Глава 1


герой героев

I


Говорят, у белых звёзд так далеко, что и не сосчитать годами, кружатся другие миры, на этот чем-то похожие. Говорят, духи квантовой запутанности знают, как оно там наверняка. Ну, а нам остаётся жить.

В одной из множественных вселенных, вполне вероятной: процента на семьдесят три она точна была и процента на четыре ещё немножечко пробудет; в планетарной системе жёлтого карлика жили люди. Сто семьдесят световых лет тому назад, согласно местному календарю, они основали колонию на пятой от звезды планете. Планета та была не то что бы хороша, но и не слишком плоха: атмосфера плотная, давление у земли такое, что слона в монетку расплющит. Возможно, поэтому слонов там не водилось, правда и монет тоже никто не нашёл, но воздух, воздух почти пригодный. Жить можно – если в атмосфере, если запустить плавучие станции-дирижабли, выплавить небесные города. Сказано, рассчитано, ещё раз рассчитано и ну ещё раз. Инженерам дали премию, химикам – по шапке, металлургам – правительственную награду. И полетели первые корабли, и стало небо молчаливой Верны обитаемым.

С тех пор минуло много, много лет. Люди, что когда-то выдавали награду металлургам, что ругали бедных химиков, умерли, и на их место пришли другие. Вернские колонии жили тихо, работали себе автономные и далёкие, настолько далёкие, что со временем о них позабыли. Инженеры продолжали строить корабли и двигатели. Астрофизики с помощью спектрального анализа1 искали пригодные для жизни миры. Генералитет штамповал кадры, способные эти миры покорить.

Прямо сейчас один из этих кадров сидит в приёмной секретаря Августина в ожидании вердикта прокуратора. В Тирхе, так называлась страна, прокуратор был чем-то вроде царя или президента. Он занимал самое красивое кресло на слушаньях, вещал с трибуны, носил дорогущие костюмы из шерсти и шелка и кожаные туфли, начищенные до слепящего блеска. Военным он не был, по крайней мере, прямого участия в кампаниях не принимал, для этого есть кто помоложе и подурее, кто с радостью возьмётся за импульсный клинок, кто выйдет пред толпой и скажет: в бой! И люди побегут и полетят сверхзвуковые самолёты, и двинуться армадой корабли. Звали такого дурака обычно генералом, и в генеральстве своём он был тем лучше, чем горластее. Вот прошлый продержался без малого тринадцать лет, а этот даже года не протянул, хотя наследник. Его величество. Герой героев. А вот кампанию морскую провалил. Осталась Тирха без залива.

– Облажался ты, – вздохнул с опаской Августин, – и весь рассказ.

– Казнят? – запальчиво бросил генерал. Бывший.

– Уволь, мы разве звери? – Августин развёл руками, причмокнул и сказал: – Сам прокуратор за тебя просил.

Этого, конечно, он не понимал, но слово прокуратора! Слово прокурора… Слово прокуратора не обсуждается.

– Так почему он отказался говорить со мной? Лично, Августин? Я имею право! Я генерал.

– Бывший.

– Скажи, как есть! – с тоской вымолвил разжалованный.

– Ты придурок, ваш’ величество, – честно признался Августин.

Августин работал секретарём прокуратора вот уже тридцать лет. Тридцать, честное слово. Прокураторов за этот срок успело смениться штук десять, а кресло Августина только примялось в точности под его зад. Скольких генералов, сколько главнокомандующих он успел повидать! Ох, боженька, с такой текучкой кадров только и успевай досье подшивать. И, ох боженька, каких кадров только не было! Но этот, честное слово, этот… всем генералам генерал.

Вышеупомянутый генерал генералов страшный, точно северный великан, открыл рот и ничего не сказал.

Августину же хватило и этого, чтобы побагроветь до свекольного цвета от шеи до щек. Была у него такая особенность багроветь при виде начальства пусть и бывшего. «Бывшего», – сладко тянул про себя Августин, нравилось ему это слово, ой как нравилось, точно силу давало, возвышало над самым высоким, над самым великим человеком-героем, человеком-с-мечом-и-погонами, человеком, которого нынче гонят взашей, на мёртвую Верну гонят. Довоевался, ваше величество.

– Иди к чёрту, – посоветовал ему довоевавшийся, смахивая со стола приказ и посадочный. Себя он придурком не считал. Он был зол, зол и обескуражен. За всю его громкую да не долгую двадцатичетырёхлетнюю жизнь с такой бедой он столкнулся впервые. Он брал пиратский лагерь в одиночку, он хоронил отца, он выходил на поле брани с чужим мечом, он был великим, он был везучим, но вот удача, дурная баба, покинула его, ушла туда, где больше платят.

Человек-герой, поднялся со стула, выпрямляясь во весь свой немалый рост. Августин шумно сглотнул, почти что квакнул. Одно хорошо – больше этого он всё равно не встретит. Нового им дадут генерала покладистее и дальновиднее. С этой славной мыслью Августин выдохнул, стукнул печатью по фотографии разжалованного героя, на которой тот был года на четыре моложе и килограмм на десять меньше, вытер лоб клетчатым платком и был таков. К сожалению, Августин не знал и знать не мог, во что это выльется.

Разжалованного героя звали Константином Кесаевым, под таким именем проходило его досье. Дверь секретарского кабинета хлопнула так, что пальто, повешенное с обратной стороны, рухнуло на пол, тихо подсказывая, что силы с потерей звания герой не лишился, а вот благоразумия… впрочем да чёрт с ним.

II


Он шёл к кораблю понурый и злой. Всё должно быть не так! Не так, о боги!

