Разумеется, после такого завершения вечера спокойной ночи ждать не приходилось. Я так извертелась на постели, что в итоге оказалась закутана в одеяло как гусеница в кокон. В голове обосновалась орда мыслей и с пугающей легкостью прогоняла сон. Даже возможное появление шута начало казаться благом, ведь тогда бы я перестала думать о Джулиане Кине…
Отрицать тот факт, что по какой-то нелепой прихоти собственного сердца я в него окончательно влюбилась, не получалось. Пусть мне и удавалось искусно лгать другим, себя обманывать — дело другое.
Итак, ответив решительным отказом на предложение руки и сердца респектабельного Генри Дарема, я умудрилась проникнуться самыми нежными чувствами к человеку со всех сторон неподходящему. Покойный отец точно не одобрил бы мистера Кина. Впрочем, немного утешало то, что преподобный тоже не получил бы одобрения батюшки.
И все-таки — глупый актер, у которого всех достоинств только доброта и внешность. А мне почему-то хватило подобной малости, чтобы влюбиться. Моя дорогая подруга всегда пеняла, что слишком уж многого хочу от потенциальных поклонников, что слишком честолюбива… И вот оно мое честолюбие — сдалось под взглядом изумрудных глаз, словно и не было никогда.
Поутру миссис Мидуэл, что обычно подмечала все и всегда, не удостоила своим вниманием мой чрезвычайно бледный после бессонной ночи вид. Никакого замечания не удостоился и вчерашний разговор перед с мистером Кином, который в нормальном состоянии пожилая дама никогда бы не пропустила.
Моя хозяйка настолько глубоко ушла в собственные мысли, что как будто перестала замечать происходящее вокруг себя. С одной стороны такая внезапная рассеянность миссис Мидуэл была мне более чем на руку, однако же я все равно еще раз завела разговор о целителе. Ответ пожилой леди остался прежним — она утверждала, что чувствует себя превосходно и не нуждается в подобного рода помощи.
— И вам совершенно незачем в такой прекрасный день сидеть дома, моя дорогая, — для надежности еще и решила отослать меня от себя миссис Мидуэл, чем окончательно укрепила в мысли, что с ней далеко не все хорошо.
Не сумев добиться от хозяйки обещания вести себя более благоразумно, я сдалась и действительно ушла из дома, намереваясь прогуляться. Свежий воздух при большой удаче мог бы вернуть мне трезвость мыслей. Пока же в голове царил розовый переливающийся туман, а думать дольше пяти минут о чем-то помимо своих чувств к мистеру Кину не выходило, как я ни старалась.
В итоге я пробродил без цели по деревне около получаса, заходила в лавки, хотя ничего так и не купила в конечном итоге, посидела на берегу реки, а после ноги будто сами собой принесли меня к церкви. Никогда не причисляла себя к истинно верующим и службы посещала, скорее для того, чтоб пообщаться с другими прихожанами и не выделяться среди прочих. Однако сейчас, пребывая в смятении, пошла я именно к храму.
А перед ним разыгрывалась прелюбопытнейшая сцена.
Инспектор Хилл в нескольких шагах от паперти разговаривал с преподобным Даремом. Солнце уже изрядно припекало, оба мужчины щурились от яркого света, однако в церковь не шли. Особенно от зноя страдал священник в своем черном одеянии, но полицейскому тоже в пиджаке приходилось несладко. Однако они упорствовали в желании оставаться на свежем воздухе.
— Доброе утро, преподобный, инспектор Хилл, — поздоровалась я и, скользнув мимо мужчин, нырнула в прохладу церковной сени.
Джентльмены бросили мне в спину что-то в знак приветствия, однако тут же вернулись к своему наверняка невероятно важному обсуждению.
Мистер Дарем то и дело повышал голос, что-то страстно доказывая собеседнику. Инспектор Хилл отвечал временами с откровенной насмешкой, если не сказать издевкой. Разговор явно выходил не самый приятный.
