Не родись красивой. Манекенщица

Глава 1

Нина открыла глаза и увидела потолок в грязно-бурых разводах. Нестерпимо болела голова — она попробовала коснуться рукой раскаленного лба, но наткнулась на марлевую повязку. Попробовала осторожно, кончиками пальцев, ощупать лицо и поняла, что забинтован не только лоб — ее, Нину Орлову, спеленали, словно египетскую мумию. «Я в больнице, — догадалась Нина, — мне изуродовали лицо». Она тотчас же вспомнила маленький полукруглый подиум и серебристый купальник-бикини, удачно приподнимающий грудь. Гулкое сердцебиение, черный блестящий джип с тонированными стеклами, резкая внезапная боль и перевернутый вверх ногами оранжевый полумесяц.

— Очнулась! Наконец-то! А я-то уже собирался уходить. — Кто-то взял ее за руку, ладонь незнакомца была холодной и сухой.

Нина с трудом повернула голову, ей не сразу удалось сфокусировать свой рассеянный, мутный взгляд. Она внимательно вглядывалась в полузнакомые черты мужчины, сидящего на краешке ее кровати, и не могла собрать их воедино. Блестящая, загорелая лысина, небольшие карие глаза, улыбающиеся темные губы — все это распадалось, словно сложная головоломка или детский пазл, состоящий из тысячи мелких деталей.

— Нина, ты что, не узнаёшь меня? — спросил он, приближая к ней лицо.

— Узнаю, — слабо прошептала она, — ты Ваня. Иван Калмык, предприниматель и владелец сети ресторанов.

Точно. Все так оно и есть. Она пролежала в больнице сто двадцать лет, окутанная липким, вязким сном, словно сказочная царевна в хрустальном гробу. Вокруг кипела интереснейшая жизнь, сквозь пальцы торопливо ускользала смешливая молодость. Иван Калмык постарел и облысел, наверняка у него есть внуки. Интересно, как же в таком случае выглядит она сама?

— Какой еще Иван Калмык? — удивился незнакомый собеседник. — Такого я не знаю. Ну же, вспомни, я Вася. Василий Сохатый, модельер. Ты что, меня не узнаёшь?

Она тотчас же вспомнила. Конечно, это он, сумасшедший автор помоечных коллекций, так похожий на Пабло Пикассо. Как она могла его не узнать? Наверное, у нее амнезия.

— Помню, — Нина старательно растянула уголки губ, — где я?

— Ты в частной клинике. Больница принадлежит моей сестре, она классный хирург, так что никто тебя не найдет.

— А меня что, кто-то ищет? — удивилась она.

— Пока вроде нет, но мало ли, — развел руками Вася, — ты здесь под другой фамилией. Запомни, тебя зовут Нина Андреевна Зима.

— Зима? — фыркнула она. — Вот еще! У меня замечательная фамилия, не хочу ее менять.

— Послушай, — он перестал улыбаться, — выйдешь отсюда — и делай как знаешь. А пока… Я не хочу иметь проблемы из-за того, что помог тебе. Да, ты же ничего не помнишь!

— А что я должна помнить?

— Тебя нашли пятого мая в придорожной канаве на двадцать пятом километре от Москвы по Ярославскому шоссе.

— Что я там делала? — Нина попробовала восстановить события: — Я помню ночной клуб, помню показ мод. Я вышла вместе с… не помню. Меня, кажется, избили.

— Ты была без сознания, — перебил Василий, — тебя привезли в Склиф, и почти неделю ты провела в реанимации. А когда тебя перевели в обычную палату, я приехал за тобой и забрал, представившись твоим сожителем, уж извини.

— Понятно, — она отвернулась к окну и тотчас же невольно зажмурилась от хлынувшего в лицо света, — что ж, спасибо за участие. Теперь я хотела бы позвонить маме. Пусть заберет меня домой, в Егорьевск. В Москве мне делать больше нечего.

— Пока рано. Приготовься услышать неприятное известие — тебе срочно нужна пластическая операция. У тебя сломан нос и на щеке шрам. В Склифе постарались, зашили кое-как и не подумали о том, что тебе семнадцать лет и с этим лицом тебе придется жить.

— Я не хочу пластическую операцию. Пусть останется как есть.

— С таким лицом ты больше не сможешь работать манекенщицей.

— Я больше не буду работать манекенщицей. Никогда.

— Хорошо, хорошо, — он успокаивающе погладил ее по руке, — понимаю. Поговорим об этом потом. Но даже если ты не будешь работать манекенщицей, тебе все равно придется несладко с таким лицом. Тебя не возьмут работать ни учительницей, ни секретаршей, ни переводчицей. И замуж ты никогда не выйдешь… Нина, вообще-то ты находишься в клинике пластической хирургии. А за операцию я уже заплатил. Лучше сделать ее как можно быстрее, пока рубцы еще свежие.

— Хорошо, пускай сделают, — индифферентно согласилась она, — только я не никак не пойму: тебе-то от этого всего какая выгода?

— А ты так уверена, что все люди преследуют исключительно корыстные цели? — попробовал отшутиться он.

— Уверена, — серьезно сказала Нина.

— Ну… я тебе уже говорил, что ты моя Муза, — помявшись, сообщил Вася, — как только я тебя увидел, сразу понял, что все мои вещи сделаны словно для тебя.

«Вот спасибо», — подумала Нина, вспомнив платье из ржавых консервных банок.

— Я не мог уснуть в тот день, когда познакомился с тобой, — тем временем вдохновенно говорил Василий, — я всю ночь просидел за письменным столом. Нина, я рисовал. Я придумал потрясающую коллекцию за одну ночь. Коллекцию, с которой мы покорим мир.

— На этот раз платья будут сделаны из туалетной бумаги и использованных чайных пакетиков? — вежливо осведомилась она.

— Нет, это необычные вещи, из шифона и льна, это такие красивые платья… — Он никак не отреагировал на ее ехидное замечание, а может быть, был так взволнован, что просто его не заметил. — Я давно такого не делал. Еще в молодости увлекся концептуализмом, тогда это только входило в моду.

— В любом случае тебе придется искать другую модель. Я фотографироваться не буду, — покачала головой Нина.

— Ты увидишь одежду, и тебе самой захочется, — он сжал ее пальцы, — ты станешь великой, Нина. Великой манекенщицей!

— Никогда.

«Ринопластика (пластическая операция на носу) — все за и против». Нина внимательно изучала эту пространную статью из журнала «Мы и медицина». Издание было научно-популярным и продавалось в каждом газетном киоске, и все-таки статья изобиловала научными терминами — Нина вчитывалась в каждое слово, но тем не менее общий смысл ускользал от нее. «Может быть, это и к лучшему, — наконец решила она, — а то напугают возможными последствиями, и я вообще делать операцию передумаю». В конце статьи была опубликована утешительная и жизнеутверждающая таблица — фотографии голливудских звезд до и после пластической операции. Мерилин Монро, Деми Мур, Памела Андерсон — оказывается, эти всемирно известные красотки в свое время прооперировали носы.

Нина находилась в клинике пластической хирургии уже почти две недели. У нее взяли все необходимые анализы и даже уже назначили день операции. Сначала ей было все равно, состоится ли операция вообще. Конечно, для манекенщицы важна форма носа, и со шрамом на щеке не покрасуешься на обложке «Космопол итэн», но она ведь решила сменить специальность… А если так, не все ли равно, останется ли она красивой? Может быть, даже лучше, если ее внешность станет вполне заурядной. И все-таки она ждала этого дня — дня операции.

На пятый день пребывания в клинике Нина попросила у молоденькой медсестры Тонечки зеркало.

— Любопытно поглядеть на свою физиономию.

— Но вам нельзя снимать бинты, — опустила глаза Тонечка. — И вообще… Лучше, если вы посмотрите на себя после…

— Тоня, за кого ты меня принимаешь? — притворно рассердилась Нина. — Как это — нельзя снимать бинты? Ведь доктор каждый день делает мне перевязку, и ты при этом присутствуешь. Просто принеси завтра на перевязку зеркальце, и все. Про-блем-то.

— Знаете, и все-таки мне кажется, что лучше не стоит этого делать, — Тоня перебирала подол своего белоснежного, накрахмаленного халата, словно застенчивая малышка, — лишние стрессы вам ни к чему.

— Стрессы? Тоня, а что со мной? — Нина наконец заподозрила неладное. — Василий сказал, что нос сломан и на щеке шрам.

— В общем, это так… — замялась Тоня.

— Дай мне зеркало! — занервничала Нина. — Прямо сейчас! А то я сама с себя бинты посдираю. Тебе же за это и влетит.

— Хорошо-хорошо. — Испуганная медсестричка пулей вылетела из комнаты. Вернулась она через четверть часа. В ее руках не было обещанного зеркала. Зато Тоня протянула Нине небольшой бумажный прямоугольник.

— Зинаида Семеновна, ваш доктор, сказала, что зеркала не надо. Если вы хотите видеть себя, посмотрите этот снимок. Мы вас сфотографировали, как только привезли сюда.

Нина взглянула на фотографию и похолодела. На снимке было лицо крупным планом — если расплывшиеся черты посредине кровавого месива действительно можно было назвать лицом. На правой щеке, от виска к подбородку, змеился уродливый, распухший шрам, нос был повернут влево — словно у алкоголика с карикатуры в журнале «Крокодил», под глазами фиолетовые синяки. И это она, Нина Орлова, начинающая манекенщица и королева красоты?! Да, с такой физиономией не то что манекенщицей — и поломойкой работать не возьмут.

— Да вы не плачьте, — прошептала медсестра Тонечка. Нина заметила, что девушка старается не смотреть на фотографию. — Сделают вам операцию, опять красавицей станете. Еще лучше, чем были. Будете топ-моделью.

— Нет, лучше актрисой, — усмехнулась Нина, — по-моему, меня взяли бы в малобюджетный фильм ужасов на роль главного монстра. А что, не придется тратиться на гримера.

Теперь уже Нина ждала дня операции взволнованно и нетерпеливо, как когда-то конкурса красоты и поездки в Москву. Ей казалось, что время тянется бесконечно долго, она волновалась, что Вася Сохатый передумает и не заплатит за операцию — и тогда ей придется остаться с таким лицом на всю жизнь.

Вася навещал ее почти каждый день. Приносил нехитрые подарки — сладко пахнущие лилии, блестящий лак для ногтей, новенький детектив, апельсины, швейцарские шоколадные конфеты. Он смешил Нину, рассказывал анекдоты; стремясь вызвать ее улыбку, он решительно поднимал жалюзи, впуская в прохладную, полутемную палату тепло с улицы, яркий свет майского солнца.

— Ты не должна кукситься, — говорил он, — а то я не смогу тебя фотографировать.

— Какая разница? — удивлялась Нина. — Мне же сделают пластическую операцию, и я стану такой, как прежде. По крайней мере, так обещают врачи. Почему же ты не сможешь меня фотографировать?

— А как ты думаешь, почему так мало моделей среди тридцатилетних?

— Ну… им на пятки наступают юные конкурентки, и потом, у тридцатилетней женщины появляются некоторые возрастные изменения: морщинки вокруг глаз… Вон у моей соседки Таньки они уже есть, хотя ей всего двадцать пять. И потом, шея… Все уже не то.

— Но на фотографии-то этого не видно, — возражал Василий, — ни морщинок, ни прыщиков, особенно если правильно поставить свет. И в тридцать пять, и даже в сорок некоторые еще смотрятся девочками.

— Ну тогда почему же?

— Да потому, что у взрослой женщины нет такого блеска в глазах, как у пятнадцатилетки! У нее на лбу нарисована ее биография во всех мельчайших подробностях. Неудачные романы, аборты, ссоры, мелкие бытовые неприятности. Всем сразу станет понятно, что на фотографии взрослая женщина, а не юная, легкомысленная моделька.

— А я-то тут при чем? Мне-то и двадцати еще нет.

И вновь он ответил вопросом на вопрос:

— Нина, скажи, ты когда-нибудь видела по телевизору приюты для малолетних нарушителей? Или исправительные колонии для девочек?

— Видела, конечно, — удивилась она, — а что?

— А то, что эти девчонки выглядят гораздо старше своих лет. Малолетние проститутки, воровки, убийцы. Они столько пережили, что у них рано состарился взгляд. Ты же не хочешь стать такой? Не хочешь, чтобы твои глаза потухли?

— Нет, нет, конечно, нет, — испуганно согласилась она.

— Вот и умница. Ты сейчас слушаешь меня, как будто я твой школьный учитель. Я не вижу всего твоего лица, оно забинтовано, но глаза такие детские… Ты должна такой и остаться. Именно этим ты меня и привлекла.

— Я думала, ты считаешь, что у меня модный образ. Ты сам так сказал.

— Мало ли что я сказал, — махнул рукой Василий, — ты меня особенно не слушай! Мне понравилось, что ты выглядишь как взрослая женщина и при этом у тебя детское выражение лица. В модельном бизнесе это называется беби-фейс… Ну а типаж у тебя, если честно, совсем немодный. Во-первых, ты полновата, во-вторых, у тебя слишком круглые щеки, в-третьих, нос коротковат. Ну ничего, нос-то мы исправим. — Он оптимистично улыбнулся.

— Что значит — исправим? — насторожилась Нина. — Я думала, мне вернут мой прежний образ.

— Увы, это невозможно. Все равно будет немножко не так. И вообще, не лучше ли слегка подкорректировать природу?

Томительное предоперационное ожидание, душно-сладкий наркоз, многочасовое липкое забытье — ее маленькая смерть, — возвращение в ту же самую темную, прохладную палату, — все это было похоже на затянувшийся предутренний сон. Когда же день операции настал, Нинино волнение испарилось, как анапская медуза на горячем камне. Она шутила с медсестрами; не читая, подписала протянутый ей договор. Ее уложили на прохладную металлическую каталку и куда-то повезли по витиеватому подземному коридору — абсолютно голую, накрытую лишь тонкой простыней.

— Зачем раздеваться догола, ведь мне делают не полостную операцию, а всего лишь исправляют лицо? — спросила Нина у приветливой пожилой санитарки.

— Ничего-то вы не понимаете, — словоохотливо откликнулась та, не переставая толкать перед собой каталку, — в операционной должно быть стерильно. Между прочим, там на тебя наденут специальный халат.

В операционной, белоснежной и пахнущей январем, прямо как в американских фильмах, ее встретил улыбчивый анестезиолог. Нине сделали два укола в вену, потом к ее лицу плотно прижали сладко пахнущую резиновую маску.

— Не надо удлинять мне нос, пусть останется как раньше, — хотела сказать она, но не успела.

Губы слиплись, веки потяжелели, как у гоголевского Вия, — видимо, у нее был слабый, чувствительный к наркозу организм. Зато уже через несколько мгновений Нина распахнула глаза — легко, без всяких усилий.

— Нос оставьте прежним, — прошептала она.

— Хорошо-хорошо, все будет в порядке. — Это была Тонечка, Нина узнала ее звонкий, немного детский голосок.

Странно, Тоня ведь палатная медсестра, не операционная. Что она делает в хирургическом корпусе? Нина вяло осмотрелась по сторонам и с удивлением поняла, что находится в знакомой палате — она лежит на прежней койке, и у нее опять перебинтовано лицо.

— Сколько времени? — Голос не слушался Нину, это был даже не голос, а какой-то хриплый шепот.

— Половина пятого, — Тоня подняла жалюзи, — а тебе сейчас нельзя спать. Когда отходишь от наркоза, спать нельзя. Так что меня сюда специально прислали — тебя будить.

Нина подняла руку и осторожно ощупала хитросплетенье тугих бинтов на своем лице. Дотронувшись до щеки, она зажмурилась и даже тоненько заскулила — щека болела так, словно ее только что искромсали тупым ножом.

— Тоня, позови врача, — испугалась Нина, — со мной что-то не так. Щека болит.

— Она и должна болеть, — успокоила ее Тоня, — а ты что хотела? Чтобы и красавицей стать, и ничего не болело? Так не бывает. Терпи, попозже я сделаю тебе обезболивающий укол, а пока нельзя.

— А вдруг они ошиблись? Вдруг сделали что-то не так? — заволновалась Нина. — Может быть, снять бинты и проверить на всякий случай, а?

— Даже и не думай об этом, — Тоня шутливо погрозила ей пальцем, — у нас замечательные хирурги, самые лучшие в Москве. У нас знаешь какие люди оперируются? Рок-звезды, балерины, жены самых известных политиков! Да что там, мне и самой сделали здесь пять операций.

— Пять?! — Нина удивленно посмотрела на Тонечку. Круглая, немного простоватая мордашка, пухлые коротенькие губки, вздернутый нос. Симпатичная, конечно, девушка, но далеко не красавица. Интересно, что именно она оперировала. И зачем?

Тоня перехватила Нинин изучающий взгляд и рассмеялась:

— Да я ничего не меняла, все оставила свое, природное. Только губки силикончиком поднакачала, и то самую малость. Я морщинки у глаз, убирала и двойной подбородок. Ну еще две круговые подтяжки лица.

— Подтяжки? — изумилась Нина. — Сколько же тебе лет?

— Мне? — Тоня снова рассмеялась, у нее был заразительный, звонкий смех. — Мне пятьдесят три, скоро пятьдесят четыре исполнится… Пойду чайник поставлю!

…И снова время превратилось в медлительное чертово колесо, а Нина никогда не жаловала этот примитивный аттракцион, отдавая предпочтение американским горкам чешского производства. Она была торопливой, как сама молодость; ей казалось, что она уже полжизни провела в прохладной просторной палате. За окном отполыхал нереально жаркий июнь. Окно Нининой палаты выходило в тихий староарбатский переулок. Иногда она садилась на подоконник, прижималась забинтованным лбом к стеклу и тоскливо смотрела на легко одетых, загорелых прохожих. Женщины в просторных цветастых платьях с румяными лицами, мужчины в летних рубашках, стройные красавицы в сиреневых обтягивающих шортах — все они казались Нине счастливыми и беззаботными. За окном было жарко и влажно, а в ее палате прохладно: на всю мощь работал кондиционер, Нина даже мерзла и куталась в пушистый свитер. Тоня объяснила это тем, что ей нельзя, чтобы потело лицо — швы могут воспалиться от соли. По этой же причине ей были противопоказаны слезы — а удержаться от них больной было гораздо труднее, чем не потеть.

Ее дни были до тошноты однообразны, вчера и сегодня походили друг на друга, словно однояйцевые близнецы. В половине девятого Нину будила свежая, умело подкрашенная Тонечка в белоснежном халатике, она делала Нине болезненные уколы — антибиотики и витамины, так что скоро Нинины ягодицы покрылись фиолетовыми синяками. В десять приносили завтрак — овсяную кашу или приторную французскую булочку с остывшим кофе, а потом до обеда Нина отчаянно скучала. В половине четвертого к ней приходила Зинаида Семеновна, хирург. Вежливо улыбаясь, женщина снимала с Нининого лица бинты — буквально отдирала их от измученной, воспаленной кожи. Шлифовка швов с помощью специального аппарата, перевязка — и вновь опостылевшее одиночество — до самого ужина. Иногда, правда, забегала поболтать Тонечка (в последнее время Нина называла ее Антониной Ивановной — вдруг стало неловко фамильярничать с женщиной, которая по возрасту годится ей в матери). Но Тоня заскакивала максимум на пятнадцать минут — ведь под ее опекой находилось еще четырнадцать пациентов.

А пятого августа случилось настоящее чудо. На вечерней ежедневной перевязке с Нины в очередной раз сняли бинты. Тоня намазала ее лицо какой-то неприятно пахнущей, жирной мазью, а потом вдруг протянула ей небольшую плоскую коробочку, обмотанную алой подарочной лентой.

— В честь чего это? — удивилась Нина. — У меня день рождения в ноябре.

— Да это так, мелочь, просто знак внимания, от чистого сердца. Ну я пошла.

Медсестра быстро собрала пузырьки с лекарствами и ватные тампоны в свой металлический чемоданчик и вышла из палаты, плотно прикрыв за собой дверь.

— Тоня, постой, а как же перевязка? — Нина вдруг поняла, что ей не забинтовали лицо.

Но Антонина не вернулась. Нинина ладонь непроизвольно потянулась вверх, ей мучительно, до дрожи в пальцах вдруг захотелось прикоснуться к своей коже, ощупать щеки, нос, проверить, правильно ли затягиваются шрамы. Но она уговорила себя подождать — наверняка ей еще нельзя прикасаться к лицу, тем более немытыми руками. Сейчас вернется Тоня с бинтами — странно, что она до сих пор не осознала своей оплошности. Пожалуй, пока можно заглянуть в яркую коробочку: что за сюрприз приготовила для нее любезная медсестричка.

Нина торопливо развязала шелковые тесемки, открыла коробку и чуть не вскрикнула от удивления. Прямо перед ней лежало… зеркало. Обыкновенное зеркало в дешевой пластмассовой рамке с золотистыми розочками по бокам — такое продается в любом галантерейном отделе и стоит сущие копейки. Но в зеркальной глубине Нина успела разглядеть нечто более дорогое и важное — а именно краешек своего лица: круглый розовый подбородок и часть бледной щеки. Правда, она тут же отвела взгляд; по ее жилам гулял адреналин, а маленькие внутренние кулачки настойчиво барабанили в виски. Так вот почему Тоня «забыла» про перевязку! Вот почему не принесла с собой бинты! Они, бинты, больше Нине не нужны. Теперь у нее снова есть лицо — только бы набраться храбрости, чтобы взглянуть в это зеркало: заново познакомиться с самой собой.

Наконец Нина решилась. Она глубоко вдохнула, осторожно открыла глаза и… На нее смотрела незнакомая красавица с грустным, строгим взглядом.

Глаза у красавицы были Нинины — серые, с едва заметными зеленоватыми крапинками вокруг зрачков. И волосы тоже Нинины — длинные и спутанные. Но на этом сходство заканчивалось. Бесспорно, зеркальная девушка была куда более красивой, чем победительница конкурса «Мисс Егорьевск» Нина Орлова. У нее было бледное лицо, аристократически удлиненный тонкий нос, пухлые розовые губы. Впечатление портили только щеки — казалось, эти круглые щеки достались красотке по ошибке. Правда, никаких шрамов на них Нина не обнаружила.

— Ну что, нравится? — вдруг услышала она мужской голос за своей спиной и от неожиданности выронила зеркало.

Девушка обернулась и увидела Васю Сохатого с букетом роскошных красных гладиолусов. Сегодня Вася принарядился — на нем был безупречно отглаженный летний костюм в мелкую серую полоску.

— Я в шоке, — честно призналась Нина, — мне надо долго себя изучать, чтобы привыкнуть.

— Ничего, привыкнешь, — снисходительно улыбнулся ее спаситель, — вообще-то я приехал за тобой. Тебя выписали.

— Выписали? — растерялась Нина.

— А что тут такого? Должны же были тебя выписать рано или поздно. Так что собирайся.

Нина развела руками — в больнице у нее практически не было вещей. На спинке стула висело ее пальтишко и платье, в котором Нина пришла на злополучный показ. На коврике возле двери стояли зимние ботиночки на искусственном меху. Все остальное осталось дома, в малогабаритке на Щелковском шоссе. Интересно, Таня живет по-прежнему там? Можно ли Нине будет забрать свою одежду? Все-таки она успела собрать неплохой гардероб. Хотя к Таньке, должно быть, уже давно подселили другую девушку. И девчонки могли выбросить Нинины вещи — чтобы не занимали место в маленьком шкафу.

Василий словно прочитал ее мысли.

— Даже не думай об этом, — строго сказал он, — тебя зовут Нина Зима. Нина Орлова умерла, исчезла, уехала домой в Егорьевск. Твои вещи останутся в прошлой квартире. Смотри лучше, что я тебе принес!

Он протянул ей увесистый пакет. Нина заглянула внутрь и обнаружила легкие светлые джинсы, обтягивающую футболку и удобные сандалии, состоящие из нескольких кожаных ремешков. Ах да, она же совсем забыла, что на дворе уже не промозглая весна, что на исходе лето. Значит, пальто и ботиночки не подойдут.

— Переодевайся! — скомандовал Вася. — Тебе сегодня предстоит еще одно испытание. Я записал тебя к стоматологу.

— У меня не болят зубы, — удивленно возразила она.

— Зато у тебя толстые щеки. Не бывает топ-моделей с такими щеками. Стоматолог удалит тебе крайние зубы — по два с каждой стороны. Так все делают, ты что, не знала?

— Постой, мне об этом говорила Александрина. Аля, президент нашего агентства.

— Я знаю, кто такая Аля. Не вздумай показать кому-то, что ты с ней знакома. Значит, так, запомни, ты моя племянница. Позвони родителям в Егорьевск и предупреди.

— Ничего не понимаю. Ты думаешь, я кому-то нужна? В смысле — меня еще могут найти и убить?

Нина, зажмурившись, сидела в стоматологическом кресле, вокруг нее суетилась медсестра со шприцем, похожим скорее на средневековое оружие для особо изощренных пыток. Врач, строгая женщина, в брючном форменном костюме, стояла рядом.

— Не понимаю, зачем вам это надо, — вдруг сказала она, — у вас великолепные зубы, почти ни одной пломбы. Люди платят бешеные деньги за протезы, а вы решили вырвать четыре абсолютно здоровых зуба.

— Я и сама, честно говоря, не понимаю, — принужденно улыбнувшись, вздохнула Нина, — я себе нравлюсь и такой, но говорят, что впалые щеки моднее.

— Так, может быть, откажемся, пока не поздно? Поймите, сейчас это будет смотреться нормально, а через пятнадцать — двадцать лет вам придется потратить несколько тысяч долларов на вставные зубы. Или щеки обвиснут.

— Вы ничего не понимаете, — Нина закрыла глаза и откинулась в кресле. Она до потери пульса боялась стоматологов, — я просто отдаю долги. Долги ведь надо платить, не так ли?

Глава 2

И снова она стояла на полукруглом подиуме, и снова на ее лице был густой слой пудры цвета загара. Глаза подведены жирным темно-синим карандашиком, так что издали может показаться, что она плохо выспалась или перенервничала. На скулах едва заметный персиковый румянец. На волосах густой, тускло мерцающий гель. И роковая длина темно-вишневых ногтей. И карминная роскошь припухлых губ.

Нина боялась, что у нее ничего не получится, что она успела позабыть свои профессиональные навыки. Но и фотограф, и сам Василий Сохатый остались ею весьма довольны. А Нина почувствовала даже что-то вроде вдохновения — она легко и непринужденно меняла позы, она смеялась, она смотрела в камеру исподлобья, она резко поворачивалась лицом к объективу — так чтобы за ее спиной колыхалась шелковая волна рыжеватых блестящих волос. Словно и не было в ее жизни унылой больничной палаты, и уродливого бордового шрама на щеке, и перевернутого вверх ногами оранжевого полумесяца в тот роковой вечер.

Как ни удивительно, Нине понравилась новая коллекция Сохатого. На этот раз Вася не стал углубляться в мало кому понятный концептуализм, он создал простые и понятные вещи — симпатичные меховые маечки, клешеные шифоновые штаны и разлетающиеся книзу разноцветные юбки.

Съемки для каталога Васи шли четыре дня. Все это время Нина жила в полуподвальной Васиной комнатушке, заставленной старинной мебелью, так что в ней едва можно было развернуться. Сам же Василий переехал к приятелю. Девушка вставала в половине восьмого, наскоро завтракала и мчалась в арендованную Сохатым фотостудию.

Двенадцатого сентября Нина собиралась лететь домой, в Егорьевск. Она упаковала в старенький, одолженный у Васи чемодан свои немногочисленные пожитки, проверила, не потерялся ли авиабилет. Когда зазвонил телефон, Нина засомневалась: а может быть, не брать трубку? Что ей теперь московские знакомые? Через несколько часов она будет дома. А в этот город не вернется больше никогда. Если повезет. И все-таки женское любопытство оказалось сильнее.

— Нинка, ты еще не улетела? — Это был Василий, запыхавшийся и радостно возбужденный. — Как же здорово, что я тебя застал.

— А что случилось? — Вроде бы они попрощались накануне. Вася даже купил бутылку слабого розового вина и небольшой шоколадный тортик.

— Да тут такое дело. Короче, потом объясню. Ты никуда не летишь.

Нина опустилась на старенькую трехногую табуретку.

— С ума сошел? Как это не лечу?! Да у меня же билет в кармане.

— Эх, ладно. Я хотел тебе сюрприз сделать, но ты же у нас не любишь сюрпризов. Короче, я снимки напечатал. Получилось великолепно. Ты просто супер, совершенно иная, чем прежде. Я, разумеется, хвастался каталогом друзьям, и один человек тобою очень заинтересовался. Он скаут известного модельного агентства.

— Знала я таких скаутов, — фыркнула Нина, — не надо мне больше никаких модельных агентств. Не хочу этой грязи. Не хочу быть эскорт-девочкой. Не хочу участвовать в шоу боди-арта и показах в ночных сомнительных заведениях. Я на самолет опаздываю.

