Не спеши с ответом (СИ)

Глава 4

— Кто о чем, а вшивый о бане. Я тебе тут душу открываю, а ты опять о своем.

— Твоя душа очень интересная, но встречи сейчас интересуют больше.

— Будет у меня настроение, тогда будем встречаться.

— Я тебе не собачонка, — резко ответил он, но при этом с улыбкой попивал чай.

— Думаешь, что я собачонка?

— Так, оставим в покое животных. Все мы люди. И не будем друг друга обзывать.

— Договорились.

— Уже хорошо, — согласился Тим. — Я работаю день, потом ночь и два выходных.

— У меня график четыре через три, три через четыре.

— Угу. Мой график удобнее. В мои выходные будешь ночевать у меня.

— Слушай, если я сказала, что тебя понимаю, то это не значит, что я готова мириться с твоими желаниями.

— Угу. Это пожелания. Просьба. Ну хочешь, я у тебя буду ночевать, если тебе чем-то не нравится мой домик.

— Лучше у тебя. У меня однокомнатная квартира. И я с Ритой живу.

— Договорились. Это будет удобнее для всех, — ответил Тим. Поднялся. Хотел куда-то пойти, но споткнулся взглядом об собаку. — Про пса я забыл. Его же еще выгуливать надо. Как он ночь в доме один проведет?

— Я не буду с тобой жить постоянно. Если из жалости согласилась с тобой встречаться, то это не значит, что я позволю тебе сесть мне на шею, — сказала я.

— Медленно, но верно я туда заберусь. Еще и хорошо устроюсь.

— Вот еще!

— Марусь, я уже почти на ней. Смирись, — он присел около пса. Потрепал его по голове. Пока я придумывала ответ, он уже перевел тему. — Как пса назовем? Дружок или Барбос?

— Он на лису похож. Лисом?

— А где рычащие?

— Рисом, что ли?

— Рис. Мне нравится. Да и ему «Р» привычнее.

Пес лениво махал хвостом. Потом резко подскочил на лапы, почувствовав себя в центре внимания.

— Ему надо купить поводок, ошейник. От блох и глистов, — сказала я.

— Может, поедем в зоомагазин?

— Ты мои вещи выстирал.

— Тебе до дома ехать три минуты.

— Ага. А потом выходить из твоей машины в этом халате и плодить слухи?

— Тебя волнуют слухи? Вроде же к ним привыкла, — он посмотрел на меня.

— Только попробуй мне сказать какую-нибудь гадость!

— Это не гадость. Мне всегда казалось, что ты выше сплетен, — ответил Тим. Пес слегка прикусил его руку, чтоб напомнить о себе. — Глупый. Кусает руку, которая его кормит. Прям как я.

— И кого ты кусаешь?

— Всех подряд, — ответил Тим. — Не от злости. Характер такой. Но давай о другом. Чем сегодня будем заниматься? На повестке дня: купить Рису все необходимое для жизни, поклеить обои и нацеловаться.

— Вперед и с песнями.

— Хочешь сказать, что не будешь мне помогать?

— Нет.

Я рассмеялась, увидев удивление, которое отразилось на его лице. Тим провел языком по губам. Переглянулся с псом. Я же проверила вещи. Тим выжил их с помощью машинки. Они были влажные, но вода с них не капала.

— У тебя утюг есть?

— Есть.

— Доставай. Вещи подсушу.

— А потом пойдешь домой?

— Да. У тебя много дел. У меня дела. Так чего друг другу мешать? Сделаем дела, потом увидимся.

— Нее. Потом ты со мной видеться не захочешь. Скажешь, что устала. Или скажешь, что у тебя нет настроения.

— Хорошо. Допустим, ты меня убедил. Я остаюсь. Что дальше?

— Будем с тобой обои клеить.

— Я их клеила всего лишь два раза в жизни! В последний раз, когда мне нужно было в квартире сделать ремонт, то я наняла людей.

— И? У меня нет денег, чтоб нанять мастеров. Вот и придется работать нам с тобой.

— Ты не слишком ли хорошо устроился? Нашел себе любовницу. Так еще и хочешь, чтоб она на тебя работала? Это жену можно отправить клеить обои, огород поливать и полы мыть. С любовницей же отдыхают, подарки дарят, цветочки…

— У меня нестандартный подход к отношениям, — ответил Тим. Рассмеялся. — У тебя очень выразительная мимика. Ладно, не хочешь мне помогать, тогда не мешай. Сам справлюсь.