«Срань», – процедил герой. Мало что ли ему поражения? Под ногами чавкало сырое и холодное, ещё не весна, уже не зима – бурое варево грязи и льда, не сметённое с асфальта: листья мокрые и прелые, подмороженные по краям. Полигоном лет двадцать не пользовались. Двадцать лет никто отсюда не улетал. О проклятой Верне говорить не принято, в тех облаках только яд и прогорклая память. Может и правильно? Может это и правильно? Разве другое ты заслужил? Герой.

Не зря ведь говорят: не бывает бывших героев, бывают павшие. О духи, о боги всех времен и лет, почему он? Почему теперь? Почему не дали умереть в бою? Так было бы верней, так было бы проще. Он, взлетевший так высоко и так скоро: не становятся смертные генералами в двадцать четыре, упал ещё быстрее. Все нутро его кипело и рвалось. Всё в нем обратилось горечью густой и липкой, как ни скреби в горячем душе, как ни кричи в пустой квартире, ни молоти кулаками по стенам, вот она, здесь она, мерзкая, мерзкая проедает кожу в районе груди.

Шагал он гордо и голову держал прямо, и солнце золотило его короткие каштановые кудри. Он и забыл уже, что волосы вьются, столько лет ходил по-армейски, а теперь-то что? Месяц тянулись суды. Нарешали политики, надипломатили. Вот приказ, а вот печать, покиньте казённое жильё в течение суток.

Ночь он пролежал без сна, ни разу ещё такого не было. Обычно тело, привыкшее к лошадиным нагрузкам, вырубалось быстро и охотно, а тут! Он лежал и считал назад от пятисот. Дошёл до двухсот семидесяти, бросил, включил лампу, открыл книгу – стало полегче. Утро вползло в спальню за час до будильника. Шторы сделались рубиновыми, а стены золотыми. «Как будет на Верне? Есть ли там солнце?» – подумал он почти с интересом, треснул кулаком по матрасу и встал. Солнце на Верне то же самое, и шторы вероятно можно похожие раздобыть. О боги, почему он не умер? Почему?!

На сборы ушло минут двадцать. Следуя старой привычке, он сгреб одежду в рюкзак, упаковал в непромокаемый конверт документы, ссыпал отцовскую заначку в отцовский кошель, осмотрелся и понял, что больше здесь делать нечего. Если по-честному, в этом «казенном жилье» ему принадлежала одна щётка и та старая. Всё остальное было отцовское. Картины в широких позолоченных рамах, мраморные мадонны, хрустальные бокалы за барным стеклом, пять бутылок дорогущего коньяка. Он взял одну, протолкнул, не глядя в рюкзачную горловину, взял и вторую, откупорил, выпил, но терпкий янтарный дух не дал ни спокойствия, ни наслаждения, коньяк обжег глотку и в пустой голове стало убийственно жарко и звонко, и больно на столько, что проще в окно. Открыть и выйти. Открыть и выйти. Константин безжалостно захлопнул дверь.

Он шёл к кораблю голодный, пьяный и очень, очень злой. Чтоб пусто вам… Чтоб… Если б мир мог треснуть от его шагов, он бы давно развалился на две дрожащие половинки. К чертям и демонам такой мир. Мир, которому он больше не нужен. Рюкзак, бухло да форменные ботинки – вот всё, что он себе оставил. Оружие конфисковали в штабе, форму и того раньше отобрали. Ну и подавитесь. В пяти шагах от него семенил молоденький солдатик, а за ним Августин – такой вот немудрёный эскорт для героя.

«Погодите, господин Кесаев!», – принеслось ему в спину. Константин оборачиваться не стал, останавливаться тоже. На взлётной полосе уже ждали. Там, да осветится имя его, стоял сам прокуратор. Константин прошёл мимо, он, собственно говоря, не очень знал, куда надо идти, но предполагал, что тот единственный корабль потрепанный да крепкий предназначен ему.

«Кесаев!» – гаркнули грозно.

Константин шагнул на трап, споткнулся.

«Кость!» – воскликнул прокуратор.

Он стукнул кулаком по двери, та распахнулась. Лишь тогда он решил обернуться, улыбнуться и заблокировать дверь изнутри.

«Пусть небо будет добрым к тебе!» – крикнули в спину.

«Добрым, – прыснул герой, – куда уж там!». Внутри корабля было темно, только дорожка под ногами мигала синим. Теперь, уже когда всё решено, спешить не хотелось. Даже просто переставлять ноги по прорезиненному полу вслед за синими огоньками не хватало сил.

Какая теперь разница, что они ему сказать хотели. Кораблик-то вот он! Гудит сволочь. Рейс в одну сторону. Внутри оказалось темно и тесно. Приклонив голову, точно арестант, Константин поплёлся в рубку. Интересно пилот там есть? Может подговорить его сбежать? Полетят куда-нибудь к морю.

– Доброго утречка! – сказал пилот, щуплый дедок. Как его такого в отставку до сих пор не отправили? Или он единственный из всей Тирхи межпланетными кораблями управлять умеет?

– Здрасьте.

– Садись, герой, пристёгивайся. Что власть имущих обижаешь?

Константин молча сел и молча пристегнулся.

– Ну сиди, сиди. Ща тряхнет. А дальше полегче будет. Что про Верну знаешь?

Грубый ландшафт, усеянный останками вулканических пород. Люди живут на станциях, парящих в верхних слоях атмосферы. Была колония – стал ад.

– Что меня туда сослали.

– А-а, – протянул пилот. – Ага, – кивнул пилот. – Ну, пристегнулся? Молодец. Взлетаем! – беспечно объявил он. – Значит, расскажу сейчас. Ух!

Все зарябило, затряслось и загудело, закачало, заворчало. Заворочался коньяк, комок желчи поднялся к горлу. Константин попытался зажмуриться, вспомнил, что обычно от этого становится ещё хуже. Пилотишка покосился на него, поцокал, но милостиво промолчал.