У нее внезапно испортилось настроение. Ледяной ливень неприятных воспоминаний накрыл Нину Орлову с головой. Вот она стоит почти обнаженная в конце подиума, под безжалостно яркими фотовспышками. Вот она суетливо переодевается в тесной, пропахшей потом гримерке, вот она, морщась от раздражения, натягивает на себя платье из ржавых консервных банок. Кто сказал, что профессия манекенщицы престижна?! Нина не знала ремесла более унизительного. Она ни за что не желает повторить этот опыт.

— Ты идиотка, — шипела тем временем телефонная трубка искаженным расстоянием Васиным голосом, — ты просто ничего не понимаешь. Юля — менеджер серьезного агентства, одного из самых крупных. «Севен санз» — это агентство международного класса… Конечно, и там есть своя грязь, тебя это не будет касаться. Ил интересует только твое лицо! Они берутся тебя раскручивать.

— Где-то я это уже слышала, — устало вздохнула Нина, — на конкурсе красоты, кажется. От Олега Верещагина. Он сказал, что у меня модный типаж, что я стану звездой и подойду для рекламы шампуня.

— Если тебя обманули один раз, это не значит, что все вокруг обманщики! Ладно, мы вот как сделаем. Ты остаешься в Москве еще на пару месяцев. Если ничего не получится, скатертью дорога.

— Не уверена, что так будет лучше, — засомневалась Нина, — по-моему, гораздо правильней сразу обрубить концы.

— Дурочка, такой шанс не упускают, — настойчиво уговаривал Вася, — и потом, у тебя есть гарант — я. Даже если ничего не выйдет, я даю тебе деньги на новый билет. Только не забудь — ты моя племянница. Тебя зовут Нина Зима. Заметано?

— Ну, не знаю. — Девушка с тоской поглядела на чемодан.

— И потом, ты подумай, а как же я?

— Что — ты? — удивилась Нина.

— Как же я здесь без тебя останусь? — тихо спросил он.

Нина замолчала. Она, конечно, знала, что нравится Васе. Нет, не просто так он выложил такие огромные деньги за ее операцию. Каждый день приходил в больницу, поднимал ей настроение, выбрал ее для своего каталога. Было бы нечестно просто бросить его. С другой стороны, она ничего ему не обещала. И даже наоборот — рьяно от операции отказывалась.-…

— Что ты замолчала? Не волнуйся, я не собираюсь признаваться тебе в любви. У меня девушка есть, еще красивей, чем ты. Я имею в виду, что ты моя Муза, моя звезда. Как я здесь без тебя, а?

— Мне надо подумать… — заколебалась она.

— Я так и знал, что ты согласишься! — возликовал Василий, уловив нотку сомнения в ее голосе. И повесил трубку.

Офис модельного агентства «Севен санз» выглядел пугающе роскошно. Агентство занимало несколько комнат отреставрированного старинного особняка в центре Москвы. Зеркальные потолки, изобилие зеркал на стенах — тут любая замарашка будет выглядеть принцессой, огромные стеллажи с фотографиями моделей. Нину встретила приветливая секретарша.

— Хотите кофе? Или чаю? Может быть, что-нибудь выпьете? У нас есть мартини и шампанское.

Вася предупреждал ее об этом. «Тебя будут тестировать, — сказал он, — выпить предложат. Толька ты ни за что не соглашайся, алкоголички им не нужны. И скажи, что не пьешь кофе — от него портится цвет лица».

— Я не пью спиртного, — нахмурилась Нина, — и кофе тоже не пью. От него ведь портится цвет лица.

— Замечательно, — умилилась секретарша, — я минеральной воды принесу. Сейчас доложу нашему директору. Вас как представить?

— Нина Ор… М-м-м… Зима. Нина Зима.

— Какая необычная фамилия, — улыбнулась медоточивая девушка. Видимо, она когда-то тоже была моделью. Обтягивающая мини-юбка секретарши позволяла рассмотреть ее безупречно длинные ноги — ни грамма целлюлита!

Нина сразу поняла, что перед ней не очередной менеджер или секретарь, а именно директор. За свою недолгую карьеру она научилась разбираться в одежде. На нем был эксклюзивный серый костюм в тончайшую бордовую полоску — последний писк парижской моды, еще не дошедший до Москвы. Загорелое лицо, белозубая улыбка (природа не создает такого совершенства). Сложно было понять, сколько ему лет.

— Это вы от Васи, да? — Он внимательно вглядывался в ее лицо, словно желал отыскать в нем какой-нибудь изъян. Видимо, не нашел и от радости разулыбался: — Что ж, неплохо, неплохо. Ну давай знакомиться. Меня зовут Геннадий Орлов. Я директор этого миниатюрного агентства. — Он самодовольно улыбнулся.

— Орлов? Какое совпадение! — вырвалось у нее. — Э-э-э… Это девичья фамилия моей мамы.

— Замечательно, — он выслушал ее без всякого интереса, — знаешь, а ты нам подходишь. Мы берем далеко не всех. Хорошеньких девушек всегда больше, чем требуется. А я считаю, что все принятые на работу должны быть задействованы. Портфолио есть?

— Только фотографии, которые Вася делал. Я снималась в его каталоге.

— Неплохо весьма. Подойдет для портфолио. Но этого, конечно, недостаточно. Завтра придешь к часу, наш фотограф тебя поснимает.

— У меня нет денег, — испугалась Нина.

— Я что-то говорил про деньги? — Он вопросительно приподнял бровь. — Денег не надо. Потом отработаешь. Ходить, конечно, не умеешь?

— Умею! — обрадовалась Нина. — Я училась ходить по бревну. Знаете, бревно оборачивается газетами, и надо ходить по нему на каблуках, пока не научишься.

— Бревно?! — усмехнулся он. — Кто это тебя надоумил? С бревна можно упасть и ноги переломать. Завтра приходишь не к часу, а к десяти. Я пришлю какую-нибудь вешалку, будешь с ней заниматься каждый день. И еще тебе надо постричься, волосы у тебя плохие.

— Плохие? — Нина посмотрела в зеркало. Она ни разу не красила волосы, у нее была тяжелая глянцевая коса, блестящая, шелковая на ощупь. Одна парикмахерша в Егорьевске предлагала ей тридцать долларов (огромные деньги по провинциальным меркам) за Нинину косу. Кажется, она собиралась сделать из ее волос шиньон для жены начальника крупного промышленного предприятия.

— Я неправильно выразился, — засмеялся он, перехватив ее недоуменный взгляд, — у тебя, само собой, шикарные волосы. Мы попросим стилиста обрезать их аккуратненько, ты сможешь их продать долларов за сто пятьдесят. Просто тебе пойдет короткая стрижка, — он прищурился, — я тебя вижу. Я тебя чувствую.

Нина попятилась. Что значит — я тебя чувствую? Неужели начнет приставать?

— Я вижу твой образ, — он не заметил ее замешательства, — ты как Линда Евангелиста. У нее тоже были шикарные длинные волосы, но она стала знаменитой, когда постриглась.

В начале октября Нине наконец показали ее новое портфолио. Она открыла увесистый кожаный альбом и обомлела. Неужели это все она, Нина?

Впоследствии другие манекенщицы будут жадно вглядываться в черно-белые Нинины фотографии, пытаясь понять, что же особенного в этой коротко остриженной девушке с печальными глазами? Отчего так светится ее узкое лицо — неужели всему виной потрясающая французская пудра? Отчего взгляд ее глубок и холоден, словно мартовская проталина.

Нина выглядела как величественная красавица из прошлого, неулыбчивая, ледяная леди, томная дива с обложки журнала тридцатых годов. Ей удивительно шел псевдоним Зима. Чем-то Нина напоминала леди Абди, знаменитую манекенщицу начала века.

«Не улыбайся, Нина, не надо!» — в один голос твердили фотографы. И Нина не улыбалась, она серьезно смотрела прямо в объектив, прижимала узкие ладошки к костлявым ключицам — и в эти моменты напоминала хрупкую антикварную статуэтку. Наверное, в каждой арбатской лавочке найдется такая — полувыцветшая балерина с отломанным носом, к которой почему-то очень хочется прикоснуться руками, но боишься раздавить неосторожными пальцами ее фарфоровый стан.

В середине ноября Геннадий решил, что блюдо для гурманов под названием «Нина Зима» готово. Пигмалион слепил свою Галатею, и теперь ей предстояло самостоятельно покорить мир. Или хотя бы попытаться.

Наконец ей стали предлагать кастинги. Нина не очень обрадовалась — снова ее будут пристально рассматривать привередливые покупатели эталонной красоты. А она будет стоять перед ними и вкрадчиво улыбаться — молчаливая Барби с короткой брюнетистой стрижкой и толстым портфолио под мышкой.

Но, как ни странно, все получилось по-другому. На первом же кастинге (кажется, это был отбор для съемок в каком-то модном каталоге) редакторы и фотографы обратили внимание именно на Нину. Они бегло просмотрели композитки ее многочисленных соперниц, зато долго вертели в руках Нинины снимки, и в итоге она подписала контракт на сто долларов за съемочный день.

— Я же говорил тебе! Говорил, — ликовал Вася Сохатый, — после черной полосы обязательно наступает белая! По-другому не бывает.

По-другому не бывает! В декабре Нина уже была широко известна в узких кругах. Она отснялась для четырех глянцевых журналов (правда, не на обложку, а на странички с модными советами), ее выбрали рекламным лицом известного ювелирного магазина. Салон, между прочим, не поскупился на рекламную кампанию. Включишь телевизор — а там Нина, обвешанная золотыми цепочками, словно рождественская елка в мэрии. Сидит на обтянутом светлой кожей диванчике, улыбается, а в ее ушах тускло сверкают огромные прозрачные изумруды. И по улицам Москвы были развешаны огромные рекламные щиты с «изумрудной» Ниной.

Под Новый год она позвонила маме. Нина долго не могла решиться на этот звонок. Что она расскажет маме? Опять придумает красивую сказку? Соврет? Или скажет правду о пластической операции? Вот парадокс — ведь мама наверняка тысячу раз видела ее, Нину, в телевизионной рекламе. Только вряд ли поняла, что красавица, обвешанная золотом, — ее родная дочь.

Но Надежда Николаевна в очередной раз удивила Нину. Она даже не поинтересовалась, как дела у дочери. Зато со свойственным ей легкомыслием опрокинула на Нину ушат свежих новостей.

— Павлик в школу пошел, — мама отчего-то говорила быстро-быстро, словно боялась, что Нина, потеряв интерес к беседе, бросит трубку, — учится не очень хорошо. Вчера вот получил две двойки — по математике и по поведению. Зато пять по физкультуре, вот. так. Мама в больнице лежит уже две недели. А у меня новый приятель.

— Что с бабушкой? — поинтересовалась Нина, проигнорировав мамино замечание по поводу кавалера.

— Не знаю, что-то с желудком. Не волнуйся, это всего лишь плановое обследование, — неохотно объяснила Надежда Николаевна. — Вот так всегда. Тебя совершенно не интересует моя личная жизнь.

— И что за новый приятель? — послушно спросила Нина.

— Очень красивый. Брюнет. Гоги его зовут, — заметно оживилась мама, не уловив нотки равнодушия в Нининой интонации, — между прочим, он очень нравится Павлику. На прошлой неделе Гоги купил ему робота-трансформера.

По утрам в дорогом спортивном клубе «Дольче вита» почти не было народу. «Рабочие лошадки», «суетливые жаворонки», которые просыпаются в половине седьмого, завтракают манной кашей и топают по направлению к трамвайной остановке, в такие места не ходят. Месячный клубный абонемент «Дольче виты» стоил почти пятьсот долларов. Звезды эстрады, известные политики и актеры не скупились на затраты, чтобы заниматься спортом в узком кругу себе подобных.

Нина Зима сидела в дорогом полосатом шезлонге. На ней было шелковое бикини от Карла Лагерфельда, прозрачные золотистые шлепанцы и массивные темные очки с сиреневыми стеклами — последний писк парижской моды. Лицо и тело в гриме цвета легкого загара. На губах нежно-розовый блеск. В руке, высокий запотевший бокал с каким-то сладким шоколадным коктейлем.

— Нина, голову поверни! — скомандовал фотограф.

Она сделала, как он просил, и тут же зажмурилась — в лицо ударил яркий свет.

— Глаза не закрывай, терпи. — Фотограф все же немного переставил осветительный прибор. Воспользовавшись паузой, к Нине подскочила молоденькая стилистка.

— Закройте глаза, — улыбнулась девушка, замахиваясь на Нину вкусно пахнущей кисточкой.

Нина зажмурилась — нежная пуховка приятно щекотала ее нос и щеки.

Это был настоящий триумф. Успех. Прорыв. Нину фотографировали для журнала «Космополитэн». На странички «Космо» попадают только модели самого высшего ранга, любимицы фортуны. Публикация в «Космо» может стать началом фантастической карьеры, восхождения на настоящий модельный олимп. Нина понимала это и старалась изо всех сил — прямо держала спину, изящно складывала голые ножки, заразительно смеялась. И даже от обеденного перерыва отказалась — чтобы сотрудники журнала не сочли ее капризной и избалованной. «Королева бассейна» — так должна была называться подборка фотографий. Традиционно для рекламы купальников или нижнего белья выбирали не слишком худых моделей, а девушек с формами. Когда-то и Нина могла считаться таковой, но многочисленные диеты исправили «ошибку» природы — теперь на ее бедрах не было ни миллиметра лишнего жира, а грудь «сдулась» до нулевого размера. Стилисты и модельеры в один голос говорили, что такой девушке, как Нина Зима, лучше быть болезненно худой. Здоровый румянец и приятная полнота могут «съесть» половину ее обаяния, расколоть на кусочки хорошо продуманный романтический образ.

Глава 3

Нина подцепила серебряной вилочкой скользкую розовую креветку и взяла в руки приятно прохладный бокал. Сухое вино казалось почти черным — наверное, из-за необычного освещения, а может быть, Нина слишком долго смотрела на яркий снег — и теперь ее уставшие глаза отказывались идентифицировать цвета. Пахло деревом и какими-то пряностями, в углу уютно мерцал живой огонь камина.

Манекенщица Нина Зима и модельер Василий Сохатый ужинали в пятизвездочном ресторане «Коко», который находился на одном из самых дорогих горнолыжных курортов Франции. Нина была здесь по работе — ее снимали для обложки и центральных разворотов известного немецкого каталога модной одежды. А Вася просто поехал вместе с нею — за свой счет. В последнее время Василию везло (Нина Зима принесла ему долгожданный успех) — критики высоко оценили его новую коллекцию, отнюдь не дешевые Васины творения были распроданы всего за две недели. Теперь почти на каждой светской тусовке можно было встретить модных барышень, облаченных с легкой Васиной руки в шифон и мохер. Василий теперь арендовал помещение для собственного Дома моды и задумал новую коллекцию — вечерние платья на грани прет-а-порте и от-кутюр. Нина видела эскизы и искренне полагала, что эти платья могут сделать Васю знаменитым.

— Неужели ты так и не попробуешь лягушачьи лапки? — настаивал он, подливая в ее бокал вина.

— Не думаю, что мне понравится, — поморщилась Нина, — я в одном китайском ресторане пробовала червяков. Они были такие белые, противные. Я сначала думала, что это побеги бамбука, но выяснилось, что бамбук выглядит по-другому. Меня чуть не стошнило, когда я узнала, что ем червяков.

— Ну и зря. Лягушачьи лапки — это совсем другое дело. Они по вкусу похожи на курицу. Тебе бы понравилось. Жаль, что тебе завтра рано вставать, а то сходили бы в ночной клуб.

— У меня глаза слипаются, — призналась она, — сегодня весь день делала вид, что катаюсь на сноуборде. На самом деле я так от этого далека, но надо было сниматься. А завтра мне надо быть в вечернем платье на склоне горы. Еще и простужусь, ко всему.

— Не простудишься. Я закажу в «Коко» превосходного глинтвейна и привезу тебе в термосе прямо на съемки.

Нина улыбнулась. Она все-таки не могла понять, как относится к ней Василий. Почему он так неравнодушен к ее судьбе? Зачем он заплатил огромные деньги за эту путевку? Ведь он тоже не умеет кататься на горных лыжах, ему просто хотелось быть ближе к Нине. Завтра вот собирается встать в половине восьмого, чтобы успеть заказать глинтвейн и принести ей горячую пряную жидкость, чтобы она не простудилась. Эта забота переходит границы даже самой нежной дружбы. Может быть, она нравится ему как женщина? Почему же тогда он не предпринимает никаких шагов, чтобы сблизиться с ней?

Нина, конечно, хорошо относилась к Василию, он заменял ей подругу, которой у нее, как и у многих красивых женщин, никогда не было. Вася был в курсе всех ее проблем, с ним можно было безобидно посплетничать о манекенщицах и фотографах, вместе посмотреть дневное ток-шоу, прогуляться по модным магазинам. У него был превосходный вкус, и часто он советовал Нине, как лучше одеться, как краситься и стричься.

Пожалуй, он был ей самым близким человеком. Но она совершенно не воспринимала Василия как мужчину, как возможного любовника или мужа. Невысокий, на полголовы ниже нее, абсолютно лысый, с подвижным смуглым лицом, он никак не ассоциировался с романтическим образом возлюбленного. Нина боялась, что однажды Василий попробует переступить границу — и это навсегда отдалит их друг от друга, разобьет на мелкие кусочки их удивительную дружбу.

Но Василий никогда ни на что не намекал: он просто был рядом. В конце концов, она решила, что Вася относится к ней с нежностью отца. Однажды он признался Нине, что у него есть дочь, которую он ни разу в жизни не видел.

— Я знаю, что ее зовут Оксана. Ей уже шестнадцать лет, в этом году она должна закончить школу. Я оставил ее мать, но пожелал заботиться о ребенке. Так она сама все испортила, сказала, чтобы я не смел и близко к девочке подходить. Однажды я пришел в Оксанкин детский садик, очень хотелось с ней познакомиться. Так, представляешь, Нина, я ее даже не узнал. Там было столько малышей, и все закутаны в какие-то шубы и шарфы. А потом они переехали во Владивосток. Кажется, моя бывшая замуж вышла за капитана корабля. Так я и не познакомился с Оксанкой…

Василий вообще много рассказывал о себе. Нина узнала, что он детдомовский, что у него нет специального образования, а шить он научился на уроках труда. Он любил шить, а другие мальчишки его за это били, потому что, по их логике, он должен был любить играть в футбол и пить дешевую водку втайне от интернатских воспитателей. Нина прежде думала, что Вася индифферентно относится к славе, но выяснилось, что он весьма честолюбив. Его мечтой было участвовать в парижской Неделе высокой моды и увидеть в один прекрасный день свою холеную физиономию на обложке нью-йоркского журнала «Пипл». И еще Нина узнала настоящую его фамилию.

— На самом деле меня зовут Вася Хрюмин, — признался он однажды, и при этом у него было такое печальное лицо, прямо как у Пьеро с классической итальянской гравюры, — я пришел как-то в паспортный стол и написал заявление, что хочу поменять фамилию. Но мне отказали: мол, нет достаточного основания. А по-моему, фамилия Хрюмин — самое красноречивое основание.

— А что, Сохатый лучше? — расхохоталась Нина. — На мой взгляд, Хрюмин и то благозвучнее’

— Ничего ты в этом не понимаешь, — шутливо обиделся он, — сохатый — это лось. Я в душе такой же красивый, гордый и благородный. А Хрюмин — тут уж, извини, напрашивается ассоциация со свиньей. Хотя внешне я больше похож на свинью, я знаю.

— Ничего подобного, — утешила его Нина, — ты похож на Пабло Пикассо.

— Какой кошмар! Ничего себе комплиментик.

Хотя Нина имела псевдоним Зима, она всегда была равнодушна к зимним видам спорта. Даже в школе умудрялась получать освобождение от уроков физкультуры. Она ни разу в жизни не стояла на лыжах, поэтому съемки для немецкого каталога дались ей нелегко. По сценарию надо было рекламировать зимнюю спортивную одежду — разноцветные непромокаемые пуховики, двухслойные дорогие рейтузы и смешные стильные шапки с огромными пушистыми помпонами. На дорогой курорт ее привезли для того, чтобы заснять одежду «в работе». Нина должна была кататься на красиво раскрашенном сноуборде, а фотограф — запечатлевать ее в движении. Причем вся их группа — стилист, постановщик и фотограф — были отчаянными спортсменами. Они лихо носились по самым крутым трассам, а Нина только сиротливо стояла в сторонке, прижимая к груди сноуборд.

— Так дело не пойдет, — сказал на третий день фотограф, — статические планы мы уже отсняли. Теперь нам надо снять тебя в движении, чтобы была немного смазанная картинка. Это сейчас модно.

— Может быть, все-таки обойдемся статикой? — уговаривала Нина. — Я никогда в жизни не каталась на лыжах, а тем более на доске, еще ногу сломаю.

— Придется научиться, — фыркнул постановщик, — а статичные планы мы могли и в Подмосковье снять. Короче, Нина, у нас есть еще три съемочных дня, времени, конечно, мало. Так что придется нанять для тебя инструктора. Он научит кататься часа за три.

Постановщик действительно взял для Нины инструктора — высокого блондинистого француза по имени Клод. Тот, разумеется, не понимал по-русски, а Нина знала только английский, так что объяснялись они в основном жестами. Сначала, конечно, было очень неудобно, Нина не понимала, что хочет сказать ей инструктор. Но через несколько часов привыкла. Выяснилось, что устоять на сноуборде на самом деле не так-то и сложно. Клод объяснил, что Нина «гуффи», то есть человек, которому удобнее, чтобы правая нога находилась впереди. В общем, через два часа она научилась съезжать с самых плоских, детских горок не падая, запомнила несколько французских слов и приобрела миллион болезненных синяков.

— Как же я буду теперь рекламировать купальники?! — пожаловалась Нина Клоду, но он, разумеется, не понял ни слова.

— Ке? Ке? — улыбаясь, спрашивал он, заглядывая ей в глаза. Кстати, глаза у него были серые-серые, как низкое предгрозовое небо.

Нина со вздохом задрала штанину и продемонстрировала инструктору розовую припухшую коленку.

— Понимаешь, я модель, — попыталась объяснить она, — и буду завтра вся в синяках. Посмотрят на мои фотографии и подумают, что меня где-нибудь на вокзале подобрали.

— Модель, — эхом повторил Клод, — шарман, магнифик, — его комплимент относился скорее к ее голой коленке, нежели к быстро темнеющему синяку.

Он погладил ее ногу — по-дружески ласково, едва ли этот жест можно было расценить как эротическое приглашение. Если бы не выражение его глаз — они изучали Нину с насмешливым вниманием, бесстыдно путешествовали по ее губам, голой шее, выглядывающей из пушистого мохерового шарфа. Она отвернулась, стряхивая с себя этот внимательный взгляд.

— Я пошла, Клод. Спасибо. Мерси, — она бегло пожала его ладонь, — пока, гуд-бай, оревуар.

И только у себя в номере, стоя у огромного окна, Нина задумалась. Скоро ей предстоит отметить девятнадцатилетие. Это, конечно, еще очень мало, и все-таки многие ее ровесницы уже успели выскочить замуж и даже родить ребенка. А у тех, кто еще не обзавелся семьей, есть, как сейчас модно выражаться, бойфренды. По крайней мере, восемнадцатилетняя девственница (единственная ночь с Иваном Калмыком не в счет) — это нонсенс, насмешка судьбы, почти монашество.

В чем же дело? Она, Нина, очень красива и, хочется верить, неглупа. Многие стилисты говорят, что она обаятельна, что она особенная. К тому же у нее такая престижная профессия. Почему же она до сих пор одна? Не задумывалась о любви? Испугана происшествием в ночном клубе и теперь все мужчины кажутся ей монстрами? Может быть, она разочаровалась в любви, когда обнаружила на подушке Ивана Калмыка доллары?

В чем же дело? Этот инструктор, Клод, очень симпатичный мужчина, чем-то напоминает героя экранизированного скандинавского эпоса — густые блондинистые кудри, улыбающиеся серые глаза… Почему она сбежала, ведь она явно понравилась ему!

В дверь ее номера постучали. Нина открыла — с неохотой усталого человека — и обнаружила за дверью Василия Сохатого. Румяный, с сухими, обветренными губами, в ярко-красной лыжной шапке, он сиял белозубой улыбкой.

— Нин, а я на горных лыжах научился кататься, представляешь, это, оказывается, не так уж и трудно.

— А я на сноуборде, — похвасталась она, — правда, только на детской трассе.

— А где же здоровый цвет лица? Ты бледна, как мертвая панночка.

— Ну спасибо. Наверное, я никогда не бываю румяной… Скажи, Вась, а я красивая? — вдруг спросила Нина.

— Конечно, красивая, — удивленно подтвердил он и, подумав, добавил: — Самая красивая. А что?

— Да так, — она пожала плечами, — мне тут понравился один мужчина… И вроде бы я ему тоже. Но… получится ли у нас что-нибудь… И потом, я даже не знаю, где его найти.

— А, тот смазливый блондинчик? Инструктор?

— Откуда ты знаешь? — изумилась Нина.

— Видел тебя с ним. А найти его проще простого. Он ведь работает при нашем отеле. Но, по-моему, ничего хорошего в нем нет. Отвратительный тип! Такой смазливый, прямо как стриптизер какой-нибудь. — Нине показалось, что она слышит нотки ревности в его голосе.

— Ты ревнуешь? — съязвила она.

— Вовсе нет, — надулся Вася, и Нина поняла — ревнует.

— Не обижайся, — она протянула руку и погладила его по щеке, — не обижайся, хочешь, я никуда не пойду и никакого Клода разыскивать не буду?

— Его еще и Клод зовут? — фыркнул Вася. — Случайно не Ван Дамм? Конечно, куда мне против него! Блондин, высокий, да еще и Клод. Понятное дело, кого из нас любят женщины.

— Вася, ну мы же договаривались, что мы с тобой друзья. Самые лучшие, но все-таки друзья… — Нина немного растерялась.

— Да брось, подружка, — внезапно повеселел Василий, — ты что, не врубилась, я же просто тебя разыгрываю! Ты что, и правда подумала, что ты мне нравишься?

Она улыбнулась:

— Конечно, нет. Но лучше ты так со мною не шути.

— Ты меня не слушай, — подмигнул он, — у меня в Москве знаешь какая девочка. Девяносто-шестьдесят-девяносто, пятый размер груди. Вот так-то! — А глаза у него были, Нина заметила, грустные-грустные.

…Он был красив, словно Аполлон из школьной хрестоматии по истории. Загорелое, слегка обветренное лицо и бледное литое тело, тело профессионального спортсмена. И мягкие крупные ладони. И теплые темные губы.

— Нинель, шарман, же тем, же тюво. — Его вкрадчивый шепот танцевал в ее распущенных волосах.

— Бонжур, силь ву пле, — невпопад отвечала она.

И он смеялся над ее корявым французским, и она томно смеялась в ответ. Он явился в ее просторный номер с пятнадцатиминутным опозданием, он принес с собою бутылку не слишком дорогого американского шампанского «Корбель брют» и два изящных хрустальных фужера на тонких витых ножках. Нина в свою очередь позволила себе заказать в ресторане отеля свежую клубнику. Клубника эта стоила неприлично дорого, зато была сладка, как Нинино предвкушение.

Она чувствовала себя неловко в не слишком чистых лыжных штанах. Сначала собиралась надеть вечернее платье-комбинацию на тонких лямках, но Вася отговорил ее:

— Дорогая, он же иностранец! Они все предпочитают спортивный стиль. Если нарядишься сексуально, он может решить, что ты проститутка.

И Нина послушалась — на свежевымытое, пахнущее сладкими духами «Ланком» тело она натянула обычный свитер грубой вязки и непромокаемые штаны. Правда, с искушением надеть под лыжный костюм пикантное кружевное белье Нина справиться не смогла.

Когда шампанское было выпито, а клубника съедена, Клод встал со стула и деловито стянул с себя свитер. Нина слегка втянула голову в плечи — его прямолинейность показалась ей немного оскорбительной. «Как глупо. Нам даже не о чем поговорить. Интересно, а как я жестами спрошу, есть ли у него презерватив?»

— Нинель, кес ке се? — поинтересовался он; голос его был тих и хрипл.

— Ничего. Я сама не знаю, чего хочу, — честно призналась она, прекрасно зная, что он не понимает по-русски, — я, знаешь, Клод, какая-то странная. Все у меня не как у людей. Почти два года назад я выиграла конкурс. Стала королевой красоты, понимаешь? — Она отчаянно жестикулировала, пытаясь изобразить корону. — Понимаешь, нет?

Клод кивнул, хотя и не понял ничего.

— Я надеялась стать звездой, Клод, — наверное, это говорила не сама Нина, а выпитое ею ледяное шампанское, — и что из этого вышло? Почти год прожила в убогой квартирке, каждый день меня унижали, я работала и получала копейки, а потом меня избили, и пришлось сделать пластическую операцию. Ты не представляешь, какая я была ужасная со шрамом. Если бы ты меня увидел, ни за что бы не подошел.

— Нина, ты такая красивая, я не могу оставаться спокойным в твоем обществе, — прошептал на французском Клод.

А Нине казалось, что он ее утешает, что он все понял и ему ее жаль.