Удивительный человек — мистер Дарем! Никому он, похоже, не нравится! Инспектор Хилл только-только приехал, и то не поладил с нашим молодым преподобным.
Вообще, Генри Дарем во многом походил на старшего брата, который, напротив, нравился многим, причем походил не только ростом — у Генри и Джорджа Даремов было много общего и в чертах лица, в фигуре, и даже в манерах. Однако там, где старший привлекал даже вопреки тому, что все вокруг осознавали в полной мере его порочность, младший вызывал куда чаще глухое раздражение. Будучи совершенно порядочным человеком.
Или дело именно в порядочности?
Прошло еще несколько минут, и на улице все смолкло. Мистер Дарем вошел в свою вотчину, тяжело печатая шаг.
— Мисс Мерсер, удивительно видеть вас в церкви не в воскресенье, — произнес священник, подходя ко мне.
Сразу умиротворенная атмосфера храма переменилась, и я начала нервничать. Казалось бы, для этого не имелось сейчас никаких причин, но таким уж был человеком преподобный — рядом с ним поневоле начинали переживать и размышлять о собственном несовершенстве.
— Иногда хочется побыть в тишине, — обронила я, причем обронила, стоит сказать, не без намека.
Мистер Дарем как человек умный намек, разумеется, понял, а как человек невыносимый — проигнорировал.
— Только в Творце нашем вы найдете спасение, мисс Мерсер, — принялся глубоким проникновенным голосом вещать преподобный. Проповеди всегда доставляли священнику большое удовольствие и, похоже, он готов был прочесть мне внеочередную. — Вы ведь прекрасно знаете, что вашей душе грозит огромная опасность.
На самом деле, я уже начала подозревать, что именно на душу мою шут и нацелился. Вполне вероятно, пожелай я воспользоваться его более чем щедрым предложением, в итоге в оплату пришлось расстаться именно с этой эфемерной, однако важной субстанцией.
— Вообще не понимаю, что вы такое говорите, — отмахнулась я от мистера Дарема, правда, в моем голосе уже звучало куда больше усталости, чем возмущения или неверия.
Мистер Дарем тяжело вздохнул и сел рядом со мной на скамью. На душе теперь стало еще беспокойней, чем до того.
— Вы даже врать стали неубедительно, — констатировал священник, покосившись на меня.
— А вы все также неубедительно твердите, что Джулиан Кин — нечисть, — парировала я, передернув плечами. — Пришло же вам подобное в голову! Рядом с этим молодым человеком не происходит ничего странного, к вашему сведению! Да, пожалуй, он самый человечный во всем Сеннене!
Наверное, я говорила все это излишне горячно, и тем самым наверняка зародила в душе мистера Дарема закономерные сомнения.
— А если этот ваш замечательный мистер Кин — и есть то исчадие ада? Что вы тогда скажете? — с откровенным сарказмом осведомился преподобный.
Я раздраженно выдохнула сквозь зубы со свистом. Как любил мистер Дарем рассуждать о том, в чем не разбирался! Он даже и на маскарад тот не приезжал!
— Скажу, что это совершенно невозможно! Никак невозможно! Шут был не просто в костюме — у него лицо под маской было покрытой гримом! А после того, как он от меня отвязался, буквально через несколько минут показался мистер Кин! Даже если за это время можно было ухитриться сменить один костюм на другой, то снять с лица грим настолько быстро просто невозможно! К тому же… проклятье, я говорила с шутом, видела его — он никак не походит на мистера Кина! Ни голосом, ни манерой держаться…
Генри Дарем излишне самоуверенно хмыкнул.
— О да, разумеется, вы точно знаете, походит или нет мистер Кин на шута. Вот только вы не видели лица этого типа. А Джулиан Кин, несмотря на всю свою демонстративную глупость, считается хорошим актером. Думаете, так уж ему сложно обмануть наивную юную девушку?
