Нежеланный брак

Глава 2

Ночь застала Люсьена Филиппа де Во, маркиза Ардена, скачущим во весь опор на украденной лошади по темным, омытым дождем улицам Лондона. Только благодаря мастерству наездника лошадь не поскользнулась и не упала на мокрой булыжной мостовой. Когда кучера встречных карет и кебов посылали ему вслед проклятия, с трудом избежав столкновения, он лишь раскатисто смеялся, и его белоснежные зубы сверкали в свете газовых фонарей. Когда уличный торговец фруктами крикнул: «Дворянское отродье!» — и швырнул ему вслед яблоко, которое он не успел продать, Люсьен поймал его на лету и бросил обратно, да так метко, что сбил с несчастного зеленщика шапку.

Он подъехал к театру «Друри-Лейн» и подозвал болтающегося поблизости мальчишку.

— Постереги лошадь и получишь гинею, — проговорил ему Люсьен и устремился к боковой двери. Главный вход уже был закрыт на ночь.

Босоногий нищий мальчуган вцепился в поводья загнанной лошади, как в последнюю надежду на спасение — что, возможно, так и было.

Маркиз принялся колотить в дверь обломком кирпича, который подобрал с земли, и вскоре услышал шаги привратника.

— Что вам нужно? — проворчал тот, чуть-чуть приоткрыв дверь.

Маркиз достал из кармана сверкающую гинею, и дверь открылась шире.

— Все ушли. — Привратник выхватил у маркиза монету. — Если вы ищете мисс Бланш, то она уехала с Безумным Маркизом.

Ночной гость расхохотался, и привратник приподнял фонарь, чтобы рассмотреть его. Он увидел правильные черты лица и ярко-синие глаза. Правда, золотистые волосы превратились от дождя в темно-каштановую промокшую шапку, но это не помешало привратнику его узнать.

— Прошу прощения, милорд. Я вас не признал.

— Ерунда, — бросил на ходу маркиз, проходя внутрь. — Белая голубица «Друри-Лейн» забыла у себя в гримерной любимый носовой платок. Я, как ее преданный слуга, приехал за ним. — С этими словами он зашагал по грязному коридору.

— Безумный, как есть безумный, — покачал головой привратник, закрывая дверь.

Через несколько минут молодой человек выбежал из дома и, взяв из рук мальчика поводья лошади, достал еще одну гинею. Но вдруг заколебался и внимательно посмотрел на него.

— Тебе ведь не больше двенадцати, правда? — спросил он задумчиво. — Тебе будет сложно распилить золотой.

Но мальчишку, который, не отрываясь, смотрел на вожделенную монету, эта проблема не волновала.

— Не волнуйся, — усмехнулся маркиз. — Я не собираюсь тебя обманывать. Предлагаю поехать со мной, я дам тебе приют и улажу твои дела. Согласен?

— На лошади, сэр? — Мальчишка в испуге попятился.

— Конечно, на лошади. — Маркиз вскочил на огромного гнедого жеребца. — Ну, так как? Решай скорее, — поторопил его маркиз.

Мальчишка подошел, и Арден, подхватив его, усадил позади себя.

— Держись крепче! — бросил он через плечо и пустил коня галопом.

Вскоре разгоряченный конь подлетел к огромному особняку на площади Мейфэр, которая находилась очень далеко от того места, где обитал мальчик. Господин спрыгнул на землю и, крикнув: «Присмотри за конем. Я быстро», бросился к парадной лестнице. Колокол на соседней церкви пробил один раз, когда двойные двери особняка распахнулись, пропуская господина в дом.

Мальчишка по прозвищу Спэрроу-Воробей, — или просто Спарра, съежился от холода на ледяном ветру.

— Мерзавец, так я и знал, — пробурчал он. — Бросил меня мерзнуть на лошади. Слава Богу, что она еле живая и стоит смирно, а то ведь так и разбиться недолго.

Однако лошадь стала понемногу возвращаться к жизни, и мальчишка выбрал меньшее из зол. Вцепившись в луку седла, он соскользнул вниз и шлепнулся в лужу. Лошадь беспокойно косила глазом в его сторону.

— Все в порядке, — успокоил ее Спарра, счищая грязь со своих промокших лохмотьев. — Скоро кто-нибудь придет, отведет тебя в стойло и накормит. Они ведь заботятся о своих лошадях. Надо было мне сразу взять этот проклятый золотой.