Минут через двадцать, когда тряска прекратилась, а мерцать стало нечему, Константин отрубился. Тревожный рваный сон укрыл его от пилота, от космоса, тряски и прокурора с Августином.

– Добро пожаловать на Верну, господин Кесаев! – отрапортовал пилотишка. Константину захотелось наружу, вырваться, выпрыгнуть прямо в эти грузные, в эти жёлтые серные облака.

Корабль подплыл к станции. В динамике зашипело приветствие. Тяжёлые створки разъехались, пропуская их внутрь газового шара.

– Снаружи тефлон, – бормотал пилотишка. Папка с документами, точно калённая, жгла ладони. – Защищает от неблагоприятного воздействия атмосферы.

«Да, заткнись ты», – хотелось рявкнуть, но силы оставили. Он точно замер оледенел внутри, а может умер, и это не Верна, а ад за бортом. Что б Верне не быть адом? Кругом жара и яды. «Значит, это я заслужил?» – подумал Константин.

Корабль встал, и его попросили наружу. Прощаться с пилотом Константин не стал, смотреть печально вослед кораблику тоже. Ему всё ещё было тошно. И голова в придачу болела от перегрузок, похмелья и голода. Он оказался в каком-то ангаре, где кроме Тирхского стояли ещё семь кораблей.

«Люди живут на станциях», – вспоминал Константин. Было ему от этого ни тепло, ни холодно. Живут и живут. Он тут причём? Не увидит больше неба и весны не увидит. И, собственно, что?

Из ангара его доставили прямиком в местное министерство, в лаконично серый барак в четыре этажа. «Станция, – думал Константин, – просто город какой-то. Разве что неба не видно». Вместо неба над головой где-то томительно высоко маячили белые лампы. Крутить башкой по сторонам желания не было. Он просто вышел из машины и вошёл в лифт, вышел из лифта – попал в кабинет. Само время сделалось тусклым и быстрым, и мыльным каким-то.

– Добрый день! Добрый день! – сказали ему на входе. – Нечасто к нам гости из Старого мира заглядывают. Ну, вы проходите, господин Кесаев.

– Вы знаете моё имя?

Откуда бы ему знать? Сигналы до Верны идут долго. Константин попытался вспомнить сколько. Не вспомнил. Ну черт с этими сигналами. Странно, что местный в курсе откуда Константин и зачем.

– Знаю. Вы присаживайтесь.

Он сел, придвинув стул поближе к столу. «Начальник полиции», – прочитал Константин. Почему полиции? Ему, кажется, говорили о другом…

Начальник был худ и невысок, светловолос, уже не молод, ещё не стар. Он выглядел совершенно скучным и ни капли не опасным. Такие люди хороши, когда сидят смирно на своих постах да они обычно высоко и не смотрят. Константин отменил всё это по привычке и широко зевнул, потер виски и сказал:

– И как давно вы знаете о моём прибытии?

– Неделю, – пожал плечами начальник. – Может чуть меньше.

А суд когда был?

– Значит, – протянул Константин. Что-то мерзкое зрело внутри, зрело-зрело и вызрело, – значит, – он ухмыльнулся, – прокуратор обо мне позаботился.

– Значит так, – добродушно поддакнул начальник. – А теперь давайте о делах поговорим.

– Давайте, – согласился Константин, выкладывая на стол треклятую папку.

– Я готов принять вас в наше ведомство. Работа, конечно, хлопотная, но местами интересная. Жильё будет. Тут, – он развел руками, точно обнимая свой тесный кабинет. – неподалёку.

– А платите сколько?

– Вам правда интересно? – он улыбнулся с облегчением. Явно на другое рассчитывал, подготовился.

– Правда, – кивнул Константин, ему было плевать. – Так сколько?

– На жизнь хватит.

– Размыто, – хмыкнул Константин. Ему бы воды, а лучше пива.

– С моей стороны и так было уступкой взять вас. А вы, господин, отказываетесь…

Он похож на человека, который отказывается? Константин потёр виски. Ни графинов, ни чайника, ни кулера, ни стакана. Это просто пытка какая-то устраивать собеседование после перелёта!

– У вас… – начал он сбивчиво.

– Меня предупреждали, что вы…

Воды не предложат. Константин поднял голову. В голове трещало и поскрипывало.

– Так я могу отказаться? Прекрасно!– Константин не дал этому начальнику заговорить: – отказываюсь. Всё вам доброго.

– Подождите! – всполошился начальник.

– Да чёрта с два. Привет прокуратору, – добавил Константин, уходя.

Он сделал глупость и даже сам это, кажется, понял. Теперь эту глупость надо запить.

III


Во всех мирах обитаемой вселенной бары по городам раскиданы гуще, чем туалеты. Так Константин думал раньше и, впрочем, оказался прав. Бар он нашёл быстро, в пятнадцати минутах ходьбы от министерства. Были и ближе, но ему не хотелось пересечься с неслучившимися коллегами. Герой героев чуть взъерошил волосы, шинель поправил и подтолкнул обитую металлом дверь. Внутри творилось нечто безобразное. Во-первых – запах, воняло там кислятиной и потом, горелым хлебом и табаком. Ослепшая на треть люстра уныло подмигивала оставшимися лампочками. Сам барчик был узкий, но двухэтажный. У лестницы на второй толпились угрюмые рабочие. Скудно тут и грязно. И что? Он не девчонка, чтобы боятся гадюшников. «Мне пива», – сказал он у стойки и сразу вспомнил, что местных денег у него при себе нет, и что ел последний раз он, кажется, вчера.

