Небо молчаливое

вор, гадалка, доктор Фет

I

Ведьма встала, оправила юбку, на Константина и не глянула, она вообще старалась не смотреть ему в глаза. Принялась молча собирать свечи: одну задула, вторую, третью, свечи были толстые, чёрные и оплывшие, ведьма явно их берегла, других похоже не было. «А может и были», – одёрнул себя Константин, он вообще ни черта не понимал, что тут твориться, Луи ещё этот! Заварил этот бред и свалил. Зажав свечи подмышкой, ведьма отправилась рыться в шкафчике над диваном. Нужно было что-то сказать, а может встать и помочь: подать тот шар и пучок благовоний.

– Не трогай карты, – шикнула она, не оборачиваясь, и тут же оказалась у стола в обнимку с чёрным сундучком. – Они живут здесь.

Щёлкнул замок. Ведьма откинула крышку. Внутри на серебристом бархате лежал мешочек из чёрной холстины и тонкая книжка, не больше блокнота. Вещь то была совершенно колдовская и точно не здешняя.

– Прости, – прошептал Константин. – А почему нельзя?

– Работать не будут.

– Правда? – Константин улыбнулся. – И ты в это веришь?

– Я? – она тоже улыбнулась, но не приветливо, а как-то едко. – Местные верят, что всё это, – она стукнула ногтем по крышке, – магия. Мы с Луи эту веру продаём.

– Жестоко. Тебе не кажется? – спросил Константин.

– Кажется, – она равнодушно кивнула. – И что теперь? Подай лаванду.

– А?

– Вон тот пучок, – она взмахнула рукой, взметнулась тёмная ткань. – С краю.

Константин беспомощно оглядел стол.

– Не важно, – ведьма нашла быстрее. Нашла и сунула жухлый пучок в белый мешок побольше. Кажется, на нём была вышивка, кажется, веточка светло-сиреневых – лавандовых цветов.

«Ну, конечно», – подумал Константин. Что-то подобное он видел на бутылках с сиропом. Мешок тоже отправился в верхний шкаф. Стол опустел и стал похож на стол. На обычный, в смысле. Не то прямоугольный, не то почти овальный с закруглёнными краями, толстыми металлическими ножками и бежевой псевдодеревянной столешницей. Чёрная скатерть тоже отправилась в ящик. Всё колдовское отправилось в ящик. Сеанс закончен. За эти свечи ты, капитан поддельный, не заплатил, вот поддельная ведьма и не стала тебе гадать. Хотя какая она поддельная? Ведьма осталась ведьмой.

– Так и будешь тут торчать, капитан? – протянула она едко. Будто ему было куда идти!

– Хотел с тобой объясниться, – он глубоко вздохнул. Ну что за дело? Волнуется как на экзамене. Нет, на экзамены довольно быстро стало плевать. Как перед отцом. Константин откинул со лба отросшие волосы, с непривычки они его знатно бесили. – Я право не думал, – протянул он учтиво. Учтиво? Тоже ещё! Что в этой псевдоведьме такого важного? – Не думал, что будет… что Луи.

– Ты правда не думал, – хмыкнула она. – Вижу.

– Давай познакомимся, Эмма? Раз мы теперь на одном корабле?

Она взглянула на Константина крайне мрачно и снова отвернулась к шкафу. Хотя на столе больше ничего не было. Нечего убирать. Нечем занять руки.

– Я генералом был Тирхской армии. А ты? Ты не отсюда, так?

«Добрый день! Господа и дамы! С вами “Последняя буря утренней станции!”».

– Выключи, пожалуйста. – Эмма наконец отошла от шкафа. – Радио, – подсказала она устало. А сама направилась к двери. Неужели уйдёт вот так просто? Ведьма чёртова. Он же как лучше хочет! Будто ему это нравится? Быть не понятно на кем на каком-то странном корабле, у которого явно беды с законом, а у его «обитателей» – с башкой. И будто ему в радость объявлять всем и каждому: привет, я был генералом, героем Тирхи, а теперь я никто, до одури приятно познакомиться.

Радио нашлось куда быстрее. «Дурацкая лаванда, – думал Константин. – Чокнутая ведьма». Эмма тем временем сделала что-то с выключателями и в комнате сделалось светло, заработала вентиляция и под потолком загорелись плоские экраны с изображением облаков. Почти что окна. Но окон у корабля не было.

–Я не люблю говорить о себе, – ведьма повернулась к экрану, на котором так нелепо и бахвально красовались свинцовые вихри. Корабль несло в скоплении грозовых облаков. Мальчонке за штурвалом придётся несладко. Ведьма, повела затёкшими плечами. – Тебе не понять, – она усмехнулась: такого трепло как этот надо ещё поискать.

– Напротив, – Константин выдал ей лучшую улыбку, выдал со скрипом. Он бы предпочёл за штурвалом стоять. – Я хочу узнать тебя. Застряли мы, по-видимому, надолго, – он снова попытался улыбнуться, но сей раз вышла гримаса. А впрочем, какая разница? Ведьма всё равно не смотрит! – Значит надо как-то уживаться.

– Ты это откуда выучил?– спросила ведьма, но судя по тону ей было начхать. Долетят до ближайшей станции и выгонят его, а как обойти законника ведьма придумает. Ведьмы не пропадут. Ведьмы падают с метлы и встают. А героев лишних гонят взашей.

– Ниоткуда, – фыркнул Константин. – Я так думаю.

– Ну слушай, герой, – её голос сделался насмешливым и даже злым, да она попросту издевалась над его капитанским высочеством, его павшем величеством!

– Если тебе сложно, хочешь, я первый про себя расскажу?

Она покачала головой.

– Да плевать мне, если честно. Доберёмся к Южной, выправим документы и ссадим тебя, капитан.

Примерно это Константин и думал услышать.

– Справедливо, – буркнул он в пол.

Ни капельки не справедливо! Она даже не хочет попробовать, попробовать узнать его! Себе же хуже делает. Три человека на такой махине и без капитана, да им рук не хватает, а она гонит. Пусть не капитаном, пусть пилотом возьмёт. Ведьма, воришка и доктор. Да как они не разбились ещё?

– Рада, что ты понимаешь. Луи сглупил.

Она скидывала шаль за шалью, и на столе росло цветастое гнездо, а когда шали закончились, принялась за кольца. Сорочье гнездо.

– Ты накажешь его?

– А смысл? – пожала плечами. Под шалями она была одета в простую чёрную футболку, широкую точно парус, короткие рукава закрывали локти. Эмма оглядела свои руки и тотчас спрятала их под стол. Он не успел рассмотреть, но кажется, на правой у неё было вытатуировано нечто крылатое, а на левой – красные цветы. Странная ведьма. На Тирхе женщины таким не увлекались.

