Нечеловеческий приём. Клетка [S-синдром]

Глава 14. Что больней?

ЭНДИ

Теперь я спешил в больницу. Звонок поступил от человека, который мне тоже был довольно интересен. Когда его допрашивал в первый раз, он говорил очень относительно и отчужденно. И вот тут сам звонит мне и просит срочно приехать в психиатрическое отделение.

В клинике вновь царил хаос. Прошёл в ординаторскую и крайне удивился. За главным столом сидел Сэм Льюис чудовищно избитый, но уже подлатанный. Рядом расположились сам Майерс и ещё один санитар с подбитым носом. Я пропустил какое-то сражение?!

Мой вопросительный взгляд заставил говорить Льюиса, но совсем не то, что я ожидал:

— Это просто полный бред! — тот соскочила со стула, но был грубо осажен незнакомым санитаром обратно.

— Задницу на место!

— Ты совсем оборзел, козёл?! — взвился главврач, яростно сбрасывая его руку с плеча. — Ты за это очень дорого заплатишь, Ричер!

— Кто-то может пояснить суть происходящего? — мне не хотелось тратить своё время, и я бросил взгляд на Кастера. Тот в ответ положил на стол старенький кольт. Так, а это уже интересно.

— В больнице? — укоризнено взглянул на Льюиса. — В тюремной да и ещё в психиатрической?!

— Вы ни хрена не знаете о здешних бунтах, — рыкнул в ответ главврач.

— Вы ответили отрицательно, когда вам задавался вопрос о содержании здесь оружия, — я грозно смотрел на него. — Вы солгали!

— Конечно, это же статья и под зад лицензию.

— Где вы были в ночь убийства доктора Робертс?

— Я уже отвечал вам тогда.

— Тогда вы и про оружие уже ответили, — буравил его взглядом.

— В кабинете! Спал! — рявкнул он и бросил ненавидящий взгляд на санитара, тот сверлил его ответным, прикрыв рот ладонью.

Я, осторожно обернув пистолет рукавом, поднял и осмотрел. Оружие, из которого убили Робертс, в деле и все экспертизы подтвердили соответствие. Револьвер, по сути не имеет для нас смысла, но сам момент лжи главврача и запрещённое хранение, требовали уцепиться за крючок.

— Вынужден задержать вас, — наручники звякнули в моих руках, и я принялся зачитывать его права.

Льюис же продолжал буравить санитара взглядом, как и тот его. Затем поднялся и нервно усмехнулся:

— Это просто идиотизм, — вышел изо стола и послушно протянул мне руки. Браслеты щелкнули на его запястьях. — На хрена, мне убивать Эмму? Мне! Где мотив-то?!

— Спокойно, разберёмся, — повёл его за собой и снова поймал взор того санитара, который ехидно помахал главврачу ручкой.

Выйдя в коридор, был приостановлен Майерсом.

— Детектив, мне тоже нужно с вами поговорить. Речь о Джилл.

Ясно — защитник.

— Я жду вас в машине, — бросил устало.

Глаза другого санитара, что вышел следом, удивлённо уставились на Кастера, но мне это уже было неинтересно. У меня на руках набор отпечатков пальцев, женское пальто и ещё один пистолет, смущающий меня на начале.

Всю дорогу Льюис понуро молчал, а Майерс поглядывал на него в зеркало заднего вида. С Кастером мне довелось говорить только через час в моём кабинете.

— Думаю, в этот раз вы будете более сговорчивей, заметьте, вы сами изъявили желание говорить, — сказал я, облокачиваясь на столешницу своего стола. Поза же Майерса свидетельствовала о некоторой нерешительности и задумчивости. — Речь о Джилл, — нетерпеливо подначил его.

— Вы говорили с ней, — опять слышу не то, что жду. — Как следователь, что вы можете сказать о ней?

Запнулся. Вот это номер! Меня допрашивают в моём же кабинете.

— Кажется, тут должен задавать вопросы я, а не вы? — усмехнулся.

— Ну же, детектив Миллер, как коллега коллеге. Каково ваше мнение?

— Мнение касательно чего? — этот напор стал мне немного неприятен.

— Она вменяема и даже очень, — его глаза, словно проткнули меня. Нет, об уровне её вменяемости я не собирался задумываться.

— Я не психиатр, мистер Майерс, но мне довелось видеть её припадок в изоляторе, поэтому, в этом вопросе, придержусь всё-таки мнения общественности.