— Я думала, что никогда больше не буду работать моделью, — говорила она, — но Вася меня заставил. Вася — мой самый лучший друг, он мне как отец. У меня ведь, знаешь, нет отца.

— Твои губы, как нежные лепестки розы, — мурлыкал Клод, — твои ладони мягкие, а талия тонкая, как у балерины.

— И я вернулась в модельный бизнес. Но теперь сама не знаю, рада ли этому. Вроде бы все пока у меня получается, в агентстве считают, что я вполне могу стать топ-моделью. А мне как-то тошно и грустно. Понимаешь, Клод?…

— Уи, — кивнул Клод, почувствовав вопросительную интонацию. Он видел, что русская девушка расстроена, что она рассказывает ему что-то важное. Он пытался вслушиваться в слова, но ничего не понимал. Русский язык казался ему грубым и некрасивым, и он удивлялся, как это из таких красивых, мягких губ вылетают такие неблагозвучные фразы. Наверное, девушка просто пьяна, наконец решил он. Клод много раз слышал о том, что большинство русских алкоголики. В России даже женщины пьют водку. Даже такие молоденькие, как Нина.

— Ты очень хороший, Клод, — улыбнулась Нина, — жаль, что живешь во Франции. А то я бы вышла за тебя замуж. У нас получились бы красивые дети. Как ты думаешь?

Клод подошел к ней и погладил по голове. Она сразу расслабилась и обмякла в его неуверенных объятиях. Он все понимает, догадалась Нина, он все теперь про нее знает. Нет никакого языкового барьера, все это глупости. Если говорит душа, если глаза разговаривают, то смысл понятен любому, даже иностранцу. Она обняла его за талию и уткнулась лицом в его накачанную грудь. Этот Клод славный парень и, похоже, влюблен в нее.

А Клод обнимал Нину и думал о том, какая же она странная. То строит из себя неприступную монахиню, то ведет себя как уличная девка. Приятели рассказывали ему, что все русские девушки проститутки. Они очень красивые, гораздо красивее француженок, но совершенно неискушенные в постели. Зато готовы пойти с первым встречным — очень неразборчивы.

Он расстегнул «молнию» на джинсах и красноречиво посмотрел на Нину: не против ли она? Не прогонит ли?

Нина не прогнала. Ей вдруг стало тепло и уютно, захотелось смеяться — и она рассмеялась. Клод тоже рассмеялся в ответ — такой милый и непосредственный! Так тонко чувствует ее настроение и готов подстроиться под него!

А Клод смеялся над Ниной, над тем, какая она пьяная. Нет, эта девушка против не будет. Он протянул к ней руки и одним движением снял с Нины теплый свитер, а затем и лыжные штаны. Приятно удивился, обнаружив нежный шелк дорогого белья. Он наклонился и поцеловал ее в губы, и Нина робко ответила на этот влажный настойчивый поцелуи.

— По-моему, я влюбилась, — сказала она по-русски.

— У тебя классная попа. Упругая и мягкая, — ответил он на своем гортанном языке.

Хорошо зимой на дорогих альпийских курортах Франции. Погода морозная, но безветренная, солнце сияет так, что без специальных очков невозможно смотреть на снег. Горнолыжные трассы работают круглосуточно, и всегда на них полно народу. Рано утром катаются немецкие пенсионеры и супружеские пары с детьми. К обеду выползает из отелем немногочисленная молодежь (обычно студенты предпочитают пятизвездочным отелям более демократичные курорты). Ранний вечер — это на курорте час пик: у подъемников собираются очереди — веселые люди в разноцветных лыжных комбинезонах смеются и болтают в ожидании пустого кресла.

В тот вечер на горнолыжном курорте не скучал никто.

На одном из пустынных живописных склонов русская манекенщица Нина Зима позировала фотографам. Наверное, на Нину никто бы не обратил внимания, если бы она была одета в традиционную спортивную одежду. Но на ней было переливающееся на солнце сильно декольтированное вечернее платье с голой спиной. Сама Нина не понимала, зачем ей фотографироваться именно на снегу — в таком наряде куда уместней сидеть в дорогом ресторане или клубе, но так задумал постановщик, а с постановщиками не спорят.

Пока фотограф менял пленку, пока визажист подрисовывал на ее веках длинные стрелки, Нина куталась в тонкую шубейку из искусственного меха. Куталась, чтобы не привлекать к себе внимания. Странно, но ей почему-то совсем не было холодно. Выглядела она великолепно — лицо сияло персиковым румянцем, глаза весело блестели.

— Ты сегодня просто волшебница, — не удержался фотограф. Хотя от модного фотографа обычно не дождешься комплимента. Чаще они бывают недовольны внешним видом модели. И не стоит на них обижаться, такова их профессиональная требовательность.

— Я тоже заметил. Что это с тобой? — притворялся непонимающим Вася Сохатый. Он пришел на ее съемку с термосом восхитительно пахнущего глинтвейна, как и обещал.

Накануне он позвонил ей почти в половине первого ночи и потребовал подробного рассказа о свидании.

— Вася, ты с ума сошел, — зевнула она, — я только что легла. Да не было никакого свидания, я ему не звонила. — Она решила не травмировать приятеля.

— Врешь! — воскликнул Василий, и Нина догадалась, что он нетрезв. — Врешь, я же все видел. Я видел, как этот дегенерат входил в твой номер!

— Ты что, следил за мной?!

— А что такого? Я же твой друг и чувствую ответственность за тебя.

— Может быть, ты еще и под дверью подслушивал? — возмутилась Нина. — Тогда ты и сам знаешь, как прошло свидание!

— Вы слишком тихо разговаривали, — смутился Вася, и она бросила трубку.

«Какой нахал! Ведет себя как будто бы он по меньшей мере мой муж! Больше не буду с ним общаться так близко!» — твердо решила Нина. Но на следующее утро она обнаружила под дверью своего номера букет свежих роз (Нина знала, сколько стоит такое удовольствие на заснеженном курорте), дорогие пирожные с заварным кремом и записку с витиеватыми извинениями. «Я лопух, — писал Василий, — если осмелился поссориться с такой девушкой, как ты. Нина, прости, давай снова будем друзьями. А Клод действительно очень симпатичный!»

Фотографии в вечернем платье обещали быть самой удачной серией этой поездки. Нина выступала уже не как модель, а как вдохновленная актриса. На ее лице были написаны неподдельные эмоции — счастье, удивление, вопрос — все, что просил фотограф.

— Нина, ты супер, — сказал он, когда последняя пленка наконец закончилась, — я уверен, что когда-нибудь ты непременно станешь настоящей звездой.

А вечером Нина уныло бродила по отелю в поисках Клода. Она надела свое лучшее вечернее платье от Шанель и выглядела настоящей принцессой среди подданных, облаченных в яркие горнолыжные костюмы. Постояльцы странно посматривали на красавицу, одетую не по обстоятельствам. Она же, ни на кого не обращая внимания, нервно заглядывала во все служебные помещения и на ломаном французском интересовалась, не появлялся ли там инструктор по имени Клод. Он как сквозь землю провалился! А ведь обещал сводить Нину в ночной клуб!

Может быть, Клод еще катается? На дорогих курортах кататься можно круглосуточно. А ночью на трассе даже интереснее, чем днем. Во-первых, невозможно обгореть. Во-вторых, лыжная трасса так красиво освещена — чувствуешь себя словно на карнавале! Может быть, арендовать лыжи и поискать его на улице? Хотя вряд ли это будет выглядеть мудрым решением. Во-первых, Нине было лень переодеваться — ее влажный лыжный костюм сох в номере. Во-вторых, если Клод и там, он, скорее всего, занят. Может быть, его заказала какая-нибудь богатая компания и теперь он обучает их горнолыжному искусству. Клод ведь человек подневольный. Как, впрочем, и сама Нина.

И в этот момент она услышала его голос.

— Шарман, мон ами, — нашептывал Клод.

Он зовет ее! Он тоже ее искал! Нина обернулась.

Да, это действительно был Клод. Но обращался он отнюдь не к ней. На его руке повисла отвратительно хихикающая блондиночка в грубом свитере и джинсах. Клод что-то шептал ей на ухо, — видимо, что-то очень смешное, потому что после каждой его реплики она начинала хохотать, как пьяная гиена.

— Клод! — позвала Нина, но он не услышал.

Он склонился к загорелому лицу блондинки и нежно поцеловал ее в губы.

— Же тем, — слабо прошептала она, а ее руки уже блуждали по его мускулистой спине.

Глава 4

Апрель выдался по-летнему жарким. Первого числа Нина Зима посмотрела на термометр и обомлела — двадцать пять градусов! А ведь еще вчера она надевала на кастинг утепленную куртку поверх модной байковой кофты. Погода, словно лучшая Нинина подружка, сделала ей сказочный подарок. На улице тепло, — значит, нет риска замерзнуть на сегодняшней съемке. А съемка предстоит ответственная. После нее Нина обязательно проснется знаменитой.

Нина Зима стремительно делала карьеру. После того как немецкий каталог с ее фотографией на обложке увидел свет, деловые предложения посыпались словно из рога изобилия. Удачливая манекенщица снялась в фотосерии для русского «Bora», она участвовала в самых престижных показах мод и позировала для рекламы нового отечественного шампуня. Но самое главное — ее пригласили сниматься в музыкальном клипе! Она будет олицетворять новую песню эстрадного кумира Павла Подаркина! Клипы — это совершенно новый уровень. Музыкальный клип — это почти кино. Если съемка будет удачной, то на Нину, могут обратить внимание режиссеры!

Любимцу впечатлительных десятиклассниц Павлу Подаркину давно перевалило за сорок — и это обстоятельство явно раздражало его. Звезда эстрады молодился изо всех сил — красил редкие седеющие волосы в темно-каштановый цвет, нацеплял пышные шиньоны, смело облачался в лимонно-желтые брюки и не стеснялся носить молодежные ботинки на огромной платформе. Кроме того, он всегда имел при себе бутылочку дорогой минеральной воды «Эвиан» и каждые полчаса опрыскивал ею свою умело подкрашенную физиономию.

— Обязательно брызгай на лицо минералкой, душенька, — томно сказал он Нине, когда они познакомились, — это защитит кожу лица от преждевременного старения.

Причем в его реплике не было ни доли шутки, он искренне полагал, что осчастливил дурочку Нину дельным советом. Но она промолчала — только вежливо улыбнулась. Зачем ей дерзко поднимать на смех зазнавшуюся звезду? Тем более что ее карьера в данный момент зависит исключительно от него. Неплохо, конечно, блистать на страницах дорогих журналов, но съемки в музыкальном клипе — это уже совсем другой уровень. Клип обсуждают в прессе, а значит, будут обсуждать и ее, Нину. Она станет знаменитой. А может быть, какому-нибудь модному режиссеру понравится ее образ — и Нину пригласят сниматься в кино!

Песня Павла Подаркина называлась «Моя любовь — весенний сад!» и состояла примерно из следующих слов:

Клип снимали в одном из просторных мосфильмовских павильонов. Пыльноватые декорации изображали сад — были здесь и яблоньки с кривыми стволами из папье-маше, и мятая бумажная трава, и стилизованные веревочные качели. Качели, кстати, предназначались именно для Нины — по сценарию она должна была раскачиваться на них, не обращая внимания на страдающего по ней Подаркина.

В белоснежном простом платье, босая, раскрасневшаяся, Нина выглядела великолепно! Она загадочно улыбалась мимо камеры, она задумчиво смотрела вдаль и кокетливо опускала взгляд, она весело болтала ногами и смеялась прямо в объектив. Сцены с ее участием снимали целый день. Режиссер был в восторге.

— Вообще-то клип довольно пошлый, — признался он ей во время обеденного перерыва. — Подаркин сам написал сценарий. Это так устарело — яблоньки, качели, расхристанный Подаркин в алой рубахе… Но ты, Нина, украшение этого клипа. Если его не раскритикуют — в этом будет только твоя заслуга.

После съемок к ней подошел Подаркин.

— Душенька, ты самая прекрасная модель из всех, что я видел, — развязно похвалил он и добавил: — Еще никто так тонко не чувствовал мою лирику.

При слове «лирика» Нина чуть не поперхнулась — это бесконечное «эге-гей» он, оказывается, называет лирикой! Она решила пошутить:

— Да, у вас потрясающие стихи. Особенно мне понравилось то место, где вы несколько раз повторяете «оу-уоу».

Но Павел не уловил сарказма:

— Да, эти слова я посвятил своей четвертой жене. Она была француженка, очень красивая.

— Вы ее очень любите?

— Что ты! — искренне удивился он. — Я ее давно бросил. Она так страдала. Но я влюбился в одну прехорошенькую турчанку. Она исполняла танец живота. Мы познакомились на гастролях. Женщины никогда сами не оставляют меня, — с грустной улыбкой признался Павел, — это такая трагедия — разбивать хрупкие сердца.

Нина беспокойно заозиралась по сторонам. Она очень устала, ей хотелось смыть с лица едкий грим и выпить в какой-нибудь уютной кофейне чашечку горячего шоколада. Можно еще позвонить Васе, мужчине-подружке…

— Женщины любят меня, — тем временем вешал Павел, — а ты?

— Что — я? — не поняла Нина.

— Ты прелесть, просто прелесть, — искренне восхитился «разбиватель хрупких сердец», — приглашаю тебя завтра в ночной клуб «Пещерная мышь». Там будет презентация моего нового диска.

…Нина Зима очень любила красивую одежду и покупала ее так часто, что не успевала носить. Случалось, что обновка, провисев на плечиках, уже выходила из моды, прежде чем Нине предоставлялся случай ее надеть.

Вот и сейчас она в раздумье стояла перед шикарным шкафом-купе с зеркальными дверцами. Как непохожи были эти зеркала на узенькое трюмо из жалкой квартирки в хрущобе по Щелковскому шоссе. На черных стильных плечиках ровными рядами висели десятки платьев, костюмов и брюк. Под каждым туалетом стояла обувная коробка. А на верхней полке покоились дорогие аксессуары: широкие кожаные ремни, разномастные сумочки и симпатичные миниатюрные шляпки.

Что ей надеть на предстоящую презентацию — запредельно дорогое платье от Диора? Или малозаметный, но тоже вполне стильный атласный брючный костюмчик?

— Конечно, платье! — посоветовал ей Вася Сохатый. — Ты должна быть яркой, заметной. Это же рекламная акция и для тебя, и для Подаркина.

— При чем тут рекламная акция? — изумилась Нина. — Просто я понравилась ему, вот он и решил меня пригласить. И если хочешь знать, костюм мне кажется куда более уместным. Мы же с ним не на Каннский фестиваль идем!

Неожиданно Вася расхохотался — словно Нина рассказала ему презабавный анекдот.

— Понравилась? — сквозь смех спросил он. — Ты? Подаркину? И поэтому он тебя пригласил, да?

— А что такого-то? — удивилась Нина. — Что я, уродина какая-нибудь? Не могу понравиться мужчине?

— Вот! В точку! — Он поднял указательный палец левой руки. — Мужчине — да. Но Подаркин же гомик. Неужели ты не знала?

— С ума сошел? Он же был женат пять, а то и все шесть раз. Сам мне рассказывал.

— Мало ли что он тебе рассказывал. Все это камуфляж. Все знают, что он любит смазливых мальчиков. Его последний любовник — балерун из Большого, а предпоследнего он подобрал в каком-то модельном агентстве.

— Зачем же он тогда притворяется? — Нина захлопнула шкаф. — Статью за гомосексуализм давно отменили.

— Вот балда, — ласково потрепал ее по плечу Василий, — ты сама подумай — песни-то у него про любовь. Про любовь к женщине. И поклонницы у него в основном бабы. Ему ни в коем случае нельзя допустить, чтобы они узнали о его наклонностях. Так можно и с карьерой распрощаться.

И Нина послушалась — надела роскошное платье. Разумеется, она оказалась единственной женщиной в столь вызывающем наряде. Невольно всплыла в памяти церемония открытия отеля, на которую когда-то привел ее Иван Калмык. Тогда она тоже «отличилась» — нарядилась в розовое платье с блестками. За что и была жестоко осмеяна светскими львицами.

А сейчас она чувствовала себя снисходительной королевой среди вежливых и предупредительных придворных. Ниной восхищались, ее осыпали комплиментами, ей улыбались, ее фотографировали! А все потому, что она была почти звездой! Ее лицо было знакомо многим по телерекламе и ярким глянцевым фотографиям. Ее фотосессия в немецком каталоге имела такой успех! К тому же ее спутником был сам Павел Подаркин, суперзвезда российской эстрады. Разве можно обвинить в моветоне такую девушку?!

— Кстати, у нас с тобой есть общая знакомая, — между прочим заметила Нина. — Ее зовут Гульнара.

Кажется, она снималась в твоем клипе. Хвасталась, что съемки будут в Алжире. Еще татуировку сделала.

— А, бабочку на попе, — улыбнулся Павел, — помню, конечно. Тем более что с ней такой скандал вышел. А ты с ней до сих пор общаешься?

— Нет. Но мне всегда было интересно, как сложилась ее судьба. Она одно время подавала неплохие надежды.

Глава 5

У Гульнары Аслановой были все шансы, чтобы стать топ-моделыо. Длинные, точеные ножки, мальчишеские бедра, узкое лицо с ярким лепестком натуральных темных губ, смугловато-розовый румянец на высоких скулах. Ее отец был дагестанцем, а мать голубоглазой москвичкой. Хитросплетенье кавказских и славянских черт внесли в ее облик «изюм и перец». Кожа у Гули была смуглой, волосы — прямыми и черными, как галочье крыло, а глаза — серо-зеленые, славянские. Гуле еще и десяти не исполнилось, а все вокруг говорили: красавица растет. Даже в подростковом возрасте, когда ее сверстницы напускали на лоб густые челки, чтобы скрыть юношеские прыщи, кожа Гульнары оставалась свежей и чистой.

Именно в ранней юности ее очаровательную голову и осенила дельная мысль — красоту надо использовать. Продать. И по возможности подороже. Как раз в это время в Москве появились первые глянцевые журналы, и самый лучший среди них, самый красочный — «Космополитэн». Гульнара с замиранием сердца читала статьи о первых русских манекенщицах. Об их сногсшибательных успехах. Все эти девушки внешне были ничуть не лучше ее. Но они так стильно одевались, разъезжали в шикарных машинах, имели богатых покровителей. Редкая девчонка не мечтала быть похожей на них.

Модельная истерия не обошла стороной и обычную общеобразовательную школу, в которой училась Гуля. Несколько девочек из ее класса окончили какие-то сомнительные курсы и получили сертификат, на котором черным по белому было написано: фотомодель. Девочки эти были невзрачными и бледными, одна из них даже носила сорок восьмой размер — в пятнадцать-то лет! И Гуля решила попытать счастья. Уж если таких нескладух приняли…

Но Гулины родители приняли ее решение в штыки. Она редко видела своего отца таким рассерженным и грубым, он кричал так, что притихли даже соседи за стеной, его лицо некрасиво покраснело, а глаза сверкали, как у тигра.

— Ты никогда не пойдешь учиться на эти курсы!. - орал он. — Знаю я, что это за курсы. Там не на моделей, а на проституток учат. А если ослушаешься, убью!

Гульнара была удивлена и обижена, но ослушаться побоялась. Но как-то весной на уроке геометрии ее соседка по парте Юлька вдруг таинственно сообщила:

— А я скоро тоже моделью стану.

— Что ты имеешь в виду? — оживилась Гульнара.

— Завтра в Доме моды у Вячеслава Волкова будет отбор манекенщиц. Надо прийти в купальнике, без косметики и на каблуках. Я пойду.

— И тебя мама отпустила? — завистливо прошептала Гуля.

— Да мне мама про это и рассказала. Она по телевизору рекламу увидела. А что, хочешь, пойдем со мной? Ты высокая, тощая, тебя, наверное, сразу примут.

— Я бы с радостью, — Гуля вздохнула, — вообще-то это моя мечта. Но отец не разрешает.

— Так ты ему не говори, — удивилась Юлька, — а после уж поздно будет. И потом, это солидная школа, сам Вячеслав Волков там преподает.

— У меня и купальника-то приличного нет.

— Я тебе дам! И туфли тоже одолжить могу.

На следующий день девчонки вместо уроков отправились на проспект Мира, где располагался Дом моды Вячеслава Волкова. Они вышли из метро и чуть прямо на тротуар не сели от изумления — Дом моды опоясывала длинная очередь нервно посмеивающихся девочек. И все они хотели стать моделями!

Слегка оробевшие Гуля и Юля пристроились в самый конец очереди.

— Девчонки, говорят, что нельзя краситься, даже реснички, — возбужденно говорила одна из девушек, весьма полноватая блондинка, — если у тебя хоть что-то накрашено, то он даже разговаривать с тобой не будет.

— Ты-то откуда знаешь?

— Так я уже третий раз за сегодня в этой очереди стою. Он меня не берет. Я переодеваюсь — и в хвост Думаю, вдруг на этот раз повезет?

Когда очередная группа неудавшихся манекенщиц выходила из здания, их обступали взволнованные девушки.

— А почему тебя не взяли?

— А без каблуков, босиком, можно? Я на каблуках ходить совсем не умею.

— А что, сам Волков отсматривает?

Одна из девушек предупредила:

— Там переодеваться вообще негде. Говорят, лучше сразу зайти в купальнике. Это ценится. Так что кто на машине приехал, вы купальники-то переоденьте.

Гульнара и Юлька переглянулись.

— Может, переоденемся здесь? — легкомысленно предложила Гуля.

— С ума сошла? — возмутилась Юлька. — Где переодеваться, на улице, что ли?

— Ну если это надо для карьеры. Я, пожалуй, переоденусь.

— А я все-таки там переоденусь, — пожала плечами Юля, — наверняка эта девка все преувеличила. Там же должна быть гримерка за подиумом.

А Гуля (вместе с купальником) все-таки зашла в ближайший подъезд. Если честно, у нее немного дрожали колени. Это был многоэтажный сталинский дом с просторными подъездами и широкими лестницами — ей все время чудились какие-то голоса, казалось, что сейчас кто-нибудь выйдет из квартиры и увидит полураздетую Гулю. Хорошо, если это окажется порядочный человек, который просто деликатно отвернется и мимо пройдет. А если… Нет, об этом даже не хочется думать.

Гульнара решительно положила на подоконник сумку и стянула через голову свитер.

Через несколько минут из подъезда обычного московского дома вышла стройная девушка в красивом закрытом купальнике. Она как ни в чем не бывало прошла мимо разинувших рты околоподъездных сплетниц и скрылась за поворотом.

Тот май выдался не слишком теплым. Уже через несколько минут стояния в бесконечной очереди Гуля отчаянно замерзла.

— Говорила же я тебе, не стоит переодеваться, — торжествовала Юля, — вот увидишь, я переоденусь внутри. А ты еще и простудишься.

В Дом моды они вошли вместе. И Юля сразу поняла, что права была Гульнара, переодевшаяся заранее. Там, перед длинным подиумом, суетились длинноногие девчонки. Они ругались, смеялись, норовили проскочить на просмотр без очереди.

А справа, в зрительном зале, сидели те счастливицы, которых выбрал Вячеслав Волков. Они надменно смотрели на соперниц и что-то насмешливо друг другу говорили. Они были избранницами, почти богинями, они уже успели позабыть о том, что какие-то четверть часа назад маялись в длинной общей очереди перед Домом моды.

— Так, выходим на подиум — по одной! — скомандовал ассистент Вячеслава. — Иди ты! — И он вытолкнул оробевшую Гулю вперед.

Она сделала несколько неуверенных шагов и тотчас же споткнулась — выяснилось, что на подиуме была небольшая ступенька, которую Гуля не заметила. Ну вот. Что же она наделала?! Так опозориться с первого шага.

— Смелее, смелее, восточная красавица! — вдруг сказал Вячеслав, он стоял в самом начале подиума и внимательно на нее смотрел. — Ну же, иди сюда.

И Гуля пошла вперед — она старательно подражала походке профессиональной манекенщицы — размахивала руками, вертела попкой.

— Можешь задницей не крутить, — усмехнулся Волков, — я сейчас на твою внешность смотрю, а не на походку. Сколько тебе лет?

— Пятнадцать! — севшим от волнения голосом ответила Гуля. Никогда раньше она не волновалась так сильно — даже на выпускных экзаменах в музыкальной школе, даже когда самый красивый десятиклассник попросил у нее номер телефона.

— Куришь, что ли? Или простужена?

— Я волнуюсь, — честно ответила она.

— И зря. Я тебя беру.

— Правда? — Она не поверила своим ушам. — Нет, правда?

— Давай не задерживай других. Сядь вот на стульчик, анкету пока заполни.

И Гульнара уселась на стул среди полубогинь. Улыбчивый молодой человек — менеджер модельного агентства Волкова — выдал ей чистый бланк анкеты. Гуля бегло прочитала обязательные для заполнения пункты — рост, размер обуви, цвет глаз, объем бедер. Даже объем икр был! Интересно, какая идиотка знает свой объем икр?! Впрочем, на столе улыбчивого менеджера лежал сантиметр — можно было узнать все свои параметры прямо на месте.

Но Гуле было не до этого. Потому что на подиум вышла ее одноклассница Юлька. Разумеется, переодеться в купальник она не успела. Только туфли напялила — мамины, на двенадцатисантиметровых каблуках. И лучше бы она этого не делала — потому что на каблуках Юля ходила, как цирковой мишка на коньках. К тому же на ней были мешковатые джинсы и какая-то застиранная футболочка. В общем, Вячеслав Волков равнодушно скользнул по ней взглядом и вежливо сказал:

— Спасибо, следующая.

Юлька остановилась в конце подиума. У нее еще хватило духа выяснить:

— Что значит — спасибо? Вы меня берете?

— Увы. Приходите в следующий раз, осенью. Похудеете, подрастете. — Банальный набор фраз. Эти слова Вячеслав говорил всем отвергнутым девочкам.

Юлька растерянно улыбнулась, спрыгнула с подиума, поискала глазами Гулю. Та махнула ей рукой, и Юлька хотела подойти к подружке, но улыбчивый менеджер ее не пустил — сказал, что в ту сторону зала можно пройти только тем, кого приняли в модельную школу. А Гульнара выходить к Юле побоялась — вдруг обратно не пустят? Доказывай потом…

Больше Юля с Гульнарой не общалась. Обиженная, даже пересела за другую парту. И что самое ужасное, наябедничала обо всем Гулиным родителям.

В тот день отец впервые ударил Гульнару.

— Не позволю, ты туда больше не пойдешь! — орал он.

А Гуля рыдала и говорила, что она убежит из дома, но манекенщицей все равно станет. Это ее призвание, это шанс, который подарила ей судьба, и она, Гуля, использует его на полную катушку.

И папа сдался. Он сходил вместе с ней в школу Вячеслава Волкова, долго о чем-то беседовал с менеджером агентства. В итоге Гуля осталась учиться на манекенщицу.

Три месяца ее вместе с другими красавицами бесплатно обучали ходить по подиуму. В августе у нее был первый показ, — правда, Гуля представляла платья не самого Волкова, а какого-то не очень известного молодого модельера, но все-таки… На следующий день в одной из информационных газет появилась ее крошечная фотография. Гуля чуть не разрыдалась от счастья, когда увидела свое растиражированное лицо. Ну и что, что фотография маленькая, ну и что, что без подписи. Это ведь только начало!

В начале осени у Гули и портфолио появилось — подборка сказочно красивых черно-белых фотографий, упакованных в тяжелую кожаную папку. Фотографировал Гульнару сам Влад Ногтев, самый известный московский фотограф. Между прочим, он сделал портфолио только нескольким девушкам, обучающимся у Волкова, — тем, что показались ему наиболее интересными типажами.

На этом сказка и кончилась. Вячеслав Волков предпочитал манекенщиц выше метра восьмидесяти, Гуля же до этого роста немного не дотягивала. Несколько раз ее вызвали на кастинг, но никто из работодателей Гульнарой не заинтересовался.

В начале следующей весны Гуля разослала свои фотографии по самым крупным московским модельным агентствам. Первым ей ответил менеджер агентства «Феникс» Олег Верещагин. Она сходила на просмотр, ее приняли. Да что там приняли, с руками оторвали’ И сразу отправили участвовать в показе мод — без всяких кастингов. Показ этот, правда, проходил в ночном казино. Гульнара демонстрировала нижнее белье. На следующий день ее фотография с показа появилась в каком-то бульварном журнальчике, который, как назло, попался на глаза Гулиному папе. В тот день она ушла из дома и переселилась в общагу на Щелковском шоссе. Ее соседку звали Таня. Таня тоже работала в агентстве, она мечтала позировать для обложки модного журнала «Красота» и зарабатывала на жизнь эскортом.

Долгое время Гуле не везло. Она похудела от не доедания, ей доставались какие-то мелкие низкооплачиваемые клубные показы, а жирные контракты подписывали другие манекенщицы. Гуля даже несколько раз последовала Таниному примеру и сопровождала богатых мужчин на презентации, получая за это неплохие деньги. Так и жила.