– Ты здесь главная?

– У нас демократия. Ладно, о боги…Хочешь чай? – Эмма поднялась, всё так же пряча руки в складках огромной юбки.

«А она ниже, чем кажется», – подумал Константин. Так обычно думают о музыкантах, эффект сцены. Сцена и голос всегда придают значимости и роста. Похоже с ведьмами работает так же.

– Чёрный с двумя ложками сахара, – попросил Константин, едва ли не вставив что-то про рост и сцену, хрен её знает, как отреагирует. А чай – идея хорошая.

– Ого, – хмыкнула ведьма. – Сахара нет. Ложки грязные. Ничего не попишешь, мы не генералитет. А чай там, – она махнула в сторону шкафчика и пошла к чайнику.

– Эмма?

– Ну спрашивай, что ты там хочешь…

«Невесёлое начало», – подумал Константин. Дома он с такими ведьмами дел не водил. Она странная, не чудная, не забавная, а именно странная.

– Ты не отсюда и похоже…

– Я из Нового мира. Это далеко. Другая солнечная система.

Константин обомлел.

– В смысле другая?

– Если о чем-то забыть, оно не исчезнет, капитан, – протянула она едко. – Старый мир позабыл о нас. Мы были когда-то, как Верна, колонией.

– Эм…

– Ладно, давай я сама расскажу. Быстрее будет. – Она упала на диванчик и, подтянув к себе чашку, сказала: – Это корабль моей научной группы. Мы прилетели сюда исследовать, как бы покороче? – она поморщилась, – Предположим, климат. Климат Верны. Чуть меньше года назад. На другом корабле. Здесь его нет. Сбежать обратно в твой славный мир не удастся.

– Я и не думал.

– Потом подумал бы.

Чего она умничает?

– Зачем мне улетать?

– Чтобы вернуться. Ты ж ссыльный. Людвиг ловит таких.

– Кто? – не понял Константин. Людвиг. Боже, что у них за имена такие? И что за порядки?

– Неважно, – отмахнулась ведьма. – Я поняла, потому что поняла. Дальше. Дальше, – она выпила и поморщилась. – Горячо. Дальше мы работали, а потом мои коллеги заболели, климат не курортный. Миссию решили свернуть. Многие захотели остаться, и деньги к тому же по гранту отрабатывать надо.

– Ты осталась? – спросил Константин с сомнением. Гадалка, пацан этот и некий Фет плохо вписываются в понятие «много», хуже только в «научную группу».

– Мм… – протянула гадалка, – не совсем. Моему учителю стало сильно хуже. Мы бы не смогли перевести его через звёзды.

– Он умер? – угадал Константин. Ведьма быстро кивнула, её белое лицо сделалось ещё бледнее. «Жуть», – подумал Константин. – И они улетели, а ты осталась с ним?

– Нет. И не жалей меня. А когда мой учитель умирал, я убежала бить татуировку. Эту, – она медленно-медленно точно кукла шарнирная подняла левую руку. – Красивая? Мне вот очень нравится, – поиграла пальцами и тут же спрятала руку под стол. – Верна то ещё местечко. Скоро сам почувствуешь, капитан.

– Прости. – Ничего другого на ум не приходило. Ведьма отвернулась. Что ей его слова? – Думаешь, я не смогу быть капитаном? Не справлюсь?

– Думаю, ты здесь ни к месту. Думаю Луи… – она вздохнула.

– Я был генералом. Я умею управляться с самолётами и с дирижаблем смогу. Я вообще-то…

– Мальчик, – прыснула ведьма.

«Мальчик!» – вспыхнул Константин, но вслух возразить не успел.

– Ты был символом. Посмотри на себя, – она вытянула руку, всей ладонью указывая то ли на него, то ли на стену. А рука такая тонкая и белая, точно бескровная, точно лист бумаги, а не живая плоть и вся в татуировках. Жуть. – Ты такой красивый. Высокий вон, кудрявый, плечи широкие. Такого хорошо на фоне флага снимать. – Под её взглядом он, напротив, чувствовал себя маленьким и бестолковым. Ведьма медленно опустила руку. – Тебя использовали и вышвырнули. Это же Тирха. – Морщится. Глумится. Ведьма, чёртова. – В двадцать лет не становятся во главе армии.

– Но… – начал было герой героев. Ему вообще-то почти двадцать пять. Да хоть сто двадцать пять! Будто это её переубедит.

– Ну? – хмыкнула она, глумливо скалясь.

– Ведьма, – бросил Константин и встал, так и не притронувшись к чаю.

II

– Привет, док! – Луи медленно-медленно, точно кот, крался в рубку. Доктор, ссутулившись, сидел в пилотском кресле. Оборачиваться он не спешил. И Луи даже хватило времени чтобы выдохнуть и вдохнуть, и споткнуться о приоткрытый люк, и замереть в шаге от кресла, в полуметре от докторской макушки. Сколько же усилий ему понадобилось, чтобы не сорваться с места, не сбежать, не запереться в собственной каюте и руку не тянуть к докторским дредам, собранным в плотный пучок на затылке, так и хочется…

– Ну и зачем, расскажи мне, ты это сделал, а Луис?

Кресло повернулось, и доктор уставился на него, благо, сегодня он был в очках, так чуть легче. Чуть-чуть совсем. Совсем.

Луи вздрогнул, Луи отшатнулся, Луи открыл рот, вздохнул и глянул на Фета так виновато, как только мог. Казаться невинным, казаться маленьким, казаться… Казаться Луи умел. Но Фет всё видел и чуял ложь, не хуже ловчей.

– Затем, – надулся Луи. – Затем, что нам нужен капитан. А ему был нужен корабль. И он спас меня от… – Об этом упоминать не хотелось, об этом… Фет разозлится. И Эмма просила не говорить ему о делах. Не рассказывать, что он по старой памяти покупает и перепродаёт кое-какие товары. Что среди ящиков с картошкой от станции к станции Небо возит контрабанду.

– Боже триединый! – вздохнул Фет. – Что с тобой опять приключилось? Законники? – Он встал. Корабль шёл ровно, Луи успел это отметить, пока отворачивался, пока смотрел вскользь докторова плеча на мелькающие дисплеи…

– Нет, придурок какой-то, – понурился Луи. – А Константин!.. – он сглотнул. Ведь доктор вдруг поднял руку, вдруг взял его за подбородок, заставляя смотреть вверх.

– Нос вроде цел, – Фет хмыкнул. – Голова не кружиться? Огрести не успел?

– Нет.

