор фотографий в разных образах. Необходимо, чтобы на тебе был грим от профессионального визажиста. Фотографии должны быть как цветными, так и черно-белыми. И не менее десяти штук.

— Как же быть?

— Ничего, не расстраивайся, в агентстве есть фотограф. Он тебе сделает портфолио, а ты потом нам отработаешь. Но есть еще одна проблема. Ты же не умеешь ходить, а значит, не можешь получить работу манекенщицы.

— Почему это я не умею ходить? — возмутилась Нина. — Нас на конкурсе учили! Плечи расправить, живот втянуть, ноги ставить в одну линию.

— Милая, ты прелесть, — вздохнул Олег, — несмотря на то что, — он выдержал паузу, — ходишь как кобыла. Ничего, и это поправимо. В нашем агентстве есть специалист по дефиле, любую коровку научит грациозно передвигаться.

— Мы сейчас поедем прямо в агентство?

— Нет, тебе необходимо выспаться. Твой кастинг завтра в одиннадцать утра. Пока доберешься, пока дойдешь. Я отвезу тебя на квартиру, где ты будешь жить. Там еще две девушки живут, тоже наши модели. Думаю, вы поладите.

Почему-то Нина представляла себе Москву такой, какой ее показывали в старых советских фильмах — чистые широкие улицы, зеленые аллеи, аккуратные дома, жизнерадостная разноцветная толпа… Девушка прижалась лбом к прохладному стеклу такси и с удивлением рассматривала невзрачный пейзаж типичных московских окраин. Неужели этот серый город, с непромытыми типовыми многоэтажками, упирающимися прямо в рваные низкие тучи, с неприветливыми сонными прохожими — и есть «русский Нью-Йорк», город мечты, город свободных денег и великих возможностей?

Агентство «Феникс» приготовило для Нины Орловой квартиру в панельной пятиэтажке на Щелковском шоссе. Дом смотрел на разочарованную Нину давно не мытыми стеклами стандартных окон и словно недобро усмехался многочисленными морщинами-трещинами.

— Дальше я тебя провожать не буду, сама разберешься. Первый этаж, третья квартира, — Олег коснулся ее щеки сухими и горячими губами, — увидимся завтра в агентстве, королева красоты! Смотри не опаздывай!

Дверь Нине открыла девушка, до удивительного напоминающая знаменитую теннисистку Анну Курникову — пышная копна блондинистых волос, широкая белозубая улыбка (впрочем, здесь явно не обошлось без таланта дорогого дантиста), высокая пышная грудь и крепкие мускулистые ноги от ушей. Одета она была словно танцовщица из «Крейзи хорс» — коротенькие алые шорты, серебристый обтягивающий топик и лакированные туфли на массивных копытообразных каблуках. Нина невольно попятилась назад — ее шокировала эта вульгарная, бесстыдная роскошь. «Слишком спортивное телосложение для профессиональной модели», — подумала она, а вслух сказала:

— Привет! Меня зовут Нина Орлова, я теперь буду с вами жить!

— Да ну? — прищурилась девушка. — Ну проходи, что ли. Гулька, смотри, наша новая соседка явилась.

Откуда-то из боковой комнаты плавно вырулила еще одна красавица — хрупкое длинное тело, прямые черные волосы и тонкое лицо с восточным разрезом глаз.

— Соседка? — Она оценивающе посмотрела на Нину. — А что же Любка?

— Кто ее знает? — пожала плечами блондинка. — Наверное, вернулась обратно в свой… как там его… Кустанай, что ли.

— Да, не повезло девчонке!

Они совершенно не обращали внимания на топтавшуюся в прихожей Нину, которая все не решалась поставить на пол довольно увесистый чемодан.

— Везение тут ни при чем, — лениво протянула «Курникова», — Любка сама виновата. Ну разве можно было спорить с Алей? Что, разве непонятно было, кто за ней стоит?

Нина деликатно кашлянула.

— Так вы в курсе, что я теперь тут буду жить? Мне можно войти? — Она заставила себя приветливо улыбнуться.

— Да входи уж, раз пришла! — разрешила «Курникова», — только ботинки снимай, а то мы полы сегодня мыли.

Нина с облегчением скинула теплое пальто с меховой подкладкой, размотала связанный бабушкой цветастый длинный шарф.

— На кухню топай. И ты, Гулька, тоже, — велела блондинка. Видимо, она считалась здесь главной. По крайней мере, девушка с восточным лицом послушно поплелась за «Курниковой».

Кухней они называли захламленное помещение размером, должно быть, с грузовой лифт многоэтажного дома. Даже в Егорьевске, в их крошечной «распашонке», кухня была побольше. Здесь же еле помещался крошечный стол и несколько ободранных табуреток.

«Курникова» поставила перед Ниной заляпанную чашку, в которой она предварительно поболтала спитым пакетиком какого-то импортного чая.

— Ну рассказывай, — уселась она напротив Нины и подперла подбородок рукой с безупречным маникюром.

— Что рассказывать-то? — удивилась Нина.

— Ну меня, например, звать Таней. Я приехала из Калязина. А это Гулька. Она из Дагестана.

— Гульнара, — поправила восточная красавица.

— Ну я из Егорьевска, — пожала плечами Нина, отхлебывая невкусный, жидкий чай, — королева красоты. Со мной подписали контракт, и завтра я иду на… как его… кастинг. Наверное, буду сниматься в рекламе шампуня.

— Как ты сказала? — вдруг расхохоталась Таня. — Королева красоты? Вот прикол, а, Гуль?

— Никогда не видела настоящую королеву красоты, — хихикнула Гульнара.

— А вы где снимаетесь? — Нина решила проявить вежливость и поддержать светскую беседу. Хотя, если честно, ей не очень понравились соседки. Какие-то неприятные и вульгарные, особенно блондинистая Таня. Похожи не на манекенщиц, а на содержанок провинциальных чиновников не самого высокого ранга.

— Гулька тебе все расскажет, — зевнула Таня, — а мне пора собираться. Я сегодня работаю.

— С кем ты сегодня? — поинтересовалась Гуля.

— Да с Петром Ворошиловым. Банкир. Инвестиционный фонд. Я его уже сопровождала пару раз. Ничего мужик, вежливый и не пристает совсем. Почти. — Таня еще раз зевнула и скрылась в ванной.

— Про какую это работу она говорила? — насторожилась Нина. — Она что, участвует в показе мод? А этот Петр — он заказчик, да?

Гульнара сочувственно на нее посмотрела:

— Танька подрабатывает эскорт-девочкой. Наше модельное агентство оказывает и такие услуги.

У Нины неприятно похолодели ладони.

— А что такое эскорт?

— Ничего страшного, — усмехнулась Гуля, — сопровождение. Богатые одинокие мужики не любят показываться на людях в одиночестве, поняла? Для них считается престижным, если рядом — длинноногая красавица.

— Но это же… проституция? — перепугалась Нина.

— Ты что, дура? Спать с ними тебя никто не заставляет. Если ты сама не захочешь, конечно. Это же все-таки модельное агентство, а не дом свиданий. Просто сходить в театр или на презентацию какую-нибудь. Платят хорошо, сто — двести долларешников за вечер. На показе таких денег просто не заработаешь. На подиуме платят максимум полтинник. А жить на что-то надо.

— А если я не захочу? Я-то приехала, чтобы моделью работать. Олег Верещагин сказал, что у меня типаж подходящий!

— Да что ты задергалась-то? Ты свободный человек. Не в турецком борделе живешь. Не захочешь — откажешься.

В этот момент из ванной появилась Таня. Она переоделась в черное бархатное платье с открытой спиной и сильно накрасила глаза.

— Ну как я вам?

— Супер! — восхитилась Гульнара.

Нина промолчала. На ее взгляд, у Тани была слишком мускулистая спина для такого декольте.

— Ладно, я потопала.

— Тебя ждать на ночь?

— Вряд ли, — глухо хохотнула Татьяна, надевая клеенчатый клетчатый плащ, — спите без меня!

Нина не могла уснуть почти до самого утра. Выделенный ей узенький диван оказался жестким и неудобным, а вместо одеяла Гуля дала ей дырявый колючий плед. Впрочем, сама Гульнара спала на таком же диване, а Таня вообще ютилась на коротком кресле-кровати.

— Гуля, — прошептала Нина, когда они уже выключили свет, — Гуль, а почему она сказала, что не придет ночевать? Ты же сказала, что никто не заставляет девушек… ну ты понимаешь…

— Я сказала, что никто не заставляет, если девушка сама не хочет. Таня просто деньги зарабатывает. Этот Петр — ее знакомый, и ей с ним нравится, — прошептала Гуля в ответ.

— Неужели ей не хватает тех денег, которые она получает от съемок?

— Да она снималась-то всего пару раз, а живет здесь уже почти четыре года! — усмехнулась Гульнара. — В нашем агентстве почти двести девчонок. Работы немного, а конкуренция… — Она выразительно замолчала.

— Ну а ты, — решилась спросить Нина, — ты что, тоже этим занимаешься?

— Почти нет. У меня родители такие, если узнают, увидят в газете фотографию мою с каким-нибудь мужиком… Могут вообще убить!

— Ну уж прямо убить! Скажешь тоже!

— Ничего ты не понимаешь, — обиделась Гуля, — мы мусульмане, знаешь, какие у нас порядки? Мало не покажется.

— Как же тебя вообще сюда отпустили работать?

— Сама удивляюсь, — вздохнула Гульнара, — ну вообще, они же всей правды не знают. Думают, просто съемки, дефиле… Но папа, например, не разрешает мне фотографироваться в белье или купальнике. Я как-то привозила им фотографии с показа шуб — так им вроде бы даже понравилось!

— А ты много работаешь?

— Бывает. У нас в агентстве знаешь как. У каждой модели есть так называемые композитки. Это как бы визитная карточка девочки, там ее фото — крупно лицо и в полный рост и указаны все основные параметры. Так вот, эти композитки разложены по разным папкам. В одной папке — блондинки, в другой темненькие, в третьей — нестандартные, например те, у кого маленький рост. А есть папка с девчонками с экзотической внешностью — мулатки, казашки, есть даже негритянка. Так вот, моя композитка именно в этой папке. Конкуренция не очень большая, ведь в Москве в основном встречаются славянские лица.

— Гуль… А Гуль!

— Ну что тебе еще? Я спать хочу!

— А что случилось с этой вашей соседкой? Любой, кажется… Вы разговаривали о ней, когда я только пришла.

— Спи давай! — неожиданно резко ответила Гульнара. — Тебе завтра рано вставать, да и мне предстоит тяжеленький день.

Глава 2

Модельное агентство «Феникс» арендовало офис в симпатичном особнячке почти в самом центре Москвы. Нина никогда таких красивых офисов не видела — темно-серое коверное покрытие на полу, блестящие черные столы, золотистые зеркала. Да что там говорить, в ее родном Егорьевске такой конторы просто не могло быть — в середине девяностых и в Москве не на каждом шагу можно было встретить евроремонтный интерьер.

По белоснежным стенам были развешаны фотографии томных красоток, красиво причесанных и умело подкрашенных. Под каждой фотографией подпись, лаконичная, но многообещающая. «Олеся Карманова, ведущая модель агентства «Феникс», два года назад уехала в Париж по приглашению самого. Ив Сен Лорана…» — читала Нина. «Мария Бирюкова, ведущая модель агентства «Феникс», участвовала в финале международного конкурса профессиональных моделей «Образ года», позировала для обложки американского «Bora», живет и работает в Нью-Йорке…» «Наверное, это все-таки солидное агентство, — подумала Нина, прощупывая взглядом интерьер, — наверное, Гуля с Таней все врут. Просто одним везет, другим не очень…»

— О чем задумалась, королева? — Чья-то горячая ладонь опустилась на ее плечо.

Нина вздрогнула от неожиданности и обернулась.

Перед ней стоял Олег Верещагин. Сегодня он выглядел, как лондонский денди (правда, Нина никогда настоящего денди не видела, но представляла его именно таким) — круглые ленноновские очки в золотистой оправе, темно-коричневый сюртук и белоснежная рубашка.

— О будущем, — улыбнулась Нина. — Когда же кастинг начнется?

— Сначала я тебя познакомлю с президентом агентства. Пойдем в кабинет.

— А он строгий?

— Это она. Александрина Павловна.

Александрине Павловне Шустряк, президенту модельного агентства «Феникс», едва ли исполнилось тридцать пять лет. Внешне она напоминала бизнеследи из фильма об американских феминистках. Она была одета в добротный дорогой костюм из джерси и черные туфли на устойчивом низком каблуке. Наверное, когда-то Александрина и сама работала манекенщицей, по крайней мере рост ее зашкаливал за сто восемьдесят, а пропорции лица были почти идеальными.

— Это и есть королева красоты? Ниночка, да? — Александрина широко улыбнулась, но взгляд ее оставался серьезным, словно у бездарной абитуриентки Щукинского училища.

Нина поймала себя на мысли, что ей хочется сделать реверанс — как будто бы Александрина Павловна была великой русской императрицей, а ее, Нину, впервые допустили на царственную аудиенцию.

— Ну не стесняйся, подойди-ка сюда, — велела Александрина, — так, неплохо, неплохо.

Она взяла Нину за плечи и развернула лицом к окну:

— Не красишься, да? Это хорошо. Кожа надолго останется свежей и молодой. Носик у тебя красивый. Подбородок нетяжелый. Какие полные губы. Ты никогда не делала силиконовую инъекцию?

— Что? Какую инъекцию? — переспросила Нина, а потом, подумав, добавила: — Я не наркоманка!

— Олег, она просто прелесть, — умилилась Александрина, — многие наши девицы накачивают губы силиконом. Сейчас это модно. А у тебя от природы почти что силиконовый рот. Так, а теперь улыбнись, пожалуйста.

Нина послушно растянула уголки губ.

— Шире, шире! Как будто бы ты снимаешься в рекламе зубной пасты. Я хочу посмотреть, в каком состоянии твои зубы.

Нине тут же вспомнилась трогательная сценка продажи крепостных крестьян из школьной хрестоматии по литературе. И все же она послушно оскалилась, — видимо, если она хочет добиться успеха, придется принять местные правила игры.

— Зубы белые, — констатировала Александрина, — наверное, не куришь?

— Не курю, — подтвердила Нина.

— Да ты просто клад. Странно, что тебя еще не завербовало другое модельное агентство. Сколько тебе лет? — вдруг спросила Александрина, — паспорт есть?

— Есть, мне же шестнадцать четыре месяца назад исполнилось. Сразу и получила.

— Давай его сюда, — президентша протянула руку, унизанную массивными золотыми кольцами.

— Зачем? — удивилась Нина. — Как же я в Москве без паспорта?

— Нечего тебе по Москве шататься. Да и времени на это не будет. А паспорта я всегда у девчонок на время забираю. Мне же надо тебя оформить в агентство.

Нина пожала плечами и вложила в руку Александрины новенькую бордовую книжечку. Та бегло пролистала паспорт и спрятала его в ящик стола.

— Что ж, надо скорее делать портфолио. Можно прямо на этой неделе.

— Наверное, это дорого стоит?

— Ну не так-то и дорого, — бодро заверила Александрина, — учитывая профессиональный уровень нашего фотографа. Двести вместе с макияжем.

— Всего двести? — обрадовалась Нина. — Я привезла с собой пятьсот из Егорьевска. Думаю, могу себе позволить сделать портфолио.

— Вот и замечательно. — Улыбка президентши стала сладкой, словно засахаренное пирожное с толстым слоем сгущенного молока. — Олег, пересчитай в рубли.

— В рубли?! — Нина и сама не заметила, как повысила голос. — Так что же, портфолио стоит двести долларов?!

Александрина посмотрела на нее, как митрополит на продажную девицу.

— Ты хочешь сказать, что привезла с собой из Егорьевска всего пятьсот рублей?

— Ну… Вообще-то да.

Президентша выразительно посмотрела на Олега.

— Ну что ж… Думаю, мы сможем договориться. По крайней мере, мы сделаем тебе композитку бесплатно. Чтобы тебя сразу можно было включить в каталог агентства. А на портфолио заработаешь. Если захочешь.

— Спасибо, — пробормотала растерявшаяся Нина.

— Сегодня прямо и поснимаем. А глаза я тебе сама подкрашу. Ну а сейчас беги скорее в комнату отдыха. Там уже все девчонки собрались. Сейчас придет человек от парфюмерной компании — и будем вас вызывать по одной!

…Комната отдыха выглядела не так шикарно и стильно, как личный кабинет Александрины Павловны. Два кожаных дивана, огромная напольная пепельница на высоких изогнутых ножках. В комнате находилось десятка два манекенщиц. Нина отметила, что эти девушки классом выше, чем конкурсантки из Егорьевска. Ухоженные, загорелые, с длинными аккуратно выпиленными ногтями. У каждой было при себе портфолио — толстый кожаный альбом с фотографиями и журнальными вырезками.

Нина с любопытством рассматривала соперниц и прислушивалась к их разговорам.

— Девчонки, меня тут на днях пригласили сниматься в одну косметическую компанию, — рассказывала симпатичная блондинка, — сказали, что это будет реклама нового средства для лица. Плакаты по всему городу и все такое. Я губы раскатала, думаю, вот прославлюсь наконец. А средство для лица оказалось грязевой маской, — девушка рассмеялась, — представьте себе: все лицо в грязи, родная мама не узнает. Да еще и глаза закрыть заставили. Ничего себе прославилась!

— Это еще что, — вступила в разговор томная высоченная девушка, — я однажды снималась в клипе. Изображала египетскую статую. Мне намазали лицо золотой краской — для большей достоверности. Так я потом это золото четыре дня смыть не могла, плакала даже. Мой косметолог меня потом чуть не убил. Несколько месяцев кожу лечила — ужас!

Дверь приоткрылась, и в комнату заглянул Олег Верещагин.

— Селезнева, на выход! — скомандовал он. — Им понравилась твоя композитка.

Неудавшаяся египетская статуя лениво поднялась с дивана, затушила сигаретку и вышла из комнаты.

— Орлова, ты следующая пойдешь. А потом сразу к фотографу, композитку делать.

— Орлова? — нахмурила нос одна из моделей, девушка лет семнадцати с россыпью мелких бурых веснушек на лице. — Что-то я про такую не слышала.

— Это я, — Нина на всякий случай встала, — Нина Орлова. Работаю здесь первый день.

Все с любопытством на нее уставились, разговоры тотчас же стихли.

— Меня поселили с девушками, вы их, наверное, знаете, Гуля и Таня.

— А, ну все понятно, — усмехнулась веснушчатая модель, — ясно, для какой работы тебя наняли. Гулька с Танькой шалавы известные.

— Между прочим, Таня снималась для французского «Bora», — обиделась Нина.

Все засмеялись.

— Да что ты! А мне она говорила, что снималась для голландского «Космо», — сказала веснушчатая.

— А мне — что для американского «Харперз Базара», — подтвердила блондинка, рекламирующая грязевую маску.

Нина отвернулась. Не стоит злиться, и спорить с ними, пожалуй, тоже не стоит. Наверное, их негативная реакция продиктована банальной женской завистью. А уж Нина в свои шестнадцать лет успела узнать, что это такое. Чего только не наслушалась она от своих конкуренток на конкурсе красоты в Егорьевске: то толстая она, то страшная… И ноги-то у нее кривые, и уши оттопыренные… А в итоге победила именно она.

— А паспорт у тебя уже забрали? — насмешливо поинтересовалась веснушчатая.

— Ну и что? Александрина Павловна сказала, что у всех на время забирают.

— Вот умора! — Нинина недоброжелательница рассмеялась так заразительно, словно ей только что рассказали свежий анекдот. — Да, Алька наша умеет пыль в глаза пустить!

В этот момент дверь комнаты отдыха снова приоткрылась.

— Орлова, на выход!

И вновь Нина стояла в кабинете президентши, и вновь ее невольно посетила мысль о работорговле. За столом Александрины Павловны сидели трое мужчин в отлично скроенных дорогих костюмах. Все они уставились на Нину, словно действительно собирались ее купить и решали вопрос: а не пытаются ли им подсунуть бракованный товар?

— Немного полная, как ты думаешь? — спросил один из них.

— Да, корова еще та!

— Ноги не кривые вроде.

— Зато бедра широковаты. Наверное, жрет много.

— Но с лицом вроде все в порядке.

— Да ну, мелковато, — раздраженно отозвался мужчина, сидящий посредине, — все они какие-то мышки.

Нина почувствовала, как в висках запульсировала горячая кровь. Они обсуждали ее недостатки, ничуть не стесняясь ее присутствия. Девушка никогда не задумывалась об этой стороне модельного бизнеса. Интересно, неужели и Клаудиа Шиффер прошла через такие кастинги? А Синди Кроуфорд? Неужели кто-то говорил им в лицо, что они толстоваты, низковаты, да и вообще…

— Нина, ну что ты стоишь? — зашипела на нее Александрина, — не видишь, что ли, у людей мало времени, да и задерживаешь других. Идем-ка в студию. Олег, а ты позови сюда Семенцову.

Нина вышла из кабинета, ее щеки пылали, а глаза вдруг стали подозрительно влажными.

— Расстроилась, что ли? — ухмыльнулась Александрина. — Ничего, всех сначала это шокирует. Привыкнешь. Смотри только не расплачься, тебе сейчас сниматься.

— Я и не плачу, — ответила Нина, вытирая ладонью слезы.

— Вот и хорошо, — невозмутимо улыбнулась президентша, — повернись ко мне, я тебе глазки подчеркну, а то они на фотографии пропадут.

Она извлекла из кармана миниатюрную косметичку. Нина закрыла глаза.

Оказалось, что у Александрины Павловны мягкие и прохладные пальцы.

— Так, надо тебя подпудрить, а то лицо раскраснелось… И губки я тебе покрашу… — бормотала она.

Ее пудра пахла сладковатыми духами, губная помада оказалась жирной и вполне приятной на вкус. На конкурсе красоты в Егорьевске девушек красили дешевым гримом польского производства, от мерзко пахнущего тонального крема щипало щеки, а от полузасохшей водостойкой туши краснели глаза. Александрина же пользовалась качественной, дорогой косметикой. Нина полностью доверилась ее рукам, расслабилась и даже едва не заснула. Подумалось: «Женщина с такими руками не может быть обманщицей, ей просто завидуют, как и мне. Она успешная, деловая, богатая, наверное… Может быть, и у меня когда-нибудь будет свое модельное агентство…»

— Эй, ты что там, спишь, что ли? — Александрина мягко похлопала ее по щеке. -

Странная ты девушка. То плачешь, то спишь. Давай двигай в студию, у меня больше нет времени с тобой возиться.

Фотограф — полноватый, инертный на вид мужчина, назвавшийся Боликом, уже ждал ее в студии — просторной комнате с круглым подиумом посередине.

— Новая лисичка попалась в наш капкан? — У Болика был какой-то неестественно тонкий голос, и Нина не смогла сдержать улыбки.

— Что улыбаешься? Иди на подиум, я буду свет ставить… Да, я гомосексуалист и совершенно этого не скрываю. Наоборот, я этим даже горжусь. Моя сексуальная ориентация доказывает, что я свободный и независимый человек. Слава богу, известную статью изъяли из Уголовного кодекса.

Нина взошла на подиум. Она была так удивлена и растеряна, что у нее не получилось придумать ответную остроумную реплику. Но Болик, похоже, и не собирался дожидаться ее ответа. Должно быть, своим коронным жанром он считал монолог.