Мужчина нервно и разочарованно выдохнул и потёр виски.

— Я заинтересовался её персоной буквально сразу же, как заступил интерном в эту клинику. Она другая. В ней присутствует логичность, личность и невероятное терпение. И самое интересное, у неё нет прошлого, что меня и насторожило. По данным базы, она мертва уже девять лет.

Я слегка подпрыгнул на стуле:

— Не понял.

— Я тоже не понял. У неё нет личного дела. А в базе департамента она числится мёртвой. Она перестала существовать.

— Хорошо, ясно о чём речь. Но вы не меньше моего должны понимать, что в базе могут встречаться ошибки. Программа не всегда безупречна. Сколько таких Джилл Кэйтор в нашей стране? Полсотни, может больше.

— Да, я это понимаю, но в совокупе это всё не даёт мне покоя. Для меня она вменяема, говорю, как человек с психологическим образованием.

— Интерн без опыта, — поправил грозно.

— Пусть так! Но я всё равно не верю в то, что эта девушка страдает подобным синдромом…

— Так, тормозни, — прожестикулировал я. — На "ты", ничего? Мы всё-таки коллеги, — дождался кивка. — Я не могу поддержать тебя в данных выводах, так как знаком с Джилл мало и довольно при жутких обстоятельствах, поэтому давай сразу к сути. Ты хочешь сказать, что она — невинная овечка, но кто-то нарочно её дискриминирует и укрывает от общества?

— Льюиса мы задержали в момент, когда он зверски избивал девушку, — услышал опять не тот ответ. Он хуже угря, изворотливый до невозможности. — За время своей работы здесь, я очень часто наблюдал следы побоев на ней и при довольно странных обстоятельствах — странгуляционные борозды от бинтов, посещение перевязочной без сопровождающего, попытка самоубийства лекарствами, в момент, когда перед тобой ряд скальпелей и зажимов.

— Это тоже можно объяснить, — где-то хотел ему верить, но все его доводы были так далеки от моего понимания и, тем более, от эмоций. Кастер безнадёжно вздохнул:

— В ночь её побега все камеры были обработаны. Вырезан сам момент её ухода. Доступ к ним только у главврача и ординаторов. Девушка прошла через охранный пункт с фальшивым пропуском и не в больничном одеянии.

— Это было пальто, — вдруг сорвалось вслух из моего мозга.

— Что? — запнулся Майерс.

— В заброшенном доме мы нашли пальто и довольно дорогое, — говорю, как коллега коллеге. За это бы Вайлет съездил мне по хребту.

— Заброшенный дом?! Что ещё за дом? — он не понимая смотрел на меня.

— Девушка была там, когда сбежала. Там же мы и нашли пальто. Муж Робертс опознал его, сейчас оно на экспертизе.

— Эмму убили за то, что она помогла Джилл бежать. Доктор вообще многое знала, но молчала.

— То есть, по-твоему, причина её смерти в этом?

— Думаю, что да.

— Пальто на экспертизе, если это так, то на нём будут отпечатки пальцев Кэйтор. Но как быть с тем, что сама подозреваемая берёт вину на себя?

Майерс поник.

— Не знаю, это и сводит с ума. Возможно, она боиться его или пытается уберечь других.

— Если так, тогда вопрос к тебе такой. Эта девушка для тебя что-то значит? — этот момент мне нужно уяснить, чтобы понять остроту его мотивации. Такого печального и безнадёжного взгляда я ещё никогда не видел.

ДЖИЛЛ

О боже мой!

Не успела открыть глаза, но умом осознала, что меня вывернуло наизнанку. Грудь что-то, как будто, рвало, не давало дышать. Чья- то рука погладила по спине, явно облегчая моё состояние. Это была медсестра. Она помогла мне снова лечь на кресло.

— Дышать больно, — пожаловалась я ей.

— У тебя ребро треснуто, — ответила медик. — Сейчас наложим тугую повязку. Зафиксируем. Голова болит?

Я прислушались к себе.

— Немного, — ощутила жжение на щеке. Тронула пальцами. Больно.

— Так, аккуратней, — медсестра серьёзно глянула на меня. — Я наложила швы.

Швы — эхом повторил мой мозг.

— Я долго была в без сознания?

— Прилично, — женщина прикинула в голове. — Считай, и рентген тебе уже сделали, и залатали.

Она отвернулась, продолжая наводить порядок от процедурных махинаций.

Почувствовала, как спина зверски затекла. Шевельнулась. Боль в ребре тут же отразилась на моём лице.

