Глава пятнадцатая

Книги вернулись в магазин на следующий день, рано утром. Для моральной поддержки Бенни взяла с собой Шепа. Тот осматривался по сторонам, надеясь, что из задней комнаты выйдет Эдди, обрадуется приходу любимого старого пса, широко улыбнется и захлопает в ладоши.

Услышав шаги на лестнице, Бенни поняла, что уже не так рано. Шон Уолш успел встать и одеться.

— Ах, это ты, Бенни, — сказал он.

— Надеюсь, что так. Мне бы не хотелось застать здесь кого-нибудь еще. Шон, где оставить книги?

То ли ей почудилось, то ли Шон действительно смерил ее подозрительным взглядом. Он взял книги и поставил их на место. До открытия магазина оставалось добрых три четверти часа.

В магазине пахло затхлостью. Ничто здесь не внушало человеку желание потратить деньги. Ничто не призывало дать волю капризу и купить себе яркий галстук или цветную рубашку вместо привычной белой. Она осматривала темное помещение и думала, почему не замечала этого при жизни отца, со смерти которого не прошло и недели, и не говорила с ним о бизнесе.

Но она знала, почему. Ответ на собственный вопрос последовал незамедлительно. Ее интерес к делу обрадовал бы отца и воскресил в нем угасшие надежды. Надежды на ее брак с Шоном Уолшем.

Шон, следивший за выражением ее лица, спросил:

— Тебе что-то не нравится?

— Нет, я просто смотрю.

— Понадобятся большие перемены.

— Знаю. — Она говорила серьезно и рассудительно. Уолш понимал только такой язык. Короткие многозначительные фразы. Но Бенни почудилось, что взгляд Шона стал тревожным, словно в ее словах таилась угроза.

— Ты нашла в книгах то, что искала? — Теперь он смотрел ей прямо в глаза.

— Я уже говорила тебе, что ничего не искала. Просто хотела немного ознакомиться с делами перед встречей с мистером Грином.

— Я думал, на них хотела посмотреть твоя мать. — Его губы слегка искривились.

— Да, хотела. Она понимает куда больше, чем мы думали.

Бенни сама не знала, почему она это сказала. Аннабел Хоган ничего не понимала в бизнесе, купленном с помощью ее приданого. Она сознательно сторонилась магазина, считая его мужским миром, который не терпит женского присутствия. Мужчины не станут покупать костюмы и позволять себя обмеривать, если поблизости окажется женщина.

Внезапно Бенни поняла, что именно это было трагедией матери. Если бы Аннабел могла работать в магазине, все сложилось бы по-другому. У них с мужем стало бы больше общего. Тогда их любовь к Бенни не была бы такой маниакальной. Кроме того, ее мать была намного толковее и практичнее Эдди Хогана. Она могла бы заметить расхождения — если таковые действительно существовали — и давным-давно устранить их. Задолго до того, как они стали внушать серьезные опасения.


Эмили Махон постучала в дверь спальни Нэн и вошла, держа в руках чашку чая.

— Ты уверена, что не хочешь добавить молока?

Нэн предпочитала чай с лимоном. В отличие от остальных членов семьи, которые наливали в чай огромное количество молока и шумно прихлебывали напиток из больших кружек.

— Это вкусно, Эм. Попробуй, — предложила Нэн.

— Мне поздно менять привычки. Да и ни к чему. Вот ты — другое дело.

Эмили уже знала, что дочь наконец нашла своего принца.

Знала по количеству времени, которое Нэн проводила в спальне, прихорашиваясь; по новым нарядам, по суммам, выуженным у отца, но главным образом по мерцающим глазам Нэн.

На кровати лежала шляпка в виде лепестков, идеально подходившая к шелковому платью и сиреневому болеро с темно-фиолетовой отделкой. Сегодня Нэн собиралась на скачки. Для большинства это был обычный рабочий день, для студентов — учебный, а для Нэн — день скачек.

Эмили работала во вторую смену; кроме них, в доме никого не было.

— Милая, ты будешь осторожна, правда?

— Что ты имеешь в виду?

— Сама знаешь. Я не спрашиваю тебя о нем, потому что это плохая примета. Знакомиться нам не нужно; это уменьшит твои шансы. Но ты будешь осторожна?

— Эм, я не спала с ним. И не собиралась.

— Я имею в виду не только это. — Конечно, Эмили имела в виду только это, но не решалась говорить вслух. — Не следует пропускать лекции и гонять на машинах.

— Эм, ты имела в виду постель, — рассмеялась Нэн и с любовью посмотрела на мать. — Я не спала с ним и не буду, так что успокойся.


— Мы будем дразнить друг друга целую вечность или вскоре дадим себе волю и ляжем в постель? — спросил Саймон, когда они ехали на скачки.

— Разве мы дразним друг друга? Я не заметила.

Он посмотрел на Нэн с восхищением. Ничто не могло выбить ее из колеи. Эта девушка всегда оставалась в выигрыше.

Сегодня она выглядела просто великолепно. Наверное, ее фотографию напечатают в газетах. Фотографы и леди в дурацких шляпках всегда ищут что-нибудь стильное. Его спутница была именно такой девушкой, которая им требовалась.

Оказавшись на ипподроме, они столкнулись со множеством людей. Стоявшая в ринге Молли Блэк, очень властная дама со стеком, осмотрела Нэн с головы до ног. Одно время дочь Молли прочили Саймону Уэстуорду в невесты. Эта девушка принадлежала совсем к другому типу. Да, недурна. Судя по всему, студентка, живущая в Дублине и не имеющая за душой ничего, кроме красоты и, возможно, родословной.

Миссис Блэк осуждала декрет Букингемского дворца, запрещавший дебютанткам присутствовать на дворцовых приемах.

— Как мы теперь будем узнавать, кто есть кто? — спросила Молли Блэк, сверля Нэн взглядом.

Нэн осмотрелась по сторонам, пожалела, что рядом нет Саймона, и решила использовать свою старую тактику: отвечать вопросом на вопрос.

— Как по-вашему, почему они это запретили?

— Это ясно. Тебя представляет тот, кто уже был кем-то представлен. Но кое-кто из таких людей находится в стесненных обстоятельствах и получает плату от всяких мерзких бизнесменов за то, что представляет ко двору их мерзких дочерей.

— А у вас есть кто-то, кого нужно представить? — Голос Нэн был спокойным, а манеры — безукоризненно вежливыми.

Она попала в цель.

— Я говорю не о членах моей семьи, — с досадой ответила Молли. — Речь идет о моих подругах и их детях. Такой был хороший порядок! Всегда можно было иметь дело с людьми своего круга. А теперь все рухнуло.

— Но ведь узнать людей своего круга не так уж трудно, правда?

— О да. Не так уж, — проворчала Молли.

И тут словно из-под земли вырос Саймон.

— Мы очень мило побеседовали с вашей маленькой подружкой, — сказала ему миссис Блэк.

— Вот и чудесно. — Он быстро увел Нэн.

— Настоящая бой-баба, — сказал Саймон, когда они отошли подальше.

— Если так, то зачем ты с ней общаешься?

— Приходится. — Уэстуорд пожал плечами. — Они с Тедди бывают всюду. Охраняют своих дочерей от таких охотников за приданым, как я.

— Значит, ты охотник за приданым? — Ее улыбка была легкой и непринужденной.

— Конечно. Ты же видела мой дом, — ответил он. — Пойдем выпьем как следует и поставим на лошадь сумму, которую не можем себе позволить. Только ради этого и стоит жить на свете.

Саймон взял Нэн за руку и через газон повел в бар.


Встреча с мистером Грином прошла из рук вон плохо. Она состоялась в Лисбеге. Перед тем Бенни заставила мать проснуться с помощью крепкого кофе и строгих внушений.

Мать не должна просить отложить разговор на потом. Никакого «потом», твердо сказала Бенни. Да, им тяжело, но долг перед отцом требует сделать все, чтобы они не сели в лужу.

Бенни умоляла мать вспомнить все разговоры, касавшиеся партнерства Шона. Было письмо. Письмо, подтверждавшее наличие такого намерения. Но, может быть, существовало что-то более официальное?

Аннабел устало сказала, что отец то и дело повторял: не следует спешить, поживем — увидим, всему свое время.

Говорил ли он о своих дальнейших планах и о планах в отношении Шона?

Она не помнила. Как можно что-то вспомнить, если совсем недавно Эдди Хоган был жив-здоров и сам руководил бизнесом? Сегодня его нет, а они должны встретиться с поверенным и обсудить дела, о которых она не имеет ни малейшего представления. Неужели Бенни этого не понимает?