— Зайка, голову выше, не сутулься. Слушай, что скажу: в мире моды и в шоу-бизнесе много таких, как я. Только они почему-то это скрывают. Вот Майкл Джексон недавно женился на дочке Элвиса Пресли. Скажи, тебе не смешно? Мне смешно. Ну какой из Джексона супруг? Ты можешь представить его в постели с женщиной?… Так, а теперь повернись, покажи мне твой профиль… О, у тебя точеный профиль. Да ты рот не разевай… Вот Элтон Джон молодец. Не скрывает свою голубизну… А теперь посмотри прямо в объектив. А теперь сделаем несколько снимков с поворотом, чтобы волосы развевались. Усекла?… Расскажу-ка я тебе одну историю…

Домой она вернулась только к вечеру. Устало скинула в прихожей ботинки и сразу же забралась с ногами на диван. На соседней кровати лежала Гуля — ее лицо покрывала густая зеленоватая масса.

— Это очищающая маска, — объяснила Гульнара, — тебе тоже надо такую купить. А то кожа от грима быстро испортится.

— Если когда-нибудь меня будут гримировать, — грустно вздохнула Нина, — мне кажется, я тут долго не выдержу.

— Да? — Гуля приоткрыла один глаз и с любопытством посмотрела на Нину. — Вчера ты была куда более оптимистичной. С Алькой познакомилась, да?

— Была на кастинге, — объяснила Нина, — по-моему, я им не понравилась. Они сказали, что я толстая и неинтересная. Прямо при мне говорили, представляешь? К тому же этот фотограф, Болик, меня уболтал. У меня голова даже от его голоса разболелась.

— На Борьку не обращай внимания. Он, конечно, странный, зато очень талантливый. Так снимет, что любая замарашка будет выглядеть как двойник Памелы Андерсон. А насчет кастинга — это дело обычное, — усмехнулась Гульнара, — в мелких агентствах к вешалкам как к мусору относятся.

— А в крупных? — заинтересовалась Нина.

— В крупные сложно попасть, — вздохнула Гуля и закрыла глаза.

— А Таня где?

— Опять трудится. Сопровождает какого-то бензинового короля на театральную премьеру. Он подарил ей такое платье! Строгое, шоколадного цвета и с ценником — девятьсот долларов. Танька его рассчитывает потом продать.

Внезапно откуда-то из-под кровати раздался громкий звонок. Нина нервно вздрогнула, а Гуля свесила руку с дивана и нащупала пыльный телефонный аппарат.

— Слушаю! Олег? Да. Ты же знаешь, мне не хотелось бы. А кто? Опять банкир? В ресторан? Ну ладно, посмотрим, с деньгами у меня неважно. Что? Да, она уже вернулась. — Гуля протянула трубку Нине: — Тебя.

— Ниночка? — трубка ласково заговорила голосом Олега Верещагина. — Как дела? Не утомилась?

— Нет, — лаконично ответила Нина. На самом деле она очень устала, проголодалась и хотела спать, но не желала демонстрировать свою слабость менеджеру агентства.

— А у меня для тебя не очень хорошая новость. Тебя не взяли. Я о кастинге.

— Я так и думала, — вздохнула Нина, — что же мне теперь делать? У меня скоро деньги кончатся!

— Подожди, тут вот рядом Александрина, она хочет с тобой о чем-то поговорить.

— Ниночка, — голос Александрины Павловны, искаженный телефонным аппаратом, звучал как-то хрипло и низко, — на самом деле у нас есть и неплохие новости. Не знаю, рассказывали ли тебе девочки, но наше агентство оказывает такие услуги…

— Эскорт! — перебила Нина. — Я этим заниматься не буду. Категорически!

— Почему же? — ласково поинтересовалась президентша. — Это очень интересно. Многие девушки предпочитают эскорт съемкам. Походишь в хорошие рестораны, с приятными мужчинами. Денег заработаешь. А оставаться ли у них на ночь — тебе самой решать. Тебе платят только за сопровождение, мы же не публичный дом.

— И все равно это не для меня.

— Жаль, — вздохнула Александрина, — в наше агентство вчера приезжал один крупный предприниматель — Иван Калмык. Он без ума от твоей фотографии и заплатит двести долларов, если ты сходишь с ним в ресторан.

— Я же сказала — нет.

— Ну на нет и суда нет, — неожиданно легко капитулировала Александрина, — тем более что у меня есть еще одна хорошая новость.

— Какая? — спросила Нина без особого энтузиазма.

— Завтра в Москве открывается международная выставка «Зима». Там работают наши девушки, но одна из них, Светочка, немного приболела. Ты могла бы ее заменить.

Нинино настроение подпрыгнуло, словно столбик термометра на майском солнцепеке.

— А что надо делать?

— Ничего особенного, мы работаем с одним Домом моды. Будете рекламировать шубы.

Нина повесила трубку, вскочила с дивана и закружилась по комнате.

— Что случилось? — подозрительно спросила Гуля. — Ты прошла кастинг?

— А вот и нет, — нараспев ответила Нина, — не угадала!

— А что тогда? Верещагин предложил тебе руку и сердце?

— Опять не то. Завтра я работаю! Представляешь, Гулька? Демонстрирую шубы на выставке! Вот так!

Гуля недоверчиво посмотрела на нее, но Нина уже не обращала на подругу внимания — она бросилась к своему старенькому чемодану, достала туфли на огромных каблуках, напялила их на усталые ноги и принялась танцевать ламбаду — прямо как на конкурсе красоты.

«Какая же я дура, что расстроилась сегодня! — ликовала она. — Не может же все идти как по маслу! Должны быть и трудности, без них даже неинтересно. Вот я не хочу работать эскорт-девочкой, мне и не предлагают больше. А другие девушки не сумели проявить твердость, вот их и заставляют этим заниматься!»

Нина чувствовала себя абсолютно счастливой, она мурлыкала под нос какую-то навязчивую битловскую песенку, пританцовывая, кружилась по крошечной комнатке. Наверное, только в шестнадцать лет настроение может меняться так быстро от угрюмо-депрессивного до маниакально-счастливого Она даже не заметила вошедшую Татьяну. А когда заметила, резко остановилась и прикрыла ладошкой рот.

Таня больше не походила на Анну Курникову. Она выглядела отвратительно: один глаз покраснел и распух, волосы растрепались, под носом засохла запекшаяся кровь.

— Что случилось? — бросилась к ней Гульнара.

Таня рухнула в кресло и закрыла ладонями изуродованное лицо.

— Эта сволочь… Он просто извращенец, садист, — еле слышно произнесла она.

— Не может быть! — воскликнула Нина.

— Не может? — закричала Таня. — А ты на это посмотри! — Она резким, нервным движением задрала юбку, и Нина увидела на ее бедрах маленькие круглые ожоги.

— Сигаретами, да? — прошептала Гуля.

— Хуже всего, что завтра мне опять к нему идти! — разрыдалась Таня.

— А ты не ходи, — Нина уселась на подлокотник кресла и приобняла Таню за плечи, — давай все расскажем Александрине Павловне, я буду свидетелем.

Таня подняла голову. Ее глаза были сухими.

— Ты что, дура? Этот мужик очень влиятельный, со связями. Такому лучше не перечить, а то плохо кончишь… И потом, он обещал спротежировать меня на обложку журнала «Красота»!

В Экспоцентре на Красной Пресне, где проходила выставка «Зима-95», было многолюдно и душно. Нине не сразу удалось найти нужный стенд, и все-таки она не опоздала — пришла как раз в тот момент, когда представитель фирмы инструктировал девушек-манекенщиц.

— Девочки, если испачкаете, порвете или прожжете сигаретой шубу, уши оторву. Снимать шубы тоже нельзя, обеденного перерыва у вас нет, но ничего, сегодня на выставке короткий день — не развалитесь. Так, подходите по одной, будем шубки мерить.

Первой к нему подошла улыбчивая девушка с короткой стрижкой. Ей досталась красивая длинная шуба из светлой норки. Нина занервничала. «Вдруг все красивые шубы разберут? Дадут мне какую-нибудь крашеную лисицу!»

Но, видимо, этот Дом моды не производил шубы из крашеной лисы. Несмотря на то что Нина подошла к менеджеру фирмы почти самой последней, ей достался симпатичный каракулевый полушубок с мягким серым воротником. Сначала Нина подумала, что это кролик, и даже немного расстроилась, но менеджер ее утешил:

— У тебя самая дорогая шуба. Манжеты и воротник из шиншиллы, это самый престижный мех. Кстати, что-то я тебя на кастинге не видел… ты откуда?

— Из «Феникса», — промямлила Нина, — одна девушка, Света кажется, заболела, и меня прислали на замену.

Менеджер, прищурившись, посмотрел на нее, и Нина испугалась. А вдруг она ему не понравится, вдруг он сейчас отберет у нее шубу и велит возвращаться домой? Но менеджер, выдержав паузу, которой позавидовал бы любой мхатовский актер, сообщил:

— Ладно, будешь работать в паре с Женей, она все тебе объяснит.

Женей оказалась та самая девушка с коротким ежиком рыжих волос, которая получала шубку первой.

— Наша работа — раздавать посетителям листовки, — объяснила она, вручая Нине кипу лимонно-желтых бумажек, — ничего сложного. Улыбайся направо и налево, будь красавицей.

Нина посмотрела на себя в огромное зеркало во весь рост. «А я ведь и правда красавица!» — неожиданно решила она, всматриваясь в собственное отражение. Новая дорогая шубка необычайно ей шла. Нина стала похожа на настоящую кавер-герл — девушку с обложки журнала мод.

Нина вышла из-за стенда и с энтузиазмом новичка взялась за дело.

— Возьмите, пожалуйста, листовку! Посетите наш стенд! Девушка, хотите примерить шубку? Она вам пойдет! — громко вещала Нина. — Молодой человек, купите для своей дамы шубу! Внимание, шуба — лучший подарок к Новому году!

Однако уже через пятнадцать минут Нина поняла, что в выставочном павильоне слишком тепло. Посетители сдали шубы и куртки в гардероб, ей же приходилось расхаживать между стендами застегнутой на все пуговицы.

— Наши шубы самые лучшие на свете!

Через полчаса Нина почувствовала, как тоненькие струйки пота щекотно танцуют на спине.

— Купите шубу, — уговаривала она, натянуто улыбаясь, — обязательно купите.

Через час она чувствовала себя клиентом финской бани.

— Не забудьте заглянуть на стенд с шубами! — уныло причитала Нина.

А в шесть часов вечера за девушками наконец пришел менеджер.

— Извините, девчата, чуток задержался, — весело сказал он. Его глаза подозрительно блестели, и Нина поняла, что менеджер слегка нетрезв, — ну молодчины, славно поработали. Сейчас заплачу — и можете расходиться. Где там у нас ведомость? Так, Семиндяева, привела пятнадцать клиентов — пятнадцать долларов. Калинкина, восемь клиентов — восемь долларов… Орлова, пять клиентов!

На улице было не по-октябрьски морозно, порывистый ветер гулял под ее легкой курткой на рыбьем меху, а тонкие ботинки из кожзаменителя явно проигрывали в схватке с подернутыми льдом московскими лужами.

«Поехать домой на такси или сэкономить?» — размышляла манекенщица Нина Орлова, сжимая в кулаке пятидолларовую бумажку — свой первый гонорар. С одной стороны, она так устала, а ноги так гудели, словно она была ведущей танцовщицей Большого театра. С другой стороны, на такси она потратит почти весь гонорар. А ведь она обещала маме привезти из Москвы фирменный тональный крем. А брату — вожделенный костюм телепузика. Еще надо купить новые колготки, очищающую маску для лица, витамины… И накопить на портфолио.

Нина вздохнула и поплелась к автобусной остановке.

Глава 3

Москва пахнет низкими рваными тучами и сырым ветром в лицо. Непросыхающими стенами типовых многоэтажек и влажным деревом мерзлых бульварных лавочек. Палаточными хот-догами. Общественными туалетами.

Потной духотой переполненной подземки.

И вялым дыханием индифферентной утренней толпы.

Нина Орлова шла вниз по Тверской улице, стараясь не смотреть в сонные, серые лица встречных прохожих, и думала о том, что она, в сущности, не очень-то и любит Москву. Милый, маленький Егорьевск, знакомый вдоль и поперек, ей нравился куда больше. Но Егорьевск не оставляет шансов, в Егорьевске ее ждало бы унылое будущее, серая, ничем не примечательная жизнь.

Нина Орлова шла в один из самых дорогих и престижных клубов Москвы «Националь», где ей назначила встречу Александрина Павловна, президент модельного агентства «Феникс».

Она поймала взглядом собственное отражение в золотистой витрине ювелирного магазина. Высокая, тонкая, темноволосая. Многие прохожие оборачиваются ей вслед. Женщины — с плохо скрытой завистью, мужчины — с явным интересом. Никто из них и не подозревает, что эта красивая, стройная девушка, одетая не по-зимнему легко, идет пешком не потому, что она любит гулять по стылой Москве, а чтобы сэкономить на транспорте.

Сегодня на Нине было симпатичное полупальто из светлой шерсти. Пальто ей одолжила Гульнара — у самой Нины не хватило бы денег на такую обновку. А вот Гуле недавно повезло — ее неожиданно выбрали для съемок немецкого каталога зимней одежды. Заплатили немцы невероятную по московским меркам сумму — пятьсот долларов. Конечно, недальновидная Гульнара не удержалась и истратила все на дорогую одежду и косметику. Нет бы отложить немного и тратить потом потихонечку! Профессия манекенщицы так противоречива — сегодня Гуля с энтузиазмом опустошает лучшие магазины, а завтра ей не хватит мелочи на пакет молока.

Впрочем, на ее месте Нина поступила бы точно так же. Когда ты молода и хороша собой, никакой голод не страшен, а вот отсутствие приличной туши для ресниц — настоящая катастрофа!

А Нине Орловой фортуна явно не симпатизировала. Хотя никто не смог бы обвинить ее в лености. Почти каждый день Нина приезжала в особнячок агентства «Феникс», исправно посещала все предлагаемые ей кастинги. Но привередливые клиенты почему-то неизменно останавливали выбор на других девушках.

Нина и сама не заметила, как дошла до угла Тверской и Моховой, где находился клуб «Националь». Она толкнула тяжелую нарядную дверь — и тотчас же на нее обрушилось оглушительное тепло. Не успела Нина сделать нескольких шагов, как к ней бросилась администраторша, похожая на финалистку конкурса «Мисс Америка».

— Девушка, вообще-то это частный клуб! — Она окинула презрительным взглядом дешевые Нинины ботинки в белесых соляных разводах.

— Я… у меня назначена встреча, — растерялась Нина.

— Вот как? И с кем же? — Администраторша изумленно приподняла безупречно выщипанную бровь.

— С Александриной Павловной Шустряк.

— О, извините, пожалуйста, меня о вас предупреждали, — улыбка Мисс Америки стала сладкой, как патока, — еще раз извините, но у нас такие строгие порядки. Дайте, пожалуйста, ваше пальто!

Александрина ждала ее за столиком у окна, перед ней стояло фарфоровое блюдечко, на котором возвышался шедевр какого-то венского дорогого кондитера — шоколадный чиз-кейк с малиновыми взбитыми сливками.

— Милая Нина, ты точна, как часы на Биг-Бене. Что тебе заказать? Само собой, плачу я.

— Ну… — Нина присела на краешек тяжелого стула с чугунной спинкой, — я бы, наверное, тоже съела такое пирожное…

— Принесите девушке стакан минеральной воды и зеленый салат без масла, — скомандовала Александрина подошедшей официантке. — Детка, я пошутила, когда спросила, что ты будешь заказывать. Профессиональная модель обязана сидеть на строжайшей диете, а тебе, кстати, не помешало бы сбросить пару килограммчиков.

Нина опустила голову и уткнулась взглядом в свои худые колени, обтянутые дешевыми колготками. В последнее время она питалась почти одной гречневой, кашей — на другое денег не хватало.

— У меня сорок четвертый размер! — на всякий случай сообщила она.

— А надо сорок второй. — Александрина отправила в свой густо накрашенный рот очередную порцию шоколада со взбитыми сливками. — Как же хорошо, что я больше не работаю. А когда работала, вообще почти ничего не ела. Знаешь, какой звездой я была в семидесятые?

— В семидесятые? — недоверчиво прищурилась Нина. — По моему, в семидесятые у нас вообще не было модельного бизнеса. И сколько же вам лет?

— Как ты бестактна. Впрочем, я не скрываю свой возраст, мне почти сорок. Кстати, нам пора перейти на «ты». Можешь называть меня просто Алей. Все девочки так меня называют. А про свою карьеру я тебе как-нибудь расскажу!

Нина удивленно уставилась на красивое лицо президентши. Гладкий лоб, смугловато-персиковый румянец и полное отсутствие мимических морщин. Неужели за все свои «почти сорок» она ни разу не расплакалась, не расхохоталась? Такого не может быть. Скорее всего, эта спокойно-кукольная красота всего лишь результат стараний какого-нибудь модного пластического хирурга.

Александрина словно прочитала ее мысли.

— Да, я сделала подтяжку, — улыбнулась она, — ну и что? Для меня это важно. Я и тебя со своим доктором познакомлю, он волшебник.

— Меня-то зачем? — бестактно удивилась Нина.

— А у тебя щеки слишком круглые, — добродушно объяснила Аля, — и дело тут, должно быть, не в лишних калориях. Просто такой тип лица. Немодный типаж. Поэтому тебя никуда и не берут.

— И что же мне теперь… эту… липоксацию делать, что ли? — перепугалась Нина.

— Ну зачем так радикально? Просто можно удалить четыре крайних зуба с каждой стороны. Получится эффект впалых щек, как у Марлен Дитрих. Все так сейчас делают.

— Добровольно лишиться восьми зубов?! — ужаснулась она. — Нет уж, я на такое не пойду.

— Еще как пойдешь, — грустно улыбнулась Александрина Павловна. — А куда же ты денешься? С работой-то у тебя негусто!

Что верно, то верно. В Нинином кошельке остались последние крохи, да и те были ей одолжены сердобольной Гулей. Нину, конечно, продолжали приглашать на многочисленные кастинги, но для съемок почему-то всегда выбирали других. На ее долю оставалась только вежливая улыбка да ничего не значащие слова утешения:

— Всего доброго, надеемся, что в следующий раз вам повезет больше.

К тому же у Нины до сих пор не было портфолио. На кастинги она приходила с любительскими фотографиями, упакованными в дешевенький картонный альбомчик. А гордые обладательницы неподъемных кожаных папок с профессиональными снимками смотрели на Нину с. явным чувством собственного превосходства и едва уловимым презрением.

— Между прочим, Иван Калмык все еще интересуется твоей персоной, — вдруг сказала Аля.

— Кто?

— Иван Калмык, — спокойно повторила президентша, — предприниматель, владелец небольшой сети бистро. Я тебе о нем как-то говорила.

— А, эскорт, — уныло усмехнулась Нина.

— Он заплатит двести долларов. Двести долларов за то, что ты поужинаешь с ним в ресторане.

— Нет! — словно для большей наглядности, Нина решительно отодвинула от себя стакан с недопитой минералкой. — Нет, я к этому не готова.

— О’кей! Не буду тебя уговаривать. Но, по-моему, ты совершаешь ошибку, и все-таки ты странная девушка. Портфолио у тебя нет, деньги зарабатывать ты не хочешь. Должно быть, скоро я решу, что нашему агентству невыгодно снимать квартиру для такой модели, как ты.

Нина прикрыла глаза. Скорее всего, так оно и будет. В один прекрасный день сама Аля или Олег Верещагин, какая разница, выставят ее вон. И тогда ей придется вернутся в Егорьевск, поступить в педагогический… Если еще Гуля или Таня одолжат денег на билет.

— Может быть, — мягкая, холеная ладонь Александрины накрыла Нинину неухоженную руку, — может быть, ты передумаешь? Кстати, тебе не помешало бы сделать маникюр… Ну а как ты относишься к перформансам?

— Что это?

— Акции, которые устраивает богема. Показы мод на дне высохшего бассейна или в развалинах полуразрушенного здания. Там не требуется умения правильно ходить. Ну как? Правда, платят всего пять долларов…

— Согласна, — бодро улыбнулась Нина Орлова. — Сейчас мне и пять долларов не помешают!

…Модельер с концептуальным псевдонимом Вася Сохатый считал себя гением. Об этом он сообщил собравшимся, на репетицию манекенщицам — вместо привычного приветствия. Вася так и сказал:

— Я, девочки, гений. Самый настоящий. А вам, значит, придется проводить мое высокое искусство в неблагодарные массы. Уверяю вас, когда-нибудь вы будете хвастаться своим внукам, что были знакомы с самим Василием Сохатым. — Он задумчиво помолчал. — Внуки, конечно, вам не поверят. Но вы-то знаете, что это чистая правда.

Девушки переглянулись. «Псих какой-то», — шепнула Нине соседка слева — ее рыжеватые волосы были заплетены в многочисленные африканские косички.

Василий Сохатый внешне напоминал сумасшедшего авангардиста Пабло Пикассо — такой же невысокий, абсолютно лысый, подвижный, с горящими темными глазами.

— Сейчас будем распределять костюмы, — засуетился он, — потом быстренько отрепетируем на подиуме, накрасимся — и вперед!

Подиумом он называл сомнительного вида шаткое сооружение, наскоро построенное из подгнивших досок и огромных грязноватых листов фанеры. Показ мод должен был проходить на одном из заброшенных московских заводов. Коллекция «гениального» Васи Сохатого называлась «Спиной к городу». Чего там только не было — юбка из старых, дурно пахнущих молочных пакетов, платье из спичечных коробков, мятые бумажные шляпы с широкими полями, длинные обтрепанные марлевые шарфы. Создавалось впечатление, что материалы для своих творений Вася находил на самых грязных городских помойках.

— Так, для платья из полиэтиленовых пакетов нужна девушка с формами, оно же почти прозрачнoe, — бормотал Сохатый, прогуливаясь вдоль шеренги уныло посмеивающихся манекенщиц. — Пожалуй, ты сойдешь. Так, а у тебя личико невзрачное, получай шляпу с густой вуалью. Ну-ну, не обижайся, я же не со зла. Так, блондинке с длинными волосами подойдет плащ из мешковины. Будет стильно. — Внезапно Василий остановился напротив Нины Орловой и замолчал. — Ты… — выдохнул он после грамотно выдержанной паузы, — ты… просто красавица! Какое лицо! А кожа! А волосы! Неужели некрашеные? — Он схватил растерявшуюся Нину за руку. — Вы только посмотрите на нее! принцесса! богиня! Такая тонкая, бледная, богемная. Итак, ты будешь моей Музой. С большой буквы! Я давно искал такую девушку, как ты. Я сделаю тебя звездой. И тебе достанется главное платье этой коллекции. Мое лучшее платье!

Нина выступила вперед, сопровождаемая чьим-то завистливым шепотом.

— Красавица! — восторженно воскликнул Вася, оглядывая ее с головы до ног. — Спорю на пять долларов, что когда-нибудь она станет знаменитой!

Еще каких-то четверть часа назад Нина Орлова сияла восторженным недоверием, а сейчас ее настроение было чернее крымской ночи в июле.

Дело в том, что лучшее платье модельера Василия Сохатого было… из консервных банок — старых, ржавых, полусгнивших, с истлевшими этикетками «Завтрак туриста». К тому же Вася заставил ее надеть гениальный костюм прямо на голое тело — и Нина тотчас же порезала ногу о ржавый острый край. «Ну вот, не хватало мне еще заражения крови, и все из-за какого-то психопата!»

Между тем «гениальный» Вася не мог нарадоваться.

— Тебе фантастически идет, ты станешь королевой московского андеграунда! — восклицал он, бегая вокруг модели. — Кстати, эти банки семьдесят шестого года. Я нашел их в погребе у моей тетки. Консервы, конечно, испортились, а сами баночки-то как новенькие!

