Не спорь с судьбой

8

— Время охладиться, — таинственно заявил Рейн, сверля Тамару горящим взором.

Когда до нее дошел смысл его слов, она завопила:

— Не надо, Рейн!

Но он, не обращая внимания на ее мольбы, ступил в воду.

— Не так уж и страшно, — сообщил он, продолжая двигаться в глубь горного потока, пока не почувствовал, что его мышцы начали неметь от холода. Рейн прикрыл глаза и протяжно застонал, опуская ноги Тамары в воду.

— Холодно! — закричала она, став на ноги и оказавшись по пояс в ледяной воде. Тамара ухватилась за его плечи.

Рейн усмехнулся, чувствуя, как охлаждается его эротический пыл. К нему вернулось веселое настроение.

— Неженка.

— Эта неженка не приготовит тебе обед и не даст пирог на ужин, — пригрозила Тамара, когда он преградил ей путь на берег.

— Если уж ты такой нытик, то обхвати ногами мою талию, я вытащу тебя из воды.

Тамара метнула на него сердитый взгляд, но предложение приняла и, уцепившись ногами за его бедра, приподнялась над водой. Руками она крепко держалась за шею Рейна. Он пристально смотрел ей в глаза, поддерживая Тамару снизу.

— Ты спятил, — произнесла она обвинительным тоном. Интимность их необычного объятия смущала ее.

— Я всего-навсего совершенно потрясающий амбал, — напомнил Рейн усмехаясь и плотнее прижал Тамару к себе. — Я также совершенно расстроенный амбал, — протянул он, заметив вспыхнувший на ее щеках румянец. — У нас с тобой либо пламя, либо лед.

Женщина уткнулась лицом в его плечо, чтобы скрыться от дьявольских насмешливых огоньков в глазах Рейна. Тамара уже более спокойно реагировала на его поддразнивания, но, непривычная к эротическим откровениям, злилась, когда ему удавалось смутить ее, как школьницу.

Пора показать, на что она способна, и согнать с его лица самодовольную ухмылку. Недолго думая, Тамара ухватила зубками шею своего мучителя. Рейн моментально усилил объятия, его расслабившееся тело снова напряглось. Тамара поняла, что ей удалось вывести мужчину из равновесия. Его пылающие, нетерпеливые губы прошлись огнем по ее шее.

— Ты играешь в опасную игру, если таким образом хочешь отомстить мне, — прошептал Рейн, почти касаясь ее губ.

Глаза его сверкали, и Тамара пожалела о своей неуместной выходке. Рейн старается уберечь их обоих от неверного шага, а она только мешает ему.

— Кажется, мы пришли сюда порыбачить, — проговорила она, замерев от страха, что может снова разбудить в нем беса. — Нам, наверное, лучше выйти из воды, а то распугаем всю рыбу.

Рейн принял эту форму извинения и повернул к берегу, умудрившись поднять огромный фонтан ледяных брызг. Они сбросили кроссовки и, проверив удочки, опустились на нагретую солнцем землю. Тамара подставила лицо под горячие лучи. Однако они согревали слабо сквозь промокшую одежду.

— Разденься, — посоветовал Рейн.

Она внимательно посмотрела на него. Ей действительно хотелось скинуть с себя мокрую одежду и погреться на солнышке, но, пожалуй, сейчас это неразумно.

— Будь я здесь одна, позагорала бы вообще без одежды, — заметила она, как бы предлагая ему удаляться.

— Ты можешь делать все, что хочешь, независимо от того, здесь я или нет, — возразил Рейн, придвигаясь ближе. — Я тебя не побеспокою.

Он всегда меня беспокоит, подумала Тамара. Ее дыхание стало прерывистым, когда Рейн начал медленно расстегивать пуговицы на ее рубашке. Она боялась вдохнуть, пока он не снял с нее ковбойку. Рейн повесил рубашку на ветках ближайшего куста и снова повернулся к пленнице.

По его сузившимся зрачкам Тамара поняла, что Рейн не был готов к тому, что увидел. Ее упругие груди прикрывала узкая полоска легкого кружева. Он заскрежетал зубами, ощутив знакомую дрожь в теле, но решил дать Тамаре возможность чувствовать себя спокойно в его присутствии. Глубоко вздохнув, Рейн взялся за ее шорты.