Патси подала кофе в гостиную, которая приобрела жилой вид после побывавшего в ней потока сочувствующих. Их было трое. Бенни сказала, что позже сама позвонит Шону Уолшу и попросит его присоединиться к ним.

Мистер Грин сказал им то, что они уже знали: что покойный мистер Хоган, несмотря на многочисленные напоминания, намеки и предупреждения, не оставил завещания. Но добавил к сказанному то, чего они не знали: что соглашение о партнерстве было подготовлено на подпись, однако осталось неподписанным.

В январе мистер Грин приезжал в Нокглен четыре раза, как всегда, в пятницу утром, но мистер Хоган так и не пришел к нему, чтобы подписать документ.

А когда однажды мистер Грин напомнил ему об этом, покойный мистер Хоган сказал, что ему еще нужно поразмыслить.

— По-вашему, он узнал что-то, заставившее его передумать? После того как перед Рождеством написал письмо Шону? — настойчиво спросила Бенни.

— Я знаю про письмо. У меня есть его копия. Она была послана мне по почте.

— Моим отцом?

— Думаю, что это сделал мистер Уолш.

— А у вас не возникло никаких подозрений? Вы не почувствовали, что здесь что-то не так?

— Мисс Хоган, извините за формальный тон, но мои чувства и подозрения тут ни при чем. Как юрист я имею дело только с письменными свидетельствами.

— А письменное свидетельство гласит, что у отца было намерение сделать Шона Уолша своим партнером, так?

— Совершенно верно.

У Бенни не было доказательств, ею руководил только инстинкт. Возможно, за несколько недель до смерти отец тоже заметил, что полученная сумма меньше стоимости проданного товара. Но скандала устраивать не стал. Если бы такой скандал произошел, он рассказал бы об этом жене, а Майк, сидевший в ателье, услышал бы каждое слово.

Возможно, отец выжидал, пытаясь найти какие-то доказательства. Если так, то она просто обязана их обнаружить.

По примеру отца, она попросит отложить подписание соглашения о партнерстве под предлогом того, что пока неясно, кто должен его подписывать.

Мистер Грин, который был человеком осторожным, ответил, что разумнее отложить принятие радикальных решений до того момента, когда люди, перенесшие тяжелую утрату, придут в себя. После чего они согласились, что пора звать Шона Уолша.

Когда Шон прибыл, Патси принесла новый кофейник.

Он объяснил, что закрыл магазин. Оставить за старшего Майка невозможно. Несомненно, когда-то он был незаменим, но, как часто говорил мистер Хоган, для сегодняшнего мира бедный Майк не годится.

Да, Бенни помнила, что отец так говорил, но он делал это с любовью и сочувствием. В его словах не было и намека на желание избавиться от старика.

Они решили пока оставить все как есть. Не думает ли Шон, что им следует взять кого-то на временную работу? Он ответил, что это зависит от обстоятельств.

От каких обстоятельств? Не подумывает ли мисс Хоган о том, чтобы бросить университет и работать в магазине вместе с ним? Если так, то временный работник им не потребуется.

Бенни объяснила, что отец мечтал совсем о другом. Родители хотели, чтобы их дочь получила диплом университета; тем не менее она всегда очень интересовалась и продолжает интересоваться делами магазина. А потом едва ли не силой заставила мать очнуться и сказать то же самое.

После чего небрежно и без всякого намека на что-то плохое попросила популярно объяснить им, как ведется учет. Шон углубился в подробности.

— Значит, то, что учтено в заборной книге, должно более-менее совпадать с записями в приходной книге за неделю. — Ее глаза были круглыми и невинными.

— Да. За вычетом некоторых сумм.

— Каких сумм?

— Которые твой отец брал из кассы.

— Ясно. И оставлял вместо денег розовые бумажки, да?

— Если не забывал это делать. — Голос Шона был мрачным; он явно боялся оскорбить память покойного. — Твой отец был чудесным человеком, но до крайности забывчивым.

— Как ты думаешь, для чего он мог брать деньги из кассы? — У Бенни похолодело в животе. Если Шон скажет что-нибудь более-менее правдоподобное, у нее не будет никаких доказательств.

— Дай подумать. — Шон посмотрел на Бенни. Она надела свой лучший наряд — новую юбку и болеро, полученные в подарок на Рождество.

— Ну, может быть, для покупки твоей одежды. Он мог взять деньги из кассы и забыть заполнить розовый листок.

Бенни поняла, что она проиграла.


Кевин Хики сказал, что его отец собирается приехать из графства Керри и спрашивает, не может ли миссис Хегарти порекомендовать ему какую-нибудь приличную дунлаогхейрскую гостиницу.

— О боже, Кевин, ты каждый день проходишь мимо дюжины таких гостиниц, — ответила Кит.

— Думаю, ваше мнение для него значит больше моего.

Кит посоветовала «Марин» и даже забронировала там номер.

Она предположила, что отцу Кевина захочется посмотреть на дом, где его сын живет весь учебный год, и велела юноше непременно привести мистера Хики на чаепитие.

Падди Хики оказался мужчиной крупным и симпатичным. Он объяснил, что занимается сельскохозяйственной техникой. У него был небольшой участок земли, но в Хики отсутствовала фермерская жилка. Все его братья уехали в Америку, сыновья учились в университетах, но никто из них не выбрал сельское хозяйство.

Как все жители Керри, он придавал очень большое значение образованию.

Кит и Еве он понравился. Мистер Хики знал о смерти Фрэнсиса и попросил показать его фотографию.

— Пусть бедный мальчик покоится с миром. Он просто не мог успеть понять, что с ним случилось…

Сказано было неловко, но от души. Кит и Ева не нашли слов для ответа.

Мистер Хики поблагодарил их за заботу о его сыне и создание ему условий для занятий.

— Кевин случайно не нашел себе красавицу вроде вас? — спросил он Еву.

— О нет, я не в его вкусе, — засмеялась она.

— Кроме того, за ней уже ухаживает один студент с юридического, — добавила Кит.

— Миссис Хегарти, наверное, вам иногда бывает одиноко, — сказал Падди. — Особенно по вечерам, когда вся молодежь куда-нибудь выбирается.

— Я справляюсь, — ответила Кит.

Ева догадалась, что этот мужчина хочет куда-нибудь пригласить Кит Хегарти. И поняла, что сама Кит этого не сознает.

— Справляетесь, — сказала она. — Конечно, справляетесь. Без вас нам не обойтись, и все же мне хотелось бы, чтобы вы хоть раз куда-нибудь сходили и развлеклись.

— Кстати о развлечениях, — сказал солидный и осанистый Падди Хики. — Вряд ли вы согласитесь съездить куда-нибудь и провести вечер со старым вдовцом из Керри.

— Это было бы просто здорово! — воскликнула Ева. — Потому что сегодня вечером мы все разбегаемся!

Кит слегка испугалась.

— Мистер Хики, приезжайте за ней часам к семи, — сказала Ева. — Я позабочусь о том, чтобы она была готова.

Когда он ушел, Кит сердито повернулась к Еве.

— Как ты себя ведешь? Как последняя нахалка. Раньше я за тобой такого не замечала.

— Ради себя я на такое не пошла бы. А ради вас — сколько угодно.

— Я никуда не могу пойти с ним. Я замужняя женщина.

— Серьезно?

— Да. Неважно, что Джозеф в Англии, а я здесь. Все равно я замужем.

— Не глупите, Кит.

— Ева!

— Я серьезно. Никто не просит вас вступать в связь с отцом Кевина. Просто сходите с ним куда-нибудь. Если хотите, расскажите о том, что ваш муж уже давно живет за проливом. Лично я не стала бы этого говорить, но решайте сами. Только не обижайте хорошего человека отказом.

Она говорила с такой горячностью, что Кит засмеялась.

— Что мне надеть?

— Давно бы так. — Ева крепко обняла ее, и женщины пошли наверх осматривать свои нехитрые гардеробы.


— Послушай, может быть, поездка в Уэльс позволит тебе развеяться… — с надеждой промолвил Джек.

— Нет. После похорон прошло слишком мало времени.

— Я только подумал, что тебе нужно сменить обстановку. Говорят, это полезно.

Бенни знала, что он говорит серьезно. Ей отчаянно хотелось поехать с ним в Уэльс. Отчаянно хотелось, чтобы все, кто поплывет на пароходе из Дунлаогхейра в Холихед, а потом поедет с ними на поезде, поняли, что она — девушка Джека Фоли. И хорошенько запомнили это.