«Меня сейчас стошнит», — безнадежно подумала Нина, однако вслух вежливо сказала:

— Я и так королева. Королева Егорьевска, которая совершенно не котируется в Москве. Почему-то!

— Что-что? — переспросил Василий.

— А ничего, — грустно улыбнулась Нина, — вам просто послышалось.

С каким бы удовольствием она высказала ему все, что она думает о нем и его убогих костюмах! Но Нина понимала, что этого делать нельзя: все-таки здесь она может заработать пять долларов. Придется терпеть. Натянуто улыбаться. Молчать — и пять долларов в кармане. Ну что поделаешь, если она никому из модельеров, кроме Васи Сохатого, не приглянулась?

Старательно растянув губы в вежливой улыбке, Нина поплелась в гримерку, громыхая консервными банками.

— Ну что, красавица, рада? — вдруг обратилась к ней манекенщица в бумажной шляпе с длинной причудливой вуалью, — я смотрю, ты у нас возгордилась, королева помойки!

Нина вспомнила, что это та самая девушка, которой Вася сказал, что у нее невзрачное лицо, и прошла мимо. Надо же, и здесь, в самом низу, живет зависть.

Гример, неопрятного вида пожилая женщина с широкими мозолистыми руками, молча намазала лицо Нины какой-то липкой лимонно-желтой краской, потом обмакнула ладонь в банку с укладочным гелем и грубо взъерошила ей волосы.

Нина посмотрела на себя в зеркало и расстроилась еще больше. Теперь она походила на юродивую, скитающуюся по вокзалам и ночлежкам. В таком виде ей было стыдно разгуливать даже по гримерке, не говоря уже о подиуме.

— А туфли? — вдруг спохватилась «королева помойки». — Мне туфли-то дадут? А то я пришла сюда в страшных зимних ботинках, не в них же выступать.

— Туфли? — Василий посмотрел на нее жалобно, словно запуганный пациент на балагура-стоматолога. — Ты издеваешься надо мной, душа моя? Туфли отвлекут внимание зрителей от моих гениальных костюмов. На подиум вы будете выходить босиком! Только босиком!!!

— Да они просто издеваются над тобой, — зевнула Таня, — неужели ты сама этого не понимаешь?

Девушки сидели на захламленной кухне. Таня меланхолично красила ногти темно-бордовым лаком, а Нина пила остывший жидкий кофе и рассказывала соседке о своих злоключениях на показе Сохатого.

— Что ты имеешь в виду? — насторожилась Нина. — Кто издевается? Сохатый?

— Вася Сохатый — просто маньяк, — хихикнула Таня, — я тоже пробовала с ним работать, когда только сюда приехала… Нет, я имею в виду Альку. Неужели ты не понимаешь, что она специально отправила тебя на такую работу?

— Почему? Я ей не понравилась?

Таня расхохоталась.

— Блин, ноготь смазала, а все из-за тебя. Ну ты даешь! При чем тут — не понравилась? Это же бизнес! Просто на тебя запал какой-то крутой мужик, а Алька не может тебя заставить — это опасно. Надо, чтобы ты сама согласилась. И согласишься. Куда ты денешься. Или уедешь обратно. Потому что нормальной работы тебе все равно не дадут.

— Но другие же как-то пробиваются! — потрясенно возразила Нина. — Татьяна Патиц, Татьяна Завьялова, Людмила Пантюшенкова, Наташа Семанова! Они работают на лучших подиумах мира, неужели они тоже этим занимались?

— Возможно, нет. Возможно, они с самого начала попали в правильные руки. В крупных агентствах совсем другая схема. Но в «Ред старз» всех не берут, потому что сейчас каждая вторая швабра мечтает стать Клаудиа Шиффер… А может быть, и занимались. Но ты все равно об этом никогда не узнаешь.

— Тань, а ты? — вдруг спросила Нина.

— Что — я?

— Ты надеешься еще работать моделью? Улыбаться с обложек? Стать знаменитой?

— Что значит — надеюсь? — нервно передернула плечами Таня. — Я и стану знаменитой, вот увидишь. Скоро появлюсь на обложке журнала «Красота», я разве не рассказывала?

— Рассказывала, — усмехнулась Нина, — месяца два назад.

— Ну такие вещи быстро не делаются. Мне вообще кажется, что он в меня влюбился.

— Кто? Этот маньяк?

— Да не маньяк он, — устало отмахнулась Таня, — просто разных мужчин возбуждают разные вещи. Моего — садомазохизм. Ну и что? Я уже привыкла. Мне даже стало нравиться. Я ему говорю только, чтоб по лицу больше не бил, а то как мне потом работать?

Таня и в самом деле выглядела куда лучше, чем несколько недель назад. Синяки на ее лице поблекли и пожелтели, их вполне можно было скрыть умелым макияжем. Правда, иногда, когда полы ее домашнего халата невзначай разлетались, Нина мельком видела, что Танины мускулистые бедра украшены свежими сигаретными ожогами, тонкими длинными царапинами и кровоподтеками. Тогда она отводила глаза и деликатно молчала.

— А ты уверена, что он исполнит свое обещание?

— Конечно, ведь главный редактор журнала «Красота» его родной брат, — засмеялась Таня.

Нина вздохнула и отвернулась к окну. Кофе остыл, она так и не выпила его. А ведь это был ее последний кофе. Теперь, видно, ей придется пить просто подслащенный кипяток. Иногда она завидовала своей соседке Тане: выходит, можно быть вынужденной любовницей садиста и при этом оставаться такой оптимистичной и жизнерадостной?

Вот она, Татьяна, только что сказала, что Нина наивна. Наверное, так оно и есть. Но почему же сама Таня не понимает, что ее тоже обманывают? Ею просто пользуются, она хотела стать известной манекенщицей, а превратилась в не самую дорогую девочку по вызову, и никогда ей не улыбаться москвичам с обложки журнала «Красота»!

Под Новый год неожиданно позвонила мама.

— Тебя тетка какая-то странная спрашивает, — весело сообщила Гуля. (В последнее время Гульнаре везло, и в новогоднюю ночь она должна была демонстрировать коллекцию вечерних костюмов в одном из самых дорогих столичных казино. Гуля похвасталась соседкам, что за этот показ ей обещают заплатить не меньше ста пятидесяти долларов.) — Говорит, из Егорьевска. Назвала меня кисулей и пожелала стать музой у Карла Лагерфельда.

— Это же мама! — Нина, апатично лежавшая на узеньком скрипучем диване, бросилась к аппарату. Она не видела родных уже несколько месяцев. Никогда прежде она не уезжала из Егорьевска на такой срок.

— Аллоу! — нараспев произнесла Надежда Николаевна, и Нина чуть не расплакалась, услышав такой родной голос. — Аллоу, Нинель, это ты?

— Мама!

— Нинель, у меня не очень много денег, поэтому буду говорить коротко. Ты должна срочно приехать.

— Что случилось?

— Ничего особенного, — тоненько захихикала мама, — я просто замуж выхожу.

— Замуж?! В четвертый раз?

— А что такого? — как будто бы удивилась мама. Как знакома была Нине эта кокетливая интонация, она словно наяву увидела, как мама быстро-быстро похлопывает пластмассовыми накладными ресницами (она считала, что этот жест придавал ей определенное сходство с кокетливой нимфеткой). — Я еще очень даже ничего, и своей красотой ты обязана только мне. Видела бы ты своего отца! Впрочем, то была ошибка молодости.

— Слава богу, я его не видела, — перебила Нина. Ей было обидно в очередной раз услышать, что она всего лишь неожиданный плод маминой ошибки.

— Так вот, в субботу свадьба. Прилетишь?

— Я бы приехала, но у меня нет де… — Нина осеклась. Ни в коем случае нельзя рассказывать маме правду. Если Надежда Николаевна узнает, в каких обстоятельствах оказалась ее дочь, она немедленно примчится в Москву и заберет Нину обратно домой. Придется поступать в педагогический, работать обычной училкой и только, украдкой вздыхая, вспоминать яркую московскую жизнь.

— Что? Слышно плохо!

— Я бы приехала, но у меня сейчас слишком много работы, — вздохнула Нина.

— Но это же просто замечательно! — оживилась мама. — Скажи, а когда же наконец мы сможем увидеть тебя на обложке какого-нибудь журнала? Тут все соседи про тебя спрашивают, и если по телевизору передают показ мод, мы все садимся тебя высматривать. Пару раз, кажется, я тебя видела. На Неделе высокой моды, в платье от Шанель. Ты это была или не ты?

— Я! Я! — поспешила ответить Нина. — Ну ладно, мам, я опаздываю… на показ.

— Конечно, беги! Тут вот Павлик трубку вырывает, братик твой. Он хочет, чтобы на Новый год ты подарила ему конструктор «Лего», большой самый, в зеленой коробке. Конечно, манекенщица твоего уровня может себе это позволить. Или нет?

— Конечно, подарю. Ну, всех целую, бабушке привет. — Нина повесила трубку. Таня и Гуля сочувственно на нее посмотрели.

— Я тоже говорю своей бабушке, что удачно устроилась, — помолчав, сказала Таня, — у меня никого, кроме нее, нет. Она всем соседкам внучкой-манекенщицей хвастается.

Нина ничего не ответила. Был новогодний вечер, снежный и морозный. Гуля нервно собиралась на показ, а красиво накрашенная Таня ждала, когда за ней заедет ее любовник. Они собирались встречать Новый год в каком-то модном ночном клубе.

За окнами гулко взрывались фейерверки.

— Ну а хочешь, поедем со мной, — вдруг вяло предложила Гульнара.

Нина недоверчиво посмотрела на подругу. Красивая, на полторы головы выше Нины (конечно же все дело было в удачно подобранных туфлях), загорелая (целых пять сеансов в дорогом солярии!), одетая в декольтированное алое платье, которое так подчеркивало ее экзотическое восточное лицо… Рядом с такой ухоженной девушкой Нина будет смотреться как настоящая Золушка. «Все решат, что я ее секретарша или костюмер», — грустно подумала Нина, а вслух сказала:

— Нет, спасибо. Если честно, у меня свои планы.

— Как хочешь. — Гуля пожала загорелыми плечами и тотчас же накинула новенькую шубку из блестящего искусственного меха. — Ну, девчонки, я пошла!

Через несколько минут квартиру покинула и радостно возбужденная Таня.

Нина поставила чайник, потом подошла к окну — полюбоваться на снег. Потом медленно, как во сне (и это был дурной сон), сняла телефонную трубку и набрала знакомый номер:

— Александрина Павловна? Аля? Это Нина Орлова, ну вы меня помните? Я насчет того предпринимателя… Думаю, я могла бы попробовать!

Глава 4

Всем известно, что даже редчайшему бриллианту необходима достойная оправа. И даже безупречная красотка, стало быть, должна элегантно и стильно одеваться. Светские снобы едва ли признают красавицей девушку, одетую в лучших традициях Черкизовского рынка.

Нина в задумчивости стояла перед распахнутым шкафом. Ее мучил сакраментальный вопрос всех небогатых молоденьких девушек: что надеть? Нина собиралась на очередной кастинг, и ей вовсе не хотелось ударить в грязь лицом. Она задумчиво перебирала многочисленные вешалки. Строгое темное платье с отложным воротничком? Обтягивающие джинсы с просторной белой блузой. Сентиментальное легкое платье в трогательный голубенький цветочек?

С одной стороны, в платье она была романтична, словно Ирина Алферова в роли Констанции Бонасье. С другой — москвички предпочитают синтетическое и черное, обтягивающее и немного куцее.

Манекенщица Нина Орлова жила в Москве уже почти полгода. Она уже совершенно не была похожа на застенчивую финалистку конкурса красоты «Мисс Егорьевск» в нелепом тюлевом платье.

Нина успела обзавестись довольно разнообразным гардеробом. Ее ногти были аккуратно подпилены профессиональной маникюршей и покрыты ультрамодным фиолетовым лаком. Ее кожа приобрела «буржуйский» загар — ровный и матовый. Такой цвет лица не получишь, сидя на майском солнышке у деревенского пруда или прореживая морковку на бабушкиных шести сотках. А еще Нина регулярно посещала массажистку и косметолога. Работа манекенщицы — ад для кожи лица. Толстый слой яркого грима безжалостно забивает поры, вот и приходится делать чистку каждую неделю.

Подумав, Нина остановила свой выбор на обтягивающих джинсах — пусть заказчик видит, какие длинные и красивые у нее ноги.

Она лениво перелистала тяжелый ежедневник. Линованная бумага вдоль и поперек была исписана ее круглым детским почерком — почерком отличницы с первой парты.

«Среда, 12.00 — Иван Калмык, ланч, «Националь».

Четверг, 18.00- Сергей Березкин, юбилей банка «Ото-плюс» (взять у Али вечернее платье).

Пятница, 16.00- Петр Северянин, открытие боулинг-клуба. 22.00 — Иван Калмык, «Метелица».

Что и говорить, Нина Орлова считалась одной из лучших эскорт-девочек модельного агентства «Феникс». Мужчин-клиентов восхищала ее непосредственность и незатейливая скромность. Другие манекенщицы ей отчаянно завидовали, а сама Нина твердо решила завязать с эскортом, как только у нее получится накопить денег на приличное портфолио и уроки дефиле.

На первой встрече с Иваном Калмыком она чувствовала себя Марией Антуанеттой, идущей на казнь. С какой-то мазохистской жертвенностью Нина думала о себе как о товаре, как о продажной девке.

Александрина Павловна собственноручно сделала ей вечерний макияж и заставила Нину надеть бархатное платье на тоненьких серебристых лямочках с гордым лейблом «Кристиан Диор» на изнаночной стороне. Подобные платья висели в шкафу модельного агентства. Они были предназначены для начинающих эскорт-девочек, которые еще не заработали на собственные вечерние туалеты.

Встреча была назначена в дорогом ресторане «Виконт» на Цветном бульваре. Нина ехала на свидание на метро. Тускло одетые попутчики с усталыми, серыми лицами неодобрительно смотрели на ярко накрашенную высокую девушку в недорогом коричневом пальто, из-под которого выглядывал вызывающе-шикарный бархатный подол вечернего платья. Какая-то неопрятная бабка в дешевом плаще даже плюнула в сторону Нины, пробормотав при этом:

— Ни стыда, ни совести у девок нет, то ли было в наше время!

Нине казалось, что все эти люди прекрасно знают, куда и зачем она едет. Им известно, что она, начинающая манекенщица Нина, продала себя на вечер за сто пятьдесят американских долларов.

Она бегом неслась по эскалатору, стараясь не замечать прилипающих к ней любопытных взглядов. В итоге Нина приехала в ресторан «Виконт» на пятнадцать минут раньше условленного времени.

Однако предприниматель Иван Калмык уже сидел за одним из центральных столиков. Он оказался высоким темноглазым брюнетом с проседью, должно быть недавно разменявшим пятый десяток.

Нина в нерешительности остановилась перед ним и неуверенно улыбнулась. Как ей представиться? Томно, как в итальянской эротической кинокомедии: «Здравствуйте, меня зовут Нинель, я ваша девушка на вечер!»? А может быть, ненароком продемонстрировать тонкое чувство юмора? Или просто молча плюхнуться на дорогой стул, обитый бархатом цвета зимнего заката?

Иван Калмык почувствовал ее замешательство и первым начал разговор.

— Я вас сразу узнал, — он бегло и мягко поцеловал ее руку, — и я не разочарован.

Иван обошел вокруг стола, для того чтобы галантно отодвинуть ее стул.

Нина так и не поняла, зачем в тот вечер ему вообще понадобился эскорт. Гуля и Таня рассказывали ей, что эскорт-девочек обычно заказывают для каких-то публичных мероприятий — чтобы эффектно появиться на людях под руку с длинноногой блондинкой или с экзотической восточной красоткой. Спутница в данном случае исполняет роль дорогого аксессуара — ну, скажем, как массивные золотые часы на запястье или небрежно припаркованный у парадного входа «шевроле-кабриолет».

Нина, бегло просмотрев меню, скромно выбрала самое дешевое блюдо: вареные овощи со специями. Иван Калмык усмехнулся, отобрал у нее меню и заказал суп-пюре от шеф-повара и осетрину-гриль.

— Не стесняйся, — улыбнулся он, — я пригласил тебя в дорогой ресторан не для того, чтобы ты ела вареные овощи.

— Обожаю вареные овощи, — неумело оправдалась она.

Постепенно завязался разговор. Нина, правда неохотно, поведала о конкурсе красоты, осторожно похвалила Александрину Павловну, с улыбкой посетовала на Василия Сохатого.

— Ничего, ты пробьешься, — успокоил ее Иван, — есть в тебе что-то… Ты, главное, не глупи и не бросай это дело. Сгоряча легко хлопнуть дверью, а пути обратно уже не будет. Подумай, что тебя ждет в твоем Егорьевске? Я, если честно, о таком городке и не слышал.

Нина улыбнулась. Легкое белое вино немного растопило лед ее предубеждений. Иван Калмык был приятным собеседником — умным, сочувствующим, вежливым. Он совсем не походил на богатого сноба, воспринимающего хорошенькую девушку как часть собственного имиджа. Он относился к ней с уважением. Или просто умело делал вид?

Иван рассказывал ей о сети своих ресторанов и даже одарил Нину «золотой карточкой клиента», дающей право на пятидесятипроцентную скидку. Он рассказал ей о своем последнем отдыхе на Лазурном берегу Франции. И о своей первой жене — школьной учительнице.

— Я познакомился с ней тысячу лет назад в студенческом лагере. Считалось, что она девушка из приличной семьи, у них была машина и дача в Салтыковке. А тут я — безотцовщина и сорванец. Моя мать крепко выпивала и работала санитаркой в детской поликлинике. Ее родители были, разумеется, против, но Анька их не послушалась. Так они ей отказали от дома, и мы четыре года жили в моей общаге. А потом я защитил дисер, зарабатывать стал, и ее родители нас простили. У нас с Анькой двое детей, мальчики, уже совсем взрослые. А потом у меня бизнес пошел, и я Аньку бросил. Сейчас мне даже жаль немного, но тогда так хотелось красивой жизни.

Он вскользь упомянул о своей второй жене — бизнес-вумен. И с удовольствием рассказал о третьей — популярной эстрадной певичке.

— Собственно, это я ее продвинул, — пожаловался Иван, прикуривая «немужскую» ментоловую сигарету от платиновой зажигалки «Ронсон», — заплатил за телеэфиры, записали мы ей диск, сольные концерты устроили, клип модный сняли. Я только потом понял, что сам по себе совсем ее не интересую. Она сама от меня ушла — к какому-то нефтяному магнату. И слава богу.

После третьего бокала вина разговорилась и Нина. Вино было очень дорогим, поэтому имело мягкий, терпкий и глубокий вкус и пилось легко, как фруктовый сок.

Нина пожаловалась Ивану на своих соседок:

— Они странные какие-то, особенно Танька. Иногда ведет себя как лучшая подруга, а иногда так нахамит, что и разговаривать с ней потом не хочется. А Гулька теперь относится к нам снисходительно: ведь с ней собирается подписать контракт «Бурда-моден». И укатит наша Гулька в Германию. Она говорит, что скоро переедет от нас — снимет себе квартирку в центре.

Нина пожаловалась Ивану на маму:

— Она ведет себя как девочка-подросток. Хлопает глазками, носит мини и предпочитает ажурные чулки. Собралась вот замуж — в четвертый раз. Такая травма для Павлика, моего младшего брата. А ведь ей уже почти сорок.

В полночь они наконец покинули ресторан «Виконт». Выяснилось, что Ивана ждет сверкающий «мерседес» с тонированными стеклами и шофером-телохранителем на переднем сиденье.

Момент прощания — переломный момент. Нина нервно куталась в пальто и специально подольше возилась с непослушными пуговицами — чтобы Иван не заметил ее смущения. Куда подевалась шальная раскрепощенность?

Считается ли, что она уже отработала свои сто пятьдесят долларов? Но ведь она ничего особенного не сделала. Просто съела за его счет восхитительно нежную и невероятно дорогую осетрину-гриль. Неужели Иван Калмык прямо сейчас запустит свою ухоженную ладонь в карман эксклюзивного пальто и с улыбкой благодарности протянет ей, Нине, хрусткие зеленые бумажки?

Нет, нельзя быть такой наивной. Конечно, Александрина Павловна горячо убеждала Нину, что проститутка и эскорт-девочка — две совершенно разные вещи.

«Детка, он, конечно, предложит поехать к нему домой, — вещала она, положив наманикюренные ручки на Нинины плечи, — но ты совершенно не обязана этого делать. Сто пятьдесят долларов — это просто твой гонорар за ресторан… Конечно, если ты хочешь побыстрее разбогатеть, — Аля отвела глаза и многозначительно помолчала, — то можешь и согласиться. Честно говоря, многие наши девушки так делают и очень довольны. Все равно это не проституция. Проституция — это когда тебя покупают изначально, а здесь у тебя есть полное право выбора. Да половина наших девчонок находятся у кого-нибудь на содержании. Вот, например, Миле Огневой недавно подарили такую норковую шубу, что даже я ей завидую. А Даше Морозовой оплатили фотосеанс у самого Ногтева. Это самый известный фотограф в Москве. И теперь Дашка знаменитая модель. Ну а твоя подружка Таня скоро появится на обложке журнала «Красота»».

— Эй, ты о чем задумалась, Снегурочка?

— Кто? — Нина вскинула глаза.

— Снегурочка, — усмехнулся Иван, — я тебе такое прозвище придумал. Помнишь, сказка детская была, очень романтичная, я маленьким всегда плакал, когда мне ее рассказывали.

— Помню, это о том, как Снегурочка прыгнула через костер и растаяла. Я тоже плакала, — невольно улыбнулась Нина.

— Ну вот, ты такая же, как она. То вроде бы начинаешь оттаивать, веселишься, рассказываешь что-то. Вот-вот прыгнешь в костер. В такие моменты у тебя даже светлеют глаза. А то замыкаешься и леденеешь. Как сейчас.

— Просто мне действительно немного холодно.

— Сейчас я поймаю для тебя такси, согреешься. Ты где живешь?

— На Щелковском шоссе.

— Далековато тебя занесло. Хотя сейчас ночь, пробок нет, вмиг доедешь… Или ты хотела ко мне?

— Я? Нет! — пожалуй, чересчур поспешно отказалась она.

— Думаешь, я тебя съем? — рассмеялся Иван. — Скажи сразу, что такую юную красавицу, как ты, едва ли может заинтересовать глупый старик. Впрочем, если бы ты согласилась, я был бы разочарован, — помолчав, добавил он, — смотри, мой водитель уже поймал для тебя машину.

— Я могла бы и на метро…

— Приличные девушки не заходят в метро после полуночи. — Он взял ее за руку. — Руки холодные. Ты и правда замерзла, иди скорее в машину. Вот деньги, не потеряй смотри. — Он оттянул ее карман, Нина отвела взгляд и попыталась скрыть внезапную неловкость широкой улыбкой.

— Ну… я поехала.

— Спасибо за прекрасный вечер. Рассчитываю увидеть тебя снова. — Он наклонился к ее щеке. Нина почувствовала на своем виске его теплое дыхание, вскинула голову и тут только поняла, что глаза у него не темные, как ей показалось в самом начале. Светлые глаза, какого-то неопределенного оттенка — из тех, что смотрятся стальными в искусственном освещении, а в ясную погоду становятся нереально голубыми. Светлые глаза — а в уголках наметилась сеточка тонких, танцующих морщинок.