Гуле уже исполнилось двадцать, когда капризная фортуна неожиданно ей улыбнулась: работодатели обратили внимание на девушку с красивым экзотическим лицом. Гуля снялась для модной странички одного известного журнала, затем для другого, третьего…

Вскоре она смогла позволить себе снять квартирку побольше — именно тогда она и выпала из Нининого поля зрения.

Клип известного певца Павла Подаркина должен был окончательно закрепить Гулин успех. Она стала бы настоящей звездой, непременно стала бы.

Если бы не эта татуировка. Как долго она отказывалась накалывать на попе пресловутую бабочку! В конце концов, бабочку можно было наклеить или нарисовать. Но стилист настаивал на своем.

— Съемки будут в Алжире или в Тунисе, мы еще точно не решили, — объявил он, — короче, в пустыне. Ты представляешь себе, какие там условия? Буду я тебе каждый раз бабочку наводить? Нет уж, если не хочешь, найдем другую. Ради такой работы каждая вторая вешалка и на лбу сделает татуировку.

И Гуля сдалась! Ее привели в дорогой тату-салон, она три часа терпела — ведь ягодица считается весьма болезненным местом для татуировки. Вместе с Гульнарой в салон татуировок отправился и пресс-агент Павла Подаркина. Он запечатлел на фотокамеру весь процесс — как Гуле смазывают попу специальным дезинфицирующим раствором, как мастер через копирку рисует на ее теле бабочку, как они вместе подбирают краски. На следующий день эта фотосессия появилась в трех центральных газетах под названием «Знаменитый Павел Подаркин готовится к съемкам нового клипа».

А Гуля-то была мусульманкой, и религия запрещала ей осквернять свое тело татуировками.

В общем, вечером того дня, как газеты увидели свет, в студию, где снимался клип Подаркина, пришел Гулин папа. В руках у него был огромный молоток, сильно смахивающий на кузнечный молот. Ни слова не говоря, он подошел к ближайшей камере и изо всех сил грохнул по ней молотком.

— Мужик, ты чего?! — возопил оператор, ведь профессиональная телекамера стоит почти тридцать тысяч долларов. — Мужик, да я сейчас тебя убью!

Гулин отец обернулся, и оператор замолчал. Видимо, не захотел связываться с человеком с такими безумными глазами.

Тем же вечером в новой Гулиной квартире раздался звонок. Она открыла дверь, не посмотрев в глазок. Гульнара снимала квартиру в новом доме, который отлично охранялся — видеокамеры наружного наблюдения, бравые охранники вместо привычных консьержек пенсионного возраста. На пороге стоял ее отец. Отец, которого она не видела уже несколько лет, с которым не перезванивалась — даже на Новый год. В его руках был широкий кожаный ремень.

Никто из Гулиных соседей ничего не слышал. Скорее всего, она сразу потеряла сознание и даже не успела закричать. Нашли ее под утро — в синяках и кровоподтеках, с переломом носа и челюсти. Гульнара осталась жива и даже довольно красива, только на носу появилась импозантная горбинка. Денег на пластическую операцию у нее не было, и на карьере модели пришлось поставить крест.

А в клипе Павла Подаркина в итоге снялась другая девушка. Тоже похожая на восточную принцессу. Совсем юная. Это была ее первая работа. Но после выхода в эфир экстравагантного клипа она быстро стала звездой.

Глава 6

Нина Зима стремительно делала карьеру. В середине июля изменчивая фортуна в очередной раз продемонстрировала ей свою благосклонность — ее возжелал видеть Геннадий Орлов, генеральный директор агентства «Севен санз». Это приглашение могло означать две вещи — грандиозный успех или полный провал. Геннадий редко общался с моделями лично. Однако Нина особенно не нервничала — она считалась одной из первых моделей «Севен санз» и была уверена, что увольнять ее с этой «должности» не собираются. А значит, Геннадий хочет лично обсудить с ней какую-то крупную работу, — возможно, это будет серия телероликов, или обложка русского «Bora» (вот уж где редко встретишь русскую модель), или даже приглашение на миланские модные дефиле. Поэтому разговора этого Нина ждала, словно первоклассник вожделенных каникул.

Но она ошиблась. Геннадий не собирался приглашать ее ни на престижный, ни на эксклюзивный показ мод.

— Не знаешь ли ты, Нина, о конкурсе «Модель года»? — небрежно спросил он, закуривая дорогую ароматную сигару.

— Знаю, разумеется, — осторожно ответила Нина.

— И что ты об этом думаешь?

— Я?

— «Я»? — передразнил он. — Почему тебя это так удивляет? В этом конкурсе участвуют самые перспективные манекенщицы из пятидесяти стран мира… Мне кажется, ты вполне могла бы стать одной из них.

— Я? — От волнения у Нины едва не пропал голос. — Я?

— Ты, ты, — он меланхолично потряс сигарой над тяжелой декоративной пепельницей из дутого серебра, — так ты хотела бы поехать?

— Разумеется, — выпалила Нина, — даже не знаю, что и сказать… Я даже об этом ни разу не думала!

— Правда, тебе уже почти девятнадцать, — вдруг протянул он, с сомнением взглянув на Нину, — в этом конкурсе, как правило, участвуют совсем юные. Пятнадцатилетки. Те, у кого еще есть впереди время, чтобы стать настоящей звездой.

— Я стану, — неуверенно пообещала Нина, — там есть и семнадцатилетние. А в прошлом году победила девочка, которой уже исполнилось двадцать три. А в позапрошлом — восемнадцатилетняя француженка. Нет, что вы, я не буду там старше всех, я обязательно подойду!

— Какая осведомленность, — ухмыльнулся он, явно наслаждаясь Нининым смущением, — ну что ж. Тогда будем считать вопрос решенным. Вообще-то в Москве уже прошел отборочный тур, но ты поедешь вне конкурса. В отборочном туре победила одна девочка, очень красивая. Но мы по своим каналам узнали, что она снималась в журнале «Ню». А у конкурсантки должна быть незапятнанная репутация… Кстати, надеюсь, в твоей биографии ничего подобного не было?

— Нет, — уверенно сказала Нина, а про себя подумала: «Если, конечно, не вспоминать так называемое шоу боди-арта и то, что за ним последовало. Если не вспоминать, что я была эскорт-девочкой, полупроституткой… но тогда у меня было другое лицо. Они никогда не узнают!»

— Я знаю, что нет, — кивнул он, — разумеется, я уже проверил это по своим каналам. Ну что ж, — он мельком взглянул на свои золотые часы, настолько массивные и блестящие, что Нина засомневалась, не самоварная ли это роскошь, — в таком случае наш разговор окончен. Через две недели ты улетаешь. Оформление загранпаспорта беру на себя.

Ежегодный международный конкурс профессиональных фотомоделей «Модель года» не самый престижный среди конкурсов такого рода. Без сомнения, под номером первым в этом списке — знаменитый «Элит модел лук»: уже двадцать лет его проводит самое крупное модельное агентство мира «Элит». Но и «Модель года» тоже не «Мисс Егорьевск». Наверное, несколько десятков моделей мирового класса обязаны своей блестящей карьерой именно ему.

На этот раз конкурс проходил в Барселоне. Россию должны были представлять две девушки — девятнадцатилетняя Нина Зима и шестнадцатилетняя Олеся Сазонова. За несколько дней до вылета в Испанию агентство «Севен санз» организовало масштабную пресс-конференцию, где девушек наконец познакомили.

Мероприятие проходило в кинозале шикарного отеля «Рэдиссон-Славянская». Почти все места в зрительном зале были заняты журналистами — посмотреть на Нину с Олесей приехали и маститые «акулы пера» из крупных глянцевых изданий, и молодые журналисты с кабельных каналов телевидения, и репортеры всех самых известных программ новостей. Нина даже слегка оробела, — конечно, и прежде у нее, случалось, брали интервью, но такой ажиотаж ей и не снился. Она пожалела, что надела не какое-нибудь эксклюзивное платье на бретельках, а самые обыкновенные джинсы и белую рубашку. «Наверное, подумают, что я блатная, что за мной какая-нибудь мощная волосатая лапа, а иначе никто бы такую дурнушку не выбрал», — тихо паниковала внутренне Нина Зима, в то время как внешне мило улыбалась в камеры и что-то ворковала в протянутые ей микрофоны.

Впрочем, вторая участница конкурса, шестнадцатилетняя Олеся, была, видимо, напугана еще больше. Она держала спину подчеркнуто прямо, как балерина, а ее тонкие длинные пальцы все время находились в движении — то перебирали какие-то бумажки и фотографии, то теребили подол немодного цветастого платья. Олеся Сазонова была не очень похожа на манекенщицу. Не слишком высокая, болезненно худая. Лицо простое, как у девушки с мыльной обертки — небольшие голубые глаза, тонкие бледные губы, коротенькие светлые ресницы. К тому же Олеся не пользовалась декоративной косметикой и была облачена в старушечье платье-халат и китайские парусиновые тапки с глумливыми якорьками по бокам. На вопросы журналистов она отвечала невпопад.

— Кем же вы будете работать через пять — десять лет? — спросил ее тощий репортер в фиолетовых очках. — Ведь модели уходят на пенсию очень рано.

— Спасибо спонсорам конкурса и менеджерам агентства «Севен санз», — невпопад отвечала Олеся с заученной улыбкой.

— Согласны ли вы с утверждением, что путь на экран лежит через диван? — поинтересовалась наглая молодая журналистка с длинными обесцвеченными волосами.

— Я очень рада, что выбрали именно меня, — отвечала Олеся, а губы ее предательски дрожали, — спасибо всем большое.

«Представляю, что про нее напишут, — подумала Нина, — и про меня тоже. Дура какая-то, а мне еще с ней ехать на конкурс!»

Олеся словно прочитала ее мысли.

— Ты, наверное, думаешь, что я полная дура, да? — горячо прошептала она, наклонившись к Нине. — Я просто волнуюсь, ты уж отвлеки их внимание на себя. Я только две недели как в Москву приехала. Давай кофе вместе выпьем, я тебе все расскажу!

Первый этаж пятизвездочного отеля «Рэдиссон-Славянская» похож на маленький город — город миллионеров. Здесь есть все — шикарно оформленные кафе, дорогие рестораны, эксклюзивные бутики, салоны красоты, уютные кофейни, которые можно легко найти по пряному запаху роскошного горячего шоколада. Каждая кофейня — это крошечный островок Европы среди неизменной столичной слякоти — здесь подают сырный торт, сделанный по всем правилам венской кулинарии, и свежевыжатый морковный сок, который предпочитают заказывать богатые американки, помешанные на здоровом образе, жизни.

Нина и Олеся разместились за одним из дальних угловых столиков. Олеся тотчас же каким-то обезьяньим цепким движением схватила нарядное меню.

— О, ничего себе! Нина, представляешь, здесь есть мороженое в виде корабля! Настоящего корабля! Оно весит три килограмма, — радостно возопила девушка.

— Тише, ты, — Нина хотела отобрать у нее меню, но Олеся проворно отстранила руку, — на нас люди смотрят. Это закрытое кафе, нас запросто могут выдворить отсюда за неприличное поведение.

— Все, молчу как мышка, — испуганно пообещала Олеся, но тут же, забывшись, повысила голос: — Нин, Нин, а почему просто кофе стоит пять рублей, а ирландский кофе — пятнадцать? Это какой-то особенный дорогой сорт? Я вообще не знала, что в Ирландии растет кофе.

— Во-первых, ирландский кофе — это не просто кофе, а кофейный коктейль, — снисходительно объяснила Нина, — между прочим, алкогольный, так что тебе я его заказывать не буду. А во-вторых, кофе стоит не пять рублей, а пять долларов. Это валютное кафе.

— Долларов?! — вскричала Олеся, округляя глаза. — Пять долларов?! Нет, ты шутишь. Целая банка кофе стоит меньше пяти долларов. Признайся, разыграла, да? — Олеся рассмеялась.

— Не волнуйся, я сама за все заплачу, — Нине наконец удалось выхватить из Олесиных рук меню, — это просто очень дорогой отель, поэтому и кафе здесь дорогие.

К ним подошла официантка, одетая как модная тусовщица на светской вечеринке, — обтягивающие брючки-клеш и просторный свитерок с круглым вырезом на спине.

— Добрый день. Вы уже что-нибудь выбрали? — Она улыбнулась так искренне, словно Олеся и Нина были ее ближайшими родственницами. — Я бы порекомендовала вам попробовать блюдо дня. Сегодня это салат из морепродуктов.

— Да, принесите два салата, — распорядилась Нина, — и большие пиалы с зеленым чаем. Ну можно еще какой-нибудь легкий десерт — вишневое пюре, например.

Официантка что-то черкнула в миниатюрном блокнотике и отошла.

— Ну ничего себе, прямо как в кино про миллионеров, — мечтательно вздохнула Олеся, — я тоже хочу вот так. Запросто заказывать экзотические блюда, как будто я их каждый день ем.

— Ничего, какие твои годы, — усмехнулась Нина. — Ну рассказывай.

— А что рассказывать-то? — вздохнула Олеся. — Я сама из деревни, с Ярославской области. Мне в Москве очень трудно. Одеваюсь кое-как, вкус у меня, говорят, деревенский, — бесхитростно улыбнулась она.

Принесли салат. Нина с любопытством разглядывала Олесю — с каким аппетитом она поедает экзотические яства. Нина знала, что Лесе недавно исполнилось шестнадцать, однако выглядела она еще моложе. Розовая кожа, приоткрытый влажный рот, блондинистый пушок на щеках — словно ожившая иллюстрация к набоковскому роману «Лолита». История ее оказалась простой — словно пересказанная на современный лад байка о Золушке.

Леся родилась в деревне Ратново Ярославской области. Ее мать — доярка в колхозе, отец — тракторист. Сама Олеся — старшая из пяти детей. Конечно, ни о какой модельной карьере она и не задумывалась. Да и было ли у нее время думать о светском, когда на ее хрупких подростковых плечах оказался такой тяжелый груз? Деревенская жизнь выглядит сладкой только на голландских пасторалях. На самом деле, деревня — это тяжелый физический труд. Деревенские жительницы выглядят гораздо старше горожанок. Тридцатилетняя москвичка вовсю щеголяет в наимоднейших туфлях на шпильке и полагает, что она еще слишком молода и неопытна для брачных уз, в то время как ее деревенская сверстница, нарожав кучу детишек, перестает краситься, считая себя почти старухой. У деревенских жительниц красные, обветренные лица и шершавые, натруженные руки со вздувшимися каналами синих вен.

Олесе приходилось вставать в половине шестого — надо помочь матери покормить поросят, выгнать на тесный, плешивый луг двух коров, отвести в школу младших братьев — а до школы почти пять километров!

Олеся почти ни разу не покидала родное Ратново. И если бы не папа, который решил сделать ей подарок на окончание девятилетки…

— На тебе, дочка, пятьсот рублей, купи себе красивое выпускное платье, — сказал он, — некуда тебе больше будет наряжаться, так хоть на выпускном вечере покрасуешься.

За обновкой Леся отправилась в Ярославль, — разумеется, в сопровождении мамы. Весь день они ходили по магазинам, поссорились миллион раз. Мама-то хотела найти что-нибудь попроще, так, чтобы удалось сэкономить.

— Вот старый дурак, не посоветовался со мной, дал ребенку деньги, половину зарплаты отвалил, — сетовала она на щедрость супруга. — Ну сама посуди, зачем тебе дорогое платье? Где ты его будешь носить? В огороде? Чтоб поросятам было приятно на тебя посмотреть, да? А так мы бы питались на эти деньги целый месяц, тебе бы сапоги новые резиновые справили, брату твоему — тетрис, он давно просит.

Но Олеся была тверда, словно крымский гранит. Ей приглянулся декольтированный костюм из золотистой парчи.

— Ну и будешь выглядеть в нем как Монсеррат Кабалье! — воскликнула мама.

— Мам, ну что ты, в самом деле, — рассердилась Олеся, — дай хоть раз одеться по-человечески. А потом пойдем в кафе, отметим покупку.

В результате и платья выпускного ей не понадобилось — Олесю привезли в Москву. Ехала она налегке — в старомодном рюкзаке из зеленой брезентовой ткани лежало несколько чистых футболок и тот самый парчовый костюм, который Олеся теперь считала своим талисманом.

— Где же ты живешь? — спросила Нина.

— Да квартиру мне сняли, — объяснила Леся, — однокомнатную. Сказали, что потом отработаю. Теперь вот каждый день учат ходить, фотографируют в разной одежде. Геннадий мне костюмы собрал для конкурса — два вечерних платья, туфли на каблуках. Мне сказали, что в Барселоне нам выдадут еще одинаковые купальники и спортивные костюмы.

— Ты знаешь, а я ведь тоже не закончила школу, — вдруг призналась Нина, — приехала в Москву за несколько дней до выпускного бала. Так аттестат и не получила. Думала, в Москве закончу экстерном, но как-то не сложилось…

— Вот здорово! — отчего-то обрадовалась Олеся. — Значит, через несколько лет я стану такой же шикарной, как ты. Буду в журналах сниматься! Вот бьт мне повторить твою карьеру!

«Не дай бог!» — подумала Нина, но промолчала. Зачем голубоглазой Олесе знать о грязи мелкого модельного бизнеса? Может быть, ей повезет — и перед недоученной деревенской школьницей распахнутся двери самой высокой моды? Может быть, она с лихостью альпиниста-разрядника вскарабкается на подиумный олимп, не получив при этом ни серьезных травм, ни мелких зуботычин? Судьба у каждого своя.

…В Барселону они летели вместе.

В самолете Олеся занервничала:

— Я ни разу не летала. Нина, что мне делать, я высоты боюсь?! — У нее был милый акцент северных русских провинций, слово «боюсь» она произносила, четко проговаривая букву «о».

На них обращали внимание: стройные, тонконогие, одна — светленькая и веселая, словно двухмесячный щенок, другая — серьезная и темноволосая. Сосед по креслу попросил посмотреть их портфолио. Нина протянула ему свою папку, но комментировать фотографии отказалась, сославшись на головную боль. Зато Олеся говорила за двоих.

— Нинка очень известная модель, — взахлеб рассказывала она попутчику, — смотрите, это она в немецком каталоге. Представляете, специально для этих съемок ее вывозили во Францию, бесплатно, представляете?

— Ну а твои фотографии где? — вопрошал попутчик, упитанный мужчина лет сорока в дорогом шерстяном костюме.

— У меня фотки попроще, — рассмеялась Леся, — хотя есть и портрет, и в полный рост, все как положено. Их мне в Москве сделали, в студии. Очень известный фотограф работал.

Программа барселонского конкурса не отличалась особенной оригинальностью, — должно быть, все профессиональные конкурсы красоты похожи друг на друга, словно яйца из одного гнезда. Дефиле в купальниках-бикини, конкурс фотографий и на финальный выход пять победительниц в платьях эпохи короля Людовика Пятнадцатого — с пышными, громоздкими юбками и переливающимися твердыми корсетами. Платья эти висели в офисе агентства «Грасиэлла», девушкам запретили и близко подходить к шикарным нарядам до самого конкурса. Однако каждая участница успела украдкой потрогать расшитый золотом воротник, погладить тяжелый парчовый рукав и мысленно примерить этот шедевр на себя.

Девушек привезли в Барселону за неделю до конкурса. Нина думала, что все это время они будут мучительно долго, до стертых в кровь пяток, репетировать каждый выход, — по крайней мере, на Егорьевском конкурсе красоты все было именно так.

Но в первый же вечер, сразу после расселения, им велели нарядиться в вечерние костюмы и собраться в холле отеля.

— Интересно, зачем это? — волновалась Олеся. — Нам надо понарядней как-нибудь выглядеть, да, Нин? — С этими словами она скрылась в душе, где провела почти два часа.

Напрасно Нина топталась возле запертой двери, уговаривая Олесю поторопиться.

— Мне же тоже надо успеть накраситься, не будь такой эгоисткой!

— Ну Нина, ну еще пару минут. Зато когда я выйду, ты меня даже не узнаешь.

И это оказалось правдой.

Выпорхнувшая из душа Олеся выглядела как исполнительница роли праздничной елки на кремлевском новогоднем утреннике. Бархатное платье, расшитое разноцветными стразами, обтягивало ее стройную фигурку словно вторая кожа. Украшения выглядели так, будто бы Леся сняла их с главной жены какого-нибудь арабского принца, — маленькие аккуратные Олесины мочки оттягивали массивные кольца из дутого золота, на пальцах сверкали фальшивые изумруды и сапфиры, а на воротнике, возле самого горла, тускло поблескивала громадная брошь в виде пантеры. Кроме того, Олеся была накрашена, как русалка с праздника Хэллоуин — сине-зеленые разводы блестящих теней на веках, неестественно-малиновый румянец на щеках и кроваво-красные губы, жирно обведенные темно-коричневым контуром.

— Ну как? — самодовольно спросила Леся, принимая стандартную позу манекенщицы — одну ногу вперед, руки на талию. — Я похожа на принцессу из детского кинофильма, да?

— По-моему, ты напоминаешь бабу на чайник, — пробормотала шокированная Нина. — Лесь, тебе не кажется, что ты немного переборщила с украшениями?

— Но они же сами сказали, что надо надеть вечерние костюмы, — пожала плечами Леся, — мне Гена выдал несколько платьев, но они какие-то неинтересные, незаметные. Вот, например, это скучное бархатное платье я сама расшила стразами и жемчугом. По-моему, так оно выглядит куда лучше.

— О боже, — простонала Нина, — ты хоть знаешь, сколько стоит это платье? Это же Шанель, Генка в Париже прямо с подиума покупал. Немедленно оторви жуткие стекляшки. Где ты их только взяла?

— В галерее купила, — охотно объяснила девчонка, — между прочим, пятьдесят рэ, не какая-нибудь дешевка.

Нина с Олесей немного опоздали — по крайней мере, все остальные участницы уже собрались в холле.

Это был настоящий парад красоты. Высокие, тонкокостные, с идеально гладкой, юной кожей, большеглазые, с холеными гривами тщательно уложенных волос или стильными растрепанными стрижками — все конкурсантки были хороши как сама молодость.

— Если бы я была в жюри, никого бы выбрать не смогла, — простодушно призналась Олеся, — по-моему, на подиуме все мы смотримся одинаково.

— Но еще будет конкурс фотографий, видеороликов, — возразила Нина, — вообще, Гена объяснил мне, что в этом конкурсе главное — внешность. То, как умеешь двигаться, как позировать, неважно.

— А вот и наши русские участницы! — сказала по-английски девушка-менеджер. — Сегодня мы собрали вас здесь, чтобы вы смогли пообщаться и познакомиться. Сейчас вместе с нашим фотографом мы поедем в центр Барселоны — поснимаем вас на фоне вечернего города. Это пригодится для каталога конкурса. А потом у нас заказан ужин в очень дорогом ресторане «Сальвадор Дали».

Джина. Англичанка. Бледнолицая, с мелкими серыми глазами и коротким ежиком тускло-пепельных волос. «Невероятно, неужели эта серенькая мышка тоже модель, да еще и перспективная, — подумала Нина, украдкой разглядывая девушку, — странные, однако, вкусы у этих англичан!»

Мэри и Эдна — две совершенно одинаковые шестнадцатилетние блондинки немки.

Кристиана. Роскошная, загорелая итальянка с выкрашенными в пепельно-белый цвет волосами.

— В Италии я настоящая звезда, — во всеуслышание объявила Кристиана — у нее был сладковато-тягучий акцент южных итальянских провинций, — я снималась для «Bora» и «Космополитэна» и собираюсь сниматься в клипе Эроса Рамазотти.

Миранда. Улыбчивая американка с брекетами на зубах.

Самой хорошенькой была полька по имени Эльжбета — чем-то она смахивала на актрису Грейс Келли в молодости: надменно-высокий выпуклый лоб, холодновато-стальные огромные глаза, нос, прямой, как у греческих скульптур. А меньше всех Нине понравилась высоченная, словно корабельная мачта, норвежка Ана. Хоть ее лицо и было правильным, но черты казались по-мужски крупными — широкий нос, толстые, четко очерченные губы, густые заросли каштановых бровей над выпуклыми прозрачно-голубыми глазами. К тому же вместо положенного вечернего платья Ана нацепила обыкновенный брючный костюм в светло-серую полоску. Правда, ни рубашку, ни блузку она почему-то решила не надевать — так что строгий пиджак с глубоким треугольным вырезом щедро оголял ее плоскую бледную грудь.

Девушек познакомили — все они улыбались друг другу так искренне, что возникала иллюзия, будто они добрые подруги, а не соперницы. Администратор конкурса — симпатичная испанка Диана — объявила, что сегодня они будут ужинать не в ресторане отеля, а в шикарном, дорогом заведении. Все расходы взяла на себя принимающая сторона. Причем во время ужина девушек будут фотографировать для каталога, так что всем им было рекомендовано держать спину прямо и вкушать яства красиво, как в рекламе светского салона.

В ресторане «Сальвадор Дали» было немноголюдно, — может быть, оттого, что большая половина столиков была заранее зарезервирована для участниц конкурса, а возможно, туристов и местных жителей отпугивали запредельные цены.

Нина и Олеся разделили столик с итальянкой Кристианой и норвежкой Аной. Когда принесли первое блюдо — салат «Цезарь» с обезжиренным козьим сыром и морепродуктами, итальянка презрительно фыркнула и решительно отодвинула от себя тарелку.

— Как профессиональная красавица, я вообще предпочитаю не есть после шести вечера, — надменно объяснила она соседкам по столу, — а тем более такую высококалорийную гадость. Я понимаю, принесли бы фруктовый салат или вареную капусту.

— А мне нравится, — пожала плечами норвежка, отправляя в рот огромную креветку. Ела она быстро и с аппетитом. — к тому же у меня такой хороший обмен веществ, что полнота мне не грозит.

— О чем они говорят, Нина? — Олеся не понимала по-английски.

— Да так, о ерунде всякой, — рассеянно ответила Нина, — как тебе наши соседки?

— Они красивые, — оценила Олеся и добавила: — Но… если честно, не очень. Эта итальянка, по-моему, такая задавака. Хоть бы она ничего не выиграла!

Нина рассмеялась. Вот будет забавно, если кто-нибудь из конкурсанток понимает русский язык!

Профессиональные телеоператоры сняли о каждой девушке небольшой рекламный ролик. Нина по нескольку раз в день просматривала свой ролик. Вот она на берегу Средиземного моря, босая, разрумянившаяся на полуденном солнце, и влажный соленый ветер треплет ее выгоревшие волосы. А вот она в шикарном ресторане, сидит за миниатюрным стеклянным столиком, по-балетному выпрямив спину.

К концу первой барселонской недели Нина немного нарушила устав конкурса — она слегка загорела.

Вообще организаторы конкурса «Модель года» не слишком позаботились о комфорте его участниц. Первая проблема, с которой столкнулись почти все девушки, — питание. Почему-то никто не потрудился заказать отдельное низкокалорийное меню для девчонок, которым нежелательна и полукилограммовая прибавка в весе. В ресторане отеля «Марина» («Марина» переводится на русский как «Морская») для них готовили то же самое, что и для остальных туристов: сочные красно-зеленые салаты, обильно политые местным божественно-нежным майонезом «Катальяно», вкусную, но жирную лазанью, сочные бифштексы с кровью и аппетитные ломтики слегка поджаренной на оливковом масле картошки. Все это великолепие было вкусно и источало потрясающие ароматы, так что конкурсантки нервно вздыхали над полными тарелками, испытывая настоящие танталовы муки. В конце концов, половина из них и вовсе перестала появляться в ресторане отеля, предпочитая покупать свежие фрукты в ближайшем супермаркете.

— Диабло! — говорила Кристиана. — Меня уже тошнит от фруктов и минеральной воды! Поскорее бы заполучить этот чертов контракт — и обратно в Италию!

— Какой контракт? — заинтересовалась Нина.

— Ты условия конкурса читала? — Кристиана презрительно посмотрела на непросвященную соперницу. — С победительницей конкурса подпишут контракт на сто тысяч долларов!

Вторая проблема — загар. Директор конкурса еще в самый первый день через переводчика объявил девушкам: загар — ни в коем случае. Важно, чтобы члены жюри могли рассмотреть естественное лицо конкурсантки, а загар иногда причудливо деформирует женские черты. Подрумянившийся на солнце нос сразу выглядит большим и выпуклым, кожа блестит, как начищенная песком сковородка, и никакой пудрой не скроешь воспаленную красноту обласканных тропическим солнцем щек.

Нина старалась, конечно, сохранить лицо девственно-бледным, да разве за этим уследишь, когда температура воздуха — сорок по Цельсию в тени? Вот и приходилось все время что-нибудь придумывать — то плотно надвигать на лоб давно вышедшую из моды соломенную панаму с широченными полями, то щедро обмазывать лицо кремом от загара с самым высоким фактором защиты, то заклеивать нос бумажной салфеткой. Впрочем, некоторые девушки страдали еще больше. У блондинистой северянки Олеси, например, еще в самый первый день обгорели плечи. Спортивный врач, обслуживающий конкурс, посоветовал ей какой-то дорогой заживляющий крем, но беспечная Леся только рукой махнула и по деревенской привычке каждый вечер густо обмазывала тело сметаной.