А еще она знала, что смена обстановки поможет ей избавиться от мыслей и подозрений, крутившихся в мозгу.

Она попыталась уговорить мать съездить в гости к братьям и их женам. Во время похорон они ей очень сочувствовали. Но Аннабел Хоган с грустью сказала Бенни, что родные никогда не одобряли ее брак с Эдди, который был моложе ее и не имел ни кола ни двора. Они считали, что Аннабел могла найти себе кого-нибудь получше. Она не хотела ехать к братьям, жить в их больших деревенских домах и рассказывать о своей семейной жизни, которая их нисколько не интересовала.

Нет, она останется в Нокглене и попытается привыкнуть к новому укладу жизни.

Объяснять это Джеку Бенни не хотела. Джек был не тем человеком, на которого следовало взваливать свои проблемы. Самым замечательным в их отношениях было то, что Джек искренне радовался ей и не замечал девушек, с восхищением смотревших на него в «Аннексе». Он сидел на твердом деревянном стуле и пил кофе — чашку за чашкой. Он купил два «летучих кладбища», но Бенни сказала, что разлюбила их. На самом деле она с наслаждением откусила бы кусочек, но больше не ела ни пирожных, ни печенья, ни чипсов, ни бисквитов. Если бы не Джек Фоли, ее жизнь была бы серой и скучной.


Увидев Бенни на лекции, Нэн обрадовалась.

— Тут и поговорить не с кем. Хорошо, что ты вернулась, — сказала она.

Бенни невольно улыбнулась.

— У тебя есть Ева. Господи, как я завидую тому, что вы обе живете в городе!

— Ева мной недовольна, — призналась Нэн. — Понимаешь, я встречаюсь с Саймоном, а она этого не одобряет.

Бенни знала, что это правда: Ева действительно не одобряла Нэн, но она не одобряла бы любую девушку, которая оказалась бы на ее месте. Ева считала, что Саймону следует уделять больше внимания младшей сестре; он достаточно взрослый, чтобы понимать это.

Кроме того, Еве не нравилась хитрость Нэн. Она всегда говорила, что Нэн потащила Бенни в «Хайберниан» только для того, чтобы та представила ее Саймону. Бенни считала, что это невозможно, но в некоторых вещах Ева была твердой как кремень.

— И куда он тебя водит? — Бенни нравилось слышать хладнокровные отзывы Нэн о шикарных местах, доступ в которые ей открыл Саймон Уэстуорд.

Нэн назвала бар в задней части «Джаммета», «Рэд Бэнк», «Бейли» и «Дейви Берн».

— Понимаешь, он намного старше нас, — объяснила Нэн. — Большинство его друзей встречается в барах и ресторанах отелей.

Бенни огорчилась. Все эти места были чопорными и унылыми. Там нельзя было повеселиться так, как в «Кофейном домике», «Инке» или «Занзибаре», куда ходили они с Джеком.

— Он тебе нравится?

— Да, очень.

— Если так, то почему ты волнуешься? Ты явно нравишься ему, если он продолжает водить тебя в такие места.

— Да, но он хочет спать со мной.

Глаза Бенни стали круглыми.

— Ты ведь не станешь этого делать, правда?

— Стану. Но как? Именно это я пытаюсь придумать. Где и как.


Выяснилось, что Саймон уже решил, где и как. На заднем сиденье машины, припаркованной где-нибудь в горах неподалеку от Дублина. Сказал, что глупо делать вид, будто они не хотят этого.

Нэн была холодна как лед. Она не собирается заниматься такими вещами в машине.

— Тебя ведь тянет ко мне? — спросил Саймон.

— Да, конечно, тянет.

— Тогда что тебе мешает?

— У тебя прекрасный дом, где нам обоим будет удобно.

— Только не в Уэстлендсе, — отрезал Саймон.

— И только не в машине, — в тон ему ответила Нэн.


На следующий день Саймон стоял на углу Эрлсфорт-террас и Лисон-стрит и ждал, когда студенты отправятся на ленч. Она садились на велосипеды и ехали в окрестные кафе, бары и рестораны.

Ева и Бенни пригласили Нэн в «Поющий чайник», но она отказалась. Ева ела чипсы, а Бенни, проявляя чудеса воли, пила только черный кофе.

Они не видели глаз Нэн, разыскивавших человека, который должен был ее ждать.

Не видели, когда Саймон подошел и взял ее за руку.

— Вчера вечером я вел себя грубо, — сказал он.

— Да нет. Все нормально.

— Я серьезно. Это было непростительно. Если хочешь, мы можем пообедать в ресторане какого-нибудь симпатичного маленького отеля и остаться там на ночь.

— Конечно, хочу, — ответила Нэн. — Но, к сожалению, я смогу освободиться только во вторник.

— Ты заставляешь меня ждать.

— Нет. Уверяю тебя.

Но она действительно заставляла его ждать. Нэн заранее определила безопасное время. Раньше вторника лечь в постель с Саймоном Уэстуордом было нельзя.

* * *

Клодах сидела в задней комнате и шила. Дверь в комнате была стеклянная и не мешала видеть покупателя, которому требовалась помощь. Конечно, если тетя и недавно нанятая девушка по имени Рита не могли обойтись без нее.

Вошла Бенни и села рядом с ней.

— Как Рита, справляется?

— Справляется. Знаешь, как следует выбирать продавщиц? Они должны быть сообразительными, но не слишком. Иначе украдут твои идеи и используют их. На этом построен бизнес.

Бенни невесело засмеялась.

— Жаль, что никто не сказал это моему отцу десять лет назад, — уныло сказала она.

Клодах продолжала шить. Раньше Бенни никогда не заговаривала о Шоне Уолше. Хотя в последние дни о нем ходило много слухов. Сразу после Рождества болтали, что он станет партнером Эдди Хогана. Пившие в гостинице Хили утверждали, что миссис Хили говорила об этом очень уверенно. После того как Клодах выставили из гостиницы, для нее стало делом чести узнавать все, что происходило и обсуждалось в баре.

Она ждала, когда Бенни снова откроет рот.

— Клодах, что было бы, если бы Рита взяла деньги из кассы?

— Ну, я узнала бы об этом в конце дня. В крайнем случае, в конце недели.

— Серьезно?

— Да. Потом я предложила бы отрезать ей руки, а тетя Пегги ответила бы, что достаточно ее просто уволить.

— А если бы ты не могла это доказать?

— Тогда я стала бы очень осторожной. Такой осторожной, что ты не поверишь.

— Если бы она положила их в банк, это можно было бы узнать?

— О да. Но она не стала бы класть их в банк. Во всяком случае, в ближайший. Скорее всего, хранила бы где-нибудь наличные.

— Например?

— Понятия не имею. Во всяком случае, мне пришлось бы вести себя очень осторожно, чтобы она не заметила слежки.

— Значит, если бы у тебя не было доказательств, ты позволила бы ей остаться безнаказанной?

— Это было бы очень мучительно, но позволила бы.

Бенни услышала в ее словах предупреждение. Обе знали, что речь идет вовсе не о Рите, которая вела себя в магазине безупречно. Обе понимали, что дальше говорить об этом опасно.


Джек Фоли сказал, что позвонит Бенни из Уэльса. Они остановятся в гостинице. Он будет жить в одном номере с Биллом Данном, который любит пошутить и выпить пива.

— Ну вот, он меня и заменит, — засмеялась Бенни, пытаясь скрыть досаду.

— Конечно, Билл Данн — парень неплохой, но до тебя ему далеко. Я бы предпочел, чтобы со мной поехала ты.

— Ладно. Позвони мне в разгар веселья, — сказала Бенни.

Он не позвонил. Ни в первый вечер, ни во второй, ни в третий. Бенни сидела дома. Она не повела мать в гостиницу пробовать вечерние обеды, последнее изобретение миссис Хили.

Вместо этого она осталась дома и слушала, как тикали часы, Шеп подвывал во сне, а Патси шепталась с Мосси. Мать рассматривала фотографии, стоявшие на камине, а Джек Фоли все не звонил и не звонил. Ни в разгар веселья, ни после него.


Нэн тщательно собирала сумку с принадлежностями для ночлега. Кружевная ночная рубашка, смена белья на следующий день, очень красивая сумочка для губки из «Браун Томаса», пудра, новая зубная щетка, зубная паста… Перед уходом Нэн поцеловала мать.

— Я останусь ночевать у Евы в Дунлаогхейре, — сказала она.

— Ладно, — ответила Эмили Махон, прекрасно понимавшая, что Нэн будет ночевать где угодно, только не у Евы в Дунлаогхейре.