…Она ворвалась домой — растрепанная, в распахнутом пальто. Щеки ее горели — не то от холодного ветра, не то от внезапного возбуждения. Она с грохотом скинула ботинки, швырнула на пол сумку. Напевая, протанцевала на кухню и выпила прямо из носика чайника остывшей кипяченой воды.

— Ты что, мать, под таблеткой, что ли? — В кухню заглянула Таня. — Вломилась как африканский бегемот, всех перебудила, физиономия красная…

— Ничего ты не понимаешь. Я, во-первых, денег заработала. Сто пятьдесят долларов. Еще полтинник, и можно будет наконец сделать портфолио!

— Поздравляю. — Таня плюхнулась на табурет и отсалютовала грязной чашкой с недопитым чаем. — Значит, тоже эскортом занялась, да? Недолго мучилась старушка?

— Да ну тебя! Между прочим, ничего не было. Мы просто в ресторан сходили. Он очень приятный, добрый, нежадный, умный, симпатичный, все понимает, ни на чем не настаивает, — старательно перечисляла Нина.

— Ты что, влюбилась? — оживилась Таня. — Не болтай глупостей. Это просто работа. Как показ мод. Кстати, кто он?

— Иван Калмык.

— Иван Калмык? — удивилась Татьяна. — Так он же вроде на Эльвирке женат!

— На какой Эльвирке?

— Ну она еще что-то там поет. Погоди, сейчас вспомню. «Ты не любишь меня-я-я-я, ты погубишь меня-я-я-я!» — вдруг фальшиво запела Татьяна, подвывая на высоких нотах.

— А, эта, — отмахнулась Нина, — он мне о ней рассказывал. Они развелись. Да и потом, с чего ты взяла, что я влюбилась?

— А ты посмотри на себя в зеркало, — усмехнулась Танька, — у тебя же это на лбу написано. Заглавными буквами.

Глава 5

Она была настоящей красавицей, эта девочка с необычным именем Александрина. Такую красоту редко увидишь на городских улицах. Да и на обложки глянцевых журналов так часто попадают стандартно-сексуальные блонды, копии пластмассовой американской куклы Барби. Аля же словно сошла с портрета художника эпохи Возрождения — огромные серые глаза, высокий выпуклый лоб, вьющиеся блестящие волосы. Ей было всего двенадцать лет, а на нее уже обращали внимание взрослые мужчины.

А необычным именем ее наградила мама. Сумасшедшая мама. Красная шелковая рубаха, какие-то драные польские джинсы, многочисленные плетеные браслеты на худых смугловатых руках — такой запомнила родительницу Александрина. К тому же, когда Аля пошла в первый класс, маме исполнилось всего двадцать два года. Молоденькая хипповка плохо вписывалась в мрачноватую Москву начала семидесятых.

Эта экстравагантная женщина называла себя Даймонд и мечтала стать певицей. У нее и правда был сильный голос — глубокий и оригинальный, но репертуар совершенно не подходил для советской эстрады того времени. Даймонд виртуозно исполняла матерные блатные частушки — под аккомпанемент шотландских свирелей и африканских тамтамов. Впрочем, на некоторых московских кухнях ее принимали на ура.

У этой необычной певички была масса наистраннейших знакомых — в основном эксцентричные полу-маргинальные личности, считающие себя художниками, писателями и поэтами. Лучшей маминой подругой считалась сорокалетняя Ира Галина, в узких кругах известная как Ирка-Хохлома. Хохлома была валютной проституткой. Она и подругу уговаривала попробовать, но у той все же хватило ума отказаться. Забавно, но именно Ирка-Хохлома и устроила судьбу Александрининой мамы — причем вопреки собственному желанию. Был у нее клиент — итальянец русского происхождения с неподходящим для иностранца именем Степан. Ирка даже замуж за него рассчитывала выскочить и уехать навсегда из Союза, и, кажется, итальяшка ее желание полностью разделял. Однажды Ирка привела его в какие-то гости похвастаться необычным кавалером. И зря. Потому что Алина мама тоже была там, и римский Степан потерял голову. Нельзя сказать, чтобы это было взаимно. Если честно, ей показалось, что он простоват и грубоват. Но это был шанс. И, неглупая от природы, Даймонд ухватилась за него. Короче, в итоге замуж за Степана вышла она, а Ирка-Хохлома так и осталась в Москве. Даймонд же вместе с дочкой Алей перебралась в Италию. Оттуда — в Америку, где Степану предложили неплохую работу в Лос-Анджелесе.

Александрина никогда не училась в школе. То есть она была бы рада, но, когда мама вспомнила об этом, девочке уже исполнилось двенадцать лет. Писать она не умела, читала с ошибками и говорила по-английски с чудовищным произношением. Даймонд махнула рукой на подрастающую дочь — что там Аля, когда у нее самой столько проблем! Во-первых, рассталась со Степаном. Во-вторых, умудрилась забеременеть от какого-то темнокожего рэппера. В-третьих, никак не могла найти себе работу. Посудомойкой или отельной горничной становиться не хотелось. Мечтала петь. Но если в патриархальной России ее репертуар считался экзотическим, то в свободной Америке подобные песни исполнял любой уличный шарманщик. Неудачливой певице ничего не оставалось, как спиваться и сходить с ума, а дочь тем временем развивалась и взрослела. Аля, конечно, была полностью предоставлена самой себе.

В тринадцать лет девочка выкурила первую сигарету с марихуаной. В четырнадцать не пришла домой ночевать. В пятнадцать стала завсегдатаем всех местных ночных клубов, даже тех, куда не пускали до двадцати одного года.

Мама тем временем ударилась в религию, читала Библию на русском языке, тихонько распевала псалмы и пыталась наставить взбалмошную Алю на путь истинный.

— Возлюби ближнего своего! — патетически восклицала мама.

И Аля возлюбила. На заднем сиденье автомобиля. На крыше небоскреба. Просто на траве. Даже в безумной толкотне модного ночного клуба.

Именно в ночном клубе шестнадцатилетней Александрине и улыбнулось счастье в лице полномочного представителя клуба, полноватого брюнета в смешных полосатых штанах. Он подошел к танцующей Але и сказал:

— А тебе известно, что ты красавица?

— Пошел ты, — огрызнулась она, продолжая танцевать. Аля уже проглотила таблетку экстези, ей хотелось только одного — движения, и чтобы музыка никогда не кончалась, и чтобы вокруг все танцевали! А тут какой-то урод пристает.

— Нет, я совсем не это имел в виду, — он усмехнулся, — знаешь, я менеджер модельного агентства «Голливуд моделз». Ты могла бы нам подойти.

— Пошел ты, — тупо повторила Аля.

— Ты под чем? — миролюбиво спросил он.

— А ты что, коп? Я не дура.

— Понятно, значит, под колесами. Знаешь, милая, лучше бы тебе этого всего не принимать. Короче, я оставлю тебе свою визитку, если надумаешь — позвони.

Она взяла визитную карточку, только чтобы он отвязался.

И конечно же не стала звонить. Что у нее, других дел мало? Но однажды, через несколько недель после Алиного знакомства с толстяком, визитную карточку нашла мать:

— Детка, что это у тебя?

— Да ничего, выброси. Какой-то тип привязался, наверное, трахнуть меня хотел.

— Ты думаешь? — заинтересовалась мама. — Расскажи поподробнее.

Александрина послушно рассказала, опустив разве что таблеточную тему. И Даймонд, обычно равнодушная, сосредоточенная только на себе, вдруг заявила:

— Аля, позвони ему! Вдруг он поможет хоть тебе выбиться в люди, раз уж у меня нечего не вышло. Позвони обязательно, слышишь? Такой шанс выпадает раз в жизни.

Так Александрина стала фотомоделью. Конечно, не сразу. Сначала ее заставили похудеть на восемь килограммов. В то время в Америке вошли в моду термокостюмы для похудания — так называемые «потелки», похожие на космический скафандр. Каждый день Аля надевала свою «потелку» и сорок минут бегала вокруг квартала.

Ей повезло. Она не походила на типичную американскую фотомодель, поэтому на нее сразу обратили внимание. Аля снялась для двух журнальных обложек и в трех телевизионных роликах. Она активно участвовала в показах мод, и через несколько месяцев они с Даймонд переехали в более просторную квартиру ближе к центру.

Она могла бы стать и топ-моделью. Вполне могла бы.

Но вместе этого повторила судьбу своей матери — с точностью до наоборот.

Однажды на одном из показов мод Аля познакомилась с потрясающим мужчиной. Обычно расчетливая и циничная, тут она влюбилась с первого взгляда. Мужчина был русским, одним из первых кооператоров.

Его поразила хрупкая красота молоденькой землячки, и он предложил ей руку (разумеется, вместе с сердцем).

Так Аля вернулась на родину.

Ее первого мужа звали Иван Калмык.

Глава 6

Нина Орлова не любила телефон. Нет, не любила — это слабо сказано. Она его ненавидела. Телефон был ее врагом. Иногда он надолго замолкал, но Нина знала, что телефон предательски затаился, ожидая самой неподходящей минуты, чтобы нарушить ее спокойствие дребезжащим звонком. Чаще всего на проводе была Александрина Шустряк.

— Ниночка, у меня хорошая новость, — весело сообщала она, — ты понравилась одному влиятельному, богатому человеку. Сегодня у тебя с ним встреча. Запиши, пожалуйста, адрес, он пригласил тебя в шикарный ресторан.

И Нина послушно запоминала адрес, потом она доставала из шкафа свое лучшее вечернее платье, подкрашивала ресницы и губы и ехала на встречу — красивая, улыбающаяся. Надо сказать, не все «влиятельные и богатые» были такими приятными, как Иван Калмык. Был среди них и пожилой сладострастник по фамилии Лошадь, который красноречиво ощупывал Нинины колени, сидя напротив нее за столиком дорогого ресторана. Был и предприниматель Горяев, от которого пахло так, словно он не мылся и не чистил зубы как минимум лет пятьдесят. Нина не удивлялась, почему Горяев предпочитал общество эскорт-девушек — любую другую просто стошнило бы, подойди он к ней ближе чем на пять метров. Был и импозантный, седовласый бизнесмен Каримов, владелец четырех антикварных лавок. Нина симпатизировала Каримову больше других. До тех пор пока он не попытался изнасиловать ее прямо в лифте, где к тому же находилось еще несколько незнакомых людей.

Поэтому когда в ее квартире раздался телефонный звонок, Нина раздраженно вздохнула и нехотя поплелась к аппарату. Может быть, вообще не брать трубку? Могла же она отойти куда-нибудь или просто приболеть? Хотя нет, это не выход. Ей надо зарабатывать деньги. И чем быстрее она их сделает, тем скорее закончится весь этот эскорт-кошмар.

— Алло!

— Ниночка? — Незнакомый мужской голос, приятный и низкий. На секунду ей показалось, что это мог быть Иван Калмык. А кто еще? Нина никому, кроме него, своего телефона не оставляла.

— Да! — немного оживилась она.

— Ниночка, как хорошо, что я тебя застал! — облегченно вздохнул ее собеседник. — Ты не представляешь, как долго я тебя искал! В агентстве отказались дать мне твой телефон, я поднял на уши всех своих знакомых, все свои связи, я…

— Кто это? — перебила она. Теперь Нина была уверена, что говорит не с Иваном. Иван спокойный и рассудительный, он говорит медленно и немного растягивает слова. А этот так торопится, словно боится, что она бросит трубку. Не речь, а истерика…

— Как, ты меня не узнала?! — ужаснулись на том конце провода.

— Мы знакомы?

— Да это же Вася! Вася Сохатый! Неужели ты не помнишь? Ты демонстрировала мое лучшее платье. Нина, ты же моя Муза!

Она вспомнила. Сумасшедший дизайнер, похожий на Пабло Пикассо. Платье из консервных банок, больно царапающее кожу. Бесконечное чувство унижения.

Ее голос похолодел.

— Зачем вы мне звоните?

— Затем, что нас ждут великие дела! — без тени юмора объявил он. — Я сейчас рисую эскизы, я создаю новую коллекцию. И это будет гениальная коллекция, специально для тебя!

— Извините, я сейчас очень занята.

— Ты меня не поняла! Я собираюсь сделать тебя звездой! Я гениальный модельер, собираюсь прославиться сам и тебя сделаю знаменитой! Вот увидишь.

«Сумасшедший», — подумала Нина, а вслух сказала:

— Я попросила бы вас больше сюда не звонить.

И повесила трубку.

Конечно, Нина Орлова занималась не только эскортом, была у нее и другая работа. Например, она участвовала в ежегодном шоу боди-арта. Сначала, когда Александрина предложила ей эту работу, Нина ужаснулась.

— Ходить абсолютно голой? И чтоб у меня на теле было что-то нарисовано?! Ну уж нет, на это я не пойду!

Александрина Павловна усмехнулась, молча открыла ящик стола и протянула Нине какие-то фотографии и журнальные вырезки. Нина бегло проглядела снимки. На всех фигурировали длинноногие красавицы в оригинальных обтягивающих костюмах. Одна из девушек была затянута в коричневое латексное платье, плотно обнимающее ее тело с головы до пят. Другая красовалась в ярко-зеленом комбинезоне с кокетливыми золотыми пуговицами. На третьей был надет только купальник — шортики в стиле тридцатых годов и довольно закрытый спортивный лиф.

— При чем здесь эти фотографии? — удивилась Нина. — Это же просто какой-то показ мод.

— При том, что все девушки голые, — насмешливо возразила Аля, — приглядись повнимательнее. На них надеты только трусики-бикини. Вот это и есть шоу боди-арта. На тебе будет надето нарисованное платье. И потом, за шоу платят пятьдесят баксов. Мне кажется, тебе пора наконец сделать портфолио. А то никогда не попадешь на страницы журналов!

Так Нина и стала одной из боди-арт-девочек.

Шоу должно было проходить в художественной галерее с концептуальным названием «Дзен». Принадлежала галерея модной молодой художнице и известной светской даме Юлии Дзен. (Впрочем, подчиненные за глаза называли ее Юлией Дзинь и при этом выразительно крутили пальцем у виска.)

Внешне Юлия напоминала профессиональную баскетболистку — высоченная (даже манекенщицы смотрелись рядом с ней почти Дюймовочками), с бледным лошадиным лицом, широкими неаристократическими ладонями и сорок третьим размером ноги. Ходили сплетни, что когда-то она и сама мечтала сделать карьеру на подиуме и даже ездила в Париж — на просмотр в филиал самого крупного модельного агентства в мире «Элит». Разумеется, ничего из этой затеи не вышло. Модельеры и менеджеры агентств лишь деликатно посмеивались над высокой нескладной девушкой с тонкими бледными губами, тяжелым квадратным подбородком и рыжими жиденькими волосами, которые Юлия обычно укладывала в замысловатую халу на затылке. Поэтому манекенщиц, особенно преуспевающих, Юля ненавидела от всей души.

— Так, давайте-ка выберем кого-нибудь с нормальным размером бюста, хотя бы вторым, — насмешливо говорила она, — хотя среди вас, вешалок, такая вряд ли найдется. Вы только издалека красавицы, а вблизи настоящие монстры. Не грудь, а какие-то подростковые прыщи… Манекенщица — это профессия для клинической идиотки, — улыбаясь, говорила она смущенным девушкам, — всем известно, что вы необразованные дуры. Смазливые, конечно, но это проходит. Лет через пять все вы окажетесь на улице, нищие и голодные. Или устроитесь работать в бордель, если сильно повезет.

Некоторые манекенщицы испуганно внимали ее словам, другие относились к грубиянке с разумной долей снисхождения. Нина никогда раньше не сталкивалась с Юлией Дзен, поэтому ее просто ошеломила эта фамильярная наглость. Она пришла в галерею почти за пять часов до начала показа и все это время старалась не попадаться завистнице на глаза.

Как это обычно бывает, организаторы шоу переоценили собственные возможности. До показа оставалось чуть больше двух часов, а половина манекенщиц (в том числе и Нина) еще и не садилась на грим. А ведь боди-арт — это не простенький макияж, это почти произведение искусства. Высококлассные мастера работают над телом модели по пять-шесть часов. Нина подошла к одному художнику, затем к другому. Но все они не слишком вежливо сослались на занятость и посоветовали Нине соблюдать очередь.

Послонявшись по просторной пыльной гримерке, Нина уселась на единственный незанятый табурет.

Справа от нее сидела полуголая негритянка. Она меланхолично перелистывала какой-то иностранный журнал, а суетливый бородатый художник в это время рисовал на ее спине огромную ящерицу. Слева, перед зеркалом в полный рост, стояла невысокая складная девушка. Она была уже «готова» к показу — на ее безупречном теле красовалось нарисованное шикарное платье золотистого цвета с оборочками цвета горького шоколада. Подойдя поближе, Нина увидела, что оборки настоящие, кружевные — они были приклеены к обнаженному телу девушки.

— А почему ты не сядешь? — приветливо спросила Нина. — До показа-то еще почти три часа, устанешь.

— Так нельзя мне, — развела руками девчонка, — вдруг рисунок смажу.

Нина с любопытством наблюдала за работой художников. Ей уже успели рассказать, что боди-арт в последнее время пользуется фантастическим успехом у богатых дам. Сшитым на заказ костюмом (будь он хоть из чистого золота) уже давно никого не удивишь. Боди-арт совсем другое дело. Согласитесь, даже на кулуарном светском мероприятии, где собирается экстравагантный бомонд, не так уж часто можно встретить модницу в нарисованной блузочке. Говорят, недавно одна голливудская дива заявилась в дорогое казино в нарисованном комбинезоне леопардовой окраски. Сначала никто не заметил в ее туалете ничего необычного, зато когда пригляделись… в общем, даже об игре забыли. Охранникам казино пришлось прямо-таки отгонять кинодиву от игральных столов.

— Эй, а ты что здесь расселась, курица безмозглая?!

Нина обернулась на этот грубый окрик и увидела Юлию Дзен.

— Я? Я очереди своей жду, — еле слышно пробормотала девушка: надо сказать, она всегда терялась, когда на нее повышали голос. Нина совершенно не умела грамотно хамить, изящно ставить на место или светски игнорировать неприятного ей человека.

— Очереди ждешь?! — взвизгнула Юлия, и Нина невольно втянула голову в плечи. — У нас половина художников простаивает, а она очереди ждет! Что за дуры работают у Альки в агентстве, откуда она их только берет! — Галеристка грубо толкнула Нину. — Вась, вот разрисуй эту корову попроще! Времени нет, и так уже все шоу из-за этих безмозглых идиоток срывается!

Художник — высокий, рыжий и меланхоличный — сочувственно потрепал девушку по плечу:

— Не переживай, Юлька всех тут обкладывает, нс только тебя.

— Я знаю, — вздохнула Нина, укладываясь на специальную кушетку, застеленную полиэтиленовой пленкой, — а что ты на мне нарисуешь? Я смотрела каталог, и мне хотелось бы платье. Там было такое, зеленое, с большими бабочками. — Нина расстегнула бюстгальтер.

Художник недоверчиво посмотрел на нее и вдруг расхохотался:

— Ты что, издеваешься или и вправду не сечешь? — Он обмакнул ладони в густую бежевую краску и, прищурившись, оценивающе посмотрел на Нинину грудь. Причем это был не липкий и пристальный взгляд прожженного ценителя женских прелестей, а холодное любопытство настоящего художника.

— А что я должна сечь?

— А то, что платье с бабочками я рисовал бы часов пять, а то и все шесть. Это же настоящий шедевр. Я нарисую на тебе что-нибудь простенькое, купальничек симпатичный, например. — Он бегло провел вымазанной в краске ладонью по ее обнаженной спине, и Нина невольно передернулась — его ладонь оказалась такой холодной и жесткой.

Она закрыла глаза и постаралась расслабиться. «Надо относиться к этому как к массажу или какой-нибудь косметической процедуре, — уговаривала она себя, — в конце концов, богатые женщины платят за боди-арт сотни долларов, а у меня есть возможность носить нарисованный костюм совершенно бесплатно!» Нина настроилась на тяжелую работу — многочасовая вынужденная неподвижность так утомительна для энергичной молоденькой девушки! Но не прошло и получаса, как художник торжественно объявил:

— Готово! Марш на подиум, там идет последняя репетиция.

Однако какое противоречие! Только что он доказывал ей, что боди-арт не терпит торопливых, а сам разрисовал ее за какие-то четверть часа! Нина открыла глаза и недоверчиво уставилась в зеркало. То, что она увидела в глубине безжалостной зеркальной поверхности, заставило ее испуганно отшатнуться. С первого взгляда Нина не поняла, что именно в ней изменилось. Голой она ложилась на стол художника — голой же со стола и поднялась. И только приглядевшись, Нина заметила, что на ее теле все же были нарисованы две нечеткие полоски телесного цвета.

— Это… это ты называешь купальником?!

— А что тебе не нравится? По-моему, очень сексуально получилось, тебе идет.

— Но я как будто голая, — возмутилась она.

— Почему — как будто? Ты и есть голая, — художник усмехнулся, — милая, это же боди-арт.

— Но на других девушках такие рисунки, что и не поймешь, одеты они или нет. А я выгляжу как… как…

— Как девушка с разворота журнала для мужчин, — услужливо подсказал он, — все правильно. Мы так придумали. Сначала на подиум будут выходить девушки в «закрытых» платьях, потом — в более легкомысленных. А ты появишься последней. Зрители будут в шоке, они ведь подумают, что ты и правда голая. Смотри, я даже сосочки тебе подрисовал — в виде розочек. А потом они приглядятся и поймут, что ты тоже разрисованная. И между прочим, это очень престижно, выходить на подиум в самом конце.

— Но почему эта престижная роль досталась именно мне?

— Потому что у тебя есть бюст, дурочка, — ухмыльнулся он, — в отличие от остальных. Ладно, хватит спорить, топай на репетицию. А то Юлька тебе задаст.

«А ведь я могла отказаться. Уйти, хлопнув дверью, смыть дурацкую раскраску, — думала впоследствии Нина, вспоминая о шоу, — но я спасовала. Мило улыбнулась и вышла на подиум. У меня не хватило смелости».

У нее не хватило смелости. Она послушно вышла на «язык» — и, когда Нина появилась на залитом безжалостным ярким светом подиуме, зрители ахнули и замолкли. Вряд ли кто-то из них понял, как она стесняется, как ей неловко идти вперед, гордо расправив плечи, стараясь не замечать прилипающих к ее телу взглядов — восхищенных, возмущенных, снисходительных, завистливых… Когда она дошла до края подиума и замерла, скрестив руки на груди, вокруг нее забегали фотографы, засияли вспышки. Нина голливудски улыбалась и мужественно позировала многочисленным камерам. «Я мечтала почти об этом! — уговаривала себя Нина. — Почти! Если бы я была одета в шикарное платье, пусть даже нарисованное, эти фоторепортеры видели бы во мне красивую женщину, актрису, человека, наконец, а не просто некое соотношение пропорций, я была бы почти счастлива».

Шоу боди-арта длилось несколько часов. Нину вызывали на подиум два или три раза, некоторые репортеры пожелали сфотографировать ее и в гримерке. В галерее было душно, но холодно, по просторному помещению гуляли сквозняки, а на ней не было ничего, кроме толстого слоя краски, полупрозрачных миниатюрных трусиков и туфель. Уже одеваясь и смывая грим, она поняла, что, скорее всего, простудилась — горло было горячим и сухим, а глаза лихорадочно блестели.

На следующий день Нина проснулась в одиннадцать утра в отвратительном состоянии. Ее голову словно сжимали в невидимых стальных объятиях, а во рту было сухо, словно в сердце африканской пустыни. Предутренний сон был тяжелым и липким, и тем не менее покидать скрипучую кровать почему-то совсем не хотелось. Нина проспала бы и до полудня — если бы Таня резко не тряхнула ее за плечи:

— Вставай! Вставай, дурында!