— М. Получается, ты мне предлагаешь проводить время, сидя на кровати и наблюдая, как ты обои клеишь? Очень познавательное и веселое время провождение.

— Посмотри какой-нибудь фильм. Интернет есть, — предложил Тим. — И опять, почему ты все время возвращаешься к каким-то спискам, руководствам, правилам. Как будто ты живешь по справочнику. Учебнику какому-то.

— А ты не заметил, что мы живем по общепринятым законам и обычаям. Тут ничего странного нет.

— Мне кажется, это странным, — ответил Тим. Он вышел в сени. Вернулся оттуда с рулонами обоев, пластиковым ведром и клеем.

— Нас же учат плыть по течению жизни. Мы ходим в детский сад, потом в школу. Получаем профессию, работаем, создаем семью. У нас есть определенная модель поведения, навязанная обществом. К примеру, в семье рано или поздно появляются дети. Жена их воспитывает, а муж зарабатывает деньги. Сейчас эта модель поведения несколько меняется, но для многих выглядит дико, когда муж садится дома, а жена работает. Так и в отношениях…

— Как будто кто-то будет рассказывать, как живет на самом деле, — пробормотал Тим, наливая воду в ведро из большого бака. — Многие делают вид, что живут как все, а на деле живут как хотят.

— И их осуждают другие.

— Осуждают. Потому что не понимают, что только человек решает, как ему жить, где ему жить, с кем спать и в какой позе, — ответил Тим. Он размешал клей. После этого стал разматывать рулон.

— Все это верно, но идти против общества…

— Идти против общества ради собственного комфорта вполне позволительно. Этому есть подтверждения в истории, когда люди чувствовали себя ущемленными, поэтому поднимали целую волну в обществе, чтоб их услышали и разрешили делать, что им хотелось. И потом, это все становилось нормой. Так о чем говорить, когда мы рассуждаем о частных отношениях. Тебе со мной комфортно?

— Нет.

— Допустим, тебе со мной комфортно.

— Допустим?

— Возвращаюсь к вчерашнему разговору. Если бы ты не хотела быть со мной, то тебя бы здесь не было, — упрямо повторил Тим. — Раз нам комфортно, то почему мы должны смотреть на окружающих?

— Чтоб окружающие потом протянули руку, а не плюнули в спину.

— Тебе нужны их руки?

— Не хочу плевков в спину. Боюсь куртку испачкать.

— Ее всегда можно выстирать. Вон, вчера мы попали под дождь. Неплохо так промокли. Потом еще в канаве поплавали. И что? Сегодня я их кинул в машинку. Пусть полуавтомат, но она все выстирала и отжала. Теперь вещи спокойно себе сохнут, а мы тут болтаем.

Болтаем. Я села на диван, наблюдая, как Тим нарезал обои, а пес с любопытством расхаживал по комнате, нюхая обои и клей. В итоге решил, что это скучно. Он взял палку, что лежала около печки, лег рядом с диваном, чтоб спокойно погрызть палку.

— Я бы не стал бояться чужого мнения. Я его и не боюсь.

— Потому что не сталкивался с ним.

— А ты сталкивалась?

— Бабки судачили. Осуждали. Родственники отвернулись. Родители за меня стояли. Иногда кажется, что все эти переживания их подкосили.

— Хочешь сказать, что вернувшись в прошлое, то решилась бы его изменить?

— Не знаю, — ответила я. — Никогда об этом не думала. Зачем загружать голову вопросами, которые имеют чисто теоретический и философский характер?

— Для успокоения, — ответил Тим. — Когда решишь, что в любой ситуации решение было бы неизменным, то становиться спокойнее.

Он поднял полосу. Понес ее в сторону стены. Потолки в доме были невысокие, но росту Тиму не хватало. Край полосы лег ему на голову. Даже пес перестал грызть палку, наблюдая за Тимом.

— Ты всегда такой упрямый? — спросила я, поднимаясь с дивана, чтоб помочь.

— Я не упрямый. Не понимаю, зачем мне отступать, когда надо делать? Из-за роста? Так все равно не вырасту. Значит, надо как-то выкручиваться.

— Ты раньше обои клеил? — спросила я.

— Угу. Брату помогал, когда они сняли пустую квартиру. Еще родители ремонт делали, но там больше сестры помогали.

