Глава 21

Дженова слушала отчет управляющего по хозяйственному списку замка Ганлингорн. Приближалось время вечерней трапезы. День был на исходе. Они сидели в нише большого зала и обсуждали важные продовольственные вопросы: какие съестные припасы уже имелись в кладовых и что еще понадобится на год вперед. От цифр у Дженовы голова шла кругом. Начиная от количества сушеных яблок, какое еще будет съедено, и кончая числом бочек кислого вина, какое еще будет выпито.

– Великий пост уже не за горами, – заметила она, задумчиво хмуря брови.

Пост означал воздержание от еды, а поскольку это время года – переход поздней зимы в раннюю весну – знаменовалось истощением закромов, а до урожая нового сезона было еще далеко, недостаток пищи можно было легко обратить в благочестие.

– Большая часть полей вспахана, – продолжал управляющий и, перечисляя их, загибал пальцы. – Обрезка деревьев и винограда почти завершена.

– Значит, все готово, – согласилась Дженова. – Думаю, что если будем рачительными, то благополучно доживем до пасхальных праздников.

Управляющий улыбнулся:

– Да, миледи, ростбиф и доброе французское вино! Скорее бы наступила Пасха!

Дженова улыбнулась в ответ, хотя это не соответствовало ее внутреннему состоянию. Если Генриха с ней не будет, ей не о чем мечтать, не к чему стремиться. Ее жизнь утратит полноту, потому что ей будет не хватать главного.

– Миледи?

Это была Гертруда, одна из молодых фрейлин. Она смотрела на Дженову большими, как плошки, глазами и нервно мяла складки платья.

– Миледи, мастер Раф. Я пошла к нему в комнату, чтобы отправиться вместе взглянуть на котят. Но его там не оказалось. Я… я искала его повсюду, но нигде не нашла.

Иногда Гертруда позволяла себе всякого рода шалости, но в душе она была доброй девушкой, и Дженова знала, что подобную шутку она никогда не сочла бы смешной. К тому же на ее круглом лице отразилось волнение. Дженову охватил страх.

– Он поехал на верховую прогулку с лордом Генри, – сказала она, стараясь успокоить себя и девушку.

– Да, но он уже вернулся, миледи, и теперь его нигде нет. Это на него не похоже, миледи. Тем более что он обещал мне показать Рейвен с котятами.

– Может, он прячется или куда-нибудь пошел с леди Агетой?

Девушка покачала головой:

– Леди Агета говорит, что не видела его, миледи. Я велела поваренку обойти все известные ему излюбленные места мастера Рафа. Звала, звала…

Страх в душе Дженовы нарастал. Куда он запропастился? Может, Генри сказал ему, что уезжает, и Раф, расстроившись, спрятался в каком-то укромном уголке, чтобы погрустить в одиночестве. Но это на него не похоже. Если бы Раф расстроился, то пришел бы к ней.

– Где лорд Генрих, Гертруда?

– На конюшне, леди Дженова.

– Приведи его в… Нет, не надо. Я сама к нему пойду!

Она торопливо пересекла большой зал, едва замечая устремленные на нее тревожные взгляды. Куда подевался Раф? Наверно, это какое-то недоразумение. Что-то, имеющее вполне невинное объяснение. Однако множество проблем в ее жизни не позволяли на это надеяться.

На улице догорали последние лучи заходящего солнца. Потеплело. Близилась весна. Но Дженова этого не замечала. Она стремглав пересекла двор и влетела в помещение конюшни. Грумы носили сено и убирали навоз. Дальше в проходе, прислонившись к стойлу, стоял Рейнард и разговаривал с кем-то, находившимся по другую сторону ограждения.

Направившись к нему, Дженова услышала, как он говорит:

– Она не пришла. Я думал остаться и подождать, но уже темнело, а я знаю, что так поздно она не выезжает. Я боюсь за нее, милорд.

Из-за перегородки стойла раздался приглушенный голос Генри:

– Будь я скептиком, Рейнард, я сказал бы, что она тебя провела. Что разыграла спектакль. Ты уверен, что это не так?

Рейнард провел дрожащей рукой по волосам.

– Нет, она не такая! Что-то случилось. Я это нутром чую.

Генрих поднялся, и в этот момент к ним подошла Дженова. Генрих отложил в сторону припарку, которой лечил ногу пони Рафа, вытер руки о тряпицу и двинулся к Дженове, широко распахнув дверцу стойла.

– Что случилось? – справился он.

Дженова вдруг почувствовала, что ей не хватает воздуха, и прижала к груди ладонь.

