Небесный лабиринт. Прощение

Глава двенадцатая

Хитер интересовали все подробности бала, но главным образом то, что им подавали на десерт. Ее ошеломило, что Ева этого не помнила. Что же должно было там случиться, если человек забыл, что было на третье?

Девочка прервала обмен новостями, сказав, что на прогулке к ним присоединится Саймон.

— Я этого не знала, — с досадой ответила Ева.

— Я не говорила тебе нарочно. Боялась, что тогда ты не придешь. — Хитер была такой честной, что ругать ее не поворачивался язык.

— Ну, если придет он…

— Мне нужна ты, — просто сказала Хитер.

Саймон приехал на машине.

— Считайте меня своим шофером, — сказал он. — Слово за дамами.

И тут же рассказал им о своем плане на день. Они поедут в графство Уиклоу и перекусят в ресторане хорошо знакомой ему гостиницы.

Ева и Хитер собирались съездить на электричке в Брей, покататься на «сталкивающихся автомобильчиках» и съесть мороженое с горячей подливкой. Ева была довольна, что задумка Саймона оказалась куда более скучной. Она знала, что предпочла бы Хитер.

Но Хитер была девочка послушная; кроме того, она слишком редко видела брата. Она покорно кивнула. Ева после долгой паузы сделала то же самое.

Саймон обвел их взглядом, понимая, что ему пошли навстречу. А потом начал весело отвечать на вопросы Хитер о ее пони, щенках Клары и кролике по кличке Вафельный.

Он сказал, что миссис Уолш ездит на велосипеде так же молчаливо и величаво, как всегда. Что Би ходит грустная, потому что молодой человек, который ей нравился, выбрал другую. Когда из расспросов Хитер выяснилось, что молодой человек — это Мосси Руни, а другая — Патси, Еве пришлось прикрыть лицо рукой.

— А как дедушка? — спросила Хитер.

— Как обычно. Все, хватит. Еве это неинтересно.

— Но он и ее дедушка тоже.

— Верно.

Тема была закрыта. Ева понимала, что Саймону что-то от нее нужно. Но что именно?

Это выяснилось во время чая.

— Ваша подруга — очень красивая девушка.

— Какая подруга?

— С которой вы были в магазине и на танцах. Блондинка.

— Да?

— Меня интересует, кто она такая.

— Серьезно?

— Да, — лаконично ответил он.

Потом Ева долго ликовала и поздравляла себя с тем, что сумела не дать прямого ответа на самый простой вопрос и в то же время остаться безукоризненно вежливой. Для девочки, об откровенности и несдержанности которой в монастыре Святой Марии ходили легенды, это было настоящим подвигом.

— Кто? Одна из шестисот первокурсниц ДКУ, изучающих первичные искусства[4].

Ее улыбка сказала Саймону Уэстуорду, что больше он ничего не узнает.

Студентом-ветеринаром был симпатичный молодой человек по имени Кевин Хики. Он очень вежливо поблагодарил миссис Хегарти за то, что она взяла его новый зеленый свитер, чтобы пришить к воротнику вешалку. Он собирался класть его в шкаф или вешать на плечики, но все же это очень любезно с ее стороны. Он наденет свитер вечером; для этого есть хороший повод. Когда Кевин забирал свитер, то ощутил легкий запах духов. Возможно, это ему только показалось. Или так пахли духи миссис Хегарти. Мать Кевина Хики умерла. Приятно жить в доме, где за тобой ухаживает такая добрая женщина. Он попросит отца прислать ей на Рождество индейку. Птицу привезут на поезде, завернутую в сено и обвязанную леской.

Юноша снова понюхал зеленый свитер и ощутил отчетливый запах косметики. Нужно повесить его у окна и проветрить.

Скрип калитки заставил его попятиться. Кевин не хотел, чтобы миссис Хегарти видела, как он проветривает свитер. Но это была вовсе не миссис Хегарти, возвращавшаяся из магазина, а какой-то незнакомый темноволосый мужчина.

Звонок звенел не умолкая. Когда Кевин открыл дверь и сказал, что миссис Хегарти нет дома, мужчина попросил разрешения подождать. Выглядел он вполне прилично, но Кевин слегка растерялся.

— Все в порядке, — улыбнулся ему мужчина. — Я ее старый друг.

— А как вас зовут?

— Тоже Хегарти, как ни странно.