— Давай, я клею на стены, а ты намазывай клей, — предложила я.

— Как скажешь, кэп, — усмехнулся Тим. — Почему решила мне помочь?

— Импонирует твое упрямство. Можешь многого достичь, если поставишь цель.

— А мне надо чего-то достигать? Не, я могу отрастить брюшко, заработать на мерина, потом завести себе молоденькую любовницу, которая вчера только окончила школу. Буду слушать ее наивные мечты и исполнять прихотьки…

— И как?

— Глупо, — ответил Тим. — Все это глупо.

— А что тогда для тебе будет умным?

— С тобой обои клеить. У нас это хорошо получается. Мы даже не ссоримся. Как в какой-нибудь статье про отношения. Если удастся во время ремонта пара не поссориться, то им дальше суждено вместе жить.

— Хорошо, что предупредил. Надо сейчас обязательно найти повод, чтоб поругаться.

— Попробуй. Теперь мне интересно: получиться у тебя или нет.

— Считаешь, что тебя не вывести из себя?

— Меня очень легко взять на понт. Я быстро завожусь. Все пытаюсь кому-то чего-то доказать. Но если буду продолжать так себя вести, то у тебя будет ко мне несерьезное отношение. Будешь считать, что я только и умею в неприятности попадать, — спокойно ответил Тим.

— И часто попадал?

— Когда трахать не кого, а терять нечего, то постоянно хочется каких-нибудь приключений. Но сама пойми, когда есть интерес, то можно и дома обои поклеить.

— Ты обои клеишь для себя, а не для меня.

— Ты же будешь тут проводить довольно много времени. Так что, можно сказать, что для нас, — ответил Тим.

— Твое увлечение скоро пройдет.

— Надейся, ага.

Он мне не верил, как не верит любой парень его возраста. Максимализм и юность всегда рулят, затмевая голос рассудка. Я сама в его возрасте верила в чудеса и что кто-то, но обратит на молодую женщину, пусть и с ребенком, внимание. Иногда обращали, но все чаще с какими-нибудь предложениями, которые ограничивались желанием провести вместе ночь и разбежаться на все четыре стороны. Потребности в таких отношениях не было. В то время мне хотелось эмоций, поддержки, совета, а не траханья. Хорошо, что мне хватило ума, чтоб не поддаваться на предложения, типо: давай попробуем повстречаться, а потом посмотрим, что из этого получится. Или виной всему была однокомнатная квартира, в которую нельзя было привести мужчину для встреч. Для меня было дикой мыслью, что я буду спать с мужчиной в одной комнате с ребенком. Как я и не могла подумать, чтоб бросить ребенка одного, а самой пойти гулять.

Хотя Игоря я в дом привела. Но у нас тогда было условие, что пока мы не снимем квартиру, то спать будем в разных кроватях или когда Риты не будет дома. Игорь не возражал. Тогда он снимал койку-место в комнате на восемь человек, поэтому готов был на все, чтоб перебраться в квартиру. Я этого не понимала. Посчитала, что у него ко мне любовь…

— У тебя такой вид, что ты сейчас заплачешь. Устала? Так отдохни, — сказал Тим.

— Так, жизнь вспоминаю. Когда я была такой же молодой и юной. Думала, что все можно изменить. А еще надеялась на лучшие.

— Угу, черепаха Тортила нашлась. У нас с тобой не такая большая разница в возрасте.

— Она большая. Мы на жизнь смотрим иначе. Ты прешь напролом. Я уже так не делаю, предпочитая уступить, чем спорить, — ответила я.

— Думаю, что причина не в возрасте, а в характере.

— Нет, Тим. С возрастом приходит лень. Знаешь, как в анекдоте, когда на необитаемом острове собралось трое мужчин. Молодой смотрит на другом острове девушки. Прыгнул в воду и поплыл к ним. Мужик лет тридцати пяти построил плот и поплыл на нем к амазонкам. А которому полтинник было, так тот решил на острове остаться. Ему и отсюда неплохо все видно.

— Люди все любят усреднять. Почему-то им так проще оценивать мир. Но на деле каждый человек уникален по своему. И это касается и поведения в различном возрасте. Все зависит от темперамента.

— Но все равно, больше усредненных людей, чем индивидуальных, — возразила я.