И Нине пришлось разлепить глаза.

— Что случилось?

— «Случилось», — передразнила Татьяна, — да ничего особенного. Просто ты стала знаменитостью.

— Все шутишь, — вяло махнула рукой Нина, — разбудила для того, чтобы поиздеваться. А я, между прочим, простужена. Сегодня единственный выходной. Завтра работаю с самого утра.

— При чем здесь шутки. Ты действительно прославилась. Читай! — На Нинину кровать упала стопка измятых газет. Видимо, Таня проштудировала их миллион раз — странички выглядели так, словно их листали подписчики всего города. Зевнув, Нина поднесла первую попавшуюся газету к глазам и тут же вскочила с кровати.

— «…Особенно отличилась столичная манекенщица Нина Орлова, явившаяся на шоу боди-арт совершенно обнаженной. У Ниночки третий размер груди, и она очень любит позировать голой…» — вслух прочитала она и осеклась, с ужасом глядя на Таню. — Но это же неправда! Я ничего этого не говорила!!

— Да тут еще и не такое про тебя написано, — зашуршала листками Танька, — и фотографии есть. Как же ты вообще согласилась? За пятьдесят-то долларов, а? Вообще-то за обнаженку обычно платят втрое больше.

— Но это не обнаженка, это боди-арт, — возразила потрясенная Нина.

— Ты это читателям объясни. А вот смотри дальше: «Манекенщица Нина Орлова — любовница известного российского политика. Ко дню святого Валентина она решила преподнести любимому сюрприз — и теперь на всех светских мероприятиях появляется обнаженной…» Или вот: «Завершала показ частая гостья порнографических Интернет-сайтов Нина Орлова. Разумеется, Нина вновь вышла на подиум голой…»

— Бред какой-то! Интересно, я могу написать опровержение? Или подать на них в суд?

— Попробуй, — пожала плечами Танька, — но не советую. Журналистам только дай палец — они всю руку откусят… А денег на хорошего адвоката у тебя все равно нет. Только время зря потратишь. Да ты не переживай, — Таня погладила ее по руке, — ну помусолят эту сплетню два-три дня, а потом и забудут. Манекенщицы — это в основном однодневки. Их всегда забывают очень быстро.

…В конце февраля вновь позвонила мама.

— Ниночка, я так по тебе соскучилась, — пела трубка хрипловатым маминым голосом.

— Я по тебе тоже.

— Ты обязательно должна приехать! У нас такое событие, ты не представляешь.

Нина поморщилась. Еще несколько месяцев назад она с радостью упаковала бы чемодан и уехала домой — на пару месяцев, а может быть, и насовсем. Но уезжать из Москвы сейчас? Пережить такие унижения — и в итоге спасовать и все бросить?

— У меня много работы, — вздохнув, сказала она, — к сожалению, сейчас никак не получится. Вот, может быть, в апреле. Или мае.

— Очень жаль, — мамин голос погас, — но все равно я за тебя рада. Что ты чего-то добилась.

— Я и на свадьбу к тебе не приехала, ты уж извини… кстати, что у вас за событие, почему ты позвонила?

— Да так, — мама выдержала паузу, которой позавидовал бы любой абитуриент Щукинского училища, — вообще-то ничего страшного, что ты не приехала на свадьбу, потому что я развожусь.

— Как?! — Нина подпрыгнула на кровати. — Как — разводишься? Ведь еще и месяца со свадьбы не прошло?

— Месяц прошел, — кокетливо возразила мама, — один месяц и четыре дня. Понимаешь, я вдруг поняла, что мы совершенно не подходим друг другу.

— Неужели нельзя было понять это до брака?

— Ну, Нинель, ты же меня знаешь. Я вся такая легкомысленная, наивная, доверчивая, просто ужас… Ладно, милая, у меня кончаются деньги. Я тебе не из дома звоню, а с телеграфа, не хочу, чтобы мама и Павлик подслушали наш разговор. Они еще не знают, что мы разводимся. Чао-о! — И бросила трубку.

…А в первый день весны Нину снова заказал владелец сети ресторанов Иван Калмык. На этот раз он пригласил ее на открытие шикарной пятизвездочной гостиницы в центре Москвы. На Нине было розовое платье с одним голым плечом — прямо как у героинь сериала «Санта-Барбара». Когда она сняла в гардеробе пальто, Иван восхищенно воскликнул:

— Ну ты даешь! Ничего, что я рядом с тобой? Ты бы меня предупредила, я бы тоже как-нибудь принарядился. А то все подумают, что такая шикарная дама нашла себе где-то бедного старика.

Конечно, он лукавил. Продав одну его рубашку, можно было купить двадцать Нининых платьев. Еще бы и на туфли с сумочкой осталось. А когда они пришли в просторный холл, залитый мягким золотистым светом (такое освещение бывает только в элитных отелях да в дорогих салонах красоты), Нина вдруг поняла смысл его шутки. Дело в том, что вечернее платье предпочла только она; остальные дамы были одеты дорого, но скромно. Разумеется, все тотчас же уставились на Нину: мужчины — с любопытством, женщины — с откровенной неприязнью. В холле было и несколько Нининых коллег — эскорт-девушек из агентства «Феникс». С одной из них Нина вежливо поздоровалась, но девушка только пренебрежительно усмехнулась и отвернула красиво причесанную голову. «Я похожа на проститутку, и она не хочет демонстрировать всем, что она со мною знакома», — вдруг подумалось Нине.

Наверное, никогда раньше она не чувствовала себя так неловко. Что там шоу боди-арта! Нина втянула голову в плечи и опустила глаза — словно это могло спасти ее от назойливого любопытства светских львов.

— Ну что ты такая грустная? — Иван протянул ей бокал, наполненный прозрачным шампанским. — Неудачи на личном фронте?

— Нет, что ты, — она поднесла к губам бокал, неловко запрокинула голову, и пенистая жидкость вылилась на нежно-розовую атласную ткань. — Ну вот, теперь пятно будет!

— Какая же ты недотепа, — засмеялся Калмык. Он достал из нагрудного кармана пиджака безукоризненно белый накрахмаленный носовой платок и ловко размазал по ткани влажное пятно. — Знаешь, по-моему я сделал еще хуже.

— Ничего страшного, — Нина поняла, что еще пара минут — и она разрыдается, не обращая ни на кого внимания, — пойду в туалет, попробую замыть пятно.

Но он неожиданно удержал ее за плечо:

— Нин, я так понял, тебе здесь не очень-то нравится. Хочешь, свалим отсюда, поужинаем где-нибудь?

— Но… это будет удобно?

— Пойдем уж!.. Снегурка.

Он привез ее в закрытый загородный клуб. Конечно, и там она оказалась единственной девушкой в вечернем платье, но почему-то никто не обращал на это внимания. Видимо, здесь не принято было разглядывать посетителей. Они уселись за самый дальний столик, Иван заказал для своей спутницы легкий фруктовый салат со взбитыми сливками и кофейный коктейль.

— Извини, я, кажется, испортила тебе вечер, — вяло улыбнулась она.

— Это ты меня извини, — он с аппетитом поедал свой салат, — я должен был тебя предупредить, что не стоит одеваться так роскошно. Хотя… все к лучшему.

— Что ты имеешь в виду? — Нина наконец рискнула подцепить десертной вилочкой какой-то фрукт — это оказался кусочек манго, нежно растаявший на ее языке.

— Ну сама представь, — рассмеялся Иван, — сидели бы мы сейчас с тобой на скучнейшей презентации, слушали бы чьи-то невнятные речи, ели фуршетные креветки. А здесь и салат потрясающий, и камин есть, и платье тебе на самом деле очень идет.

— Спасибо, — Нина порозовела и расслабилась, — вообще, я не понимаю, зачем ты меня во второй раз… приглашаешь, — смягчила она акценты, — я думала что эскорт-девочек зовут для каких-то публичных мероприятий, а мы…

— Странно, что ты сама не понимаешь, — перебил ее Иван, — просто ты мне нравишься, Нина! — И он отсалютовал ей безалкогольным молочным коктейлем.

В начале марта произошли кое-какие события.

Нину Орлову отобрали для съемок в малоизвестном подростковом журнале. Нина очень гордилась — ведь это был первый ее удачный кастинг. Она не могла поверить — в конкурсе участвовало почти полсотни девушек, а выбрали именно ее! Ее одну! Она готовилась к съемке, как Наташа Ростова к первому балу. За несколько дней сходила в косметический салон на чистку лица, всю неделю отлично высыпалась, заставляла себя есть побольше фруктов, даже загорала в солярии.

Съемка проходила в одном из окраинных домов культуры. Нину встретили как звезду-оскароносицу: фотограф галантно поцеловал ее руку, стилист помог Нине снять пальто, а ассистентка фотографа с улыбкой принесла для нее кофе из буфета.

— Спасибо, но я не пью кофе, — решила покапризничать Нина, — знаете ли, от этого портится цвет лица!

Кофе тут же заменили на зеленый чай, Нина пила его маленькими глоточками, а вокруг нее суетились люди. Визажист сделал ей макияж в модном «натуральном» стиле — посторонний человек, скорее всего, и не понял бы, накрашена она или нет, а просто восхитился бархатисто-персиковым цветом ее лица, естественным смугловато-розовым румянцем и длиной антрацитовых ресниц. Ей подобрали одежду — свободную футболку с какими-то яркими картинками на груди и черные джинсы, художественно обрезанные ниже колена. Постановщик объяснил Нине, что от нее требуется:

— Понимаешь, мы снимаем для молодежного журнала и пропагандируем экстремальные виды спорта. Ты будешь позировать на роликах, на горных лыжах и с парашютом за спиной. А потом мы на компьютере подберем фон — горы, небо, облака…

— Понимаю, что тут не понять, — важно кивнула она, — ничего, я довольно спортивная девушка. В ранней юности даже занималась художественной гимнастикой.

Однако Нина свои спортивные способности явно переоценила. На этой съемке не требовалось демонстрировать чудеса пластики. Но зато нужно было другое, о чем Нина имела весьма смутное представление.

— Делай вид, что ты стоишь в рампе! — говорил ей постановщик.

И Нина, ни разу в жизни не катавшаяся на роликах, недоуменно спрашивала:

— А что такое рампа? Кажется, что-то театральное?

— Дурочка, рампа — это же искусственная горка для роллеров. Давай, побольше артистизма!

Кто сказал, что профессия модели — это бесконечный праздник, праздник молодости, красоты и легких денег? Наверное, никогда раньше Нина Орлова не уставала так, как устала на этой съемке, где ей пришлось изображать экстремальную девушку.

Она каталась по студии на роликах, скейтборде, самокате и велосипеде, она носила за спиной довольно увесистый яркий парашютный ранец.

На следующий день все ее мышцы болели так, словно она несколько часов подряд занималась тяжелой атлетикой. Зато у Нины появилась первая вырезка из журнала, первая работа, пригодная для портфолио!

В начале марта квартирка на Щелковском шоссе опустела. Танька укатила на Кипр вместе со своим садомазохистом. Она долго собирала вещи, кокетливо сокрушалась, что ее многочисленные платья никак не хотят помещаться в чемодан, мерила перед зеркалом новенькие купальники и выглядела при этом почти счастливой.

А Гульнара переехала — теперь она могла позволить себе снимать и отдельную квартиру. С Гулей они простились тепло, даже купили бутылку красного полусладкого, чтобы отметить переселение. А Таня, расчувствовавшись, подарила теперь уже бывшей соседке шикарное вечернее платье из тонкого коричневого шелка. Гуля расцеловала девчонок, пообещала звонить, пригласить всех в гости. Но так почему-то ни разу и не позвонила. И даже, встречаясь с Ниной в офисе агентства, сухо здоровалась и быстро отходила. Нина поняла, что бывшая соседка хочет поскорее забыть о своей прошлой жизни. Той жизни, когда она не всегда могла себе позволить даже новые колготки, той жизни, в которой приходилось униженно улыбаться богатым мужчинам, надеясь на хорошие чаевые. Той жизни, в которой осталась Нина Орлова.

Если честно, Нину совсем не расстраивало внезапное одиночество, даже наоборот. Наконец-то она навела в квартире порядок. И Гуля, и Татьяна были неисправимыми неряхами. Почти никогда не мыли за собой чашки («А что, там был всего лишь кофе, почему ее надо мыть?!») и искренне удивлялись, когда Нина бралась за пылесос. Иногда, возвращаясь домой, Нина находила на кухонном столе чью-нибудь расческу или грязные колготы. На все ее упреки соседки лишь отмахивались:

— Будь проще!

Жаль только, что одиночество это было недолгим. Через две недели вернулась с Кипра загорелая и постройневшая Танька. Сейчас она выглядела почти красавицей. Ее волосы выгорели, а глаза на фоне шоколадного загара смотрелись ярко-синими. Она подарила Нине сувенирный серебряный браслет и взахлеб рассказывала о своем ухажере.

— Нина, он изменился! — Танины глаза сияли, она словно помолодела на пять лет. — Он меня больше не бьет. Ну почти. По крайней мере, несильно. Синяков практически не остается. И еще он сказал, что я выгляжу замечательно. Что теперь, после отдыха, меня точно снимут на обложку «Красоты»! Представляешь, Нина!

А в середине марта, ближе к вечеру, кто-то позвонил в дверь. И Нина, и Таня были дома, пили на кухне яблочный чай и меланхолично рассматривали модные журналы, вяло обсуждая достоинства той или иной манекенщицы.

— Я открою. — Нина неохотно встала. Кто бы это мог быть? Они никогда не принимали гостей. Может быть, Гульнара?

Но на пороге стояла совершенно незнакомая девушка — прехорошенькая блондиночка в коричневом старомодном пальто. В руках у нее был старенький кожаный чемодан — такие носили командированные интеллигенты начала семидесятых. Девушка растерянно улыбалась, видимо не решаясь войти без приглашения.

— Вы к кому? — строго спросила Таня.

— Я… Меня Валей зовут, — смутилась девчонка, — меня Олег Верещагин привез. Сказал, что я теперь здесь жить буду.

— Королева красоты? — заинтересовалась Нина. Чем-то эта девочка напомнила ей ее саму почти год назад. Может быть, вот этой робкой полуулыбкой. Или по-овечьему смиренным выражением лица.

— Нет, — окончательно растерялась Валечка (почему-то эту девочку хотелось называть не Валей, а именно Валечкой. Не тянула она на Валю, никак не тянула), — я из Орла., У нас по городу объявления развешивали о том, что приглашаются манекенщицы. Я пришла, меня приняли. Так можно войти?

— Проходи уж, — Нина посторонилась, пропуская новую квартирантку.

Валя поставила чемодан на пол и расстегнула пальто. На ней был выцветший ситцевый халатик, как у старушки-уборщицы, бедной, но аккуратной. И хлопчатобумажные колготы. Господи, неужели их до сих пор кто-нибудь носит?! Тоненькая серебряная цепочка с кулоном-крестиком и дешевенькие пластмассовые клипсы отчаянно зеленого цвета. Почему-то эти клипсы тронули Нину чуть не до слез.

— Сколько тебе лет?

— Четырнадцать, я как раз девятилетку в этом году должна была закончить. Конечно, я хотела дальше учиться, но Олег меня отговорил, сказал, что я вполне могу стать топ-моделью. А топ-моделям необязательно быть образованными.

— Зато им обязательно широко улыбаться, а так же иметь тонкую талию и крепкую попку, — язвительно усмехнулась Таня.

— А попка-то тут при чем? — засомневалась Валечка. Она не понимала, то ли новые соседки шутят, то ли всерьез говорят.

— Скоро узнаешь, — пообещала Татьяна, а Нина уничтожающе на нее посмотрела.

Через несколько минут они уже все вместе пили на кухне чай. Валя с аппетитом ела предложенный девушками кекс. Кекс был польским и имел отвратительный картонный привкус, его купили на прошлой неделе, да так и не распечатали. А Валя словно этого не замечала — она отправляла в рот огромные куски несвежего теста и даже блаженно жмурилась, словно это был не дешевый магазинный кекс, а шоколадный трюфель от лучшего парижского повара.

— С утра ничего не ела, — с набитым ртом объяснила она. От горячего чая ее щеки слегка порозовели, — денег у меня лишних нет, а у Олега попросить постеснялась. Он-то на вокзале перекусил, а я только чаю выпила. — Валя вздохнула и тоскливо добавила: — Без сахара и без лимона.

— Как же ты ехала в Москву без денег? — прищурилась Таня. — Как же тебя родители отпустили?

— А что родители? — удивилась Валентина, — папы у нас нет, а мама получает пятьсот рублей в месяц. Она, наоборот, обрадовалась, когда мне предложили работу в Москве.

— А тебе что, предложили работу? — Нине было искренне жалко дурочку.

— Еще бы! — оживилась Валя. — Завтра у меня кастинг. Олег сказал, что я подойду для рекламы зубной пасты.

— Ладно, — Таня поднялась и сладко потянулась, — мне пора, я в салон красоты записана, — и, понизив голос, добавила: — На интимную эпиляцию. Для работы пригодится.

Нина возмущенно посмотрела на подругу. Таня явно сказала про эпиляцию для того, чтобы напугать и озадачить Валечку. И у нее это получилось. Валя перестала есть кекс и встревоженно зашептала:

— Она что, собирается рекламировать купальники? Зачем ей интимная эпиляция-то?

— Не беспокойся, у Тани свои причуды, — мягко улыбнулась Нина, — лучше ложись пораньше спать. У тебя кастинг завтра, надо хорошо выглядеть!

В тот день Татьяна, как обычно, не вернулась домой ночевать. Нина долго не могла уснуть, она лежала на жесткой, неудобной кровати и смотрела в потолок. Она знала, что на соседней койке мучается от бессонницы ее новая соседка. Валечка громко вздыхала, ворочалась, с головой укрывалась одеялом и тут же сбрасывала его. Нина краем глаза посматривала на девушку, но заговаривать не заговаривала. Ей было жаль наивную Валечку. Нина словно видела себя год назад — и она вот так же не могла уснуть. Помнится, Таня в тот день, точно так же сладко потянувшись, засобиралась «на работу». Таня, конечно, совсем незлая. Но, похоже, ей нравится издеваться над новенькими девочками. Ей неприятны голубоглазые невинные мордашки. Ей нравится наблюдать за тем, как новенькие наивные девочки тоже опускаются на дно, становятся похожими на саму Татьяну. Ведь и к Нине она относилась довольно пренебрежительно и сменила гнев на милость, только когда Нина стала эскорт-девочкой.

«Предостеречь эту Валю, что ли? — вяло подумала Нина, но тут же от этой мысли отказалась. — И что я могу ей сейчас сказать? Когда она так надеется на успех! Когда она так мечтает о новой красивой жизни! Сказать, чтобы она убиралась обратно в свой Орел, пока не поздно? Да у нее и денег-то на билет нету. И паспорт, наверное, уже отобрали. И потом, она же меня не поймет. Не поверит. Она же решит, что я просто хочу избавиться от лишней конкурентки. Нет, пусть делает что хочет. В конце концов, я не растерялась, выдержала, ничего не случится и с ней. Пусть завтра идет на Алькин кастинг в своем дурацком старушечьем халате!»

Однако утром Нина все же пожалела Валечку и предложила ей выбрать одно из своих платьев.

— Возьми, не стесняйся. Мы с тобой примерно одной комплекции, — небрежно обронила она за завтраком.

— Вот спасибо! — Валя бросилась к шкафу. Минут сорок она с энтузиазмом надевала лучшие Нинины наряды, сопровождая примерку восторженными комментариями: «О, какое чудесное платье!», «Боже, у меня никогда не было таких стильных, дорогих брючек!», «Нина, я сейчас просто в обморок упаду от этой кофточки!»

В итоге она остановила свой выбор на алом вечернем платье до пят с глубоким вырезом на спине. В этом платье да в Нининых золотистых туфельках она выглядела как роскошная кокотка, порочная любительница сладкой жизни.

— Может быть, все-таки джинсы? — осторожно предложила Нина. — Ты же не в ночной клуб идешь, а всего лишь на какой-то кастинг.

Но Валечка была непреклонна, она ни за что не пожелала вылезать из такого чудесного и стильного, на ее взгляд, наряда. Нина только плечами пожала — в конце концов, она не Валина мама, чтобы учить ее жить. Да и в платье Валечка действительно выглядит куда лучше, чем в дешевом халатике.

Довольная собою, Валентина ушла на кастинг.

Вернулась она поздно вечером, заплаканная и усталая.

Собрала вещи в свой старенький чемодан и, скупо попрощавшись, ушла.

А через несколько часов вернулась обратно — «зайцем» ей не удалось добраться даже до ближайшего Подмосковья.

Нина с каким-то болезненным любопытством наблюдала за Валечкой. Словно в зеркало смотрелась. Только Валя была куда более наивна, чем Нина Орлова. Видимо, Аля Шустряк общалась с новенькими девочками по одному и тому же сценарию. Вскоре Валя была приглашена на чашечку кофе. Александрина доказывала ей, что самое «вкусное» в профессии манекенщицы — это эскорт. Валя от эскорта вежливо отказалась. И почти каждый день с оптимизмом человека, которому нечего терять, бегала по кастингам. На которых неизменно выбирали других девушек.

Сердобольная Нина несколько раз одалживала Валечке деньги.

Но, честно говоря, в последнее время ей было не до нее. Потому что в марте у Нины наконец появилось портфолио — массивный фотоальбом, в котором покоилось два десятка ее черно-белых фотографий. Нина гордилась этими снимками и часто перелистывала страницы, пристально вглядываясь в каждую свою черточку. Фотограф агентства «Феникс» Болик действительно оказался настоящим волшебником. Нина с удовольствием и легким недоверием рассматривала красивое лицо на снимке — большие блестящие глаза, тонкий, немного коротковатый нос, впалые скулы, пухлые губы. Неужели это она, Нина Орлова? Не талантливая компьютерная графика, не фотомонтаж?

В начале марта Нина объявила Александрине Павловне:

— Аля, теперь у меня есть портфолио. Я больше не буду заниматься эскортом. И не предлагай, не трать зря время.

— Как же так? — округлила глаза президентша. — Гы же одна из лучших эскорт-девочек! У меня на тебя три заказа на следующую неделю. И потом, разве не эскорт приносит тебе две трети твоих доходов?

— Пусть лучше у меня будет меньше денег, — вздохнула Нина, — но я приехала для того, чтобы работать манекенщицей. Манекенщицей, а не полупроституткой.

— Ну как знаешь, — поджала губы Александрина, — думаю, скоро ты поймешь, что делаешь глупости. И еще…

— Что?

— Иван Калмык вот, например, уверен, что ты в четверг не отказалась бы пойти с ним… в зоопарк.

— Куда-куда? — удивилась Нина.

— Я сама удивилась. Может быть, ты ему нравишься? Ну так что?

Нина замялась. С одной стороны, она была бы совсем не против встретиться еще раз с Иваном. С другой — если она действительно ему нравится, он мог бы позвонить ей лично и пригласить на свидание. Без всяких денег, предоплат. Она бы непременно согласилась. Он же воспользовался услугами агентства, предпочел купить ее общество. Может быть, он просто не слишком уверен в себе? Может быть, он полагает, что красноречивый портрет американского президента на купюре — лучшая гарантия ее благосклонности?

— Я… наверное, я соглашусь. Но это будет в последний раз, — наконец решилась она, — в виде исключения.