Билл Данн встретил Бенни в главном вестибюле.

— Я хотел столкнуться с тобой будто бы случайно и выяснить, как легла фишка, — сказал он.

— О господи, ты о чем?

— Наш общий друг в тундре или нет?

— Билл, ты становишься хуже Эйдана. Говори по-английски.

— Если выражаться на чистом английском, то твой беглый бойфренд, мистер Фоли, хочет знать, смеет ли он приблизиться к тебе после того, как не сумел позвонить.

— Не говори ерунды! — с жаром воскликнула Бенни. — Я не из тех девушек, которые дуются и устраивают сцены. Он прекрасно это знает. Не смог так не смог.

— Теперь я понимаю, почему ты ему так нравишься. И почему он так боится обидеть тебя, — с восхищением сказал Билл Данн. — Бенни, таких, как ты, одна на миллион.


Хитер Уэстуорд не нравилась мысль о том, что при ее встречах с Евой будет присутствовать Эйдан Линч, но это было еще до их знакомства. Вскоре Ева стала жаловаться, что Эйдана девочка любит больше, чем ее. Это объяснялось его затейливой фантазией.

Он сказал Хитер, что у них с Евой будет восемь детей, которые станут рождаться каждые десять месяцев. Они поженятся в 1963-м и будут плодиться и размножаться до конца 1970-го.

— Это потому что вы католики?

— Нет. Просто я хочу, чтобы у Евы было занятие в трудные первые годы моего адвокатства. Мне придется с утра до вечера торчать в Юридической библиотеке, чтобы заработать на количество порций «Славы Никербокера», которое потребуется для такой оравы. А по ночам я буду работать в газете помощником редактора. Я уже все рассчитал.

Хитер фыркнула в стакан с мороженым. Она не была уверена, что Эйдан говорит серьезно, и посмотрела на Еву, ища подтверждения.

— Может быть, сейчас он действительно так думает, но когда-нибудь встретит безмозглую маленькую блондинку. Она взмахнет длинными ресницами, хихикнет, и он тут же забудет о своих долгосрочных планах.

— Ты расстроишься? — спросила Хитер так, словно Эйдана рядом не было.

— Наоборот, почувствую облегчение. Восемь детей — это слишком утомительно. Помнишь, как тяжело приходилось Кларе с ее щенками?

— Но ведь твои дети не родятся одновременно? — Хитер отнеслась к идее всерьез.

— А жаль. Это было бы большим преимуществом, — задумчиво сказал Эйдан. — Мы получали бы пособие от государства, а ты, Хитер, могла бы приходить и сидеть с детьми. Менять пеленки четверым, а Ева — четверым оставшимся.

Хитер весело рассмеялась.

— Честное слово, никакая безмозглая маленькая блондинка мне не нужна, — сказал Эйдан Еве. — Я ведь не Джек Фоли.

Ева посмотрела на него с изумлением:

— Джек?

— Ну, во время поездки в Уэльс. Но все кончилось хорошо. Билл Данн сказал, что Бенни простила его.

— Бенни простила Джека за то, что он не позвонил ей. Она понятия не имеет о безмозглой блондинке, которую ему нужно было простить.

— Ох… На самом деле там ничего не было… — пошел на попятный Эйдан.

Глаза Евы вспыхнули.

— Ну, это было на пароходе, на дурацком валлийском пароходе. Вечером он познакомился с одной блондинкой. О господи, я ничего не знаю. Меня там не было. Просто мне рассказывали.

— Не сомневаюсь, что рассказывали. Причем во всех подробностях.

— Вовсе нет. Слушай, Ева, на твоем месте я не стал бы сообщать об этом Бенни.

— Я ее подруга.

— Что это значит? Ты скажешь ей или нет?

— Ты никогда этого не узнаешь.


Нэн села в машину Саймона.

— От тебя всегда чудесно пахнет, — сказал он. — Самыми дорогими духами.

— Большинство мужчин ничего не понимает в духах, — польстила ему Нэн. — Ты очень внимателен.

Они ехали из Дублина на юг, мимо Дунлаогхейра, пансиона Кит Хегарти и закрытой школы Хитер.

— Здесь учится моя сестра.

Нэн знала это. Знала, что Ева ходит туда каждое воскресенье вместо Саймона. Знала, что Хитер там не нравится, что девочка предпочла бы учиться в обычной дневной школе неподалеку от ее любимого пони, собаки и Уэстлендса. Но Саймон не должен был догадываться о ее осведомленности.

С Саймоном следовало держаться холодно и отчужденно. Не задавать вопросов, не интересоваться его семьей и личной жизнью. Иначе у него появится повод задать те же вопросы ей самой. Она удовлетворит любопытство Саймона позже. Когда полностью завоюет его.

Когда он хорошо узнает ее и поймет, что пьяный отец и беспокойные родные не имеют ничего общего с образом жизни, к которому она стремится.

Она считала, что флиртовала с Саймоном достаточно долго и правильно выбрала время для того, чтобы провести с ним ночь в отеле.

Она прочитала об этом отеле в путеводителе и знала о нем все. Нэн Махон никуда не ездила, не изучив предварительно респектабельность этого места. В том числе и гостиницы, где ей предстояло лишиться девственности.

Саймон очаровательно улыбался ей уголком рта. «Он действительно очень привлекателен, — думала Нэн. — Вот только ростом маловат». Когда она куда-то выезжала с ним, то не надевала туфли на высоких каблуках. Саймон не сомневался в ней, словно знал, что этот день наступит скорее рано, чем поздно.

Во всяком случае, такая мысль у него была.

— Я очень обрадовался, когда ты согласилась пообедать и провести со мной весь вечер вместо того, чтобы уехать домой на такси, — сказал он.

— Да, кажется, это вполне приличное место. Там чудесные старые портреты и картины с охотничьими сценами.

— Верно. Откуда ты знаешь?

— Не помню. Кто-то рассказывал.

— Ты была там с кем-нибудь из своих бойфрендов?

— Я никогда не ночевала в отелях. Ни с кем.

— А теперь переночуешь.

— Ты прав.

Саймон был слегка встревожен, словно ожидал сложностей. Но такие девушки, как Нэн, ничего не делают не подумав.

То, что она не ночевала в отелях с мужчинами, могло быть правдой. Но какой-то опыт у нее наверняка был, в спальне гостиницы или на песчаной дюне. Ладно, там видно будет.

На столе стояли свечи, на стенах темной столовой красовались старинные портреты суровых предков владельца отеля.

Официант говорил с Саймоном почтительно, как преданный старый слуга. Казалось, здесь знали Уэстуорда и относились к нему с уважением.

За соседним столиком сидела пара. Официант называл мужчину сэром Майклом. Нэн на секунду закрыла глаза. Саймон сказал правду: здесь было намного лучше, чем в Уэстлендсе.

Отель напоминал роскошный дворец, в котором с ними обращались как с аристократами. Неплохо для дочери Брайана Махона, мелкого застройщика и пьяницы.


Поняв, что Нэн не солгала ему, Саймон ощутил удивление и легкое чувство вины. Он действительно был первым мужчиной, с которым она ночевала в отеле. Первым во всех смыслах этого слова. Нэн лежала рядом; лунный свет, пробивавшийся сквозь шторы, падал на ее лицо. Она действительно была очень красивой девушкой и, кажется, любила его. Он снова привлек ее к себе.


Бенни понимала, что решение вопроса о партнерстве Шона Уолша нельзя откладывать до бесконечности. Ах, если бы к этому делу можно было подключить мать… Но Аннабел почти все время спала и просыпалась с трудом; так на нее действовали таблетки. Матери требовалось несколько часов, чтобы выйти из ступора.

А когда это удавалось, она начинала ощущать одиночество. Муж безвременно умер, дочь весь день проводит в Дублине, а служанка собирается объявить о своей помолвке с Мосси Руни. Это — единственный луч света в темном царстве.

Доктор Джонсон говорил Бенни, что нужно набраться терпения. Время лечит все. Рано или поздно Аннабел последует примеру аптекарши миссис Кеннеди. Если вдову удается убедить продолжить дело покойного мужа, она приходит в себя.

Выражение лица у доктора Джонсона было такое, словно он хотел сказать что-то еще, но передумал.

«Он всегда ненавидел Шона Уолша, — подумала Бенни. — Может быть, дело в этом?»

— Понимаете, есть проблема с Шоном… — неуверенно начала она.

— А когда ее не было? — спросил доктор Джонсон.

— Если бы мама работала в магазине, она могла бы вести учет…

— Да, знаю.