Я упрямо мотнула головой. Джулиан не имел ничего общего с тем чудовищем в гриме. Не имел — и все тут. Не мог тот, кто вчера вечером так трепетно держал мою ладонь, безумно хихикать и говорить о той тьме, которая клубилась в самом дальнем уголке моей души.
— Вы просто влюбились в этого типа, — припечатал мистер Дарем. Влюбленность моя, вероятно, слишком сильно себя проявляла, и священник все понял. — Повелись на хорошенькую мордашку как и все здесь. И с чего вы посчитали, будто рядом с мистером Кином не происходило ничего странного? Что вы вообще можете знать о его жизни?
Прежде я наивно считала себя на редкость разумной и сдержанной особой. Оказалось, что жизнь просто не сводила меня с человеком, который по-настоящему умеет выводить из себя. После едких замечаний викария я соломой вспыхнула от гнева.
— Мои чувства вас совершенно не касаются! — воскликнула я, подскочив на ноги. Казалось, еще немного и начну выдыхать пламя как самый настоящий дракон. — И я знаю о мистере Кине все, то мне знать необходимо.
Не следовало смотреть в глаза викарию. Но все равно посмотрела на свою беду. Взгляд Генри Дарема был преисполнен жалости, от которой на душе скреблись десятки кошек.
— Вы что же, рассчитываете, что он на вас женится? — сочувственно осведомился священник.
У меня даже дыхание перехватило.
— С чего вы решили, будто я могу выйти замуж за мистера Кина? — растеряно спросила я.
Актер, да еще и незаконнорожденный. Нет, нет и нет, я никак не могла позволить себе даже помыслить о том, чтобы заключить подобный брак! Я просто… просто наслаждалась своей влюбленностью, что оказалась взаимна, получала удовольствие от момента, зная, что в итоге мне придется забыть обо всем.
— Вы странная девушка, мисс Мерсер. Более, чем странная. Наверное, мне даже стоит пожалеть этого Кина, кем бы он ни был.
Эти слова мистера Дарема стали поистине той самой последней капле, которая в итоге переполнила чащу терпения. Я подорвалась со скамьи и опрометью бросилась к выходу из церкви, не желая более слушать той мучительно и даже в каком-то смысле правдивой отповеди, которой разразился викарий.
Я желала любить того, кого люблю. И только мне самой решать, что делать с собственными чувствами и собственной жизнью!
— Элизабет!
Да, не каждый роман оборачивается свадьбой, в этом нет ничего по-настоящему ужасного! И лучше несколько недель рядом с Джулианом, чем постылая жизнь рядом с Генри Даремом!
— Элизабет!
Я уже готова была выбежать на улицу…
— Бет!
Ну почему бы ему просто не оставить меня в покое?!
— У меня нет желания разговаривать с вами, преподобный! Хорошего дня! — замерев на месте, воскликнула я и вылетела из храма.
Домой я буквально бежала, больше интересуясь собственными мыслями, чем тем, что происходит вокруг. Так что даже не удивилась, когда врезалась в идущего по своим делам инспектора Хилла. Полицейский был не слишком высок, да и в кости не широк, так что когда на него налетела девица в расстроенных чувствах, инспектор ощутимо покачнулся, однако в последний момент на ногах все-таки удержался.
— И какой же дьявол за вами гонится, что вы так несетесь, мисс Мерсер? — недовольно проворчал мужчина, делая шаг назад.
Стало до невозможности неловко за свою оплошность.
— Прошу прощения, сэр, — поспешно извинилась я. — Следовало смотреть, куда иду… То есть бегу. То есть… Я виновата перед вами.
Инспектор Хилл глядел на меня как будто с ободряющей улыбкой, однако в глазах его не было теплоты и искренности.
— Не стоит так уж сильно переживать, мисс Мерсер, — успокоил он меня, покачав головой. — Все обошлось, к тому же, вас наверняка что-то сильно расстроило и обеспокоило, раз вы неслись вперед, не разбирая дороги. Быть может, вам требуется помощь?