— Я думаю, что этого не стоит делать. — Голос Тамары звучал низко, приглушенно, в ушах отдавался стук сердца.

— Тебе, должно быть, неудобно сидеть в мокрых шортах, — тихо промолвил Рейн. — Мои тоже насквозь промокли.

— Но ты же не снимаешь их, — мягко заметила Тамара, не отводя от него глаз.

— Для нас обоих будет лучше, если я останусь в джинсах. Тем более что твое бельё очень похоже на бикини.

— Не совсем, — возразила Тамара. Ее белье, плотно облегавшее тело, было экстравагантным напоминанием о несостоявшемся романтическом медовом месяце.

Припекающее солнце и спокойный взгляд Рейна придали Тамаре смелости. Она расстегнула шорты и стащила их с себя. Кожа женщины была медового оттенка, ее так и хотелось потрогать. Пульс Рейна снова усиленно заработал, когда Тамара томно опустилась на травяной ковер. Он повернулся к ней, не в силах противостоять соблазну.

Тамара вздрогнула, ощутив на животе ладонь Рейна, и вопросительно посмотрела на него.

— Мне хочется дотрагиваться до тебя. — Голос его звучал мягко.

— Ты сам сказал, что не будешь меня беспокоить, — с трудом промолвила Тамара. Каждое прикосновение этого мужчины лишало ее способности нормально дышать.

— Я буду вести себя хорошо, если ты не станешь прикасаться ко мне.

— Ты не находишь, что это нечестно?

— Возможно, — согласился Рейн, следя за тем, как его пальцы протискиваются под кружево лифчика.

Дыхание Тамары участилось, и Рейн как зачарованный смотрел на ее грудь. Его руки достигли твердых сосков. Тамара закрыла глаза и подавила готовый вырваться стон наслаждения. Легкое, дразнящее прикосновение пальцев Рейна вызывало в ней томительную негу и заставляло желать гораздо большего, чем то, что он давал ей в данную минуту.

— Рейн! — Она не знала, чего хочет или ожидает от него.

В ответ на эту мольбу он расстегнул лифчик и обхватил губами набухший сосок. От едва сдерживаемого желания Тамара сжала пальцы в кулаки, и Рейн, ощущая ее напряжение, продолжил ласки. Он понимал, что своими эротическими движениями причиняет ей — как и себе — неимоверные муки, но ему нравилось дотрагиваться до нее.

Кожа Тамары была похожа на атлас. Она была женщиной до кончиков ногтей. Рейну не хотелось причинять ей страдания, он не знал, как она отреагирует, если попытаться удовлетворить ее желание, не прибегая к половому акту. Рейн боялся вызвать у Тамары неодобрение своими действиями и начал успокаивать ее, лаская все осторожнее.

Тамара испытала одновременно облегчение и раздражение. Она заставила себя дышать ровнее и почувствовала, что страсть постепенно затихает. Только тогда женщина рискнула открыть глаза. Ее и Рейна взгляды встретились, и оба вздрогнули от пронзившего их разряда эмоций.

— Я говорила, что ты опасный человек, — вымолвила Тамара, все еще прерывисто дыша.

— Это потому, что я тебе нравлюсь больше, чем тебе бы этого хотелось? — спросил Рейн с лукавой улыбкой. — Потому, что со мной ты чувствуешь себя желанной? Потому, что тебе ни с кем, кроме меня, не хотелось заниматься любовью?

Тамара опустила веки, чтобы Рейн не видел ее реакции на эти будоражащие тело и душу вопросы. Да, он ей очень нравился. Да, он заставил ее почувствовать себя живой и желанной. Да, она хотела его так, как не хотела ни одного мужчину!

Но чего добивался Рейн? Любовной интрижки? Удовлетворения своих мужских потребностей? Возможно, Тамара согласилась бы на чисто плотские отношения с ним, но интуиция ей подсказывала, что Рейн Мастерс никогда не пойдет на отношения двух независимых партнеров. Он принадлежал к той категории людей, которым надо было «все или ничего», а Тамара никому не могла отдать всю себя.