— Обезболить? — сочувствующие спросила она.

— Нет, думаю, потерплю, — мотнула головой.

— Смотри, — пожала медсестра плечами. — Надо ещё выяснить отчего у тебя была рвота. Возможно, сотрясение. Томограф будет работать только завтра утром. Придётся подождать.

Дверь в операционную открылась. Сердце застучало.

— Наконец-то, пришёл, — медсестра облегчённо вздохнула. — Помощь не помешает.

— Иди, я сделаю.

Я готова была раствориться в кресле, просочиться сквозь него. Жалобно смотрела на женщину, моля остаться, но та не повела и ухом.

— На рентгене четвёртое ребро справа треснуто. Наложи тугую. И с головой аккуратней, подозреваю сотрясение, — информировала она. — Так, а это я уберу, — женщина забрала следы моего срама, — если что зови, я на этаже.

Когда медсестра ушла, он приблизился к креслу. Я забыла, как дышать. Уставила на него тяжёлый взгляд.

— Как ты? — Этот вопрос ввёл в ступор. Ответила почти глазами. Мой мучитель выдохнул и направился к бинтам. — Почему? — следующий вопрос, повлёкший ворох мыслей и предположений о его сути.

— Я укусила его.

Услышала смешок:

— Укусила?! Зачем?

— Он такой же, как ты, — процедила сквозь зубы, чем вызвала теперь его ярость.

Вздрогнула от удара кулака по столешнице, ответный звон мединструментов. Когда-то в моей жизни происходило подобное. В голову ворвалась картинка моего отчаянного боя с ним, звон падающих инструментов, его гневное лицо и руки пытающиеся запихнуть в меня таблетки.

— Ошибаешься. Он хуже, — мужчина повернулся ко мне, держа в руках бинты и ножницы.

Дыхание перехватило. Подошёл. Видя мой страх, усмехнулся и потянул за рубашку к себе. Инстинктивно упёрлась в него руками. Он посмотрел на мои кисти. Замер. Лицо вдруг изменилось, стало мягче и прочла в нём… сострадание?! Взял в ладони, ту что без ногтей.

— Это в первый год твоей жизни с моим братцем. Ещё при мне. Ты сильно оцарапала его по лицу, когда он хотел изнасиловать тебя прилюдно. Он был пьян и в ярости велел избить тебя и… — горький смешок, — наказать эту руку, — тяжёлый болезненный вздох. — На живую. Эти мрази вырезали их с часовым интервалом, давая тебе возможность приходить в себя. — Мужчина закусил губу, уходя в своё прошлое, которое было и моей частью. — Я смог услышать только первый раз, на другие налакался горючего до потери сознания, чтобы не слышать твоих диких криков и смех этих сволочей.

Молчание. Взял ножницы и начал разрезать рубашку. Раскрыл мою наготу. Тело обдало холодом, покрывая мурашками. Его указательный палец заскользил по шраму от ожога под ключицей.

— Этот. Ты сложила неправильно его рубашки, — смешок. — Не заметила, что в белоснежные попала кремовая. Он снова велел тебя наказать. Они водили зажигалками по твоему телу. Здесь поднесли слишком близко. Этот, — погладил ладонью шрам на колене. — Ты сделала первую попытку, чтобы сбежать. Тогда он велел прострелить тебе ногу, самой, — его рука мягко оказалась у меня в волосах. — Ты отказалась, и его ублюдки снова помогли.

Поднял моё лицо за подбородок и провёл по шраму, что шёл от виска к шее по контуру. Мурашки невольно стартанули по коже от его прикосновения.

— О нём не знаю. Тогда меня уже не было, но за него бы я точно убил его, — коснулся большим пальцем губ. — Это лицо… Прекрасное, милое, — он, словно, ушёл в себя и легонько поцеловал в нижнюю губу, оторвался и, продолжая удерживать за лицо, уткнулся лбом мне в висок. Дрожь гуляла по всему телу. — Красивое, я бы сам его вырезал, чтобы не видеть больше, чтобы вынуть из сердца навечно, только помогу ли?

Рука, что была в моих волосах жестоко сжалась. Стон вперемешку с рыком, и он толкнул меня на спинку кресла, отпуская. Ребро мгновенно взвыло, заставив ахнуть.

Это, видимо, принесло ему удовлетворение. Моя физическая боль заглушала его душевную. Расслабился, обмяк. Взял бинты, велел сесть ровно, вдохнуть, и принялся накладывать тугую повязку. Молчал. Когда закончил, отошёл.