— Хочешь спорить, так давай поспорим. Может, в твоем мире, среди твоих знакомых — то норма. У меня другие знакомые и другие нормы. Возьмем парнишку. Считается, что если парню лет восемнадцать-двадцать, так у него мысли только о девчонках и трусах. На деле, есть у меня на работе один парень. Ему аккурат двадцать. Так он не особо стремится себе девчонку найти. Лениво. Разговаривали с ним. Ему лень тратиться, куда-то ходить, чего-то добиваться. Ладно, частный случай. Другой парень. Знакомый бывшей. Есть девка, готовая ноги раздвинуть, то нагибает. Нет, так ему и не надо. Берем моего отца. Мужику уже под шестьдесят. Он все еще тянет две семьи и к любовнице бегает.

— А твоя мать знает об этом?

— О второй семье? Знает. Она у него пятнадцать лет уже. Там у меня сестра тринадцати лет и брат десяти. Но мать считает, что он только помогает финансово и детей воспитывает. Она отказывается верить, что батька продолжает мать детишек в кровати греть.

— Ты-то откуда знаешь?

— Знаю. У них там любовь с большой буквы Л. Мне такое не понять, — спокойно ответил Тим. Но раздраженно кинул кисточку в ведро с клеем. — Думаешь, я не пытался как-то повлиять на все это? Он ее унижает. Она молча глотает и улыбается. При этом все…

— Счастливы?

— Хотел сказать все всё знают.

— Но они счастливы. Их эта жизнь устраивает. Не стоит беситься.

— Ты понимаешь, что она страдает?

— А ты в этом уверен? Тим, когда человек страдает, то рано или поздно он меняет жизнь. Но есть люди, которые любят несколько извращенно от общепринятых норм. Некоторые любят, когда их ремнем по заднице лупят, а некоторые ловят кайф в своем несчастье. Им нравится, что их бьют и унижают. Это может проявляться не только в сексуальных играх, но и в отношениях, в бытовом плане.

— К чему ты клонишь? — Тим внимательно посмотрел на меня. Явно пытался понять, но одновременно отказывался.

— Допустим, есть семья. Обычная семья. Он работает в офисе на средненькой должности. Она работает главным бухгалтером в фирме. Он знает, что она ему изменяет. Об этом знают их общие друзья, потому что она эти измены не скрывает. Любит языком почесать с подругами. Он же любит пожаловаться на жену. Но при этом никто на развод не подает. Говорят знакомым, что любят друг друга. Вопрос почему? А их это заводит в сексуальном плане, когда он представляет, как ее кто-то трахает. Она заводится, от мысли, что он об этом знает. Это приносит в их отношения страсть. Любят они друг друга? Думаю, что любят. Но любовь эта непривычная. Из-за этого и осуждается обществом. Легко говорить, что ты идешь против общества. Именно говорить, а не делать. Когда же дело доходит до дела, то тут возникают трудности. Первое, оказывается, что другие люди уже давно пытаются жить так, как им хочется. Второе, их выбор сложно принять. А раз ты не можешь принять выбор других, то и не сможешь отстаивать свой.

— Свой выбор легче отстоять, чем принять чужой, — возразил Тим. — Не, я знаю, что есть совершенно разные люди, с разными вкусами. Сам такой. Но когда происходит что-то плохое с твоей семьей…

— Вот про это я и говорю. Ты говоришь, что плохое. Но разве это плохо? Если два человека решили, что им комфортно жить в таком ритме. Так почему ты их осуждаешь?

— Я не осуждаю.

— Хочешь помочь? — Я рассмеялась. — В этом и проявляется твоя юность. Со временем станешь терпимее к другим.

— Знаешь, а ведь это козырь. Если мать мне что-то скажет, то я могу ей ответить, чтоб за своей жизнью следила.

— Грубо и глупо, — ответила я. — Если хочешь, чтоб к тебе серьезно относились, то не тыкай других носом в их лоток. Пусть сами в нем ковыряются. А ты в своем лотке ковыряйся. Оставь мысли о спасении. Никому оно не нужно это спасение.

— А как же сеять доброе и вечное?

— Ты хочешь сеять?

— Нет, — ответил Тим.

— Тогда о чем речь? Давай обои. Не целый же день мне тут стоять.

— Несу. А ты довольно циничная женщина.

— И? Не нравится?

— Почему? Просто заметил.

— Но должно же тебе во мне что-то не нравится.

— Любишь обманывать, — ответил Тим. — Это раздражает.