— Поговори со мной, — мягко, но настойчиво попросил Рейн. — Скажи мне, о чем ты думаешь.

Тамара не знала, как объяснить ему свои желания и потребности, и решила увести разговор от опасной темы.

— Я подумала, если кое-кто оставит меня в покое, то смогу немного поспать на солнышке.

— Тебе кто-то мешает? — с подкупающей наивностью спросил Рейн, но руки все же убрал.

У Тамары вырвался вздох облегчения, когда Рейн прекратил ласки. Он постоянно угрожал ее спокойствию. Ей нравилось чувствовать себя свободной и раскованной. Приятно было ощущать солнечные лучи на своем обнаженном теле.

— Поговори со мной, Тамара, — повторил просьбу Рейн.

Он лег на спину и подложил руки под голову — от греха подальше.

— О чем ты хочешь поговорить? — прикинулась она наивной, хотя понимала, что Рейну нужен серьезный разговор, а не пустая болтовня.

— Расскажи мне о себе. Объясни, почему ты ведешь себя в горном лесу, как дикое животное, и в то же время цепенеешь от ужаса, когда тебе надо покинуть хижину.

Озабоченность Рейна ее поведением согревала душу, но и настораживала. Он заставлял ее раскрыться перед ним, чего раньше ей не приходилось делать. Тамара знала, что может довериться Рейну, и незаметно дня себя начала делиться с ним самыми сокровенными тайнами.

— Я родилась и выросла в горах, — произнесла она тихо. — Не в этих горах — я даже не знаю, где мы находимся.

— Плато Озарк, — не колеблясь сообщил Рейн.

Волна благодарности за доверие нахлынула на Тамару.

— В наших местах растительность и ландшафт иные, но горы — это горы.

— А в каких местах ты росла?

— Графство Покахотас в Восточной Виргинии. — Она грустно вздохнула. — Десять лет назад там примерно на каждые двадцать миль приходилась всего одна семья. Мы к тому же жили высоко в горах, в глухом лесу, где другие не хотели селиться. Семья была в полном смысле слова изолирована от того мира, который принято называть цивилизованным обществом.

— Гарольд как-то упомянул, что твой отец был горцем.

— Когда ему исполнилось двадцать лет, он решил увидеть всю страну. Нанялся на работу в нефтегазовую компанию и дошел до Техаса. Там встретил мою мать, они поженились, и отец увез ее в Восточную Виргинию.

— Его семья все еще живет там?

— Мать и единственная сестра давно умерли. Мой дед был жив, когда мама приехала туда, но скончался до моего рождения. Отец считал себя истинным горцем. Встретив мою мать, он был счастлив прожить с ней всю жизнь в своем горном жилище.

Ее голос начал звучать горько, она не могла справиться с чувствами, навеянными грустными воспоминаниями.

— Вы были очень бедны? — спросил Рейн, пытаясь понять причину ее горечи. Возможно, полное нужды детство привело к душевной травме. — Именно поэтому ты боялась войти в хижину? — Рейн внимательно вглядывался в ее прелестное лицо.

— Оглядываясь назад, я понимаю, что мы были бедны — в смысле денег, — пояснила Тамара, застегивая лифчик. — Отец за всю свою жизнь не заработал столько денег, сколько я получаю в месяц, они для него ничего не значили.

— Как же вы жили?

Задавая вопрос, Рейн наклонился к Тамаре и головой заслонил солнце. Она посмотрела ему в глаза.

— Отец был бедным, но не ленивым, — сказала она. — Он много работал — обычно от восхода солнца до темноты. У нас была крыша над головой, необходимая одежда, еда. Он ловил рыбу, охотился, ставил капканы на зверя и обменивал наши запасы на то, что мы не могли сделать или вырастить сами. У мамы был огород, на зиму она консервировала фрукты и овощи. О микроволновых печах или посудомоечных машинах мы и представления не имели. У нас даже не было водопровода. Мама готовила на печи, которая топилась дровами, а продукты мы хранили в погребе. В общем, мы жили как в древние времена.

— Тяжело, — мягко заметил Рейн, продолжая внимательно следить за выражением ее лица.