– Раф, – пробормотала она, с трудом шевеля пересохшими губами. – Мы не можем найти Рафа.

Генрих положил руку ей на плечо, и его прикосновение придало ей силы.

– Успокойся, Дженова, – тихо сказал он. – Раф где-нибудь здесь. – И, нахмурившись, обернулся к Рейнарду. Тот в растерянности покачал головой. – Я и сам его искал, – признался Генрих. – Он собирался помочь мне с пони. Старичок ушиб переднюю ногу. Раф выказал поначалу большое рвение, но когда я не смог его найти, то решил, что он, по-видимому, занялся чем-то другим.

– Ты его герой, Генрих! – воскликнула Дженова. – Он никогда бы не подвел тебя, зная, что ты ждешь его.

Слова Дженовы стали для Генриха откровением. Неужели он только сейчас понял, как сильно Раф его любит? Наверно, подумала Дженова с отчаянием. Ведь Генриха в детстве никто не любил.

– Он приехал с тобой, Генри, разве нет? – продолжала Дженова. – Ты ведь привез его назад в Ганлингорн?

– Конечно, привез! Я не спрятал его в карман, Дженова, если ты на это намекаешь. Когда я привез Рафа, его встретила вышедшая из башни Агета. Она и увела мальчика. С тех пор я его не видел.

– Агета говорит, что потом тоже его не видела.

Оба замолчали, охваченные тревожными мыслями.

– Ты сказал ему, что покидаешь нас? – вдруг осведомилась Дженова, нимало не заботясь, что ее услышит Рейнард. – Может, он расстроился?

Генрих попытался припомнить:

– Я сказал что-то насчет короля, что он нуждается в моих услугах при дворе. Он хотел… он спросил, не останусь ли я в Ганлингорне. Я не хотел обещать то, чего не мог… – Генрих прочистил горло, избегая смотреть Дженове в глаза. – Нет, он не расстроился. Я не огорчил его. Он понял. Прогулка прошла хорошо. Он, правда, слегка устал, и все.

Конечно, Генри не мог огорчить Рафа, Дженова это знала. Генри любил Рафа не меньше, чем Раф любил Генри. Любил его как собственного сына. Раз он готов скорее расстаться с Рафом, чем раскрыть ей свою тайну, значит, тайна действительно страшная.

Нечто такое, о чем ей лучше не знать.

Ее веки обожгли слезы, но она не позволила им пролиться.

– Раф? Где Раф? – прошептала Дженова. – Где он, Генри?

В глазах Генриха промелькнули страх и сомнение, тут же сменившиеся яростью. В мгновение ока он пришел в движение и, повернувшись к Рейнарду, скомандовал твердым, уверенным голосом:

– Собери людей и обыщите каждый дюйм Ганлингорна – башню и двор, конюшни и кладовые. Все. И опросите всех и каждого, когда в последний раз видели мастера Рафа. Мы должны выяснить, куда он отправился после того, как расстался с Агетой.

– Да, милорд.

Рейнард ушел, размашисто шагая и громко раздавая по дороге приказы. Его зычный голос гремел на весь двор.

Дженова проводила его взглядом, не зная, что делать. Затем повернулась к Генриху и обнаружила, что он наблюдает за ней. Боль в его глазах отражала ее собственную.

– Не волнуйся, моя любовь, мы обязательно его найдем, – пообещал он тихо.

Дженова чувствовала себя растерянной. Все, что минуту назад казалось важным, потеряло всякий смысл.

Дженова судорожно проглотила вставший в горле ком. Она не должна поддаваться панике. Генри обязательно найдет Рафа. Может, Генри и не доверяет ей, но она ему доверяет. Он сильный и умный. Он отыщет ее сына. Она не из слабых, и докажет это.

Дженова выпрямила спину.

– Спасибо. Пойду еще раз поговорю с Агетой. Если я тебе понадоблюсь…

Он кивнул с мрачным видом.

Дженова была на грани срыва. Никогда еще она не чувствовала себя такой одинокой, и это ее пугало.

Она нашла Агету наверху. Склонившись над сундуком, девушка складывала одежду. При виде Дженовы она распрямилась. В воздухе стоял запах лаванды.

– Миледи!

– Агета, мой сын… Я уверена, что все в порядке, но мы, похоже, нигде не можем его найти. Ты его не видела?

Округлив глаза, Агета покачала головой:

– Нет. Во всяком случае, с тех пор как он вернулся с лордом Генрихом с прогулки. Он устал, и я отвела его в комнату отдыхать. Позже заглянула к нему, но он уже ушел.