Под лестницей какой-то бестолковый бугай с позолоченным кастетом прижимал к стене мальчонку. Если б не блик от кастета, Константин их бы и не заметил. Под лестницей темно и тихо. Константин поставил рюкзак на соседний стул и встал. Зачем? Бугай не такой уж и бугай, просто толстый мужик чуть повыше Константина, лысый и щетинистый. Лицо у бугая совершенно красное, у мальчонки белое. Пацан что-то хрипел, тянулся к карману комбинезона, но вынуть не мог. «Чудесно», – подумал Константин.

«Пусти его!», – крикнул Константин. Пиво не подали. Бармен только полез за стаканом. Вот же… Ну вот… Константин, не раздумывая ломанулся в их сторону. Кто-то охнул, а кто-то присвистнул, предвкушая хорошую такую драку, только драки, увы, не случилось. Константин быстро и крепко вмазал бугаю, дернул на себя пацана, тот принялся верещать. Константин шикнул, глянул тоскливо в сторону не случившегося пива и поволок пацана наружу.

– Ты идиот? – спросил Константин. Пацан кивнул. – Живой-то хоть?– Пацан снова кивнул. Константин великодушно постучал его по спине, отряхивая налипшие куски побелки. – Какого чёрта ты ему сделал?

– Я… я… – промямлил спасённый. – Н-ничего, честно. О-он…

– Ладно,– отмахнулся Константин. Это совсем не его дело. – Бывай.

– Постойте. Стой! Спасибо, – пацан улыбнулся, бледный, измятый.

– Да не за что, – пожал плечами герой.

–Я Лу́и, – пацан протянул руку. Ладонь у него была мягкая и розовая как у ребёнка, только ногти грязные и обкусанные. – Луис.

Константин кивнул, сжимая его мягкую руку, и невольно поднял голову. Пацан продолжал виновато скалиться, забавный. Он выглядел ровно так как мог бы выглядеть мальчик, выросший на Верне, выросший без солнца в огромной летающей кастрюле, что по ошибке обозвали станцией. Бледный, светловолосый, пухлый, но не толстый, не то, что бы низкий, но и не высокий, он доставал Константину примерно до плеча; и в общем какой-то бездомный. «На уличного кошака похож. Да, – рассудил герой героев, – на белого кота с помойки».

– Константин, – вспомнил Константин, фамилию он называть не стал. Да и что она скажет этому мальчишке?

– Ты военный? – оживился тот.

С чего бы?.. Ах, да! Шинель.

– Почти, – хмыкнул Константин.

– А летать умеешь? – не к месту спросил пацан.

– Ну, умею.

– А удостоверение есть?

– А тебе какое дело?– Константин хотел уйти, а пацан всё не отлипал. Помог на свою голову.

– Ты ведь не местный. И не отсюда! – воскликнул пацан. Быстро же он отошёл! – И не зарегистрирован в структурах, а в форме. Ха.

Константин начал потихоньку понимать того бугая.

– Ещё раз спрашиваю, тебе-то что?

– Мне? – хитро улыбнулся пацан. – Хочу тебе кое-что предложить.

– Тебе лет-то сколько?

– Сколько есть, все мои, – пацан насупился и выдавил еле слышно: – Семнадцать. А тебе, вояка?

– Двадцать четыре.

– Немногим больше, – хмыкнул пацан. Лицо его снова разгладилось, а громадные светлые глаза блеснули по-чертячьи. – Значит, слушай сюда.

– Прям слушай?

– Прямо заткнись и слушай! – шикнул пацан. – Сюда идут законники, ты, я так понимаю, от них свалил?

– Не твоё дело.

– А ну раз не моё, так и досвиданьце! Я тут помочь хотел. Услуга, так сказать за услугу, а ты в тюрьму собрался! – он радостно развёл руки. – Ну, и шут с тобой.

– Луи?

– Да? – пацан ухмыльнулся, но как-то фальшивенько, Константин был готов поспорить, что тот за кем-то повторяет.

– Что за законники?

– Вот эти! – он указал в сторону скоренько марширующих ребяток в серых форменных комбинезонах. Вот посредине начальник, нашивка на плече красная, лысина и отсюда поблёскивает. – Я бы хотел тебе предложить кое-что… Хочешь быть капитаном?

– Что?

«Законники» приближались.

– Капитаном, – повторил пацан, он, кажется, никуда не спешил. – Будешь кораблем управлять. Будешь…

– Согласен, – Константин улыбнулся так широко, как только мог, не без злорадства воображая, как будут счастливы на Тирхе, когда узнают, что в первый же день он стал капитаном сам по себе, без их помощи. Он им не собака, чтобы на кости обглоданные кидаться. Пусть других идиотов ищут. Верна. Тирха. Пошли они лесом. Константин протянул Луи руку.

– А? – пацан въехал не сразу. – Да? Ты да?.. Ну… ну… Добро пожаловать на борт!

Они скрепили договорённость рукопожатием. Нет, Константин чувствовал, что поступает глупо. И что с того? Ему плевать. Он это чёртову Верну сжечь готов. «Законники» приближались. Пацан сглотнул, руки у него были влажные.

«Отмирай давай, спаситель», – выругался про себя Константин. В отличие от некоторых он привык соображать и действовать быстро .

– Луи?

–Ждём, – убийственно спокойно осадил пацан, показывая пальцем куда-то вправо и вверх. Полицейские приближались. Им осталось обогнуть свалку, метров двести.– Раз,– начал Луи не к месту. Чего он ждёт? – Два, —пацан осклабился, он и не собирался никуда двигаться.

– Три, – рявкнул Константин, хватая этого идиота за шиворот.

– Нет, – просипел Луи нисколько не обидевшись, – ещё не три. Пусти, – он дёрнулся, но Константин был сильнее. – Чего ты? Сам пойду.

Константин судорожно огляделся, спрятаться, как назло, некуда. Треклятые «законники» приближались. Конечно, они заметили Константина, конечно, обиделись. Что за люди такие? Неужели он не имеет права отказать? Константин затащил Луи в проулок. «Бесполезно», – думал он. Пацан придурковато крутил башкой, высматривая что-то вверху.