Поднимаясь по лестнице, Кевин обернулся и увидел, что мужчина, сидевший в холле, взял фотографию покойного сына миссис Хегарти. Наверное, какой-то родственник…

Шейла заметила, что в последнее время Джек убегает сразу после лекций, не задерживаясь, чтобы поболтать или пошутить. Улетает стрелой. Пару раз она спрашивала, куда он так торопится.

— Тренировка, — объяснял Джек с мальчишеской улыбкой, зная, что за нее ему простят все на свете.

Шейла решила, что он встречается с Розмари Райан.

Она спросила Кармел, правда ли это. Говорить с Кармел было легко, потому что она в эти игры не играла. Ее не интересовал никто, кроме Шона.

— Розмари и Джек? Вряд ли, — после долгого раздумья ответила Кармел. — Я их вместе не видела. По утрам пару раз встречала Джека в «Аннексе», но он разговаривал только с Бенни Хоган.

— Ну, если так, тогда все в порядке, — с облегчением сказала Шейла.

Бенни и Патси снова стали подругами. Для этого хватило обещанной пары чулок, коробки пудры «Французский мох» и объяснения, что она нервничала, потому что боялась идти на бал. Патси была главной защитницей девочки с тех пор, как появилась в этом доме.

— Чего бояться красивой и здоровой девушке, за которой всю жизнь хорошо ухаживали и кормили на убой?

В том-то и беда. Но разве можно объяснить это сутулой маленькой Патси, которая выросла в приюте и никогда не ела досыта?

— Как продвигается твой роман? — вместо этого спросила Бенни.

— От него лишнего слова не дождешься, — пожаловалась Патси.

— Но он все же говорит тебе что-то приятное?

— Этих мужчин не поймешь, — философски заметила Патси. — Кто-то должен стоять рядом и объяснять тебе, что означают их слова.

Бенни с жаром закивала. Джек Фоли говорил, что он скучал по ней на вечеринке. Значило ли это, что он смотрел по сторонам и мечтал, чтобы Бенни оказалась рядом? Думал ли он о ней весь вечер или вспомнил только однажды? Если он действительно скучал по ней, то почему пошел туда один? На вечеринке у Фоли Ангус спросил Бенни, не из тех ли она девушек, которые постоянно названивают Джеку. Она решила, что ни за что не станет одной из этих девиц. В целом их отношения складывались неплохо. Или нет? Патси была права. Не поймешь, что имеют в виду эти мужчины. Нэн говорила, что они вообще ничего не имеют в виду, но думать так очень не хотелось.

Миссис Хили была разочарована тем, что Шон Уолш не поддержал ее. Она знала, что Шон терпеть не мог Фонси, Клодах и проповедовавшийся ими стиль жизни. Но Шон не был постоянным посетителем бара Хили. Она считала, что это объясняется его скромностью. Шон был наемным служащим и не хотел, чтобы его считали ровней мистеру Хогану.

Его уважение было приятно, но иногда Шон перегибал палку. Драил медь и жил в тесной каморке над магазином. Похоже, он выбирал удобный момент, но ждал его слишком долго.

— Вам следовало бы как-нибудь привести с собой Шона Уолша, — посоветовала она Эдди Хогану.

Выражение лица Эдди подтвердило ее опасения.

— Я звал его сто раз, но он отказывается. По-моему, он непьющий. Нужно благословлять день, когда Шон приехал в Нокглен.

Эмили Махон изумлял идеальный порядок, царивший в комнате дочери. Вся одежда не имела ни пятнышка и висела на своих местах. У ее пальто и жакетов был такой вид, словно их только что забрали из химчистки.

Обувь с набитыми в носки газетами стояла на решетке у окна. Нэн полировала свои ремни и сумочки до тех пор, пока они не начинали блестеть. На раковине лежали куски мыла, которые Эмили приносила из отеля. У Нэн была книга о том, как пользоваться косметикой. Она не надеялась на советы в еженедельниках и воскресных газетах. Если Нэн Махон что-то делала, то делала на совесть.

Увидев книги по этикету, которые Нэн штудировала так же прилежно, как университетские учебники, Эмили довольно улыбнулась. Однажды Нэн сказала матери, что если знать правила, то можно с каждым разговаривать на его языке. Просто нужно их изучить.

Книга была раскрыта на главе о том, как следует представлять людей.

«Маркизов, графов, виконтов, баронов и их жен представляют как лорда и леди Имярек, а священнослужителей — просто как мистеров Таких-то». Неужели Нэн когда-нибудь окажется в обществе, где пользуются подобными правилами? Впрочем, в этом не было бы ничего удивительного. Достаточно вспомнить, как она выглядела на том балу. Ею восхищались даже люди, не имевшие со студентами ничего общего. Нэн в жемчугах и бриллиантах могла бы стоять на ступеньках Большого Дома, окруженная собаками и слугами, которые делают за нее всю работу.