– Ушел? Куда? Куда он мог уйти?

Подобной настойчивости со стороны госпожи Агета не ожидала.

– Я… я не знаю, миледи.

Покачивая юбками, Дженова отошла к окну и распахнула створки ставен. Солнце почти закатилось. Тени удлинились и почернели. Скоро опустится ночь. Холодная и темная. Как им найти одного маленького мальчика?

– Миледи, я уверена, что все закончится благополучно, – осторожно заметила Агета. В голосе ее звучало волнение.

Но Дженова ее не слышала.


– Это тот человек?

Рейнард кивнул. Вместе с Генрихом они некоторое время постояли за дверью, разглядывая молодого человека плотного сложения, который ждал в караульном помещении, нервно переминаясь с ноги на ногу. Словно почувствовав, что на него смотрят, он поднял голову и замер. При свете единственной свечи было видно, что его округлое честное лицо испещрено старыми шрамами и глаза выражают настороженность.

Рейнард вошел в помещение.

– Ты знаешь, кто это, Сесил? – спросил он, кивая на стоявшего за ним Генриха.

Сесил склонил голову перед лордом Генрихом и заговорил по-французски с сильным английским акцентом:

– Да, сэр, знаю.

– Лорд Генрих готов выслушать тебя. Расскажи ему то, что рассказал мне.

Сесил еще раз нервно поклонился, но его глаза, обращенные на Генриха, были чистыми и искренними.

– Я находился в кладовой, где хранят вино, милорд, по просьбе управляющего пересчитывал оставшиеся бочки. Он и леди Дженова производили подсчет припасов, оставшихся до начала поста.

– Продолжай.

– Мне показалось, что одна бочка дала течь, и я лег на пол, чтобы проверить. Вдруг услышал шаги. Двое проходили мимо и очень торопились. Разговаривали очень тихо. Я подумал: «Кто это может быть? Здесь никто не мог находиться, кроме меня». Тогда я встал и посмотрел. И увидел сквозь бочки только их спины. Ее и его.

– Говори же, Бога ради! Он набрал в грудь воздуха.

– Это была леди Агета, милорд. Она вела с собой мастера Рафа. Я слышал, как он пожаловался ей, что устал или что-то в этом роде, а она отвечала, что он должен идти и не мешкать. Потом они вышли через другую кладовую, и я больше ничего не слышал. Мне показалось странным, но не мое дело задавать вопросы тем, кто выше меня по положению.

Рейнард поблагодарил его и протянул монетку, которую Сесил сначала придирчиво изучил и только потом сунул в матерчатый кошелек, притороченный к поясу. Когда он ушел, Генрих ошеломленно уставился на Рейнарда:

– Агета? Куда она его вела? Кладовые обыскали?

– Трижды. Но я узнал кое-что еще, милорд. В одном из подвальных помещений имеется потайная дверь и подземный коридор под стеной крепости. Он известен немногим, поэтому Сесил о нем не знает. Ход ведет за пределы замка, к реке. Я сам все осмотрел и обнаружил в топкой грязи на берегу следы, которые могли принадлежать ребенку. К топкому берегу была причалена лодка. Достаточно большая, чтобы выдержать женщину и ребенка.

Генрих кивнул, хотя мысли у него путались. Агета увела Рафа. Куда? Он сделал вздох, призывая себя к спокойствию. Дженове нужна его холодная голова. Ради Дженовы и Рафа он не должен поддаваться страху.

– Ясно. Она посадила его в лодку. Но она уже вернулась, Рейнард. Куда она ездила? И где Раф сейчас? Концы с концами не сходятся.

– Напротив, – мрачно возразил Рейнард. – Если помните, леди Рона говорила, что Жан-Поль хвастал, будто у него в Ганлингорне есть друг. Некто, вхожий в семью. Что, если это Агета?

– Агета? – прошептал Генрих. – Но зачем ей понадобилось забирать Рафа?

– Раф – сын леди Дженовы. Ради его возвращения она пойдет на все.

На все? Даже выйдет замуж за Болдессара? И Генрих не сможет остановить ее? Он тоже любит этого мальчика. Ради его спасения и сам готов на все.

– Господи! – простонал он, схватившись за голову.

– Я поставил охрану к дверям комнаты леди Агеты, милорд.