Они встретились у входа в зоопарк на «Баррикадной». Он выглядел, словно ожившая картинка мужского журнала мод — стильное полупальто цвета «кафе оле», явно сшитые на заказ шерстяные брюки, безупречно белая рубашка. Он вручил ей цветы — такого шикарного букета Нина не получала никогда в жизни. Чего в нем только не было — вызывающе роскошные бархатистые розы цвета дорогого французского вина, трогательно-нежные полураспустившиеся ирисы, миниатюрные кустики мелких розовых гвоздик и какие-то незнакомые ей зеленые цветы на толстых сочных стеблях.

— Это цветная капуста, — пояснил Иван.

— Ну да?

— Честно, декоративная цветная капуста. Сейчас это очень модно.

Нина рассмеялась. Рука об руку они вошли на территорию зоопарка, Иван галантно придерживал ее за рукав пальто.

— Почему именно в зоопарк?

— Сам не знаю, — пожал плечами Иван, — в зоопарк почему-то захотелось. Не знал, кого позвать. Дети у меня уже взрослые, младшему — девятнадцать. Они бы меня на смех подняли. Любимой женщины нет. Вот я и вспомнил о тебе.

Около пруда с лебедями они остановились. Помолчали, облокотившись о ледяные перила. Нина никак не могла придумать, с чего начать разговор. Стоит ли вообще поддерживать беседу? Или это хорошо, что им уже есть о чем вместе помолчать?

— Извини за бестактность, а сколько тебе лет? — вдруг спросил он.

— Для моего возраста это еще не бестактность, — засмеялась Нина, — наоборот, я всегда стараюсь выглядеть постарше. Мне недавно исполнилось семнадцать.

— Ско-олько? — Он, прищурившись, посмотрел на нее, а потом неожиданно протянул руку и взлохматил ей волосы. — Семнадцать? Да ты моложе моего младшего сына? Какой кошмар!

— Разве в агентстве ты не узнал, сколько мне лет?

— А зачем? — удивился Иван. — Я только по фотографии выбирал. Ты мне понравилась, и все. Понравилось выражение глаз, улыбка. Мне показалось, что все остальные девушки что-то из себя вымучивают, а ты — нет.

— Просто это была непрофессиональная фотография, — рассмеялась она.

— Ну я же не знал. — Он комично развел руками.

На улице уже была настоящая весна — слепящее солнце прыгало в мелких ледяных лужах, о чем-то кричали тощие мокрые вороны. Иван и Нина гуляли по аллейкам вокруг полузамерзшего лебединого пруда.

— Скажи… а ты часто пользуешься услугами «Феникса»? — наконец решилась спросить она. Ей давно хотелось задать этот вопрос.

— А что, ты уже ревнуешь? Не волнуйся, нечасто. Если честно — в первый раз.

— Мне все-таки интересно, — Нина смотрела не на Ивана, а вдаль, где на подтаявшей льдине сгрудились лебеди, — зачем тебе это надо? Зачем покупать общество девушки, если можно самому ее пригласить?

— Можно мне не отвечать на твой вопрос? — улыбнулся Иван. — И еще… Нина, я кое-что хотел тебе предложить. — Его внезапная улыбка погасла, теперь он был серьезным и выглядел на свои пятьдесят пять.

— Что? — заволновалась она. — Спрашивай — что?

— Я хотел тебе предложить, — тихо сказал он, — Нина… А пойдем посмотрим на верблюда!

И расхохотался.

Однажды Александрина Павловна сказала Нине:

— Детка, ты уже год в Москве. Ты могла бы быть хорошей моделью, но ты не умеешь правильно ходить. Поэтому я не могу предлагать тебя на показы мод. Ты же теряешь половину заработка, ведь показы проходят каждый день.

— Значит, мне надо взять уроки дефиле, — серьезно согласилась девушка.

— Знаешь, — задумчиво проговорила Аля, — мне кажется, в тебе есть какая-то природная грация, некая индивидуальность. Скажи, а ты никогда не занималась танцами?

— Танцами? — переспросила Нина. — Ну занималась в детстве хореографией. Художественной гимнастикой — немного. И даже когда-то мечтала стать балериной, но меня не приняли в студию, сказали, рост слишком высокий. А что?

— Просто мне кажется, что тебе не нужны уроки дефиле. Тебе не хватает практики. Уроки только испортят твою походку — будешь, как все.

— И что же мне делать? — растерялась Нина.

— Тренироваться. Хочешь, поделюсь своим опытом?

Лицо Нины выразило заинтересованность.

— Так вот. Покупаешь обыкновенное бревно просишь, чтобы тебе срубили с него все сучки. Потом обертываешь его старыми газетами в несколько слоев. И ходишь по бревну. Сначала просто стараешься удержать равновесие. Потом учишься ходить красиво. Потом учишься ходить красиво на каблуках. Когда научишься, добро пожаловать в мир высокой моды!

Так в начале солнечного апреля в стандартной малогабаритке на Щелковском шоссе появилось огромное бревно. Нина положила этот своеобразный тренажер в коридор и ежедневно по нескольку часов ходила по бревну — вопреки недовольству Татьяны.

— И так у нас не хоромы! — ныла Таня. — А тут еще ты со своим бревном. Еще бы крокодила дрессированного завела!

Нина вежливо улыбалась и обещала выбросить бревно на помойку, но только после того, как она научится по нему ходить. Ее вдохновлял собственный прогресс. Когда бревно впервые появилось у нее в квартире, Нина не могла пройти по нему и метра. А уже через неделю она вовсю разгуливала по деревяшке на высоченных каблуках. Через две недели Нина решила усложнить тренировку — теперь она ходила по бревну, высоко задрав подбородок, а на ее макушке покоилось два тома Большой советской энциклопедии. Через месяц Нина наконец объявила Александрине Павловне:.

— Мне кажется, я готова. Попробуйте меня на каком-нибудь показе мод.

Так началась ее новая жизнь.

Глава 7

Закулисная жизнь Домов моделей — это совершенно особый замкнутый мир. Показы мод — это суета и романтика, это свет софитов в лицо и аплодисменты, перепачканная губной помадой одежда и высокие неустойчивые каблуки. Сложно пройти кастинг на съемку в глянцевом журнале — слишком велика конкуренция. С показами же все обстоит гораздо проще. Показ мод — это изюминка развлекательной программы любого приличного ночного заведения — казино, клуба, презентационного зала. Каждый вечер сотни столичных манекенщиц участвуют в показах мод, зарабатывая этим себе на хлеб с красной икрой.

С тех пор как Нина Орлова научилась ходить по бревну, ее рабочий график стал куда более насыщенным. Теперь она участвовала в трех-четырех показах в неделю.

Она демонстрировала одежду из страусовых перьев, нежную и мягкую, ее совсем не хотелось снимать и отдавать костюмеру… Однажды она демонстрировала платье в стиле Пако Рабанна — сделанное из сотен маленьких зеркал. Платье было невероятно красивым, оно переливалось и искрилось в щедром свете софитов; Нине шумно аплодировали. И никто не знал, что носить подобную роскошь некомфортно и больно, что все тело манекенщицы в мелких болезненных царапинах, а дорогие колготки в клочья изодраны острыми краями зеркал. Роскошные шубы и купальники-бикини, длинные платья с многочисленными накрахмаленными нижними юбками и мини-юбки, которые заканчивались примерно там же, где и начинались, блестящие брюки, кожаные шорты, платья, платья, платья…

Однажды на презентации дорогого антикварного салона Нина демонстрировала настоящие костюмы конца девятнадцатого века. Белый шелк утреннего платья знатной дамы и крестьянский, немного куцый сарафанчик. Великолепное атласное платье — наверняка какая-нибудь богатая красотка блистала в нем на роскошном балу. И траурный наряд вдовы — черные кружева, сломанный веер, летний зонт. Никто из манекенщиц, кстати, не хотел надевать вдовий костюм.

— Он же настоящий, это не стилизация, — округлила глаза одна из моделей, красивая блондинка с глуповатыми круглыми глазами, — представляете, девчонки, в нем кто-то плакал, кто-то страдал! Нет, я это не надену ни за что!

— Откуда ты знаешь, может, его носила черная вдовушка? — цинично хихикнула другая девчонка. — Сама отравила богатого старого мужа, а потом наслаждалась свободой и капиталами. В этом самом платье!

— Какие глупости! — воскликнула Нина. — В конце концов, любое из этих платьев кто-то надевал.

Откуда вы знаете, может, женщине в вечернем платье было хуже, чем вдове? Может, она была неизлечимо больна? Или ее убили? В конце концов, все они давно умерли — и мы никогда ничего не узнаем.

— Ой, не говори мне это? — взвизгнула блондинка. — А то я не смогу потом уснуть.

— Траурное платье я могу надеть. — Нина весело сняла костюм с плечиков и приложила его к себе. — А что, мне даже идет!

Неожиданно одна из манекенщиц, южная красотка с какими-то пустыми черными глазами, обернулась к Нине.

— Зря ты это делаешь, — спокойно сказала она.

— Что ты имеешь в виду? — удивилась Нина.

— Нельзя надевать такое платье, нельзя. Горе оно принесет, одна останешься на всю жизнь. Его никому нельзя надевать, все должны отказаться, они не смогут нас заставить, — монотонно говорила девушка.

— Да что ты чушь какую-то несешь? — разозлилась Нина. — Может, оно и принесло бы неудачу, но только тому, кто в это верит. Лично я — нет!

— Я из Молдавии, а моя бабушка известная цыганская колдунья, очень сильная, — как ни в чем не бывало продолжила бубнить девушка, — мне часть ее силы передалась, я не вижу будущего, но могу предостеречь!

Манекенщицы переглянулись, кто-то красноречиво покрутил пальцем у виска. Нина отвернулась от молдаванки и решительно надела черное платье. Надо сказать, ей удивительно шел траурный вдовий наряд. Даже другие манекенщицы замерли, глядя на Нину. Сами они смотрелись в старинных платьях несколько нелепо — словно актрисы из малобюджетного исторического фильма. Все — но не Нина. Вдовий наряд словно был сшит именно на нее, нежная, немного пахнущая лавандой ткань каждой складочкой обнимала ее тело. Нина словно сошла со старинной картины. Впечатление было таким сильным, что все вокруг умолкли, даже сама Нина оробела — она удивленно изучала свое зеркальное отражение.

— Говорила же я, — вдруг усмехнулась молдаванка, — не надо было тебе это надевать. Теперь уже поздно. Ты обречена на одиночество. Останешься без мужа.

— Да пошла ты. — Нина отошла от злобной манекенщицы.

До начала показа оставалось всего десять минут, а у нее еще не были уложены волосы.

А на одном из показов в дорогом казино «Султан» произошла невероятная по своей абсурдности история.

За четверть часа до начала шоу вдруг выяснилось, что коллекцию одежды еще не привезли.

— Позвоните модельеру! — Постановщик шоу от волнения покрылся красными пятнами. — Что он о себе думает?

— Звонила уже, — пожимала плечами молоденькая ассистентка, — никто трубку не берет.

— Значит, показа не будет! — Постановщик с размаху плюхнулся на стул и закрыл лицо руками. — Так и передайте, что показ отменяется. Можете сообщить вешалкам, чтобы расходились.

Но управляющий казино, дебелый блондин в дорогом полосатом костюме, и слышать не хотел об отмене показа:

— Люди заплатили деньги за вход, они хотят увидеть красивых девок в красивой одежде. На нашей афише написано, что сегодня нашу развлекательную программу открывает показ мод. Мы не можем обмануть людей, это подмочит нашу репутацию. — Он говорил спокойно и тихо и даже улыбался, но постановщик шоу занервничал еще больше:

— Что же делать? Что же мне делать?!

— А это уже не мои проблемы, — совсем рассердился управляющий, — придумай что-нибудь. Девки-то хоть загримированы?

— Давно. Но что толку-то? Голыми им, что ли, на сцену выходить?

— Зачем же — голыми? У нас не стриптиз-бар, а приличное заведение. Пусть выйдут в своей одежде. Скомандуй им, пусть готовятся. Через пять минут на сцену выйдет ведущий.

— Как это — в своей одежде? Ужасно ведь получится!

— Ничего страшного, — сказал управляющий, уже уходя, — скажу ведущему, чтобы он объявил название коллекции — «Прет-а-порте, стиль улиц»!

Это был самый необычный показ за всю Нинину карьеру. Под аккомпанемент джазового оркестра профессионально накрашенные манекенщицы выходили на подиум в своей собственной одежде. Одна девушка была в потертых и не слишком чистых джинсах с яркой вышивкой на кармане. Другая — в ажурном платье цвета чайной розы — это платье связала ей бабушка. На Нине же была простенькая застиранная блузочка, чудом сохранившаяся еще с егорьевских времен и черные обтягивающие брючки — такие обитают в шкафу у любой столичной модницы. Постановщик критически оглядел ее с ног до головы и вынес безапелляционный вердикт:

— Бедненько ты одета. Не прокатит.

— Что же делать? — расстроилась Нина.

— А ты надень чье-нибудь пальто прямо на голое тело. Расстегни несколько верхних пуговиц. Стильно получится.

Сказано — сделано. Нина вышла на подиум перед концом. А замыкала показ звезда московских подиумов Людмила Барановская в элегантном летнем пальто. Когда та вышла, кто-то энергично зааплодировал. Девятибалльная волна нарастающего восхищения пронеслась по залу. Нина стояла на подиуме и удивленно смотрела, как люди аплодировали разномастной одежде — дешевой, дорогой, новой, старой, купленной на распродаже в модном бутике и старательно связанной в ручную.

«Все-таки главное в демонстрации мод — это, как ни странно, не шмотки, а девки!» — признался ей после показа довольный постановщик шоу.

Скоро Нина познакомилась со своими коллегами, манекенщицами, постоянно выступающими на подиумах. Иногда Нина встречала на показах и свою бывшую соседку по квартире Гульнару. Гуля тоже больше не занималась эскортом, и дела ее, судя по всему, шли превосходно. На одном из показов она даже представляла платье невесты. Гуля показала Нине свое изрядно пополненное портфолио. Оказывается, недавно ее сняли для обложки популярного молодежного журнала.

— Представляешь, меня даже на улице стали узнавать, — похвасталась Гульнара.

— Здорово, — улыбнулась Нина, — молодец. А я вот все маюсь. То на показе, то на мелких съемках.

— А Танька как? — поинтересовалась Гуля. — Я несколько раз пробовала ей позвонить, так у вас никто трубку не берет.

— Да она почти переселилась к своему садомазохисту, — вздохнула Нина, — все время плачет, когда от него возвращается. Все ждет, когда ее снимут для обложки журнала «Красота».

— Бред какой-то, — фыркнула Гульнара, — неужели непонятно, что это никогда не произойдет?

— Вот и я ей все время говорю, но она обижается.

— Да бог с ней. Хочешь кое-что покажу? — Не дождавшись ответа, Гуля задрала юбку, и Нина увидела на ее круглой смугловатой ягодице еще немного воспаленную свежую татуировку — бабочку с яркими, широко раскинутыми крыльями.

— Чего это ты вдруг? — удивилась Нина.

— Надо. Я буду в клипе сниматься у самого Павла Подаркина. Мне не хотелось делать тату, но таково было их условие.

— А нарисовать нельзя, что ли? — удивилась Нина.

— Сначала так и хотели. Но съемки будут в Алжире, в пустыне. Во-первых, везти с собой еще одного человека дорого. Во-вторых, перерисовывать бабочку пришлось бы два раза в день, там ведь жара и пыль.

— И ты не жалеешь?

— А что мне жалеть? — усмехнулась Гуля. — Я ведь, Нина, скоро стану звездой!

Ну а самой известной и удачливой среди московских манекенщиц, бесспорно, была двадцатидвухлетняя Людмила Барановская. Она получала за каждый показ двести долларов, а Нине платили максимум пятьдесят. При этом Нина, как правило, приходила за два-три часа до начала шоу — чтобы успеть подобрать костюм, загримироваться и отрепетировать, Люда же появлялась в лучшем случае за полчаса до начала преставления. Ходили сплетни, что любовник Людмилы — известный политик, у которого есть все шансы стать новым президентом страны.

Люда Барановская была похожа скорее не на манекенщицу, а на приму фольклорного танцевального ансамбля «Березка». Большие серые глаза, круглое миловидное личико и толстая русая коса ниже пояса. Нина удивлялась, как ей вообще удалось взобраться на модельный Олимп — ведь во всем мире в моде худые полногубые девочки с высокими, ярко выраженными скулами. А вовсе не простовато-милые Аленушки. Однажды Нина услышала, как модельер Аркадий Рено говорил гримерше:

— Меня эта Барановская уже достала. Ни красоты особенной, ни таланта. Задницу отъела, диету соблюдать не собирается, уже ни в один мой костюм не влезает. Приходится специально для нее шить.

— Так ты ее больше не бери, — посоветовал стилист.

— Ты что, нельзя. Ее мужик финансирует мой Дом моды, без него я и джинсиков драных сшить не смогу. Материалы, семинары, зарплата сотрудникам — все это его деньги. Вот и приходится терпеть, да еще и звезду из нее делать. А вокруг столько эффектных девушек. Вот, например, мне нравится новенькая, Нина Орлова. Очень актуальный типаж…

Сплетня расходится в мире моды со скоростью света. Уже на следующий день в закулисных кулуарах только и было разговоров о том, что молодая и талантливая модель Нина Орлова скоро задвинет своей красотой примелькавшуюся диву Людмилу Барановскую. Какой-то ушлый репортер опубликовал в массовой желтой газетенке статью с большими фотографиями Нины и Людмилы. Многие девушки смотрели на восходящую звезду с полузавистью-полупочтением. Иные открыто радовались, так как Люду не любили. И только сама Барановская была невозмутима, как индийский слон. Она по-прежнему выходила под занавес на модных показах; ее лицо улыбалось с многочисленных журнальных обложек; у нее брали бесчисленные интервью светские журналисты. Людмила прекрасно понимала, что на ее стороне деньги — самый весомый и убедительный аргумент.

…Однажды после очередного показа Нине пришлось задержаться в гримерке: у одной из манекенщиц был день рождения — и она предложила девушкам выпить за ее здоровье фантастически дорогого шампанского «Дом Периньон». Остались почти все манекенщицы. В гриме, полуодетые, они толпились вокруг обшарпанного стола, болтали, смеялись; кто-то подарил имениннице забавного плюшевого зайца, кто-то, расчувствовавшись, преподнес ей початый флакон туалетной воды «Шанель».

Вдруг дверь гримерки распахнулась, и девушки увидели невысокого черноволосого мужчину в темных очках. Сначала все подумали, что кто-то из клиентов или сотрудников клуба просто ошибся дверью, но мужчина быстрыми шагами прошел на середину. Он вел себя так, словно был хозяином этого ночного клуба — бесцеремонно отодвинул стеклянный столик с косметикой стилиста (несколько стеклянных пузырьков с безумно дорогими французскими кремами упали на пол), окинул пристальным взглядом полуголых девчонок и наконец объявил, ткнув коротеньким перстом в одну из них:

— Ты! Надевай пальто, и потопали.

Его избранница, рыжая восемнадцатилетняя девушка с густой вуалью трогательных веснушек на лице и худеньких плечах, покраснела и не двинулась с места.

— Ты что, по-русски не понимаешь? — усмехнулся мужчина. — Надевай шубейку, если не хочешь уйти прямо в таком виде! Считаю до пяти. Мой начальник — Евгений Котляров — ждать не любит.

— Но почему именно я? — промямлила девчонка.

— Потому что Жека велел привести рыжую и тощую. Ну конечно! У него жена пятьдесят шестого размера. Вот его на кости и потянуло, — фыркнул незнакомец.

Нина думала, что девушка возмутится, позовет охрану, в конце концов, воспользуется газовым баллончиком. Но она поднялась со стула, накинула на плечи блестящий каракулевый полушубок (апрель был не по-весеннему морозным и ветреным) и суетливо сложила в сумку раскиданную по гримерке косметику. Когда дверь за ней захлопнулась, другие манекенщицы принялись молча собирать свои вещи и торопливо смывать едкий грим.

— Что случилось-то? — полушепотом спросила Нина у одной из девочек.

Та посмотрела на нее, словно строгий университетский профессор на нерадивого троечника, пришедшего на пятую переэкзаменовку.

— Ты что, никогда с ними не ходила?

— С кем?

— Понятно, не ходила, значит. Я тоже, — вздохнула она, — вообще-то мой тебе совет, после показа ноги в руки — и подальше от клуба. Даже грим лучше не смывать и туфли прямо в такси переодеть. Целее будешь.

— Но как же охрана! — воскликнула потрясенная Нина. — Ведь в ночные клубы так просто не пройдешь. Вон какие молодчики стоят в дверях. И между прочим, вооружены до зубов.

— Со мной знаешь что однажды произошло? — усмехнулась девушка, натягивая колготки. — У нас был показ мод в казино. Когда мы переоделись и собрались уходить, охранник объявил, что уйти нельзя без согласия менеджера. Потом какой-то очередной браток выбрал понравившуюся ему девчонку, и всех остальных отпустили. Так одна дурища вроде тебя поперлась в ближайшее отделение милиции.

— И что?

— Догадайся! Ее задержали, обвинили в проституции. Потом за ней родители приехали, штраф заплатили. Так что все они заодно.

…Потрясенная Нина решила поделиться увиденным с Татьяной. Хотя в последнее время соседки практически не общались. Нина еще пыталась завязать разговор, но Таня отвечала односложно, всем своим видом показывая, что эти дружеские беседы ей до лампочки. Наверное, Татьяна уже воображала себя голливудской звездой.

В тот вечер Нина застала Татьяну на кухне. Та, красиво накрашенная и одетая в роскошный красный пеньюар, внимательно изучала подшивку женских журналов. Увидев Нину, она, вопреки обыкновению, радостно улыбнулась:

— О, привет! А у меня радость!

— Что случилось? — В последнее время Нина редко видела Татьяну улыбающейся. А когда все-таки видела, это была скорее улыбка циника. Теперь же Танино лицо светилось неподдельным счастьем, девушка даже как будто похорошела — сквозь тонкий слой дорогого тонального крема проступил естественный розовый румянец.

— Наконец-то! Дождалась, — Таня показала Нине один из журналов, — на следующей неделе, во вторник, меня снимут для обложки. Я уже была на приеме у фотографа и у главного редактора журнала «Красота».

— Здорово! Надо будет это отметить.

— Вот только одна проблема — не знаю, что надеть для съемки. Как ты считаешь, этот красный пеньюар подойдет?

— Разве для съемки на обложку тебе не выдадут одежду? — удивилась Нина.

— Они сказали, что учтут и мои пожелания, — гордо заявила Татьяна, — что я могу быть и в своей одежде, если мне так захочется. Ты же понимаешь, я не обыкновенная модель, — она хитро улыбнулась, — меня привел туда… ну ты сама знаешь кто. Поэтому они обязаны считаться и с моими вкусами!

— Здорово, — вздохнула Нина, — может, ты еще и прославишься за счет этой съемки.

Взгляд Татьяны затуманился, словно у домашней кошки, которую ласковый хозяин потрепал за ушком.

— Надеюсь, что так оно и будет, — мечтательно заулыбалась она, — знаешь, я прямо вижу себя в этом пеньюаре на обложке. Губы блестят, ресницы такие длинные, волосы завиты на спиральные бигуди…

— Ты будешь самой красивой, — подбодрила ее Нина, — а у меня вот сплошные неприятности. Ты знаешь, сегодня на показе случился такой кошмар. Одну девчонку, совсем молоденькую, мою ровесницу, увели силой какие-то братки. Она даже не сопротивлялась, и другие девчонки сказали, что все равно было бы бесполезно.