— Вы думаете, она когда-нибудь сможет это? Или это просто моя мечта?

Он с любовью смотрел на девочку с каштановыми волосами, девочку, которая на его глазах превратилась из пухленькой малышки в большую неуклюжую школьницу, а теперь слегка похудела, но по всем меркам оставалась крупной. Бенни Хоган жилось легче, чем большинству нокгленских детей, которых он лечил от тонзиллита, ветрянки и краснухи, но у нее никогда не было свободы.

А сейчас цепи, приковывавшие ее к дому, стали еще прочнее.

— У тебя есть своя жизнь, — проворчал он.

— Это не помогает, доктор Джонсон.

Он с удивлением понял, что согласен с ней.

— Ты права, не помогает. Нет смысла говорить твоей матери: «Перестань горевать и попробуй начать жизнь сначала». Она меня не послушает. Так же, как много лет назад не было смысла советовать Берди Мак отправить мать в приют или направлять Десси Бернса к монаху в Маунт-Меллари, который отучал людей от бутылки. Но говорить это приходится. Хотя бы для того, чтобы не сойти с ума.

Бенни знала доктора с рождения, однако таких речей не слышала от него ни разу. Она уставилась на Джонсона открыв рот.

Он взял себя в руки.

— Если бы я мог избавить вас от этого отвратительного малого, то прописал бы Аннабел стимулирующее, после которого она работала бы по двенадцать часов в день.

— Отец хотел сделать Шона своим партнером. Мы должны уважать его волю.

— Верно. — Он знал и это тоже.

— Если только у отца не было веской причины не подписывать это соглашение. — Она умоляюще смотрела на доктора. Существовала небольшая надежда на то, что Эдди Хоган мог поделиться подозрениями со своим старым другом Морисом Джонсоном. Но она не сбылась. Доктор мрачно ответил, что он не знает такой причины.

— Этот малый не из тех, кого можно схватить за руку, когда он лезет в кассу. Со дня приезда сюда он не потратил на себя и двух пенсов.


Как всегда по утрам, Шон Уолш пил кофе в баре Хили. Если бы кто-то зашел в магазин Хогана, он увидел бы это в окно.

Если бы покупка была незначительной, клиента мог бы обслужить Майк. Но за всем остальным требовалось следить.

Рядом с ним села миссис Хили.

— Как продвигается дело с партнерством?

— Они собираются выполнить последнюю волю отца. Сказали это при поверенном.

— «Собираются»… Это пора сделать давным-давно. Фамилия «Уолш» должна появиться на вывеске. Чтобы ее видели все.

— Я рад, что вы обо мне такого высокого мнения, э-э… Дороти. — Про себя Шон все еще называл ее «миссис Хили».

— Ничего подобного, Шон. Вы заслуживаете уважения. И того, чтобы вас ценили по достоинству.

— Так и случится. В один прекрасный день люди поймут это. «Поспешай медленно» — таков мой девиз.

— Самое главное — это не останавливаться.

— Я не останавливаюсь, — заверил ее Шон Уолш.


— Когда мы увидимся снова? — спросил Саймон, высаживая Нэн у университета.

— А что ты предлагаешь?

— Предлагаю встретиться вечером. Но куда мы пойдем?

— Можно где-нибудь выпить.

— А потом?

— Я уверена, что ты знаешь и другие уютные отели, — с улыбкой ответила Нэн.

Конечно, он знал такие отели, но не мог позволить себе подобные траты. И не мог привести ее в «Баффи и Фрэнк», где останавливался, когда приезжал в Дублин. А к себе домой она его приглашать не собиралась. О машине не могло быть и речи, а Уэстлендс категорически исключался.

— Мы что-нибудь придумаем, — пообещал он.

— До свидания, — сказала Нэн.

Саймон смотрел ей вслед с восхищением. Он давно не встречал такую девушку.


— Бенни, ты ужасно выглядишь. Даже не причесалась, — сказала Нэн.

— Большое спасибо. С меня и пучка достаточно.

— Достаточно? По тебе вздыхает самый красивый парень в университете. Что он скажет, если увидит тебя в таком состоянии?

— Ладно, причешусь, — сердито ответила Бенни.

Самый красивый парень в университете вовсе не вздыхал по ней. У него был виноватый вид. Когда они встречались, Джек каждый раз просил прощения за Уэльс. Бенни говорила, что он должен забыть об этом. Такие вещи случаются. Она не делает из этого трагедии, так что он может успокоиться.

Она выкроила себе вечер пятницы и предложила Джеку провести его вместе. Спросила Еву, можно ли будет ей переночевать в Дунлаогхейре. Предупредила Патси, что не приедет, и объяснила матери, что раз в неделю будет оставаться в Дублине. Каждый переживает потерю по-своему; ей будет легче, если она сможет больше времени проводить с друзьями.

Пустые и безжизненные глаза матери тут же заволоклись слезами, словно она получила еще один удар.

Но Джек сказал, что вечер пятницы у него занят. В команде будет собрание, а потом они собирались пойти выпить.

— Встретимся в другой вечер, — небрежно сказал он. Бенни захотелось его ударить. Он был беспечным как ребенок.

Неужели он не понимает, как ей трудно выкроить время для встреч? Теперь нужно все отменять. Объясняться с Евой, Кит, Патси, матерью. Черт побери, это невозможно. Она останется в Дублине и, может быть, сходит в кино с Евой и Эйданом. Они часто приглашали ее посмотреть какую-нибудь картину, а потом съесть карри[10].


Они подошли к «Золотому Востоку» на Лисон-стрит, продолжая насвистывать мелодию из фильма «Мост через реку Квай». Выходивший из «Хартигана» Билл Данн увидел их и присоединился к компании.

Обязанности старшего взял на себя Эйдан.

Каждый должен был заказать что-то свое. Они попробуют по кусочку четырех блюд и станут знатоками карри.

— Но мы все любим «кофту», — заикнулась Ева.

— Очень плохо. У матери моих детей должен быть широкий кругозор. В том числе и в кулинарии, — ответил Эйдан.

— А где Джек? — спросил Билл Данн.

— У него собрание команды, — небрежно ответила Бенни.

Молодые люди обменялись взглядами, но Бенни решила, что это ей показалось. Слежка за Шоном Уолшем заставляет ее видеть то, чего на самом деле нет и не было.


В субботу позвонил Джек. Он очень сердился.

— Слышал, вчера вы хорошо погуляли. В тот единственный вечер, когда я не могу освободиться, — сказал он.

— Впервые слышу. Ты всегда говорил, что вечер пятницы — самое лучшее время в Дублине. — Бенни была обижена несправедливостью его слов.

— Да. Для некоторых. Билл Данн мне все рассказал.

— Какой вечер будет у тебя свободен на следующей неделе? Я постараюсь остаться в городе.

— Ты дуешься, — сказал он. — Дуешься на меня за Уэльс.

— Я уже говорила, что все понимаю. У тебя не было времени позвонить. Я не собираюсь дуться из-за какого-то телефонного звонка.

— Не из-за звонка, — сказал он. — Из-за другого.

— Чего другого? — спросила Бенни.


Нэн и Саймон встречались трижды, не имея возможности сделать то, чего хотелось им обоим. А именно заняться любовью.

— Какая жалость, что у тебя нет квартирки в городе, — говорил он.

— Какая жалость, что ее нет у тебя, — отвечала она.

Им требовалось место, где никто бы их не видел. Место, куда можно было бы приходить и уходить незаметно.

Не обязательно в Дублине. Им подошла бы и деревня. Бензин проблемой не был. Видимо, Саймон покупал его для фермы. Это было сложно, но бак он заполнял даром.

Правда, для заправки приходилось возвращаться в Нокглен.

Нэн вспомнила про коттедж Евы над каменоломней.

Она видела, куда подруга кладет ключ. Никто туда не ходит. Кроме монахини, которая время от времени приходит присмотреть за коттеджем. Но по вечерам она за ним не присматривает.


Свет горел только в одном коттедже. Нэн помнила, что там живет молчун по имени Мосси. Однажды она слышала, как Ева говорила о нем с Бенни.

— Наша Би Мур хотела выйти за него, но он выбрал другую, — посмеиваясь над собственным знанием деревенских сплетен, сказал Саймон.

Нэн привезла пару простынь, наволочек и два полотенца. Не считая сумочки для губки, в которой на этот раз лежало и мыло. Они не должны были оставить следов своего пребывания.

Саймон не понимал, почему они не могут просто попросить у Евы разрешения. Нэн ответила, что об этом не может быть и речи. Ева ответит отказом.

