(Не) верные

ГЛАВА 18

ЛЕША

Меня кроет, и я больше не могу сдерживаться. Сдавив тонкие запястья, толкаю Вику к ее же машине. Пацаны ретируются побыстрее, их буквально сдувает ветром. Остаемся только мы вдвоем. И полыхающее пламя, которое нас спалит к еб*ням.

Ну вот зачем ты так испытываешь меня? Жар по коже струится нехилый такой. Не просто жара, но и гнев, что так упорно гуляет в теле, не дает спустить на тормозах ситуацию, выходящую из ряда вон. Я закипаю от всего.

Но если бы она просто высказалась и умолкла. Нет. Это не Вострова была бы, ее папаня точно такой же бы, пока не выскажется под ноль, хер заглохнет. И дочурка, конечно, продолжает сжимать мой член в своих руках, фигурально выражаясь. Клянусь, лучше бы она его сейчас трогала, чем лепетала своим языком как помело.

—Иди на ХЕР, — шепчет наконец мне по слогам, горделиво приподнимая голову. В ее чертах так много сучье-блядского, что я начинаю сомневаться в том, какое впечатление она произвела на меня в первый раз.

Не мог же я так ошибиться.

Не мог. Я людей читаю в легкую. Сгребаю ее вещи рывком и закрываю бэху.

—После того, как ты сходишь на мой, — шиплю ей в рот, когда она норовит ударить коленкой в пах. Приходится снова скрутить брыкающуюся кобылку в бараний рог и уже в другой позе потащить к своей машине.

—Мечтай! Тебе нихера не светит, мудак! Можешь сколько угодно оправдываться, я знаю, что это ты. И вообще. Я вообще ничего не нарушила, ясно тебе?! Сидеть пьяной в машине на пассажирском сидении не запрещено по закону. Скинул на меня своих шавок и рад, да? Че ты лыбишься, мудак?!

Я и правда ржу, потому что она что? Сидит и орет у меня на руках, но хотя бы не бьется. Это прогресс, пусть все что между нами, обычно регресс.

—Захлопнулась быстро, а то я заставлю.

—Повторяю еще раз, жене своей будешь приказывать. Ясно? Тоже мне босс-молокосос.

Игнорирую все реплики, исходящие из пьяного рта. Мне на минуту кажется, что в глазах Востровой начинает мелькать адекватность, но это только кажется, потому что она начинает лупить меня по лицу. Ладошками, но я вместо злости только завожусь сильнее, вся кровь приливает в член, и теперь мозг отказывается думать. Нечем думать, мысли ушли на перекур.

Открываю пассажирское сидение своей машины и заталкиваю туда Вику, которая к этому момент уже начинает орать на всю улицу:

—Убивают, УБИВАЮТ, ПОМОГИТЕ, ВЫЗОВИТЕ ПОЛИЦИЮ. ПОЖАР.

С размаху закрываю дверь и тут же включаю сигналку. Вика не выберется оттуда (у меня сломаны замки на обеих дверях, и все благодаря пьяному Мексу), но и девка не промах, начинает лезть на переднее сидение. Блядство, оттуда она легко сможет выбраться, как только я открою машину, чтобы в нее сесть.

Проблема с координацией имеется, вот почему это смотрится максимально комично. Ноги длиннющие, рубашка расстегнута на пару пуговиц. Я вижу лифчик, и во рту начинает скапливаться слюна.

Класс.

Просто прекрасно.

Отрубаю сигналку и сразу сажусь в машину, пока Вика продолжает драться. У меня горит рука и плечо, о щеке молчу, но моей концентрации можно позавидовать. Я практически спокоен. Если не считать, что член скоро пробьет штаны пиком.

—Я выпрыгну.

Цыц, бл*ть.

Блокирую нахер все замки и трогаюсь, пытаясь игнорировать эту ведьму.

—ТЫ УКРАЛ МЕНЯ. Я ПОДАМ ЗАЯВЛЕНИЕ. ЭТО КРАЖА. ЭТО НАСИЛИЕ.

С придыханием начинает вещать Вика, пока я, тихо посмеиваясь, еду вперед.

—Ты вообще что хочешь? Секса? Да ты…ты никакой в постели, нахера мне с тобой спать?! С таким ничтожеством! У меня на тебя даже не выделится ничего, понял?!

Ах так. Ах не выделится? То-то мне помнится, не выделялось пару дней назад, так не выделялось, что я со свистом в тебя входил, девочка. Все вокруг в выделениях было, черт.

—Отпусти меня. НЕ заставишь. Милипиздрический!

Удар по губам становится последней каплей, и вот я съезжаю на обочину прямо там, где особо парковаться нельзя. Та тут даже останавливаться нельзя, но мне похер. Мне вообще на все похер. Поднимаю окна. Звук стеклоподъемника оглушает и проезжается по барабанным перепонкам битым стеклом.

Вика явно понимает, что свистанула лишнего. Это чувствуется по затишью в машине и по дрожащей нижней губе. Взгляд расфокусирован, подернут дымкой нечитаемой эмоции. Все понятно без слов, я разве что не изрыгаю языки пламени и резко дергаю ее на себя.

Одной рукой держу, второй шустро нажимаю на кнопку, благодаря которой мы отскакиваем на сидении назад. Теперь между рулем и мной достаточно расстояние для всего.

Вообще для всего.

В какой-то момент это понимает и Вика, тянется ко мне и больно кусает за губу, пока я сдираю с нее рубашку и грубо рву змейку на штанах. Кожа горит огнем, окна закрыты, ведь у меня панорамная тонировка, видно только с лобового, кто за рулем, и мы припаркованы так, что нас «видят» высокие кусты и деревья.

Тут будет жарко. За окном плюс сорок, в машине вся сотка.

Вгрызаюсь в Вику в болезненном поцелуе, толкая ей в рот язык, лифчик сдираю, следом стягиваю штаны. По влажной коже они еле снимаются, это бесит. Я начинаю думать, а нет ли у меня ножниц. И, бл*ть, у меня есть нож.

Вострова отчаянно пытается помочь, абсолютно теряясь в моменте, пока я тянусь в боковой карман и достаю нож. Разрезав ткань по швам, я слышу вздох.

—Что ты…

—Новые куплю, — шиплю и разрезаю по швам бл*дские штаны.

Ткань летит в разные стороны, теперь Вика голая и лишь тонкая ткань трусов, пропитанная соками (теми, которые никак не будут выделяться), остается в моей памяти единой картиной, от которой я уже готов кончить. Я стягиваю с себя футболку через голову и бросаю ненужный предмет гардероба на заднее сидение.

Меня оглушает сильнее от острых пиков ярко-розовых сосков, которые я теперь вижу, но губами не кусаюсь. В руках перекатываю, чувствуя особую пульсацию в члене. Будто бы мне снова пятнадцать, и я готов кончить даже от надувной куклы при одном только виде на женскую грудь.

Вика тянется к моим штанам и неумело пытается их расстегнуть. Помочь не могу, я весь занят фигурой, что так пикантно восседает на мне в чем мать родила. Остервенело вожу по влажному пятнышку на трусиках, слегка ныряя глубже, и Вика в ответ извивается в моих руках, выпячивая грудь вперед.

Рывок, и сосок у меня во рту, пока маленькие пальчики пытается оттянуть ткань боксеров.

Ей удается освободить член, и я больше не жду, оттянув ткань ее тонких трусиков в сторону, с силой насаживаю ее на себя. Слышится полукрик-полустон, мы сталкиваемся потными телами, и я грузно вонзаюсь в нее снова и снова. Поднимаю и резко опускаю, ощущая тугость и крышесносные эмоции, разрывающие восприятие по частям.

Находим губы в момент, когда я кладу изумительного вида ножки себе на колени в согнутом виде. В этой позиции все будет глубже и будет только так, как хочу. Целую так, как хотел давно. Как хотел в тот вечер, как хотел впоследствии на помолвке, как хотел сегодня днем, как хочу сейчас. Остро.

Грубо и до боли. Во рту разливается солоноватый привкус от прокушенной губы. Она меня кусала столько раз, что уже неудивительно. Ногтями Вика проезжается по плечам, стараясь не то удержаться, не то причинить больше боли, но это меня только заводит.

Меня по спирали выкручивает.

Это слишком ярко. Ослепляет. Убивает. На колени ставит.

—Ты меня с ума сводишь, Вострова, — шепчу ей в шею, сжимая в руках ягодицы и глубже нанизывая на себя.

Пот градом льется по телам, кончаем одновременно. Я в нее. Выйти не успеваю, потому что для меня это такой же неожиданный взрыв, как и все, что связано с Викой.

Конечная, бл*ть, остановка.

Дышим много и часто, она обессиленно оседает на мне. Член все еще пульсирует, и это вообще не колышит никого.

Обнимаю ее и тяну на себя, не давая с места сдвинуться.

—Милипиздрический, да? Не выделится…

—Неси штангенциркуль, — хрипло вещает Вика, уперевшись щекой мне в плечо.

—Нах*я он мне?

—Будем замерять, спецназ.

Ржу, но не выпускаю бестию из рук. Не могу.

ГЛАВА 19

ВИКА

Я занялась сексом со своим спецназом. От злости, от ненависти, от отчаяния? Прижимаясь к его большому и сильному телу, начинаю понимать, что нет, как и то, что отвращения нет. Мне, наоборот, хочется его касаться, что я и делаю, мягко касаясь подушечками влажной кожи.

Мне кажется, я готова любоваться картиной вечно. Картиной, где мои тонкие бледные пальцы на контрасте ложатся на бугристую от мышц руку. Настоящий спецназовец. Даже сейчас мышцы напряжены, хоть он точно должен быть расслаблен.

К себе отвращения тоже нет за то, что я была с женатым. Снова, ведь теперь уже знаю о наличии штампа в паспорте.

Я лишь безвольно лежу на Архангельском, все еще испытывая отголоски оргазма. Мужчина пахнет чем-то родным и до боли знакомым. Я столько раз волей-неволей обнимала Сергея, целовала его на людях, но так и не запомнила его запах. Здесь же, будто бы в насмешку, все запомнилось с первого раза и теперь уже не вытолкать воспоминаний из головы.

Утрамбовались намертво.

Печально улыбнувшись, прикрываю глаза, наслаждаясь разрядами тока внизу живота. Леша такой большой, что я на его груди смотрюсь кукольной, а обхватить бедра кажется вообще невыполнимой задачей. Я стесала кожу от адского трения о ткань плотного джинса, но даже эти саднящие ощущения вперемешку с легкой болью от довольно грубого секса меня не беспокоят.

Мне было так хорошо, что описать сложно. Начинает казаться, что больше ни с кем и никогда я не смогу быть так, как с ним. С загадочным мужчиной из клуба, который по иронии судьбы оказался лучшим другом моего будущего мужа.

Как это адски несправедливо.

А еще я только сейчас понимаю, что мы не предохранялись. Никак. Он даже не вышел из меня, кончив буквально в меня и все еще находится во мне. Поерзав, явно наслаждаясь моей реакцией: все еще стоящими сосками и гусиной кожей. Волосы дыбом. Везде.

Мысль о том, что я могу от Леши забеременеть, совершенно не пугает. Это ведь ненормально, правда? Так же быть не должно?

От досады становится нечем дышать

Я не могу допустить мысль об общих детях с Сережей, зато готова родить от мужчины, которого знаю пару дней.

Но кажется, что всю жизнь. Вот так вот. Полная несправедливость и я в центре.

Это вызывает порыв заржать как конь педальный, но я глушу желание, проглатывая ком в горле и норовящие прыснуть из глаз слезы. Это сейчас ни к чему. Особенно, если я плачу не потому что занялась сексом, а потому что хочу продолжать. С ним.

Леша явно чувствует перемену в моем настроении и приподнимает мое лицо за подбородок так, чтобы я смотрела ровно ему в глаза. Не могу смотреть ему в глаза. Не могу отвести взгляд. Это ломает пополам.

—Теперь поговорим честно? Как есть? Я все уже в принципе знаю, почти все. Об остальном догадываюсь, — спецназ хмурится, не выпуская меня из плена своего взгляда. —Давай карты на стол и рассказывай, как все было, и как все будет. Прежде чем начнешь: я застал свою жену с другим, и потому оказался в клубе. Сейчас мы в процессе развода, и технически я тебя не обманул. Ей я точно не изменял, как и своим принципам. А вот ты в моих глазах смотришься именно как предательница, но интуиция назойливо шепчет об обратном. Помоги мне быстрее все понять, а то я могу это сделать чуть позже, и тогда полетят головы, — он кладет руки мне на талию и приподнимает, выходя из меня все еще пульсирующим членом.

От этого чувство пустоты охватывает сильнее, погружая в холод. Хотя мы буквально в парилке.

Я молчу, покусывая губы и опуская взгляд. Лешу это не заботит, он упирает большой палец в мои губы и надавливает, заставляя их раскрыться. По инерции, потому что я сама уж точно не собиралась ведь.

Не изменял жене.

Почему-то это радует меня как в детстве радовал шарик любимого шоколадного мороженого в сладком вафельном рожке. Не изменял, в отличие от тебя, Вика. Пытаюсь заглушить тупую улыбку, что так и просится расползтись на лице. Не время и не место, да и незачем показывать, что я рада.

Пусть я, черт возьми, слишком рада. Как будто мы давно в ссоре, но сейчас пришли к какому-то решению. Мы были в необъявленной войне, которая в итоге все равно упирается в мое скорое замужество.

Близость Леши будоражит, заставляет кровь вскипать.

Мне кажется, что я пьянею только от спецназа сильнее, а может все дело в том, что жара ударяет по макушке. Просто прикладывает и заставляет взгляд плыть. Вместе с тем, на коже остро чувствуется вязкость. Как и между ног. Их, кстати, сводит в судороге от всего того, что уже пережила и от не самой удобной позы, но мне ничто не позволит сейчас встать или хоть сдвинуться на сантиметр.

Не прощу сама себе. Наверное, я мысленно напитываюсь сейчас происходящим, понимая, что конец близок.

Член упирается в мой живот, и просто игнорировать подобную ситуацию невозможно. Взмокшие волосы липнут к телу, но Архангельский и эту проблему решает. Мой спецназ слишком наблюдательный. Уверенными движениями он собирает мои волосы в кучу и закручивает сзади. Сразу становится чуть прохладнее и проще.

Но также жарко. До состояния вращения. Начинает кружиться голова, и я упираюсь лбом во влажную кожу мужчины, проговаривая еле слышно:

—Дышать нечем.