Я устала. Мы клеили обои два часа. Тим работал как робот. При этом не переставал болтать. А если не болтал, то начинал напевать себе под нос. Оставив его отмывать пол от клея, я пошла отмывать руки и поставила чайник.

— Спасибо тебе за помощь, — ставя пустое ведро, сказал Тим.

— Не расплатишься, — пошутила я.

— Интересно. Я еще и платить должен?

— А я должна работать на тебя бесплатно?

— Мы с тобой работаем на наше будущее, чтоб было комфортно жить, — ответил Тим.

— У нас нет будущего. Это короткая интрижка.

— Почему ты так думаешь?

— А я знаю, — ответил Тим. — Мы с тобой не поссорились сегодня.

— Еще не вечер.

— Посмотрим. Я сейчас в город сгоняю. Ты меня подождешь?

— Нет. Сбегу, — ответила я. Улыбнулась. — Оставлю открытым дом и сбегу.

— Я серьезно.

— И я серьезно. Считаешь, что я настолько отбитая на голову? Чего ты так боишься, что я сбегу?

— Сама говоришь, что только и думаешь, как сбежать, — он достал кружки. Кинул туда пакетики.

— Я думаю, что мы можем повстречаться какое-то время.

— Серьезно?

— Да. Раз так получилось, то ничего не поделаешь. Как надоест, так разбежимся.

— Хорошо. А чего так резко изменила свое решение?

— Считай, себя вспомнила. Жалко тебя стало.

— Плевать. Главное, что своего добился. Твое мнение потом подкорректируем.

— Утюг дашь? Я вещи поглажу. Хочу домой сходить.

— Потом вернешься?

— Сказала же, что вернусь.

— Если не вернешься, то зайду к тебе в гости.

— Угроза?

— Предупреждение, — ответил Тим.

А мне ведь правда было жалко этого парня. Я помнила, как когда-то горела сама от страсти, которая сжигала изнутри. Тогда мне казалось, что если не буду с любимым, то сойду с ума. Даже если Тим чувствовал хотя бы десять-двадцать процентов того, что чувствовала тогда я, то мне было его жаль. Да и состояние это было довольно опасным. Разрушающим. Я хотела его вывести из этого состояния. Показать ему, что есть другая жизнь. Без этого уничтожающего чувства, сводящего с ума.

Когда нет возможности находиться рядом с объектом обожания, то начинаешь придумывать идеальную картинку, не обращая внимание на недостатки. Любовь скрывает все огрехи, идеализирует человека, к которому тянется сердце. Проще было дождаться, когда эйфория сойдет на нет, а разум вернет влюбленного на грешную землю. Рано или поздно это должно было произойти. Влюбляться в него я не собиралась. А вот охладить пыл влюбленного мальчишки, было, на мой взгляд, правильным.

Тим поднялся. Подошел к своей куртки. Достал оттуда связку ключей. Сняв один ключ, он вернулся с ним ко мне.

— Держи, — кладя ключ на столешницу, сказал Тим.

— Зачем?

— Ключ от дома.

— Я поняла. Зачем он мне?

— Захочешь сюда прийти, а меня дома не будет. У тебя же будет ключ.

— Я не собираюсь приходить домой, когда тебя нет, — ответила я.

— Никогда не знаешь, что будет дальше, — сказал Тим. — Что может случиться.

— А если у тебя что-то украдут, то обвинишь меня?

— Бери чего хочешь. Мне не жалко.

— Как будто у тебя есть что-то ценное, — хмыкнула я.

— Тогда чего переживаешь, что я буду тебя обвинять в воровстве, — рассмеялся Тим. Неожиданно на его лице появилась мягкая улыбка. Не гримаса, которая искажала лицо, превращая его в наглый оскал, а именно улыбка. И в глазах мелькнул огонек тепла. Тим положил руки мне на плечи. Я все же дернулась. Такая перемена была непривычна. Хотя я его слишком мало знала, чтоб говорить о привычках.

— Чего дрожишь? — спросил он, перебирая пальцами по плечам, поднимаясь к шее, скользя вверх по щекам. Легкие, нежные движения будоражали. Он словно проходился по оголенным нервам.

— Не знаю чего от тебя ожидать, — ответила я, запрокидывая голову, чтоб заглянуть ему в глаза.

— Хочу тебя поцеловать, — прошептал он. — Чего на это скажешь?

— Целуй, раз хочешь.