Прохладные докторские пальцы легонько погладили его по щеке. И Луи замер. Луи замер. Замер. Только бы не спугнуть. Но Фет отпустил его так же быстро, так же мягко и снова сел и повернулся полубоком, чтобы всё-таки видеть дисплеи.

– И хорошо. Боже, – покачал головой доктор. – Боже. В следующий раз одного не пущу, – проворчал он.

– Вот ещё! – возмутился Луи. И стало славно, стало тепло-тепло. И доктор, доктор кажется смотрел на него если не с нежностью, то почти. Может представить, что так. Можно ведь? Можно? – А капитан, – начал он, чтобы не думать. Если ведь думать, можно такое надумать. Это можно. Луи вздохнул. – Капитан, он хороший. Правда, Фет. Он был военным в том мире, – Луи указал пальцем на потолок. – И сказал, что умеет летать. И так нам не пришлось врать и платить за документы. Ну почти… – Кое-что за документы Луи отдал заранее, иначе бы просто их и регистрировать не стали, да и процесс черт знает на сколько бы растянулся. – И платить ему не нужно.

– Как ты это провернул? – не понял доктор.

– Он и не спрашивал о плате. Ему нужно было укрыться от законников. Нет, он не беглый! Не беглый! Он просто отказался служить.

– Ещё лучше, – вздохнул доктор. – Ещё лучше.

– Но Эмме правда нужна помощь. И нам нужна. А ему мы нужны. Фет! Меня же приняли! Приняли. Вы… вы… И не бурчи. Ты добрый.

– Добрый. Добрее некуда.

– Ну Фет!

– Чёрт с тобой, – смягчился доктор, – Привел, значит привел. А лишние руки нам действительно не помешают. Не улыбайся так. Эмма тебе ещё вставит. Или уже? – Фет усмехнулся. Но этого Луи уже не боялся. Эмма добрая, он-то знает, и раз доктор на его стороне, значит утрясётся. Значит, всё будет хорошо. – Подменишь меня? – спросил доктор. Луи кивнул. – Хочу на нового капитана посмотреть. Как зовут?

– Константин.

– Константин, – повторил Фет. – Константин. Ладно. С остальным-то разобрался?

– Да! – объявил он с гордостью. Доктор кивнул, уступая ему кресло. А что если… может сейчас?.. – Фет? – позвал Луи. Может, сейчас пока доктор спокоен и смотрит так славно, так тепло смотрит, пока на узких губах полуулыбка, а на лбу нет морщинок; может сейчас они, наконец…

– Ну? – Фет поднял бровь, нахмурился и губы сжались в бледную линию.

Нет, Луи не осмелиться. Не сейчас. Луи глупо помотал головой.

III

Что она знает? Ничего. Вот именно. Сама не местная, то есть не с Тирхи. Из нового мира какого-то. Учёная. Тоже ещё. Учёная! Куда уж там! Картишки за деньги раскладывает, людей дурит, да ещё сама охотно в том признаётся. На кой чёрт было идти с этим Луи? «И пиво моё осталось не выпитым», – с особой досадой припомнил Константин. «Ну и где этот Луи?» – рыкнул он в коридор, нисколько не ожидая ответа. Его и не последовало. Что делают капитаны в таком случае? Капитаны… Ему и каюты не выделили. Найти пацана казалось выходом, пусть объясняется, извиняется, предлагает. Зачем-то он же устроил этот капитанский шантаж, значит пусть и думает, что делать дальше. Константину очень не нравилась эту ситуация, она его откровенно бесила. Сначала сбежал из участка, потом влип в это, теперь полагайся на малолетнего идиота и ведьмину милость, а с собой ни оружия, ни хрена, одна шинель, чёрт бы её драл. На дирижабле шинель, конечно, вещь первой необходимости, но, если его и в правду вышибут на станции, можно будет первое время на ней спать и ей же укрываться как в походе, как бомжи. Последнее сравнение разозлило его больше. Неужели он это заслужил? Видимо, заслужил.

В зале суда удушливо пахло краской и растворителем, едкой дрянью. Однажды садовник заставил Константина ещё ребёнком оттирать рисунки с забора. Он ободрал костяшки и очень саднило, и сильно воняло. Ему было десять или двенадцать. Отец ничего не сказал. Не сказал, когда увидел разрисованный забор, ругань садовника пропустил, точно не было такого. На этаже перекрашивали стены. У Константина кружилась голова. Он ко многому был привычен, но тут ему почему-то сделалось худо. Судейская мантия казалась лужей опрокинутых на белый мрамор чернил. Под одеждой прикрытое парадным камзолом ныло плечо, перештопанное накануне. На скуле полоска пластыря. А так всё хорошо. Бывало хуже. Ох, хуже бывало! Ерунда.

– Кесаев Константин, вы признаёте…

– Признаю, – согласился Константин, защищаться не осталось сил. Отпираться незачем. Проиграл. Проиграл? Разве это была игра? Война. С живыми людьми.

Судья кивнул. Судьи кивают? Всё было невозможным, неправдивым и дымчатым, размытые люди, растворённые в зале суда. Этого не было вовсе? Это был сон.

– Вы приговариваетесь…

Нет, между этими и теми словами был перерыв. Суд прерывается на оглашение… на совещание. Куда там он прерывался. Его выводили из зала. Ему принесли стаканчик водички. Стаканчик водички. У Августина не бывает стаканов, только стаканчики. Только поменьше, не подешевле – поменьше, меньше, мельче.

– … к ссылке, – закончил судья и хлопнул молоточком, по тому, по чему судьи хлопают молоточком. И весь зал объял глухой деревянный безнадёжный тук. Тук. Тук в ушах, за барабанными перегородками тук, всюду тук, под кожей тоже. Тук рвётся наружу. Тук. Вырвался. Тук. – К ссылке.

Не расстрел значит. Герой предпочёл бы игристое и пулю в висок.

– Тук, – закончил судья.

– Тук, – понурился Константин.

Константин мотнул головой, не отпустило. Разве проигравших героев судят? Или проиграв, ты уже не герой, а просто человек, даже если имя у тебя отцовское и нос его, а вот ум ни на что не годен.

Константин так бы и шагал дальше, но чья-то тень перегородила проход. У тени были длинные ноги, обутые в мягкие кожаные ботинки, похожие на шкуру рыжего крокодила. Дальше к ногам крепилось тело на удивление длинное и худое с острым лицом и пучком неопределённо светлых волос, заплетённых в тонкие дреды, аккуратно собранные на затылке. Это видимо и есть тот самый доктор, к которому эта ведьма послала Луи. «Ведьма», – в который раз выругался Константин.

– Добрый день! – подал голос предполагаемый доктор. На доктора он походил мало. По крайне мере до этого Константин не видел докторов с дредами. – Вы, как я понимаю, наш новый капитан?