И правда ведь тут как в аду уже, мы будто в кипящем чане варимся.

—Извини, прикрыл, чтобы видно не было. С кондером тебя бы продуло, — он клацает, и окна слегка опускаются, образуя щель. Все четыре, но при этом нас по-прежнему не видно.

Улыбнувшись уголками рта, украдкой посматриваю на дергающийся кадык. Я бы обязательно поцеловала его в шею, если бы у нас были другие исходные данные. В другой жизни я бы точно целовала его везде.

—Боишься, что нас оштрафуют?

Бросаю колкость, но это только для защиты. Я понимаю, что пьяна, и понятия не имею, как теперь себя вести с Лешей. Что говорить и каким образом вырулить из того, куда мы себя принудительно запихнули.

—Нет, просто придется выколоть глаза каждому, кто увидел бы тебя в таком виде, — опустив голову так, чтобы видеть меня, мой спецназ цедит грубо.

—Начнешь со своего друга? — вырывается раньше, чем я успеваю подумать. Вообще с Лешей у меня сначала вырывается мысль, а потом я начинаю размышлять о ней. В других случаях я бы никогда так себя не вела. Честно.

Я вообще очень рассудительная, но с ним…получается совсем не так, как хотелось бы.

В глазах мужчины вспыхивает пламя, и тут же оно тухнет. Наверное, он уже начинает привыкать к тому, что может вырываться из моего рта.

—Может ты закончишь тыкать в меня кактус, Вик? Если хочешь, чтобы я тебя еще раз трахнул, необязательно доводить меня до трясучки, достаточно просто сказать ртом. И я буду рад это исполнить, кстати, можем продолжить. Но есть нюанс. Ты, конечно, не на таблетках? А я в тебя кончил. Мой про*б. Так что сначала в аптеку, ну это если ты вдруг не думаешь от меня рожать. А так я думаю, что у нас будут очень красивые дети. Сразу после того, как ты мне расскажешь, какого х*я происходит между тобой и Серым.

Из меня вырывается нервный смех, и я все еще голая на моем спецназе, смеюсь и одновременно с этим плачу. Не сразу понимаю момент, в который истерика становится сильнее, острее, теперь мне больно настолько, что я рыдаю в шею Леше, а тот, в свою очередь, обхватывает меня большими сильными руками и не дает распасться на миллион осколочков.

—Если ты продолжишь, мы утонем, Вик.

Он шутит, но я не могу собраться. Даже когда Леша просто гладит меня по голове. Чопорно и как-то грубовато, но в нем нежности нет от слова «совсем». И даже это меня по-своему успокаивает, дарит ощущения давно забытого чувства защищенности. Лишь с папой такое было, а теперь оно маленькими шажочками снова возвращается ко мне.

—Боишься утонуть? — снова кусаю, но Леша смеется, прищуриваясь как-то добродушно. Мимические морщинки гармошкой собираются вокруг глаз. Возраст просится наружу, но я не чувствую этой разницы. Разве что в реакция на окружающее…

Пожалуй, только в этом остро чувствуется, что он старше и мудрее, а может еще в том, как он говорит со мной и реагирует на колкости. Быть может любой одногодка послал бы меня нахуй в ответ, но у спецназа другие методы.

—Я прекрасно плаваю. Но не в женских слезах.

Улыбаюсь и устало кладу голову на плечо. Солоноватый привкус мужской кожи оседает на губах, потому что я только что проехалась по скуле. Хочу проехаться еще.

Может я просто пьяная?

—У меня один вопрос, а об остальном поговорим дома.

—Какой, — хриплю в ответ, стирая с щек влагу. Сейчас сложно понять, это пот или слезы.

—Ты правда никуда не собиралась ехать?

—Леш, я бы правда не села за руль пьяной. Я не дура, понимаю последствия. Просто хотела забрать свои вещи и вызвать такси. Даже не заводила бы двигатель, – приподнимаю голову и свой ответ вещаю, всматриваясь в глаза мужчины. Он внимательно изучает мое лицо и кивает, опуская взгляд на дрожащие губы.

Почему-то мне очень-очень хочется доказать ему, что я никогда бы не стала ездить в нетрезвом виде. И еще мне так же сильно хочется, чтобы он поверил.

—Хорошо, я услышал, что хотел, — он проводит ладонями по спине, одаривая очередной лавиной чувств, что точно меня задушат.

Дыхание сбивается, мне кажется, что еще мгновение, и я снова потянусь к грубо очерченным губам со шрамом на нижней и буду их целовать.

—А с старлеем тоже не собиралась?

Черт…это так смешно, что я снова улыбаюсь. А мгновения назад плакала.

—Тебя позлить хотела. У меня ведь получилось?— с замиранием сердца наблюдаю за реакцией спецназа. Она есть, и она очень…яркая. Я ловлю эмоции и цепляюсь за то, что жду определенных. В итоге получаю их.

—Ты мастер спорта в этом, — слова патокой разливаются по ушам.

Леша слегка отталкивает меня к рулю и стягивает с себя футболку. Я в первом ряду наблюдаю за тем, как у него перекатываются мышцы при самых обычных движениях. Сейчас я очень завидую его жене, ведь она долгое время официально могла наблюдать за этим представлением.

А наблюдать есть за чем. Руки, пресс, грудь…покрытая темными волосками — это все настолько выразительное, что к такой силе перманентно хочется касаться.

Стянув с себя белую футболку, спецназ натягивает ее на меня, полностью прикрывая голое тело. Ощутить его влажную одежду на себе — так же приятно, как быть обласканной руками с шероховатыми пальцами.

А моя рука так и чешется…хочу коснуться. И касаюсь, несмело проведя пальцами по кубикам пресса, спускаясь вниз к подрагивающему и все еще эрегированному члену.

Накрываю и его ладошкой, считывая реакцию. Он дышит чаще, придвигается ближе. Теперь наши губы в сантиметре друг от друга.

Головка крупная и все еще влажная.

—Мы продолжим только после того, как я узнаю всю правду, — шепчет он мне в губы, едва касаясь, а затем подхватывает за бедра и сажает на пассажирское сидение. —И когда ты перестанешь быть невестой моего лучшего друга.

Леша и сам одевается, запуская одновременно двигатель. Машина плавно едет дальше по уже знакомому мне маршруту. Я грызу губы, представляя наш дальнейший разговор.

А он будет.

И будет явно сложным.

Тянусь к груди и сжимаю подарок отца в надежде, что он придаст мне сил. Цепочка с крестиком холодит кожу

—Пицца или суши?

—Пицца, а лучше мясо, да побольше…— шепчу в ответ своему спецназу. Тот переводит на меня игривый взгляд.

—Ты точно молодая девушка?

—Паспорт показать? Хотя ты должен был спросить об этом раньше, спецназ. До того, как мы и «того» и «этого».

ГЛАВА 20

АРХАНГЕЛЬСКИЙ

Я понимаю, что совершаю ошибку. Вообще дох*ра чего понимаю, пока везу ее в свой загородный дом. Отлегло, когда услышал ответ девчонки. Почему-то до последнего не хотелось верить, что она могла бы пьяной ездить за рулем. Ну не такая, бл*ть, она! Не такая, хоть натяни мне глаза на сраку.

И предпочтения совсем не как у девушки, а как у мужика, честное слово. Мяса и побольше, говоришь? Это я тебе организую.

Едем молча, и только в голове прокручивается, что так или иначе сегодня я узнаю то, что мне определенно не понравится. И чем больше я развиваю эту тему, тем херовее мне становится при мысли, что теперь я точно потеряю друга, потому что влип с девчонкой по самое не балуй. Руки сжимают руль сильнее, я так пытаюсь сублимировать, что ли?

Это сложно, ведь она голая на соседнем сидении и уже повесила нос, сжав себя двумя руками. Но ничего не может скрыть аппетитные формы, при взгляде на которые во рту скапливается слюна, совсем как при взгляде на аппетитный шашлык на голодный желудок.

Член в штанах призывно подпрыгивает, и я торможу себя сразу, не позволяя фантазии разыграться. Нет-нет-нет.

Вообще ни разу нет. И это безобразие надо заканчивать. Идея приходит в голову быстро.

—Я в магаз за жрачкой.

Девчонка кротко кивает, мол, все ок.

Торможу у первого попавшегося магазина и первым делом скупаю там мясо. Она хотела мяса? Она его получит.

Какой-то отдаленной частью своего поплывшего от секса с Викой мозга думаю, что она может сейчас сбежать. Машина не закрыта. Но она сидит и ждет меня. И это греет душу вместе с тем, что холодит ужас от потенциальной потери лучшего друга.

Я должен все узнать. Почему мне кажется, что там не все так просто, как кажется? Почему?

Серый не мог же заставить? Он не ублюдок…но зачем тогда брак? С отцом договорились? Вряд ли, он не был из тех людей, кто предпочитает договорные семьи. Скорее презирал их, ведь во всем был за честность.

Я все еще помню, как на парах он рассказывал о завоевании собственной жены. Да не мог такой пообещать свою родную дочь кому-то. Тогда зачем брак? Затравленный взгляд Вики все еще стоит перед глазами, как бы она не рисовалась передо мной сильной и независимой.

И тот первый шок от встречи с лучшим другом будущего мужа было сложно скрыть. Да и затем я следил за ней и за ним. Если у Серого точно клеммы сорвало, то у Вики явно и намека на чувства нет. Она неживая рядом с ним, просто будто бы должна стоять рядом, улыбаться, целовать его. Эти фото из инсты я смотреть не могу, но они упрямо лезут из каждого поста общих знакомых.

Всюду, словно специально норовят мне сетчатку спалить к ебеням. И даже там не видно чувств.

Теперь у меня есть официальная причина, почему диджитализироваться я больше не хочу и почему в шаге от удаления приложения к чертовой матери. Вот почему, бл*ть!

—Наличными или картой, молодой человек? — слышу внезапно и перевожу взгляд на растекающуюся передо мной кассиршу. Ну так-то оно так. Я ведь по пояс голый и все еще с довольно внушительной выпуклостью в области паха.

Мда уж. Хоть в стриптиз, честное слово.

—Нал.

Зрачки тетки расширяются, она прикусывает губу и рассматривает меня. Пакет с маринованным мясом опускаю пониже. Мне вот не хватало, чтобы тут подумали, будто бы реакция на нее. Остальные продукты бросаю по пакетам. Дома у меня мышь повесилась.

Расплачиваюсь и выхожу. Но все равно ощущение, что меня рассматривают под микроскопом, не покидают.

Замечаю, что Вика опустила стекло и тоже смотрит, и это приятно, черт возьми. И вдогонку к приятностям играю мышцами, как умел еще в восемнадцать лет в качалке. По-моему, это первый раз, когда я применяю запрещенные приемы, чтобы баб цеплять. Обычно они у меня на шее сами и без вспомогательных средств.

А здесь хочется показать себя во всей красе, что ли? Та куда уж еще показывать, она все видела. Только явно еще не рассмотрела.

Шутка со штангенциркулем зачетная, решаю, что в целом-то на даче он у меня есть, так что можем применить по назначению.

Продукты бросаю в багажник, а сам сажусь в машину.

—Думал, что я сбегу? — играя своими трусиками, проговаривает Вика. На меня не смотрит, зато я смотрю на белый лоскут ткани в ее маленьких ручках. Эти пальцы только недавно скользили по моим плечам.

—Мыслишка такая проскочила. Но я же тоже умный мужик. Нашел бы за пару минут, от меня не сбежишь.

Вика смеется и переводит на меня игривый взгляд.

—Фигня. От любого можно сбежать, все дело в тактике, которую применяешь.

И в этих словах я вижу ее отца.

Девчонка больше не смеется, а, понурив голову, сдавленно выдыхает, и дальше мы снова едем в тишине. Уже в доме она по-хозяйски придерживает мне дверь, когда я заношу пакеты, внимательно обводит взглядом прихожую и гостиную. На ковер не смотрит…

Будто избегает. А чего? Мы ведь все еще повторим, малыш. И не раз.

—Я развожу костер, а ты садишься рядом и рассказываешь все от начала и до конца. Соврешь — наказание последует незамедлительно. И тебе оно не понравится…

Вика ежится, совсем не от холода, и усаживается в моей футболке на табурет, сдвинув ноги и уложив на коленки обе руки.

Невинно смотрится, но в голове одни пошлые и грязные мысли.

Они понравились бы и ей…

—Почему я должна верить тебе?

—Потому что я твой первый? У баб на метафизическом уровне связь с первым половым партнером. Бытуют мысли, что даже влюбляются в них острее, — подковыриваю Вострову, но та также смотрит на меня, разве что теперь краснея. Взгляд не отводит…

Еще мутный от алкоголя взгляд.

—Это не конструктивно, спецназ. Откуда мне знать, что все это не проверка? Почему нет?

—Что-то очень странный разговор. От кого проверка, Вик?

Я начинаю усиленно вникать в суть вопроса, пока раскладываю продукты. Них*я не ясно. Проверять ее мог бы разве что Серый, но в чем суть? Пацаны проверяют на верность, есть такие ущербные малолетки, а у нас с ней все уже было. Дважды.

Так о чем речь?

Что можно проверять методом, который предусматривает секс с лучшим другом…

И когда Вика резко отводит взгляд в сторону и поджимает губы, мне в голову прилетает мысль, от которой хочется вырыгать собственные органы.

—Он тебя заставил.

***

В том, что я своими словами сейчас заставил ее круто поднапрячься, сомнений не возникает. Она пытается держать лицо, но получается плохо, настолько плохо, что складывается ощущение, будто бы Вика никогда не врала.

Зажимается сильнее, пока я в руках сжимаю луковицу. В унисон. Так сильно сжимаю, что по рукам начинает течь сок. Вика опускает взгляд и прикусывает губу. Это происходит в считанные секунды, секунды, когда я в шаге от того, чтобы вмазать кулаком по столу. Пытаюсь держать себя в руках, но как? Как вообще себя в руках держать, если хочется крушить и ломать?

Бл*ть, да не может быть. Он не мог ее заставить. Это же Серый, которого я столько лет знаю. Он же с принципами, совсем как я. Мы с ним по крови одинаковые. Он не могу заставить насильно девушку с ним быть.

—Я убью его, — шиплю, бросая луковицу в сторону. В голове происходит атомный взрыв. До джентльмена мне далеко, но даже я не могу просто так спустить ситуацию на тормозах. Ты серьезно, Серый? Ты серьезно, мать твою?