— Да, жизнь была трудной, — согласилась Тамара. — Но мама всегда держалась как настоящая леди с Юга. Она обучала меня правилам этикета, чтению, письму и арифметике, приобрела учебники. Круглый год она заставляла меня заниматься по нескольку часов в день.

— И никаких летних каникул? — пошутил Рейн.

— Я и не подозревала, что они существуют, пока не попала в Техас. Когда речь заходила об уроках, мама вела себя строже полкового сержанта. Мать моего отца вела себя точно так же по отношению к своему сыну, когда он рос, и у моих родителей не было разногласий по поводу моего воспитания.

— А отец учил тебя охотиться и рыбачить?

Тамара кивнула, перебирая травинки. Рейн видел, что воспоминания заставляют ее нервничать, но пока не услышал ничего, что могло бы объяснить причину ее страха и неуверенности.

— Меня постоянно чему-то учили, — сказала Тамара, усмехнувшись. — Жизнь в горах трудная, там можно выжить лишь при условии, что ты знаешь и понимаешь окружающий мир. Родители вырастили из меня человека, приспособленного к выживанию.

— Одинокого человека? Вы что, никогда не спускались с гор, не ходили в гости к соседям? — спросил Рейн.

Он положил ладонь на беспокойные пальцы Тамары, молча предлагая свою поддержку. Она обхватила его руку ладонями и прижала к животу, чувствуя себя в большей безопасности, когда Рейн находился так близко.

— Два раза в год — весной и осенью — отец ходил в старый универмаг, где обменивал наши запасы. Иногда мы с мамой присоединялись к нему. Ближайшие соседи находились довольно далеко от нас. В основном мы жили своей семьей. Когда это было необходимо, к нам приходила акушерка.

— А власти графства? Вы получали какую-нибудь почту, к вам заглядывали правительственные чиновники? Как вы могли существовать, не имея обычных каналов связи с внешним миром?

— Отец не заполнил ни одной налоговой декларации. У нас даже не было адреса или почтового номера. Что касается властей графства или федеральных чиновников, то для них мы просто не существовали. Отец именно этого и хотел.

Рейн подумал, что отец Тамары был мудрым человеком, но ничего не сказал, боясь, что она с ним не согласится.

— Кэти твоя единственная сестра? — спросил Рейн и нахмурился, увидев, как по лицу Тамары пробежала тень.

— Долгие годы я была единственным ребенком в семье, — сказала она, улыбнувшись. — Мой мир вращался вокруг родителей и домашних животных. Когда родилась Кэти, я решила, что умерла и воскресла на небесах. Она была прелестной, очаровательной крошкой. Куклы меня уже не интересовали, поэтому все свое внимание я переключила на нее. Папа шутил, что я вконец измучаю сестренку, если не перестану ее тискать.

— А Кэти помнит родителей?

— Нет, — ответила Тамара снова погрустнев. — Она что-то помнит о нашем путешествии в Техас, о жизни в горах ее память ничего не сохранила. — Тамара благодарила бога за то, что у Кэти не осталось воспоминаний, которые преследовали бы сестренку так же, как и ее саму.

— Несмотря на то, что вы жили так изолировано и ты росла в такой архаичной обстановке, твое воспитание вполне на уровне, — осмелился заметить Рейн, продолжая искать причину ее страхов.

Тамара сжала ладонями его руку и закрыла глаза, думая о прошлом. Нынешнее пребывание в горах воскресило чувства, о которых она, казалось, забыла. Тамара удивилась, вдруг осознав, что не утратила и приятные воспоминания.

Отец был высоким мужчиной атлетического телосложения. Он таскал ее на своих широких плечах, учил плавать, ловить рыбу и даже лазать по веревке. Часто он подхватывал маму на руки и носил по двору. Мама много смеялась. Тамара не помнила, чтобы родители хоть раз повысили голос друг на друга. Открыв глаза, Тамара улыбнулась Рейну.

— Ты прав. Нас любили и пестовали, как это происходит в любой нормальной семье. Меня учили, как надо трудиться и играть, учили отвечать за свои поступки.

— Но? — Рейн придвинулся поближе к Тамаре.

— Но были и плохие времена.

— Настолько плохие, что о них даже трудно говорить? — мягко спросил Рейн.