– А вот теперь, – подал голос Луи. Над головой противно грохотало, точно поезд по куполу полз, тяжёлый и ржавый. Константин не мог разобрать это на самом деле или просто сходит с ума. Треклятая Верна. Треклятый Луи. Если сдаться? И будет, что будет… – три!– победоносно заорал Луи, и на ту свалку, у которой они только что стояли хлынул из труб мусорный водопад, отрезая «законникам» путь.

Как Константин не заметил труб мусоропровода? Они же торчали прямо над их головами? Придурковатый Луи заморочил.

– Что стоишь? – поинтересовался пацан, – Бежим!

IV


Чередой грязных переулков Луи вывел их к рынку. Чувствовалось, что в этой полузаброшенной части станции пацан был как рыба в воде, только вот нормальные рыбы в такой грязи не живут. Воняло здесь знатно и на все лады. Сам воздух был ржавый и затхлый. Луи натянул на нос повязку, красно-серую бандану. У «законников» что ли стащил?

– Здесь не беги. Кто бежит – вор, – со знанием дела выдал пацан, – причём вор неместный. На своих сквозь пальцы смотрят, а чужакам не поздоровится.

– Ты сам вор, так?

– Нет. То есть… Теперь нет. Я с Эммой.

– Многое объясняет, – хмыкнул Константин.

– Скоро узнаешь. Здравствуйте! – Пацан опять ломанулся неизвестно куда. Константину пришлось топать следом. – Здравствуйте!

В уголке у длиннющей клеёнчатой скатерти, густо усыпанной медными побрякушками, сидел дедок в потрёпанном комбинезоне без ботинок в заношенных белых носках. Из старомодной колонки, такие были в ходу лет семьдесят назад, лилось что-то гипнотическое барабанное, обволакивающее весь рынок религиозным дурманом. Луи прогулочным шагом обогнул скатерть, кивнул дедку и рухнул напротив, дедок разулыбался, чуть прикрутил музыку и смущённо выпалил: «здрасьте!». Константин огляделся: всюду было так пыльно, будто последний раз тут убирали ещё при первых колонистах. Он обречённо представил, как эта застарелая вернская пыль клоками облепит шинель.

– Садись, – махнул ему дедок. – В ногах правды нет. – Константин нехотя уселся. У этого ж Луи найдётся щётка? – Ищите что-то конкретное, – дедок обвёл руками свои бестолковые богатства.

– Мм, – протянул пацан. – Не то, что бы конкретное, но вектор определён.

Дедок просиял, будто это чушь что-то значила.

– Приятно слышать! – он довольно потряс головой точь-в-точь старый пёс – пудель, и волосы кудрявые как у пуделя.

А если сейчас взять и уйти?

Луи чем-то зашуршал, что-то вытащил и сунул дедку в карман жилета.

– Налево, направо, а там и ключ. – Дедок усмехнулся и точно также сунул Луи в карман жёлтый конверт. – Береги себя, Луи́.

– Я Лу́и, – буркнул пацан, но смягчившись, добавил: – Как ваши дела?

– Вяло, – вздохнул дедок. – Не прёт торговля.

«Оно и понятно, – подумал Константин, – кому нужен этот мусор?».

– Люди хотят покрасивше, – продолжал дедок устало, – подороже. Да чтоб с этикеткой фабричной и чтоб похвастаться. Чём сегодня народ хвастается?

Луи пожал плечами, поглаживая бумажку в кармане, глянул на Константина, будто тот мог знать о вернской моде, и гордо сообщил:

– Понятия не имею.

– И не надо, – кивнул дедок, – ни к чему тебе. Ты хороший парень, Луи́. Благослови боги Небо и Эмму. Как там твоя госпожа?

– Хорошо. Работает.

– Работает, – протянул дед. – Эх, заглянуть к вам что ли? Всё времени нет заглянуть.

– Заглядывайте! – отозвался Луи, поднимаясь. – Ну, нам пора. До свиданья.

– До свиданья, – хмыкнул дедок, выворачивая свою гипнотическую музыку на полную громкость.

Константин тоже встал, он вообще не очень понял, для чего они тут сидели, отряхнул несчастную шинель. Подумать только, день на Верне, а он уже успел поссориться с местными властями и прогуляться по чёрному рынку с каким-то подозрительным пацаном. Они завернули в ряд с пряностями и чаем.

– Кофе, – шепнул Луи и принялся обшаривать свои многочисленные карманы. – Ага! – заключил он победоносно и ломанулся к дальнему торгашу, размахивая какой-то потрёпанной бумажкой. – Вот!

– Привет госпоже, – только и ответил торгаш с круглым морщинистым лицом, вручив Луи увесистый белый мешочек.

– Передам! – пацан махнул рукой, развернулся и потопал обратно. Константин начал злиться. Какого они тут ходят?

– Долго ещё?

– А? – пацан непонимающе уставился на него. – Не, щас для Фета горчицы в зёрнышках купим и всё. Не боись ты, капитаном станешь!

– Парень…

– Луи! – упрекнул пацан.

– Луи, – поправился Константин, – ты какого чёрта меня сюда притащил?

– Как какого? Ты же согласился работать на нас.

– На нас это на какого?

– На Небо.

– На какое на хрен небо?

– На Молчаливое!

– Парень, твою мать! Говори нормально.

– Я и говорю. Это ты выпендриваешься! Я вообще тебя от полицейских спас. Мог бы и не спасать. Нужен нам на Небе уголовник.

– Я не уголовник, – мотнул головой Константин. – Я отказался на них работать.

– Тогда что же они за тобой гоняются? – пацан гаденько ухмыльнулся. – За отказы не арестовывают.