– Да! – с вызовом бросил разжалованный герой. – Константин Кесаев, – представился он куда бодрее.

– Фет, – кратко сообщил доктор, предлагая ладонь для рукопожатия. – Будем знакомы.

– Будем.

Ладонь у него была крепкая и сухая.

– Вас Эмма разозлила?– с улыбкой спросил доктор Фет.

– Неважно, – отмахнулся Константин.

– Отнюдь, – вступил доктор. Вот прилипала. Шёл бы куда шёл, но он же скорее всего к Константину и шёл. – Ха. Обычно это от меня все к Эмме жаловаться бегут.

– А вы?..

– А я смотрю за порядком, – представился Фет. «Этим ли занимаются врачи?» – подумалось Константину. Доктор тем временем продолжал: – Следуйте правилам, и мы подружимся, – он и в правду несколько походил на судью.

– Вы на моей стороне?! – Константин был готов выдохнуть, да что там! Он был готов обнять это длинного сурового доктора. Хотя какой же он суровый? А правила? Ну дайте сюда эти ваши правила, он выучит их лучше всех.

– Я на стороне… – задумался доктор. – Не выкидывать же вас за борт в серные облака? Сами подумайте. К чёрту, – он потёр нос под очками. Да, он носил очки, а под очками славные серо-зелёные глаза. – Пойдёмте, я покажу вашу каюту.

– Спасибо. – «Хоть кто-то!» – подумал Константин с досадой, но грубить доктору не стал:

– Я несколько растерялся. – Несколько! – Луи, – Константин изо всех старался не выдавать своё раздражение, незачем ещё и с доктором отношения портить, – привёл меня к ведьме… к Эмме и ушёл. Было бы славно увидеть весь корабль.

– Славно, – повторил за ним доктор. – Это более чем на него похоже. Тогда мне стоит показать и всё остальное. – Доктор улыбнулся. Константин благодарно кивнул. – До Южной неделя лёту, – продолжил доктор, – Это ближайшая к нам станция, – пояснил он, подмечая реакцию Константина. – Обычно мы задерживаемся в «пролётах». У Эммы есть определённый план. Ближайшая остановка не меньше, чем через десять дней, а значит, придётся нам уживаться.

– Я буду полезен. Я военный.

– А Эмма физик, – продолжил он хлёстко, в точности повторяя её слова, – на Верне это не играет роли, – с одной лишь разницей: ведьма грубила, а он объяснял. – Здесь нужно следить за машинами и по возможности не попадать в грозу. С машинного и начнём, капитан.

Корабль внутри, как и снаружи, походил на толстую вытянутую рыбу, разбитый на две с половиной палубы и воздушный отсек он был необычайно тесен при общей своей огромности и это как-то путало. С пространственным мышлением у Константина всегда было неплохо, но тут складывалось впечатление, что дурацкий докторский чертёж над ним посмеивается. На нижнем ярусе располагались обещанное машинное, грузовой отсек и два выхода в открытое небо: грузовой и пассажирский. Над пассажирским – рубка, над – грузовым лаборатории, под которые отводилось больше всего места; посредине – каюты. Из рубки можно было подняться в воздушный отсёк, в тот самый половинный ярус, как назвал его доктор.

Тирха потеряла залив. Тысячи гражданских стали подданными другого режима. Ссылка — не слишком ли мягко? Чем он заслужил такую лояльность? Если бы он не был Кесаев, если бы ему не было двадцать четыре… Но почему всё-таки Верна?

По новостям нескончаемым хаусом, тугим потоком цветного ада лилось страшное и патриотичное. То ли парад, то ли траур.

Он зажмурился. Потёр виски.

– Что призадумался, капитан?

– Да так, – пожал плечами Константин, – о прошлом.

Простил бы его отец, коли остался жив? Стал бы просить за него? Они бы могли сделать его не выездным, запереть в поместье. Что лучше, а? Там или здесь? Доктор ждал, выжидающе посматривал в его сторону. Вор, гадалка и доктор Фет.

– А-а, – протянул Константин, – Фет это как сыр?

Боги добрые, ну и зачем он это сказал? Доктор подозрительно нахмурился.

– Нет, – отрезал он. – Сыр как-то по-другому. И ты не первый, кто так шутит.

– Жаль, – улыбнулся Константин.

– Ты есть, кстати, не хочешь?

– Хочу.

– Тогда пойдём смотреть буфет. – Доктор развернулся как по команде «напрааво!». – Эмма должна была уже уйти, – он ухмыльнулся, так взрослые ухмыляются перед детьми. – В буфете ты уже был.

– Кухня там же?

– Кухня ниже. Там только чайник. Готовим по очереди. Я принесу расписание смен. Смена в машинном, в рубке, на кухне, уборка. Нас мало, поэтому делаем всё и по очереди.

– Понял.

– И молодец, – доктор хлопнул его по плечу.

– А… Ты доктор, Эмма физик, – Физик. Девка с картами. Физик! – Луи получается тоже из ученных?

– Луи? – прыснул доктор. – Луи вор. Он к Эмме пристал на Южной, кажется. Вообще чёрт его знает откуда он. Говорит, чуть ли на всех станциях обитаемых небес успел пожить. Ребёнком побирался, стал постарше начал воровать, сначала по мелочи: еду, тряпки всякие, чтоб не помереть. Мог бы в полицию пойти, там бы его устроили.

– Устроили? – хотел было возмутиться Константин, но доктор так на него зыркнул, что все хотенья расхотелись сами собой.

– Ты либо человек в системе…

– Либо не человек? – Константин усмехнулся. – Я по твоей логике уже не человек.

– Ты капитан.

– Капитан? – Константину стало горько и глупо. – Ты это Эмме скажи.

– Я с ней поговорю, – совершенно серьёзно пообещал доктор. «Ну пусть попробует», – подумалось Константину. Боги сколько безнадёжности в одной планетке!

– Ладно, а ты как сюда попал?

– Я врач. Прилетел на вызов. Я этим зарабатываю. Спасти господина не смог, а потом, когда все случилось, когда… Я даже сам не понял как, но я остался с Эммой. Ей нужен был человек, знающий небеса, да и одной управлять кораблём – гиблое дело. Мы, знаешь ли, быстро сошлись, хотя я с людьми плохо лажу, и Эмма неважно, может поэтому? А ты, расскажи, как к нам попал.