О нет, помощь мне определенно не требовалась, в особенности помощь полиции. Я поспешно разгладила подол платья, пытаясь вернуть себе хотя бы иллюзию прежней чинности.
— Нет-нет, все в порядке, инспектор, — наверное, излишне поспешно заверила я Хилла. — Я просто вспомнила, что пообещала помочь миссис Мидуэл в одном деле. Чрезвычайно срочном деле.
Инспектор усмехнулся в ответ на мой почти испуганный лепет.
— Вы невероятно занятая особа, мисс Мерсер. И весьма компетентны, что признают все без исключения. Так почему вдруг вы отказались от места, которое нашел для вас капитан Дарем? Кажется, оно принесло бы вам столько преимуществ и возможностей, — внезапно перевел тему в совершенно неожиданное для меня русло инспектор.
Он, в конце концов, расследует в Сеннене два убийства и одно покушение на убийство. Какое этому человеку дело до моих решений относительно места работы?
— При всем уважении, сэр, не понимаю, с чего вам вдруг понадобилось это знать, — ответила я, даже не пытаясь скрывать недоумения, которое мной овладело.
Инспектор Хилл многозначительно и не слишком добро усмехнулся, словно считал, что я и без того должна обо всем догадаться. Вот только я не настолько умна и прозорлива, как вообразил себе этот полицейский.
— Ну как же, мисс… Мерсер, — протянул явно чертовски довольный собой мужчина, хитро сощурившись. — Я расследую цепь преступлений, произошедших в вашей деревне. А когда ищешь преступника, любая мелочь может оказаться важна.
На какой-то момент дар речи у меня пропал напрочь.
— Но причем тут я? — осведомилась я как можно сдержанней, когда язык снова начал слушаться. — Я-то уж точно не убийца. Да у меня даже алиби имеется!
Когда служишь пожилой леди, ведешь ее дом, как-то так выходит, что чрезвычайно мало времени проводишь наедине с собой. Каждый раз, когда в Сеннене происходила трагедия, меня кто-то видел.
— Но вы вполне можете быть с убийцей связаны, — не спешил оставлять меня в покое инспектор Хилл. Его взгляд как будто сдирал кожу. — Меня интересуют странности, мисс Мерсер, а вы чрезвычайно странная особа, с какой стороны ни посмотри. Трагедия в прошлом. Попытка укрыться от мира здесь, в глуши. Отказ решить свои проблемы замужеством с вполне подходящим мужчиной. Чего ради вы так поступаете?
И что же, теперь я попала в центр полицейского расследования? С какой радости? Ведь никого благоразумней, незаметней и законопослушней меня нет в этой деревне! И почему вдруг инспектора Хилла заинтересовало мое прошлое?
— А чего ради вы меня об этом расспрашиваете, сэр? — с вполне закономерной опаской спросила я. — Какое все это имеет отношение к убийствам?
Лицо мужчины выражало насмешку, жалость, быть может, что-то еще помимо этих чувств.
— Может, и никакого, мисс Мерсер. Может, и никакого… — протянул он с откровенной издевкой. — Вот только есть у меня подозрение, — а мои подозрения имеют свойство оправдываться, — вы увязли в этой истории куда глубже, чем сами можете представить. Вы просто не рассказываете всего. К примеру, не рассказываете правды о том, кто вас напугал на маскараде. Вы ведь считаете, что он не слишком походит на человека, не так ли?
Какое-то моровое поветрие. Все поголовно начали верить в нечистую силу, махнув рукой на образование и воспитание. И я тоже стала жертвой этого суеверия. Нельзя было иметь дело с шутом и не поверить в потустороннее.
— Уж не хотите ли вы мне сказать, что настолько суеверны?
Инспектор Хилл безразлично пожал плечами.
— Почему бы и нет. Как он говорил о себе? Он ведь в любом случае как-то себя называл, этот ваш незнакомец с маскарада.
В голосе моего собеседника было столько силы и властности, что сопротивляться оказалось невозможно.
— Шут, — выдохнула я.