– Не знаю, – буркнул Константин и выдал то, о чем говорить не хотелось. Никогда. Никому. Тем более этому Луи. – Я бывший генерал Тирхи.

– Чего? – не понял Луи. – Кирки?

– Молота, – фыркнул Константин. – Тирха – это страна такая.

– А-а. Ты из этих? – Луи ткнул пальцем в потолок.

– Я не священник.

Что за пацан такой?

– Ага, – кивнул Луи. – Из этих. Эмма меня убьёт.

– Что?

– Что?

– Кто такая Эмма?

– Эмма, – чуть ли не с обожанием выдохнул Луи. – Первым встань. И тихо!

Пацан жестом указал Константину идти по правому проулку, а сам пристроился сзади, то ли прячась, то ли чёрт его знает зачем. Повезло ж на такого наткнуться!

– Куда нам дальше? – спросил Константин, когда они отошли достаточно, чтобы напрочь заблудиться в рыночных рядах.

– В насосы, – отстранено сообщил Луи. – Туда. Там рыжего нет?

– Только я.

– Ты не рыжий, – отмахнулся пацан. – Пронесло, кажется – выдохнул Луи. – Сумасшедший день. Надо было на Южную ехать. Это станция такая, – сообщил он, опережая вопросы. – Как тебе у нас, кстати? Давно прилетел?

– Нет, – ёмко ответил Константин. Луи понимающе заткнулся. – Дальше куда?

– Т-туда, – парень поднял руку, неопределённо указывая куда-то между домов. – Документы д-делать.

«Туда так туда», – отрешенно думал Константин. Рыночной шум постепенно стихал, точно отлив. Людей вокруг стало поменьше и одеты они были приличнее, большинство в комбинезонах, как у Луи, серых, синих, болотно-зелёных – не марких, в общем, новее и чище. Сами они были бледными, но в целом обычными. «Люди как люди, – хотел бы утешить себя герой. – Можно с этой Верной сладить». В проулке воняло чем-то уже не рыночным, но подозрительно похожим: гнилым и грязным – прокисшая капуста да старое тряпье. Луи шагал быстро и малость подпрыгивал, но шума при этом не создавал, точно резиновый мячик.

Почему его выкинули на этой станции? Она ж мелкая и не центральная? Карта населённого неба кляксой висела перед глазами. Южная вроде побольше будет, там архивы какие-то и медицинский центр. Одно это Константин и успел запомнить. От планов Верны воротило. Сколько бы он ни пытался уместить их голову, планы с Августиновых буклетов не умещались, а как-то наоборот вываливались. Зачем прокуратору этот слизняк? Ничего теперь не оставалось, кроме как крутить башкой по сторонам, да надеется, что будет сносно.

Пацан время от времени порывался открыть рот, но не открыл, хмурой гримасы Константина он явно побаивался.

Всё это, конечно, ни черта неправильно. Отец уж точно б не одобрил. Но полно, пап, тебя тут всё равно нет. Из скромных окошек доносилась обычная такая ругань. От сердца чуть-чуть отлегло. Навстречу выбежал кошак пухлый черный с белым хвостом. Только сейчас Константин заметил, что здания на «станции» были не такими уж бараками, только сейчас начал разглядывать. В этом районе ощущение в целом было не такое гнетущее. Жить? Жить здесь он бы не хотел. А ведь такую судьбу выписал ему прокуратор: служить в полиции, патрулировать тухлые переулки. М-да… Может и хорошо, что сбежал, а? Кто б наперед рассказал.

Луи привел его в какую-то конторку на пятом этаже полужилого-полуслужебного здания. Лифт не работал. Усатый дядька, отгородившись монитором, быстро клацал по клавиатуре, забивая протокол. Паспорт Константина ему понравился, а на письме Августина он тревожно хмыкнул, но ни слова не сказал. Зато пацан болтал за всех жителей обитаемой Верны сразу.

– А ну не улыбайся так! – зудел он Константину в плечо. – Ты ж не на паспорт фотографируешься!

Константин не улыбался. Он был готов треснуть этого Луи и камеру заодно разломать. Боги, боги! Отвратительная планета.

– Готово, – сообщил фотограф. – Можете выдохнуть, господин-капитан.

К списку потенциально стукнутых добавился ещё и этот. Может, надо было согласиться? Сменил бы форму на вернскую, отправился бы ловить таких Луи. Судя по всему, их здесь что блох на старой собаке.

– Константин Кесаев, – объявил Луи, – глянь как вышло! – он сунул ему под нос толстый планшет, похожий больше на разделочную доску.

– Шикарно, – буркнул Константин. Так плохо он на фотографиях ещё не получался. Такие снимки нужно сжигать, зажмурившись, а не лепить в досье.

– Добро пожаловать в команду Неба.

Неба. «Небо Молчаливое» значилось верхней строкой. Так значит.

– Благодарю, – буркнул Константин. – Можем идти?

– Так точно!

Пацан просто издевается. Издевается и всё.

Они вышли и стало полегче. Константин жадно глотнул станционного воздуха. Осталось простое: Эмме этой понравится, ну тут-то делов! Нравиться Константин умел. Хорошее это качество и очень удобное. Он через силу улыбнулся, а потом понял, что лыбится вполне искренне. А вот пацан напротив как-то помрачнел, даже подбодрить его захотелось, но Константин не стал. Они оказались в парковочном модуле. Луи шлёпнул по сканеру одноразовым пропуском и тяжёлые двери разъехались. Охранник, дремавший по ту сторону, не потрудился и посмотреть на них. Прокураторского корабля уже не было. «И славно, – думал Константин, – нечего душу травить».

– Который наш? – спросил Константин. Выбирать там было особо не из чего: три странные посудины по левую руку и громадина в дальнем углу.