– Я? Я… – Константин открыл рот и почувствовал такую глухую черноту, что, о боги, безлунная ночь светлее, в подвале без фонарика светлее, ни слова не сказать. – Меня, – боги, а стыдно! Отмыться хочется, соскрести с себя этот позор. Герой героев! – Меня сослали. Я… – Ну давай, чего боишься, генерал! Рассказывай о своем провале! Стыдно что ли? Ох, стыдно ему! А люди умирали, за тебя умирали. Тогда стыдно не было? Им страшно не было? – Я был генералом Тирхи, и я проиграл, – выдавил Константин. – По моей вине мы потеряли залив и кучу людей, – Константин знал точную цифру, знал сколько раненных, знал сколько… – меня сослали на Верну. Я должен был работать в полиции на той станции, но я ушёл. В бар, – добавил Константин. Казалось, внутри у него ничего не осталось сплошная гадливая горечь. – А там какой-то бугай бил пацана. Ну я и спас идиота! – хвастливо добавил Константин. Ему так не хотелось, чтобы кто ещё, чтобы доктор увидел эту чёрную дрянь, плещущуюся у него в груди. – Ха, – добавил он, и стало совсем тухло. Ха-ха, герой. Ха.

– И часто ты так спасаешь идиотов? – доктор хлопнул банку на стол.

Чем-то этот доктор на ведьму похож.

– Только по вторникам, – улыбнулся Константин. Губы свело.

– На Верне сегодня суббота. День гостей. Это, если тебе интересно, когда станции принимают свободные корабли.

– Они точно всё заранее рассчитали! – возмутился Константин. Неужели действительно рассчитали? По дням. И корабль же для межзвёздных перелётов где-то надыбали, и пилотишку этого ветхого из чулана вытрясли! Добрый дядя прокуратор.

IV

Небо редко заглядывало в Портовую: Эмма эту станцию не любила. Хотя с чего бы? Станция и станция, поменьше Южной и Громовержца, но не в размерах дело. Здесь было слишком много от… Память услужливо рисовала ангар с НМ-1, и совладать с тем Эмма не могла. НМ-1 давно отчалил, а она всё равно пришла смотреть на светлый абрис, оставшийся на его месте. Корабли на Верну прилетали нечасто, ангары пустовали годами. А вот сегодня кого-то принесло на маленьком имперском ходунке. Ходунками звали кораблики, способные на быстрые межпланетные перелёты в пределах одной солнечной системы. «Из Старого мира?» – подумалось Эмме. Впрочем, в ангарах она искала не память, а мастера. Даже самому новому кораблю время от времени требуется ремонт. Небу шёл второй год. Для Вернских дирижаблей это не срок, если конечно они не встретились с бурей.

Мастер оказался сволочью. Но Эмма предпочла не думать о нём. Она убежала к себе, вскорости переоделась, подвела глаза чёрным, выбелила и без того бледное лицо, закрывая темные круги, нацепила браслеты и перестала быть Эммой и вышла к клиентам, расставила свечи, камни и пучки благовоний, вынула карты. Люди как-то находили её, искали не то совета, не то спасения, не кого-то, кто мог рассказать им о них самих. Эмме нужны были деньги: на содержания корабля, на еду и лекарские запасы Фета уходило не мало.

Она не любила быть среди людей, сколько себя помнила. Люди хорошие, раз за разом повторяла, тщетно пытаясь в это поверить, но выходило плохо. В хорошие дни почти получалось, в обычные – хотелось закрыться в лаборатории, чтобы никого рядом, никого. Но людям наплевать. Они вот они. Ходят и смеются, живут вроде как. Кричат, храпят. Если бы она была настоящей ведьмой, поселилась бы в башне в самом густом лесу, где никого, никого. Но за это не платят, а за карты платят.

В перерыве припёрся мастер. Растянул губы, прикрытые жиденькой щёточкой усов.

И всё закончилось. И снова потекли люди. И снова карты. От жжёного можжевельника щипало глаза. Но день заканчивался, и Фет готовил Небо к отплытию. Как правильно назвать отбытие летающего корабля? Луи отчитался, что с документами всё сделано. «Проблемой меньше», – думала Эмма. Поток людей почти иссяк. «Вот удивительно, – она листала карты, ни показательно, а так; карты уже потрёпанные, но благо крепкие, приятно лежали в руке, – приходят же!».

Последним оказался капитан.

Эмма вздохнула. Лабораторный компьютер погас.

– Я к тебе, – сказал Фет. – Надо переделать расписание.

Эмма кивнула, она тоже об этом думала, уже минут двадцать разглядывая потухший экран.

– Сейчас запущу. Как он, освоился?

– Ошарашен. Только с Тирхи и к нам.

– А генерал, – протянула она отстранено, – по званию выше капитана?

– Выше. Капитан дирижабля – вообще не военное звание. Небо гражданское судно.

– Да знаю. А Людвиг ведь предлагал, – напомнила Эмма. На самом деле отдавать Небо военным ей не хотелось. Да, это бы значило какое-никакое финансирование. Она бы могла работать как раньше, выкинуть карты, заняться наукой. Но тогда бы её знания, её наработки перешли бы какой-нибудь Тирхе. И Небо бы ей перешло.

Что-то подобно уже было. Лет шесть назад, Эмма тогда то ли закончила, то ли заканчивала последний курс бакалавриата. К ним приходили люди, искали специалистов по просьбе Рогача. Тимофей Владимирович, тогда ещё почти не старый много хлопотал о судьбе студентов. Им предлагали военку, парням по большей части, но Эмме тоже поскольку средний балл больше четырёх и восьми – это много. В стране царила автократия. Военным платили жирно. По ту сторону толпы со щитами, газом и резиновыми дубинками всегда платят больше. Эмме было не то двадцать один, не то двадцать, она хотела денег, но связываться с этими людьми не хотела.

– Больше слушай, – хмыкнул Фет. Людвига он недолюбливал. – Что там, кстати по ремонту вышло?

– Много, – тихо отозвалась Эмма.

– Что-то ты… Устала?

Эмма отвернулась.

– Не больше обычного.

– Из-за капитана этого? Хочешь я его, – Фет подмигнул и это вышло страшно для того, кто Фета не знал. – Триединый боже, – вздохнул он, – Что у тебя случилось?

– Ха, – сказала Эмма. – Да ничего вроде.

Вспоминать мастера, думать о капитане… Фет кашлянул.

– Эмма? – глянул грозно. Вот и нужно ему так смотреть? Мог бы спать пойти. Свободное время всё-таки… Эмма съёжилась в своём кресле.

Она вздохнула, щёлкнула пробелом, воскрешая экран. В матовой темноте отразилось её блёклое лицо.

– Я просто устала и надышалась можжевельником. Мутит немного, – она вздохнула. Фет просиял. Наконец! Наконец, она признала и призналась и… – А есть нашатырь?

– Есть, – мрачно ответил Фет. – Сиди.

– Сижу, – прошипела она в пол. – Хотя вроде бы… нормально.