Инспектор хлопнул себя ладонью по лбу и простонал:
— Ну вот же черт.
Походило на то, что Хиллу потребовалось одно только слово, чтобы многое понять. Он выглядел испуганным, пораженным и смущенным одновременно. Безумный коктейль из эмоций, которые полицейский даже не попытался скрыть от меня.
Я же осознала только, что инспектор откуда-то знает того, кто с таким упорством повадился досаждать мне. И почему-то это знание повергло полицейского в подлинное смятение. Мужчина передо мной как будто съежился.
— Вы знаете, кто это, верно? — спросила я напрямик. Устала уже ходить вокруг да около, хотелось быть хоть в чем-то уверенной.
Инспектор Хилл пожал плечами и тяжело вздохнул.
— Иметь дело не доводилось, но кто это — действительно знаю, пожалуй, даже слишком хорошо. Что бы он вам ни предлагал, мисс Мерсер, не вздумайте соглашаться, даже если кажется, будто сделка принесет большую выгоду. Вы, надеюсь, не заключали с шутом соглашений?
Я решительно мотнула головой, давая понять, что не купилась на посулы странного незнакомца.
— Вот и умница, — словно бы с облегчением выдохнул инспектор Хилл. — Он обманет, даже если кажется, что обмануть невозможно.
Советы инспектора пришлись к месту, однако я хотела добиться от мужчины главного — имени того, кто пугал меня.
— Кто такой шут? — в лоб задала я вопрос, стараясь принять самый решительный вид.
Полицейский замялся и отвел взгляд, явно желая как-то увильнуть от неудобного вопроса, вот только возможности сбежать от меня пока не представлялось.
— Зачем вам это знать, мисс Мерсер? — почти жалобно спросил он. — Поверьте, это знание вам никак не поможет. И вообще, справиться с шутом вам не по силам. Если он снова появится рядом с вами — просто бегите.
О своих скромных силах я и так была достаточно осведомлена. Меня воспитывали для того, чтобы вести дом, воспитывать детей и создавать комфорт для мужа. Я не умела бороться со злом, да и сил для таких битв у меня не имелось. Но это не значит, что я не желала знать, кто именно мой противник.
— Вероятно, вы правы. Но я просто хочу знать, с кем мне довелось столкнуться. Думаю, право на это у меня есть.
И снова инспектор молчал, то ли подбирая подходящие слова, то ли пытаясь найти способ как уйти от неудобного вопроса. Стало совершенно ясно, что правда для инспектора Хилла в каком-то смысле была на порядок страшней и опасней самой откровенной лжи.
От этого любопытство разгорелось во мне во сто крат сильней.
— Неужели все-таки… фэйри? — озвучила я ту самую теорию, которая заставляла меня отчаянно смущаться от бредовости произнесенного. Но именно сейчас этот бред начал внезапно походить на правду.
Инспектор страдальчески поморщился. Разговор, который начал он сам, теперь с каждой секундой доставлял Хиллу все меньше и меньше удовольствия. Рассказывать что-то о фэйри определенно не входило в намерения полицейского.
Если, конечно, инспектор Хилл вообще мог что-то сказать о нечисти.
— Мисс Мерсер, есть вещи, о которых думать не стоит. И шут — как раз одна из таких вещей. Просто помните, что бы он ни делал, если вы с ним свяжетесь, рано или поздно погибнете.
Выдав это, полицейский попросту сбежал от меня. Честное слово, от меня — девицы двадцати лет от роду — поспешно унес ноги взрослый солидный мужчина, да еще и служащий в полиции. Я только растерянно глядела вслед служителю закона и раздумывала над тем, от кого же на самом деле сейчас удирает инспектор Хилл.
А к вечеру стало известно, что такой изначально деятельный приезжий начал всеми правдами и неправдами добиваться своего возвращения в столицу.
Новость пришла в дом миссис Мидуэл вместе с преподобным и инспектором Харрисом, который был взволнован, расстроен, но при этом и преисполнен плохо скрываемого злорадства.