Эмили Махон всегда мечтала, чтобы у ее дочери была такая судьба. Но оставалась одна маленькая проблема: какую роль при этом будет играть она сама? Во всяком случае, отец Нэн для подобной жизни не годится. Думать об этом было невыносимо.

Ежу понятно: если Нэн попадет в высший свет, то с Мейпл-Гарденс ее не будет связывать ничто.

Розмари Райан злоупотребляла косметикой. Так можно было краситься только вечером. Теперь Бенни это понимала.

Кроме того, Розмари была умнее, чем казалась. На людях она притворялась безмозглой блондинкой, но ее ум был острым, как бритва.

— Что ты собираешься делать по окончании? — спросила она Бенни.

— Пойти в «Аннекс». — Бенни должна была встретиться с Джеком. Оставалось надеяться, что Розмари не увяжется с ней. — Мне нужно повидаться со многими людьми, — быстро добавила она.

— Нет, я имею в виду все это… — Девушка обвела рукой аудиторию.

— Наверное, проучиться еще год и получить диплом библиотекаря, — ответила Бенни. — А ты?

— Наверное, пойду в стюардессы, — сказала Розмари.

— Для этого диплом не нужен.

— Да, но это поможет. — Для Розмари все было предельно ясно. — Нет лучшего способа найти себе подходящего мужа.

Бенни не поняла, идет ли речь о степени бакалавра или о профессии стюардессы, но уточнять не стала. Странно, что Розмари заговорила об этом. Не далее как вчера Кармел спросила Нэн, что та думает о работе в «Аэр Лингус». У нее внешность и манеры прирожденной стюардессы. Там можно познакомиться со множеством мужчин.

— Только с бизнесменами, — ответила Нэн так, словно это объясняло все.

Кармел прищурилась. Ее Шон учился на экономическом и отчаянно мечтал стать бизнесменом.

— Кармел говорит, что Нэн не нравится эта работа, — неуверенно сказала Розмари. — Как ты думаешь, Нэн встречается с Джеком Фоли?

— С чего ты взяла?

— Сама не знаю. Он куда-то пропал. Вот я и решила, что он тайно встречается с какой-то незнакомкой.

— Я вижу его время от времени, — сказала Бенни.

— Ну, если так, тогда все в порядке, — обрадовалась Розмари. — Значит, никуда он не пропал. Приятно знать, что его не увели у нас из-под носа!

Кит Хегарти вернулась и обнаружила, что на кухне сидит ее муж Джозеф.

Она поставила покупки на пол и схватилась за спинку стула.

— Кто тебя впустил?

— Парнишка с веснушками и акцентом жителя графства Керри. Только ничего ему не говори. Он допросил меня и попросил посидеть в холле.

— Но ты его не послушался.

— Там холодно.

— Ты сказал ему, кто ты такой?

— Только то, что моя фамилия тоже Хегарти. Садись, Кит. Я напою тебя чаем.

— Не командуй на моей кухне.

Но все же она села напротив мужа и начала его изучать. С тех пор как Джозеф сел на почтовый пароход и исчез из их жизни, прошло пятнадцать лет.

Сколько ночей она проплакала, мечтая, чтобы он вернулся? Сколько раз представляла себе, что он возвращается и она его прощает? Но при этом Фрэнсис всегда был маленьким; он бежал к ним, раскинув руки, и кричал, что теперь у него снова есть папа и настоящая семья.

Джозеф сохранил красоту. В волосах был лишь намек на седину, и все же муж выглядел так, словно ему изменила удача. Его туфли были плохо вычищены и нуждались в ремонте. Бахромы на манжетах еще не появилось, но они были изрядно потерты.

— Ты слышал о Фрэнсисе?

— Да.

После этого оба долго молчали.

— Я приехал сказать, что жалею о случившемся.

— Но этого оказалось недостаточно, чтобы вернуться при жизни сына и позаботиться о нем.

Кит смотрела на человека, который бросил их с Фрэнсисом, и не чувствовала к нему ненависти. Ей говорили, что Джозеф сошелся с какой-то барменшей. Когда-то это казалось Кит унизительным. Но почему? Теперь она не понимала, какое значение имела профессия этой женщины.