– Точно?

Эмма промычала что-то неопределённо-утвердительное.

– С хера ли я такая хрупкая? – спросила она тихо. Фет неодобрительно фыркнул.

– Может воды?

– Не знаю. Ну дай. Да, дай пожалуйста. Этот мастер хренов. Он мерзкий. И старый. Боги, он такой старый. Морщинистый как кролик и жёлтый, волосы жёлтые как яичный желток, а глаза водянистые, взгляд липкий такой. Помыться хочется. Выскрести его пальцы, его касания с моих волос и плеч. Он хотел трогать и целовать хотел. Я сбежала. Промямлила что-то. Вот на черта мне гадость такая? Он выпить хотел. И трахнуть меня. Не сразу, может даже не сегодня. Его руки на моих… Мы же ему заплатили за ремонт, зачем?..

– Мразь, – заключил доктор. – Смотри на меня.

Она помогала головой.

– Пора с этим завязывать.

– Пора.

– Прости Фет. Я просто… просто пойду мыться.

– Иди. Всё мыло молчаливого неба твоё, – повторил старую шутку доктор.

С тем же успехом можно было ничего не говорить, но лучше всё же рассказать. А мыло, мыло с водой сейчас живительней нашатыря.

– И карты ещё, – Фет постучала пальцем по коробочке с зондами. – Как ты столько людей высидела? – Эмма неопределённо пожала плечами. Ей всё ещё было дурно, но теперь ещё и стыдно. Где там обещанная вода? – Какого чёрта ты вообще разрешила Луи втянуть себя в это?

Эмма кротко пожала плечами. Программа, составляющая расписание, запустилась. Эмма щелкнула пару раз, расширила диапазон. В коде высветилась новая переменная k, может кэп, а может Константин. Странно, что она так сразу запомнила его имя.

Фет кашлянул. Говорить не хотелось.

– Нам нужны деньги. Что я ещё могу сделать? Моё образование на Верне никому не сдалось. И я женщина, Фет. У меня есть тело и карты. Можно стать шлюхой или ведьмой. Шлюхой, как видишь мне не подходит. – Эмма со вздохом откинулась на спинку кресла. Кресла от такого слабо всхлипнуло и откатилось. Пришлось подползать на нём обратно ко столу. – Что ещё делать?

– Не это, – отрезал Фет. Смотрел он очень и очень холодно. Но Эмма не боялась, а просто отвернулась. Насрать.

– Не это, а что тогда? Альтернативы у меня всё равно нет.

Фет нахмурился, хотя куда уже! Они говорили будто бы на разных языках: он словами, Эмма на языке программирования – циклами, массивами, не прошедшими компиляцию алгоритмами.

– Я не знаю, прости, – вины своей Эмма не чувствовала только усталость и серовато-скучную злость, – как ещё.

Да и Фет.

– Может Луи и прав. Втроём с кораблём не управится. Просто, ты же знаешь, я не люблю людей. Мне с ними сложно. Не умею с ними. Всё время какое-то дерьмо получается. Мне б в лаборатории сидеть.

– Так сиди. Хочешь, перестроим расписание. Ну ты, то есть перестроишь, так чтоб твои смены капитану, – улыбнулся Фет, – отошли. Пусть в машинном трудится.

– Не, – Эмма качнула головой. – Нет. Я, кажется, проросла в этот корабль. Мои смены. Не отдам. Сейчас, правда, полегче будет. Всем. И у тебя времени побольше, и Луи разгрузим.

– Его то как раз можно ещё загрузить.

– Можно, – хмыкнула Эмма. – А нужно ли? Впрочем, мы… – она не продолжила и на экран указала. – Расписание уже. Смотри. Есть его… куда скинуть?

– Кидай мне. Я перешлю и покажу, и отведу. Надо парня проинструктировать.

– Ты ж уже инструктировал?

– Да нет. Эта так, обзорная экскурсия с видом на туалет. – Фет хмыкнул собственной шутке и посерьёзнел. – Луи ему даже каюту не показал.

– Луи его сразу ко мне привёл, как на сеанс. Я даже карты разложила. Но потом этот за документами притащился.

– Замечательно, – всплеснул руками Фет. – Я с ним поговорю.

– Ха, – вздохнула Эмма. Луи не поздоровится, но этого он и заслужил.

– Он, кстати, боится тебя.

– Кто? Я Луи не ругала. Ну то есть да. Я извинюсь.

– Капитан, – усмехнулся Фет.

– И хорошо.

– Ну я пойду?

Любимая моя, светлая девочка. Знаю не любишь, когда я так обращаюсь. Но вдруг разозлишься и захочешь ответь? Хотя бы так, Эмма, хотя бы так.

У нас всё хорошо, я консультирую Лавинскую. Скоро выйдет книга. Представляешь? С моим именем на обложке. Вот мама рассердиться, опять мол о своих грешниках. Смеюсь за кадром. Но кто, если не я, о них напишет. Скоро Колядки. Соня мастерит рога, выклянчила у бабы шубу, ту лохматую помнишь? Очень хочет показаться тебе. Ждёт, что приедешь. Я говорю, что приедешь, но к лету. Она согласна и летом колядовать. Спрашивает, как на Верне видно звёзды, а нас видно? Хочет, чтобы тебе премию дали, уже и платья выбрала себе. Говорит, что фуршет с шампанским — это, конечно, скучно, но она потерпит. Хочет помахать тебе из зала. Говорит, что восемь это уже очень много. Жалеет, что ты пропустила день Рождения Николаши.

Ни страшно. Третий день рождения можно прапустить. Прихади с машиной на читвёртый. Придешь?

«Не приду», – ответила Эмма пустой каюте. Между Верной и Новым миром около пяти световых лет. Не так и много, конечно, всего-то день лета сквозь кротовую нору – ерунда! Сколько лет прошло дома с тех пор, когда НМ-1 отчалил на Верну? Восьмилетняя девочка давно уже стала подростком, Эвину книгу напечатали, Дэвид защитил диссертацию. Первое время она старалась отвечать на письма, всё-таки Эва просила, а потом оказалось, что эти ответы запаздывают на месяц, на три, на половинку года. Связь сбоила, но почему-то только в одну сторону. Вернские бури крали сигналы, искажали, путали время. И Эмма перестала писать. Она никогда не любила делать что-то впустую. В этой замедленной беседе Эвиного голоса хватало на них обеих.