Яркому солнцу радовалась только итальянка Кристиана — она вообще никакими кремами не пользовалась, — и за две недели ее смугловатая от природы кожа приобрела нежный оттенок кафе-оле — кофе с молоком. Шоколадная физиономия потрясающе контрастировала с ее блондинистыми волосами — Кристиана стала похожей на американскую поп-звезду. А меньше всех повезло белокожей и веснушчатой норвежке Ане. Она соблюдала все правила безопасности — и шляпу не снимала, и крем использовала, — и тем не менее к третьему дню пребывания в Испании ее лицо приобрело модный в этом сезоне колор спелого томата.

— Не знаю, что и делать, — жаловалась она Нине, — я вообще на юг никогда не выезжаю, да и дома не валяюсь на солнце. Каждый раз одна и та же история.

— Ну до конкурса еще полторы недели, может, потемнеет? — неуверенно утешала ее Нина.

— Да какой там! — безнадежно махнула рукой Ана. — Ну и ладно! И пусть! Мне, если честно, на этот конкурс вообще плевать.

— Зачем же ты сюда приехала?

— Так получилось. У меня была несчастная любовь. Очень неприятная история. Хотя такое, наверное, рано или поздно случается с каждой женщиной.

— Тебя бросил любимый? — догадалась Нина.

— Можно и так сказать, — мягко улыбнулась Ана, — моя любовь тоже работает в модельном бизнесе, но без особого успеха. Вот я и решила доказать, что я стою многого. Отправилась в агентство, конкурс выиграла. Если попаду в финал и здесь, то стану у себя в Норвегии звездой.

— Круто, — восхитилась Нина, — то есть ты раньше моделью не работала?

— Нет. Я студентка, высшую математику изучаю… А у тебя, Нина, есть бойфренд?

— Бойфренд? — Нина растерялась. — Нет. Это странно, но нет. То есть, конечно, у меня бывают иногда мужчины, но кого-то постоянного…

— И что, никогда не было? — прищурилась Ана.

— Пожалуй, нет. Была одна история, я встречалась с одним человеком, очень богатым, и, кажется, даже была влюблена. Но он очень некрасиво со мной поступил. — Нина и сама удивлялась своей откровенности. У нее никогда не было близкой подруги, только приятельницы. Хотя Олеся тоже задавала ей этот вопрос, но Нина уклонилась, вернее, ответила нечто туманное и невразумительное. А перед Аной зачем-то разоткровенничалась. Хотя Ану-то она больше никогда не увидит. А с Олесей ей предстоит работать в одном агентстве. Кажется, в психологии это называется «эффект попутчика».

— Нин, а ты не хочешь вечером сгонять куда-нибудь вместо ужина? — неожиданно предложила Ана. — Все равно кормят тошнотворно.

— А куда именно? — удивилась Нина.

— Ну мало ли… Наверняка здесь есть много хороших мест. Найдем какое-нибудь уютное кафе, вина местного выпьем, поболтаем. Можно на дискотеку; зарулить. Или на пляж — искупаться.

— А нам ничего за это не будет? Вроде бы мы подписали контракт, что обязаны придерживаться предложенного организаторами распорядка.

— Ты всегда такая правильная? — рассмеялась Ана. — Я тебя умоляю, мы же не злостные нарушители, а только один раз оторвемся. И потом, я могу сказать директору, что у меня в Барселоне родственница и мы хотим ее навестить.

— А если проверят?

— Ну ты даешь! Кому это надо? Мы же не на «Мисс Мира», в конце концов! Это там порядки драконовские и в каждом номере по пять видеокамер, а здесь вполне нормально. Ну так что?

— Ну вообще, — замялась Нина, — вообще-то… Наверное, это было бы здорово!

Девушки-конкурсантки и правда жили по расписанию, и их ежедневный график был весьма напряженным. В восемь утра в каждом номере раздавался настойчивый телефонный звонок — это бдительные менеджеры напоминали спящим красавицам, что пора вставать. После легкого завтрака все собирались возле открытого бассейна. Там, на раскаленных гранитных плитах, с ними занимались тренер и балетмейстер, а вокруг тренирующихся красавиц суетился официальный фотограф конкурса, собирающий сведения для красочного каталога. Потом несколько мучительно коротких часов свободного времени — можно успеть выпить кофе или свежевыжатый фруктовый сок в прибрежном баре или сделать немудреные покупки. В четыре часа, после окончания традиционной испанской сиесты, утомительная трехчасовая репетиция в зале. После ужина девушки переодевались в вечерние костюмы и фотографировались в студии и на натуре, в макияже и без него. В десять часов вечера — отбой. Менеджер сам лично ходил по комнатам и проверял, все ли на месте, — ну прямо как в пионерском лагере.

Репетиция еще не успела закончиться, как Ана подошла к Нине и весело защебетала:

— Ну вот, я обо всем договорилась! Можно идти.

— Но мы еще не прорепетировали финал! — возразила Нина. — До конкурса остается мало времени, сегодня должны всем по очереди примерить платья финалистки.

— Это плохая примета. Но, если хочешь, я тебя подожду. Хотя ты много теряешь. Я по телефону заказала столик в потрясающем ресторанчике.

— Ну… — Нина внезапно почувствовала острый голод. За ужином она почти ничего не съела. — Ну ладно. Только незаметно давай, чтобы мне вместе с тобой не попало!

Девушки выскользнули из зала. Когда они вышли на улицу, выяснилось, что у входа Ану ждет огромный серебристый мотоцикл.

— Садись назад, шлем можно не надевать, — скомандовала норвежка, — не волнуйся, Нина, я хорошо вожу. У меня дома такой же.

— Но откуда он у тебя здесь?

— Арендовала. У нас в отеле внизу офис компании. Там можно взять в аренду подержанный мопед или мотоцикл. Все так делают.

— Но я в платье, — развела руками Нина.

— Ничего, так даже сексуальнее, — оценивающе оглядела ее Ана, — горячие испанцы будут смотреть на тебя и умирать от вожделения, — она ловко перекинула ногу через сиденье. Надо сказать, что сама норвежка надела выцветшие джинсы, которые плотно обтягивали ее литые, мускулистые ноги, и ковбойские сапоги из змеиной кожи с острыми носами. Такая обувь только начала входить в моду. Нина видела подобные боты на манекенщице в каком-то французском журнале мод.

«А эта Ана, должно быть, девушка небедная, подумала она, — одни сапоги стоят долларов пятьсот».

…Ресторан «Сапатильо рохо», в котором зарезервировала столик Ана, едва можно было назвать рестораном. Это заведение представляло собой огромный соломенный шатер, в котором едва помещалось несколько почти игрушечных круглых столиков. Интерьер был выдержан в пляжно-тропическом стиле — полукруглая барная стойка, увитая сочно-зелеными пластмассовыми лианами, официанты, разгуливающие в цветастых гавайских рубахах. Была в ресторане и сцена — круглое возвышение с зеркальным полом и металлическим шестом посередине.

— «Сапатильо рохо» в переводе с испанского означает «Красная туфелька», — объяснила Ана.

— «Красная туфелька»? — переспросила Нина, — это что, злачное место?

— Это модное место, — отпарировала Ана и раскрыла меню, — ты разбираешься в испанской кухне?

— Нет, — честно призналась Нина.

— Тогда я сама закажу для тебя Предлагаю нарушить диету и взять паэлью по-кастильянски. Это рис, обжаренный с грибами, овощами и специями. Вот увидишь, тебе понравится. И еще — обязательно вино. Красное, сухое. Я обычно разбавляю его газированной водой.

— Зачем?

— Так модно, вся Европа пьет вино с минералкой.

— Ана, а здесь еще и стриптиз будет? — Нина кивнула на металлический шест. — Нас не выгонят с конкурса за то, что мы пришли в такое место? Я слышала, это не приветствуется.

— Ну ты и трусиха, — Ана отсалютовала ей полным бокалом, — расслабься, они думают, что мы в гостях у моей родственницы. Неужели ты и вправду считаешь, что кто-то будет за нами следить?

Нина поднесла к губам бокал. Вино, разбавленное газированной минералкой, оказалось приятно-терпким на вкус — словно красное сухое шампанское.

— Почему ты пригласила именно меня? — спросила Нина, — мы ведь не так-то много с тобой и общались.

— Ты мне больше всех понравилась, — призналась Ана, — все остальные девчонки просто дуры крашеные. Особенно итальянка. Строит из себя топ-модель, а выглядит как обитательница квартала красных фонарей.

— Мне тоже она не очень… — Нина отхлебнула еще вина, — слишком манерная и надменная. Я общаюсь только с Олесей. Она русская, помнишь ее? Мы живем в одном номере.

— Помню, помню, — поморщилась Ана, — будь с ней поосторожней. Твоя Олеся девушка прожженная.

— Что ты имеешь в виду? — Нина даже немного обиделась за Лесю. — Да она же совсем ребенок, ей только-только шестнадцать стукнуло. Она из деревни, случайно стала моделью. Проходила мимо кинотеатра в Ярославле, а там — региональный отбор на этот конкурс?

— Случайностей не бывает, — философски заметила Ана, — вся жизнь — это одна сплошная закономерность. А я вчера видела, как твоя Олеся вовсю кокетничала с одним из спонсоров конкурса. Прямо из платья вон лезла, чтобы ему понравиться.

— Она сама не понимает, что делает, — улыбнулась Нина, — наивная слишком. Вот в самолете к ней прилип какой-то бизнесмен с сальным взглядом, так она с ним мило болтала и даже приняла в подарок духи. Я потом ее отругала, а она говорит: что ты, Нина, это просто очень хороший человек. Он сказал, что я на его дочку похожа.

— Ну-ну, — Ана схватила красивую высокую бутылку и подлила еще вина — сначала в Нинин бокал, затем в свой, — ладно, мое дело предупредить. Смотри, Нина, сейчас стрип-шоу начнется.

— Я не очень люблю стриптиз, — призналась Нина, — мне всегда жаль девочек.

— Нашла кого пожалеть. Они зарабатывают несколько тысяч долларов за одну ночь. В хороших клубах, разумеется.

Не успела Ана произнести эти слова, как на крошечную сцену под аккомпанемент кастаньет выскочила вульгарно одетая девушка. Скорее всего, раньше эта стриптизерка занималась профессиональным баскетболом или метанием ядра. У нее была литая фигура — длинные мускулистые ноги, обтянутые прозрачными белыми чулками, большие загорелые руки, широкая спина. В то же время она была очень красива — по-модельному правильное лицо с трогательно-вздернутым носиком и огромными, умело подведенными глазами и копна непослушных блондинистых кудрей. Зазвучала кампарсита, и девушка начала ритмично извиваться вокруг шеста. На ней была пушистая шубка из легких белых страусиных перьев, которая при каждом движении распахивалась как бы невзначай, позволяя рассмотреть высокую аппетитную грудь как минимум пятого размера, упакованную в блестящий кожаный лифчик.

— Хороша, правда? — подмигнула Ана. — Ядреная девчонка!

Нина поморщилась. Ана выражалась как не слишком воспитанный мужик. А танцовщица тем временем освободилась от шубейки. Теперь на ней остались миниатюрные кожаные шортики и лиф. Нина заметила, что у стриптизерки проколот пупок и в нем поблескивает крупная, скорее всего фальшивая, жемчужина.

— У нее такой подтянутый живот, — восхитилась Нина, — наверное, не выходит из тренажерного зала.

Между тем танец у шеста становился все более темпераментным и страстным. Вот танцовщица расстегнула какую-то кнопочку на боку, и ее шортики распались на две части — она их небрежно отшвырнула ногой. Под шортиками оказались полупрозрачные алые трусики. Немногочисленные зрители подбадривали актрису визгами и аплодисментами. Кто-то оглушительно засвистел. Девушка снисходительно усмехнулась и скрестила руки на груди.

— Снимай это, снимай! — закричали из зала.

— Да, снимай, снимай скорее! — заорала и Ана.

Танцовщица не заставила себя ждать — она сорвала с груди кожаный лифчик. Туристы, привлеченные в ресторан клубничкой, потрясенно замолчали. А Нина даже привстала, чтобы получше разглядеть. Дело в том, что у стриптизерши… не было груди! Вообще не было! А то, что Нина приняла за аппетитную грудь, оказалось всего лишь ватой, которую предприимчивая танцовщица положила в бюстгальтер.

Кто-то разочарованно вздохнул, кто-то оглушительно свистнул, но в этот момент на сцену вышел ведущий — молодой мужчина, похожий на Жерара Депардье: те же соломенные волосы, тот же картофелеобразный нос, та же грузная фигура.

— Итак, поприветствуйте нашего артиста Пабло Рамиреса! Пабло исполнил для вас стриптиз!

— Это мужчина?! — Нина чуть вином не захлебнулась.

Ана расхохоталась:

— А ты что, не поняла?! Станут они нанимать такую безгрудую стриптизершу!! Я вообще сразу догадалась, стоило мне взглянуть на его ножки.

— Но на его ногах нет волос! — нахмурилась Нина.

— Какая ты наивная. Это же трансвестит, они бреют ноги! Кстати, это заведение знаменито артистами-трансвеститами! Здесь всегда так весело, поэтому я тебя и пригласила. Ну а как тебе ведущий? — внезапно спросила она, слегка понизив голос, — по-моему, знойный тип!

— Не в моем вкусе. Слишком толстый.

— Да ты что? — искренне удивилась Ана. — А мне как раз такие нравятся! Слушай, а может быть, мне попробовать с ним познакомиться? Смотри, он на наш столик поглядывает!

Тем временем ведущий рассказывал в микрофон какие-то анекдоты. Потом поднял с пола брошенную «стриптизершей» шубку и примерил ее на себя.

— Клоун какой-то, — хмыкнула Нина.

Ведущий начал изображать стриптиз — он похотливо извивался вокруг шеста, запускал руку себе за талию, кутался в мягкий мех и бесстыдно распахивал его на груди. Впрочем, под шубкой у него оказалась обычная пляжная майка.

— Давай-давай! — закричала Ана. Нина покосилась на приятельницу и поняла, что Ана слегка нетрезва — щеки норвежки раскраснелись, глаза — потемнели и увлажнились. — Снимай ее, парень! Покажи класс!

Неожиданно ведущий обернулся к Ане — он услышал ее реплику. И, кажется, собирался послушаться — во всяком случае, он кокетливо скрестил на груди руки… и вдруг с треском порвал майку на две части. Нина взвизгнула — под майкой у «Жерара Депардье» колыхалась огромная грудь, едва умещающаяся в несвежий розовый лифчик. Ведущий оказался женщиной! Нина посмотрела на Ану и расхохоталась — у норвежки было такое дурацкое выражение лица!

После ужина девушки спустились к морю. На небольшом пригородном пляже не было ни души. Соленый ветер трепал парусиновую ткань полосатых пляжных зонтиков. Ночной ветер нес прохладу, но захмелевшей Нине внезапно стало жарко, она скинула нарядную кофточку и небрежно швырнула ее на один из белых пластмассовых лежаков.

— Ана, пошли купаться!

— Сумасшедшая, волны же! Еще утонешь, а подумают, что это я конкурентку устранила.

Нина с размаху плюхнулась на лежак и скинула туфли.

— Ты считаешь меня серьезной конкуренткой?

— Я уверена, что победишь именно ты, — серьезно сказала Ана, — у тебя самое оригинальное лицо, самые красивые фотографии. Вот увидишь.

— Да ну тебя! — махнула рукой Нина, хотя ей было приятно это слышать. — Все считают, что выиграет Эльжбета, полька. Она самая красивая.

— Ну да? — скривилась Ана. — Она похожа на куклу Барби корейского производства. Глазки выпучит, губки растянет — вроде как улыбается. Нет, ее даже в финал не возьмут.

— А Олеську?

— Не знаю. Не все ли тебе равно, кто займет второе и третье место? Первое получишь ты.

— А ты?

— Я? Я нет. Ты посмотри на меня, разве я являюсь олицетворением женственности?

— Все равно ты красивая.

— Красивая — это не то. Посмотри на мои руки — Ана взяла Нину за руку. У нее были большие теплые ладони, ногти — коротко обрезаны. Нинина бледная ладошка потонула в огромной руке норвежки.

— Я похожа на мужчину, — грустно сказала Ана, — все это говорят. У меня нос крупный и взгляд жесткий. Если бы я родилась мужиком, слыла бы красавцем… А у тебя руки холодные.

— Какие глупости! Если бы ты была похожа на мужчину, тебя бы не выбрали на этот конкурс.

— У меня и психология мужская, — Ана словно не слышала Нининой реплики, — наверное, потому что меня воспитывал отец. И вообще, я люблю не мужчин, а женщин.

— Как это? — осторожно поинтересовалась Нина, — что значит — любишь женщин?

— Помнишь, я тебе рассказывала о несчастной любви? Так вот, мою любовь звали Тельма. Она очень красивая, ей двадцать пять лет.

— Ты любила женщину? Безответно?

— Дурочка, безответной любви не бывает, — хихикнула Ана, — безответная любовь — это полностью надуманное чувство. У нас с Тельмой был роман. Очень красивый. — Ее взгляд затуманился, как у семиклассницы на первом свидании.

— Расскажи. — Нина накинула на плечи кофту.

— А что рассказывать? Все уже кончилось. Мы жили вместе. У нее есть маленький домик возле отвесной скалы Лисс-фьорде. Она художница, манекенщица, богемная дама, довольно известная в узких кругах.

— Она тебя бросила?

— Это было запрограммировано с самого начала, — хмыкнула Ана, — у Тельмы такая репутация. Она меняет девочек, как перчатки. Выбирает самых молоденьких и хорошеньких. Меня все об этом предупреждали, когда мы только начали встречаться. Но я не верила, ведь у нас так волшебно все получалось. Через несколько дней после того, как мы с ней познакомились, она подарила мне кольцо из белого золота, очень похожее на обручальное. Сказала, что давно не встречала такую девчонку, как я. Мы с ней почти целый год вместе жили. А потом она влюбилась в какую-то поэтессу. То есть та мымра сама себя называла поэтессой, а на самом деле и двух слов связать не могла. Зато она была натуральной блондинкой, на Клаудиа Шиффер чем-то смахивала.

— А ты?

— А что мне оставалось? Собрала вещи и переехала обратно к родителям. Вот теперь занялась модельным бизнесом — Тельме назло. Она ведь тоже участвовала в отборе на этот конкурс, но ее не взяли, сказали, что слишком старая… Ты знаешь, Нина, а ты ведь чем-то на нее похожа.

— На Тельму? — Нина плотнее закуталась в кофту, ей стало еще холоднее под пристальным, изучающим взглядом Аны.

— На Тельму, — эхом повторила норвежка, — у вас руки одинаковые, даже форма ногтей… Мне нравятся женщины с миндалевидными ногтями. У меня самой они некрасивые, как лопаты, к тому же слабые, не отрастишь. — Ана внезапно смолкла.

Нина рассеянно смотрела на море, но боковым зрением видела, что Ана пересела немного ближе. Она внимательно смотрела на Нину, томный взгляд норвежки танцевал на Нининых щеках, губах, волосах… Легкое, приятное опьянение прошло, Нине стало холодно, даже зябко, прохладный песок обжигал ее босые ступни, и она надела туфли.

— Замерзла, да? — Ана перекинула руку через Нинино плечо. — Странно, а вот мне совсем не холодно.

Теперь Нина чувствовала ее дыхание — мелкое и горячее. От Аны приятно пахло модными духами «Кельвин Кляйн», яблочным шампунем и еще… корицей. Нина, словно ясновидящая, понимала, что сейчас произойдет, но почему-то ей совсем не было противно. «А может быть, я тоже лесбиянка, — лениво подумала она и не стала выдергивать из рук Аны свое замерзшую ладонь. — Может быть, потому мне так не везет с мужчинами? Да, но Иван Калмык-то мне нравился. С ним-то мне было хорошо… И с тем инструктором в горах — тоже хорошо!»

— Ана, а у тебя был когда-нибудь роман с мужчиной? — тихо спросила она.

— Что, сомневаешься? — усмехнулась проницательная Ана. — Не знаешь, стоит ли мне довериться? Стоит. В жизни все надо попробовать. Конечно, у меня были отношения с мужчинами. И еще будут как минимум два раза.

— Отчего два? — удивилась Нина.

— Хочу, чтобы у меня было двое детей, — улыбнулась Ана, — мальчик и девочка.

Все, что произошло дальше, показалось Нине понятным и естественным. Да ничего особенного и не произошло — просто Ана слегка наклонилась к ее лицу, дыхание норвежки было сладким (впрочем, это неудивительно — на десерт она выпила огромную пиалу горячего шоколада).

Их губы соприкоснулись, Нина закрыла глаза. В принципе поцелуй женщины ничем не отличался от мужского. Только губы мягче, чем у мужчины, и остро чувствуется вкус губной помады. Подумалось: «Вот почему мужики не любят, когда у девушек накрашены губы».

Когда рука Аны скользнула под ее платье, Нине показалось, что где-то за деревьями золотистой молнией мелькнула вспышка фотоаппарата. Должно быть, померещилось. Все-таки она была еще немного пьяна.

В половине седьмого Нину разбудила Олеся. Девушка была похожа на обиженного малыша.

— Нина, вставай, где ты шаталась всю ночь? Нина! Вставай! — монотонно твердила она.

Пришлось разлепить глаза.,

— Господи, до подъема еще полтора часа, — охрипшим голосом пробормотала Нина, — зачем ты меня разбудила в такую рань? Я всего два часа назад пришла.

— Вот именно, — Олеся резко сдернула с нее одеяло, — я волновалась. Менеджер конкурса сказал, что ты поехала к каким-то родственникам Аны.

— Менеджер не соврал, — Нина с аппетитом зевнула, — мы действительно были у ее родственников.

— Ага, и поэтому от тебя так пахнет вином. А почему вы меня с собой не взяли? Я что, не твоя подруга?

— Подруга, подруга! — устало подтвердила Нина. — Просто Ана пригласила меня одну, у ее тетки небольшая квартира, и мне было неудобно тащить и тебя с собой. Ну выпили немного. Что же, только чай пить в гостях? А теперь можно я еще немножко посплю? Надеюсь, твое любопытство удовлетворено.

— За полтора часа ты все равно не выспишься. Встанешь опухшая. А так у тебя есть немного времени, чтобы привести себя в порядок!

— Зачем? — махнула рукой Нина. — До конкурса еще пять дней. Успею и выспаться, и синяки под глазами ликвидировать.

— Дурочка, ты же ничего не знаешь. Сегодня у нас кастинг? Вчера вечером, после репетиции, объявили, что наутро, сразу после завтрака, нас будут смотреть люди из известного испанского журнала «Мухер».

— Му… что? Какое странное название для журнала.

— В переводе с испанского «мухер» значит «женщина», — Леся обиделась за известный испанский журнал, — выберут троих девочек. Одну снимут для обложки, а остальных — для модных страничек.

Нина немного оживилась:

— Так небось двух испанок возьмут.

— Да что ты? Как раз нет — им нужны свежие яйца, а эти испанки уже бывали на обложках много раз. Между прочим, я специально для тебя достала у одной из администраторш антистресс-гель.

— Что это такое? — Нина подозрительно относилась ко всем косметологическим новинкам.

— Попробуй, через полчаса будешь выглядеть на пять лет моложе! — торжественно провозгласила Леся.

— Это четырнадцатилетней, что ли? По-моему, это будет перебор! — отшутилась Нина, однако с кровати встала. Кастинг — это серьезный повод для раннего подъема. Конечно, шанс, что из шестидесяти роскошных красоток выберут именно ее, невелик.

Наверное, каждая профессиональная манекенщица умеет выглядеть великолепно даже в состоянии тяжелого похмелья. Причем у каждой есть свои рецепты превращения бледной, слегка опухшей физиономии в свежее, красивое лицо. Нина в таких случаях предпочитала контрастный душ для лица. Сочетание обжигающе холодной водопроводной воды и почти кипятка гарантировало легкий розовый румянец на бескровных щеках. А вот ее бывшая соседка Танька после бессонной ночи густо обмазывала лицо жирной сметаной, а на веки клала дольки свежего огурца.

— Так еще моя бабушка делала, — объясняла она.

Да, французская косметическая промышленность явно шагнула дальше Танькиной бабушки. Оказывается, и контрастные обливания, и огурчики — это ерунда, доисторические пережитки! Достаточно нескольких капель антистресс-геля, размазанных по щекам, и кожа становится розовой и шелковой, как у шестнадцатилетней кокетки, собирающейся на школьный бал.

Нина с удивлением рассматривала себя в зеркале. Где воспаленные щелочки сонных глаз? Где землистая серость щек?

— Выглядишь как новенькая, — обрадовалась Леся, — осталось только закапать глазных капель, чтобы убрать красные прожилки. Подожди, я тебе дам, у меня есть такие в косметичке, называются «Визин»!

Нина с любопытством смотрела на подругу. Все-таки Олеся еще совсем ребенок, несмотря на то что носит двенадцатисантиметровые каблуки и замазывает яркий природный румянец толстым слоем французского тонального крема. Другая манекенщица на ее месте ни за что бы не разбудила Нину и не стала доставать для нее антистресс-гель. Наоборот — обрадовалась бы, что у соперницы маленькая неприятность, что можно не брать ее в расчет на этом кастинге. Зря Ана говорит, что Олеся ненадежная и прожженная. Наверное, она просто приревновала Нину к Олесе. Конечно, Нина ведь с самого начала заметила, что норвежка смотрит на нее слишком уж пристально, этот взгляд не имел ничего общего с классическим женским любопытством.

Нина думала, что кастинг будет проходить в офисе модельного агентства. Девушкам велят накраситься поярче, принести с собой лучшие фотографии и будут вызывать их по одной в кабинет генерального директора.

Но после завтрака администратор конкурса — миниатюрная, худенькая Диана — объявила:

— Девчонки, сегодня тренируемся у бассейна, как обычно. Фоторедактор журнала «Мухер» посмотрит на вас в работе. А ваши фотографии мы ему уже передали.

И Нина вместе с остальными участницами конкурса послушно отправилась к бассейну. Правда, она немного слукавила — вместо обычного тренировочного костюма нацепила соблазнительный купальник-бикини золотисто-бежевого цвета, а вместо удобных сандалий обула выходные туфли на высоченных каблуках. Конечно, схитрила не она одна. Итальянка Кристиана, например, заменила купальник двумя тонкими полупрозрачными полосками леопардовой расцветки — такие носят стриптизерши из американских боевиков. Впрочем, ей было что показать — даже в модельном бизнесе редко встретишь такое литое, совершенное тело. Олеся надела тоненькое белое мини-платье и окончательно стала похожей на набоковскую нимфетку. А вот Ана никак не нарядилась — на ней был ее обычный тренировочный костюм — обтягивающие черные слаксы и белая свободная футболка с кокетливой бабочкой на груди.

Нина не знала, какой тактики ей придерживаться в общении с норвежкой. Ночное приключение она вспоминала со стыдом и досадой. То, что под действием винного коктейля казалось лихим экспериментом, теперь воспринималось как обидное недоразумение.

Видимо, Ана была неплохим психологом. Во всяком случае, она не бросилась на шею Нине с воплем: «С добрым утром, любимая!» — а всего лишь улыбнулась уголками губ и быстро прошла мимо.

Началась репетиция.

— Девушки, спина прямая, плечи расправлены! Выстроились рядами по пять человек! — кричала Диана в мегафон. — Итак, музыка! Выходим на середину по двое! Покрутились, улыбнулись, отошли! Кристиана, я сказала — улыбнулись, а не оскалились!

Нина уже выучила сценарий конкурса назубок. Сначала — выход в купальниках под ритмичную песню Майкла Джексона. Затем короткое представление каждой из участниц. Показ вечерней коллекции какого-то звездного испанского кутюрье. Короткий экспрессивный танец в спортивных шортиках и топиках. Затем по сценарию ведущий конкурса объявляет пятерку финалисток. Они выходят на сцену в громоздких театральных костюмах. И только после этого жюри объявляет имя победительницы.

— Хотя на самом деле все решено намного раньше, — объяснила им Диана, — должно быть, уже после второго выхода в вечерних платьях. Остальное делается не для жюри, а для развлечения публики. Ведь самый дешевый билет на это шоу стоит пятьдесят долларов.

Нине все это было известно. Тем не менее она послушно ходила вдоль бассейна, ослепительно улыбалась, отправляла пустым лежакам воздушные поцелуи. К сожалению, никто из девушек не знал, как выглядит фоторедактор журнала «Мухер». Может быть, это та женщина в не по-летнему строгом костюме с серьезным, усталым лицом? Или лысоватый мужчина, который с доброжелательной улыбкой смотрит на каждую участницу? «Какая разница, кто он? — в конце концов решила она. — Все равно меня не выберут. После бессонной ночи глаза слипаются и так хочется зевать. Наверняка все заметили, какая натянутая у меня улыбка!»

Нина немного удивилась, когда за несколько минут до окончания репетиции Диана объявила:

— Внимание, Нина Зима, Кристиана Томарес и Эльжбета Матушинска! Подойдите ко мне, я представлю вас фоторедактору.