— Разве Алька тебя не предупреждала? — хмыкнула Таня. — Когда показ закончится, девочки разбегаются, словно испуганные тараканы. Не успела скрыться — твоя вина. Впрочем, не так страшен черт, как его малюют. Это как в анекдоте. Помнишь? Если на тебя набросятся, надо расслабиться и получить удовольствие.

— Неужели ничего нельзя сделать? Может, ходить на показ с телохранителем?

— Ну ты скажешь?! — Смех Татьяны прозвучал резко и грубо. — Когда у тебя будут деньги на телохранителя, к тебе никто и так не пристанет. Это уже совершенно другой уровень.

— Буду теперь прямо с подиума убегать через служебный вход, — нервно засмеялась Нина.

— Да брось! На самом деле не так-то часто это и случается. А если ты приглянешься какому-нибудь авторитету, то никакой служебный вход не поможет. Иногда уже у входа в гримерку поджидают или на улице. Вот помнишь, когда ты первый день появилась, мы нашу прошлую соседку обсуждали, Любку, которая домой уехала?

— Ну!

— Если бы ты видела, в каком виде она уехала. Нос набок, глазки запали. Ее избили. Потому что была слишком упрямой. Не захотела идти. Так что старайся не попадаться им на глаза, но если что, не советую артачиться!

Нина все время удивлялась — насколько же противоречивы отношения между манекенщицами. Почти все они знали друг друга в лицо, мило щебетали при встрече, хвастливо рассказывали про удачные кастинги и гордо демонстрировали друг другу наиболее симпатичные снимки из портфолио. Они одалживали друг другу колготки и тампоны, вместе ходили полакомиться низкокалорийными японскими шашлыками из куриной кожицы (японская кухня только-только вошла в моду у московских гурманов — богема середины девяностых с удовольствием расслаблялась на татами и лихо запивала суши саке).

И они же придумывали друг о друге самые невероятные сплетни («Милая, ты не представляешь, она спит с карликом и увлекается уринотерапией!»), они же якобы нечаянно проливали липкий вишневый ликер на лучшую фотографию из портфолио соперницы. Но особенно хорошим тоном считалось отчаянно флиртовать с подружкиным кавалером.

На Нининых глазах одна девушка растоптала остренькими каблучками флакон дорогих духов своей приятельницы только за то, что та в очередной раз преуспела более, чем она.

— Что ты делаешь? — испугалась Нина, нечаянно ставшая свидетельницей этого хулиганства.

— Ничего особенного, — нагло усмехнулась девчонка, — это будет ей наука, чтобы нос особо не задирала. А если кому расскажешь, пожалеешь!

Однажды Нина приехала на один из показов на такси. Скользкий асфальт был плотно усыпан рыхлым желтым снегом, автомобили плелись, словно унылый караван сухопутных черепах. Нина опоздала почти на целый час, пропустила репетицию, ее еле успели наскоро загримировать, ей выдали платье — льняной балахон был ей безнадежно велик, в этом одеянии девушка походила на бездарную карикатуру на Понтия Пилата.

— Сама виновата, пришла бы вовремя, досталось бы тебе что-нибудь более приличное, — рявкнула на Нину пожилая костюмерша, — даже не знаю, хватит ли тебе обуви. Спроси у Людки, это наша ведущая модель, вроде ей дали померить две пары туфель. Возьми у нее, какие ей не подошли, и топай сразу на «язык»!

Людкой она называла Людмилу Барановскую.

Людмилу Нина застала за сокровенным процессом — с помощью коричневого косметического карандашика знаменитая модель делала более заметной родинку над верхней губой.

— Ну чего тебе? — резко спросила она. Люде явно не нравилось, когда кто-то бесцеремонно нарушал ее одиночество. Она недовольно обернулась и, увидев Нину, ядовито произнесла: — А, кажется, сама Нина Орлова пожаловала! Не тебе ли, если верить сплетням, я должна уступить свое местечко?

— Не я распространяю слухи, — спокойно возразила Нина. — А пожаловала я вот зачем: костюмерша сказала, что у тебя есть лишняя пара туфель.

— Подожди минут пятнадцать, вот закончу с макияжем и посмотрю. — Барановская вновь уставилась в зеркало.

— Но мне уже на «язык» пора, мой выход через пять минут!

— Ладно, сейчас! — Люда раздраженно отшвырнула карандашик и скрылась за дверью. Через несколько минут она появилась, неся в руках элегантные темно-серые лодочки на тоненькой шпильке. — Учти, я за туфли расписываться не буду, теперь они на твоей совести.

— Хорошо, хорошо, — вежливо улыбнулась Нина и, подхватив туфельки, унеслась к подиуму.

— Орлова! Где тебя носит?! — накинулся на нее режиссер показа. — Уже двоих выпустили перед тобой, надевай башмаки — и марш на «язык»!!!

Нина быстро надела туфли, сделала несколько шагов и вдруг почувствовала острую боль в ногах — ее ступни словно резали тысячи маленьких ножиков. Она хотела было присесть на краешек стула, снять обувь и посмотреть, что случилось, но в этот момент помощник режиссера буквально вытолкнул ее вперед, и Нина оказалась на залитом светом подиуме. Кто-то зааплодировал ее нелепому балахону, а может быть, ей самой… Ей пришлось ослепительно улыбнуться и мужественно пойти вперед, периодически останавливаясь, чтобы фотографам было удобнее запечатлеть ее причудливый наряд. Нина улыбалась и лукаво подмигивала многочисленным фотокамерам, а в это время миллионы миниатюрных палачей безжалостно терзали ее ступни. Она едва нашла в себе силы проделать обратный путь так, чтобы никто из зрителей ничего не заметил. Но, выйдя из поля зрения фотокамер, девушка буквально упала на пол. К ней подбежала костюмерша:

— Ты что, с ума сошла?! — закричала она, грубо хватая Нину за локоть. — Валяешься на грязном полу прямо в костюме. Напилась небось и ничего не соображаешь. Да ты хоть знаешь, сколько стоит это платье? Тебе на него за всю жизнь не заработать, вешалка безмозглая!

Нина не обратила никакого внимания на оскорбительные крики; с искаженным от острой боли лицом она скинула туфли, посмотрела на свои ноги и чуть не потеряла сознание от ужаса — ее изящные загорелые ступни были исполосованы множеством кровоточащих ран. Костюмерша потрясенно замолчала; вокруг плачущей Нины уже собралась толпа.

— Что случилось?

— Какой кошмар? Кто это ее так?

Кто-то обратил внимание на красивые серые туфли, валяющиеся возле Нины. Какая-то манекенщица засунула ухоженную ладонь в изящную лодочку и тут же громко вскрикнула:

— Мамочки, они кусаются!

— Кто кусается, дурища? — Постановщик взял в руки туфельку.

— Рука, моя рука, — девушка продемонстрировала всем окровавленные пальцы, — что скажет моя маникюрша? — завопила она.

— А не надо в следующий раз лезть своими руками куда не просят, — мрачно перебил постановщик, — в туфлях раскрошенное стекло. — Нина, где ты их взяла?

— У Люды, — Нина вытерла лицо грязноватой ладонью, — мне их дала Людмила Барановская.

— Это правда? — спросил постановщик у Людмилы, которая стояла вместе со всеми и с сочувствующим видом возмущалась подлостью анонимного Нининого недоброжелателя.

— Нет, конечно, — нагло ухмыльнулась Барановская, — я вообще не знакома с этой девушкой. Просто она в состоянии шока, вот и придумывает непонятно что. А туфли она взяла у костюмерши, я сама видела.

— Она врет! — возмутилась Нина. — У костюмерши не было туфель, вот она и отправила меня к Барановской. Это слышали все, все могут подтвердить.

Костюмерша, обычно строгая и неулыбчивая, вдруг ласково погладила Нину по голове:

— Не волнуйся, детка, у тебя и правда нервный шок. А Людочка права, я сама дала тебе туфли, неужели ты не помнишь? Только вот ума не приложу, кто же положил туда битое стекло?

— Теперь это никак не вычислишь, — вздохнул постановщик, — в гримерке, как всегда, было полно народу. Скорее всего, кто-нибудь из вешалок.

— Ну вот видите, а меня обвинили, — пожала плечами Людмила.

Нина видела, как знаменитая манекенщица отошла от окружающей Нину толпы, небрежно накинула на плечи эксклюзивную шубку от «Йоджи Ямамото» и пошла прочь — холеная, надменная, закутанная в легкий кружевной мех.

Почти месяц после этого происшествия Нина не могла носить ничего, кроме меховых домашних тапочек, да и то на три размера больше. Каждый день она меняла повязку на израненных ногах. Первое время Нина даже не могла встать с кровати, потом постепенно привыкла к постоянной боли при ходьбе. Но, разумеется, ни о каких показах мод и речи быть не могло.

Вдобавок Нина потратила почти все свои сбережения — фрукты, лекарства, визит к дорогому хирургу.

Почти каждый день ей звонила Александрина.

— Деточка, как ты себя чувствуешь? — фальшиво-беспокойно спрашивала она.

— Скоро смогу выйти на работу, — бодро отвечала Нина, понимая, что это волнует президентшу гораздо больше, чем Нинино самочувствие.

— Да, ты уж, пожалуйста, не затягивай. А то молодые наступают на пятки. Так недолго и из агентства вылететь.

Однажды Аля предложила ей работу на дому.

— Ты не представляешь, Ниночка, как тебе повезло! — прощебетала она. — Ты, разумеется, не забыла о том, кто такой Иван Калмык?

— Нет. — Нина вскочила с кровати и тут же мысленно отругала себя за слишком искреннюю реакцию.

— Ну так вот, он спрашивал про тебя. Я, конечно, все ему рассказала. Он возмущен, полон сочувствия и хочет тебя навестить.

— Здорово! — вырвалось у Нины.

— Естественно, не бесплатно.

— Что?

— Он просил у меня твой адрес, а я сказала, что адрес дать не могу. Зато могу его продать, — похвасталась Александрина, — я сказала, что Ниночка у нас самая дорогая девушка. Слукавила, конечно, но чего не сделаешь ради бизнеса! Я сказала ему, что несколько богатых бизнесменов уже навещали тебя и заплатили за твой адрес двести долларов!

— А он?! — Нина почувствовала желание разбить телефонный аппарат, просто со всей силы грохнуть его о стену. Хотя аппарат-то тут при чем?

— Он согласился! Так что без денег ты не останешься! Даже сидя дома.

Глава 8

Иван Калмык действительно ее навестил. После разговора с Алей Нина все время была внутренне готова к этому визиту. Она даже сменила старый, заношенный домашний халат на симпатичный спортивный костюмчик. Этот копеечный костюм был куплен Ниной с рук у метро, однако очень ей шел. Каждое утро Нина делала легкий макияж — немного прозрачной розовой пудры, еле заметные румяна, удлиняющая тушь для ресниц.

Но, разумеется, когда Иван Калмык все-таки пришел, Нина оказалась к его визиту неподготовленной. Она как раз нанесла на лицо грязевую маску для очистки кожи. И в это время в дверь позвонили. Нина, босая, с плотно сжатыми губами добралась до входной двери, проклиная Валю и Таню, постоянно забывающих дома ключи. Она долго возилась с замками, а когда наконец распахнула дверь, не поверила своим глазам — перед ней стоял Иван Калмык, загорелый, в светло-бежевом свитере и джинсах. Джинсы, надо сказать, необычайно ему шли, он выглядел мальчишкой, сбежавшим с последнего урока. Хотя какой мальчишка — полголовы седых волос?

— Нина, мне можно войти, — вежливо поинтересовался он, внимательно ее рассматривая, — или я не вовремя?

— Конечно, проходи, почему не вовремя? — светски улыбнулась девушка, совершенно позабыв про грязевую маску. — Проходи на кухню. Нет, лучше в комнату. Тебе чай или кофе?

— Кофе. — Он уселся на разобранную кровать.

Нина засуетилась, вымыла самую красивую чашку и пожалела о том, что кофе у нее только растворимый. И сладкого, как назло, ничего не осталось — сластены соседки съели всю пастилу…

Однако выяснилось, что Калмык принес с собой коробку дорогих шоколадных конфет. Нина ела эти конфеты, позабыв о диете, — кажется, никогда она не вкушала ничего более нежного, тающего во рту.

— А еще говорят, что в России самый лучший шоколад, — с набитым ртом заметила она, — помнишь, всегда считалось, что у нас лучшие в мире фигуристы, лучшее мороженое и лучший шоколад. А я недавно попробовала итальянское мороженое — так оно вкуснее нашего раз в десять… И шоколад тоже, как выяснилось.

— Зато фигуристы у нас действительно самые лучшие, — патриотично заметил Иван, — если это, конечно, может тебя утешить. А я, кстати, больше люблю московские конфеты. «Мишки», «Маски» и особенно «Каракумы».

Нина видела, что Иван тоже немного смущен. Неужели она и в самом деле ему нравится? Почему он так странно на нее смотрит?

— Ты знаешь, Ваня, — вдруг выпалила она, — Александрина сказала мне, что ты заплатил двести долларов за мой адрес.

Он удивленно вскинул брови.

— Она сказала, что двести? Вообще-то я триста заплатил.

— Неважно. Она меня обманула. И тебя, кстати, тоже.

— В смысле?

— Ну она сказала тебе, что некоторые бизнесмены меня уже навещали, да? И тоже платили за мой адрес.

Он взял ее руку в свои ладони: они были горячими и сухими.

— Ниночка, не оправдывайся, не надо. Ты мне и в самом деле нравишься, поэтому я и пришел, как только узнал, что с тобой случилось. Я с удовольствием буду помогать тебе, в том числе и материально, если понадобится. А вот твои остальные мужчины меня не интересуют. Я понимаю, что юной девушке в этом городе нелегко. Так что остальных мужчин для меня просто нет. И не надо об этом. Договорились?… Нина, мне, конечно, неловко спрашивать… — вдруг замялся он. — Но… что у тебя с лицом?

— Ничего, — удивилась она. Погладила свою щеку и вдруг подскочила, словно ее ужалила пчела: — О боже, маска! Как я могла забыть?! Маска же, маска! О нет!

Со стоном она выбежала из комнаты, уставилась на себя в зеркало. Только что она кокетничала с Иваном, абсолютно уверенная в своей неотразимости, а сама в это время была похожа на темнокожего бродягу, страдающего проказой!

В комнату она вернулась с чисто умытым лицом, покрасневшая, взволнованная. Что он теперь ей скажет?!

— Нина. Ты прелесть, — улыбнулся Иван Калмык, — если честно, я никогда не встречал такой девушки, как ты.

У него мягкие ладони. Интересно, это от природы или потому, что он еженедельно делает маникюр? У него на щеках трогательные ямочки — они появляются, когда Иван улыбается. Ну прямо как у легкомысленной пятнадцатилетней кокетки! У него необычные глаза — сине-зеленые, с серыми крапинками вокруг зрачков.

— Таня, по-моему, я влюбилась, — это признание вырвалось у Нины в одну из тех редких ночей, когда Татьяна была дома.

— Дай поспать, — заворчала соседка. У Тани было плохое настроение — вожделенную съемку для журнала «Красота» отложили еще на неделю. — А то, что ты влюбилась, я уже давно поняла. Ты уже столько дней ходишь как блаженная, ничего не замечаешь.

— И что же мне делать?

— Как будто бы сама не знаешь, — хмыкнула Танька, — надо сделать все, чтобы он на тебе женился. Станешь новорусской женушкой, в меха оденешься, плохо ли? — Она вздохнула.

— Нет, ты не понимаешь. Я и в самом деле в него влюбилась — совсем не ради выгоды. Мне все равно, сколько у него денег. Когда я начну наконец нормально зарабатывать, я верну ему те доллары, которые он платил мне за эскорт.

— Ну и дура, — зевнула Татьяна.

— Он самый лучший, — Нина словно не слышала ее реплики, — он такой взрослый и в то же время такой мальчишка. Он меня понимает, и он заботливый. Он добрый.

— Ну прямо Дедушка Мороз, — хихикнула Таня, — ну а каков он в постели?

— Не знаю.

— Как это? — Соседка даже приподнялась на одном локте. — Ты хочешь сказать, что умудрилась с ним еще не переспать?!

— Нет. Как-то не пришлось.

Таня расхохоталась:

— И после этого ты еще хочешь его завоевать. Дурочка ты. Да он тебя и как женщину-то, наверное, не воспринимает. Так, красивая картинка, Барби пластмассовая для демонстрации знакомым.

— Значит, ты считаешь, что уже пора? — серьезно спросила Нина.

— Давно пора, — хихикнула Танька. И отвернулась к стене.

И Нина решилась. Несколько ночей не могла уснуть от нервного возбуждения. Все мысленно проигрывала перед глазами эту сцену: «Иван, а не пора ли нам познакомиться поближе?» — «О да, дорогая!» Как это будет выглядеть на самом деле? Что ей сказать? Сыграть роль роковой соблазнительницы? Исподлобья взглянуть ему в лицо и, понизив голос до хрипловатого шепота, томно заметить: «Я так люблю голубоглазых мужчин!» Нет, только не это. Как глупо. И пошло — как в латиноамериканском сериале. А может быть, вообще говорить ничего не стоит? Ласково взглянуть, взять его за руку? Он же не дурак и сам, должно быть, все понимает.

Нина выкроила немного денег (целую неделю одной гречневой кашей питалась) и приобрела в ближайшем магазине черный пеньюар из полупрозрачных кружев. Кружева, разумеется, были синтетическими и колючими, зато Нина стала похожа на девочку с обложки легкомысленного журнала для мужчин.

Она была готова, как спортсмен, ожидающий выстрела стартового пистолета. Но пистолет молчал — Иван Калмык почему-то Нине больше не звонил. И тогда она решилась на фальстарт. Позвонила Але и между делом с самым независимым видом поинтересовалась:

— Алечка, ты ведь общаешься с Иваном? Ну как там его фамилия? Ты же поняла, о ком речь.

— А что? — подозрительно спросила Александрина.

— Ты понимаешь, кажется, я обронила в его машине кольцо. Не могла бы ты дать мне номер его мобильника?

— Какое кольцо? Ты же не носишь украшений. — Аля была бдительна, как вахтерша в Доме кино.

— Ну у меня есть одно колечко. Золотое, с маленьким фианитом. Мне его мама подарила, когда я конкурс «Мисс Егорьевск» выиграла, — вдохновенно врала Нина, — так вот, я точно его там обронила. Просто больше негде. Пожалуйста, помоги.

— Но вы, кажется, никуда не ездили с ним в авто, — не унималась Аля, — в последний раз он к тебе домой приходил. Ты же еще не выходишь из-за порезанных ног. А до этого вы долго не виделись.

— Ну, значит, еще раньше обронила. Поверь мне, я точно знаю, что мое колечко там. Дай телефон.

— Нехорошо, Нина. Ты просто хочешь работать с ним напрямую, — возмутилась президентша, — ты знаешь, что он к тебе неравнодушен. И решила встретиться с ним не через агентство, а сама по себе. Чтобы самой получить все денежки. Но я слишком опытна в таких делах, так что тебе не удастся меня обмануть. В следующий раз придумай легенду подостовернее.

— Аля, да я не вру. — Нина чуть не плакала. Она скорее по инерции продолжала уговаривать, хотя уже знала наверняка, что никакого номера Аля ей не продиктует. Слишком она подозрительна и расчетлива. Настоящая бизнес-вумен.

— И вообще, — в Алином голосе зазвенел металл, — я хотела серьезно с тобой поговорить.

— О чем?

— О том. Заказчики уже несколько раз тобой интересовались. Так дальше не пойдет, мне просто придется удалить твои фотографии из банка агентства. Когда ты сможешь работать?

— У меня был врач позавчера, он сказал, что я иду на поправку, — старательно объясняла Нина, — он сказал, что еще неделю мне надо будет ходить в поликлинику на массаж, чтобы вернуть стопам чувствительность. И через месяц я уже смогу ходить по подиуму.

— Через месяц? — взвизгнула президентша, и Нина, поморщившись, отодвинула телефонную трубку подальше от своего уха. — Через месяц?! Ты что, издеваешься? Между прочим, я говорила с Таней, и она сказала, что ты спокойно ходишь по квартире.

— Так то ж в тапочках. Притом в мужских.

— Вот и прекрасно. Я выдам тебе туфли сорок второго размера, у меня есть одни такие. Для кобылиц держу, а то им очень сложно достать модельную обувь. Так что в понедельник у тебя показ.

— Но… я…

— Что?

— Ничего. А что за показ? — вздохнула Нина. Не хватало еще потерять работу.

— Умница, я так и знала, что ты согласишься. Ничего особенно сложного. Это показ нижнего белья в ночном клубе «Алая роза». Новый клуб, вряд ли ты его знаешь.

— Я никогда не демонстрировала белье, — замялась Нина.

— У тебя типично бельевая фигура, — хихикнула Александрина, — знаешь, в модельном бизнесе есть даже такой неофициальный термин — бельевая модель. Не каждая вешалка может себе позволить раздеться до купальника. В основном манекенщицы — тощие анорексички. Все ребра видны, и белье на них смотрится убого. А вот на тебе хорошо. На боди-арт-шоу все были от тебя в восторге.

— И не напоминай мне этот позор, — простонала Нина, — а что, это белье тоже будет… хм-м… эротическим?

— Нет, конечно. Простое трикотажное белье. Ладно, если ты так хочешь, я предупрежу стилиста, чтобы он подобрал для тебя самые закрытые варианты, — с легким раздражением добавила Аля, — так что не забудь. Понедельник, клуб «Алая роза», двадцать два ноль-ноль.

А в воскресенье ей позвонил Иван Калмык:

— Ниночка? Извини, что так долго не появлялся, мне пришлось смотаться по делам в Мексику.

— В Мексику? И что, ты был на пирамидах ацтеков?

— Был, — снисходительно подтвердил он, — и даже привез тебе подарок. Надо бы встретиться.

Нана сказала, что будет готова через десять минут; она подвела веки синим мягким карандашиком (рука дрожала, получилось только с третьего раза), надела свое любимое платье и положила в сумочку черный пеньюар и зубную щетку.

— Девочки, меня не ждите, — весело крикнула она Тане и Валечке.

— Что, святая невинность, решила подзаработать? — усмехнулась Татьяна. — Похвально, Нинель, похвально.

Нина не стала ничего объяснять, она лихорадочно зашнуровывала ботинки в прихожей и успела услышать, как большеглазая Валечка испуганно поинтересовалась:

— Тань, а почему она сказала, что не придет ночевать? Неужели Нина тоже занимается эскортом? Я думала, что она такая же, как я…

— Дурочка, она и есть такая, как ты. Ты тоже от этого никуда не денешься, поверь мне. Лучше бы оставила свои дурацкие принципы!

— Я никогда этим не займусь, — гордо сказала Валя.

А Нина уже неслась по лестнице вниз, перепрыгивая через три ступеньки. «Пусть говорят обо мне что хотят, — весело думала она, — даже смешно, что Танька так про меня думает!»

А шикарный «мерседес» Ивана был уже запаркован возле ее подъезда. И он стоял, облокотившись на открытую дверцу, смотрел вверх (хотел найти ее окна?!) и задумчиво курил свою ментоловую сигарету.

— Ваня! — Нина перепрыгнула через огромную лужу и неожиданно для себя самой уткнулась в кашемировый воротник его наимоднейшего пальто. От Ивана приятно пахло мужскими духами «Йоджи Ямамото». Он очень удивился ее реакции, но не подал виду, только приобнял за плечи и поцеловал в макушку.

— Я вижу, ты уже совсем здорова.

— Просто я так рада тебя видеть, что забыла о ногах, — выпалила она, — и потом, мне все равно завтра на работу. Аля сказала, что не будет больше ждать меня.