Яркое солнце, ленивый теплый день и присутствие Рейна под боком — все это успокаивало Тамару.

— Мои родители были здоровыми людьми. Они любили друг друга и не признавали контроля за рождаемостью. У мамы было два выкидыша до моего рождения, пять — между мною и Кэти и два — после Кэти. С каждым разом она становилась слабее, болезненнее, но ей не приходило в голову спуститься с гор и обратиться к врачу. Мама хотела подарить отцу сына.

— А что он?

— Не знаю, что отец думал об этом, но он не отвез маму к доктору, и она продолжала мечтать о сыне.

— Ты считаешь, что в этом был виноват твой отец? — Рейн понимал, что они приблизились к источнику ее мучений. — Но в зачатии ребенка участвуют двое, — осторожно заметил он.

Тамара пропустила мимо ушей этот мягкий намек по поводу ответственности.

— Мать слабела с каждой беременностью. А потом отец погиб в результате несчастного случая. Мама была беременна, произошел выкидыш, и она умерла.

Рейну захотелось обнять Тамару, прижать к своей груди, избавить от тяжкой ноши воспоминаний о потере родных и помочь ей справиться с тревогой и неуверенностью. Эти утраты, последовавшие одна за другой в короткий промежуток времени, оставили в ее душе неизгладимый след.

Руки Рейна тянулись к Тамаре, чтобы утешить ее, но он почувствовал, что она хочет соблюсти дистанцию между ними. Тамара не могла не сравнивать свою прошлую жизнь с сегодняшней ситуацией. На Рейне лежала ответственность за то, что она вновь оказалась изолированной от внешнего мира, но он надеялся, что его пленница понимала: теперь обстоятельства были иными.

— Когда мы приехали сюда, ты думала, что я знаю о твоем прошлом? — спросил он.

Тамара посмотрела ему в глаза и отвела взгляд.

— Думаю, что только дьявол мог знать о моем прошлом, ведь я не говорила об этом ни с одной живой душой.

— А наша борьба в первый день? — мягко, с веселым оттенком в голосе спросил Рейн. — Ты запаниковала, потому что моя горная хижина напомнила тебе отчий дом?

— В тот день я плохо соображала, — заявила Тамара.

— Ты должна знать, что я никогда намеренно не сделаю ничего, что может причинить тебе боль, — твердо произнес Рейн. — Я привез тебя сюда потому, что мне нравится это место, и потому, что оно всегда действовало на меня успокаивающе. Как я мог знать, что на тебя оно произведет иное впечатление?

Забота Рейна вызывала доверие. Тамара села и, поднеся его руку к своим губам, стала слегка прикасаться к ней.

— Думаю, это укромное местечко могло бы помочь и мне, — произнесла она задумчиво. — Под бременем своих воспоминаний я жила, чувствуя себя незащищенной, но ты помог мне заглянуть в прошлое, увидеть и то хорошее, что происходило в моей жизни. Я уже стала забывать неповторимые звуки леса, вкус воды из горного ручья, чистые цвета природы. Здесь царят мир и покой, которых мне недостает уже много лет.

Рейн понимал свою пленницу. Он мягко высвободил руку из ее ладоней и, сняв с куста рубашку, протянул Тамаре.

— Тебе лучше надеть это, а то сожжешь кожу. — Он сел, обхватив колени руками. Соблазн обнять Тамару был очень велик, однако сейчас ему надо быть сдержанным. — Но я все еще не понял, откуда у тебя такой страх перед горами?

Тамара застегнула пуговицы на рубашке и подумала: как передать словами ужас, который она испытала в свою последнюю зиму в Восточной Виргинии? Леденящий холод и слепящее солнце за порогом хижины, темнота и удушающая жара внутри. Одиночество, беззащитность и страх.

— Мой день рождения — в сентябре. После того, как мы отпраздновали мое семнадцатилетие, папа совершил очередной — последний — поход за продуктами. Я не пошла с ним — мама была беременна, мы не хотели оставлять ее и маленькую Кэти одних. — В памяти Тамары оживали последние дни жизни в родной семье. — В сентябре стояла прекрасная погода, но октябрь выдался холодным и ветреным. Папа рубил дерево, заготавливая дрова на зиму. Вдруг — мы так и не поняли почему — дерево упало прямо на него. Папе раздавило череп. Мы с мамой похоронили его на нашем маленьком семейном кладбище.