Она думала о вопросах сына, на которые ответила только тогда, когда Фрэнсис пошел в школу Христианских Братьев и спросил, почему у всех его одноклассников есть отцы, а у него нет.

Думала о том дне, когда счастливый Фрэнсис получил аттестат зрелости и прибежал с ним домой. Тогда ей отчаянно хотелось найти давно потерянного мужа — неужели это было всего несколько месяцев назад? — и сказать ему, что их сын будет учиться в университете.

Во время долгих ночей, когда Кит не могла уснуть и в мозгу роились обрывки мыслей, она с облегчением вспоминала, что этому волоките гордиться нечем: он не знает, что его сын стал студентом университета.

Кит думала обо всем этом и смотрела на человека, который сидел на ее кухне.

— Я поставлю чайник, — наконец сказала она.

— Как хочешь.

— Она тебя выставила? — спросила Кит. Спросила, потому что Джозеф не был похож на человека, о котором заботится женщина. Даже такая бесстыжая, которая сошлась с мужчиной, зная, что в Ирландии у него есть жена и ребенок.

— О, это кончилось давным-давно. Много лет назад.

Кончилось. Но он не вернулся. Уехал так уехал. Почему-то это казалось еще обиднее. Кит думала, что он живет с этой женщиной. А на самом деле он жил один. То ли в пансионе, то ли снимая койку.

Если бы Джозеф бросил ее, потому что кого-то полюбил, Кит было бы легче. Она смотрела на мужа с грустью.

— Я хотел… — начал он.

Она смотрела на него, держа в одной руке чайник, а в другой — заварку.

Джозеф хотел спросить, можно ли ему вернуться.

Нэн спросила, встречалась ли Ева с Хитер в этот уик-энд. Она часто интересовалась Хитер. Намного чаще, чем пансионом и Кит или монастырем и матерью Фрэнсис.

Ева ответила, что они ездили в Уиклоу, где было сыро и холодно, и перекусили в ресторане гостиницы, где чай с сандвичами стоил вдвое дороже нормальной еды вроде мороженого с горячей подливкой.

— В Уиклоу можно добраться только на машине, — заметила Нэн.

— Да. — Ева посмотрела на нее.

— Вас возил Эйдан?

— О боже, я ни за что не подпустила к ней Эйдана. Он может напугать даже наших ровесников. А ребенка стали бы мучить кошмары.

Но Эйдан Нэн не интересовал.

— А кто же тогда?

Ева понимала, что молчать глупо. Рано или поздно Нэн все равно это узнает. Она ведет себя как восьмилетняя девочка, не желающая выдавать пустяковые школьные секреты.

— Ее брат Саймон, — сказала она.

— Тот, которого мы видели на балу в магазине моей матери? Тот, которому ты не захотела меня представить?

— Тот самый.

Нэн рассмеялась.

— Ева, ты просто чудо, — сказала она. — Я рада, что мы подруги. Мне бы не хотелось иметь такого врага.

Большинство коттеджей, стоявших на дороге от монастыря к каменоломне, было заброшено. Мало кому хотелось там жить. Когда каменоломня работала, от желающих не было отбоя, но теперь редко в каком окне горел свет. В одном из коттеджей жил Мосси Руни с матерью. Ходили слухи, что Мосси видели с досками. Из этого следовало, что он хочет пристроить к домику еще одну комнату. Уж не жениться ли он собрался?

Мосси бы не тем человеком, который что-то делает второпях. Люди говорили, что Патси не следует торопиться с выводами.

Шон Уолш иногда гулял там по воскресеньям. Мать Фрэнсис степенно кивала ему, и он очень церемонно отвечал на приветствие.

Если он и удивлялся тому, что монахиня снует в зарослях дикой фуксии с закатанными рукавами, словно собирается что-то убирать и чистить, то не подавал виду. Мать Фрэнсис тоже не спрашивала, что он здесь делает. С этим молодым человеком, любившим одиночество, не очень хотелось общаться. Она знала, что Ева его терпеть не может. Впрочем, это могло объясняться ребяческой преданностью Бенни Хоган, которая испытывала антипатию к помощнику своего отца.

Поэтому мать Фрэнсис удивилась, когда он обратился к ней. Шон долго извинялся, а затем спросил, не знает ли она, кому принадлежат эти коттеджи. Может быть, монастырю? Она объяснила, что когда-то эти домики были частью поместья Уэстлендс, но постепенно перешли в руки рабочих каменоломни и других людей. А потом вежливо склонила голову набок и спросила, почему его это интересует.