Товарищеских отношений между столичным гостем и Харрисом не сложилось, причем, как поговаривали злые языки, для этого изрядно постарались обе стороны.
— И вот теперь этот хлыщ, который ходил по Сеннену как самодовольный павлин, пакует вещи и намеревается убраться восвояси первым же поездом! И даже причин своего побега наглец не соизволил объяснить! — закончил гневную обличительную речь инспектор Харрис, при этом выглядя чрезвычайно довольным.
Выходит, одно только упоминание шута заставило столичного полицейского броситься прочь? Неужели Хилл поступил так, потому что настолько испугался? Испугался, лишь услышав о шуте?
— Мисс Мерсер, а о чем вы сегодня днем разговаривали с инспектором Хиллом? — осведомился преподобный Дарем.
Да уж, наивно было ожидать, что викарий так запросто оставит меня в покое после нашего неудачного разговора в церкви. Выходит, он проследил…
Неодобрительный взгляд, которым я наградила мистера Дарема, не произвел на него особенного впечатления.
— Инспектор расспрашивал меня о странностях в Сеннене и недавнем маскараде, — ответила я, наверное, излишне напряженно. В глазах преподобного зажегся охотничий азарт, который совершенно не вязался с его духовным званием.
— Стало быть, он расспрашивал о шуте, — сделал предсказуемый вывод Генри Дарем. В его голосе прозвучало даже некое удовлетворение.
Священник, похоже, понял все, полицейский — ничего. Мне показалось, что именно в этом и состоит одна из главных проблем нашей деревни: по идее, все должно быть наоборот.
— И что, после того, как вы поговорили про маскарад, Хиллу пришло в голову уехать? — удивился инспектор Харрис и, похоже, окончательно уверился в том, что молодой коллега из столицы полный ноль.
А вот Генри Дарем понял кое-что другое…
— Хилл испугался вашего ухажера в шутовском костюме? — осведомился у меня украдкой священник, когда миссис Мидуэл и инспектор Харрис что-то обсуждали в другом конце гостиной.
Пусть преподобный и не вызывал у меня хоть каких-то теплых чувств, однако как-то так получилось, что мы с ним оказались по одну сторону баррикад. По крайней мере, с Генри Даремом можно было говорить максимально откровенно, почти без утайки.
— Мне показалось, что так оно и было.
Дарем нахмурился.
— Но ведь испугаться можно только того, что знакомо. Стало быть, одно вашего описания, подозреваю, не самого точного, хватило Хиллу, чтобы понять, с кем предстоит здесь иметь дело? — продолжил расспрашивать меня священник.
— Ему хватило не описания, а одно только слова — шут.
Глаза священника тут же загорелись пламенем истинной веры. Он увидел цель и готов был приложить все силы, чтобы ее достичь.
— Мисс Мерсер, надеюсь вы окажете любезность и отправитесь попрощаться с инспектором Хиллом вместе со мной? — предложил преподобный с мрачной многозначительной улыбкой.
Обычно моим первым порывом был отказ на любое предложение викария, но сейчас все определенно складывалось иначе. Я совершенно точно собиралась отправиться вместе с Даремом и лично присутствовать в процессе выбивания правды из приезжего полицейского. Уж с такими габаритами и очевидной физической силой преподобный способен вытрясти и ответы на свою вопросы, и душу, и все, что только сам пожелает.
— С удовольствием, мистер Дарем, — без тени колебаний ответила я. — Но вы собираетесь идти прямо сейчас? Разве не поздно?
Священник усмехнулся.
— Поздно может быть завтра, когда этот проходимец уедет, — заявил преподобный. — Идемте, мисс Мерсер, пока у нас еще есть хоть какой-то шанс его застать.
Когда мы явились в маленькую гостиничку, которая неизвестно каким чудом выживала в Сеннене, инспектор Хилл уже в самом деле спешно собирал свой багаж. Похоже, убраться из деревни полицейский собирался первым поездом, и викарий переживал не зря.