Фоторедактором журнала «Мухер» все-таки оказалась женщина в строгом костюме.

— Сниматься будем прямо сейчас, — деловито сказала она.

— Поедем в студию? — спросила Кристиана. — Надо смыть макияж?

— Нет, будем снимать прямо на пляже. Наш следующий номер как раз посвящен купальным костюмам. Мой ассистент выдаст вам купальники. Макияж смывать не надо, мой визажист просто сделает поярче глаза.

— А как же обложка? — Кристиана надменно подняла вверх идеально выщипанную левую бровь, — фотографию для обложки тоже будут делать на пляже? Я побывала на обложках почти всех итальянских журналов, так никто не делает! Нужно ведь правильно поставить свет, чтобы глаза казались большими, а нос маленьким!

Редактор посмотрела на Кристиану с внимательным снисхождением, и Нине на минуту показалось, что сейчас строгая женщина нагрубит зарвавшейся модели. Но та неожиданно улыбнулась и сказала:

— У вас и так маленький нос. А наш журнал — это не журнал «Вог», на обложку могут пойти и фотографии, сделанные на натуре.

— А кого именно будут фотографировать для обложки? — вдруг спросила Эльжбета с сильным польским акцентом. Нине показалось, что это была первая фраза, произнесенная немного апатичной красавицей за все ее пребывание в Барселоне.

— Это мы решим потом, на редколлегии. Ладно, девочки, бегом на примерку!

Визажист — молчаливый, неулыбчивый пожилой испанец — раскрасил их примерно одинаково. Глаза Нины густо обвел зелеными матовыми тенями, Кристиану «подрисовал» ярко-красным, а синеглазой Эльжбете достался небесно-голубой цвет.

— Вообще-то голубой больше подходит к моим карим глазам, — возмутилась итальянка, — а вы сделали меня похожей на дочку графа Дракулы.

Визажист промолчал. Наверное, он не говорил по-английски.

— Идиот! Я возмущена! — горячилась темпераментная Кристиана, но испанец не обращал на нее никакого внимания — он меланхолично подкрашивал пухлые губы Эльжбеты едва заметным перламутровым блеском. И тогда разозленная Кристиана выкрикнула:

— Побре локо! Эстой аста ке лос уебос!

На что визажист ответил, уронив при этом пуховку от пудры:

— Бе те а ля мьерда, пута итальяна, но ме ходас! Кристиана покраснела и замолчала.

— Что ты ему сказала? — заинтересовалась Нина.

— Ну что он меня достал, что он дурак, — немного замялась итальянка, — только, конечно, не в таких мягких выражениях!

— А что он ответил?

— О, лучше не спрашивай!

Для съемок модных страничек журнала «Мухер» была специально отгорожена половина пляжа. Конечно, возле натянутых канатов тотчас образовалась толпа зевак.

Нина переоделась в туалете гостиницы и даже не успела посмотреть на себя в зеркало. Да, в таких условиях ей еще сниматься не приходилось!

Девушке достался модный купальник нежно-розового цвета. Проблема была только в одном — купальный костюм оказался связанным из ангоры. Интересно, кто додумался смастерить пляжный туалет из тяжелой «зимней» ткани? И какая идиотка купит это «гениальное изобретение»? Конечно, купальник сидел на Нине превосходно. Мягкая шерсть немного округлила ее практически отсутствующую грудь, а высокие вырезы плавок сделали ноги нереально длинными. Кристиана и Эльжбета выглядели ничуть не хуже. Итальянке досталось полупрозрачное блестящее бикини, щедро оголяющее ее загорелую плоть, а польке — целомудренный закрытый купальник в трогательную кружевную оборочку.

Осветительной аппаратуры у фотографа не было, да и стоит ли использовать подсветку, когда полуденное солнце сияет, словно многоваттный софит?

Впрочем, у ассистента фотографа были с собой так называемые фотонные отражатели. Несмотря на сложное научное название, они представляли собой всего лишь куски картона, оклеенные блестящей фольгой. Ассистент ловил отражателем солнечного зайчика и направлял его прямо в лицо фотомодели.

В первый момент Нине показалось, что она ослепла, так бил в глаза солнечный свет. Она сощурилась, черные ручейки туши заструились по щекам. Редакторша уговаривала собраться, взять себя в руки, но в конце концов махнула рукой и разрешила девушкам надеть прямоугольные солнечные очки. Съемка продолжалась почти до вечера, без перерыва на обед. Визажист то и дело обновлял потекший макияж, ассистент приносил девушкам новые купальники.

В половине седьмого Нина наконец оказалась у себя в номере. Усталая, бледная, со слипающимися глазами и стертыми в кровь пятками.

— О, Нина, — оживилась Олеся, — ну расскажи скорей, как это было! Я прямо вся обзавидовалась! Так обидно, что выбрали не меня, а эту крашеную кошку Кристиану. Пойдем на ужин, говорят, сегодня подадут шампанское и низкокалорийные сладости.

— Ага, подожди меня, я сейчас, — сказала Нина, падая на кровать.

Проспала она почти четырнадцать часов. И к ужину не пришла, и утреннюю репетицию пропустила.

Наконец наступил долгожданный день конкурса. С утра никто не разбудил участниц, а завтрак подали к одиннадцати. Зато сразу после него девушек усадили в автобус и привезли в концертный зал. Последняя предконкурсная репетиция была короткой и нервной.

…А в половине третьего случилось непредвиденное. Мери, шестнадцатилетняя фотомодель из Германии, вдруг схватилась за свое лицо и истерически закричала. Закричала так, что осветитель уронил на пол тяжелый софит, который он собирался установить на сцене. Закричала так, что музыка, настойчиво звучащая из всех динамиков, вдруг показалась ненавязчивой и тихой.

— Что случилось? — возопила Диана.

Все девушки покинули сцену и окружили Мери, которая зачем-то уселась на пол, закрыв ладонями лицо.

— Истеричка, — вполголоса прошипела Кристиана, — если так нервничаешь, зачем было вообще приезжать на конкурс?

— Мери, что произошло? — Ее подруга, тоже немка, взяла девушку за руку.

Мери затихла так же внезапно, как закричала. Она распрямилась и убрала от лица руки.

Все замолчали.

Только впечатлительная Олеся испуганно вскрикнула.

А администратор Диана упала на пол, лишившись чувств.

Немка Мери вообще была очень хорошенькой: немного простоватое, но все-таки классически правильное круглое лицо, небольшие миндалевидные глаза и пухлые кукольные губки бантиком.

Но сейчас она смахивала на героиню фильмов ужасов. Ее кожа стала красной, как переваренный рак, глаза превратились в воспаленные щелочки, а на лбу сияли лихорадочные пятна. Создавалось впечатление, что с бедной девочки просто сняли верхний слой кожи.

— Мое лицо! Что с моим лицом? — рыдала Мери. Видимо, соль обильных слез еще больше разъедала ее воспаленные щеки. Мери было больно, и от этого она ревела еще сильнее.

— Кто это сделал? — строго спросила Ана.

— Я ничего не знаю, — всхлипывала Мери, — я уже собиралась сесть к визажисту. Только лицо своим кремом помазала, и тут это началось. — И она протянула Ане белый полуиспользованный тюбик с увлажняющим кремом.

Через несколько часов пришедшая в себя администратор Диана узнала, что в тюбике находился вовсе не питательный крем, а едкая жидкость для чистки серебра. Кто-то решил напакостить немке и подменил содержание тюбика.

— С ней все будет в порядке! — заверил вызванный администрацией врач. — Конечно, я наложил повязки и придется несколько недель делать компрессы, но через пару месяцев она будет как новенькая. Ни шрамика не останется.

— Через пару месяцев?! Но ведь конкурс-то сегодня, — заламывала руки Диана, — у нас все так четко шло, и теперь нет одной участницы. Надо стереть ее ролик с общей кассеты, убрать ее фотографии. И все репетировать заново!

Диану обеспокоило внезапное изменение в сценарии, но она даже не поинтересовалась состоянием самой Мери.

— Шоу маст гоу он, — откомментировала ее поведение Ана, — шоу продолжается!

Никто так и не узнал, кому помешала тихая немецкая фотомодель, кто позавидовал ей настолько, что даже пошел на преступление. На тюбике с кремом не сохранилось никаких отпечатков пальцев. Честно говоря, никто особенно и не искал виноватого. Да и кого может заинтересовать состояние слегка травмированной девчонки, если до финала конкурса красоты осталось всего несколько часов?!

… Да, это была настоящая агрессия женской красоты. Праздник длинных, точеных ног, вспышек по-голливудски ослепительных улыбок. Шестьдесят (а точнее, пятьдесят девять) самых красивых манекенщиц мира стояли на залитой светом сцене плечом к плечу.

Зрители в зале замерли, недоверчиво притихли, ослепленные этой атакой совершенной красоты.

Заиграли первые аккорды ритмичной мелодии, девчонки, размашисто повиливая узкими бедрами, принялись по очереди подходить к краю сцены. Каждая из них ненадолго замирала, стоя на самом краю, — наверное, чтобы многочисленные фотографы успели запечатлеть ее небесную красоту.

И каждая старалась как могла — улыбалась, светилась, сияла, и каждая думала только о том, что у нее есть лишь одно короткое мгновение, чтобы хоть чем-то выделиться из общей массы, чтобы запомнили.

Нина прекрасно знала основное правило всех конкурсов красоты: если хочешь, чтобы на тебя обратили внимание, надо немного нарушить инструкции. Когда-то давно, в Егорьевске, она станцевала ламбаду вместо положенного вальса, и ее сразу заметили.

И сейчас она, недолго думая, присела перед членами жюри в глубоком реверансе, тогда как остальные девушки ограничились воздушными поцелуями в адрес строгих судей.

Между первым конкурсом и вторым — всего пятнадцать минут свободного времени. Надо успеть переодеться в вечерние платья и подправить макияж. Нине повезло — ей досталось платье-комбинация, одним движением руки надевающееся через голову. А вот для норвежки Аны стилисты придумали сложный костюм — расшитый стразами топик, длинная юбка, отдельно надевающиеся прозрачные рукава и огромная шаль из серебристого шифона.

— Нарядили меня, как Белоснежку! — тихо возмущалась Ана, храбро воюя с бесконечными застежками. — Нет, все-таки лучше всего я себя чувствую в простых джинсах и футболке.

А после выхода в вечерних платьях девчонкам предстояло переодеться в спортивные костюмы, чтобы исполнить на сцене зажигательный танец в стиле Джейн Фонды. Танец был простым и не требовал от конкурсанток особой пластики, но в суете переволновавшаяся Олеся умудрилась наступить на задник туфли одной из манекенщиц. Девушка упала, словно кегля, вслед за ней на пол повалилась и сама Леся. Инцидент этот, к слову сказать, очень развеселил зрителей.

— Теперь меня точно никуда не выберут! — ныла Олеся. — Ну, как же я могла, почему мне все время так не везет?

И вот наступил самый напряженный момент. Все участницы собрались на сцене. Они улыбались, но их улыбки выглядели неестественно, как у участниц шоу культуристок. Девушки ждали решения жюри, словно смертного приговора. Кто-то вполголоса молился, стараясь при этом сохранять беспечную улыбку.

Выход в финал — это уже почти победа. Все пять девушек, попавших в финал, непременно станут звездами. Всем им, а не только самой победительнице, будут предложены выгодные контракты самыми лучшими модельными агентствами мира.

Жюри не заставило себя ждать. На сцену поднялся один из представителей конкурсной комиссии, в его руке был твердый белоснежный конверт.

Миранда. Та самая американка с брекетами на зубах. Разумеется, брекеты она сняла и сразу же из посредственной школьницы превратилась в роскошную красавицу. Миранда тоненько взвизгнула, поцеловала в щечку ближайшую к ней девушку и семенящими шажками выбежала под водопад аплодисментов.

Нина не сразу уловила свое имя, не сразу поняла, что выкликают именно ее. Она вышла вперед, успев услышать, как за ее спиной тоненько заплакала Олеся.

Эльжбета. А кто бы сомневался, что красивая натуральная блондинка выйдет в финал?

Ана. Кто бы мог подумать? Выходит, в мире моды есть ценители и такой, брутальной красоты.

Кристиана. Вот уж кто ни минуты не сомневался в своей победе, так это итальянка. Скорее всего, ей и достанется первое место.

Победительницам вручили яркие охапки цветов, и все девушки покинули сцену. До финального выхода пяти победительниц осталось всего двадцать минут. Двадцать минут — достаточно много для того, чтобы прийти в себя после головокружительного успеха, попудрить заблестевший от волнения носик и в очередной раз подкрасить губы. Двадцать минут ничтожно мало, учитывая, что за это время надо переодеться в громоздкое платье эпохи короля Людовика Пятнадцатого.

Каждой девушке должны были помогать три костюмера. Нина чувствовала себя безжизненным манекеном в торопливых, ловких руках. Один костюмер затягивал на ее талии корсет — Нина вполголоса умоляла его сделать послабее, но он только усмехался и делал вид, что не понимает по-английски. Другой накидывал на Нину вереницу бесконечных юбок. Сколько же их под расшитым жемчугом главным платьем? Пятнадцать? Двадцать? Третий костюмер прикалывал к ее груди огромную брошь.

Краем глаза Нина видела Олесю — девочка с ногами взобралась на неудобную маленькую табуретку, обняла колени худыми голыми руками. Нина не могла разобрать издалека, но ей показалось, что Леся плачет. Впрочем, другие девушки, обделенные вниманием жюри, тоже пребывали отнюдь не в лучшем расположении духа. Одна из них, худенькая, бледная француженка, рыдала в голос, размазывая по лицу помаду и тушь. Вокруг нее суетился оператор с местного телевидения — хотел запечатлеть трогательные кадры.

— Девочки, на выход! — скомандовала Диана, подталкивая замешкавшуюся итальянку. — Кристи, быстрее надевай туфли, в зале уже аплодируют.

После пятнадцатиминутного дефиле председатель жюри торжественно провозгласил, что готов объявить победительниц. Но, как это обычно бывает, всем, кроме публики в зале, были уже известны их имена.

Поэтому многие участницы конкурса стояли на сцене заплаканными и выглядели как увядшие цветы.

Председатель жюри распечатал твердый белый конверт, на котором золотыми буквами было вытиснено название модельного агентства.

— Я так волнуюсь, — говорил он тривиальные для конкурсов красоты слова, — если честно, я и сам не знаю, чьи имена в конверте, — быстро добавил он, хотя прекрасно знал имя победительницы, — итак, третье место Эльжбета Матушинска!

Эльжбета, немного разочарованная, но все-таки счастливая, подошла к нему.

— Эльжбета получает контракт на сумму двадцать тысяч долларов! Второе место — Миранда Скетчерс, США! — Американка по-детски завизжала и в три прыжка оказалась возле председателя. — Миранда получает аналогичный контракт. Девушки с завтрашнего же дня приступают к съемкам в лучших журналах Испании. И, наконец, главный приз… — он выдержал паузу в несколько секунд, но Нине они показались вечностью, — и, наконец, наша победительница! Ана Стааленсен!

Нина покачнулась на высоких каблуках. Ана? Ана, с ее крупным носом и невыразительными глазами? Ана, подозрительно похожая на колхозницу из знаменитой мухинской скульптурной композиции?! Ана?!

— Ана?! — вдруг возопила Кристиана, темпераментная итальянка. — Как это Ана? Это нечестно, несправедливо. Я тут самая красивая, я!!! — И она вцепилась в волосы изумленной и растерянной победительнице.

В тот день Нина Зима устала так, словно она не плавно прогуливалась по ярко освещенной сцене, а разгружала мешки с картошкой. Должно быть, она все-таки нервничала. Конечно, ей очень хотелось выиграть этот конкурс. Но, несмотря ни на что, Нина не расстроилась. Четвертое место — это тоже совсем неплохо. Пусть ей не было предложено никакого контракта, зато она автоматически поднялась еще на одну ступеньку к заветной славе.

После конкурса Нине не терпелось поскорее добраться до отеля. Она высидела положенные сорок пять минут на торжественном фуршете в честь модели года, а затем незаметно покинула банкетный зал. Кстати, Олеся, видимо, ушла еще раньше — Нина нигде не могла найти свою соотечественницу. Ана тоже хотела уйти.

— У меня уже щеки болят улыбаться, — тихо пожаловалась она Нине, и Нина знала, что победительница не кокетничает. Ей действительно наплевать на этот конкурс и на этот титул.

Но, разумеется, новоявленную модель года никто не отпустил. Ана должна была высидеть до конца вечера — фотографироваться со спонсорами и членами жюри, раздавать интервью местным журналистам.

Нина вышла на улицу и поймала такси. Было прохладно, а водитель включил в полную силу кондиционер. Нина сказала по-английски, что она замерзла, но таксист не обратил на ее слова никакого внимания, — наверное, он понимал только испанский.

Простуженная, со стертой пяткой и вымученной улыбкой, Нина Зима вошла в отель. В лифте она посмотрела на себя в зеркало и горько усмехнулась — и это называется финалистка международного конкурса! Бледное лицо, обветренные губы, сиреневые синяки, проступившие сквозь слой дорогого грима. Да, сила женщины в умело сделанном макияже: любую простушку можно загримировать так, что она будет смотреться звездой Голливуда. За это киноактрисы и ненавидят папарацци — навязчивые фотографы норовят запечатлеть их в будничной обстановке. Посмотришь на такую фотографию, и сразу становится ясно, что кинодива живет не на Олимпе, что она тоже подкрашивает седину на висках, а по вечерам делает антицеллюлитный массаж.

«В ванную, — мечтала Нина, подходя к своему номеру, — забраться в теплую пенную ванну, окунуться в ароматную воду с головой!» У нее даже настроение немного поднялось от приятного предвкушения, она шла по гостиничному коридору и напевала какую-то веселую попсовую мелодию.

— Олеся! Ты здесь? — Девушка открыла дверь номера.

Олеся действительно была на месте. Но свою напарницу она не заметила.

Дело в том, что Олеся была в номере не одна — на ее кровати сидел один из спонсоров конкурса, толстый, одышливый француз с потным, красным лицом и двойным подбородком. Ана со свойственной ей прямотой брезгливо называла его «свиномордым». «Свиномордый» жил в той же гостинице, что и конкурсантки, только в люксе. Ужинал он вместе с девушками — и когда Нина видела, как он ест, она едва могла справиться с внезапным приступом тошноты. Француз явно презирал всевозможные диеты — на его огромной тарелке дружно соседствовали огромные куски жареной свинины, горы картофеля — фри, жирные ломти красной соленой рыбы. А на десерт он предпочитал шоколадный торт, облитый взбитыми сливками. Кроме того, «свиномордый» ел очень неаккуратно — почему-то столовые приборы он игнорировал; мясо и картошку хватал прямо руками, запихивал в рот огромные кусищи, и по его подбородку стекали блестящие капли жира.

— Неужели он сам не понимает, насколько отвратителен? — скривилась однажды Нина.

— Человек с его деньгами может позволить себе и не такое, — хмыкнула Кристиана.

— Ни за какие деньги я бы к такому и близко не подошла, — усмехнулась Нина, — а ты, Лесь, со мною не согласна?

— Я тоже, — Олеся наморщила носик, — мерзкий тип.

И вот теперь этот «мерзкий тип» сидел на Олесиной кровати и виновато смотрел в пол. А сама Олеся грозно стояла над ним и кричала так, что бедный «свиномордый» опасливо втягивал голову в плечи. Нина никогда не видела Лесю в таком состоянии — ее миловидное лицо раскраснелось, на щеках выступили некрасивые красные пятна. Сейчас она выглядела гораздо старше своих шестнадцати лет.

— Ты урод! Просто урод!! — орала Олеся.

Надо же, а Нина думала, что девчонка не понимает по-английски. Конечно, произношение Леси оставляло желать лучшего, но вот словарный запас… Даже Нина, которая в свое время собиралась стать переводчиком, не знала таких изощренных ругательств.

— Лесенька, ну дай мне объяснить. — уныло лепетал француз.

— Кретин толстожопый! Думаешь, я просто так польстилась на твои прелести, да?! — В глазах Олеси стояли злые слезы. — Да ты хоть раз на себя в зеркало смотрел? Да после того как я с тобой спала, я каждый раз по два часа блевала в туалете! А ты думал, что я просто так с тобой спала, да?!

— Но ты так говорила, — оправдывался «свиномордый». У него был такой растерянный вид, что Нина невольно пожалела обманутого толстяка, — Лесенька, я же тебя не заставлял. Ты же сказала мне, что тебе нравятся полные мужчины. Ты сказала, что я похож на твоего отца. И потом… Леся, я же подарил тебе кольцо. Тебе понравилось кольцо с изумрудом, я его и купил…

— Да можешь забрать обратно свое идиотское кольцо! — вскричала Олеся, однако кольца не вернула. — Оно такое же безвкусное, как ты сам! Дурак, я же хотела, чтобы ты замолвил за меня словечко на конкурсе! Я же победить хотела, кретин! Я же думала, что ты понимаешь!

— Олеся, проблемами конкурса занимается жюри. — Нине показалось, что толстяк начал злиться. — Я просто дал на этот конкурс деньги, меня вообще не интересует, кто победил.

— Ах ты дрянь! — Она схватила первое, что попалось ей под руку — тяжелый флакон туалетной воды «Шанель», такие флаконы подарили каждой участнице конкурса, — и запустила в толстяка. Тот ловко отклонился, флакон разбился о стену, а духи вылились прямо на Олесину постель. Ну а француз вскочил и схватил Лесю за руку — больно, видимо, схватил, потому что девушка заверещала: — Отпусти!

— Значит, так, — сказал он, — если ты проститутка, то не я в этом виноват. Ты мне ничего не говорила о своих намерениях победить с моей помощью на конкурсе. А если бы и сказала, я бы послал тебя куда подальше. Ты сама прыгнула в мою постель, ты две недели изображала африканскую страсть, так что сама и виновата. И только попробуй раздуть этот скандал, тебе же хуже будет. Я позабочусь, чтобы ни одно модельное агентство во всем мире не имело с тобой дела! Русская свинья! — Он отпустил Олесю и быстро вышел из комнаты. Нина едва успела отскочить в ванную. Впрочем, «свиномордый» был так зол, что вряд ли бы заметил ее, даже если бы она вежливо поздоровалась с ним на пороге.

Нина осторожно выскользнула из комнаты вслед за французом. Она еще не решила, как теперь держать себя с Олесей: признаться, что невольно подслушала весь этот разговор, или промолчать, сделав вид, что она только что вошла. Нина была потрясена, шокирована. Олеся, милая, провинциальная Олеся, свежая, как полевая роса, с розовым румянцем во всю щеку и скромной полуулыбкой на ненакрашенных губах! Олеся, которую она считала воплощением невинности и даже пыталась опекать!

Побродив полчасика по коридорам, Нина все же была вынуждена вернуться.

Олеся лежала в кровати и листала испанский журнал. По ее лицу была размазана косметическая маска, на туалетном столике стояла бутылка минеральной воды и большая коробка конфет. Время от времени девушка отправляла конфету в рот. Вид у нее был довольно безмятежный. Скорее всего, Нина решила бы, что разговор со «свиномордым» ей просто приснился — если бы не душновато-сладкий запах туалетной воды «Шанель», густым облаком висящий в комнате.

— Представляешь, Нина, — Олеся виновато улыбнулась, — я разбила духи. Случайно наступила на флакон. Я проветриваю-проветриваю, и все без толку! Наверное, придется вызвать горничную с моющим пылесосом! Как ты считаешь?

— Да, наверное, — рассеянно ответила Нина.

— Нин, позвони ты! А то я же не говорю по-английски, как я ей объясню?!

На следующий день самолет уносил слегка загоревших, усталых девчонок в Москву. В аэропорту они простились с остальными участницами — всеми, кроме трех победительниц, которым предстояло еще ненадолго остаться в Испании. Как ни странно, больше всех переживала итальянка Кристиана. Она, не сказавшая Нине и трех добрых слов, чуть не плакала у нее на плече.

— Девочки, вы для меня стали как родные. Я теперь даже не знаю, что буду без вас делать. Давайте писать друг другу. Нина, приезжай ко мне в Италию, я познакомлю тебя со своими друзьями!

«Она просто истеричка, — решила Нина, — все психопаты впадают в крайности. То ненавидят окружающих, то, наоборот, страстно их любят!»

В самолете она, разумеется, сидела рядом с Олесей. Леся была весела и хороша, как майский полдень. Загорелая, с едва накрашенным, свежим личиком, она весело щебетала о каких-то милых пустяках, с аппетитом ела принесенный стюардессой завтрак и показывала Нине сделанные ею фотографии. А Нина отвечала односложно, от еды отказалась, сославшись на усталость. Она смотрела вперед, но боковым зрением отлично видела Лесю. Ну надо же какая талантливая обманщица! Как же можно после такой некрасивой сцены так мило щебетать, словно ничего и не случилось?

— Нина, со мной что-то не так? — вдруг спросила Леся. — Почему ты так на меня смотришь?

— Нет, наоборот, ты выглядишь отлично, — вяло сказала Нина. И не соврала. Олесе очень шло ее новое светлое платье, купленное в Испании. И легкомысленная соломенная шляпка тоже ей к лицу. И это потрясающее кольцо с огромным зеленым камнем…

— Лесь, а откуда у тебя это колечко? — решилась спросить Нина. — Я его раньше у тебя не видела.

А, это? — Олеся вытянула руку и полюбовалась перстнем. — Красивое, правда? А стоит копейки. Я его на пляже в сувенирной лавке купила.

— Да? Ты знаешь, а мне кажется, что это настоящий изумруд. У меня есть друг, ювелир, он научил меня разбираться в драгоценных камнях. Сказал, что потом пригодится, — соврала Нина.

Олеся нахмурилась:

— За кого ты меня принимаешь? Думаешь, я буду врать? Сама посуди, откуда у меня деньги на настоящий изумруд?

— Ладно, Олеся, — Нина понизила голос, — я не хотела тебе говорить… Но теперь даже не знаю, как с тобой общаться. Я слышала ваш разговор с тем французом. Спонсором конкурса.

— Что? — Леся покраснела, и на секунду Нине показалось, что сейчас подруга начнет кричать на нес так, как кричала вчера на притихшего «свиномордого», но Олеся только пожала плечами. — Понятно. Что ж, значит, ты больше не захочешь иметь со мной дело. А зря, потому что я к тебе замечательно отношусь.

И тут Нину прорвало:

— Идиотка, да я тоже к тебе хорошо отношусь, неужели ты не понимаешь?! Ты мне показалась такой славной, такой невинной, когда мы познакомились! Деревенская девочка, которая вдруг стала принцессой! Я одного не могу понять, зачем тебе это было надо?!

— Что именно? — спокойно спросила Олеся. — Победа в конкурсе? Или секс с жирным уродом?

— И то, и другое! Пойми, никакая победа не стоит твоего унижения! Я вот никогда ни с кем не спала ради карьеры!

— И чего ты добилась? — усмехнулась Олеся. — Ну знает тебя кое-кто в Москве, и что? Ни особенных денег, ничего. Пойми, Нина, я хочу большего, я создана для славы. Я не хочу прозябать в деревне, я хочу, чтобы весь мир был моим!

Нина промолчала. Из самолета они вышли врозь.

Пройдя зону таможенного контроля, Нина в нерешительности остановилась. Стоит ли ей дождаться Олесю? Или они больше никогда не будут общаться? Странный у них, однако, вышел разговор, очень странный… Или сразу пойти посмотреть, не доставили ли багаж? Неожиданно кто-то довольно резко дернул ее за рукав легкого летнего плата.

— Вы случайно не Нина Зима?

Нина удивленно вскинула глаза. Перед ней стоял абсолютно незнакомый блондин в мятой футболке с огромным фотоаппаратом через плечо.

— Да, я Нина Зима, — удивленно подтвердила она. «Может быть, Вася Сохатый отправил своего шофера встретить меня?»

— Вот и замечательно! — обрадовался блондин и направил объектив на Нину.

По профессиональной привычке она улыбнулась, мимолетным движением руки поправила прическу, приосанилась.

— Хорошо, очень хорошо, — одобрил ее действия незнакомый фотограф, а потом прокричал, обращаясь куда-то в сторону: — Ребята, она здесь!!

Нина изумленно обернулась и увидела приближающуюся стайку весело гомонящих людей. У некоторых из них были фотоаппараты, другие несли на плечах массивные профессиональные телекамеры. Люди обступили Нину, перед ее лицом внезапно вырос целый лес микрофонов.

— Вопрос от телепередачи «Светская жизнь»! Скажите, а с кем вам пришлось переспать, чтобы занять четвертое место на таком престижном конкурсе?

— Ни с кем, — честно ответила немного растерявшаяся от такой наглости Нина, — поверьте, я никогда бы не стала делать этого ради карьеры.

— Знаете ли вы, что проснулись знаменитой? Ваше имя во всех газетах.

— Честно говоря, для меня это сюрприз. Но очень приятный.

— Как вы потратите выигранные деньги?