Вика моментально подскакивает на табурете и устремляется в мою сторону, сразу вскидывая обе руки вверх. Не то пытается перехватить меня за шею, не то коснуться груди. По факту меня это не то чтобы не успокоит, еще больше выбесит. Сорвет все предохранители к чертовой бабушке и поминай как звали.

Пульс грохочет как заведенный, я чувствую, что по виску прилетает особенно сильно, аж уши закладывает. П*здец. Она все-таки меня касается. Ладони мягко ложатся на огненную кожу. Они у нее холодные как лед и мягкие. Все равно что коснуться льдом только что закипевшего чайника.

—Нет, Леша. Нет! Нельзя! Не смей! Будь мужчиной. Послушай меня, — шипит на меня кошкой, вешая на меня оковы, в которых я должен ходить теперь. Не сметь, да? Так должен мужик поступать? Не сметь. А ну х*й тогда я мужик.

Перехватываю ее руки и с горестью отталкиваю от себя. В четверть половины своей силы, потому что с этим у меня проблемы. Большие, сука, проблемы.

Вика все равно подходит близко, проводит руками по груди и скользит ниже. Затем обнимает меня, упираясь лицом в грудную клетку. Прошивает насквозь током. Неосознанно обхватываю ее и сильнее к себе жму, носом ныряя в распущенные волосы. Пахнет чем-то сладким и сексом. Прекрасно.

Злость затухает с каждым глотком вдыхаемого воздуха. Перед глазами темнеет. П*здец. Вот эту девочку он заставил? Он заставил ее быть рядом как собачку на привязи. Разнести ему е*альник на раз-два и никогда больше не называть другом.

Так ни мужик не поступит, ни офицер.

Но он по ходу и ни то, и ни другое.

—Ху*вая позиция требовать от мужика бездействия. Рассказывай все, потому что я в бешенстве. А когда я в бешенстве, то либо бью морду, либо трахаюсь до состояния, пока мне не становится чутка легче. С тобой даже во время секса и после него легче не становится, ты ведь меня по морде лупишь фактами, от которых нутро сворачивается.

Вика хмыкает и поднимает голову, всматриваясь в меня уставшим взглядом.

—Ты готовь, я ж голодная.

Я тоже голодный. Адски голодный. Рассматриваю, как по личику расползается румянец. Чертовка имеет в виду совсем другой голод.

—А ты на табуретку и все от начала и до конца. Я и заставить могу, Вик.

Она улыбается шире и прищуривается, кокетливо облизывая нижнюю губу. Хочется поцеловать и разложить на той шкуре, на которой мы уже были. В первую ночь.

—И стишок рассказать тебе?

—Только если голенькая. И я буду сидеть на этой табуретке, а ты сверху на мне.

—Пошляк.

—Не спорю, с этим точно.

Мы возвращаемся к готовке, но в голове у меня все еще пульсирует. П*здец, у нее получается меня с пол-оборота завести по поводу и без, зачастую без, конечно. Но сейчас она побила все возможные рекорды.

—Я хочу, чтобы ты понимал: я бы своему жениху никогда не изменила, если бы я выходила замуж по любви. У меня сложились обстоятельства, при которых только так я могу вытащить оттуда брата.

Баста. Кладу нож подальше от себя. От греха. А то еще половину пальцев себе отрежу.

Поверить не могу в то, что слышу. Я просто не понимаю до конца, наверное, но нет. Она ведь сказала именно то, что я услышала.

Он шантажирует ее братом. Теперь картинка сложилась настолько четко, что я больше не могу думать ни о чем другом, кроме как наплевать на все и вмешаться. Сделать из бывшего лучшего друга инвалида, а ее забрать навсегда.

У меня больше совсем нет причин тормозить и ломать себе ноги, стирать память и делать вид, что между нами ничего нет.

Ничерта подобного.

—Гандон. Какой же он гандон, — упираюсь кулаками в поверхность стола и дышу, по крайней мере это у меня получается лучше, чем контролировать гнев.

Манипулировать братом? Серьезно? Ты так решил добиться девушку?

—Леш, это все неважно. У меня нет другого выхода.

И если я думал, что меня эта новость пришла только что, то них*я подобного. Меня снова с разбегу лупят битой прямо по лицу. И я уже не твердо могу стоять на ногах.

—Ты что только что ляпнула?

Очень хочу верить, что она просто пошутила. ПОШУТИЛА, МАТЬ ТВОЮ! Иначе я за себя больше не ручаюсь.

Вика скукоживается и не смотрит на меня. Правильно, не смотри, не смотри, потому что ты от моих эмоций, отображаемых в глазах, оху*ешь, дорогая.

—Ты не выходишь за него. Точка. Прямо сейчас звони ему и говори, что свадьбы не будет.

А потом я его просто закопаю живьем в лесополосе. Без зазрения совести!

Вытаскиваю телефон из заднего кармана и бросаю его на стол. Мне по херам, что у нее сейчас в голове, вот вообще по херам.

—Слишком поздно. Я не смогу иначе брата вытащить, а он не виноват, спецназ. Невиновный человек не должен сидеть в тюрьме только потому, что я не могу всего-то выйти замуж за нелюбимого. Это такая мелочь. Просто быть с тем, кого не любишь. Он ведь меня…до смерти обожает, — она говорит все скопом, приводя совершенно дурацкие доводы, от которых даже у бритоголового начали бы волосы на голове шевелиться.

Я в шоке от происходящего. Иду к Вике и дергаю ее на себя, заставляя мелкую расползтись по моей груди.

—И тр*хаться с ним будешь спокойно? Сможешь, да? После всего того, что было между нами? Вот так запросто забудешь и пойдешь в чужую койку? — впиваюсь в нее свирепым взглядом, от которого даже у моих парней очко жим-жим. Но она смотрит на меня без тени страха или паники, так, как смотрела бы на вазон с цветком. Только в глазах этих жизни нет, она будто бы выключилась от одних только разговоров о “счастливой” семейной жизни.

—Почему “будешь”? Может уже? — мертвым голосом спрашивает, а у меня перед глазами стелется пелена. Алая. Ядреная. После нее я обычно совершенно точно не соображаю, что делаю. Я просто убиваю.

ГЛАВА 21

ВИКА

Я понимаю, что опять дергаю тигра за усы. Хотя нет, я не просто дергаю за усы, я вцепилась в них и катаюсь как на канатах. Ноздри спецназа раздуваются сильнее, глаза наливаются кровью. По спине плавно скользит холод, несмотря на то, что между нами все сто градусов. Закипаем.

—Он тебя касался? Он посмел тебя тронуть, против твоей воли, — звучит не вопрос, не утверждение. Широкая ладонь мужчины обхватывает мою шею со спины у затылка. Пальцы больно впиваются в кожу, но достаточно для того, чтобы я смогла дышать без затруднения.

Моя голова слегка отводится назад и приподнимается. Теперь я почти касаюсь губ Леши. Сведенных вместе и напряженных губ, которые умеют дарить ласку и грубость, нежность и безумство.

Своеобразный микс, от которого голова перестает работать.

—Отвечай, отвечай, немедленно, — он потряхивает меня разок-другой, вынуждая уже сейчас испытывать странное томление в теле. Вторая рука скользит вниз и пробирается под ткань мужской футболки, одно наличие которой на моем теле рождает миллиард мурашек просто от осознания того, что ранее она была на моем спецназе.

Наверное, вот такая одержимость мне была нужна. Взаимная одержимость. Мои губы растягиваются в ленивой улыбке, когда его шершавые пальцы скользят по влажной коже. Острота момента поражает, сбивает с ног.

—А что ты бы сделал, если бы это было правдой? — прикрываю глаза, а мой спецназ ударяется своим лбом о мой и выдыхает ответ в моих дрожащие от предвкушения губы:

—Я буду долго и методично избивать его вне зависимости от твоего ответа.

В глазах Леши горит праведный гнев, он настолько яркий, что эти блики ослепляют. Перешагиваю через свою стервозность и откровенно пьяное мышление и возвращаюсь к привычной ипостаси. Той, которая была в вечер нашего знакомства.

—Только ты. Я бы не смогла...

—Разумеется, бл*ть, ты специально проверяешь меня на стрессоустойчивость. С тобой я вообще не уверен, что способен на нее, — хрипит в ответ и подхватывает меня на руки, следом сажает голой задницей на прохладную мраморную кухонную поверхность. Жар и холод ударяет по нервным окончаниям так, что от неожиданности я ежусь.

Мурашки скользят по всему телу. Леша сдирает с меня футболку и впивается губами в болезненном поцелуе мне в шею, одновременно с этим раздвигая ноги пошире и придвигая меня ближе к краю.

Грудь ноет, а внизу живота творится что-то невозможное, выкручивающее меня по спирали. Звуки сбившегося дыхания и хриплых стонов — это единственное, что сейчас можно осознать через ватную пелену в ушах от подскочившего давления.

Складывается стойкое ощущение, что моя кровь вот-вот закипит с каждой новой лаской Леши. Грубой лаской, запретно-порочной, такой, о которой мечтают все девушки, но получают немногие. Перехватив мои губы, он наконец-то врывается в мой рот языком, на секунду оставляя тело.

Слышится лязг ремня, звук расстегиваемой ширинки. Секунда, и Леша резко придвигает меня на себя и в один толчок врывается, растягивая максимально. Это до боли приятно. Я охаю ему в рот, когда Леша выходит и резко входит, в этот раз глубже. Теперь становится понятно, чем именно мы занимаемся.

По-звериному и грубо.

Широкие сильные ладони упираются в бедра и удерживают меня на месте. Ногами полностью обхватывают узкую талию мужчины, и я вижу буквально из первого ряда, как это все смотрится. Темная кожа на контрасте с бледной. Жесткий черный волос на девственно чистой коже.

Спецназ пускается к груди и обхватывает зубами сосок, продолжая насаживать на себя.

Я же окончательно теряю связь с реальность от прошивающих насквозь ощущений. Голова кружится, и я только и могу, что хвататься за плечи мужчины, сводящего с ума.

Заставляющего думать, что все может быть иначе, что он мог бы помочь. Что он впишется и решит все.

Что заступится. Что он будет вести себя как мужик, как офицер, как защитник.

С ним я бы смогла быть как за каменной стеной и в полной безопасности. Но почему же мы не встретились раньше?

Почему я никогда не видела тебя, мой спецназ?

Это все настолько прекрасно, что я кусаю губу и запрещаю себе плакать, просто чтобы момент не испортить, ведь в затаенных уголках сознания остается мысль, что вариантов у меня нет.

Кончаем мы одновременно и снова без защиты. И снова так, как могут только люди в браке.

Леша мог бы выйти. Он мог бы? Не так?

Но вместо этого лишь сильнее обхватывает меня, пригвождая к месту.

Ягодицы горят, а душа ноет. Я утыкаюсь влажным носом в его шею и позволяю себе сделать то, что, возможно, при других обстоятельствах уж точно не совершила никогда. Слизываю соленый пот и целую за ухом.

Архангельский замирает от моей странной ласки и снова берет меня на руки, все еще находясь во мне. Начинает бить мелкая дрожь.

—Я все решу. Это не обсуждается. Ты остаешься здесь до выяснения всех вопросов. Об этой даче Серый не знает, он против отдыха на природе, так что его сюда затащить не выходило. Здесь ты в полной безопасности. Я прошу тебя не делать глупости. И прошу тебя больше не плакать. Поверь мне, я не прошу никого ни о чем, так что делай скидку и исполняй.

Мне так хочется верить, и вместо тем — так боюсь поверить. Боюсь, что это может стать фатальным. Но весь вид мужчины настолько решительный, что не поверить ему сейчас — совершить преступление.

—Зачем тебе это?

—Я свихнулся на тебе. Иначе уже не смогу. Приворожила, ведьма? — улыбается он зло, а затем целует во вспотевший лоб.

Любая другая на моем месте точно размышляла бы о гигиене, но не я. Мне с ним ничего не стыдно, не страшно и не противно.

—С некоторых пор эта фраза наводит на меня только печальные мысли, спецназ, — без тени улыбки отвечаю ему, укладывая ладонь прямо в область сердца.

Оно стучит размеренно и громко. Как будто никакой физической нагрузки только что у нас не было. Интересно.

—Ну значит будем считать так: я решил, что ты моя, — произносит он, всматриваясь в меня потемневшим взглядом.

Внутри что-то лопается, и теперь я один большой розовый зефир. Грудная клетка впервые наливается чем-то теплым, приятным. Не представляю, что со мной будет, если эти ощущения просто уйдут.

—Я боюсь, что может не получится.

—Херня, у меня все всегда получается. Иначе не устроен.

Уверенность спецназа завораживает, дает надежду, за которую я цепляюсь так сильно, что сводит пальцы в болезненном спазме.

Решаюсь рассказать ему обо всем. И о подозрениях относительно того, что брата могли подставить, и о друзьях отца. И о его самом главном ученике. Все-все как на духу. Мы давно уже сидим во дворе и жарим шашлык, который я жду почти как в детстве ждут Деда Мороза под Новый год.

Все-таки видеть, как мужчина готовит, — это своеобразное наслаждение и совершенно точно моя слабость. Особенно, если он готовит что-то на костре.

И особенно, если это так вкусно, что я могу сожрать собственные пальцы и забываю о наличии приборов на столе. Они точно для слабаков.

Наверное, я вмиг протрезвела за пару часов. И мне впервые хорошо...

Сложно сказать, в какой момент я окончательно понимаю, что теперь будет так, как говорит Леша. Наверное, именно проснувшись утром на его широкой горячей груди. Вмиг мурашки по телу проносятся, а в груди что-то с силой нагревает мое подтаявшее сердце.

Он такой большой и сильный, что я будто бы совсем безоружна и точно повержена от напора и мужественности, что с такой силой исходят от него. Иначе никак…

Своими повадками и манерой общения он начинает напоминать мне отца, да и вообще даже в мелочах он очень на него похож. Я думаю, что они явно были знакомы, но спросить не решусь, наверное. Мне все еще сложно обсуждать настолько болезненные вещи.

Если принять во внимание тот факт, что я совершенно точно не пережила смерть отца, как это сделала мама. Несмотря на сильные чувства к отцу, она переключилась на нас, в то время как мы с братом не смогли переключиться на нее, ведь мать замкнулась. Она стала какой-то очень дорогой куклой, что стоит в магазине на верхней полке.

Без эмоций, чувств и сострадания. В один миг в ней отрубились простые человеческие эмоции.

Осталась дорогая упаковка, поблескивающая от правильно выставленного света в магазине.

Кажется, именно со смертью отца мы с Игорем потеряли еще и мать, привычный уклад жизни, где все вопросы и проблемы, по большей части, оставались вне поля нашего зрения.