— А ты? Я тебе хоть нравлюсь?

— Нет. И ты это знаешь.

— Когда изменишь ко мне отношение, то дай знать.

— И что тогда будет?

— Просто дай знать.

Он наклонился к моим губам. Осторожно скользнул по ним. Мягко захватил верхнюю губу, слегка сжимая ее своими губами. Провел языком по ней. У меня закружилась голова. Волнение приятной щекоткой поднялось изнутри, чтоб растечься теплом по телу. Тим это почувствовал. Положив руки на мои щеки, не давая отвернуться, он начал исследовать мои губы, играя с ними по очереди. Щекотка стала невыносимой. Я попыталась изменить игру. Хотела ответить ему на поцелуй и снизить накал, но он не дал. Прикусил верхнюю губу и тут же проник языком за преграду из зубов, скользя им по небу. Стон. Меня затрясло. Его рука забралась под ткань к груди, чтоб довольно активно натирать ореол, задевая сосок. Ногами раздвинул мои ноги на максимум подола халата. Меня трясло от возбуждения. Его язык ходил туда-сюда, по-хозяйски завладевая моим ртом, ломая сопротивление моего языка. Я уже подошла к пропасти, в которую было страшно падать.

И в этот момент залаял пес. Тим отстранился. Посмотрел на меня. Облизнул губы, не отводя глаз. Я едва могла дышать.

— Не знаю, что это было…

— Ничего еще не было, — ответил он, отходя от меня. — Пса надо выпустить. Пусть гуляет.

— Не боишься, что убежит? — спросила я, все еще пытаясь перевести дух.

— Пусть валит, если хочет. Это его проблемы. Держать насильно не буду.

Я слышала, как он отпустил пса. Потом пошел к умывальнику. Явно решил умыться. Сама же сделала глоток чая. Надо же было так возбудиться! И это от поцелуя! Нет, поцелуи мне нравились, но не настолько же.

— На чем мы остановились? — спросил Тим.

— На том, что ты предлагал мне взять ключ от твоего дома.

— Это мы уже решили. Ты его возьмешь, — ответил он, возвращаясь ко мне. Начал быстро расстегивать пуговицы халата.

— Тим. Я не могу сейчас.

— Только поцелую. Не бойся.

— Я не боюсь. Но лучше…

— Тихо. Лучше, чтоб мы с тобой не встречались. Но ведь встретились, — сказал он, прикладывая палец к моим губам. Провел им по ним. А тело этого и ждало. Поддалось вперед, чем вызвало смешок у Тима. — Ты ведь хочешь продолжения.

— Не понимаю почему, — ответила я. Закрыла глаза, чтоб отдаться ощущениям.

— Пойдем в комнату. Там удобнее.

— Давай отложим. Нам ведь некуда торопиться.

— Некуда. Но хочется-то сейчас, — ответил Тим, спуская халат и оголяя мои плечи и грудь. От холода или от его взгляда соски встали, напряглись, ожидая его прикосновения. Все тело хотело ласки, лишь разум еще пытался отказаться и напомнить о пропасти, в которую я чуть не упала.

— Сейчас светло…

— Разрешаю закрыть глазки и не смотреть, раз ты такая стеснительная, — переходя на шепот, сказал Тим. — Пойдем.

Интересная у него была интонация. Это была ни просьба, ни приказ, а обещание. Обещание волшебства и чуда. Любопытство оказалось сильнее здравого смысла. Я пошла следом за ним, подхватывая халат, который все хотел упасть к ногам. Тим его отобрал. Сам же стал снимать футболку. Я спряталась под одеяло.

— Вроде такая взрослая, а стесняешься, — усмехнулся он, откидывая одеяло в сторону.

— Раньше… А сейчас… Гордиться нечем.

— Нечем? По мне, ты очень даже ничего, — он беззастенчиво разглядывал меня. — Почти как в моих фантазиях.

— Тим!

— Что Тим? Вот ты не знала, а мы с тобой неплохо ночи проводили. Могу показать, — весело предложил он, вставая коленями на край кровати. Я только ближе подвинулась к стенке.

— Не надо.

— Сразу не надо, — проходясь ладонями по моей груди, спускаясь к животу. А тело выгибалось ему навстречу, прося ласки. — Когда будет надо? Когда скажешь, чтоб показал?

— Не знаю.