— Добрый вечер, инспектор, — мягко и почти проникновенно произнес преподобный и, пропустив меня внутрь комнаты, встал так, что полностью заблокировал дверь.
Хилл с надеждой покосился на окно, но выпрыгивать в него вот так, сразу, не стал.
— Добрый вечер, мисс Мерсер, мистер Дарем, какой неожиданный визит, — пробормотал полицейский, явно поняв, что явились мы неспроста, и ждать ничего хорошего прямо сейчас не следует.
— Наш визит настолько же неожиданный, как и ваше решение об отъезде, — и не подумал скрывать собственного сарказма мистер Дарем, сложив руки на груди. Вид он имел грозный и непримиримый.
Хилл чуть вымученно улыбнулся и пожал плечами, пытаясь выразить смущение.
— Тут уж ничего не поделаешь, выяснилось, что в местном деле я ничем помочь все равно не в силах и разумней уехать, — почти убедительно произнес полицейский и с подозрением покосился на меня. — Жаль, что разочаровал стольких людей, но жизнь подчас бывает жестока.
Священник как будто сочувственно покачал головой.
— А я еще более жесток, инспектор, — уведомил мистер Дарем с явной насмешкой. — И я хочу узнать, кто же такой этот самый шут, от которого вы сейчас бежите как от чумы. Чем он так вам страшен?
Инспектор Хилл посмотрел на меня как на предательницу и упрямо покачал головой.
— Вообще не понимаю, о чем вы ведете речь, преподобный. Работа в полиции — серьезное дело, мы не интересуемся никакими… шутами.
Голос столичного инспектора был преисполнен самого едкого сарказма, который мог бы заставить отступить кого угодно, но не Генри Дарема.
— Вот как? — недобро переспросил священник, и я тут же заподозрила, что дело может обернуться для инспектора Хилла ну очень дурно.
— Вот как! — рявкнул полицейский, кажется, все больше и больше нервничая. Но чем вообще может священник напугать инспектора? — И кто вы такой, преподобный, чтобы задавать мне вопросы?!
Замечание Хилла показалось мне вполне резонным: это служители закона имеют право допрашивать, но с каких пор гражданские требуют ответа у полицейских?
От улыбки мистера Дарема, мрачной и зловещей, у меня по спине холодок пробежал. И не потому что я была особенно впечатлительной девушкой, просто выглядел священник уж чересчур устрашающе. Хилл замер, ожидая чего-то поистине кошмарного… и дождался.
Генри Дарем размашисто перекрестил инспектора.
Я готова была уже поднять священника на смех, однако не успела сделать этого.
Столичный полицейский сперва отшатнулся от разошедшегося священник, а после схватился за горло и захрипел. Прежде темно-карие глаза Хилла внезапно стали ярко-зелеными, лицо смертельно побледнело и его черты неуловимо изменились, раскрывая совершенную красоту, которой, кажется, мужчина прежде не обладал…
На священника инспектор Хилл глядел с яростью и… словно бы со страхом.
— А могу еще и распятием приложить, — с довольной ухмылкой сообщил преподобный и бросил взгляд в мою сторону. — Ну так что, мисс Мерсер, фэйри для вас все еще лишь простонародное суеверие?
Похоже, что нет… Потому что ни один человек не переменился бы настолько сильно от одного только крестного знамения.
Подходящих слов для ответа священнику у меня не нашлось, как и вообще каких бы то ни было слов — слишком уж я была поражена неожиданной метаморфозой мужчины перед нами. Инспектор Хилл… фэйри?! На самом деле нечисть?!
Преподобный был готов лопнуть от самодовольства после такой наглядной демонстрации собственной правоты.
— Может, попробовать изгнать? — задумчиво протянул мистер Дарем.
Хилл зашипел разъяренный змеей и показал священнику настолько непристойный жест, что тут же захотелось провалиться сквозь землю.