Шон так же вежливо ответил, что из праздного любопытства. Но поскольку в маленьких городках быстро рождаются слухи, он предпочел бы, чтобы этот разговор остался между ними.

Мать Фрэнсис вздохнула. Она предположила, что бедный молодой человек, тщетно надеявшийся заработать состояние службой у Хогана, думает о дне, когда он сможет купить себе дом и обзавестись семьей, но, будучи реалистом, подыскивает жилье там, где с него дорого не запросят.

Бенни терпеть не могла «Кофейный домик». Столики там были очень маленькие. Она всегда боялась, что ее юбка или наплечная сумка смахнут на пол чей-нибудь кофе со сливками.

Увидев ее, Джек обрадовался. Он устал защищать ее место.

— Эти ужасные деревенские парни хотели забрать твой стул, — прошептал он.

— Я сама деревенская, — ответила Бенни. Она подняла взгляд и остолбенела. Три студента, проигравшие битву за стул, жили в пансионе Кит Хегарти, где работала Ева. А на одном из них — крупном веснушчатом малом — был красивый свитер изумрудного цвета.

Эйдан Линч пригласил Еву к себе домой, чтобы познакомить ее с родителями.

— Я уже знакома с ними, — невежливо ответила Ева, протягивая ему очередную вымытую тарелку.

— Ну, познакомишься еще раз.

Знакомиться с ними еще раз Еве не улыбалось. Это означало бы торопить события. Означало бы, что Ева готова стать подружкой Эйдана, чего на самом деле не было.

— Что же это творится на белом свете? — спросил Эйдан, глядя в потолок. — Она не хочет знакомиться с моими родителями. Не позволяет к ней прикоснуться. Соглашается встречаться со мной только тогда, когда я приезжаю в Дунлаогхейр и вытираю посуду, оставленную какими-то деревенщинами. — Он очень жалел себя.

Но мысли Евы были заняты другим. Когда Эйдан был в соответствующем настроении, он мог произносить такие шуточные монологи часами. Она рассеянно улыбалась ему.

Кит куда-то отправилась. Это случилось впервые за все время пребывания Евы в пансионе. Но удивительнее всего было то, что хозяйка не оставила записки.

Кевин — тот симпатичный веснушчатый студент-ветеринар, свитер которого позаимствовали для Бенни — сказал, что она ушла с мужчиной.

— Все куда-то уходят с мужчинами, — прервал его Эйдан. — Таков закон природы. Самки канареек улетают с самцами канареек. Овцы уходят с баранами. Самки черепах уползают с самцами черепах. Этот закон не действует только на Еву.

Ева пропустила его слова мимо ушей. Она думала о Бенни. Бенни встречалась с Джеком Фоли почти каждый день. То в «Аннексе», то в «Кофейном домике», то в баре. По ее словам, с ним было очень легко общаться. Она еще ни разу не сказала что-то невпопад. Когда Бенни говорила о Джеке Фоли, ее лицо начинало светиться.

— И, конечно, меня угораздило влюбиться именно в такую девушку… которая даже не может остаться в Дублине на Рождество. Она бросает меня на растерзание другим женщинам, которые хотят моего тела.

— Балбес, мне нужно быть в Нокглене, — ответила она.

— Там, где не бывает вечеринок, где люди выходят на улицу только для того, чтобы посмотреть, как растет трава, идет дождь, а по главной улице бредут коровы, помахивая хвостами.

— Неправда! — крикнула Ева. — Мы будем прекрасно проводить там время. Каждый вечер собираться у Марио. И вечеринки там тоже будут.

— Назови хоть одно место, — возразил Эйдан.

— Ну, одно-то место наверняка найдется, — ответила уязвленная Ева.

После чего застыла с тарелкой в руках.

«О боже, — подумала она. — Вот я и попалась».

Нэн позвонила в «Айриш Таймс» и попросила соединить ее с отделом спорта. Когда там сняли трубку, она спросила, какие конные соревнования состоятся в канун Рождества.

Ей ответили, что таких немного. Сейчас не сезон. Конечно, каждую субботу проходят скачки в Нейвене, Панчстоуне и прочих медвежьих углах. Но ко дню святого Стивена все опять придет в норму. На следующий день после Рождества пройдут скачки в Леопардстауне и Лимерике. Она может выбрать либо ту, либо другую. Нэн спросила, куда обычно отправляются любители скачек во время затишья. В газетах привыкли к странным вопросам, задаваемым по телефону. После недолгого раздумья ей ответили, что все зависит от человека. Кто-то копит деньги, кто-то отправляется на охоту. В общем, люди ведут себя по-разному.