Он внимательно осмотрел лошадь — нельзя ли чего-нибудь стащить? И в этот момент тяжелая рука схватила его за шиворот и тряхнула так, что у Спарры клацнули зубы. Обернувшись, он увидел перед собой огромного и очень сердитого господина.

— Что ты делаешь с моей лошадью, дьявольское отродье?

— Я… я… — Спарра от страха не мог вымолвить ни слова. Он попробовал вывернуться из руки господина, но у того была мертвая хватка.

— Я научу тебя, как воровать коней у господ, сукин сын! — прорычал господин и занес кнут над его хрупким телом.

— О! Пожалуйста, сэр… А-а!

Кнут просвистел над головой мальчика и опустился на спину.

— Не думаю, что это подходящее место наказывать провинившегося слугу, сэр, — вдруг раздался спокойный голос. Господин опустил кнут, но своего пленника не отпустил.

— Черт возьми, кто вы такой, сэр? И какое вам дело до того, чем я занимаюсь?

Этот новый господин только что подъехал к дому — Спарра видел его роскошный экипаж. Все в его внешности и манерах говорило о том, что он из высшего общества. И дело было не в шикарной одежде — он держался так уверенно и говорил так спокойно, что Спарра безошибочно определил его социальный статус.

За спиной господина возвышался напудренный лакей, который держал над головой хозяина большой черный зонт.

— Я герцог Белкрейвен, сэр. А это мой дом, который вы оскорбляете своими действиями.

Спарра хотел бы увидеть в этот момент лицо своего обидчика. И еще ему хотелось, чтобы тот наконец отпустил его, а не сжимал воротник изо всех сил. Тогда он смог бы убраться отсюда подальше, и главное — быстро. Он не хотел иметь ничего общего с герцогами и конокрадством, ведь оно наказуемо кнутом.

— Простите, ваша светлость, — пробурчал незнакомый господин. — Я наказывал этого проходимца за то, что он украл мою лошадь, которую я оставил здесь неподалеку.

Герцог вставил в глаз монокль и оглядел огромного гнедого коня, размер которого соответствовал размерам его владельца. Затем перевел взгляд на обвиняемого.

— Если этот мальчишка действительно украл вашего жеребца и загнал его до такого состояния, что он еле дышит, вам следует не бить его, а нанять в жокеи, — бросил он насмешливо.

Спарра представил, как всю оставшуюся жизнь он будет скакать на таких огромных лошадях, и попытался возразить. Но твердая рука призвала его к молчанию.

В этот момент снова распахнулись двери особняка, и громкий голос произнес:

— Что за черт?.. Отпустите мальчишку! — И затем другим тоном, начисто лишенным эмоций: — Ваша светлость, я не ожидал вас увидеть.

Герцог повернулся на голос. На верхней ступеньке мокрой от дождя лестницы появился должник Спарры в окружении слуг и других господ. Рядом с ним стояла маленькая леди, но она тут же спряталась за спинами гостей. Монокль выпал из глаза герцога, и он решительно направился к лестнице; лакей с зонтиком неотступно следовал за ним.

— Не сомневаюсь, — холодно ответил герцог. — Если причина этого скандала в вас, Арден, немедленно прекратите его.

Герцог вошел в дом и отдал себя в руки слуг, которые тут же забыли о фамильярном обращении с маркизом и его друзьями и вспомнили о том, что перед ними сам герцог.

— Я удаляюсь в свою комнату, где и поужинаю. А затем лягу спать. Завтра я хотел бы видеть вас после завтрака, Арден, — все так же холодно проговорил герцог.

— Да, сэр, — бесстрастно отозвался маркиз.

В сопровождении камердинера герцог медленно поднялся по массивной, украшенной изысканной резьбой лестнице.

Маркиз посмотрел вслед отцу, затем обернулся и увидел сквозь запотевшее стекло, что ошарашенный хозяин лошади по-прежнему крепко держит мальчишку за шиворот. Он поежился, но тем не менее вышел под проливной дождь с таким видом, словно на улице сияло солнце.

— Отпустите этого мальчика, и немедленно! — ледяным тоном потребовал он.

— Правда? — усмехнулся господин, сбитый с толку промокшим и потерявшим вид костюмом маркиза и тем, что герцог говорил с ним свысока. — Знаешь, любезный, этот пострел заслуживает хорошей порки и получит ее, и никакой герцогский лакей не посмеет мне указывать.