– Тот, – пацан выбрал громадину. Интересно, сколько у них всего человек на борту? И скольких ему дадут в распоряжение?

Корабль огроменный – не меньше ста метров в длину упирался боками в купол отсека. «Дирижабль? – удивился Константин. – Они уже лет двести не в ходу. Самолёты быстрее и надёжнее, и меньше, куда меньше», – он думал о сверхзвуковых бомбардировщиках, о…

– Нам вон туда! – Луи обхватил его за плечи, подталкивая к трапу. На крепкий выдвижной прорезиненный мост кто-то кинул красную тряпку, не ковёр даже, а тряпку. Константин недоверчиво наступил на красную дорожку. Он чувствовал себя крайне глупо, внутри дребезжала тревога, и между тем он шёл и мост пружинил под ногами.

«НМ» гласила надпись с другой стороны узкой полукруглой двери. «Небо молчаливое», – догадался Константин. Странное название, но ведь и хуже бывает.

– Дирижабль? – запоздало спросил Константин.

– О, ты знаешь, как это называется! – откликнулся Луи, голос его подрагивал.

– И знаю, почему не используется.

– Круто.

– Они возгораются…

– Ага, – радостно согласился Луи, – Но это те, что с гелием. На Верне проще использовать воздух. Даже в верхних облаках он легче атмосферы.

– Ещё они медленные, – добавил Константин немного обиженно. Откуда пацан столько знает о доисторическом воздухоплаванье?

– Здесь некуда спешить. Пойдём. Если сейчас пойдём, Эмма тебе погадает.

– Погадает?

Что у них за Эмма такая?

– Быстрее!

Пацан буквально запихнул Константина в люк и сам запрыгнул следом.

– Эмм! – крикнул он, что есть силы. – Клиент! Не противься, у тебя ещё десять минут рабочего времени.

Издалека послышалось недовольное бормотание. Возможно, Константин, его выдумал.

– Туда, туда. – Луи подпихивал его по узкому серому коридору, сплошь увешенному гирляндами дурацких рыжих ламп. Света они почти не давали, только расписывали и без того тесное пространство мириадами паучьих теней.

– Тут всегда так темно?

Пахло внутри странно чем-то душно-пряным древесным и терпким, солнечно-хвойным, от этого во рту горчило.

– Нет, – мотнул головой Луи, – это для сеанса.

– Слушай, объясни по-человечески!

– Мм? – воодушевлённо и совершенно невменяемо промычал Луи.

Света стало больше в коридоре выросла такая же узкая, такая же низкая дверь. Константину пришлось пригнуться, чтобы не приложиться затылком. Это «Небо» строили гномы для гномов. Луи прошёл спокойно, двери не стесняли его. В этом новом помещении пахло ещё сильней. Было оно немногим больше его домашней ванной: три на два метра. У Константина была шикарная ванная, но здесь он задыхался от тесноты.

– Вот и пришли! – объявил Луи. – Привет, Эмм!

– Привет, – отозвалась женщина за столом. Константин её не сразу приметил. Она сидела тихо-тихо в углу на коричневом едва ли кожаном диване, замотанная в цветастые тряпки. К потолку от её стола поднимался тонкий синеватый дымок. На самом столе, покрытом чёрной скатертью, лежали карты, хренова туча карт, валялись ведьмовские безделушки: полупрозрачный кубик, стеклянные бусы, сухие веточки еловые. Или нет? Можжевеловые! Точно, можжевеловые и пахло здесь можжевельником.

– И вам добрый день! – отозвалась гадалка. Всего-то гадалка, но популярная, раз все о ней на рынке знают. – Присаживайтесь.

Луи плюхнулся на край дивана подальше от неё, чтобы не мешать, но посматривать.

– Спасибо. – Константин сел на «клиентский» стул. Гадалка принялась тасовать карты. Свет падал странно, золотил её тонкие пальцы, а лицо оставалось в тени. Но отсюда Константин мог разглядеть больше. Гадалка, замотанная в пестрые шали, чуть ли не по подбородок, была гораздо моложе, чем ему показалось. Длинные темные волосы она собрала в неопрятный пучок на макушке, и там, точно в гнезде, поблескивал металлический гребень. На запястьях звенели браслеты, на пальцах перстни. Огромные темно-карие глаза и совершенно безучастный взгляд.

– Ваш запрос?.. – поинтересовалась гадалка. Волосы, спадающие на лицо, казалось, вовсе ей не мешали. Константин понял, что молчит уже слишком долго.

– Запрос?

Запросы это в госструктуры.

– Что вас гложет? – спросила она, и Константин сглотнул. – Если тяжело, можете не говорить, но так мне было бы легче работать.

«Работать, – подумал он с усмешкой, – она называет шарлатанство работой!».

– Деловое или личное, семейное? – продолжала ведьма. – Успех, здоровье, любовь? – она перечислила, а Константин не понимал ни слова. Её голос и терпкий можжевеловый запах, мерцание маленьких ламп, развешенных под потолком, дурманили похлеще односолодового виски, но виски так и не случалось, а ведьма вот напротив хитро поглядывает в его сторону.

– Успех, милая.

Гадалка как-то странно зыркнула на него. «Милая» ей что ли не понравилась?

– Выбирайте три карты.

– Эту, ту и…

Двери клацнули, по коридору загремели шаги.

– Вовремя,– холодно процедила гадалка. – Луи, документы. Прощу прощения, господин.

– Да пустяки! – улыбнулся Константин.

«Вот чёрт!» – подумал Константин, когда в тёмный зальчик постучалась пара патрульных: один повыше и потолще, второй щуплый, рыжий и ростом едва ли с пацана.

– Добрый вечер, госпожа! – низенький вышел вперёд.

– Добрый, – отозвалась гадалка.– У меня сеанс.