— Так что у тебя завтра? — спросил он, скорее из вежливости, открывая перед ней дверь авто.

— Нижнее белье, — Нина наморщила нос, — ничего, конечно, хорошего. На неделю высокой моды в Париже меня почему-то пока не берут.

— Какие твои годы.

Нина только сейчас заметила, что сегодня с Иваном не было водителя, он сам сел за руль.

Машину вел по-мужски жестко, быстро, четко. Воскресная Москва — это автомобильный рай в любую погоду. Пробок нет, и за какой-то час можно легко пересечь город с севера на юг.

Он привез ее в маленький ресторанчик за Кольцевой дорогой. Ресторанчик смотрелся как не слишком дорогая забегаловка — пластмассовые стулья, навязчивый запах шашлыков. Нина немного удивилась, но Иван объяснил:

— Ниночка, гурманы знают, что здесь самый лучший во всей России шашлык. Ни в одном дорогом ресторане так не готовят. Прости, что я не предупредил, но, надеюсь, ты не откажешься его попробовать?

— С удовольствием! — В его компании она готова была съесть даже безвкусный уличный хот-дог, щедро приправленный дешевым кетчупом.

Шашлык действительно оказался сочным и вкусным; Иван заказал для своей спутницы крепкое красное вино и любовался, как она ест. А когда она расправилась с шашлыком, он, порывшись в кармане, протянул ей нарядную бархатную коробочку.

— Что это?

— Обещанный подарок.

Нина открыла коробочку — на бархатном ложе поблескивало золотое кольцо, усыпанное мелкой брильянтовой крошкой. А в центре была выгравирована какая-то сложная таблица. Нина никогда не держала в руках такой красоты.

— Но… зачем? — У нее даже сел голос, Нина знала, в каких случаях принято дарить такие кольца, но поверить в это не могла.

— Тебе нравится? Целый час выбирал.

— А что… а что это за таблица?

— Это лунный календарь ацтеков, темнота. Не знаешь, наверное, что ацтеки изобрели календарь?

— Но… это такой дорогой подарок. Почему ты решил мне его сделать? — Ей не терпелось расставить точки над «и».

— Понимаешь… — замялся Иван Калмык, — понимаешь, когда я в Мексике был, мне позвонила Аля. Ну твоя начальница Александрина Шустряк. Она сказала, что ты вроде бы обронила в моей машине кольцо. Мой водитель ежедневно убирается в машине, но он ничего не находил. Вроде как получается, что я у тебя колечко украл. И я решил… так сказать, возместить убыток. — Он улыбнулся.

Нина разочарованно вздохнула.

— Никакого кольца я не теряла, — призналась она, — просто хотела узнать номер твоего телефона, вот и придумала предлог. Так что мог бы и не покупать для меня такую дорогую вещь.

— Но я все-таки купил, — он взял ее за руку, — расслабься, Нина. У меня много денег, и этот подарок для меня совсем не разорителен. Вот если бы я подарил тебе трехэтажный особняк на Голливудских холмах, ты могла бы еще сказать, что тебе неудобно его принять… Ты уже доела? Мы можем ехать?

Она торопливо опустошила стаканчик, накинула на плечи пальто и кое-как замотала вокруг шеи старенький шарф.

Вот он, переломный момент. Как бы намекнуть Ивану, что она готова поехать к нему?

Как уверенно ведет он свой «мерседес». Он даже не смотрит на Нину, и она видит его безупречно постриженный висок и голубой лед его глаз в зеркальце. Как неудобно все получилось!

И всю дорогу, до самого своего подъезда, Нина мучительно соображает, что бы ему сказать. Как бы так повернуть разговор, чтобы он пригласил ее в гости? Как доказать ему, что она все-таки немного темпераментнее резиновой Барби?

— Ну что, Нинель, вот мы и приехали, — он распахнул перед ней дверцу, — прошу, мадам!

— Я мадемуазель. — Нина не тронулась с места. Он внимательно посмотрел на нее, вопросительно вскинул брови. Нина улыбнулась — она думала, что весьма многозначительно, а Ивану показалось — растерянно…

— Ну что ж… — Он помолчал, потом громко хлопнул дверцей и вернулся на водительское место. — Что ж, если ты так хочешь… Значит, так оно и будет.

Всю дорогу молчали. Выяснилось, что у Ивана собственный домик в Серебряном Бору — двухэтажный и аккуратный.

— Не люблю квартиры, они тесные и безликие, — объяснил он, как Нине показалось, неохотно.

Она скромно уселась в кресло — это было шикарное кресло из темного дуба в стиле итальянской классики. Он подал ей бокал, на дне которого плескалась золотистая жидкость — как выяснилось, неразбавленный мартини. Нина старательно отводила глаза, она уже успела мысленно отругать себя за свою собственную смелость.

— Ну и что мы будем делать? — насмешливо спросил он, присаживаясь на краешек стола.

— Ну… можно… — Она умоляюще взглянула ему в лицо, надеясь, что он догадается немного смягчить акценты.

— Ванная наверху, — вдруг сказал он, — по коридору направо. А моя спальня как раз напротив.

Почему она не чувствовала себя роковой и желанной? Почему ей совсем не хотелось надевать пресловутый пеньюар? Это все из-за Ивана, это оттого, что он изменился. Но почему? Она явно нравилась ему, он так трепетно к ней относился, ухаживал… Букет дорогой подарил с цветной капустой, в зоопарк водил. Зоопарк — это убедительный аргумент. В ресторан, в ночной клуб или сауну можно пригласить и случайную подружку, но в зоопарк — только любимую женщину. Так Нина считала, и кто бы смог с ней поспорить?

Может быть, он просто шокирован ее откровенностью? Может, его привлекала Нинина невинность и неиспорченность, а вот теперь он в ней разочаровался?

Так или иначе, у нее нет обратного пути. Сейчас невозможно уйти так, чтобы ничего не испортить. Уйти интеллигентно.

Нина стояла на чистом кафельном полу с подогревом и рассматривала себя в зеркало во весь рост. У Ивана была шикарная просторная ванная — лаконичная по-мужски. Плитка цвета горького шоколада, сама ванна под коричневый мрамор, в распахнутом стеклянном шкафчике бесконечные пузырьки и флакончики. Это не Нина. Это одушевленное женское любопытство подошло к шкафу и принялось, азартно перебирать пузырьки. Так, это у нас что? Гель для душа. Масло для ванн. Массажное масло. Ванночка для рук. Омолаживающая маска для лица. Ничего себе! Иван Калмык увлекается косметическими масками?

А вот полка, целиком заставленная нарядными фирменными флаконами — одеколоны, дезодоранты, духи. Зачем одному человеку столько ароматов? Нина всегда считала, что гораздо лучше и стильнее найти свой, единственный. «Кензо», «Ямамото», «Кельвин Кляйн», «Герлен», «Соня Рикель», «Хьюго Босс»… А вот какой-то необычный флакончик — розовый, в виде обнаженной женской фигурки. Жан-Поль Готье — женская туалетная вода. Значит, у него ночуют женщины?…

В следующие несколько минут немного взвинченная Нина обнаружила на одной из полочек золотисто-бежевую пудру, карандашик для губ, несколько губных помад и… целую коробку с нераспечатанными зубными щетками.

У нее тотчас же испортилось настроение. Она, Нина, попала в дом к ловеласу. Сама напросилась. Интересно, утром он предложит ей воспользоваться «общей» пудрой?

Нино, ты случайно не утонула? — насмешливо поинтересовался Иван из-за закрытой двери. — Я по тебе соскучился, давай быстрее.

Она наспех подровняла флакончики и выскользнула из ванной.

Иван ждал ее в постели.

— Ты прямо как секс-бомба, — одобрил он ее новый пеньюар. — А я-то думал, что ты Снегурочка.

— Я и есть Снегурочка. — Она скромно присела на краешек его кровати.

— Сейчас проверим. — Он одним движением опрокинул ее на кровать, Нина смеялась и барахталась, а он шутил и гладил ее волосы и спину, потом раздраженно отшвырнул черные кружева в сторону и стал ее целовать.

Она же, слегка пьяная, изо всех сил старалась казаться страстной — этакая помесь Мерилин Монро, Брижит Бордо и Памелы Андерсон.

На самом деле Нина чувствовала себя как парашютист перед первым прыжком — там, внизу, в синеватой прозрачной дымке, зеленеет земля, и остался всего один шаг, перед которым дрожат колени и хочется кричать.

Нина и кричала — глухо и громко, вопила, как продажная девка и сама удивлялась своей раскованности.

Иван Калмык стал ее первым мужчиной. Еще несколько часов назад Нина раскаивалась в своей смелости, ей отчаянно хотелось накинуть на плечи пальто и незаметно сбежать домой. А теперь она чувствовала себя абитуриенткой, успешно сдавшей последний экзамен в престижный институт. У нее даже пальцы от возбуждения дрожали, она хохотала как помешанная и одновременно плакала, а он сначала пытался ее успокоить, но потом махнул рукой.

— Нина, ты же сумасшедшая, — сонно повторял он, — ты совсем сумасшедшая.

— Но это же хорошо. — Она положила голову ему на плечо. Только сейчас Нина заметила, что на потолке в его спальне была нарисована странная картина — женщина, сидящая на троне и обнимающая лебедя. — Что это?

— Это Гала Дали, — пояснил он, — такая картина была в доме автора, тоже на потолке. Я заказал копию одному эстету. Он неплохо копирует Дали и Климта.

Нина промолчала. Она не знала, кто такой Климт.

— Я специально ездил в Испанию, чтобы побывать в музее Сальвадора Дали, — он закрыл глаза, — в Фигейрасе. Я провел там семь часов.

— Везет тебе. Ты так много путешествуешь.

— В твоем возрасте я еще нигде не был. Да оно и понятно, такое было время. Не волнуйся, Нино, все у тебя еще будет. Весь мир посмотришь. Может быть, я тебя куда-нибудь свожу. Куда ты хочешь?

— В Бразилию, — быстро сказала Нина.

— Где много диких обезьян? — рассмеялся он.

— Нет. На карнавал. Представляешь, я буду в коротенькой алой юбке, и на моей обнаженной груди будет тысяча сверкающих ожерелий, — она мечтательно зажмурилась, — ну, и перья на голове, разумеется.

Почти всю ночь они болтали вот так ни о чем. Почему после нескольких минут близости так хочется обсудить какие-то милые глупости?

Нина так и уснула — на его плече.

Удивительный сон увидела Нина Орлова в ночь на понедельник. Снились ей бабочки — миллионы порхающих бабочек. Большие, с головку сыра «Эдам», с разноцветными узорчатыми крыльями и совсем крошечные полупрозрачные мотыльки. Нина в том сне улыбалась, на ней было цветастое платье-клеш, она в нем так красиво кружилась, а бабочкины крылья приятно щекотали ее лицо.

— Сейчас умру от смеха, — сказала она и проснулась.

Настенные часы утверждали, что уже полдень. Она бы еще дольше спала, если бы Иван не оставил занавески раскрытыми. Понедельник был по-весеннему ярким, солнечные зайчики играли в салочки на Нининых щеках.

— Ваня. — Она лениво зевнула, протянула руку и наткнулась на уже остывшую подушку.

Открыла глаза. Его половина кровати была аккуратно застелена. «Ах да, он же предупредил, что ему надо на работу».

В дверь постучали.

— Кто там? — Нина испуганно зарылась в одеяло.

На пороге стояла пожилая женщина с простым, усталым лицом. На ней были недорогие брючки и мятая футболка, и Нина поняла — домработница.

— Завтрак уже нести? — приветливо спросила она. — У меня готовы оладьи с медом; Иван Дмитриевич их любит по утрам. Но если вы предпочитаете что-то другое… Есть черная икра, сыр… Я и в магазин могу сходить.

— Нет, ничего не надо, — растерялась Нина, — мне бы только кофе. А скажите, Иван… Дмитриевич давно уехал?

— Как обычно, в половине седьмого. Он на переговоры отправился, — бесхитростно сообщила она.

— Почему же он меня не разбудил? — растерялась Нина, — как же я отсюда выберусь?

— Насчет этого не волнуйтесь, он меня предупредил. Иван Дмитриевич поехал на своей машине, а шофера оставил для вас. Там, в гараже, его «БМВ» вас ждет. Так что нет проблем.

— Значит, я сейчас уеду, — сказала Нина. — Кофе дома попью.

— Хорошо, — согласилась домработница, — как скажете; шофера я предупрежу.

Внезапно ее внимание привлек белый бумажный конверт, лежащий на подушке Ивана. На конверте было написано «Нине».

Она нетерпеливо схватила письмо, распечатала, предвкушая какую-то игру. На ее ладонь выпал плотный белый прямоугольник, исписанный угловатым мелким подчерком.

«Нинель, спасибо за прекрасную ночь. Деньги я оставил, если будет мало, скажи домработнице, она выдаст еще. Целую, до встречи, Иван».

Нина заглянула в конверт и обнаружила новенькие доллары. Сто, двести, пятьсот, тысяча… Тысяча долларов. Во столько, выходит, он оценил ее ночь. Да, она дорогая девушка.

Нина еще некоторое время тупо смотрела на доллары. Потом аккуратно сложила их пополам и запихнула обратно в конверт, а конверт на Ваниной подушке оставила. Может быть, стоит тоже что-нибудь написать ему? Что она не проститутка, что он был ее первым мужчиной, что она оскорблена…

А стоит ли? Нина натянула колготки, потом платье. Он ничего не понял. Не догадался. Потому что он эгоистичный и черствый. Уверенный в себе шовинист, который готов повесить ценник на каждую женщину. Или она сама сделала что-то не так? Скорее всего, второе. Она так грубо напросилась в гости, униженно предложила ему себя, на блюдечке преподнесла. Пеньюар проституточий напялила. И все-таки он мог бы понять. Разве шлюха целовала бы так его лицо — мелко и нежно, не пропуская ни одной черточки? Разве она сказала бы про бразильский карнавал?

Неплохо бы поплакать — как обиженный ребенок, навзрыд. Нина попробовала — не получилось.

Она незаметно вышла из дома. Разумеется, не стала искать гараж. Серебряный Бор — это Москва, наверняка здесь ходят какие-нибудь автобусы или маршрутки.

Нина шла по узким, скользким, полусельским тропинкам элитного коттеджного поселка. Все-таки русская роскошь парадоксальна. Вон какие дома трехэтажные, из красного кирпича, с помпезными арками балконов — ну прямо Санта-Барбара! А тропинки отчего-то не выложены каменной плиткой, и Нинины каблуки целиком погружаются в жидкую грязь.

— Скажите, пожалуйста, как мне отсюда уехать в центр? — Нина обратилась к двум женщинам, идущим навстречу. Женщины эти явно не из «новых русских» — тренировочные костюмы, заплатанные на коленках, старенькие авоськи в руках. В лучшем случае чьи-нибудь домработницы.

— Очень просто, красавица, — приветливо ответила одна из них, — видишь, вон там, прямо за углом, остановка.

Нина поблагодарила. И, уже отвернувшись, услышала, как они переговариваются:

— А это, наверное, одна из Ванькиных шлюх. Ну Ванька Калмык, он в том шикарном доме с камином живет. Мне его домработница, Зинка, рассказывала, что он каждый день какую-то девку привозит. Все длинноногие, большегубые. Одним словом, беспредел.

А вечером Нине пришлось пойти на работу — в ночной клуб «Алая роза». Выяснилось вдруг, что ее порезанные ноги все-таки немного болят — и как она вчера умудрилась этого не заметить? Отправилась на свидание с Ваней в легких туфельках на каблуках, целый день пробегала — и хоть бы что!

Александрина, как и обещала, оставила для нее туфли сорок второго размера — они были совсем новые, красивые и похожие на большие корабли, — Нина и представить не могла, что у женщины могут быть такие огромные ноги. Выполнила Аля и второе обещание — подобрать для Нины как можно более целомудренное белье. Костюмерша торжественно вручила ей белый комбидрес с шортиками.

— Будешь самая красивая, — поощрительно улыбнулась костюмерша, — там такое освещение, знаешь, как на дискотеках. Белый цвет смотрится особенно ярко.

Фирма, которой принадлежало белье, отнеслась к показу мод со всей ответственностью. Девушкам объявили, что гримировать надо не только лицо, но и тело.

— Блин, — расстроилась одна из манекенщиц, унылая брюнетка с длинным носом, — сейчас опять всю театральным гримом вымажут, а у меня платье белое, новое совсем. Здесь, наверное, и душа нет, чтобы грим потом с тела смыть.

Но выяснилось, что организаторы показа были и здесь на высоте — вместо грима они приготовили для девушек жидкий латекс.

— Ваше тело будет как бы затянуто тонкой пленкой, — объяснил им гример, — между прочим, в дорогих парижских кабаре именно так и делают. В «Мулен руж» и в «Крейзи хорс».

— А зачем? — удивилась все та же манекенщица.

— Сейчас сама поймешь, — усмехнулся гример, — эта пленка невидимая, но ты ее будешь чувствовать. То есть зритель уверен, что ты голая, а твое тело думает, что оно одето. Это на подсознательном уровне — девушка начинает вести себя более раскованно, танцевать увереннее.

— А я и так всегда раскованна, — хихикнула совсем юная блондиночка.

— И потом, латекс скрывает все недостатки на теле, — объяснил гример, — прыщики там, целлюлит, волосики.

Это было странное ощущение. Нине казалось, что на ней надет плотный, немного жаркий комбинезон — что-то наподобие космического скафандра. А зеркало утверждало, что ничего, кроме белого комбидреса, на ней нет! Загорелая (латекс имел приятный бежево-золотистый оттенок), стройная, как модель с обложки спортивного журнала.

Прав оказался гример — Нина ничуть не смущалась своего практически голого тела. У нее даже появилось что-то вроде куража — Нина полушла-полутанцевала и слышала, как кто-то из зала кричит ей: «Браво!»

Как потом оказалось, и остальные модели чувствовали то же самое. Девушки весело щебетали, смывая грим. Нина смотрела на себя в зеркало и видела, что у нее даже глаза горят. Ах, если бы все показы мод были такими!

— Вас, кажется, Ниной зовут?

Она удивленно обернулась и поспешно застегнула блузку. К ней обращался незнакомый блондин весьма интеллигентной наружности — очки в тонкой золотистой оправе, трогательная челочка, белая рубашка с тонкими бледно-голубыми полосками.

— Ниной, — подтвердила она.

— Значит, вы мне и нужны, вы знаете, я секретарь одного влиятельного человека…

Нина мгновенно потеряла к нему всякий интерес:

— Видите ли, я не знакомлюсь с влиятельными людьми, — вежливо улыбнулась она. Краем глаза Нина заметила, что манекенщица, которая смывала грим рядом с ней, быстро сложила свою косметику в сумку и отошла.

— Мой хозяин — это совсем другое дело, — мягко сказал он, и Нину слово «хозяин» покоробило. Секретарь приличного бизнесмена никогда не скажет так о своем боссе. Скорее всего, этот милый блондин служит в «шестерках» у какого-то крупного криминального авторитета. Или не очень крупного, что, собственно говоря, дела не меняет.

— Оставьте меня в покое, — немного нервно сказала она, — я же русским языком объяснила, что знакомиться ни с кем не собираюсь! Я после болезни, очень устала и хочу скорее попасть домой.

— Вот Юра вас домой и отвезет, у него машина хорошая, — предложил блондин.

- Домой я поеду на метро. — Нина отвернулась к зеркалу.

— Ну на нет и суда нет, — тихо проговорил он и молча покинул гримерку.

Нина смыла с лица остатки макияжа и, подумав, слегка припудрила кожу. К ней подошла одна из манекенщиц, та длинноносая брюнетка, которая возмущалась по поводу грима.

— Слушай, конечно, это не мое дело, — осторожно сказала она, — но ты бы извинилась.

— За что? — изумилась Нина. — Перед кем?

— Ты просто не знаешь, — вздохнула та, — это был подхалим Юрки Волка. Знаешь, кто такой Юрка Волк?

— И знать не хочу.

— А зря. Он сволочь, между нами говоря. И похоже, сегодня он на тебя запал.

— И что мне теперь делать? — Нина усмехнулась. — Задницу ему поцеловать?

— Зря веселишься, — длинноносая нервно обернулась, — слушай, у меня есть старшая сестра, тоже вешалка. Однажды с ней произошло то же самое, что и с тобой. Юрка увидел ее на показе, и она ему приглянулась. Он тоже какого-то «шестерку» к ней подослал, но Ленка его послала, в лицо рассмеялась. А когда она вышла на улицу, ее ждали его шкафы.

— И что?

— Избили, — еле слышно прошептала девушка, — она три месяца в Склифе отлежала. Слава богу, все обошлось. Но с тех пор она больше не работает моделью.

— Но какой смысл ему избивать меня? — занервничала Нина. — Не лучше ли попытаться меня соблазнить… раз уж я ему так приглянулась.

— Ты что, с ума сошла? — округлила глаза длинноносая. — Такие, как Юрка Волк, не соблазняют женщин. И даже не покупают. Просто берут их, и все. А ты его сейчас отвергла, как бы унизила. Перед мальчиками его, перед корешами. Значит, он должен отплатить тебе, чтобы сохранить свой авторитет. На то он и Волк. Зря так человека не назовут.

— И что ты мне посоветуешь? — не на шутку испугалась Нина.

— Иди в зал, ищи его. Скажи, что передумала, что не сразу поняла, о ком идет речь, что он тебе давно нравится. Тогда, наверное, простит.

— И что?

— Да ничего. Странная ты, — усмехнулась брюнетка. — Обслужишь его по-быстренькому, и домой. Целее будешь.

— Но я не хочу… обслуживать.

— Ну, — брюнетка пожала плечами, — тогда не знаю. Попробуй, конечно, просочиться через служебный ход. Если удастся, — значит, ты спасена. Искать тебя никто не будет, ты для них слишком мелкая сошка. Но я бы все-таки посоветовала…

— Спасибо! — перебила Нина.

Она быстро собрала косметику, скомкала колготки и полотенце и кое-как запихнула их в сумку. Потом накинула на плечи пальто и плотнее надвинула на лоб капюшон. Она должна успеть. Почти вся публика еще в зале, дискотека начнется только через час. У гостей есть много времени на то, чтобы допить коктейли и доесть фуршетные салатики.

Нина резко толкнула дверь, ее никто не задержал, и это было хорошим знаком. Ей рассказывали, что иногда подкупленные менеджеры клуба не давали выйти приговоренным девушкам.

На улице было морозно, к ночи резко похолодало. Нина шла быстро, не глядя под ноги, и несколько раз едва не поскользнулась на тонком мартовском льду.

Она не сразу заметила этот автомобиль. А когда все-таки заметила, то сразу поняла — это за ней. Квадратный блестящий джип с тонированными стеклами — на таких машинах как раз и разъезжает мафия из свежих русских боевиков. Что делать?! Может быть, еще не поздно подойти? Сделать так, как посоветовала ей сердобольная длинноносая? Извиниться, тепло улыбнуться. У Нины приятная улыбка, душевная. Ей простят.

И в этот момент ее ударили по лицу. Она упала на землю сразу — как кегля в боулинге.

«Не надо, подождите», — хотела сказать Нина, но не смогла выговорить ни слова: ее рот быстро наполнился чем-то соленым и вязким. Ее били по спине — сапогами; наверное, с каждым ударом Нина сжималась и тоненько вскрикивала. Она хотела обернуться, чтобы посмотреть в лицо напавшему на нее бандиту, но успела увидеть только молодой полумесяц. Отчего-то он был оранжевым и перевернутым вверх ногами. Словно Нина не в Москве находилась, а где-нибудь в Южной Африке. Или нет, в Бразилии. На карнавале.