Генрих потерял способность мыслить. Генрих, чей трезвый ум так высоко ценил король, был в полной растерянности. Это он во всем виноват. Это его ненавидел Жан-Поль и хотел заставить страдать. Если бы не Генрих, Раф был бы здесь, под крылом своей матери, и ему ничто не угрожало бы. Как не угрожало бы и самой Дженове. И не нависла бы над ней тень Болдессара. Откуда было Генриху знать много лет назад, когда он восстал из пепла, что его возрождение обернется несчастьем для тех, кого он любит?

– Леди Дженова все еще у себя в покоях? – спросил он.

– Да, милорд.

– Отведи туда Агету. Мы вместе ее допросим.

Рейнард ушел выполнять его распоряжение, оставив Генриха одного в сторожевом помещении. Тихо потрескивала горевшая свеча, и на Генриха тяжелым камнем навалилось безмолвие. Он думал об ослепительной улыбке Рафа и его зеленых глазах, вспоминал их разговоры и прогулки на Агнце. Генрих знал, что, если ему придется самому таранить двери замка Болдессара, если придется сровнять с землей его логово, он сделает это. Он сделает все, чего бы это ему ни стоило.


Дженова сидела на табурете у жаровни и удивленно подняла глаза, когда в комнату вошли Генрих, Агета и Рейнард. Агета выглядела бледной и подавленной, Генрих держал ее за руку. Девушка пыталась вырваться, но он держал ее крепко.

– Генри? Что происходит?

– Миледи, – начал он официально и толкнул упирающуюся Агету вперед, чтобы она встала перед хозяйкой. – У меня есть для вас новости. Мы узнали, что Раф покинул замок с Агетой.

– С… с Агетой?

Дженова уставилась сначала на него, потом перевела взгляд на фрейлину. Под взглядом хозяйки Агета поежилась, но ничего не сказала. Однако по ее опущенной голове и ссутуленным плечам Дженова все поняла и испытала такой приступ гнева, что испугалась. Эта женщина, ставшая ей подругой, похитила у нее ребенка. Если бы у Дженовы был в руках кинжал, она бы ее заколола.

– Где он?

Агета покачала головой. Дженова медленно поднялась.

– Говори, или я отдам тебя солдатам, чтобы допросили!

– Пожалуйста, не надо, не надо, – заскулила Агета. – Все будет хорошо. Если вы согласитесь выйти замуж за Алфрика, Раф будет возвращен, и все войдет в свою колею.

Повисла мертвая тишина.

– Выйти замуж за Алфрика? – прошептала Дженова. – Вот, значит, в чем дело? Ты отдала моего сына Болдессару в качестве заложника?

Агета прикусила губу, и ее глаза наполнились слезами.

– Это для вашего же блага. – Агета ни на минуту не усомнилась в собственной правоте.

Дженова едва могла поверить в реальность происходящего. Чтобы Агета, которую она считала своей подругой, могла совершить подобный поступок? И все же выражение лица девушки свидетельствовало о том, что она действовала из лучших побуждений и ни минуты в этом не сомневалась. До чего же она слепа и глупа! Настало время снять шоры с ее глаз.

– Ты знаешь, что случилось с последней женой Болдессара? – спросила Дженова ледяным тоном. – Он забил ее до смерти.

Агета побледнела.

– Нет, я… я это для того, чтобы вы вышли замуж за Алфрика. Алфрик нежный и добрый, и…

– Алфрик не хочет жениться на мне, а если и хочет, то не пойдет против воли отца. Сейчас Болдессар хочет взять меня в жены, Агета, и ты дала ему возможность добиться желаемого. Он знает, что я соглашусь на все ради того, чтобы получить Рафа назад целым и невредимым.

Агета затрясла головой.

– Я отдала его не Болдессару, – прошептала она, – а Жан-Полю, священнику. Священник не причинит ребенку; вреда. Он обещал.

– Священнику? Но Жан-Полю нельзя доверять. Он главный заговорщик, а Болдессар – всего лишь марионетка в его руках. Как и ты, Агета.

– Миледи, я не… я уверена…

– Убирайся!

Рыдая, Агета бросилась вон. Толкнув резко дверь, она ударила ничего не подозревавшего стражника снаружи и взвизгнула, когда он схватил ее за локоть и повел прочь.

Дженова словно окаменела. И вдруг почувствовала тепло, исходившее от Генри, который стоял рядом. Он выглядел гораздо старше, чем был, на самом деле. Морщинки на его лице углубились, щеки были покрыты щетиной. Дженова предполагала, что и сама выглядит не лучше, но это ее нисколько не волновало.

– Дженова, – произнес он, взяв себя в руки. – Жан-Поль ненавидит не тебя. Он ненавидит меня. Все это было сделано, чтобы насолить мне.