Ей хотелось разбить планшет в мелкую стекольную крошку, пусть рассыплется гадкий по комнате. Пусть не останется ни одной ниточки в этот счастливый, приглаженный розовый мир, в котором у всех всё ровненько, сладенько. Пусть провалиться в толщу Вернских облаков. Эмма тихонько выла, вжимаясь стену. Её тошнило. Мир качался мерзкий и мутный. Такой-то она и заслужила. Глупая ведьма. Дура. Слабачка. На Верне ей самое место. Сюда же ссылают всяких. Всяких. Всякий стоит за штурвалом. Даже капитаном собственного корабля не смогла быть. Планшет погас, и в мире писем и пикселей наступила глухая ночь сравни забвению. Эмма встала, шатаясь, ухватилась за край стола. Пробормотала хрипло в пустоту каюты что-то о богах и мире, а потом выругалась и упала на кровать. Её смена начнётся через пять часов и сорок три минуты. Нужно уснуть. Немедленно. Без возражения и нытья. Она опустила руку, нашарила под кроватью пузырёк, не глядя отчитала две таблетки, выпила и принялась считать обратно от пятисот.

«Верна не прощает слабость», – говорили в институте, на деле же Верне было плевать.

– Доброго рассвета, – Фет близоруко щурился в дисплей. Корабль летел ровно, ни бурь, ни попутчиков на радаре. – Выглядишь мёртвой. Хочешь ещё час поспать?

– Не поможет, – она покачала лохматой головой. – Пускай меня за штурвал. Тупая работа лучше всего прочищает голову.

– Ты себя гробишь, Эмм, – сообщил он устало. Другой бы увидел в тоне доктора упрёк, но Эмма знала это тихое неодобрение и прощения. Доктор многое отпускал ей, то, чего бы другим ни за что не простил. – Принести кофе?

– Буду признательна.

Сам он кофе не пьёт, считает, что вредно.

– Расцелуешь? – улыбнулся доктор.

– Оставь это Луи! – Она тоже улыбнулась, здесь у руля она была ровно на своём месте. Была смелой, самой смелой и самой сильной, великой и всемогущей. И Луи, и доктор умели управляться со штурвалом, и Эмма не делала этого лучше других, единственное и главное – она не боялась стоять у мостика и в самую тёмную Вернскую бурю. Ведь кто если не она? Если сейчас пробьёт обивку – значит пробьёт и будем чиниться, и никто в том не виноват, нужно выстоять и с минимальным ущербом. Корабль шёл ровно, и бед не предвещалось.

Доктор скрылся в темноте. Ночью большую часть освещения отключали, чтобы хоть как-то приблизить режим к «земному», и чтобы сэкономить энергию. Свет – деньги, как говорил Луи.

V

Проснулся он поздно. До смены оставалось всего семь минут – умыться и только. Сам распорядок «Неба» казался Константину пыткой. Как пить дать эта ведьма лично расставила смены, словно они тут не завтракают и не спят. И не разговаривают друг с другом. Понятно, что корабль большой, а их всего четверо, но разве это дело? Набрала бы людей.

Константин безучастно глянул в зеркало. Себя он старательно не узнавал. Узкая клетушка ванной вся пропахла мылом и зубной пастой. В белом стаканчике торчали три одинаковые, только что цвета разного: белая, синяя и зелёная зубные щётки. Константин докинул четвёртую, такую же, из той же пачки. Он и не думал раньше, что щётки продают пачками по семь одинаковых, но разноцветных штук.

Ему определили каюту, когда-то двухместную, теперь пустую и пыльную. «Швабра во-он там, – указал Фет, – постельное бельё в шкафу. Хочешь есть – иди на кухню. Связь по рации, ну или пиши. Эмме лучше пиши, – Фет постучал пальцем по часам. Константин понял, что Эмме и писать не стоит, лучше вообще не пресекаться. Пусть себе колдует. Доктор поправил очки. – Срочное мне, остальное – к Луи». На том инструкции закончились, и доктор с чувством выполненного долга свалил. Константин с трудом проглотил желание окликнуть доктора, схватить за ворот и потрясти, и трясти, и трясти, пока объяснения какого чёрта, какого хера, какого дьявола тут происходит не высыплются на пол. Будто Фет носит ответы в карманах. Будто он знает, почему Тирха потеряла залив, почему прокуратор одел Константина в отцовскую форму, почему в конце концов Верна и почему он кинулся защищать пацана в баре, почему исследовательское судно досталось ведьме, доктору с дредами и малолетнему вору?

Не ища ни белья, ни швабры, которая во-он там, ни расстилая покрывала, он только ботинки снял и вытянул ремень, Константин рухнул спать. А в голове укором пронеслось, что он уже около месяца не ходил в зал и почти неделю не отжимался, зато бухал каждый день, опустошая отцовскую коллекцию.

Будить его никто не стал. Где-то посреди ночи, или того, что теперь придётся называть ночью, сработал будильник – в Тирхе семь утра, на корабле, если верить охваченным болезненным фосфорным сиянием часов, около четырёх, но возможно и дня. Константин решил, что можно ещё поспать и проспал всё, включая возможность позавтракать. Неохотно он сгрёб себя с кровати, зашнуровал ботинки, застегнул ремень, отжался двадцать раз и пошёл искать ванную.

Корабль казался новым. Даже не так, корабль был чудом воскресшим из забвения. Он, по всей видимости мог лететь и без ручного пилотирования. В живых облаках точно бы мог, а здесь бури и прочая радость. В живых. Константин погрозил собственному отражению и вышел, стукнув по выключателю, вместо света включилась вентиляция. Ну и чёрт с ней. С начала смены утекло минут десять. И с ними чёрт. Много, однако чертей выходит. Небо Тирхи у восточной границы живей всех будет – сплошь ад, дурное варево меж крыльев бомбардировщиков. Отец сколько раз повторял: не суйся в авиацию? Без тебя наберут идиотов. Что бы теперь он сказал а, капитан дирижабля? Нет, он, конечно, конечно, уважал своих людей, и пилотам руки жал искренне, и Константина учил ценить людей превыше, превыше… да всего превыше. Вот и дверь в машинное. Минус пятнадцать минут смены. Она ж не заставит отрабатывать, ведьма эта?

Ведьма с доктором сидели в машинном. Она водила пальцем по экрану тончайшего планшета, а с пальца соскальзывало тонкое деревянное колечко. Без шалей и браслетов она выглядела совсем девчонкой в нелепом сером комбинезоне, в таком же ходит Луи, надетом поверх черной рубахи, и рубашка у него, кажется, была похожая, и ботинки, высокие почти армейские ботинки.

– Ты опоздал, – сказал, привставая, доктор. Доктор же выглядел точно, как вчера.

– Я… – начал Константин, но понял, что оправдываться совсем не хочется. Они бы поняли, будь оба нормальными людьми. – Что нужно делать?

– Следить за этой хреновиной, – ведьма махнула в сторону нагромождения серебристых труб. – Сейчас покажу. Ты хоть выспался?