А если обдумывать случившееся…

Вчера я не была настолько пьяная, чтобы все забыть, но некоторые моменты явно воспринимались иначе на пьяную голову. И смелее я была в разы. Слишком смелая. И слишком грубая.

А сейчас это осознание так сильно бьет по голове, что я теряюсь, укладывая ладошки на Лешу. Мы полностью голые, но в тот раз на кровати. Жарко что в аду, одеяло отсутствует. От прикосновения к коже жесткого волоса на его груди трепет внутри становится ощутимее.

Меня бьет крупная дрожь.

Согласилась я вчера, а сегодня? И весы перекатываются в сторону «да», даже если страх чувствуется острее. Страх за брата, за свое будущее.

Пульс заметно ускоряется именно в момент, когда я упираюсь бедром в эрегированный член.

При свете дня у меня есть прекрасная возможность рассмотреть все в деталях. Я вчера предлагала замерять? Краснею только от одной мысли, если честно.

Нет, это точно даже при беглом осмотре лишнее. Просто потому, что размер бросается в глаза. Усмехаюсь своим же мыслям и перевожу взгляд на лицо Леши. А он внимательно за мной следил все это время, судя по игривой улыбке.

—Все устраивает?

—Более чем, — нервно смеюсь, потому что мне неловко быть «схваченной на горячем». Ну надо же везет!

—Я тоже так думаю, что ты жаловаться совсем не должна, — он переворачивает меня на кровать, а сам ложится сверху, уперевшись бедрами в меня. Член проезжается по складочкам и умещается в итоге прямо между них.

Горячо и влажно, а еще очень пошло-развязно, но я только сильнее обхватываю узкие бедра своего спецназа и совершенно не думаю прикрываться от наготы.

Он же внимательно рассматривается начинающую возбуждаться грудь и облизываться как кот на сметану.

—Давай прогоним вчерашнюю информацию, чтобы я спокойно сегодня пережил день. Не люблю эмоциональные качели, а по твоим глазам читаю что-то подозрительное. Давай, Вика, жги. Я готов.

Он хочет увериться, что я не передумаю. Перестраховщик мой спецназ во всем.

—Я остаюсь здесь, а ты решаешь проблемы.

По лицу мужчины прокатывается довольное выражение, значит, мой ответ пришелся по душе. Я не могу признаться даже себе, что слишком сильно поверила в его обещания и не смогу уже жить, зная, что не попыталась.

По сути, я рушу все когда-то сказанные наставления моего отца. Не верить мужчинам на слово, ведь показывают отношение только поступки.

Но он и так делает эти поступки. Ведь так?

—Что мне здесь делать?

Внезапно звонит телефон Леши, и он резко вытягивается, вставая с кровати. Я с наслаждением и упоением слежу за голым задом, маячившим перед моим лицом.

Мышцы поигрывают на смуглой коже.

—Архангельский, — Леша тут же берет трубку и выходит на улицу прямо…так. Совершенно без комплексов.

Хотя какие уж тут комплексы, тут исключительно поводы для гордости.

Дальнейший разговор не слышу, но внутри по чуть-чуть начинает все покрываться коркой льда. Спустя пару минут Леша возвращается, теперь злой и угрюмый. Смарт летит на стол с громким грюком, из глаз пускаются искры тока.

Я не хочу думать о плохом, но не получается. Кажется, я очень хорошо понимаю, кто ему только что звонил и довел его до такого состояния за считанные минуты. Холодный пот проступает на коже, кристаллизируется в настоящую стужу, обдувающую меня с ног до головы.

Только сейчас я с ужасом понимаю, что не предупредила мать относительно своего отсутствия. Капец. Это ведь катастрофа будет, хотя нет…не будет, эта катастрофа случается прямо в данный момент.

—Мне надо позвонить, — подскакиваю на кровати, но Леша встречает мой порыв так же злобно, берет со стола бутылку воды, с силой открывает и присасывается к горлышку. Часть жидкости расплескивается по шее, груди и торсу…вниз.

—Не надо, — грубо рубит он, буквально выплевывая в меня эти слова.

—П-почему? — встаю, укутавшись в единственный плед. Теперь быть голой перед ним как-то зябко, наверное, потому что все очарование разрушено.

—Потому что я уже сказал, что ты у меня.

Давлюсь собственной слюной, сильнее стягивая плед на груди. На мгновение мне кажется, что Леша просто шутит, но спецназ серьезен, зол, и при этом напряжен. Так что нет, не шутит. Даже больше…он в состоянии, которое предшествует взрыву. Я видела такое у отца и всегда смог определить среди множества эмоций.

По коже скользит ужас. Разумеется, я понимаю, что спецназ будет действовать, но я точно не ожидала, что это случится настолько скоро и так неожиданно оглушающе.

Как обухом по голове.

Меня немного ведет, дыхание сбивается.

—Кому?

По лицу мужчины проносится тень нечитаемой эмоции, но меня прямо подкидывает, когда я встречаю ее. Неизведанное зло? Рикошетом в грудь.

Кадык Леши взлетает вверх, вместе со мной в данный момент, ведь я давно на верхушке Американских горок. Легкие скукоживаются, и я замираю, вглядываясь в спецназа.

—Твоему бывшему жениху и моему бывшему другу.

Кажется, меня сражает наповал нервный смех. Губы искажаются в улыбке, из горла вырывает странный всхлип или полустон от жуткого страха, что стягивает внутренности узлом. Он ему сейчас все сказал по телефону? А если…это будет иметь последствия?

—Зачем ты сделал это прямо сейчас? А если…Игорь…

—Рот закрыла и слушаешь меня, — грубо прерывает мой начинающийся словесный понос. Меня несет буквально и фигурально. Иррационально подаюсь назад и оседаю на кровать. Одеяло сбивается у ног, но я цепляюсь ладонями в него, чтобы все также быть прикрытой. Броня так себе.

—Я отъеду. Ты остаешься здесь. Тебя ночью искали по моргам и больницам. Это не есть гуд, конечно. Мой косяк. Искали, потому что Решетников поднял всех, но тем не менее, мать предупредить стоило бы. Я давно забыл, что значит такого рода ответственность. Исправлю.

Вот как мы с Сереги переключились на Решетникова. Прикусываю губу до противного металлического привкуса. Да, я забылась, а тем временем есть мама, которая точно не находила себе места. Особенно если учесть прекрасный разговор, который состоялся между нами сразу после клуба.

Начинает бить крупная дрожь, и несмотря на жару, я уже испытываю холод. Он меня укрывает собой и не дает успокоиться.

На Лешу не смотрю, зато он на меня явно смотрит, потому что этот дикий взгляд я ощущаю кожей. Ощущаю и дрожу сильнее, облизывая пересохшие вмиг губы. Меня будоражит изнутри настолько сильно, что я не понимаю, как это остановить. Настолько сильно накрывает.

—Не дай мне повод слететь с катушек, Вика. Я очень страшен в этот момент, настолько сильно, что могу совершить непоправимое, — он опускается передо мной на корточки и перехватывает обледеневшие руки.

Становится теплее, ведь его кожа открытый огонь, в котором я сгораю. Хотя может это в его взгляде я сейчас горю. Смотрю сквозь проступающие слезы на него и не могу связать и двух слов, что совершенно мне не характерно.

Я не была готова к тому, что все так скоро начнет решаться. Но и Леша не тот человек, который будет растягивать проблему подобно жвачке.

Он перекатывает мои ладони в своих теплых и сильных руках, а я слежу за тем, как при этом мышцы играют на бицепсах. Как вены вздуваются, как прячутся, стоит руке расслабить захват.

Становится понятно, что теперь я в состоянии разглядеть даже самые мелкие ссадины и впитать в себя любые особенности его тела. Родинку возле ключицы, шрам на плече, еще один, похоже, от пулевого в области груди. Страшно спрашивать, но так и манит провести по отметине пальцем.

Глушу свои желания.

—Я просто буду здесь, да? — перевожу взгляд на его лицо, впитывая в себя решительность и мужественность. Она искрит в нем.

—Да.

—И не задавать тебе вопросов, разумеется.

Это все ясно, как божий день, но есть одна проблема. Она заключается в том, что я точно не тот человек, который будет терпеливо и, главное, молча сидеть и ждать мужика у окошка, пока он решает большие дела. Это история не обо мне, и Леша должен был это понять еще в самом начале. В первый день.

—Разумеется.

—Но я не смогу просто сидеть здесь. Я не такой человек, ожидание, к тому же, подобно маленькой смерти.

—Через пару часов я приеду и расскажу тебе подробности, которые тебе следует знать. Но ты больше не будешь видеться с Решетниковым сама. Думаю, в целом не будешь, это не имеет смысла и будет лишь триггерить меня, — он склоняет голову набок, протягивает ладонь к моему лицу и стирает скатывающуюся слезинку. —А так да, я знаю, какой ты человек. Папина дочка. От тебя другого ожидать не следует. Но как я уже говорил: тебе следует мне довериться, Вика. Это все, что на данном этапе требуется. Еще не было такого, чтобы я подводил кого-то. И ты не станешь первой.

Опять не замечаю своих реакций, но в какой момент я стала такой плаксой?

Стыдно за саму себя.

Потому что меня учили быть сильной и не зависеть ни от кого в этой жизни. Даже отец говорил, что в случае полного обеспечения мужем я обязана иметь свой личный доход, который будет касаться только меня.

На случай, если муж перестанет быть моим мужем. А на деле что? На деле я сначала вверяюсь в одни руки, затем в другие. И все это идет вразрез с тем, что в меня заложил отец.

—Это не значит, что ты от меня зависишь, Вик. Это лишь значит, что я твой мужик, а ты моя женщина, и я решаю вопрос, который моя женщина в силу того, что она еще и девочка, решит не может. Это вопрос взрослых дядь, где таким цветочкам не место. Сходи в душ, покушай, прогуляйся по территории, отдохни и больше ни о чем не думай. Брат твой будет оправдан. И своему бывшему жениху ты больше ничего не должна. Сейчас не твой бой. Но ты очень важна в том, чтобы подавать мне патроны, — впервые за все время он криво улыбается, но в этой улыбке радости я не вижу.

Там скользит боль, которую я могу понять достаточно ясно.

Он в реальности теряет лучшего друга, а в разговоре этого лучшего друга уже нет.

Киваю резко, вырывая свои руки из его захвата, и делаю самую странную вещь за последнее время. Самую странную…Я тянусь к нему и крепко обнимаю, и он также сильно обнимает меня в ответ, усаживая на себя сверху, все еще сидя на корточках. Даже не качнулся от этого движения. Все настолько обыденно, будто мы сидит на диване, и спецназ на полном расслабоне.

Упираюсь носом в широкую шею и расслабляюсь. Оказывается, теперь я только в его объятиях могу расслабиться и напрячься одновременно.

И все это связано с внутренним трепетом, но никак не со страхом.

Он уходит буквально через минут пять, голодный, взмыленный, пахнущий мною, как он сам отмечает. Я не спрашиваю, ни куда он идет, ни насколько, просто слепо доверяюсь процессу, уверенная, что Леша все решит.

Мне страшно только из-за того, что они с бывшим лучшим другом могут подраться. Однако я и тут уверена, что победит спецназ, хотя бы просто потому, что я так решила. Ну и явно потому что Леша шире в плечах, и это дает мне аргументы для единственного верного умозаключения: он сильнее.

Наверное, я в это верю больше, чем во что бы то ни было, но матери решаюсь позвонить, как только машина спецназа отъезжает от дома.

Теперь меня снова охватывает дрожь от предстоящего разговора и от сожаления по поводу своего поведения. Оно не безукоризненно и далеко от идеала, а мать моя, хоть также далека от идеала, но все еще любит меня.

Пропущенных на смарте так много, что я даже со счета сбиваюсь. Все вытекает в то, что мне звонили с пяти разных номером. Чаще всего это делал Сережа, затем мама и все мои подруги, которых явно поставили на уши из-за моего исчезновения.

Хм.

Не удивлюсь, если мой телефон в итоге отследили. Иначе с чего вдруг кто-то, а я думаю, это был Серж, позвонил именно Леше?

Пока мои размышления планомерно заводят меня в тупик, в трубке слышится мертвый голос моей матери.

—Как ты могла? Как ты могла, Вика?

Грубоватый вопрос вонзается в меня битым стеклом. Скрюченные пальцы сильнее сжимают смарт. Голос мой будто бы пропал, а может я и вовсе знаю, что сказать. В самом деле, как могла не позвонить? Элементарно, навалилось много, да и встреча с братом, родственником Венеры, новости о ее беременности, полиция, Леша…хотя его я бы смело поставила на первое место.

Все началось именно с него. Он просто перевернул мою жизнь вверх дном, взбудоражив, встряхнув, заставив увидеть другие возможности.

—Я все морги обзвонила, по больницам ездила по всему городу, друзей на уши подняла, — слышится всхлип, затем протяжный вой. —Сережа за эту ночь поседел. Он буквально поседел, Вика. Ты как могла вообще такое сделать?

До момента, пока она не упомянула Сережу, я действительно испытывала стыд. А теперь гнев, который становится только сильнее. Я совсем не уверена, что смогу сдержаться, чтобы снова не нахамить.

—Мне жаль, что я заставила тебя нервничать.

Ерзаю на кровати скидывая с себя покрывало. С твердым намерением найти хоть что-то из одежды, шагаю в сторону дивана, на котором, о чудо, нахожу вещи спецназа. Маловероятно, что они чистые, но это заставляет меня испытывать своеобразное предвкушение.

—Жаль ей, а ты вообще о ком-то, кроме себя думаешь?

Вот это и становится последней каплей в моей чаше терпения. Она лопнула только что со всех сторон, а ее содержимое выплескивается наружу волнами, подхватывая меня вперед. Язык мой явно мой враг, но так тому и быть.

—Думаю. Настолько часто и много, что с легкостью поддаюсь принуждению выйти замуж за нелюбимого, лишь бы этот нелюбимый помог мне вытащить брата, кстати, твоего сына, который НИ В ЧЕМ НЕ ВИНОВАТ, МАМА, но ты предпочитаешь только обвинять меня, вместо того чтобы поставить себя на мое место и уяснить раз и навсегда: я сейчас жертвую собой ради брата. Представляешь?

Повисает молчание, я дышу тяжело и часто, сама от себя не ожидала подобной реакции. В груди все печет. Хватаю с дивана рубашку спецназа, в которой он был на моей помолвке и натягиваю на себя. Она пахнет им и немного спиртным. Вылил на себя, что ли?