Нэн вежливо поблагодарила собеседника, не пытаясь подражать тону людей, к которым она хотела присоединиться. Однажды в школе на уроке культуры речи учительница сказала, что самое смешное на свете — это попытка жителя ирландской деревни правильно выговорить по-английски «чрезвычайно признателен». Ничто так не выдает желание вскарабкаться наверх, как стремление копировать великосветское произношение.

Мистер и миссис Хегарти сидели в дунлаогхейрском кафе. Люди, сидевшие вокруг, делали самые обычные вещи: пили кофе, перед тем как отправиться на вечерние курсы машинописи или в кино.

Самые обычные люди, которые вели самую обычную жизнь и обсуждали самые обычные вещи. Что камин жрет слишком много электричества и не стоит ли на Рождество съесть двух кур вместо одной индейки.

Джозеф Хегарти крутил в руках ложечку. Кит заметила, что теперь он не кладет в кофе сахар. Наверное, та женщина отучила. Или поездки часто заводили его в места, где на столы сахарниц не ставили. Он уволился из одной страховой компании и перешел в другую. Там можно было выбрать себе брокера, получить лицензию и начать работать с другим агентом. По его словам, в прежней компании это было невозможно.

Теперь Кит не испытывала к Джозефу никаких чувств и была объективна. Он был добр и говорил мягко, как всегда. В первые мучительные месяцы после ухода мужа Кит сильнее всего тосковала по его голосу.

— Ты никого здесь не узнаешь, — после короткой заминки сказала она.

— Ничего, узнаю заново.

— Здесь найти работу в страховой компании труднее, чем там. В Ирландии с этим туго.

— Я не собираюсь возвращаться к прежней профессии. Думаю, что смог бы… помочь тебе заниматься бизнесом.

Кит сидела неподвижно, опустив голову, чтобы не видеть надежды в его глазах, и думала. Думала, как он будет сидеть во главе стола и делать вид, что пансион — дело семейное. Представляла себе, как он будет делать мелкую работу по дому, заставлять смеяться мальчиков вроде Кевина Хики, интересоваться их учебой и личной жизнью.

Но почему он не сделал это для собственного сына? Для Фрэнсиса Хегарти, который сегодня был бы жив, если бы у него был решительный отец, который запретил бы ему и думать о мотоцикле?

— Нет, Джозеф, — не поднимая глаз, ответила она. — Ничего не выйдет.

Он сидел молча и думал о сыне, который все эти годы писал ему письма. О сыне, который летом работал в Англии на консервном заводе и провел у него уик-энд. О Фрэнке, мальчике, который выпил с ним три пинты пива, рассказал о доме в Дунлаогхейре и о том, что сердце Кит может смягчиться. Но он так и не рассказал матери ни об этом визите, ни о письмах. Джозеф Хегарти всегда будет верен сыну. Должно быть, у мальчика были для этого свои причины. Отец не предаст его. Не стоит менять воспоминания матери.

— Ладно, Кит, — наконец сказал он. — Решать тебе. Просто я подумал, что спросить следует.

Номер Уэстуордов был в телефонной книге. Трубку сняла пожилая женщина.

— Это секретарь сэра Уолтера Кавендиша. Могу я поговорить с мистером Саймоном Уэстуордом? — бесстрастно спросила Нэн. Фамилию она позаимствовала из журнала «Общественное и личное».

— Мне очень жаль, но мистера Уэстуорда нет.

— Пожалуйста, скажите, где сэр Уолтер может его найти.

Миссис Уолш тут же среагировала на уверенный тон человека, ожидавшего ответа.

— Кажется, он собирался на ленч в «Хайберниан», — сказала она. — Думаю, сэр Уолтер может позвонить ему туда.

— Большое спасибо, — сказала Нэн и положила трубку.

— Я хочу заранее сделать тебе подарок на Рождество, — сказала Нэн Бенни в главном вестибюле.

— О боже, Нэн, а я ничего тебе не принесла, — расстроилась Бенни.

— Это не вещь. Я приглашаю тебя на ленч.

Никаких отказов. Каждый человек имеет право пообедать в «Хайберниан» хотя бы раз в жизни. Нэн и Бенни — не исключение. Бенни задумалась. Почему Нэн пригласила ее, а не Еву?

В парке Святого Стивена они столкнулись с Биллом Данном и Джонни О'Брайеном.