— Почему? Ты же ее подруга. А я — кузен.

— Именно поэтому, — сказала Нэн.

Саймон пожал плечами. Они уже были здесь, так какая разница? Разжечь камин или плиту было нельзя. Поэтому они согревались в постели шампанским.


Следующее утро выдалось очень морозным.

— Если бы я знал, то привез бы из Уэстлендса примус, — дрожа от холода, сказал Саймон.

Нэн тщательно сложила простыни и полотенца и положила их в сумку.

— А оставить их здесь нельзя? — спросил он.

— Не говори глупостей.

Саймон, умывшийся холодной водой, но небритый, начал с любопытством осматривать коттедж, в котором ни разу не был.

— У нее есть очень приличные вещи. Вот это наверняка из Уэстлендса. — Он кивнул на пианино. — Ева играет?

— Нет, не думаю.

Саймон начал трогать каждую вещь. Эта точно из Большого Дома, та — может быть. Они казались ему знакомыми, хотя, когда его тетка вступила в неравный брак и переехала в коттедж (вместо того чтобы жить в доме, в котором выросла), Саймон был еще ребенком.

Увидев стоявшую на камине статуэтку, он рассмеялся.

— Это что за чучело? — спросил Саймон, глядя на фарфоровую фигурку мужчины с крестом и глобусом.

— Инфант Пражский, — ответила Нэн.

— А как он сюда попал?

— Наверное, принесла одна из монахинь. Иногда они приходят убирать дом. Пусть стоит на почетном месте и радует их взгляд. Тебе самому смотреть на него вовсе не обязательно.

Саймон посмотрел на нее с изумлением.

— Нэн Махон, ты очень деловая женщина. Не говоря обо всем остальном.

— Поехали поскорее, — ответила она. — Будет ужасно, если нас здесь застанут в первый же день.

— Значит, будут и другие? — поддразнил он.

— Только если ты привезешь сюда свой примус.


Комнаты на втором этаже были просторными и имели высокие потолки. В них жила семья, которой раньше принадлежал магазин. Именно здесь Эдди и Аннабел Хоган провели первый год своей совместной жизни. Лисбег был куплен незадолго до рождения Бенни.

Теперь эти комнаты были забиты рухлядью. К старой мебели, стоявшей там всегда, добавились карнизы, пустые вешалки и ящики. Зрелище было не слишком приятное.

Квартирка, которую Шон Уолш десять с половиной лет называл своим домом, находилась выше.

Она состояла из спальни, комнаты, которую с натяжкой можно было назвать гостиной, и очень старомодной ванной с колонкой, напоминавшей некий смертоносный метательный снаряд.


В последний раз Бенни поднималась наверх, когда ей было лет восемь-девять.

Она помнила, как отец рассказывал, что предлагал Шону ключ от этой квартиры, но Шон наотрез отказался.

Если он брал деньги, то не мог хранить их у себя в комнатах, потому что если бы это обнаружилось, его жилище обыскали бы первым. Делать это сейчас было бессмысленно. Бессмысленно и опасно. Она не забыла предупреждение Клодах.

Если Шона Уолша не сделают партнером, это будет выглядеть некрасиво. Но если его несправедливо обвинят в воровстве, это вызовет возмущение всего города. Бенни не хотелось искать какие-то улики в его квартире. Но она была уверена, что что-то там быть должно. Вроде сберегательной книжки какого-нибудь далекого отделения банка.

Когда Бенни начала изучать простые и не слишком надежные способы учета, которыми пользовался ее отец, она только подозревала, что Шон должен был брать деньги из кассы каждую неделю. Теперь она знала это. Знала, потому что поймала его на откровенной лжи.

Когда Бенни попросила Шона объяснить систему учета в присутствии мистера Грина, тот привел пример. Показал на ее платье и предположил, что отец Бенни брал деньги из кассы, чтобы платить за ее наряды. От этой мысли у нее возник комок в горле.

Так было до тех пор, пока она не увидела погашенные чеки, присланные банком. Отец расплачивался чеком за каждую вещь, купленную для нее у Пегги Пайн. За вещь, которая ей нравилась, и за вещь, которую она ненавидела. Каждый чек был заполнен его косым почерком.

Ей хотелось, чтобы все поскорее закончилось. Чтобы разоблаченный Шон покинул их город. Чтобы мать пришла в себя и занялась бизнесом. Но больше всего Бенни хотелось, чтобы ей рассказали подробности случившегося в Уэльсе.


Саймон привез примус, а Нэн — два фарфоровых подсвечника и две розовые свечи.

Саймон привез бутылку шампанского, а Нэн — два яйца, траву, хлеб и масло. Кроме того, она привезла растворимый кофе. И утром приготовила роскошный завтрак.

Саймон сказал, что это действует очень возбуждающе и что им нужно немедленно вернуться в постель.

— Дурачок, нас возбуждают все ее вещи, — сказала Нэн. Она никогда не называла Еву по имени.

Постепенно Саймон тоже перестал называть свою двоюродную сестру Евой.


— Где ночует твоя дочь? — спросил Брайан Махон.

— Брайан, пару раз ты сильно напился. Наверное, она испугалась. Она ездит к своей подруге Еве, которая живет в Дунлаогхейре. Они очень хорошо ладят — Нэн, Ева и эта Бенни из Нокглена. Мы должны радоваться, что у нее есть такие подруги.

— Какой смысл растить детей, если они не ночуют дома? — проворчал он.

— Пол и Нейси часто тоже не приходят домой. Но за них ты не волнуешься.

— С ними ничего не случится, — ответил он.

— И с Нэн тоже, — сказала Эмили и прочитала про себя короткую молитву.

В последнее время Нэн не ночевала дома три раза в неделю.

Мать отчаянно надеялась, что с ее белокурой красавицей не случится ничего плохого.


Однажды вечером Мосси Руни заметил в коттедже свет, но прошел мимо.

«Наверное, Ева Мэлоун приехала на ночь домой, — подумал он. — Это не мое дело».

Но на следующий день мать Фрэнсис попросила Мосси починить в коттедже водосточный желоб и пошла вместе с ним, чтобы показать место поломки.

— Эта нахальная девчонка не была здесь несколько недель, — сказала она. — Если бы не мы с тобой, этот дом уже давно рухнул бы.

Мосси и глазом не моргнул.

Может быть, Ева Мэлоун хотела приехать сюда тайком от монахинь.

* * *

По вечерам Шон Уолш гулял над каменоломней. Место было безлюдное. Тут было удобно обдумывать планы, надежды, будущее. Думать о Дороти Хили, которая проявляла к нему явный интерес. Но, увы, эта женщина была на несколько лет старше Шина. А ему всегда хотелось жениться на молодой женщине. Точнее, на девушке.

Впрочем, у брака с женщиной постарше были свои преимущества. В конце концов, Эдди Хоган сам поступил так. И это пошло ему только на пользу. Его жизнь была счастливой, хотя и короткой. Он даже ребенка сумел родить.

Когда Шон проходил мимо коттеджа, он был слишком погружен в свои мысли и не обращал внимания на окружающее.

Из коттеджа доносилась музыка, но Уолш решил, что ему почудилось.

Действительно, Евы в Нокглене не было, а кто еще мог в полночь играть на пианино?

Он покачал головой и попытался прикинуть, какой срок мог иметь в виду поверенный мистер Грин, когда говорил, что такие вещи быстро не делаются.


Доктор Джонсон придвинул к себе блокнот для рецептов. Миссис Кэрролл всегда была трудным пациентом. Он подозревал, что услуги отца Росса требуются этой даме больше, чем его собственные, но разве честно сваливать всех невротичек на местного священника, называя их болезни кризисом веры?

— Доктор Джонсон, я знаю, что это не пойдет мне на пользу, но должна сказать правду. В том коттедже над каменоломней живут привидения. Там женщина умерла при родах, и ее бедный полусумасшедший муж, помилуй его Господь, лишил себя жизни. Конечно, в таком доме должны жить призраки.

— Призраки? — устало переспросил доктор Джонсон.

— В этом месте умерли два человека. Ничего удивительно, что один из них возвращается туда и по ночам играет на пианино, — сказала миссис Кэрролл.


В Уэстлендс позвонила Хитер. На следующий уик-энд она приедет домой. Би Мур ответила, что это будет замечательно. Она передаст мистер Саймону.

— Я буду пить чай в коттедже Евы, — гордо сказала Хитер.

— Я бы на такое не решилась. Говорят, там живут привидения. — Сама Би Мур в этом ничуть не сомневалась.