Дженова не понимала, к чему он клонит, и покачала головой.

– Это длинная история, – продолжал Генри. – Но полагаю, ты должна ее знать. Ты просила рассказать тебе правду. Я долго не соглашался. Когда ты выслушаешь меня, то поймешь почему. Я понимаю, что сейчас не самое подходящее время для исповеди. Но мне важно рассказать тебе все сейчас. Чтобы ты поняла, с кем нам предстоит иметь дело. Ты сможешь меня выслушать, Дженова?

– А как же Раф? Как быть с моим сыном, Генри?

– Сегодня утром я отправил послание лорду Радульфу и попросил прислать войска. На это уйдет три или четыре дня. Когда они прибудут, мы сможем взять замок Хиллдаун в осаду или пригрозить чем похуже. Мы можем запугать Болдессара и вынудить вернуть Рафа. А пока я послал Рейнарда в замок Хиллдаун с письмом Болдессару, в котором потребовал немедленного освобождения Рафа. Если Болдессар подчинится, я поклялся не причинять вреда ему и его семье. А также упомянул, что король придет в ярость, когда узнает о том, что сделал Болдессар. Ослепленный алчностью, Болдессар не станет рисковать, зная, что может лишиться своих владений и богатств. А что касается Жан-Поля… Возможно, нам удастся убедить Болдессара во имя собственных интересов порвать отношения со священником.

– Что они сделают с Рафом?

– Ничего. Я уверен, ни Болдессар, ни Жан-Поль не причинят Рафу зла. С какой стати? Успех их плана зависит от благополучия мальчика.

Дженова попыталась осмыслить услышанное. Прибытие в Ганлингорн армии Радульфа. Вероятность потери Болдессаром богатства и власти. Разрыв отношений между Болдессаром и священником. Генрих действовал благоразумно. Этого нельзя было отрицать.

Единственное, на что она была сейчас способна, – это завыть в голос. Еще ей хотелось оседлать лошадь и помчаться к замку Хиллдаун, поднять у его ворот шум, выплеснув наружу свой гнев и ужас. Она хотела сказать Болдессару, что если он хочет ее, то пусть возьмет, лишь бы Раф вернулся домой живой и невредимый.

Все бы хорошо, но, вынудив ее заключить с ним брак, Болдессар вновь обретет власть над Рафом.

В ожидании ответа Генри продолжал изучать ее лицо. Дженова напрягла память. Что он сказал? Что все это его вина. Чепуха какая-то. И тут вспомнила, что он говорил что-то о тайне, которую скрывал от нее и теперь предлагал наконец раскрыть.

Дженова остановила на нем взгляд. Его горящие фиалково-голубые глаза потускнели, рот превратился в жесткую линию. Его сжигала боль, великая боль. И чувство вины. Генри и вправду винил во всем случившемся себя. Может, у него действительно были на то основания. Дженова решила выслушать Генри.

– Дженова, – пробормотал Генрих и сделал шаг ей навстречу. Его ладонь, которой он накрыл ее руку, дрожала. Он подался вперед и, прильнув лбом к ее лбу, крепко зажмурил глаза. – Дженова, я не смог бы рассказать тебе это раньше. У тебя сложилось обо мне определенное представление, вернее, о том человеке, каким ты меня считаешь. Я не мог осквернить созданный тобой образ. Порой я думаю, что твоя вера в меня – это все, что у меня есть.

Что-то в его голосе и его поведении пробило брешь в ее безразличии.

Дженова взяла себя в руки.

– Хорошо, расскажи мне все, – согласилась она и, взяв его лицо в свои ладони, посмотрела ему в глаза. – Скажи, почему Жан-Поль ненавидит тебя. Только правду. Лжи я не потерплю.

Генрих кивнул. Отстранившись от нее, он занял место на сиденье под окном. Секунду спустя Дженова опустилась рядом с ним. Она ждала. Наконец он заговорил. Казалось, он рассказывает старый, наполовину забытый сон.

– Это случилось в Шато-де-Нюи. Да. – Он нахмурился, перехватив ее пронзительный взгляд. В том самом месте, о котором якобы я никогда не слышал. Возможно, сейчас ты поймешь, почему я солгал, Дженова. Это случилось много лет назад. После того как я покинул наш дом, где был безгранично счастлив, я отправился в Шато-де-Нюи. Мне казалось, что я шагнул из света во тьму. Ибо в том проклятом замке я обрел тьму. Тьму нескончаемой ночи…

Загрузка...