— Но я не выиграла никаких денег, — улыбнулась Нина, — деньги дали только трем призовым местам. Надеюсь, что я выиграла свою карьеру, что мне теперь легче будет пробиться.

Эта простая Нинина фраза впоследствии обойдет все светские телепередачи, ее процитируют все уважающие себя глянцевые издания. «Я выиграла свою карьеру», — говорит красавица Нина Зима, а ее глаза мечтательно блестят.

Глава 7

А через несколько месяцев после возвращения из Барселоны Нине позвонила… Олеся.

— Привет, подруга, — мрачно поздоровалась Нина.

— Издеваешься? — усмехнулась Олеся. — Нельзя издеваться над тем, кто собирается признать свою неправоту. Я позвонила, чтобы извиниться.

— Извиниться за что? — удивилась Нина. — Мне ты вроде бы ничего плохого не сделала.

— Неужели ты всю жизнь будешь ненавидеть меня за одну-единственную ошибку? — капризно спросила Леся. Тотчас же с нее слетела напускная светскость, и она снова превратилась в провинциальную школьницу. — Я же говорю, что была не права. Ты добилась настоящего успеха, а я нет. Твой путь более верный. Ну, Нина, как ты не понимаешь, с тем французом — это был для меня такой соблазн. Я так виню себя за то, что ничего тебе не рассказала, что не посоветовалась. Ты бы мне все объяснила, и я бы никогда не стала этого делать, — взахлеб говорила Олеся.

— Что ты сейчас-то от меня хочешь? — устало спросила Нина.

— Хочу с тобой опять дружить, — простодушно призналась Олеся, — ты моя самая лучшая подруга. Ты моя единственная подруга, и я тебя очень-очень люблю.

И Нина сдалась. Простила дурочку. Они встретились, Олеся разрыдалась на Нинином плече, а Нина гладила ее по голове и успокаивала: ничего, мол, страшного, это с каждым может случиться, главное — сделать выводы на будущее… В конце концов, и у Нины не было подруг, кроме Олеси. Собственно говоря, у нее вообще никогда не было подруг. Школьные подружки едва не лопнули от зависти, когда она выиграла конкурс «Мисс Егорьевск», и сразу стало понятно, что никакие они на самом деле не подружки, а так… А потом… не считать же за подружку соседку по квартире Таньку? Унылую, усталую, способную говорить только о том, как славно будет, когда она окажется на обложке журнала «Красота».

А Олеся, похоже, действительно любила Нину. И потом, она была независтливой. Говорят, что друг познается в беде. Но это неправда. Настоящий друг (а особенно подруга) познается в радости. И Олеся каждую Нинину радость воспринимала с энтузиазмом.

А Нина в свою очередь помогала Олесе. В последнее время Лесины дела шли не очень-то хорошо. Участницу такого престижного конкурса с удовольствием приглашали на кастинги, но почему-то в итоге работодатели предпочитали других девушек. Причем выгодные контракты уплывали буквально у нее из-под носа. Одна парфюмерная компания вроде бы выбрала Олесино лицо для рекламы своего нового аромата. Но в последний момент они передумали — было решено, что Олеся выглядит наивной школьницей, а для рекламы духов нужная опытная, красивая стерва.

Нина постоянно одалживала подруге деньги, она даже сняла для Олеси вполне приличную квартирку в самом центре — у Красных Ворот. К тому же Леся постоянно получала от Нины подарки — то упаковку новых дорогих колготок, то губную помаду, то флакон модных духов.

О барселонской истории они никогда не вспоминали. Если не считать… В общем, однажды Нина случайно встретила подругу в итальянском ресторане, где Нина ужинала в обществе Василия Сохатого. Причем ресторан этот был настолько дорогим, что вечно нуждающаяся Олеся не могла туда попасть ни под каким предлогом. Если только ее не привел богатый поклонник.

Девушки столкнулись в туалете, одновременно отразившись во весь рост в золотистом зеркале.

— Олеся, — удивилась Нина, — что ты здесь делаешь?

— Ты имеешь в виду в туалете? — Девушка растерянно улыбнулась. — Да вот, губы зашла подкрасить. Ты замечательно выглядишь!

— Я имею в виду в этом ресторане? Я вчера одолжила тебе триста рублей, ты сказала, что у тебя нет денег даже на метро. А ты в курсе, что обычный чай стоит здесь пятьсот рублей?

— Нина… я… — Олеся замялась, — я пришла не одна.

— Это я уже поняла, — вздохнула Нина.

— Нет, ты поняла неправильно! Нина, у меня роман! Он замечательный человек, очень добрый, очень меня любит, и я его тоже люблю! — горячо доказывала Олеся.

— И кто же этот прекрасный принц?

— Он… президент модельного агентства «Глория»…

— И ты связалась с ним не в корыстных целях? — Нина насмешливо приподняла бровь.

— Что ты! — округлила глаза Олеся. — Я просто влюбилась! А что он президент агентства — так что же? Я с ним вообще случайно познакомилась!

Вскоре Нина узнала, что Олеся встречается не только с президентом модельного агентства «Глория», но и с главным редактором модного журнала «Стиль и образ». А еще — с генеральным директором одной парфюмерной компании. И с подающим большие надежды молодым богатым дизайнером. В конце концов, Нина махнула рукой. Кто она такая, чтобы так вот агрессивно вмешиваться в чужую жизнь? Да и Олеся осмелела — теперь она больше не скрывала от Нины своих кавалеров.

— Знаешь, Нинка, я считаю, что тебе просто повезло, ты не правило, а скорее исключение. Мужчины правят миром, а женщина ничего не может добиться без их помощи. Ты исключение из этого правила.

— Я не исключение, — сердилась Нина, — а что ты болтаешь — полный бред!

— Ну хорошо. Нина, а кем ты будешь работать через десять лет?

— Надеюсь, придумаю что-нибудь, а почему ты спрашиваешь?

— А потому, что когда ты состаришься, ты никому не будешь нужна. Вот выйдешь из модельного возраста — и что? А я хочу выйти замуж! Выгодное замужество — вот гарантия настоящего успеха!

Нина в ответ только усмехнулась и спорить с Олесей не стала. В конце концов, каждому свое. Хотя слова Леси немного ее задели.

Почему ей, Нине, так не везет в любви? Вот та же Олеся, ничуть не красивее нее, а меняет мужчин, как нижнее белье! Правда, многие из них сами ее бросают, но Нину-то даже бросить некому! Она ведет активную светскую жизнь, и каждый день приносит ей миллионы шапочных знакомых, среди которых, бесспорно, есть и достойные мужчины.

Впрочем, один преданный поклонник у нее все-таки был, и звали его Василием Сохатым. Конечно, Нина все прекрасно понимала, она видела, что он давно влюблен в нее, что он страдает. Но ей удобно было делать вид, что она ничего не замечает. А ему было удобно держать хорошую мину при плохой игре. Он постоянно рассказывал Нине о своих новых подружках:

— Представляешь, Нинель, вчера познакомился с потрясающей девкой, она на Дженнифер Лопес чем-то похожа! И она мне теперь весь день звонит. Влюбилась, наверное. Никогда не понимал женщин, ну чего они во мне находят?

А Нина отвечала:

— Да я и сама почти в тебя влюблена!

Однажды она сделала Васе подарок. В последнее время ему не слишком везло. Первая удачная коллекция забылась, а вторая не принесла ожидаемых дивидендов — ее почти никто и не заметил. Теперь Вася готовился порадовать богему своими новыми творениями. Он уже и эскизы нарисовал, только вот денег на дорогие материалы у него не было. Нина заказала в Милане лучшие ткани, самые модные и дорогие, и арендовала на целый год просторное чердачное помещение в старом сталинском доме на Фрунзенской набережной — чтобы у Василия наконец появилась своя мастерская. Когда она преподнесла ему новенькие серебристые ключики, Вася слегка смутился и даже сначала не хотел принимать подарок.

— Что я, альфонс какой-нибудь? Строить свою карьеру на женских деньгах?

Нина удивилась. Сама она воспринимала Васю как старшего брата, ей нравилось, что есть возле нее мужчина, с которым можно поддерживать вот такие практически бесполые отношения. И вдруг такое заявление — «альфонс», «женские деньги». Нина попробовала обернуть его обиду в шутку.

— О, а ты, оказывается, шовинист? — хихикнула она.

— Да, — совершенно серьезно ответил Вася, — я считаю, что мужчина гораздо сильнее женщины. Реальную карьеру должен делать мужчина. Он должен зарабатывать основные деньги. Женщина тоже, конечно, может работать, если захочет. Но пусть она тратит свои деньги на свои дамские шалости.

Ключи он все-таки взял. Но на следующий же день преподнес Нине ответный подарок — годовой абонемент в закрытый шикарный спортивный клуб «Элита-спорт». Абонемент представлял собой обычную пластиковую карточку размером с визитку, но Нина знала, что этот золотистый прямоугольник стоит чуть ли не в два раза дороже, чем годовая аренда мастерской. Она была тронута — в последнее время Васин кошелек безнадежно пустовал. Значит, он потратил последнее, чтобы преподнести ей такой шикарный подарок!

— Вася, ну зачем ты так? — упрекнула она, пряча карточку в бумажник из страусиной кожи. — Неужели мы с тобой теперь устроим социалистическое соревнование на тему, чей подарок дороже?

— Буду не против, — усмехнулся Вася, которому явно польстило ее радостное удивление, — а ходить в спортивный клуб тебе не помешает. А то на себя посмотри, одни кости. Скоро субтильный типаж выйдет из моды, на подиумы выйдут мускулистые красавицы, куда ты тогда денешься? Полы мыть будешь?

— Напишу мемуары, — улыбнулась она, — мне есть что рассказать широкой общественности.

Конечно, клуб она все же посетила. Тем более что располагался он в нескольких кварталах от ее дома, в трехэтажном отреставрированном особнячке. Когда Нина впервые потянула на себя тяжелую дверь из настоящего дуба, она была по-настоящему шокирована. Меньше всего это место походило на спортивный клуб. Крашенные в персиково-розовый цвет стены (последняя разработка итальянских дизайнеров), полукруглая стойка администратора, выполненная в стиле модерн, гардероб с блестящими металлическими вешалками — все это скорее напоминало декорацию к голливудскому футуристическому фильму. За стойкой администратора сидела молодая женщина, представляющая собой двойника Памелы Андерсона — то же точеное, загорелое личико, те же блондинистые кудри, в художественном беспорядке раскиданные по круглым плечам, тот же силиконовый бюст. Нина хотела представиться, но администраторша ее опередила:

— Здравствуйте, Нина, — сладко улыбнулась она. обнажая безупречные керамические зубы, — идемте, я покажу вам, где раздевалка. Будете заниматься с личным тренером?

— А мы знакомы? — Нина внимательно смотрела на администраторшу. По внешним данным она вполне могла когда-то работать на подиуме. Скорее всего, они встречались на одном из бесконечных показов.

— Нет, конечно, просто вы такая известная, мне очень нравятся ваши фотографии, и я смотрела трансляцию с конкурса «Модель года», — почтительно улыбнулась администраторша.

Нина тоже улыбнулась в ответ, она никак не могла привыкнуть к своему новому звездному статусу. Когда с ней здоровались незнакомые люди, она пугалась и, напрягая память, мучительно вглядывалась в лицо собеседника.

Привычный шейпинг считался здесь пережитком прошлого. Степ, слайд, фит-болл, аквааэробика, фанк-дэнс — на Нинину голову обрушился целый водопад незнакомых слов.

— Ну, что вы надумали? — обратилась к ней инструкторша, строгая амазонка в отчаянно красных штанах. — Сейчас как раз начинается мое авторское занятие по йоге. Это курс для новичков, называется «Семь асан». Не пройдет и месяца, как вы будете стоять на голове, сидеть в позе лотоса и, выгнувшись мостиком, просовывать голову между собственных ног!

— Нет, что вы, я еще подумаю, — перепугалась Нина, невольно представив себя в такой позе на каком-нибудь кастинге, — лучше я для начала в тренажерный зал схожу.

— Зал так зал, — не стала спорить инструкторша, — прямо по коридору, потом налево.

В тренажерном зале было малолюдно, ненавязчиво звучала ритмичная мелодия. Все тренажеры были новенькими — словно их только что принесли из спортивного магазина. Возле каждого стояли вентилятор, автомат с прохладной минералкой и шкафчик с чистыми полотенцами.

— В наш клуб можно приходить налегке, — похвасталась администраторша, — мы предлагаем клиентам чистые полотенца, одноразовые купальники и спортивные костюмы, а также шампуни, косметику…

Нина в нерешительности остановилась перед одним из тренажеров, больше смахивающим на гинекологическое кресло. Интересно, как на него садиться? Почему в зале нет тренера? Удобно ли будет попросить кого-нибудь помочь ей?

Она огляделась вокруг. На беговой дорожке занималась полная женщина в нелепом розовом костюме — она бежала, высоко поднимая колени, и была смешна, как цирковой пудель на коньках. Приглядевшись повнимательнее, Нина поняла, что это известная певица, звезда российской эстрады. Желтые газеты сплетничали, что недавно она нашла себе молоденького любовника. Вот, наверное, и старается согнать лишний жирок, чтобы мальчик не бросил ее ради какой-нибудь стройной модельки.

Справа от нее известный политик Воевал со штангой. Наверное, он хотел произвести впечатление на окружающих, и поэтому выбрал самую тяжелую «железку». Его лицо было малиновым и потным, он пыхтел, сопел, даже тихонько рычал, но поднять штангу так и не смог.

В зале находился еще один мужчина. Мускулистый и загорелый, одетый в белый дорогой спортивный костюм, он сидел спиной к Нине и меланхолично накручивал педали велотренажера. «Лучший кандидат в помощники», — подумала она и тихонько позвала:

— Простите, пожалуйста, не могли бы вы мне объяснить, как пользоваться этим тренажером?

— Конечно, с удовольствием, — приветливо улыбнулся мужчина, — тем более что это мой любимый тренажер.

Он обернулся, Нина взглянула и чуть не упала в обморок.

Это был Иван Калмык.

Когда-то (совсем недавно, а ей казалось, что прошла уже сотня лет) она безжалостно распрощалась со своим прошлым, вышвырнула его вон, как рваные колготки, решительно захлопнула перед его носом дверь и даже визитной карточки на память не попросила. Она была провинциальной королевой красоты, а стала московской племянницей многообещающего модельера Василия Сохатого. У нее было фальшивое имя и фальшивые документы. От прошлого остались только редкие кошмарные сны, тонкий шрамик от пластической операции за ухом и мамин голос в телефонной трубке.

Мама звонила все реже и реже. Неужели догадалась, что Нина вряд ли когда-нибудь вернется в Егорьевск? Нине даже было немного обидно — другая родительница бы сорвалась в Москву, весь город бы на уши поставила, но отыскала потерявшееся дитя. А Нинину маму по-прежнему не волновало ничего, кроме собственной личной жизни.

Когда они разговаривали в последний раз, мама весело сообщила:

— Доча, а у меня радость. Похоже, наконец-то я нашла мужчину своей мечты. Он капитан дальнего плавания, представляешь? Идеальный муж для меня. Полгода дома, все остальное время в море. Успею и соскучиться', и пошалить!

И только потом мама спросила:

— Ну а ты-то как?

— Нормально, — лаконично ответила Нина.

— Все по подиуму ходишь?

— Нет, — соврала Нина, — нашла другую работу, секретаршей. Отлучиться никак не могу, иначе уволят. Но возможно, приеду на майские праздники.

— Что ты, не надо! — неожиданно перепугалась мама. — Не приезжай пока. Я жениху своему соврала, что мне тридцать два. Он мне не поверит, если узнает, что у меня такая взрослая дочь.

«Он и так тебе не поверит. Если, конечно, он не полный дурак», — подумала Нина, вежливо попрощалась и повесила трубку.

Иногда на светских мероприятиях она встречала Александрину Шустряк. Президентша агентства «Феникс» выглядела великолепно — похудела, покрасилась в медно-рыжий и, кажется, сделала небольшую подтяжку на лице. Нину она не узнавала, да и Нина к ней не подходила.

Однажды на одном из показов мод Нина встретила свою бывшую соседку по квартире Таньку. Татьяна работала… уборщицей. Кажется, это было шоу причесок, в Москву приехал какой-то звездный немецкий парикмахер, он стриг и причесывал моделей прямо за кулисами. А Танька, одетая в синий форменный халат, сметала грязным веником чужие волосы. Выглядела она отвратительно — давно не мытые волосы, неестественно-белые на концах и почти черные у корней, серое, усталое лицо, неаккуратные руки с обломанными ногтями. Нина не удержалась и подошла к бывшей товарке. Риска не было — в изящной по-европейски модели Таня вряд ли узнала бы запуганную круглощекую провинциалку, какой была когда-то Нина.

— Мы с вами нигде не встречались? — дружелюбно спросила Нина. — Может быть, участвовали вместе в показе мод?

Таня распрямилась и, прищурившись, посмотрела на незнакомку, как бы прикидывая, не издевается ли над ней эта холеная манекенщица?

— Вы ведь тоже модель, я вас определенно где-то видела. — Нина постаралась улыбнуться как можно искреннее.

— Да, модель, — подтвердила Танька, и Нина заметила, что ее голос стал более низким и хриплым.

— Больше не работаешь?

— Работаю, еще как! — Таня самодовольно улыбнулась и кокетливо поправила выбившуюся из «прически» сальную прядь, — вот на следующей неделе меня будут снимать на обложку журнала «Красота»!

Нина чуть не поперхнулась. И тогда, два года назад, Таня мечтала оказаться на обложке. Вроде бы ее приятель, какой-то бизнесмен с садомазохистскими наклонностями, обещал ей в этом посодействовать.

— Ты, кажется, там уже появлялась несколько лет назад?

— Нет пока, — Таня вздохнула, — это не так просто. Но у меня есть влиятельный друг, он и устроил эту съемку. Конечно, они согласились только потому, что я им очень понравилась. А уборщицей я работаю просто так, для прикола. Ну ладно, некогда мне с тобой переливать. Вон сколько волос набросали, пойду подметать.

И Таня подхватила свое ведро. Нина была шокирована. Неужели можно вот так измениться за каких-то два года? Ее бывшей товарке, должно быть, всего двадцать семь, а выглядит она на все сорок. Кажется, раньше она была аппетитно полненькая, теперь же осунувшаяся и тощая. Подумав, Нина незаметно сунула в карман Таниной куртки три стодолларовые бумажки. Больше они никогда не встречались.

И вот теперь — Иван Калмык. Загорелый, отдохнувший, великолепно выглядящий. Смотрит на нее немного удивленно и приветливо улыбается уголками губ.

— Ты… вы… — выдохнула Нина.

— Мы знакомы? — спросил он и сам же ответил: — Вряд ли. Я не смог бы забыть такую потрясающую женщину.

— Да… Я, видимо, с кем-то вас перепутала, — спохватилась Нина. Какая же она дура, ее ведь теперь не узнать! Да и вряд ли он вообще ее запомнил. У него, наверное, таких эскорт-девочек миллион!

— А может быть, выпьем соку в фитобаре? — внезапно предложил он — Здесь делают потрясающие фруктовые коктейли, нигде в городе таких не найти.

И она согласилась! Мило улыбнулась, подхватила свою спортивную сумку и поплелась за ним, словно сказочная крыса за волшебной дудочкой.

Там, в уютной соломенной нише, Нина еще раз выслушала уже знакомую ей историю. Он сказал, что его зовут Иван Калмык. Он сказал, что его сеть ресторанов прогорела, но зато теперь у него свой салон красоты. Он сказал, что очень одинок и никак не может встретить девушку своей мечты. И при этом красноречиво посмотрел на Нину.

А она почти ничего о себе не рассказывала. Только обмолвилась, что работает моделью.

— А, так вот где я тебя видел, — оживился он. — Ты снималась в рекламе шампуня, этот ролик целыми днями по телевизору крутят.

— Точно, — скромно подтвердила она.

— Ты мне как раз и нужна, — он накрыл ее ладонь своей холеной рукой, — дай мне телефон твоего агента. Хочу снять тебя в рекламе моего салона красоты. Заплачу десять тысяч долларов за один день работы.

— Таких цен в Москве нет, — усмехнулась Нина, — я же не Синди Кроуфорд.

— Синди Кроуфорд — просто корова по сравнению с тобой, — простодушно заметил он, — а насчет цены… Мне для своего салона ничего не жаль…

— Как знаешь, — улыбнулась она, — я, конечно, отказываться не буду.

Иван внимательно, ничуть не смущаясь, ее рассматривал — словно она была не живым человеком, а безмолвным портретом, висящим в картинной галерее. Наконец он сказал:

— Знаешь, а ты мне кого-то напоминаешь… Подожди-ка… — он нахмурился, — твои глаза…

Нина инстинктивно втянула голову в плечи. Но Иван ее так и не вспомнил.

Глава 8

В середине октября выпал первый снег — обильный и пушистый. Ранняя зима удивила и напугала сонный город, москвичи еще не успели достать с пыльных антресолей теплые шубы и отчаянно мерзли в осенних, продуваемых плащах. На дорогах кишели машины — бесконечные пробки доводили до бешенства нервных автолюбителей.

Мерзла и Нина.

Первого октября Нина Зима снималась для разворота модного богемного журнала «Такси». Она должна была демонстрировать коллекцию вечерних платьев Василия Сохатого. Новая Васина коллекция была выдержана в этническом стиле — льняные накидки с вышитым красными шелковыми нитями орнаментом, легкие плащи с разлетающимися книзу рукавами, юбки, просторные шаровары. Орнаменты, кстати, Вася заказывал у настоящих деревенских вышивальщиц, самой младшей из которых перевалило за девяносто.

Стилист из журнала посмотрел на коллекцию и придумал идею для съемки — Нина будет изображать язычницу, и снимать ее надо в осеннем лесу.

Кто же мог знать, что за одну ночь лес из осеннего превратится в зимний? Проснувшись утром и увидев снег, Нина даже обрадовалась: может быть, съемку перенесут в теплую, комфортабельную студию. Но стилист, активная рыжая девушка, бодро сказала:

— Зима — это даже лучше! Я это вижу. Ты, Нина, босая, в снегу, на берегу холодной реки, смотришь в камеру без улыбки, сидя на корточках. Такая зимняя русалка.

Нина и Вася переглянулись.

— А ты уверена, что я выдержу на таком морозе? — осторожно спросила Нина.

— Конечно, уверена! — заулыбалась стилистка, которая, видимо, была девушкой оптимистичной. — Вот мы прошлой зимой снимали Марианночку, она сейчас в Париже работает. Так было пятнадцать градусов, а Марьянка была босиком и без нижнего белья, в таком легком кукольном платье с оборочками: она изображала куклу. В перерывах между съемками мы ее водкой растирали. И ничего — даже не чихнула. А сейчас всего-то минус два. Да разве это мороз?

«Вот и постой сама босиком на снегу, а я на тебя посмотрю», — хотела сказать Нина, но удержалась.

Гримировали ее в автобусе. Визажист нанес на ее лицо самый светлый тональный крем, на губы — матовую темно-коричневую помаду, он не стал маскировать специальным карандашиком синяки под ее глазами, а спутанные волосы даже не стал расчесывать — просто уложил на косой пробор.

— Так я похожа не на русалку, а на утопленницу, — хмыкнула Нина, разглядывая себя в маленьком зеркальце.

— А русалка — это и есть утопленница, ты что, не знала? — буркнул мрачный визажист.

Нина в последний раз посмотрела на себя в зеркало, скинула ботинки и пальто и босиком встала на снег.

Она вспомнила, как снималась для немецкого каталога мод. Тоже в легкой одежонке, тоже босая на снегу. Почему тогда ей совсем не было холодно, а сейчас все руки покрылись гусиной кожей? Может быть, там, во Французских Альпах, теплее, оттого что нет ветра? А возможно, тогда ее согревали мысли о любви.

Через пятнадцать минут Нина перестала чувствовать собственные ступни. Она сидела на корточках, обняв колени руками, совершенно не обращая внимания на фотографа и осветителей, суетящихся вокруг. Взгляд ее был пуст, мысли обледенели.

— Замечательно! — кричала стилистка. — Нина, ты — это нечто! Фантастика. Настоящая Снегурочка.

Снегурочка… Так, кажется, когда-то называл ее Иван Калмык. Угадал этот лед, эту холодноватую покорность обстоятельствам?…

Иван… На этой неделе он звонил ей четыре раза. Его предлоги были надуманными, Нина чувствовала, что ему просто хочется с ней поговорить. Он по-прежнему настаивал на съемке, уверял, что нигде больше не найдет такой замечательной модели. Но она чувствовала, съемка — это тоже предлог и что он собирается заплатить ей десять тысяч долларов за несколько часов работы потому, что просто хочет произвести на нее впечатление. Он думает, раз она известная модель, значит, привыкла получать от мужчин шикарные подарки. Это такой стереотип. Раз девушка носит роскошные наряды и улыбается с обложек престижных журналов, — значит, это дорогая девушка. Как покорить такую? Конечно, деньгами — ведь у любой дорогой девушки есть цена. Как сказал один философ — если женщина знает себе цену, значит, она неоднократно ее называла.

— Нина, еще полчасика поработаем, пока пленка не кончится, а ты можешь немного погреться в фургончике. У нас там есть термос с горячим какао!

Нина усмехнулась, но возражать не стала. И это называется топ-модель? Это называется звезда? Да какая-нибудь Элль Макферсон на ее месте возмущенно отправила бы куда подальше и стилистку, и ее непонятную концепцию! Западная известная манекенщица ни за что не стала бы позировать почти голой на снегу, — конечно, если бы ей не заплатили за это несколько десятков тысяч долларов. Нина же должна была получить всего двести.

Свой двадцатый день рождения Нина Зима отметила в небольшом ресторанчике на окраине Москвы. Ресторанчик был уютным, цены — невысокими. Нина не стала приглашать много гостей. Но получила немало подарков.

Директор агентства «Севен санз» Геннадий Орлов, несмотря на некоторую неприязнь к одной из лучших манекенщиц, прислал ей шикарный букет роз и набор эксклюзивной косметики от Шанель.

Вася Сохатый подарил ей огромного плюшевого слона (игрушки-акселераты только начали входить в моду) и несколько самых дорогих костюмов из своей коллекции.

— Вася, мне даже неудобно, — Нина примерила на себя одно из его платьев, — ты бы мог заработать на них такие деньги.

— Ничего, можешь считать это рекламной акцией, — подмигнул Василий, — ты моя ходячая реклама. Когда какой-нибудь журналист спросит тебя, у кого ты предпочитаешь одеваться, ты назовешь меня, гордо продемонстрировав при этом этикетку. Да, и не забудь добавить, что я гений. Тогда ко мне клиенты косяком повалят.

Но больше всех отличился Иван Калмык. Он заявился на праздник с получасовым опозданием, коснулся Нининой щеки ледяными с мороза губами и преподнес ей ключи.

— Что это? — удивилась она. — У меня уже есть автомобиль, недавно купила.

— А это не от машины, — он загадочно улыбнулся, — я слышал, что ты снимаешь квартиру. Это правда?

— Ну да, — растерялась она.

— Так вот, больше тебе это не понадобится.

Нина недоверчиво взглянула сначала на ключи, потом на самого Ивана.

— Конечно, я не стал дарить тебе шикарные четырехкомнатные хоромы с видом на Красную площадь, — как ни в чем не бывало болтал он, — иначе это выглядело бы пошлым намеком. Квартирка скромная, на Стромынке. До центра пять минут на машине. К тому же, не сердись, но я ее обставил на свой вкус. Нанял одного известного испанского декоратора… Не хочешь взглянуть прямо сейчас? — добавил он, наклонившись к ее лицу.

И Нина не отказалась! Решительно подкрасила губы, накинула на плечи новую норковую шубку и покинула ресторанчик по-английски — под руку с Иваном.

В машине он уселся на заднее сиденье вместе с Ниной и сразу же полез целоваться. А ей было неудобно, она видела перед собой затылок шофера, и ей казалось, что он украдкой за ними наблюдает в зеркальце заднего вида.

«Скромная» однокомнатная квартирка на поверку оказалась шикарной и стильной. Возможно, миллионер Иван Калмык не видел в ней ничего особенного, но Нина никогда в таких хоромах не жила.

— Прямо как у кинозвезды на развороте светского журнала, — воскликнула она.

— Ну скажешь тоже, — польщен но улыбнулся он, — но я старался.

Она ходила по комнатам и восхищенно вздыхала, словно провинциальная тетушка в Эрмитаже. Вот они, вожделенные квадратные метры! Золотая мечта любой хваткой немосквички. Недурно, недурно… Крашенные в бледно-розовый цвет стены («Обои — это прошлый век, моветон», — объяснил Иван), треугольный коричневый паркет, низенький диван в японском стиле, стеклянный журнальный столик… По-мужски лаконичный минимализм. Ничего лишнего, никаких хрусталей-цветочков-оборочек, нет места глупой романтике и сентиментализму.

Конечно, Нина совсем по-другому обставила бы свою квартирку. На окна повесила бы трогательно-розовые занавесочки, а не эти офисно-серые жалюзи. Цветы бы комнатные рассадила по огромным разноцветным горшкам…

— Ну что, нравится тебе? — Нине показалось, что он немного нервничает.