— Размечтался! Изгонит он меня, экзорцист несчастный! — гневно сверкая зелеными глазами воскликнул полицейский, который уже полностью пришел в себя. — Можешь даже не рассчитывать, что я испарюсь! Хоть всего распятиями обложи — я останусь здесь.
Викарий чуть растерянно прицокнул, очевидно для него слова нечисти имели определенный смысл.
— Не думал, что подменыши — вот такие, — произнес задумчиво Генри Дарем и распятие из кармана все-таки вытащил. Вот уж точно — пришел на переговоры во всеоружии.
Взгляд Хилла буквально прикипел к символу веры в руках священника. Пусть, похоже, он и не соврал по части того, что его не изгнать, однако викарий совершенно точно мог доставить врагу рода человеческого бездну неприятных ощущений.
— Так кто такой шут, нечистая твоя душа? — снова повторил свой вопрос мистер Дарем. — Юлить уже смысла нет, кто ты такой, мы поняли.
Совершенное в своей красоте лицо фэйри перекосило от гнева и возмущения.
— Ты идиот? Кем может быть шут?! Разумеется, шутом! К вам заглянул ненароком шут! — голос инспектора Хилла звучал все громче и громче.
Мы со священником озадаченно переглянулись. Наш странный собеседник, судя по возмущенному взгляду, был уверен, что сказал нам совершенно все, что требуется, мы ж считали, что Хилл не сообщил вообще ничего.
— И от того, что он шут, мы должны трепетать и ужасаться? — насмешливо поинтересовался мистер Дарем. — Ты сломя голову удираешь от своего сородича, только из-за того, что он кого-то развлекает?
Полицейский буквально зарычал от гнева.
— Охотник на нечисть, чтоб тебя, — выплюнул Хилл, постепенно возвращаясь к прежнему, будничному облику, только в глазах то и дело мелькали проблески волшебной зелени, — нахватался по верхам и счел себя большим докой! Ты даже не имеешь представления, что такое шут, насколько велико его могущество!
Во взгляде фэйри читалось сильнейшее презрение, он смотрел на нас с мистером Даремом словно на низших существ, которые живут на земле только по ошибке провидения.
— Шут — второй после монарха, предел его могущества неизвестен никому! Я всего лишь рыцарь — меня шут может уничтожить по щелчку, тем более, что мы с ним не сородичи! Будь он из нашего двора, я бы знал! Он бы непременно почувствовал меня и показался! Значит, в вашу гнилую деревушку зачем-то заглянул шут Неблагого двора… А фэйри этого рода к смертным совершенно не расположены.
Благой двор, Неблагой двор — для меня все это звучало как полнейшая тарабарщина, но вот викарий понимал на порядок больше.
— Но ведь только-только Белтайн прошел, — недоверчиво протянул он. — Сейчас не время Неблагого двора. Как шут может разгуливать так свободно? Есть же правила! Каким бы сильным ни был этот гад, он не должен покидать Холмы после Белтайна!
Хилл пожал плечами, похоже посмеиваясь про себя над недоумением викария.
— Правила не действуют, если стать подменышем. Стоит только натянуть на себя смертную плоть — как Самайн и Белтайн уже ничего не значат, — отозвался фэйри нервно. — И если шут действительно решил стать подменышем… то игра идет по-крупному. И такая мелкая сошка как я должна доложить, кому следует и побыстрей унести ноги! Так что катитесь в бездну вы оба, я уезжаю!
Презрения во взгляде преподобного хватило бы на десятерых.
— Ты здесь никому и не нужен, нечистая тварь. Скажи, кто шут, и свободен.
Инспектор Хилл расхохотался.
— Откуда мне знать? Я его даже не почувствую, пока он этого не захочет. Это он знает и где я, и кто я, а мне остается только гадать. Так что разбирайтесь с шутом сами. Хотя… скорее, это он с вами разберется. Хотите выжить, просто бегите — и все. Хотя мисс Мерсер и бежать некуда, раз уж он к ней прицепился.
Я осознала, что мои проблемы куда серьезней, чем думалось прежде.