Рейн сжал пальцы так, что удочка в его руках чуть не переломилась. Он испытывал боль за беременную женщину и хрупкую девушку, на которых обрушилось такое горе.

Тамара машинально потрогала свои мокрые шорты и перевернула их. Мысли ее сейчас были в прошлом.

— После гибели папы мы думали перебраться поближе к цивилизации, но мама была не в состоянии преодолеть 20 миль на муле или пешком. У нас было много припасов, и мы решили подождать до весны. К тому времени должен был родиться ребенок.

Тамара замолчала, вспомнив ужас последней зимы. После смерти отца она постоянно ощущала холод и страх.

— Мама потеряла волю к жизни, — мрачно констатировала Тамара, вернувшись к своему печальному рассказу. — Она целиком отдалась горю и довела себя таким образом до смерти. У нее произошел выкидыш. Я умоляла ее не покидать нас с Кэти, но что могла поделать обреченная женщина? Мама все время повторяла, что любит нас, и настаивала на том, чтобы я с Кэти отправлялась в Техас, к ее брату.

Рейн повернулся к Тамаре, обнял ее. Он хотел выразить ей свое сочувствие. Женщина была напряжена, но не сделала попытки вырваться из его объятий.

— Представляю, как тебе было одиноко и страшно. Как долго это продолжалось? — спросил Рейн, прижавшись губами к ее уху. Он медленно покачивал Тамару в своих руках.

— Мама умерла в январе, — продолжала Тамара, — но похоронить ее сразу я не могла — земля окаменела от мороза. А в хижине была жарко и душно. Пришлось держать мамино тело под снегом вплоть до самых похорон.

Прикрыв глаза, Рейн стал шептать на ухо Тамаре что-то нежное, успокаивающее. Он представил себе ужас юной девушки, оставшейся в одиночестве в горах. Взрослые могли бы сойти с ума только от горя, а Тамаре приходилось сохранять тело умершей матери и ухаживать за маленькой сестренкой. Как она вообще смогла справиться с этим физически и духовно?

Теперь Рейн понял причину ужаса, охватившего Тамару, когда он пытался втащить ее в свою хижину. Ведь он невольно воскресил жуткие воспоминания. Образ мертвой матери навсегда запечатлелся в памяти Тамары. Эмоциональное и физическое потрясение она пережила вновь, когда хоронила мать.

— Слава богу, что у тебя была Кэти, — прошептал Рейн.

Тамара обхватила руками его талию и потерлась головой о широкую грудь Рейна.

— Кэти сохранила мне жизнь. Без нее я бы, возможно, сдалась и умерла.

Рейн возмущенно хмыкнул, и женщина улыбнулась.

— Она стала моим страховым полисом. Родители обеспечили нам физическое выживание, а Кэти не дала мне сойти с ума в ту ужасную зиму.

— А весной ты похоронила мать и спустилась с Кэти с гор, — помог Рейн закончить рассказ.

— Это была самая длинная зима в моей жизни, и самая трудная весна. Я думала, что оставила все позади.

— Но пришел Мастерс и вернул воспоминания и страхи, — сердито проговорил Рейн, обвиняя себя.

Тамара высвободилась из его рук. Газа ее оставались напряженными, но губы тронула улыбка.

— Ты ведь не знал ни о чем! Вероятно, это было необходимо. Кто-то должен был напомнить мне и о том хорошем, что случилось в моей жизни до того, как начались несчастья. Я вела себя эгоистично, долгие годы отказываясь вспоминать лучшие события моей жизни.

— Почему эгоистично?

— Мне следовало поделиться воспоминаниями с Кэти, Гарольдом и Люсиндой. Я никогда не говорила им, как папа с мамой сильно любили друг друга, как все мы были счастливы.

— У тебя имеются все основания для того, чтобы не забывать свое прошлое, — сказал Рейн решительно, все еще находясь под впечатлением рассказа Тамары.

Кэти помогла ей сохранить разум и волю к жизни, и он, Рейн Мастерс, должен быть благодарен этой крошке.