– Мои извинения, – он наклонил голову не то чтобы уважительно, но почти. – Мы не займём вас надолго.

Они не за Константином! Уже хорошо.

– Дайте мне закончить, – она стала говорить ещё тише, но твёрже, точно специально заставляя людей прислушиваться. – У меня работа.

– А у меня приказ. Простите. Тимур? – он хлопнул по плечу напарника.

– Госпожа, – кивнул ей патрульный, хитро щурясь, – документы.

– Луи? – Эмма совершенно спокойно, томительно медленно повернулся пацану. Каждым жестом она всё больше и больше напоминала Константину птицу.

Пацан расстегнул жилет и вынул из внутреннего кармана на удивление не измявшуюся папку с документами и передал её Эмме. Патрульный вытянул руку. Эмма небрежно провела пальцами по корешку, точно заклиная, и отдала.

– Спасибо.

Она пожала плечами, мол в чём вопрос. Патрульный завис.

– Ну как, господин, вас всё устраивает?

– Мм… – протянул патрульный. – Вы Кесаев? – спросил он у спины Константина.

– Я, – согласился тот.

– Ха… хм. Ну добро пожаловать на Верну, капитан! – патрульный сообразил повернуться и протянул Константину хрупкую кисть.

– Благодарю! – отрапортовал тот.

– Правильный выбор, госпожа Эмма, – патрульный улыбнулся гадалке. – У моего ведомства нет к вам вопросов. Пока… Ну сами знаете. Пришлите нам копию вот этого, – он тряхнул листком, – и будет совсем здорово.

– Благодарю, господин, – гадалка тоже улыбнулась. – Думаю, Луи уже направил к вам заявление, так?

– Так! – отозвался пацан.

– Хорошо-хорошо, – закивал патрульный. – Так бы сразу, госпожа. Так бы сразу!

– Ну не каждый день к нам капитаны с небес падают, – ещё нежнее улыбнулась Эмма, что-то в её взгляде мелькнуло страшное как гроза, росчерк молнии посреди темноты.

– И то верно, – согласился патрульный.

– Верно, – подхватил его доселе молчащий напарник.

– Вас проводить? – она привстала.

– Не стоит, – улыбнулся первый.

– Хорошо, – она кивнула, она села обратно и совершенно холодно процедила: – дверь закройте за собой.

– Разумеется!

– Всего вам доброго! – Луи помахал им с диванчика. На том можно было б закончить. Можно выдохнуть. Чая попросить. Константин, кстати говоря, жутко хотел есть.

Пацан медленно опустил руку, пацан замер, перестал дышать, ссутулился. Константин не понимающе глянул на него. Подавился? Приступ? Он астматик, эпилептик? Где-то в глубине клацнул люк. Кто-то третий объявил по рации: «Взлетаем через пять минут. Двери в положении…».

Гадалка принялась шарить рукой по дивану, наконец, нащупала передатчик и мертвецки-тихим голосом выдавила: «Да». Парень насторожено поддался в её сторону, передатчик упал на диван.

– Луи, что это? – она вспорхнула точно орлица.

– Капитан.

– Какой ко всем чертям капитан?

– Мы же решили…

– Мы решили, что ты добудешь документы. Документы, Луи. Доверенность от капитанского совета на имя Фета или на моё.

– Он военный!

– А я физик. И что с того? Здесь Верна, а не Полис. Или откуда там его сослали.

– Тирха, – вставил Константин, четко осознавая, что вмешиваться сейчас не стоит.

– Плевать, – отрезала гадалка.

– Ну, Эмм! – взмолился парень. – Ты говорила, что не будешь сильно против, если я приведу…

– Кота, – процедила гадалка.

– Такого не помню,– дерзнул мальчишка. – Ты говорила… Ну если и так, чем он хуже животного?

– Он не животное, Луи! – выплеснула руками гадалка. – Я говорила о кошках, о крысах. Боги! Мне не нужны капитаны, бездомные, домашние – плевать. Мне вас, о духи, много!

– Вас трое, да? – подал голос Константин.

Гадалка фыркнула, что можно было счесть за «да, дубина, не донимай меня».

– Но он…, – Луи не подобрал слова, но наклонил голову смутившись. Он почему-то знал, всё выйдет мирно. В противном случае она просто выгнала их, нашла бы как.

– А как там доктор? – сощурилась гадалка. Ох, если бы железо плавилось от взглядов, ни капельки бы не осталось от корабля и Константина.

Луи съежился и отшагнул к стене.

– Скажи, ему о нашем госте, – попросила она. И пятиться захотелось новопровозглашённому капитану. – Фет будет рад.

Чутьё подсказывало Константину, что от радости Фета спастись будет непросто.

– Да, Эмм, – промямлил пацан.

Молчать дальше было не разумно.

– Я Константин, – вступил капитан.

– Очень приятно, – сухо ответила гадалка, посматривая, как напуганный Луи плетётся по коридору.– Эмма, – она вытянула из-под балахона тонкую белую кисть, совершенно мраморную, подумалось Константину. И посему он беззастенчиво схватил её, и дёрнул девушку в объятия.

– И мне!

Наощупь она оказалась ещё тоньше, костлявее и лохматее, чем на вид. Она дрожала, там в глубине своих цветастых балахонов. Она дразняще дерзко пахла терпким можжевельником. Она почти приобняла в ответ.

– Личные границы, – сообщила гадалка, выворачиваясь из объятий.– Не делай так больше.

– Прости, – вполне искренне попросил Константин.

– Не люблю, – она дернула плечами, точно стряхивая эти глупые объятия, – когда незнакомцы меня касаются.

– Понял, – он слукавил, не сильно, он попытается понять.

– Неужто?

«Взлетаем!» – объявил третий голос. Корабль тряхнуло.

Загрузка...