В трубке так и звучит эта оглушающая тишина.

—Где ты сейчас?

Бам. Где я? А что так? Не сказали? На языке вертятся такие словечки, о существовании которых нормальные люди явно не в курсе, но я глушу в себе порыв высказать все как есть. Только укутываюсь в рубашку Леши и мысленно посылаю себе сигналы успокоения. Он сказал вообще никому не звонить, но ведь это же мама.

И я была обязана ей сообщить о том, что жива, по крайней мере. Ну и еще кое-что.

Да, мама, я сплю с лучшим другом своего жениха. И кажется, я влюблена в него. У меня мурашки по коже от его голоса, меня подкидывает, стоит только увидеть. Сердце вообще готово остановиться после бесконечного марафона, когда оно гоняло кровь нон-стоп на максимальной скорости просто от прикосновений.

Хотя нет, не кажется. Я точно в него влюбилась, и случилось это именно в ту ночь, когда мы переспали. За день до официальной помолвки с человеком, который принуждает меня выйти за него. Прекрасная история, неправда ли?

Самое время ужраться в слюни, чтобы не чувствовать ничего.

—Ты завела кого-то? — с укором и какой-то ненавистью звучит от нее вопрос, на который она не имеет никакого права.

Молчу, всматриваясь в окно. А там срывается ветер и на небе разливаются чернила безобразными кляксами, будто бы даже природа понимает мое настроение. Внезапно начинают орошать землю крупные капли дождя, слышится раскат грома.

—Отвечай немедленно.

—Да, я в отношениях, мама. И он мне помогает без «но» и «если», и даже если бы я ему отказала.

Боже, я говорю, а меня трусит. Руки буквально дрожат как у алкашки. Поверить не могу, что со мной это все происходит взаправду.

—Какой позор!— начинает завывать мать, а затем следом звучит обидное: —Сережа тебя так любит. А ты променяла его на какого-то ублюдка, который в уши тебе влил в сироп? Ты с ума сошла, Вика. Одумайся. Одумайся. Секс может быть головокружительным, но тебе с человеком жить, а Сережа для тебя сделает все. Он готов и жизнь свою отдать, если потребуется. Немедленно приезжай, Вик. Я придумаю что-то, мы выкрутимся, никто не узнает.

Из меня вырывается нервный смех, настолько сильный, что я пополам скручиваюсь от него, а еще и от боли. Моя собственная мать готова продать меня за бесценок и прикрыть мое блядство, лишь бы только Сережка ничего не узнал. Если я уже ей сказала, что спецназ все решит, то почему она продолжает гнуть свою линию?

—Вика, прекрати! Немедленно прекрати. Мы не можем себе позволять ломаться в такой момент.

А в другой сможем?

Меня все так же прокручивает по спирали, когда я задаю свой главный вопрос.

—Дело ведь совсем не в Игоре, да? Так в чем еще дело, мама?

Но она мне не отвечает, лишь бросает колкое:

—Я жду тебя дома. Немедленно! — и первая сбрасывает вызов, отчего в моей душе окончательно лопается что-то, что до этого держало меня на плаву.

И теперь я точно не справлюсь сама. Не выгребу, а скорее захлебнусь. Пальцы сжимают тонкую ткань рубашки, я утыкаюсь носом в нее и вою, пока голос не садится. И только тогда позволяю себе «изменить поворот».

Быстро отписываю подругам, что я в порядке, но говорить не могу и выключаю телефон. С меня хватит. Хватит этого дерьма, в котором я была бы обречена плескаться всю жизнь, если бы не мой спецназ.

ГЛАВА 22

АРХАНГЕЛЬСКИЙ

Меня трусит, возможно, впервые в жизни так сильно, что я сам это замечаю, сжимая руль. Перед глазами стелется красная пелена, мешающая адекватно оценить ситуацию. А что ее оценивать? Тут все ясно как божий день. Абсолютно точно.

Теперь я не смогу поступить благородно. Теперь не получится…не повторяться, а друга я и так потерял, бояться уж нечего. Не о чем сожалеть, потому что я даже этому рад. Не будет отребья в друзьях.

Я никогда не думал, что со мной случится во второй раз ситуация, относительно которой я по молодости зарекся. Никогда снова. Как же здорово жизнь может с разбегу по морде зарядить и отрезвить, чтобы человек больше не думал от том, что он на самом деле хоть что-то решает.

Потому что ничего мы не решаем. Наверное, Вселенная сидит и наблюдает с особым остервенением, а как только слышит «никогда снова», посылает именно это, чтобы поржать еще разок над человеческой глупостью.

Усмехаюсь своим мыслям и на мгновение позволяю вернуться в пережитое ночью и утром. Я на нее подсел. Совершенно точно.

Просто влип полностью. И даже допустить мысль о том, чтобы отпустить, вынуждает испытывать ни с чем не сравнимый страх, а в этой жизни я ничего не боюсь. В силу своей работы, по большей части.

Страх может убить, и его не должно быть рядом, когда в любой момент нужны максимальная выдержка, сноровка и смекалка.

Я думал все сделать иначе, думал по-нормальному…до момента, пока Вика не рассказала мне недостающие факты, удачно уложившиеся теперь в моей голове. Факты, от которых захотелось сразу же помчаться к бывшему лучшему другу и сделать его инвалидом без зазрения совести, без сожаления, но с одним желанием, руки от которого горят от нетерпения.

Я никогда не считал мордобой решением проблемы. Никогда. Очень редко на самом деле использовал кулаки, только когда ситуация прямо-таки вынуждала. То есть, я сторонник переговоров, но сейчас я еду к бывшему другу, чтобы начистить ему рыло, потому что он принуждает мою женщину выйти за него замуж.

И хуже того. Он ее шантажирует.

Я скажу ему о том, что Вика моя, в лицо.

—Вика пропала. Я знаю, что ты ночью забрал ее под клубом. Ситуации всей не понимаю, это со слов патрульных, ведь камеры не работают. Ты почему не позвонил, Леха? Я чуть с ума не сошел, ты понимаешь, бл*ть, вообще? Что с ней? Как она?

Прервав словесный понос человека, которому подавал руку столько лет, я заставил себя быть спокойным хотя бы сейчас. Чтобы не напугать Вику. Она и так в скором времени будет напугана, потому что накрутит себя до невозможности, что бы я ни сказал ей.

Потому что теперь ничего уже не будет как раньше. Не получится. Теперь будет война, в которой я собираюсь драться не на жизнь, а на смерть

—Да, я забрал ее себе.

Это именно то, что я сделал по жизни ведь, а не в данный конкретный момент.

—Она у тебя дома? Я сейчас приеду. Бл*ть, у меня дома сейчас штаб-квартира по ее поиску, клянусь.

Штаб-квартира. А ты вообще кто, мальчик?

—Нет, не приедешь. Приеду я, и мы поговорим.

—Друг, я чет не догоняю, а что такое? Где моя женщина, брат?

—Я тебе не брат.

И это не твоя женщина. Не была ею, не является и никогда не будет твоей женщиной.

Пока я с ним говорил, у меня все мышцы натянулись стальными канатами и почти воспламенились. Теперь я представляю собой оголенный провод.

Искрю и сверкаю от злости, и чем больше думаю о том, что он мог ее касаться, мог трогать, да даже на той же помолвке, тем сильнее меня потряхивает от оглушающей сознание отчаянной и нетерпеливой ярости, требующей немедленного освобождения.

Ни одна не вызывала во мне схожих чувств собственничества, ни одна не заставляла гореть от ревности, даже когда она и не была моей. Ни одна настолько плотно не влезала в голову под корку, как Вика.

Ощущение, что это все больше походит на больную одержимость, но мне плевать. Я решительно настроен сделать ее своей во всех смыслах и перевернуть землю, но вернуть все на свои места, чтобы моя женщина больше не плакала, не испытывала страх, не решала то, что и не должна решать для своего юного возраста, и самое главное — была рядом.

Приезжаю к Серому быстро, наверное, потому что снова нарушаю, меня вперед толкает самое древнее чувство, на которое способен человек.

П*здец, столько прожить, и чтобы сейчас тебя напополам разорвало от женщины, которую увидел всего лишь несколько раз.

Просто взяло и порвало на части, настолько порвало, что я без сожаления отказываюсь от человека, с которым мы прошли огонь, воду и медные трубы.

Мне открывают дверь моментально, как только я поднимаюсь на нужный этаж новостройки. Дыхание не сбивается даже, а это четвёртый этаж, на который я поднялся без лифта. Хотел успокоиться, чтобы может не сразу вкатать мужика в пол. Ничерта не помогло.

Увидел бывшего друга, а в голове сразу картинки, где он принуждает ее и целует против воли. И все клеммы сорвало, никаких моральных возгласов, ничего больше в голове нет, кроме концентрированного гнева, струящегося по венам.

Меня тянет вперед, и я вместо приветствия заряжаю Решетникову по лицу кулаком, отчего тот падает на спину, а я залетаю следом и приземляюсь на него сверху, продолжаю метелить.

Нас разнимают, что-то прилетает в ответ. Это такая мелочь по сравнению с тем, что он сделал с моей женщиной.

Глаза наливаются кровью, а может это совсем не фигуральное выражение.

—Какого х*я? — окровавленными губами шепчет он, заряжая мне по роже.

—Не смей больше к Вике приближаться никогда. Не смей, потому что я убью тебя, если ты просто посмотришь на нее, — какие-то парни оттягивают меня назад в подъезд, но я и сам не собирался тут оставаться.

Губа расшиблена в кровь, а по лицу Решетникова видно, что он в таком же ахере, как был я, увидев Вику в объятиях бывшего лучшего друга.

—Это теперь моя женщина, и за нее я буду уничтожать, — кидаю напоследок, сплевывая кровь на пол.

Это моя точка в этом разговоре.

***

Только на улице прихожу в себя, но Серый догоняет, теперь сам. Догоняет и разворачивает к себе. В его лице ноль понимания, он в шоке, ну или явно пытается понять, что происходит. Что ж, вряд ли поймет, как и я.

С появлением Вики я перестал мыслить, как прежний Архангельский, у меня теперь внутри перманентно искрит от появления девчушки, а еще безумно хочется просто закрыть ее у себя, чтобы ни одна падла не видела.

Даже показывать миру не хочется. Ревную зверски, остро и настолько сильно, что у самого внутри все переворачивается.

Смотреть на некогда лучшего друга не могу. Сразу желание втащить в челюсть и спросить «ну как же так, друг?», только теперь даже и это слово я выплюнуть в его адрес не смогу. Теперь вообще никак, получается.

—Ты чего п*зданул там? Вика где, отвечай немедленно, — он пытается за грудки притянуть к себе, но я обламываю эти попытки в лёгкую. Меня обжигает осознанием того, что он на ней повернут также, как и я. От этого аж мутит. Меня и мутит? Да, бл*ть…

Вика где, говоришь? Вика…Усмехаюсь и молчу, очевидно стараясь притормозить. Дальше эмоции только во вред, несмотря на то, что острое желание размазать его по асфальту имеется. Наверное, мой бывший друг не верит в то, что услышал.

—Я тебе ничего не скажу. Ублюдок ты, Серый, настоящий ублюдок. Никогда не думал, что скажу это, но все же. Я презираю тебя, не уважаю и даже руки не подам больше никогда. Заруби себе на носу, если я хоть раз увижу, что ты приблизился к ней на гребанный километр, или узнаю, что пытался связаться, я уничтожу тебя. Именно так, как умею только я, — упираю кулак ему в грудину, мысленно представляя, как на самом деле это могло бы происходить, будь я совсем уже без крышака.

—Ты че несешь такое? Это моя жена, — он приближается ко мне, ноздри от бешенства раздуваются. Я слишком хорошо знаю этого человека, чтобы не понимать весь спектр эмоций. От одержимости и до отчаянной ненависти, буквально выливающейся наружу.

—Никогда. Она не станет твоей женой. Никогда.

—Заткнись, друг. Заткнись.

—Я тебе больше не друг. Не смогу даже здороваться с тем, кто ради собственных хотелок принуждает девушку стать его. Заставляет и шантажирует, — бросаю ему, толкая от себя.

Серый мутнеет в секунду. Взгляд нечитаемый, злобный. Что-то ожесточенно проворачивается шестеренками в голове. Да, я теперь в курсе. И он понимает, от кого я это мог бы узнать.

—Ты к ней прикасался, — хрипит он, теряя все краски. Вот это реакция. Интересно, что будет, скажи я ему «да».

—Я свои отношения не освещаю в объявлениях на каждом столбе.

Решетников дергается, устремляется в мою сторону и с кулака пытается вырубить, но его эмоции и неспособность сконцентрироваться для качественно удара играют против него. Я заламываю его, но мне прилетает с коленки в пах. Не так уж и сильно, если принять во внимание состояние, в котором находится мой бывший друг.

Он в бешенстве и не способен больше слышать. Мой ответ не сказал однозначного «да» или «нет», я вообще толком не ответил ему, но он понял между строк. Между строк понял, что я был с его будущей женой.

—Я убью тебя, я убью тебя, — он вырывается и снова нападает на меня, но не выходит. Мы оба учились у лучших, и оба понимаем, как надо держать удар. Только он при этом слегка «потерян» от новостей, поставивших на колени. —Если ты хоть пальцем тронул ее…Я уничтожу тебя, — меня обдает волнами чистого гнева. В таком состоянии Решетникова я не видел никогда, он буквально убит и сражен наповал. В лице такое безумие открывается, что я начинаю всерьез задумываться, а не сошел ли он с ума часом.

Предпосылки для этого, очевидно, имеются.

—Оставь ее в покое. И насчет брата. Если и тут ты порылся, то пощады не будет, даже несмотря на нашу многолетнюю дружбу. Оказывается, я слишком плохо тебя знаю.

Серый вырывается из моего захвата и оседает на пол, ладонями упираясь в уже огненный асфальт, Жара добивает с самого утра, она плавит мозг и не дает мыслить рационально никому, кто попадает под его пагубное влияние.

С виду можно было бы подумать, что это убитый горем человек. С виду кажется, что случилось страшное, и кто-то умер, не дай Бог.

Но я всерьез всматриваюсь в сгорбленную фигуру человека, которого однозначно не узнаю.

Он будто бы в коматозе.

ГЛАВА 23

ВИКА

Я расхаживаю по дому в ожидании Леши. Собственно, сначала я боюсь это делать, потому что не хочу увидеть хоть что-то не для моих глаз.