Хитер и Ева сидели в коттедже и жарили тосты в камине, пользуясь длинными вилками, которые нашла у себя Бенни.

Бенни говорила, что на втором этаже магазина хранится множество удивительных вещей. Она не может забрать все; а вдруг этот чертов Шон действительно станет их партнером? Но принесет им то, на что он не сможет претендовать ни в одном суде страны.

— Значит, все решено? — спросила Ева.

— Когда-нибудь это случится, но не сейчас.

— Вы хотите, чтобы я ушла? Я могу покататься на пони, — сказала Хитер.

— Нет, Хитер. Просто это очень долгая история. Мне будет грустно ее рассказывать, а Еве будет грустно слушать. Так что сиди на месте.

— Ладно. — Хитер нанизала на вилку одно из великолепных кулинарных изделий сестры Имельды.

— Но какие-нибудь новости есть? — Ева видела, что подруга чем-то расстроена.

Бенни покачала головой. Выражение покорности судьбе, написанное на ее лице, Еве не нравилось. Складывалось впечатление, что Бенни хочет вступить в битву за что-то, но ей не хватает сил.

— Могу помочь. Как в добрые старые дни. Мудрая Женщина сказала бы, что одна голова хорошо, а две лучше.

— Мудрая Женщина покорилась бы неизбежному.

— А что говорит твоя мать?

— Почти ничего.

— Бенни, хочешь горячий тост? — Хитер решала все свои проблемы с помощью еды.

— Нет. Я обманываю сама себя. Говорю, что если не буду есть, то больше понравлюсь своему парню и он перестанет убегать от меня к валлийским девицам.

Ева тяжело вздохнула. Значит, кто-то ей все-таки рассказал.


Они весело катили на велосипедах. Ева махала рукой каждому встречному. Хитер никого из них не знала. Но зато она знала огороженные поля, к заборам которых были привязаны ослики, и пробел в живой изгороди, через который можно было увидеть кобылу с двумя жеребятами. Она рассказывала Еве о деревьях, листьях и о том, что биология — единственный школьный предмет, который ей легко дается. Она не возражала бы, если бы все домашние задания сводились к засушиванию цветков и листьев и зарисовыванию разных этапов роста березы.

Странно, что двоюродные сестры с разницей всего в семь лет, жившие в полутора милях друг от друга, никогда не встречались. При этом одна из них знала каждого, кто шел по дороге, а другая — каждое животное на каждой ферме.

Странно было ехать по неухоженной, заросшей сорняками дорожке Уэстлендса с маленькой хозяйкой дома.

Хотя Ева не была здесь чужой, пришедшей просить милостыню, все же ей было очень не по себе.

— Мы пройдем через кухню. — Хитер прислонила велосипед к стене.

— Я не знаю… — начала Ева. Ее голос звучал так же неуверенно, как звучал голос Хитер, когда той предложили пообедать в монастыре.

— Пошли, — ответила Хитер.

Увидев ее, миссис Уолш и Би Мур удивились и не слишком обрадовались.

— Когда у нас гости, их нужно приводить через парадную дверь, — с укором сказала миссис Уолш.

— Это всего лишь Ева. Мы с ней ели на кухне в монастыре.

— В самом деле? — На лице миссис Уолш было написано осуждение. Хозяйку Большого Дома не следовало так принимать. Самое меньшее, на что она могла рассчитывать, это ленч в трапезной.

— Я сказала Еве, что вы испекли большой пирог, — с надеждой сказала Хитер.

— Когда-нибудь мы непременно его испечем, — вежливо, но холодно ответила миссис Уолш. Ей явно не нравилось, что Ева Мэлоун торчит на кухне. Из задней комнаты доносились звуки пианино.

— Прекрасно! — обрадовалась Хитер. — Значит, Саймон дома.

* * *

Саймон Уэстуорд был очарователен. Он протянул к Еве руки.

— Рад снова видеть тебя.

— Вообще-то я не собиралась… — Еве ужасно хотелось сказать, что она не собиралась приходить в этот дом запросто. Саймон должен был понять, что она сделала это, стремясь доставить удовольствие ребенку, одинокому ребенку, который хотел побыть с ней. Но найти нужные слова было нелегко.

Похоже, Саймон понятия не имел о том, что ее мучило.

— Наконец-то! Ты слишком давно здесь не была.

Ева осмотрелась. Это была не малая гостиная, в которой она была в прошлый раз. Комната смотрела окнами на юг; в ней стояла старая мебель, обтянутая ситцем. В углу находился столик, заваленный бумагами, у окна красовалось большое пианино. Просто поразительно, что у людей может хватать мебели на такое количество комнат.

И картин на такое количество стен.

Ева обводила взглядом портреты, надеясь найти материнский. Тот самый, о существовании которого она не знала.

Саймон следил за ней.

— Он на лестнице.

— Прости, что?

— Я знаю, Нэн тебе говорила. Пойдем, я покажу его.

У Евы вспыхнули щеки.

— Это неважно.

— Важно. Это портрет твоей матери. Я не показал его тебе в тот первый день, потому что обстановка была неподходящая. Надеялся, что ты придешь еще раз. Но вместо тебя пришла Нэн, поэтому я показал его ей. Надеюсь, ты не обиделась.

— С какой стати? — У нее сами собой стиснулись кулаки.

— Не знаю. Но Нэн, кажется, думает, что так оно и есть.

Как они смеют говорить о ней! Тем более о том, обиделась она или нет!

Слезы щипали глаза. Ева, как робот, подошла к подножию лестницы, где висел портрет маленькой смуглой женщины с глазами и ртом, столь похожими на ее собственные, что девушке казалось, будто она смотрит в зеркало.

В ней было так много черт Сары Уэстуорд, что для отцовских уже не оставалось места.

Рука Сары лежала на спинке стула, но сама женщина не выглядела спокойной и умиротворенной. Казалось, она умирала от желания, чтобы все поскорее закончилось и можно было поскорее убежать отсюда. Куда угодно, лишь бы подальше.

У нее были большие глаза, маленькие руки и темные, коротко подстриженные волосы, как диктовала мода тридцатых годов. Но при взгляде на нее казалось, что Сара предпочла бы носить волосы до плеч и заправлять их за уши. Как делала Ева.

Была ли она красивой? Трудно сказать. Нэн сообщила только то, что она видела портрет.

Нэн. Нэн ходила по этому дому, как гостья.

— Нэн с тех пор приезжала сюда? — спросила она.

— А что?

— Просто интересно.

— Нет. После того дня она в Уэстлендсе не была.

Саймон произнес фразу с легкой заминкой, но Ева знала, что это правда.

С кухни ворчливо сообщили, что чай готов. «Как, опять есть?» — подумала Ева. Но Хитер отсутствием аппетита не страдала, а разочаровывать ребенка было бы нехорошо.

Ева восхищалась пони и тем, как Хитер отполировала его уздечку. Восхищалась щенками Клары, но отказалась взять одного из них в качестве сторожа.

— Он мог бы охранять твой дом, — попыталась переубедить ее Хитер.

— Я редко там бываю.

— Тем больше для этого причин. Саймон, скажи ей.

— Это должна решить сама Ева.

— Честно говоря, я вообще была в нем только один раз. В тот странный уик-энд. Собака умрет там от одиночества.

— С ним будет гулять тот, кто там есть.

Хитер подняла в воздух очаровательного щенка и объяснила, что в нем семь восьмых крови лабрадора. Самый лучший в помете. Правда, пока слегка глуповат.

— В коттедже нет никого, кроме меня и матери Фрэнсис, которая приходит туда время от времени.

— Она там ночует? — спросила Хитер.

— О господи, конечно, нет. Теперь ты сама понимаешь, что сторожевая собака мне ни к чему.

Ева не стала спрашивать, почему Хитер пришло в голову, что монахиня может спать в ее маленьком коттедже. Она объяснила это полной неосведомленностью девочки о правилах монастырской жизни. И не заметила, как изменилось выражение лица Саймона.

Пришла миссис Уолш и сказала, что чай накрыт в малой гостиной.

Еве предстояло во второй раз в жизни увидеть своего деда.

Того деда, о котором Нэн Махон во всеуслышание говорила, что он чудесный и очаровательный пожилой джентльмен. Ева инстинктивно расправила плечи и сделала несколько глубоких вдохов, которые, по словам Нэн, оказывали большую помощь, когда человеку предстояла трудная задача. Когда будто Нэн все знала заранее…

Он выглядел по-прежнему. Может быть, чуть поживее, чем в прошлый раз. Ева слышала, что на Рождество старик был болен и к нему вызвали доктора Джонсона, но все обошлось.