Молодые люди предложили им выпить за Рождество. Отказ их не смутил. Тогда можно сходить в «Бьюли», съесть куриный крокет, чипсы и сладкие миндальные булочки. Бенни засмеялась и сказала, что они идут на ленч в «Хайберниан».

— Для этого у вас должна быть пара папиков, — насмешливо сказал Билл Данн, пытаясь скрыть разочарование.

Бенни хотелось сказать им, что это подарок Нэн, но она промолчала. Может быть, Нэн не хочет признаваться, что они идут туда только вдвоем. Она с надеждой посмотрела на подругу, ожидая подсказки, но лицо Нэн осталось бесстрастным. «Она действительно красавица, — ощутив укол зависти, подумала Бенни. — Наверное, чудесно просыпаться по утрам, зная, что ты будешь выглядеть так весь день и что твое лицо понравится каждому, кто его увидит».

Бенни было жалко Билла Данна. В обычный день она с удовольствием сходила бы с ним в «Бьюли». Джек всю вторую половину дня должен был провести в регби-клубе. Ей нравились Билл и Джонни. Они были близкими друзьями Джека. Но это было бы нечестно по отношению к Нэн, сделавшей ей щедрый подарок. К тому же оказаться в ресторане отеля «Хайберниан» было очень заманчиво. Бенни знала там только дамский туалет, в который нужно было проходить через салон.

Во второй половине дня у Евы занятий не было. Она не смогла найти ни Бенни, ни Нэн. Эйдан Линч пригласил Еву составить компанию его родителям, которым нравилось в недели, предшествовавшие Рождеству, час ходить по магазинам, а потом четыре часа проводить за ленчем. Но она отказалась, заявив, что это настоящее минное поле.

— Знаешь, когда мы поженимся, нам придется встречаться с ними и приглашать на жареную баранью ногу с мятным соусом, — сказал он.

— Мы столкнемся с этим лет через двадцать, не раньше, — хмуро ответила ему Ева.

Но смутить Эйдана Линча было трудно. Этот жизнерадостный кретин не сомневался в том, что Ева его любит. Чего, конечно, не было. Ева не любила никого, что не раз пыталась ему объяснить. Правда, она была очень привязана к матери Фрэнсис, Бенни и Кит. Никто еще не доказал ей, почему любовь так хороша, говорила она Эйдану. Посмотри, что любовь сделала с моей матерью и отцом. Посмотри, во что она превратила Шона и Кармел. Посмотри, как она исковеркала жизнь Кит Хегарти.

Мысль о Кит заставила Еву вспомнить, что в последние два дня та выглядела очень странно. Ева надеялась, что она не заболела и что вернувшийся мужчина был не тем, кем она его считала.

Вернувшись на электричке в Дунлаогхейр, она застала Кит на кухне. Та сидела, закрыв лицо руками. Все осталось таким, как было, когда Ева уезжала в университет. Ева повесила пальто.

— У сестры Имельды был хороший обычай. Она считала, что нет на свете такой проблемы, которую нельзя было бы решить после хорошего картофельного пирога. Должна сказать, что я с ней согласна.

С этими словами она достала кастрюльку холодного картофельного пюре, открыла пакет муки и бросила на сковородку кусок масла.

Кит по-прежнему смотрела в пол.

— Конечно, всех проблем это не решало. Помню, что когда никто не сказал мне, почему мои родители похоронены на разных кладбищах, мы съели картофельный пирог с матерью Фрэнсис. Объяснения я не получила, лучше мне не стало, но зато мы вкусно поели.

Кит подняла голову. Небрежный тон Евы и привычный ритуал приготовления еды помогли ей успокоиться. Ева продолжала работать, а Кит Хегарти рассказывала ей историю своего мужа, который уехал, вернулся, получил отказ и уехал снова.

Нэн увидела Саймона Уэстуорда сразу же, как только они с Бенни вошли в ресторан. Официант хотел посадить двух молоденьких студенток в углу, но Нэн спросила, нельзя ли им занять столик в центре. Она говорила как здешний завсегдатай, и поводов для отказа у официанта не нашлось.

Девушки изучали меню, и Нэн спрашивала, что означают названия блюд, которых они не понимали.

— Давай возьмем то, чего мы никогда не пробовали, — предложила она.

Бенни предпочла бы ягненка; это было вкусно и надежно. Но хозяйкой здесь была Нэн.

— Например? — неуверенно спросила она.

— Мозги, — ответила Нэн. — Раньше я их не ела.

— А ты не боишься? Вдруг это будет несъедобно?