Вдруг не я первая? Глупости, конечно…потому что следом приходят другие мысли, воспроизводящие слова спецназа. Я прикладываю руку к груди и ощущаю, как сердцебиение практически разламывает мне грудную клетку.

Сразу складывается ощущение, что непременно увижу…но женская любознательность не может просто слушаться доводов разума, и я расхаживаю по всем комнатам. Слава богу, не нахожу использованных презервативов, к примеру. Зато вижу очень много фотографий Леши на природе, у костра, на речке, на охоте. Он тут и совсем молодой, кажется, что студент, вернее, курсант, и повзрослее, и совсем свежие фото.

На всех в компании мужчин, женщин не нахожу. И жены тоже нет. Это по-особенному радует, ведь забыть о ее существовании как-то не получится. Она есть и числится.

Очевидно, что наши отношения можно назвать грязными, а я та самая любовница, разбивающая семью. Приятного в этом мало, если учесть мое отношение к подобным дамам.

Руки тянутся к фото, где Леша держит огромную рыбину. Не знаю, что это…может карп, но просто феноменально большой даже на фоне габаритов спецназа. Мальчишеский взгляд гипнотизирует, погружает в состояние полусна.

Вдруг осознаю, что он так сейчас не улыбается, нет, улыбка стала взрослее и отпечатывает возраст, но на фото Леша совсем молоденький и излучает легкость от жизни, которую проживает. В такого парня непременно влюблялось очень много девушек, оно и неудивительно…

—На рыбалке с пацанами. Мне здесь двадцать, вернулся на каникулы с военной академии, — басит за спиной, и я моментально разворачиваюсь, встречая абсолютно спокойный взгляд спецназа. Первым делом, разумеется, рассматриваю его на предмет ссадин или синяков, но ничего не нахожу.

Затапливает трепетом, буквально накрывает с головой.

Мне неловко сейчас адски, потому что хочется подойти и обнять, но вместо этого я только схожу с ума от желания и чувствую сильнейшее сердцебиение. А еще страх, что наверняка уже что-то случилось. Не дай бог, непоправимое.

—Ничего не поменялось, Вик, — он распахивает объятия, и я в них буквально «зарываюсь с головой», прижимаясь лицом к широкой шее спецназа.

Что не поменялось? Он с двадцати лет? Или наша ситуация сейчас?

—Скажи мне, что все живы, — только выхватив носом запах Леши, получается словить маломальский дзен.

—Все живы. Что за вопросы вообще? Я похож на убийцу? Я офицер, Вика, и этот вопрос слегка странный, не находишь? — невесело посмеивается Леша, притягивая меня к себе ближе. Несмотря на жару, я очень рада этому.

—Где ты был?

—Вариант «бегал» не подойдет, да? — снова шутка, но бьет она мне по нервным окончаниям. —Общался с Решетниковым.

Ужас скатывается по спине к пяткам, кристаллизируясь в маленькие льдинки. Общались? И что теперь. Вот что теперь?

Я мягко отстраняюсь от Леши, но он не позволяет мне этого сделать, оставляя полностью распластанной по его телу. Ладонями упираюсь в грудь и внимательно рассматриваю лицо спецназа.

—Что ты ему сказал?

—Это неважно. Повторяю еще раз. Важно то, что ты остаешься здесь и выполняешь все, что я тебе скажу, Вик. Ты давай пока лишний раз без меня никуда не выходи. Я всей ситуацией не владею, но рисковать не собираюсь. С Серым, конечно, тоже говорить я тебе запрещаю. Ничего не делать, разве что своими делами, а если куда срочно надо, я тебе своих парней выпишу. Они у меня как на подбор, и им точно можно доверять. В наше время подобные вещи стоят дороже золота.

—Леш, я должна понимать, что происходит, — отрицательно машу голову, чувствуя при этом, что внутренний ужас не отпускает. —Мой брат —это самое главное для меня, я не могу рисковать, если не понимаю все риски. К тому же сейчас, когда его девочка беременна, и там дело уже не касается просто его, —ладони приковываются к горячей коже бицепсов Леши. Я замечаю, как на моменте «беременна» он удивленно приподнимает бровь.

Не ожидал? Я тоже не ожидала от своего брата такую скорую стружку детей.

—Я сказал все, что тебе нужно знать. Беру дело на контроль и полностью решаю этот вопрос. Я не привык делиться этапами решения проблем. Помимо того, что я офицер, я еще и командир. Вот почему требую от тебя беспрекословного выполнения моих приказов.

—Но я не твоя подчиненная, — во мне вновь зреет протест, и он рационален. Нельзя же просто приказать человеку ждать послушной собачкой, когда у этого человека вся жизнь кубарем.

Я вижу, как спецназ старается не взорваться, хоть и очень злится. Неужели он всем всегда приказывает и не поясняет ничего? Поверить сложно. А как же с женой было? Она не похожа на амебу.

—Верно, ты моя женщина, и я полностью отвечаю за твою безопасность и твои проблемы. Так что не грузись. Возвращаться к этому вопросу я не собираюсь.

«Моя женщина» так щемит грудь, что будь я глупее, явно бы растеклась. Но я не дура, хоть иногда мечтаю ею быть. Пальцами я впиваюсь в смуглую кожу сильнее и вскидываю боевой взгляд на Лешу. Он читает в нем все, но встречает без огня и без злобы.

—Ты же понимаешь, что я спрошу у тебя, спецназ? — шепчу едва слышно практически ему в подбородок.

Давай, прочитай мои мысли снова, как ты умеешь.

—И я тебе отвечаю, что мы на стадии развода, — уверенным голосом отвечает он, одаривая меня теплотой тлеющего костра в глазах.

—Ощущаю себя любовницей, которую настойчиво переубеждают, что с женой давно ничего нет…— мне смешно от этого очень, смех захватывает тело, но Леша перехватывает меня за подбородок и приподнимает так, что я теперь смотрю на него в упор. Наклоняется еще так, что губами мы практически касаемся друг друга.

—Я никогда не изменял своей жене. Я повторяю еще раз, так что ты никак не можешь быть любовницей. Прекрати грузить себя, Вика, ведь я подумаю, что тебе скучно. А если женщине скучно, у меня есть на примете одно мероприятие продолжительностью в девять месяцев.

—Не смешно.

—Я и не смеюсь, Вика.

***

Три дня. Я живу на даче у спецназа ровно три дня, за которые мы видимся исключительно ночью, ведь с утра и до позднего вечера Архангельский где-то. Это где-то слишком расплывчато. Я понимаю, что помимо моего вопроса, у него также имеются и свои дела. Как минимум, работу точно ведь никто не отменял.

Леша навез много еды, пригнал мою машину, и вообще ведет себя совсем как образцовый муж, но все еще принадлежит другой. На этом я часто стопорю свои мысли, потому что они не к месту, и прямо сейчас исключительно разводом он заниматься не будет, я на это и не надеюсь, если быть до конца честной. Но это совершенно точно не значит, что я не перестаю думать о его жене. Даже больше, я часто ловлю себя на мысли, что адски ревную.

Ревную настолько сильно, что это чувство мешает мне размышлять о чем-то еще.

Я часто думаю о брате, о его девушке. Определенно точно скучаю и хочу вставить ему люлей за его поведение, глупое и такое по-детски наивное.

Но пока меня очень попросили никуда самостоятельно не выезжать. Ослушаться не позволяет дремлющая совесть, хотя я вполне могла бы поехать по своим делам в отсутствие Леши. Наверняка он бы даже не узнал о моей вылазке, если бы мы не встретились в городе, например, ну или на крайний случай, если бы доблестные ДПС не решили бы проверить мои документы.

Есть и другой вариант. Леша мог бы их спецом подключить и выдать на меня ориентировку, чтобы просто проверить мое послушание наверняка. Глупость. Такой человек, как Архангельский, не стал бы пользоваться своим служебным положением для решения личных вопросов. Мне так почему-то кажется, хотя нет…я в этом уверенна.

Он оборудовал одну комнату под кабинет и свозит туда дела, расклеивает фотографии как в лучших сериалах про детективов. Зачастую ходит смурной и очень напряженный, может внезапно подойти и зажать у стены, поцеловать грубо и так, как будто мы неделю не виделись. У этой же стены у нас все может случиться, но быстро, без особых прелюдий. Что характерно, мне эти прелюдии совершенно не нужны, я с ним вечно готова, как бы это пошло это ни звучало.

Минутная слабость нужна обоим. Мы ведь по краю ходим, а над головой висит что-то неминуемое, оно чувствуется и очень пугает, но только рядом со своим спецназом я не чувствую этого страха, сковавшего грудную клетку.

Ощущение такое, как будто я ни к кому и никогда не испытывала такого сильного желания, как испытываю к Леше.

Всепоглощающее чувство какое-то, настолько меня оно захватывает, что я забываю, как дышать. Мне совершенно точно вместо кислорода может хватать простых объятий спецназа.

Я нахожу особое наслаждение в том, чтобы ходить в его вещах, чувствовать его запах, наслаждаться видом на то, как он занимается силовыми с утра, как приходит влажный после пробежки. Не знаю, откуда у него силы на это все, учитывая температуру «за бортом» уровня «гори все синим пламенем».

Я не захожу в комнату «расследования», потому что меня настоятельно попросили этого не делать. Столько непоколебимой уверенности вместе с глухим приказом в голосе у Леши при этом имелось, что я не думала сделать наперекор ни разу.

Мне слишком хочется верить ему безоговорочно и на все сто возможных процентов.

С матерью мы разругались окончательно. Все вышло из-под контроля, хотя, может, и не было под ним. Я ослушалась и не приехала в день нашего первого разговора, не приехала и на второй. Леша выдал мне обычный кнопочный телефон со словами:

—Его не отследить, общаться только с мамой.

Я звоню ей каждый день, но беседы заканчиваются вопросом «Где ты и когда приедешь домой? Сережа волнуется, он хочет с тобой поговорить», на который она не получает ответ, и мне приходится повесть трубку, дабы не накалять и без того напряженную ситуацию.

Я понимаю, что на мой обычный номер наверняка поступают звонки от Сережи. Еще бы. Не мог же он просто забить болт на то, что я пропала из поля его зрения. А дата свадьбы все ближе и ближе.

Иногда мать шлет мне угрозы в стиле «Я отдам ему телефон, и на следующий звонок ответит твой будущий муж», но это не случается уже третий день подряд, так я перестаю об этом думать, но решаю, что больше звонить не буду. Нет смысла говорить нам на этом этапе, где никто никого слышать не хочет.

У нас со спецназом все гладко, пока с утра Леша не заявляет мне:

—Я сейчас уезжаю. Работа. Ты остаешься тут, по всем вопросам звонишь моему заму. Фрост к твоим услугам.

Сосредоточенный взгляд скользит по чем угодно, но только не по мне. Леша быстро собирается, даже не целует меня на прощание. Я провожаю его взглядом побитой собаки и прикусываю с силой губу, пока во рту не разливается металлический привкус.

От этого по-особенному жутковато, и я начинаю слегка накручивать себя. Что это за задание такое? А насколько оно опасно?

В хаотичных мыслях провожу половину дня, без конца и края читая новости в особом ужасе, ожидая чего-то по-настоящему страшного. Пару раз порываюсь набрать этого самого Фроста, но в следующее мгновение отказываюсь от этой идеи.

В итоге разогреваю очередную порцию шашлыка, ведь у нас теперь каждый день мяса на мангале, и, обессиленная от мыслей, сажусь за стол, втягивая носом аромат свежего мяса. Слюна скапливается во рту, а затем я слышу шаги.

О Господи!

Схватив вилку, резко встаю и разворачиваюсь на источник звука. Сердцебиение отбивает с особой силой, когда взгляд напарывается на…

ГЛАВА 24

ВИКА

…Жену Леши напарывается мой взгляд. Пока еще жену, стоящую прямо в дверном проеме и взирающую на меня так, как будто я НЛО. Что ж, видок у меня и правда классный. Первое: я в одежде спецназа, и не только потому, что это мне чертовски нравится, а еще и потому, что других вещей у меня нет. В машине только летний спортивный костюм, который сейчас в стирке.

Второе: я тщательно отлюбленная, и тяжело не понять это прямо с порога. Не будет просто девушка без определенных отношений гулять по дому мужчины в одной футболке, под которой ничего. Вы погоду видели? Это же ад на земле. Вы Лешу видели? Там надо голой быть двадцать четыре на семь.

Но если отбросить детали, остаемся мы с женой спецназа, всматривающиеся враждебно друг в друга. У меня очевидная ревность, у нее неприкрытый шок. Наверное, первым порывом было нечто из разряда «вцепиться в волосы», причем и у нее, и у меня. В итоге стоим изваяниями, отмираем.

Первая — она.

—Вика? — потрясенно звучит, как будто она не может поверить в происходящее. Очевидно, я тоже иногда ловлю себя на такой мысли. Поверить не могу в то, что теперь у меня есть спецназ.

—Добрый…день, —выплевываю из скованной нервами груди. Сложно вообще сейчас конструктив в массы нести, если хочется напхать в стиле «он мой, свалила». Я никогда подобным не баловалась, но сейчас самое время начать. Почему бы и нет?

Рита вскидывает брови вверх. Эти ниточки так высоко подскакивают, что у меня сомнения в их реальности. Словно мультипликация.

Устраивать драку сейчас странно будет, но мое тело напряжено совсем как перед броском. Или в моменты, когда ты на адреналине готов защищаться от нападения. Эмоционально шатает из стороны в сторону, на ментальном уровне мне кажется, что сейчас произойдет взрыв сверхновой.

Я настолько концентрируюсь на бывшей жене Леше как на угрозе, что у меня даже сужается зрение. Внутри распаляется то самое чувство необоснованной ненависти просто потому, что она когда-то была его женщиной. То есть касалась, проводила с ним время, разговаривала вдоволь, возможно, и путешествовала. Про секс думать боюсь, ведь моментально во рту разливается привкус рвоты, а живот скручивается в болезненных спазмах.

Реакция душераздирающая. Сносящая с ног. Выбивающая сознание.

—А что ты здесь делаешь, девочка? — сипло произносит она и начинает рассматривать меня с ног до головы. Медленно, внимательно и маниакально даже как-то.

Я помню, что мы условились на «ты», но делаю ровно наоборот.

—Это ВАС не касается, — у меня врубается гонор и вплетается в канву голоса.

Специально я разграничиваю нас, потому что мы совершенно по разные стороны баррикад. И Рита, будем честны, все же старше. Моя сучья натура в наличии и брызжет ядом. Даже мысленно я хочу быть во всем лучше, чем его бывшая жена. Сейчас она даже не кажется мне такой симпатичной, какой казалась в первую нашу встречу.