— Марусь, ты мне доверяешь? — серьезно спросил он. Я аж глаза открыла.

— Что ты хочешь?

— Ты мне доверяешь или нет?

— Не знаю, — честно ответила я.

— Я хочу сделать одну вещь. Согласишься?

— Смотря на что.

— Блин, тебя спрашивать — только спор затевать! — раздраженно сказал он. Опять наклонился к моим губам, возвращая в ощущения, которые были во время поцелуя на кухне. Он целовался так, словно мы не виделись несколько лет. Это были голодные поцелуи, человека, соскучившегося по ласке. Сложно было устоять перед таким голодом, жаждой и всепоглощающими чувствами. Я попыталась коснуться его плеч, но Тим перехватил мои руки, не давая свободы. Оставалось только расслабиться и получать удовольствие.

Он отстранился на миг. Я услышала звук рвущейся ткани. Открыв глаза, я увидела, что он оторвал пояс от халата.

— Тихо, — мягко сказал он. А вот за руки схватил меня жестко и крепко.

— Тим!

— Так надо, — ответил он, связывая руки и закидывая их за столбик кровати. — Вот теперь можно и расслабиться.

— Расслабиться?

— Не хочу, чтоб мы с тобой передрались, — ложась рядом, ответил Тим. — Начнешь сопротивляться, захочешь ударить — я же не удержусь и в ответ заеду. Зачем нам это? И без этого найдешь на что обидеться.

— Думаешь?

— Уверен, — захватывая сосок в рот, ответил он. — Хочу тебя всю. Полностью. Чего дрожишь?

— Щекотно.

— Приятно?

— Да.

— Тогда продолжим. Что не нравится, то говори.

— Руки развяжи.

— Потом.

Он целовал грудь, переходил к шее, скользил языком к уху, чтоб захватить мочку уха губами. При этом его руки то и дело возвращались к груди. Я не знаю, как он этого добился, но я вся растворилась в ощущениях. Возбуждение. От него искрило тело, заставляя переходить в стадию болезненной сдержанности. Мысли о разрядки стали навязчивой. Я хотела избавиться от возбуждения, которое сводило тело. Заставляло подниматься под прикосновениями сильных и нежных рук. Я чуть с ума не сошла, когда он отстранился. Нашла взглядом Тима. Он возился с презервативом. Оскалился, заметив мой взгляд. Переубедить его не получится. Упрямый. Когда же я заметила его член, то чуть не застонала от разочарования. От такого стручка точно не получить удовольствия. Парню явно с этим не повезло. Да ему ни с чем не повезло в физиологическом плане.

А в его глазах словно отразились мои мысли, за которые стало стыдно. Нужно было быть более взрослой, что ли? Ему небось от девчонок доставалось и без меня.

— Думаешь много, — немного раздраженно ответил Тим.

— Извини, — ответила я пересохшими губами. Сама же подумала, что надо приходить в себя. Иначе так и до истерики от разочарования дойти можно.

— Где у тебя находится кнопка, чтоб отключить твою голову? Может здесь?

Он забрался пальцами под трусы. Я слишком была напряжена. Ласка показалась острой как нож. Между ног заболело от напряжения. Он навалился на меня, ловя губами сосок, чтоб начать его пошло посасывать. Пальцы же нашли напряженный бугор, который стал разминать между большим и указательным пальцами. Грубо, но мне это нравилось. Я почти дошла до пика, когда он остановился.

— Посмотри на меня.

— Тим…

— Что, Тим? Я хочу, чтоб ты кончала и смотрела мне в глаза. Чтоб больше не смела мне врать, что тебе не нравится. Тебе это нравиться. Вот и признай это.

Свободной рукой он схватил меня за голову, заставляя приподняться. Уперся лбом в мой лоб. Палец ласково скользил по влажным складкам, лаская возбужденный бугорок и не давая возможности получить разрядку. Я открыла глаза. Он был весь мокрый, но взгляд оставался упрямым.

— Как у тебя бедра просят ласки. Хочешь меня? — довольно спросил он.

— Хочу.

— Принимается. Получишь чего хочешь, — прошептал он, вновь начиная игру пальцами. Но в этот раз без грубости. С дикой нежностью и лаской он начал ту цепочку, которая зажгла фитиль. Взрыв эмоций накрыл меня, заставляя чувствовать каждую клеточку тела. Удовольствие и боль от напряжения смешались в тяжелый крик.