– Выспался, – сухо кивнул Константин.

Она встала, а значит надо следовать за ней. В нагромождении труб оказались датчики и маленькие вентили.

– Сегодня Небо идёт хорошо, – сказала ведьма. – Тебе повезло. Обычно тут больше мороки. Просто смотри, чтобы этот уровень не уходил в красное. И если будет желание, подмети пол.

– Если не будет, тоже подмети, – добавил Фет из своего угла. – Часа через два придёт Луи, он покажет и расскажет, как тут вообще надо. Эмма!

Ведьма дёрнулась:

– Опять? Ну твою ж…

Что думать об этой парочке он не знал, странные они и злые. Не то, что Луи, Луи хоть и придурок, но кажется с ним ещё сойтись. Пацан улыбался здорово, шутил похабно и смеялся звонко, дурачился, – в общем, на человека хоть сколь-то был похож. А эти, будто из камня вытесаны.

Трубы и вентили нисколько не занимали Константина. И сесть здесь как назло было некуда. Константин угрюмо посмотрел на часы, надо бы их перевести на местное время. В корабле гудело и гудело со всех сторон.

– Ох, если б я была настоящей ведьмой! – она зажмурилась, припоминая как жмурится по-настоящему от золотого солнца. – Я бы подняла бурю, и всех уродов бы смело в океан.– Она раскинула руки в стороны, и казалось, казалось, что вот-вот её тонкие белые пальцы охватит настоящее пламя. – Фет?

– А? – обернулся доктор.

– На Верне есть океан? – спросила она тихо-тихо как-то совсем по-девчачьи, не состоявшееся пламя угасало.

– Метановый, – послушно отозвался доктор.

– Подойдёт, – подмигнула Эмма, на та яркая ведьмовская бравада потухла. – Я бы просто ушла отсюда, – сказала она горько и грубо. – Улетела бы к чёрту. Говорят,– нахмурила брови, – ведьмы как раз с чертями дружат.

Капитан все смотрел на неё и не мог постичь, о духи, чем же она так хороша? Лохматая как метла и худая в той же мере.

– Гхм… – кашлянул доктор.

– Время? – спросила ведьма, высвобождая руку с часами из-под многочисленных сладок. – Время, – сама и ответила. – Пойдём, Фет.

Доктор поднялся, длинный точно шпала. Быть бы ему не доктором, а прокуратором, думал Константин, жаль место занято.

–Капитанствуй, капитан, – бросил Фет, и не понятно: он серьёзно или шутит. – Луи к обеду сменит.

Они ушли, и лампочка над круглой дверью стала зелёной.

Через два часа действительно явился Луи, сумбурно оттараторил, потыкал, покрутил, пообещал всегда быть на связи, уронил разводной ключ в двух сантиметрах от ноги Константина и велел топать в рубку. Потому что у них перерыв как раз на то, чтобы объяснить, как управлять дирижаблем. Константин хотел поесть. Он ни черта не понял и не запомнил. И кажется, опять не поймёт.

Константин вошёл в рубку. Там, закинув ноги на стол, прямо на приборную панель, в ботинках прямо, сидел Луи, покачиваясь в такт неслышимой мелодии. На его голове громоздились потёртые фиолетовые наушники с лисьими ушами на толстом ободе. Одно ухо мигало, другое, кажется, не работало.

– Ну ты как, кэп?

Константин устало повел головой. Жаловаться он не любил, а врать не хотелось. Радар тревожно высвечивал грозу на северо-западе.

– Показывай, как здесь управляться.

Если ему предстоит стать капитаном, то он станет хорошим капитаном.

«Вы ещё узнаете, как я могу!» – браво рассудил Константин, подходя к штурвалу. На мостке отчаянно и горько пахло можжевельником, её можжевельником. Где там, Луи говорил включается вентиляция? С третий попытки Константин отыскал серенькую плашку «вентиляция». В рубке загудело. В корабле постоянно что-то гудело, точно за стенами автомагистраль. Он прошёлся по рубке: места тут было немного ровно на десять широких шагов. Приборная панель, над ней большие три больших экрана с наружными тучами, кресло, дверь в общий коридор, дверь-люк в стыковочный модуль, Фет называл его гостевым. Позади интерактивный план корабля.

За бортом собиралось серое, предгрозовое, пока не дождливое. Константин подумал, не страшно, но серое стало чёрным и на экранчике мелькнуло грозно: внимание. Он хорошо запомнил, что нужно делать в таких случаях, было бы что запоминать! Он сделал в точности, как велел Луи. И грозное перестало быть грозовым. Всё-таки есть толк от паренька. Объяснял Луи сумбурно: туда жми, это крути, а ещё потом ногой и на красную панель. По-хорошему следовало записать. Но Константин запомнил и так, у него отличная память. Этот дирижаблик в управлении будет попроще чем самолёт.

«Что теперь скажешь, папа? – думал он с издевкой. Точно отец может здесь появиться, посмотреть на него и ужаснуться. Константин хотел бы этого. Хотел бы показать: – Вот что вышло! Рад теперь?». Если бы он знал, на что злиться. Если бы…

Дисплеи заморгали оранжевым. «Ладно, оранжевый не красный», – подумал Константин. Лживые экраны перекрасили тихий закат во что-то сине-бурое. Константин уклонился в сторону, отмеченную чем-то менее оранжевым. Дирижабль особой маневренностью не отличался. Псевдо-тучи сделались темней и гуще. «Что за?.. – не успел додумать Константин. «Буря» высветил датчик. Буря?

«Вашу ж мать! – подумал Константин. – Где их чёртова рация?». Никаких передатчиков и микрофонов видно не было. Они что просто орут друг другу? Чёртов корабль. Чёртова Верна. Думай! ты капитан! Константин облетел всю рубку, места тут было немного, почти не было: кресло, приборная панель, куча бестолковых датчиков. Кресло, приборная, панель, дверь и лестница. «Буря», – мигало и подмигивало.

«Ну буря, – возмутился Константин, – и буря. Заткнись! Что я могу сделать?!». Залив потерял, дом потерял, отца не сберёг и девушку… Буря у них! Одна шинель от него прежнего осталась. Герой героев. Героев герой. Панель, дверь и кресло. Константин пнул злосчастное кресло и из-под него выкатился микрофон. «Чудесно», – подумал он мрачно. Потрогал микрофон. С боку была кнопка. Хорошо. Хоть увидел! Права эта чёртова ведьма, ничего он себя не представляет, ничего не стоит. Облака на панели стали ещё черней и злей. Нет, он не протащит корабль свозь бурю. Просто не сможет. Константин рухнул в кресло.

«Буря!», – объявил Константин.