Она буквально никакая и опухшая при этом. Нет. Она обрюзгшая.

Женская солидарность сметается поганой метлой на раз-два.

—Я жена Лёши. И да, я имею право спрашивать, что вы делаете в нашем дачном доме.

Слова больно вспарывают мне кожу. Ощущение, что она не в курсе развода… Не к месту вспоминается, что он ведь обещал, но, значит, так и не дошел до обещанного. Противно и зябко, хочется сразу помыться. И тут же следом приходят мысли, что мой спецназ совсем не мог бы меня обмануть. Никак нет. Он не такой, и он просто…был занят, но в скором времени эта проблема решится.

—Что ж. Этот вопрос ВАМ следует решать с Лешей, но сейчас его нет, так что и вам тут делать нечего. Я здесь с его разрешения нахожусь, и претензий у вас ко мне быть не должно никаких.

—Прости, что? — посмеиваясь, Рита делает ко мне шаг навстречу, и этот шаг преисполнен неуверенностью. Она мастерски пытается скрыть это за напускной важностью, но получается так себе…никак.

—Я все сказала. Не попугай, чтобы повторять по несколько раз.

Это было грубо и наверняка оказалось лишним, но хотя бы так поставить ее на место я имею право. Меня прокручивает по спирали злости, и я сжимаю руки в кулаки, стараясь при этом держать дыхание не сбитым. Это ведь так важно в словесных боях: не показать противнику, что тебя на самом деле колышет подобная ситуация.

Но меня она шатает, а не колышет! Черт, как же это все бесит и настораживает одновременно. Я не могла ошибиться. Точно не могла.

—Хамка, ты какого черта тут делаешь? — Рита хватается за телефон, явно намереваясь позвонить своему пока еще мужу, вот только она до него не дозвонится. Я в этом уверена.

Ее вопрос остается без ответа, а пока с приличного расстояния я слышу, как эмоциональный напор встречается долгими гудками.

Душа радуется.

Ну и дура же я, веду себя как ребенок в детском саду, но мне плевать, потому что наслаждение от увиденного все-таки затапливает грудную клетку.

Рывок, и Рита отстраняет телефон от уха, с силой поджимая губы. Теперь взгляд метает искры, проезжающиеся по моей коже огнем. Да. Теперь она начинает прикидывать варианты. А какие у нас варианты?

—Ты спишь с лучшим другом своего жениха? Серьезно? — распахнув рот пошире, женщина придает своему виду глубоко оскорбленный оттенок. —Вот же ж тварь…— она порывается ко мне, и тут же стопорится, сжимая руки в кулаки.

Правильно. Не надо настолько сильно унижаться. Дальше просто будет некуда.

—А твой будущий муж в курсе? — медленно подняв голову, она гаденько ухмыляется. И вот только сейчас по моей спине скатывается ужас.

—Не посмеешь…

—Еще как, Вика. Еще как, — она снова хватает телефон, и у меня только одна цель. Рывком тянусь к ней и выбиваю смарт из рук, он на моих глазах превращаются в металл и битое стекло. Лучшего зрелища в своей жизни не видела.

Дыхание перехватывает, я перевожу потерянный, но боевой взгляд, на Риту, которая поверить не может в происходящее так же, как не могу поверить и я.

—А он сказал тебе, что я беременна? Беременна от Леши. Как тебе такой расклад? Ты вмешиваешься в семью, в которой скоро появится ребенок, — дрожащими губами шепчет она, а мой мир крушится на осколки.

Уши затягивает стекловатой. Больно. Теперь вот очень больно. Отшатываюсь от женщины, но не подаю вида, что меня это насквозь пробило. Пока вырубает эмоционально.

—Не сказал. Еще бы. Он не будет каждую свою шлюху посвящать в интимные подробности собственной семьи. Думаешь, ты первая такая? Молодая и красивая? С глазами как у олененка? Раскрой глаза, Вика, ты одна из многих, а я все также там, где я есть. И если уж сравнивать Серого и Архангельского, то первый хотя бы воздвиг тебя на пьедестал и готов молиться, а второй…просто будет трахать тебя в тайне от меня. Как тебе такая перспективка? — она говорит и почти плачет, срываясь на сдавленный писк.

А я глушу в себе желание впасть в истерику прямо при ней. Меня пополам ломает, но я не ухожу. Гордо принимаю лобовой удар.

Она уходит, а я остаюсь, разломленная.

У меня дрожат руки. Я настолько напряжена сейчас, что не контролирую тело. Она. Беременная. От. Моего спецназа. Но тебе он этого не сказал, Вика, и явно не собирается посвящать в личные дела. Может и все остальное он тебе нагло соврал?

А если соврала жена?

Я не знаю, я запуталась и устала. Больше всего в жизни хочется забыть все как страшный сон и оказаться на руках у того, кто скоро будет держать на своих руках общего с женой ребенка.

Предательские слезы выступают на глазах, но я глушу в себе это, крепко зажмуриваясь. До боли. До разноцветных точек перед глазами. Приходится с силой сжать столешницу, чтобы просто не упасть на пол от того, что ноги подкосились. Бросает то в холод, то в жар, и эти перемены настолько быстрые, что я не успеваю даже реагировать.

Прямо сейчас у меня явно нет времени думать о том, что меня обманул Леша. Мне надо отсюда выметаться, чтобы сюда не нагрянул Сергей. Ведь я понятия не имею, что у него сейчас в голове, но, если верить жене спецназа, она точно скажет ему все и еще за ручку приведет к беглянке-невесте. С нее убудет…

Сразу видно, что сука, которая будет делать назло всем вокруг, лишь только потому что ее обидели.

Но ты ведь наверняка бы поступила также на ее месте, да?

Нет. Я бы не была такой падалью.

Выдыхаю рывками и смахиваю волосы с плеч. А если Серж придет сюда и заберет, очень может быть, что я больше не смогу сбежать. Вдруг он силой меня удержит.

Боже, я начинаю думать о нем как о бандите, захватывающем заложников, но ведь он определённо точно не будет приковывать меня к батарее.

А ты уверена, Вика?

Ткань противно липнет к коже и теперь меня охватывает чувство омерзения. До тошноты. Эти рвотные позывы настолько сильные, что я стягиваю с себя предмет гардероба чужого мужа и кладу рядом на стол. Стою абсолютно голая и абсолютно мокрая. Стою и дрожу. Теперь футболка спецназа не кажется мне чем-то родным, нет, она змеей извивается на столешнице и норовит меня укусить, прыснуть яд.

Я понимаю, что он будет в бешенстве, но я в бешенстве не меньше. Если бы он изначально сказал о ребенке, все было бы иначе. Теперь я верить как ему должна? Я же не так много просила на самом деле, просто быть честным со мной. Ты ведь тоже этого хотел, спецназ!

Хватаю старый блокнот в пятнах и пытаюсь найти хоть что-то пишущее. Выходит не сразу.

Чиркаю пару слов, чтобы не было проблем, кладу рядом телефон, который якобы нельзя прослушать и гордо вышагиваю в комнату за своими вещами, ощущая, что сердце все-таки разлетелось на осколки.

Я уже в кровь искусала губы, но все лечу вперед. Интересно, куда? Тут же начинаю смеяться, наверное, накатывает нехилая такая истерика. Все выходит в разы медленнее, чем мне бы того хотелось, учитывая, что я себе и говорю без перебоя «надо спешить».

И когда я наконец-то покидаю дачу спецназа, внутри что-то окончательно обрывается, но больше не останавливаюсь и не медлю. Сажусь в машину и выезжаю за пределы дачи, а там и за пределы комплекса. Очевидно, что очень долго на своей машине мне ехать нельзя. Я кое-что знаю об уличных камерах наблюдения, и стараюсь проезжать через те районы, где их или нет, или их минимум.

Если мой НЕ мой спецназ не сделал этого, то Сергей на нервах от отсутствия информации обо мне точно сделает и не такое. Меня еще и сопроводят с мигалками к нему домой.

Точно даже понять не могу, куда меня несет, но, на удивление, еду совершенно спокойно. Боюсь привлечь внимание, что ли.

Приезжаю под ЖК Марины и останавливаюсь возле въезда в паркинг. Боже, я даже позвонить ей не могу. Стерев слезы с щек, выхожу из машины, не глуша последнюю, и иду к охраннику. Сегодня здесь — новенький, молодой и явно стажируется. Конечно, он меня не пропустит на парковку для гостей без разрешения приглашающей стороны.

Была бы я в лучшем настроении, меня бы пустили. Разумеется, это даже не подвергается сомнению.

—Добрый, к Марине. Квартира сто двадцать. Можете ее набрать, пожалуйста?

Парень переводит на меня внимательный взгляд, и точно понимает, что я выгляжу жалко, может потому он поднимает трубку и набирает нужный номер. Ничего я так не ждала в своей жизни, как жду утвердительного ответа Марины.

—Как вас зовут? — забыв самое главное, он переспрашивает.

—Вика. Вострова Вика…

Дрожу сильнее, тут ветер такой…но на улице ведь жара, почему меня в холод погружает, как в криокамеру?

Охранник кивает и возвращается к разговору, а затем фотографирует мою машину и очень утешительно кивает.

—Заезжайте, хозяйка вас ждет.

От радости почти подпрыгиваю и бегом несусь к машине. Парню еще и махаю, и шлю воздушный поцелуй. Столько внимания сразу он вряд ли получал, ему на вид даже восемнадцать не дашь.

Когда наконец-то паркуюсь в самом дальнем и темном углу, с облегчением выдыхаю и уже спокойно шагаю навстречу к подруге.

Мне очень хочется напиться.

И стоит ей открыть дверь, как она понимает без слов происходящий внутри меня п*здец.

—Вика, солнышко, ты что…

Шаг, и я у нее в крепчайших объятиях, рыдаю как в последний раз.

ГЛАВА 25

ЛЕША

Все это чертовски не вовремя. Сплевываю скопившуюся во рту пыль и всматриваюсь в планшет. Ху*вая у нас ситуация, без вариантов. Нас дернули внезапно, сорвав со сборов, на которые я делал большие ставки. Организовал новые тренинги, преподов выписал по боевому самбо. Гонялся за некоторыми полгода, и вот, когда я уже все спрогнозировал, еб*ысь срочка падает перед лицом.

Засунули в задницу, теперь точно на неделю тут застряли. Никто не ожидал: ни парни, ни уж тем более я. Еще и Фроста официально в отпуск отправил на период сборов, а теперь выходит, что и на период непростой операции, где он бы мне кровь из носу нужен был.

В последнее время наше подразделение бросают в самую задницу и в самые сложные точки на карте, где требуется не просто сноровка, но и опыт.

Третий день «чистки», все истощены, подмоги нет. Я впервые за долгое время сижу в пункте и курирую парней, отчетливо осознавая, что в этот раз такая задача не становится шуточной.

Массовые захваты заложников. Сейчас перед нами — обычная школа, где не приходится говорить о виноватых, ведь там дети еще и жизни не видели. Я понять не могу, какого хрена все так, но в нашей работе не приходится задавать вопросы «почему».

Связи нет, наС глушат, потому что одновременно захватили несколько пунктов. И в половине из них: невинные дети, есть и беременные женщины, старики. Ублюдки, одним словом, обложили со всех сторон.

Сейчас основная цель — переговоры, но мой лучший переговорщик в увале, не только потому что Вика…Черт, вот этот пункт меня просто вскрывает острым ножом. Бл*ть, даже набрать не могу. Там ведь точно на нервах сидит, накручивает себя, хотя…она дочь военного, не должна. Может просто спит и не парится.

Хочу верить в это очень сильно…

На табло планшета рассматриваю карту. Мекс ползет ко мне и отрицательно машет головой...Ясно. Договориться мы не смогли, но зато оттянули время.

Даю отмашку парням. Силовое развитие событий начинается.

***

—Босс, а что там по связи? — Исаев весь в пыли падает на раскладной стул. Молодец парень, надо ему повышение организовать. После кнута обязательно ведь пряник идет.

—А что? Ломка начинается? — тянусь к телефону и проверяю «палочки». Пока на нуле, ну и ладно. Мы в жопе мира, может тут еще и связи нет не только потому что глушилки.

—Еще бы. У меня там важный разговор.

—Ага, Яночка небось голенькие фоточки прислала, а Тень не успел рассмотреть увеличенную версию! — смеется Мекс, на что Исаев бросает в него камень.

Детсад, но я тоже смеюсь. От связи бы не отказался, просто чтобы поболтать со своей. Абсолютно не прикольное чувство ломки по кому-то, но у меня оно впервые за всю мою жизнь присутствует. До мелочей даже.

—Че ты палишь на меня? Я вообще ни разу не оскорбил и почти не пошутил, а правду п*зданул.

Исаев переводит на него предупредительный взгляд, и я вмешиваюсь.

—Брейк, устали, понятно. По разным углам разошлись. А то я придумаю вам наказание в этом аду.

Пытаемся отвлечься от происходящего, собираясь домой. Вскоре уже едем в кондиционированном бусе, размазывая по лицу пот. Упахались в этот раз сильнее.

—Босс, у нас мероприятие перенесено, вы придете?

—Я думал, вы передумали хуйней страдать.

—Да какой, босс. Это не х*йня, это преставление. Да, Мекс?—Вал хлопает того по плечу и ржет. Смех подхватывают все. Я обвожу взглядом нашу веселую компанию и чертовски рад, что в этот раз все мои целые.

Ну а Мекс...Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало.

Наконец-то начинают приходить первые сообщения, а я даже ох*евать не успеваю. Меня просто припечатывает от присланного Фростом.

—Твою мать! — ору громко, отчего мои подскакивают. Басить правильно, да так, чтобы мужики внимание обращали, надо уметь.

Это вообще по какому, Вика? Решила меня потягать за яйца влево-вправо? Хреновый способ привлечь внимание, детка! Тем более, что сейчас я не в настроении на такие выкрутасы.

***

—Босс. Я приехал, а там Решетников. Сами понимаете, маски-шоу с ним. В доме никого.

Я приехал сразу на дачу, которая, по «счастливой» случайности была вскрыта, а сейчас сижу перед Фростом с подбитым глазом. Он вещает мне не самые приятные вещи в мире. В родительском доме Вики он уже был, по камерам пробивает, в последний раз ее след можно отследить на въезде в город, а дальше…как спецом ехала там, где камер нет.