Было очень трогательно смотреть на то, как Хитер, выросшая здесь и другой жизни не знавшая, сидела, примостившись рядом, и помогала любимому деду держать чашку.

— Дедушка, сегодня можно не разрезать сандвичи, они совсем крошечные. Наверное, их делали, чтобы произвести впечатление на Еву.

Старик посмотрел на Еву, неловко сидевшую на стуле с неудобной твердой спинкой. Этот взгляд был долгим и пристальным.

— Ты помнишь Еву, правда? — неуверенно спросила Хитер.

Ответа не последовало.

— Конечно, помнишь, дедушка, — вмешался Саймон. — Я рассказывал тебе, как хорошо она относится к Хитер, берет ее из школы…

— Да. Да, в самом деле. — Он сознательно отстранялся от сказанного. Словно ему говорили, что нищий, просящий подаяние на улицах, когда-то был честным тружеником.

Ева могла улыбнуться и пропустить это мимо ушей. Но то, как он говорил, задело ее до глубины души. Гнев, про который мать Фрэнсис всегда говорила, что он ее погубит, вырвался наружу.

— Дедушка, вы знаете, кто я? — громко и четко спросила она. Вызов, звучавший в голосе Евы, заставил Хитер, Саймона и старика вздрогнуть.

Чарльзу Уэстуорду никто не мог помочь. Он должен был либо ответить прямо, либо пробормотать что-то нечленораздельное.

— Да. Ты дочь Сары и какого-то мужчины.

— Дочь Сары и ее мужа Джека Мэлоуна.

— Да, возможно.

Глаза Евы вспыхнули.

— Не возможно. Определенно. Так его звали. Вы могли не принимать его здесь, но он был Джеком Мэлоуном. Они обвенчались в приходской церкви.

Старик поднял глаза. Эти глаза были такими же темными и миндалевидными, как у всех присутствовавших, разве что меньше и уже.

Он сурово посмотрел на Еву.

— Я никогда не сомневался в том, что она вышла замуж за подсобного рабочего Джека Мэлоуна. Возможно, он действительно был твоим отцом. Возможно, но совсем не так обязательно, как ты думаешь…

Ева онемела от потрясения. Его слова были полны беспричинной ненависти, лицо слегка искривилось от усилия говорить внятно и разборчиво.

— Понимаешь, Сара была шлюхой, — сказал он.

Ева слышала, как тикали часы.

— Шлюхой, похоть которой удовлетворяли все здешние слуги. Я помню, из-за этого мы потеряли многих хороших конюхов.

Пришедший в ужас Саймон вскочил. Хитер продолжала сидеть у ног деда на скамеечке, отделанной бисером. Ее лицо было белым.

Но старик еще не закончил:

— Не будем вспоминать те неприятные времена. Может быть, ты действительно дочь нашего работника Джека Мэлоуна. Если хочешь верить, верь… Ничего другого тебе не остается…

Уэстуорд потянулся за чашкой. Длинная речь утомила его. Чашка зазвенела о блюдце.

Голос Евы был негромким, но это делало его еще более грозным.

— В моей жизни была только одна вещь, которой я стыдилась. Я стыдилась того, что мой отец использовал религиозный обряд, которым являлись похороны моей матери, чтобы проклясть вас. Мне хотелось, чтобы он больше уважал людей, пришедших оплакать покойную. Я даже думала, что Господь гневался на него за это. Но теперь понимаю, что он проклял вас недостаточно и его желание не исполнилось. Вы прожили жизнь, полную злобы и ненависти. Я больше никогда не посмотрю на вас. И никогда не прощу сказанного сегодня.

Ева не стала оборачиваться и смотреть, как другие восприняли ее слова. Она вышла в коридор, направилась на кухню и, не сказав миссис Уолш и Би Мур ни слова, выбралась из дома через заднюю дверь. Потом села на велосипед и, не оглядываясь, поехала к воротам Уэстлендса по выщербленной подъездной аллее.

У окна малой гостиной стояла Хитер. По ее лицу текли слезы.

Когда Саймон пришел утешать сестру, она замолотила его кулаками по груди.

— Ты позволил ей уйти! Позволил уйти! Ты не остановил его! Она больше никогда не будет моей подругой!


Милая, дорогая моя Бенни!

Ты помнишь припадки гнева, которые случались со мной в школе? Я думала, они остались в прошлом, как прыщи, но оказалось, что это не так. Этот дьявол, который сидит в инвалидном кресле в Уэстлендсе, оскорбил меня так жестоко, что я не в силах говорить. Я возвращаюсь в Дублин. Я не сказала о ссоре матери Фрэнсис и не сообщу о ней ни Кит, ни Эйдану. Но тебе расскажу, когда буду в состоянии. Пожалуйста, прости меня за побег и за то, что сегодня вечером мы не сможем встретиться. Я попросила Мосси отнести тебе записку. Честно говоря, ничего лучшего мне в голову не пришло.

Увидимся в понедельник.

С любовью,

твоя обезумевшая от злобы Ева.


Когда Мосси передал записку Бенни, она решила, что это гневное послание от Шона Уолша, решившего положить конец ее расследованию.

Известие о том, что Ева пришла в ярость и уехала, расстроило ее. То, что при этой ссоре, судя по всему, присутствовала бедная Хитер, расстроило Бенни еще больше.

Но больше всего ее расстроило собственное эгоистичное желание вечером рассказать Еве о своей растущей уверенности в том, что Шон Уолш где-то прячет украденные деньги, и попросить совета, где их следует искать.


Влетев в дом, Ева обнаружила на кухне Кевина Хики.

— Почему ты проводишь субботний вечер дома, а не с девушками? — спросила она.

Ева поклялась себе, что не нарушит профессиональную этику. Она работает в этом доме и не станет срывать зло на жильцах.

— У меня были кое-какие планы, но я решил побыть здесь, — ответил Кевин, кивком указав на комнату Кит. — Похоже, она получила плохую новость. Ее старик умер в Англии. Знаю, она его ненавидела, и все же это для нее сильное потрясение.


Ева вошла в темную комнату с двумя чашками чая и села рядом с кроватью. Она знала, что Кит не спит.

Кит лежала, подсунув под голову несколько подушек, и курила. За окном поблескивали огни дунлаогхейрского порта.

— Как ты догадалась, что нужна мне?

— Я — телепат. Что случилось?

— Сама толком не знаю. Кажется, неудачная операция.

— Мне очень жаль, — сказала Ева.

— Она сказала, что все случилось очень неожиданно. Он понятия не имел, что болен. И велел в случае его смерти позвонить мне и передать, что он не имел об этом понятия.

— Кто сказал?

— Какая-то квартирная хозяйка. Он дал ей пятьдесят фунтов в конверте и сказал, что это для нее.

Ева молчала. Это было странно, сложно и запутанно, как все, что имело отношение к Джозефу Хегарти.

— Кит, что вас тревожит?

— Он должен был знать, что умирает. Именно поэтому он и вернулся. Наверное, хотел провести здесь последние оставшиеся ему недели. А я ему не позволила.

— Нет. Разве он не подчеркнул это? Он не знал.

— Он должен был так сказать из-за страховки.

— Из-за чего?

— Из-за страхового полиса. Он сделал то, чего не делал никогда в жизни. Решил обеспечить меня.

У Евы возник комок в горле.

— Похороны состоятся в Англии в следующий уик-энд. Порядки там странные. Покойников хоронят не на следующий день, а в уик-энд, чтобы люди могли приехать. Ева, ты отправишься со мной? Мы можем поплыть на пароходе.

— Конечно, отправлюсь.


За завтраком Хитер молча читала письмо. Мисс Томпсон — по мнению Хитер, единственная хорошая учительница — посмотрела на нее.

— Все в порядке?

— Да.

Мисс Томпсон пожала плечами и оставила ее в покое. Не стоит вызывать девочек-подростков на откровенность, если они этого не хотят.

«Она больше никогда не придет», — снова и снова говорила себе Хитер. Она твердила это во время утренней молитвы, во время математики и во время географии. Скоро это превратилось в припев песни, от которого невозможно избавиться. «Она больше никогда не придет».

Мисс Томпсон забыла про письмо, но обратила внимание на то, что Хитер всю неделю была непривычно тихой и рассеянной. И вспомнила об этом только в пятницу, когда Хитер не пришла на ужин. В школе ее не было, дома тоже. Никто не хотел в это верить, но в конце концов пришлось признать: Хитер убежала из школы.

Загрузка...