Тим не стал дожидаться, когда я приду в себя. Резко вошел в меня, заставляя вжаться в кровать и отъехать к подушкам. Так же резко вышел. Что-то недовольное пробормотал. В следующий момент он уже вновь вошел без презерватива. Я чувствовала его. Горячий, быстрый. Мышцы сжимались в непроизвольном спазме. И тут меня уже накрыло второй волной, к которой я не была готова. Не такой яркой, как первая, но настоящей волной разрядки, которая затянулась на то время, когда он меня с яростью долбил, вжимая в кровать. Его рык напугал. Я зажмурилась, но тут же получила шлепок по щеке. Хотела возмутиться, но когда я увидела его взгляд, то проглотила слова, которые застряли в горле. Холодный взгляд, в котором пряталось столько жестокости, сколько я ни у кого раньше не видела, доводил до ужаса. Он смотрел на меня, но казалось, что этот взгляд проникал в душу, чтоб ее подчинить. Но вот, наваждение прошло. Тим улыбнулся. Поправил мои трусы, возвращая их на место. Слез с меня. Подобрал валяющийся на полу презерватив. После этого пошел на кухню.

— Веревку развяжи.

— Обязательно. Дай руки вымою, — ответил он. С кухни донесло фальшивое пение. Он вернулся с кружкой. Поставил ее на стол. Сам же вернулся ко мне и сел рядом на кровать. Провел пальцами по груди, спускаясь к животу.

— Тим, у меня руки затекли.

— Драться не будешь? — спросил он.

— Не буду. Да и с чего мне с тобой драться?

— Я сделал то, что ты не хотела. Для тебя это было неприемлемо, пусть и приятно, а я настоял.

— Это все грязно.

— Раньше не занималась сексом в эти дни?

— Нет.

— Почему?

— Как-то получалось, что мужчина не горел желанием, а я тем более, — ответила я, наблюдая, как он развязывает веревку.

— Значит, это я такой первый?

— Не вижу поводов для гордости.

— Так, чисто для своего самолюбия. Хочется быть хоть в чем-то первым.

— Ну, в чем-то ты был первым, — ответила я.

— В чем? — он начал разминать мне руки.

— С таким связыванием я точно не сталкивалась.

— Не хочу тебя ударить на рефлексе. Ты можешь ломаться, а я головой понимаю это, а телом нет, — ответил он. И опять мягкий взгляд. Нежный взгляд и задумчивая улыбка. Я его не узнавала.

— Вчера. Я раньше таким не занималась, — призналась я. Было еще одно признание, которое хотелось утаить, но врать ему, когда он смотрел на меня с такой нежностью, я не могла. Как и не могла чего-то недоговорить. Пришлось вздохнуть и выдавить из себя про сегодняшнюю разрядку, которая вызвала у меня удивление. — Раньше не было так ярко. И второй раз за один раз… Два раза не было подряд разрядки. И почему-то еще получилось кончить, когда ты был во мне. Может из-за дней так?

— Попробуем потом, когда они закончатся и узнаем, — ответил Тим. Поднялся, чтоб одеться.

— Так что ты во многом оказался первым. Но вот постельное белье ты испортил.

— Неважно. Считай, тебя невинности лишил. А чего покраснела? — Он открыл полку в столе. Достал оттуда сигареты и пепельницу. Закурил. Сел на диван, наблюдая, как я одеваясь. — Надо чего-то придумать с защитой. Мне они не нравятся.

— Зато помогают избежать ЗПП.

— У тебя есть какие-то такие болячки?

— Об этом надо было раньше спрашивать, — ответила я, уходя на кухню, чтоб умыться.

— Ну, а я спрашиваю сейчас.

— Нет ничего такого. А что было, то давно вылечено.

— Значит, если мы друг другу изменять не будем, то заразу избежим. А против беременности есть таблетки.

— Я их принимаю. Гормональный фон восстанавливаю.

— Тогда проблема отпадает. Ну, правда, с резинками неудобно.

— А сам-то уверен, что нигде ничего не подцепил.

— Я чист.

— Уверен? — я вернулась в комнату. Взяла кружку с чаем.

— Медкомиссию проходил. Анализы сдавал. Ну, и ты, как бы первая с кем так далеко зашло. Так что, невинность мы с тобой вдвоем потеряли, — ответил он, возвращая мерзкую улыбку и неприятный взгляд, после которого хотелось помыться.