Дочь военного, не иначе. Хотя я бы сказал, что она дочь настоящего мента.

—Где она? — короткий вопрос, а мои мышцы наливаются от напряжения свинцом. Ясно, что что-то стало причиной, но что? Почему не позвонить моему человеку и не предупредить?

Как он мог ее найти? И куда эта ведьма, мать вашу, могла деться?

—Не могу знать, но работаю.

Черт возьми, да что за бл*дство? Со всех сторон оно меня окружает.

—Друзей пробил?

Стучу пальцами по столу и сам прикидываю варианты. Черт возьми, она точно у кого-то из близких, ведь скрываться самой в разы труднее, а если еще и эмоциям дала ход, то и подавно.

—Босс, я работаю, это не так просто, ведь у меня информации никакой.

—Ху*во работаешь.

Срываюсь на своем лучшем сотруднике, хотя по факту в его действиях нет никакой вины. Рассматриваю бумажку, которую Вика участливо подписала «Я в порядке. Мудак!». Рядом нарисован член без анатомических подробностей. Интересно, это намек на мой член, или просто к слову пришлось?

К слову нарисовалось. То, что ты в бешенстве, девочка моя, это я понимаю. Но почему ты в бешенстве? Провокация же была, да?

В следующее мгновение до моего уставшего от бесконечной мыслительной деятельности мозга доходит…почему Вика разозлилась.

Рита. Тут точно она поучаствовала, иначе я не понимаю, как Решетников ее нашел, и почему она смотала удочки.

Сука…а если. Да ну явно если они встретились, то и про беременность Рита ей напела. Теперь все ясно. Имеет право злиться, конечно, но не сейчас, когда у меня и так дохера поводов для нервотрепки!!

—Дам тебе дату, место и точное время. Найди мне всех действующих лиц, с которыми я в тот вечер говорил, — от моих слов Фрост не удивляется, и даже не кажется удрученным, а жаль. Я ему только повесил на шею головняк, хотя сам его и отпустил. —Прости, но сейчас я без тебя не справлюсь.

Он молча кивает, явно не довольный таким исходом дела, но, опять же, не дает волю эмоциям, в то время как я, очевидно, даю и много. Бл*дь. За пару дней столько говна навертелось, а теперь сиди и расхлебывай огромной ложкой. Жрать не пережрать.

—Разрисовали псы Решетникова? — спрашиваю, когда мы почти расходимся.

Фрост смеется, посматривает на меня нечитаемым взглядом.

—Это мелочи, босс. К тому же, они не знали, кто я.

Пф. В этом весь Фрост, жаловаться не привык, а если бы я не додумался спросить, он бы, разумеется, и не сказал бы.

—Нифига себе мелочи! Ты мой сотрудник, у тебя априори над головой жилет, и пальцем никто не имеет права трогать.

Вот же сука, на моих людей еще смеет позариться. За превышение полномочий у нас тоже наказание есть, если вдруг кто забыл.

—Босс, фигня. Да и я сам вспылил, думал, что Вика внутри.

—Ты не умеешь пылить, ты слишком правильный, так что не ври мне тут.

Вот же ж, падла. Я тебе устрою веселую жизнь не только из-за Вики, ты у меня будешь плясать на огненных углях босиком до тех пор, пока я не скажу «свободен».

—Я тоже думал, что правильный, но оказалось…не такой уж и правильный, а когда дело касается личного, могу и сорваться, — он задумчиво произносит самую странную речь, которую я когда-либо слышал от него.

—Помощь нужна?

Но что-то мне подсказывает, что пока не наступят полные гайки, он ее и не попросит.

—Справляюсь.

Мы расходимся, сговариваясь, что у него есть время до вечера, чтобы найти мою геморроидальную шишку в заднем проходе и локализовать боль.

А сам я впервые за все это врем еду домой. В свой бывший дом, мысль о котором набивает оскомину.

Доезжаю быстро, наверное, нитро в заднице играет, потому что я не собираюсь ждать ни единой гребанной минуты. По лестнице практически взлетаю, но дверь самостоятельно не открываю. Черт. Я даже не в курсе, где ключи от моей же квартиры.

Звоню, стучу и надо же, о чудо. Рита открывает дверь, вид заспанный. Еще бы, она привыкла просыпаться в обед или ближе к вечеру. Мне, как жаворонку, было до пи*децов сложно с такой женой. Но я ведь старался.

Ты не старалась, Рита.

—Леша?

—Какого х*я ты приперлась на мою дачу и трепалась языком о том, в чем сама не уверена? — бросаю ей первый шах.

И по реакции, которую получаю в ответ, все понимаю. Была. Пи*дела. Ну ясно.

ГЛАВА 26

ЛЕША

—Леша, прекрати кричать на меня! — вопит в ответ, оглушая. Реально просит не орать, а сама верещит как резаная.

Дальше льется бесконечный поток говна, в котором различимо лишь одно: я нашел любовницу, привез ее на дачу. На что я киваю, конечно, со всем соглашаясь. Ублюдок. Тварь. Подонок. Только Рита в белом пальто. Как же я смел так низко пасть и так далее и тому подобное. Киваю с важным видом.

Ах и да. Самое главное: я не все понял так, как следовало бы, и из-за своих неверных выводов семью потерял. Яснооо.

Мне похер на крик, вот честно. Куда больше меня волнует, чтобы мы наконец-то расставили точки над и. Захожу вглубь квартиры, где сейчас стоит бардак и странный запах чего-то скисшего. Рита обычно хозяйственная была, и такое за ней не наблюдалось. Во всяком случае, пока я был дома, тут всегда царил порядок.

—Собирайся, — рублю бескомпромиссно.

Тишина образовывается моментально. Вероятно, это совсем не то, чего так ждала моя ненаглядная почти что бывшая жена. А ждать ясно чего она могла. Первое: что я поверю в бред и вернусь, и второе: что приму беременность неясного происхождения, при условии, что она вообще существует.

—В смысле…— явно опешив, она обходит меня и с удивлением взирает в лицо.

—В коромысле, Рит. Документы с собой возьми.

Она начинает дрожать, обнимая саму себя в защитном жесте. Взгляд манипулятивный, на меня не действующий, но на других вполне…на боссе своем пусть пробует, а наши дорожки явно разошлись уже давно. Только я вот все тянул резину, играя в обоюдное «удобно», явно никому ненужное.

—Куда?

—Я тебе советую вопросов не задавать. Потому что соберу тебя силой. Ты же этого не хочешь? — подхожу к ней на шаг ближе и давлю взглядом, от которых обычно у всех включается сговорчивость. У нее, кстати, тоже.

Мы если ссорились, это всегда было моим последним аргументом в ответ на истерику. Странным образом Рита умудрялась только так прекращать свой вой на Луну.

Но в последнее время я на многие вещи закрывал глаза, ведь работа отнимала много сил. И хватало того, что жена готовила и давала мне сносный секс. Кто ж знал, что меня настолько сильно зажжет Вика Вострова. Моя последняя нервная клетка с ней все-таки умрет в конвульсиях. Зато весело же. С огоньком…я бы даже сказал.

—Я никуда не пойду, — голос почти мертвый, глаза мечутся из стороны в сторону.

Ответ ясен, потому что она начинает догонять, куда именно я хочу пойти. Что ж. И на этот вариант у меня имеется выход. Как говорится, если гора не идет к Магомеду, то Магомед идет к горе.

—Не вопрос. Тогда останешься без квартиры, без машины и с голым задом пойдешь в свою коммуну три на четыре с коллективным сральником, — произношу, всматриваясь в побледневшее лицо Риты.

Там на минутку скользит осознание всей тщетности бытия. Неужто ты думала, что я настолько лопух? Неужто не понимала, что пробью тебя и босса твоего? Что мне нароют и фото, и видео ваших совещаний, на которых присутствовали всегда двое?

В самом деле?

Я сейчас настолько спокойно с ней общаюсь, что поверить сложно. Сам поражаюсь тому, как меня быстро отключило от эмоций.

Потому что тебя в другом месте обычно подключает к бесперебойному питанию, а здесь ты севшая батарейка.

Все-таки Фрост изумительный работник и все мои задачи выполняет так, как я ему говорю. Вернее, почти все, ведь с Викой это частично его про*б. Частично мой. Частично е*учий случай.

Среди всех отправленных сообщений имелись и прямые доказательство измен со стороны моей жены. Ни о какой честности не может быть и речи. Будь я ублюдком, при любом раскладе оставил бы ее с голой жопой, но я даю ей шанс уйти красиво. С достоинством. Не как поблядушка, а как почти гордая женщина. Бывшая жена Архангельского, а не загулявшая бл*дь Архангельского.

Нижняя губы Риты начинает дрожать, она готова зайти на второй круг истерики, и я молча достаю телефон и показываю фото, несколько, но самых красноречивых. Никогда не думал, что скажу это, но я благодарен тому, что в нашем мире есть извращенцы, снимающие свой секс на камеру.

Босс Риты именно такой. Интересно, чем он там гордиться собрался? Я бы от стыда помер с таким краником. Но у каждого свои идеальные «условия».

—Все-таки залетела от него?

Она молчит, но дрожит. Так сильно дрожит, что мне и ответ не нужен. Конечно, да. Теперь же в панике, потому что не знает, как ей поступить. Сама она ни единого дня в своей жизни на полную катушку не работала, сама себя не обеспечивала. Подработки были, но полноценной работы — нет.

Уверенности в своих силах нет. В себе и подавно.

—Да.

—Отказался?

—Да. Сказал аборт делать. И тогда все будет как раньше. Нет —расстанемся. И это будет моя проблема.

Что ж. Ожидаемо. Большего от него рассчитывать было бы странно, да хотя бы потому, то у него уже четвертая жена. Даже если Рита и стала бы пятой, долго бы это не продлилось. К сожалению или к счастью, люди не меняются никогда.

—Я хочу развестись тихо и спокойно, забыть эту грязь и никогда больше не сталкиваться с ней вновь. Давай ради всего того, что у нас было, сделаем это красиво. Так, чтобы потом не было мучительно стыдно за свое недостойное поведение. Квартира останется тебе, машина тоже, с работой помогу. Но дальше сама. Я не благотворительный фонд. От себя прошу: не лезь ко мне и к Вике. Все, что между нами, никак тебя не касается.

В итоге нам удается доехать до ЗАГСа и подать заявление на развод. Суду, разумеется, быть, но я ведь буду очень сговорчивый мужик, которому ничего не надо и все это я готов отдать своей бывшей жене.

А дальше приступаю к поиску Востровой. Мне и надо-то всего ничего. Она не сильно пыталась спрятаться, и пошла по пути наименьшего сопротивления. К подругам. Очень скоро у меня на руках адреса всех.

И если к первой я заваливаюсь без проблем, знатно перепугав, конечно. То ко второй попасть уже не так просто. Тут на хромой кобыле не подъедешь и просто ксивой не посветишь.

‍Впервые в жизни мне приходится воспользоваться служебным положением.

И это самая странная вещь, за которую мне совсем не стыдно.

Ты пробуждаешь во мне худшие черты, Вика.

Ты превращаешь меня в чудовище.

ГЛАВА 27

ВИКА

Иногда мне кажется, что моя жизнь как пошла по одному месту, так и не планирует возвращаться в исходную точку. Вечером с Маринкой сидит пьем чай, и я, размешивая напиток ложкой, зависаю на этом занятии.

—Вик, да не грузись ты. В самом деле… разгребем, у меня есть знакомые в силовых. Архангельский нам не нужен. Если он мудак, пусть катится на все четыре стороны.

Дергаюсь словно от удара, мне и правда не кажется, что он прямо уж мудак, но то что пиз*ло — это точно, потому что соврал наглым образом, и потому что все у нас как-то не так. В большей степени потому что будто бы весь мир против нас.

Очень больно от этого и грустно, но впасть в отчаяние я себе не позволяю. У меня на это нет никакого права. Значит так…Что делать? Этот вопрос маячит передо мной и не сдвигается с места.

—Надо собраться с мыслями и подумать самой. К тому же, надо как-то к брату попасть, чтобы в руки к Сержу не залететь. Но не надо никого подключать, увы, я могу доверять сейчас только самой себе, — сжимаю ладонями чашку с кипятком.

Новый адвокат нужен. Брат Венеры? Да или нет? Но нужен опытный. Да такой, чтобы уж точно был новым человеком и ни с кем не был связан. Может попытаться столичного выцепить? А на это потребуется очень много денег. Я могу продать машину, за нее тридцатку зелени наверняка дадут, так что мне должно хватит на юридические вопросы и на съем жилья.

К сожалению, в квартире, которую оставил мне отец, я жить пока не смогу. О ней знает Серж, и туда он точно отправил своей людей. Стоит мне там появиться, сразу под белые рученьки меня оттарабанят женишку.

Черт.

Делаю глоток зеленого чая и расслабляюсь.

Меня многие не понимают: как можно пить в жару горячий чай? Но ведь в этом вся прелесть, после него и пить не хочется. Меня этому отец научил, так я и придерживаюсь правила пить горячее летом.

Но и зимой не отстаю, конечно.

—Что тут думать? Вик, решение верняк. Парень за мной уплетается, поможет. Он не просто из силовых структур, мальчик со связями. Один звонок, и он поможет.

—Понимаешь, в этой истории завязано слишком много людей и есть личный интерес минимум у одного, так что нельзя просто думать, что человек в погонах поможет тебе и мне только по причине симпатии к тебе.

—Он втрескался в меня как мальчишка, — гордо заявляет и поправляет аккуратно уложенные волосы.

—Это прекрасно, конечно, но в моем вопросе не поможет.

Внезапно наш разговор обрывает звук домофона. Маринка встает и идет отвечать, следом я слышу:

—Что? Ни за что на свете не пускайте его! Ни под каким предлогом! — злобный голос на всю квартиру верещит.

А у меня душа в пятки уходит. Я ведь очень хорошо понимаю, что это точно за мной пришли. И либо Серж, либо спецназ.

Не знаю, что хуже в моем случае.

Подрываюсь, чувствуя, что внутри все леденеет от шока и паники. На деревянных ногах иду в коридор и онемевшим голосом спрашиваю едва слышно:

—Кто?

Маринка морщится, что-то выслушивая в ответ от собеседника, а затем поворачивается ко мне, прикрыв ладонью трубку, и шепчет:

—Твой приперся. Мудак.

Какой мой? У нее что первый, что второй — мудак. Боже, это даже мысленно звучит смешно, ладно.

—Кто? — переспрашиваю, и она тут же закатывает глаза, отвечая мне дерзковато.