— Конечно, — она пожала плечами, словно привыкла получать такие подарки каждый день, — и все-таки это слишком дорого. Мы ведь почти незнакомы. Я буду чувствовать себя обязанной.

Они присели на диван. Низкий какой — всего сантиметров двадцать от пола. Нина почувствовала себя неловко — такая мебель явно создана не для ее модельного роста. Подбородок упирался аккурат в колени. «Диван однозначно поменяю!» — решила она.

Мебель японская. — Иван словно оправдывался, _ заказывал по каталогу. Это сейчас очень модно. Но если хочешь, я его заменю. Какой стиль тебе больше нравится?

— Не стоит, ты и так потратился, — отказалась она.

Нинин взгляд немного потеплел — надо все-таки проявить вежливость. Она искоса поглядывала на Ивана.

А он истолковал этот взгляд по-своему. Его холеная рука опустилась на Нинино плечо. Ладонь Ивана была горячей — Нина почувствовала это даже через шерстяное платье. Его пальцы тотчас же запутались в Нининых волосах, взгляд затуманился.

— Какие волосы мягкие, — голос стал тихим и вкрадчивым, — некрашеные. Терпеть не могу женщин с крашеными волосами. Сейчас почти все красят… Ты, Нина, особенная.

Он наклонился к ее губам, ее глаза закрылись, а тело обмякло; она уже готова была растаять, умереть в его руках, но в последний момент совладала с собой.

— А у тебя, Ваня, много было женщин?

Он ничуть не смутился:

— Любовниц — да. Любимой — не было давно.

— Ты знаешь… одна моя подруга… я ей сказала, что мы общаемся. И она сказала, что много раз видела тебя на разных мероприятиях с девочками из ее модельного агентства… с эскорт-девочками.

Она задохнулась, едва сдерживая волнение. Вот сейчас Ваня посмотрит на нее внимательнее и конечно же узнает ту, прежнюю Нину.

И он действительно внимательно на нее посмотрел. Его брови удивленно взлетели вверх. Нине захотелось исчезнуть, раствориться, в крайнем случае — забраться под низенький японский диванчик, так чтобы ее не было видно. Сейчас еще чуть-чуть и…

— Вот как? — спросил он, и Нина поняла — не узнал. — Вообще я давно этим не занимаюсь. Был у меня в жизни период, когда я заказывал эскорт-девчонок. Но не по легкомыслию, а из-за большой любви.

Нина затаила дыхание. Она сделала вид, что задумчиво смотрит в окно, но боковым зрением хорошо видела Ивана. Из-за большой любви! Любви к ней, Нине?… А к кому же еще?! Фарс, бред! Сейчас он нехотя расскажет ей о забавной скромной девочке из агентства «Феникс», а она со слезами на глазах расскажет правду. Он прижмет ее к груди, они будут жить долго и счастливо и, если повезет, умрут в один день. Как в сказках со счастливым концом.

— Расскажи, — охрипшим голосом попросила она.

— Да нечего рассказывать, все кончилось давно.

— И все-таки!

— Ну если ты так хочешь… У меня жена была, певичка. Эльвирой зовут. Да ты, наверное, слышала ее песни.

Нина едва не брякнула: «Да, ты рассказывал!» — но вовремя остановилась.

— Она меня бросила. Ушла к какому-то безмозглому типчику с внешностью Антонио Бандераса. А я ее любил.

— И что?

— Сука она, конечно, — вздохнул Ваня, — использовала меня по полной программе. Я ей клип снял, агента дорогого нанял. У нее данных ноль, поет как беременная кошка. Но красивая, зараза. Фактически славу я ей купил. Знаешь, Нина, мне тогда даже хотелось покончить с собой…..

— И что? — Она наконец заподозрила неладное.

— Я нанимал девочек, чтобы попадаться на глаза своей бывшей в обществе длинноногих блондиночек. Эльвирка полненькая была, она похудеть мечтала. Вот я специально и выбирал самых тощеньких, ей назло. В общем, вел себя как дурак. Представляешь, Нина, я заранее узнавал, на какие презентации она собирается пойти. А потом гордо приходил туда в обнимку с красоткой. А однажды… нет, мне даже вспоминать стыдно.

— Что? — напряглась Нина. — Что?

— Однажды я узнал, что она со своим новым любовником собирается в зоопарк. Я ее мобильник на прослушивание поставил. И тоже пришел в зоопарк с какой-то очередной милашкой. Букет девочке организовал — в самом дорогом салоне. Триста баксов отдал. Чтобы Эльвирка видела, что теряет. Но она все равно ко мне не вернулась.

— А эти девочки? Вдруг бы они влюбились в тебя? Вдруг подумали бы, что ты за ними ухаживаешь?

— Что ты, Нина! — рассмеялся Иван. — Это же были покупные девочки! Они только мне в кошелек и смотрели, чтобы содрать побольше.

Нина улыбнулась и погладила его по руке. Так вот, оказывается, какой ты, Иван Калмык. Покупатель миловидных мордашек и влажных улыбок. Она вспомнила их совместный поход в зоопарк. Кажется, это был ранний март. Да, он еще подарил ей шикарный букет с цветной капустой. Они долго стояли возле лебединого пруда, облокотившись на ледяные перила, и Нина молча таяла вместе с грязноватым снегом. А он, оказывается, в это время искал глазами Эльвиру, звезду эстрады сомнительной величины. Нина несколько раз видела по телевизору ее клипы и отлично певичку запомнила. У Эльвиры была южная вульгарная красота, чем-то она смахивала на звезду мелодрамного бразильского сериала. Иван щурился, нервно уходил от надоедливых солнечных зайчиков, оглядывался: а вдруг мелькнет где-нибудь в толпе ее ярко-красная мини-юбка?

— Ниночка!

Она вздрогнула. Лебеди растаяли, и сияющие лужи тоже. Она сидела на неудобном низком диване, а рядом с ней — Иван Калмык, и его лицо так близко, что Нина чувствует на своей щеке его дыхание. А свет он уже выключил — и когда только успел?

— Ниночка, когда я тебя увидел, то все сразу понял!

— Что понял? — недоверчиво спросила она.

— Что ты похожа на принцессу из детского кинофильма. Что у тебя руки мягкие, как у ребенка. Что ты самая красивая девочка из всех, кого я встречал. Что ты…

— Ладно, Ваня, — Нина встала с дивана, — у меня завтра тяжелый день.

— Но…

— Кастинг завтра, — перебила Нина, — очень ответственный. Мне необходимо выспаться.

— Неужели модели твоего ранга ходят на кастинги вместе со всеми?

— Увы. На Западе у каждой известной модели портфолио лежит в агентстве. У нас такого нет. Когда я была в Лондоне, сфотографировалась рядом с портфолио Кейт Мосс. Оно весит килограмм двадцать. — Нина теснила Ивана к двери.

Он поскучнел, потом нарочито бодро заметил:

— Ладненько! Но не забудь, что в конце следующей недели ты снимаешься для рекламы моего салона. Ничего не назначай.

— Это решает агентство, а не я, — мягко улыбнулась Нина, — ты же знаешь телефон в «Севен санз», вот там обо мне и спроси.

— Хорошо-хорошо, — он суетливо собирался, зачем-то подтянул и без того безупречный узел на галстуке, сдул с плеча несуществующие ворсинки, — но, может быть, мы увидимся пораньше, а? Ты знаешь, недалеко от моего дома открылся замечательный китайский ресторан…

— Возможно! — Нина подала ему пальто.

— Нина, я… я позвоню тебе завтра, хорошо?

— Ладно. Может быть, и правда встретимся в конце недели.

Когда же за Иваном захлопнулась дверь, Нина облокотилась о нее спиной и сползла прямо на пол. Как бессмысленна жизнь! Какой бездарно замкнутый сюжет, прямо как в плохом сентиментальном кино! Неужели она все еще влюблена в Ивана?

Нина вдруг вспомнила показ мод в антикварном салоне. Тогда она смело напялила на себя черные кружева вдовы. А одна из манекенщиц сказала, что это плохая примета, что теперь Нине никогда не повезет в любви. Нина тогда весело отмахнулась — молодая была, несмышленая. А ведь так оно и вышло. Может быть, черное платье здесь ни при чем. Но… А если рассказать ему все? Нет, не поймет… Хотя кто знает… может быть, все зависит от того, как построить разговор. Что ж, она встретится с ним, как и обещала, и все ему расскажет. А там видно будет.

Разбудил ее резкий телефонный звонок — звонил возмущенный Вася Сохатый. Нет, недаром она считала телефон своим заклятым врагом.

— Вася, ты что звонишь в такую рань? — простонала она.

— Ничего себе рань, уже половина третьего! Хотя, ты, конечно, утомилась за ночь! — Голос Василия был налит ядом. — Этот тип, который подарил тебе квартиру, наверное, замечательный любовник. Если бы я мог, я бы и загородного дома для тебя не пожалел!

— Вася, ты…

— Да, я подслушивал! — перебил он. — Однако какой хам этот нувориш! Уж раз решил раскошелиться, мог бы и на что-нибудь подороже! А то однушка. Дешевка!

— Вася, помнишь, как мы с тобой поссорились во Франции? — мягко спросила Нина. — Ну из-за Клода, инструктора. Ты мне тоже тогда звонил.

— Ну и что? — буркнул он.

— Неужели ты хочешь, чтобы мы поссорились опять? Ты же обещал никогда мне не мешать! Моя личная жизнь касается только меня. Если это тебя утешит, то с Иваном у меня ничего не было. Но оправдываться я не собираюсь.

— Да что ты так кипятишься? Я просто расстроился. Ведь я еще не подарил тебе главный подарок.

— И что это за подарок? Говори скорей! — с преувеличенным энтузиазмом поинтересовалась она.

— Не знаю, захочешь ли ты его принять, учитывая твой новый роман… Но, Нина, меня пригласили с моей коллекцией в Нью-Йорк! Я думал, что ты согласишься поехать со мной. Ты ведь мало работала за границей, а тут такая возможность. Мы жили бы в шикарном отеле «Пьер», у меня там к тому же есть знакомый, менеджер модельного агентства… Улетаем на следующей неделе, визы я уже оформил по знакомству. Это был сюрприз…

Глава 9

Итак, в начале весны Нина улетела в Нью-Йорк — вместе с Васей Сохатым и его новой коллекцией. С Иваном Калмыком она попрощаться не успела.

Вернулись они только в конце осени. В Америке Нинино портфолио распухло — она снялась для американского «Bora» и «Базара», отрекламировала зубную пасту, купальные костюмы и укладочные средства для волос. Американское модельное агентство «Голливуд моделз», сотрудничавшее с «Севен санз», предложило русской модели выгодный контракт, но Нина предпочла вернуться в Москву вместе с Васей.

…Каждые две недели она обязательно отправляла в Егорьевск деньги. Иногда ее охватывала тоска по маме, по бабушке, по брату, который, должно быть, стал совсем взрослым и вряд ли вообще Нину помнит. Изредка она звонила им, узнавала нехитрые домашние новости: Павлик окончил четверть — без троек и записался в секцию карате, а сама Надежда Николаевна в очередной раз познакомилась с потрясающим мужчиной, которого Нине до поры до времени видеть не стоит, потому что о серьезных отношениях речь пока не идет.

Иногда Нина думала: а неужели она и вправду больше никогда не увидит своих родных? А если и увидит, они ее не узнают. Она ведь так и не рассказала им о пластической операции… Девушка уезжала из Егорьевска, искренне надеясь, что через несколько месяцев вернется за школьным аттестатом, а может быть, и совсем — если модельная карьера в Москве не сложится.

Но время шло, и Нина все реже вспоминала о прошлом.

Зато прошлое однажды вспомнило Нину.

Она собиралась на очередную съемку, когда в дверь позвонили.

На пороге широко улыбалось нелепое существо женского рода. Существу было, по всей видимости, никак не меньше шестидесяти лет, но это не помешало ему выкрасить волосы в ярко-красный цвет и напялить обтягивающее платье леопардовой расцветки. Глубокое декольте щедро оголяло впалую грудь, по-черепашьи жилистую шею и дряблые руки в бурых пигментных пятнах.

— Нинель! — вдруг радостно возопило существо и неожиданно разрыдалось.

— Мама?! — Нина не верила своим глазам. — Мама, ты?!

— Я, я, — мама толкнула ее и прошла в квартиpy, — как ты роскошно живешь! Я всегда знала, что моя дочь непременно добьется успеха.

— Но… но как ты узнала меня? Как ты меня нашла?

— Сердце подсказало, — гордо заявила мама, усаживаясь на стул.

Нина засуетилась, поставила чайник, извлекла из холодильника лучшие деликатесы.

— Я давно подозревала, — тараторила мама, хищно поглядывая на красную икру, — давно подозревала, что это ты. Бабушка меня отговаривала и соседи тоже. Но я же ясно видела, что глаза твои и губы твои. Нос чуть-чуть другой, и похудела ты. Но я тебя быстро узнала.

— Почему же ты мне ничего не сказала? — упрекнула Нина. — Я бы уже сто лет назад приехала… Мама… а почему ты так выглядишь?

— Как? — мама кокетливо сдула с лица ярко-красную прядь. — Как выгляжу? По-молодежному, да? Это меня в Москве покрасили. Я зашла в один салон, и мне сказали, что сейчас так модно.

— Знаешь, пожалуй, я завтра отведу тебя к своему мастеру. Ты вообще-то надолго?

— Я не просто так приехала, а по важному делу, — важно ответствовала Надежда Николаевна.

— По какому же такому делу?

— Нина, я тоже хочу стать великой моделью, — торжественно заявила мама.

— Что? — Нина подумала, что, должно быть, она ослышалась. — Кем ты хочешь стать?

— Фотомоделью, — как ни в чем не бывало улыбнулась мама, обнажив при этом крупные желтые зубы, — я чувствую, что у меня получится. К тому же ты можешь составить мне протекцию. У тебя ведь много связей.

— Мама, но… профессия модели — это профессия только для юных девушек, — осторожно возразила Нина.

— Нина, не спорь. Я выгляжу не хуже. И вообще, любой мужчина скажет тебе, что взрослая яркая женщина — это гораздо интереснее, чем юная свистушка.

— Ладно, ма, я подумаю, — пообещала Нина, — а пока давай я возьму тебе билеты в Большой театр или, хочешь, действительно отведу тебя в свой салон красоты. Тебя покрасят в нормальный цвет, например темно-каштановый.

— Не говори глупости, — фыркнула мама, — как будущая топ-модель, я очень ответственна и организованна. Хочу начать прямо с завтрашнего дня. Во сколько ты сможешь познакомить меня с твоим агентом?

— Мама, извини. Мой агент просто не станет с тобой разговаривать. Мама, не позорься.

— Ты просто завидуешь, — обиженно протянула мама, — тебе не нужна лишняя конкурентка, вот ты и не хочешь вести меня в агентство. Что, угадала?

— Хорошо, пусть так. Но ты представляешь себе, что такое профессия модели? Это усталость и это грязь, наконец. — Нина разговаривала с мамой как с пятилетним малышом. — Представляешь, возможно, тебе придется переспать с работодателем ради карьеры! — Она округлила глаза, надеясь, что на маму подействует этот весомый аргумент.

— Ну и что? Нина, я не ханжа. Я же актрисой была, ты что, не помнишь? Как ты думаешь, кто твой отец?

— Ты никогда о нем не говорила.

— Ну вот теперь можно и сказать, — мама закинула ногу на ногу, — он был режиссером, детка. Он сказал, что если я хочу получить роль лучшей подруги главной героини, то должна отдаться ему прямо в кабинете на столе.

— И ты?… — Нина затаила дыхание.

— Конечно, согласилась! Что я, дурочка, что ли, упускать такой шанс? Он меня обманул, Нинок. Я его больше никогда не видела.

— А при чем тут мой отец?

— Так это он и есть, — вздернула плечами мама, — так что из меня получится хорошая модель. Кстати, перед тем как уехать из Егорьевска, я зашла в фотоателье. Там у меня подруга работает. Так что у меня есть все необходимые фотографии. И портрет, и фото в купальнике. Я даже сделала одну фотографию в стиле ню, без одежды. Я могу работать и в таком амплуа. Сейчас я тебе покажу. — Мама полезла было в сумку.

— Нет-нет! — испуганно остановила ее Нина.

Мама прожила в Нининой просторной квартире меньше недели. Она больше не заговаривала о модельном бизнесе, и Нина преждевременно обрадовалась, что Надежда Николаевна оставила свою безумную затею. Но однажды, придя домой, Нина мамы не обнаружила. Сначала она подумала, что взбалмошная родительница обзавелась в столице поклонником и гуляет сейчас с ним по вечерней Москве или ест свои любимые корзиночки с кремом в каком-нибудь недорогом кафе на Тверской, но потом Нина заметила, что исчез и мамин чемодан. А на кухонном столе лежит замусоленная бумажка, на которой кривым, неразборчивым маминым почерком написано:

«Доченька, прощай! Может быть, еще и увидимся, если меня не отправят работать в Париж. Я устроилась в модельное агентство, так что скоро ты обо мне услышишь.

Мама».

История эта подействовала на Нину как внезапная простуда. На ватных ногах ходила она по городу, даже боясь себе представить, куда пропала Надежда Николаевна. Разумеется, ни в какое модельное агентство ее не возьмут. И домой, в Егорьевск, мама тоже не вернулась. Нина обзвонила больницы, морги и даже сумасшедшие дома, но нигде… женщины, похожей по описанию на ее мать, не обнаружилось.

Больше у Нины не было времени заниматься мамиными поисками. Зима для манекенщицы — это практически мертвый сезон, зато весной стилисты и модельеры просыпаются от зимней спячки. Той весной Нина была нарасхват. Она опять снялась для «Космополитэна», причем на этот раз возле ее фотографии была подпись — «Нина Зима, русская топ-модель».

В начале лета ей позвонили с телевидения. Еженедельная программа «Личность недели» возжелала взять у Нины интервью. Нина сначала обрадовалась — программа эта была вечерней и имела огромные рейтинги, кого попало в нее не приглашали. Съемочная группа приехала прямо к ней на квартиру, только тогда Нина поняла, что это за страшный зверь — телевидение.

Группа состояла из молоденькой нагловатой журналистки, оператора, двух слегка подвыпивших осветителей и пожилого администратора. Все они вежливо, но твердо отказались от предложенных Ниной тапочек и прошли в комнату прямо в уличной обуви, оставляя грязные, мокрые следы на паркете и светлом синтетическом ковре.

— Где бы я могла присесть для интервью? — строго поинтересовалась корреспондентка.

— Можно в кресло, — улыбнулась Нина, — а можно на диван. Как раз рядом со мною на стене висит моя фотография из американского журнала, должно красиво получиться. И розетка здесь есть, чтобы осветительный прибор подключить.

Оператор посмотрел на нее как актер-оскароносец на статиста-неудачника. И вздохнул:

— Надо двигать мебель.

Через три часа Нинина квартира выглядела так, словно она только что в нее въехала или, наоборот, сидела на чемоданах, готовясь выезжать. Столы, стулья, кресла, письменный стол и даже шкаф были сдвинуты в один угол комнаты.

— Вот теперь у нас есть пространство и можно его чем-нибудь заполнить, — самодовольно улыбнулся оператор. В итоге кресло он передвинул на прежнее место и журнальный столик тоже.

— Садись в кресло, — велел он Нине, — вот тут как раз хорошая картинка получается. Смотри, за твоей спиной висит красивая фотография.

Нина изумленно вскинула брови.

— Но я же так и предлагала с самого начала! Вы исцарапали весь паркет, вытащили вещи из шкафов, а в итоге все осталось как было.

— Не учи ученого, — вполне миролюбиво сказал оператор, — раньше картинка слева висела, а теперь она справа. Так гораздо лучше.

— Но можно было просто перевесить картинку!

К Нининой нарядной блузке прикрепили крошечный микрофончик, сделав при этом несколько затяжек на тонкой дорогой ткани.

— Скажите, а почему вы вообще решили стать моделью, Нина? — спросила журналистка.

— Мой дядя — известный модельер, Василий Сохатый, — озвучила она заранее отрепетированный с Васей текст, — он меня и привел. Сначала я снялась для его каталога. Можно сказать, по блату. Эти фотографии заметили в агентстве.

— То есть ваша карьера началась по блату? — мгновенно ухватилась за эту тему корреспондентка.

— В модельном бизнесе сложно пробиться по блату. Практически невозможно. Вы ведь и сами это понимаете, разве нет?

— Ну хорошо, — девица издевательски улыбнулась, — значит, по блату нельзя. А вот с некоторых пор на авангардных подиумах Москвы работает дама, которая утверждает, что является вашей матерью. Разве не вы ее пристроили?

— Что? — Нина даже с кресла привстала. — Этого просто не может быть.

— Может. Наша программа взяла у нее интервью. Ее зовут Надежда Николаевна Орлова, и она вот уже две недели вполне успешно работает манекенщицей и моделью. У нее есть шикарное портфолио, и она получает двести долларов за показ.

— Нет, это не моя мать. — Нина вымученно улыбнулась. В конце концов, эта наглая корреспондентка никогда не сможет доказать обратное. — Моя мама живет в другом городе и ни за что не стала бы этим заниматься.

Вопреки Нининым ожиданиям, передача «Личность недели» получилась вполне доброжелательной. Журналистка работала на совесть — она раскопала архивы многих показов мод, в которых Нина участвовала, и видеосъемку барселонского конкурса, и множество Нининых красивых фотографий. А вот интервью Надежды Николаевны они, слава богу, в эфир не пустили. Видимо, больше поверили рассудительной Нине, а не полусумасшедшей старухе в ярких подростковых шмотках.

Зато теперь Нина легко смогла отыскать маму. Надежде Николаевне действительно очень повезло. Авангардный подиум работает по своим законам. Чем необычнее модель, тем больше ее любят авангардисты. Именно у них работают трансвеститы, и бритые наголо девицы с туманным взглядом, и знаменитая пани Броня — манекенщица, которой, наверное, уже давно перевалило за восемьдесят лет. Должно быть, Нинина мама решила составить конкуренцию именно пани Броне.

Однажды Нина посетила один из маминых показов инкогнито. Мероприятие проходило на одной из подмосковных свалок, в центре которой был наскоро построен подиум и зрительские ряды. Чем-то этот антураж напомнил девушке ее первый показ мод у Васи Сохатого. Она представляла себе, что это будет за шоу, поэтому надела старые вельветовые штаны, немного протертые на коленях (в этих мягких, уютных, но не слишком презентабельных брюках она обычно ходила по дому) и дешевую просторную клетчатую рубаху. Вдобавок добрую половину лица закрывали тонированные темные очки, а волосы она повязала старой косынкой. Конечно, ни в один приличный клуб Нину бы в таком виде не пустили, но для богемного мероприятия она оделась даже слишком нарядно и социально спокойно. Например, на стуле справа от нее сидел не слишком опрятный тип с пыльной, свалявшейся бородой, на его голове возвышался огромный бархатный колпак ядовито-зеленого цвета. А еще были среди зрителей две совсем молоденькие девушки, которые нацепили огромные напудренные парики — как у французских придворных дам с гравюр семнадцатого века. Вероятно, девчонки одолжили их в костюмерной какого-нибудь театра. Так что Нина выглядела вполне скромно и осталась неузнанной.

До последнего момента ей не верилось, что ее мать все-таки появится на этом подиуме. И все же это произошло. Надежда Николаевна была гвоздем программы и вышла на подиум в самом конце. По традиции она представляла платье невесты. Господи, что это было за платье! Скорее всего, предприимчивый модельер купил его у какого-нибудь старьевщика. Грязноватое, пыльное, полуизъеденное молью. Нинина мама смотрелась в нем как призрак из подросткового фильма ужасов. Но сама она, видимо, была в полном восторге. Ей аплодировали, ей свистели, кричали, ее фотографировали, ее называли Надин, а какой-то молодой человек даже одарил ее немного вяловатой розой.

Нина была потрясена. В довершение всего ее сосед справа, тот самый бородатый мужчина в зеленом колпаке, звенящим шепотом объявил:

— Эх, Надин, не баба, а зверь, огонь! Я ее подцепил позавчера в одном кабаке, и теперь мы вместе живем!

Нина покинула богемный праздник, не дожидаясь фуршета, почему-то ей совсем не хотелось общаться с мамой и знакомиться с ее бомжеватым обожателем. В конце концов, мама — взрослый человек. И она, Нина, никак не сможет на мамино решение повлиять. Собственно, маме совершенно на Нину наплевать. За много лет она вспомнила о единственной дочери только тогда, когда решила стать знаменитостью. И кстати, ради вот этого ряженого бородача, ради вот этого сомнительного показа мод она оставила в далеком уральском городке своего несовершеннолетнего сына и старенькую мать. А Нину она вообще бросила, когда поняла, что дочь не собирается содействовать ее «звездной» карьере. Молча собрала вещи и тихонечко ушла, даже попрощаться позабыла. И вообще, она ведь и не поинтересовалась, как Нина жила все эти годы. Отчего это вдруг она решила прооперировать лицо? Есть ли у нее кто-нибудь? Не собирается ли она выйти замуж и завести детей? Не хочет ли вернуться домой, наконец?

А она сама, Нина, чем она лучше? Она ведь тоже почти ни разу не вспомнила о домашних. Деньги посылала, подарки для брата, иногда говорила по телефону — так, пара ничего не значащих фраз. Ни разу не навестила ни старенькую бабушку, ни братишку.

Нина возвращалась в Москву с тяжелым сердцем. А придя домой, в каком-то порыве схватила телефонную трубку и набрала егорьевский номер. Ответил ей мужской басок. Наверное, один из маминых ухажеров остался в их квартире?

— Позовите, пожалуйста, кого-нибудь из Орловых, — вежливо попросила она.

— Я Орлов, — ответили ей, — Павел Орлов.

— Павлик?! — Нина едва не задохнулась от удивления. Это у Павлика, братика маленького, такой мужской, низкий голос?

«А ты чего хотела, идиотка! — мысленно отругала она себя. — Конечно, он же рос все это время. Ты думала, что он все еще играет в войну и носит костюмы телепузика?!»

Павлик ее даже не узнал.

— Кто это говорит? — поинтересовался он.

— Это Нина, — тихо сказала она, — сестра твоя, Нина. Ты меня не помнишь?

— Помню. Что я, даун, что ли? — помолчав, ответил Павлик.

— Павлик, а… как дела? — Она не знала, что спросить, она уже успела пожалеть о своем звонке.

— Нормально, — лаконично ответил он, — а тебе это действительно интересно? Что же ты тогда не звонила нам столько лет? Даже ни разу не приехала…

— Павлик, но я… я работаю все время. Ну скажи, а как бабушка? — весело спросила она.

— Бабушка? Разве мама тебе не рассказала? Она же вроде к тебе поехала!

— Да, маму я видела, — призналась Нина, — так позови бабушку. Я по ней соскучилась.

— Она по тебе тоже, — ехидно заметил он, — так скучала, что последние ее слова были о тебе.

— Как — последние?

— Так. Бабушка умерла еще два года назад.

Нина замолчала. Как же так? Кажется, мама говорила, что бабушка была в больнице. Но как она могла ничего не рассказать о ее смерти?!

— Павлик! Ты меня слышишь? Я приеду!

— Это не обязательно, — усмехнулся брат, — я скоро женюсь, и ты мне здесь не нужна… И… ты это… не бросай там маму! — И он положил трубку.

В ту ночь приснилась мама — отчего-то в костюме Снегурочки. Меховая мини-юбочка, затейливая шапка, лихо заломленная на одно ухо. А вместо Деда Мороза — противный бородач в клоунском колпаке, он щипал маму за талию, а она смеялась, смеялась…

Нина еще не раз встречала маму — в основном на светских мероприятиях, но иногда Надежда Николаевна приходила к дочери в гости. Можно только удивляться непредсказуемости фортуны. Эта комичная провинциалка в столице очень быстро прославилась. Сначала она стала королевой андерграунда, но потом и серьезные, знаменитые модельеры обратили внимание на странную пожилую девушку. Мама участвовала в каждом третьем показе и зарабатывала неплохие деньги. Через полгода ей даже удалось купить квартирку, — правда, однокомнатную и в подмосковном Новокосино, но все-таки…

Стремительно делала карьеру и Нина. Теперь она была частой гостьей на модных телепередачах, ее сфотографировали на обложку журнала «Персона» — не как модель, а как личность, героиню номера. Нине даже пришлось нанять агента, который координировал ее отношения с прессой.

Она еще раз съездила на Неделю высокой моды в Париж, а на столичной Неделе высокой моды получила статуэтку как самая красивая манекенщица Москвы. Ей даже предложили принять участие в самом престижном профессиональном конкурсе моделей «Элит модел лук», по сравнению с которым барселонский конкурс «Модель года» можно было считать деревенской художественной самодеятельностью.

Но Нина неожиданно для всех отказалась. Это конкурс для юных девочек, конкурс тоненьких носиков и пухлых розовых губ. А она, Нина, профессионал. Личность. Настоящая звезда.