— В таком месте ничего несъедобного не бывает. Ладно, если не хочешь мозги, можно заказать «сладкое мясо»[5], цесарку или бекаса.

— Бекаса? Что это?

— Попробуем догадаться. Я думаю, это птица.

— Не может быть. Я никогда не слышала про такую птицу. По-моему, это что-то взрывчатое.

Нэн засмеялась.

— Дурочка, взрывчатое — это фугас!

И тут Саймон Уэстуорд поднял взгляд. Нэн увидела это краем глаза. Она заметила, что за столиком Саймона сидит пара — пожилой мужчина, напоминающий сельского помещика, и молодая женщина, с виду любительница лошадей.

Нэн поняла, что ее узнали, и поудобнее устроилась в кресле. Теперь оставалось только ждать.

Бенни продолжала сражаться с меню.

— Я взяла бы «скампи», но не знаю, что это такое.

— Знаешь. Это большая креветка, запеченная в тесте.

— Да, но я никогда ее не пробовала, так что она будет мне в новинку.

Слава богу, это не мозги, не «сладкое мясо» и не другие вещи, названия которых звучат очень странно.

— Здравствуйте, мисс Хоган. Я вижу, вы обедаете только в самых лучших местах. — Рядом с ней остановился Саймон Уэстуорд.

— Я редко хожу в шикарные места, но стоит мне туда попасть, как вы неизменно оказываетесь рядом. — Бенни тепло улыбнулась ему.

Не успел Саймон вопросительно посмотреть напротив, как Бенни представила его. Причем сделала очень просто и непринужденно.

Она ничем не нарушила правила, описанные в книгах по этикету, хотя и не читала их.

— Нэн, это Саймон Уэстуорд. Саймон, это моя подруга Нэн Махон.

— Привет, Нэн, — сказал Саймон и протянул ей руку.

— Привет, Саймон, — с улыбкой ответила Нэн.

— Я слышал, что ты ходила в ресторан с папиком, — со смехом сказал ей Джек на следующее утро.

— Да нет. Просто Нэн повела меня в «Хайберниан». Сказала, что это ее рождественский подарок.

— Почему она это сделала?

— Я же сказала, рождественский подарок.

Джек с сомнением покачал головой.

Бенни закусила губу. Теперь она жалела, что согласилась. Собственно говоря, она пожалела об этом сразу же. Сначала она заказала скампи с картошкой, не зная, что креветок положено есть с рисом, и поняла свою ошибку только тогда, когда увидела удивленное лицо официанта. Попросила по кусочку от всего, что было на сырной доске, тогда как остальные выбирали только два сыра. Попросила принести чашечку капучино, но ей важно ответили, что в столовой кофе не подают.

Но больше всего ее смущало поведение Саймона и Нэн. Казалось, оба играли в какую-то игру, правила которой знали только они. Все остальные были не в счет.

А теперь Джек намекал, что Нэн пригласила ее на ленч неспроста.

— Что случилось? — Он заметил, что Бенни расстроилась.

— Ничего. — Она широко улыбнулась.

В этой улыбке было что-то беззащитное. Джеку уже несколько раз доводилось видеть, как она притворяется, что все в порядке, хотя на самом деле это было не так.

Когда они вышли из парка Святого Стивена на Графтон-стрит, Джек обнял ее за плечи.

Витрины всех магазинов были празднично оформлены. Улицу пересекали гирлянды из разноцветных лампочек. Группа замерзших исполнителей рождественских гимнов пела «Обратно в ясли». В кружках для пожертвований позвякивала мелочь. Лицо Бенни выглядело невинным. Джеку хотелось защитить ее от всего на свете. От Билла Данна, который сказал, что девушке с такой грудью на роду написано стать куртизанкой. От сновавших туда и сюда растрепанных пьяниц с красными глазами, державших в руках бутылки. От бешено мчавшихся машин, которые могли в любую минуту вылететь на тротуар. От маленьких детей с грязными лицами, способных выманить у добросердечной Бенни Хоган последний грош. Джек не хотел, чтобы сегодня она вернулась в Нокглен на автобусе и пробыла там почти три недели рождественских каникул.

— Бенни… — начал он.

Она доверчиво повернулась к нему. Джек взял ее лицо в ладони и нежно поцеловал в губы. А потом слегка отстранился, чтобы увидеть ее удивленные глаза.

Он обнял Бенни, стоя на самой оживленной улице Дублина, и крепко прижал ее к себе. Руки Бенни сомкнулись вокруг него, и они сжали друг друга в объятиях так, словно это было самой естественной вещью на свете.