— Ведь ты же можешь остановиться, — видно голова моя окончательно сдавала, но я видела и не раз, что этот мужчина ведёт нескончаемую борьбу с самом собой. Это было видно каждый раз в его взгляде. — Зачем мучить меня? Убивать и измываться над любимой девушкой лучше, чем помочь ей?!

Он снова подошёл ко мне и снова взял за лицо. Я сжалась, готовая к очередной боли, но вместо этого мужчина впился в губы. Инертно упёрлась в его грудь рукой, но он увёл её мне за спину, а другой рукой горячо прижал к себе. Напряжение в теле неожиданно отступило, словно ушло в него. Тело в этих ненавистных руках совершенно иначе среагировало, оно как будто захотело остаться в них, хоть и испытывало страх.

— Ошибаешься, — чуть оторвавшись, шепнул он, продолжая меня удерживать. — Физическая боль ничто в сравнении с душевной. Она, действительно, мучает.

Внутри что-то происходило, словно воздух прокатился от горла к низу живота. Мне захотелось ощутить этого жестокого мужчину ещё ближе. Губы жадно тёрлись о его, словно прося поцеловать ещё раз. Да, что со мной?!

— Мучает, — эхом повторила я и приоткрыла глаза.

Мой мучитель смотрел на меня, наблюдая за эффектом, а мне впервые было плевать. Я тоже смотрела в эти карие, почти чёрные, как уголь глаза. Они карие! Только сейчас это поняла — карие и жестокие, и смотрят только на меня. Облизнула губы заветренные от долгого ожидания.

Моё тело порхнуло вверх, обратно на операционное, а его фигура нависла надо мной. Губы снова получили поцелуй — страстный и горячий, долгожданный. Руки прижали его за бёдра к себе. Снова почувствовала его омерзительную эрекцию. Озноб прошёлся по телу и, осознав, наконец, свои глупые действия, уже готова была его оттолкнуть, пока не ощутила его пальцы у себя между ног, которые мягко и нежно начали массировать чувствительное место. О боже… Стон заглушила, сильно укусив себя за губу.

— Моя родная, — добивающие слова в ухо.

Изогнулась дугой от наслаждения, настолько сильного, что казалось, будто все тазовые кости сжимались и расжимались в бешеном ритме, теплом заполняя низ живота и оставляя ватность в ногах. Он продолжал эти незатейливые движения, ловя ртом моё тяжёлое и учащенное дыхание. Лёгкий поцелуй в висок, угол губ, нос. Там стало мокро и его два пальца скользнули внутрь, а большой остался на эрогенной точке. Все мои мысли и чувства сосредоточились на дне живота, превращаясь в сладостную и одновременно мучительную агонию, а затем цветком распускаясь внутри. Я вскрикнула и вцепилась в эту преступную руку, поймала его пальцы, моля остановиться. Тело сотрясалось, и я едва могла справиться с дыханием. Впилась ртом ему в шею. Что это? Это не может быть то самое. Почувствовала поцелуй за ухом.

— Тш-ш! Девочка моя. Умница, — лёгкое касание губ. Отошёл, а я, словно приклееная, едва не последовала за ним.

Столько лет быть секс-игрушкой в жестоких руках, но только сейчас впервые понять, что в такие моменты бывает хорошо и приятно. И эти ощущения подарил он. Зачем?!

Мучитель отступал. Не уходи! Неужели, я вправду этого хочу?! Ведь это же тот, что убивает меня день за днём, истязает. Мой лютый враг! Опять закусила губу, чтобы не взмолить его остаться. Тело лишёное его тепла дрожало, как осиновый лист.

И вот только сейчас увидела усмешку на его лице. Это был трюк, безжалостный и мстительный трюк, чтобы снова наказать меня. Ты даже не представляешь насколько сильно у тебя это получилось, гораздо больнее и мучительнее всех моих телесных травм.

Он позвал в коридоре ту медсестру и, дав ей задание помочь мне одеться, ушёл, даже не взглянув на меня.

Обняла себя руками, желая избавиться и спрятаться от следов его ласк на теле, но в груди нарастало желание снова ощутить его рядом, моего жестокого и омерзительного, моего властного и нежного.

Боже, что это?! Тело вдруг заломило от недостатка… ЕГО?! Слеза устремилась по щеке и растаяла на разгорячённых от поцелуев губах. Вот оно лекарство от моей физической боли.