— Если тронешь мальчишку, я размозжу тебе голову. Это я украл твою лошадь, — заявил маркиз.

Мучитель выпустил Спарру, но тот не смог сбежать, потому что тут же ощутил на своем плече не менее сильную руку.

— Не убегай, — попросил молодой господин, и Спарра почему-то послушался. Он не понимал, почему поступил так: то ли от страха, то ли от усталости, то ли потому, что доверился этому спокойному голосу.

«Молодой господин» был так высок и силен, что мог бы схватиться с Джексоном, но «большой господин» был гораздо старше, тяжелее и тоже, безусловно, мог постоять за себя. Он наотмашь ударил молодого господина в живот, но тот хоть и согнулся пополам, но все же удержался на ногах и погрузил кулак в толстый живот противника.

Спарра надеялся лишь на то, что молодого господина не изобьют так сильно, что он забудет о своем долге.

Впрочем, такая опасность маркизу не угрожала. Вскоре стало очевидно, что «молодому господину» не впервой драться на кулаках, и почти все удары противника ему удавалось отражать. Наконец он ринулся в атаку, заставив «большого господина» отступить, и нанес ему решающий хук слева, продемонстрировав редкостное мастерство и повергнув его на землю.

Должник Спарры осмотрел поверженного господина, потирая разбитые костяшки пальцев.

— Упрямый тип! Я с радостью заплачу ему за то, что воспользовался его лошадью. — Он достал из кармана несколько гиней. — Вот, положите ему в карман.

Кто-то выполнил его просьбу, другой взял за руку, чтобы увести его в дом, но господин оттолкнул его.

— Где мальчишка?

В душе Спарры блеснула надежда, и он выступил вперед. Победитель осмотрел его с головы до пят и, прикоснувшись к его исполосованному кнутом рубищу, брезгливо скривился.

— От моей одежды почти ничего не осталось, сэр, — смутился Спарра.

— Не страшно. Я ведь должен тебе кое-что за услуги и за то, что ты стал моим мальчиком для битья, не так ли? У тебя есть дом, куда ты можешь вернуться?

— У меня есть место, где я сплю, — пробормотал Спарра.

— Я имею в виду, есть ли у тебя семья, которая станет тебя искать?

— Нет, сэр. Моя мать умерла.

— Тогда оставайся на ночь с конюхами на конюшне. Я прослежу, чтобы тебе дали сухую одежду и накормили, а завтра мы поговорим. Сейчас мне некогда.

— Понятно, — отозвался мальчишка, сочувственно глядя на маркиза.

Наконец высокие двери захлопнулись, и Спарра снова остался один.

Он в который раз подумал о том, что надо бы смыться и забыть об обещанном золотом. Герцоги, лорды… Эти ребята никогда не бывают чересчур благосклонны к тем, кто ночует на Фиггерс-лейн.

Не успел он прийти к какому-нибудь решению, как к нему подошел молодой парень, чуть старше его по возрасту.

— Это про тебя говорил хозяин? — спросил он пренебрежительным тоном.

— Да, — буркнул Спарра.

Старший мальчик оглядел его с ног до головы.

— Никогда не знаешь, что придет в голову Ардену. Не дергайся, приятель. Это хороший дом, даже когда сам герцог здесь и приходится держать ухо востро. Пошли.

Они направились к уютным огням кухни, и Спарра осмелился спросить:

— Если это дом герцога, то почему молодой господин разрешил мне здесь остаться?

— Потому что он его сын и когда-нибудь этот дом будет принадлежать ему. Теперь понял?

Спарра кивнул и пошел за своим провожатым.

Даже в столь поздний час Белкрейвен-Хаус был готов к приему нежданных гостей. Повар-француз приготовил одновременно два ужина: изысканные кушанья, достойные самого взыскательного гурмана, для герцога и миску супа с куском хлеба, намазанного маслом, для Спарры, который уселся в буфетной на полу, чтобы его съесть. Шеф-повар взглянул на мальчишку и тут же прогнал его прочь.

Спарре это было все равно. До этой минуты он никогда не был в раю. Он в секунду проглотил горячий суп с мясом, а затем начал думать, как спасти своего благодетеля от гнева его сурового отца. Он перестал думать об этом только тогда, когда его завернули в теплые одеяла и отправили спать в теплое стойло. Впервые с тех пор, как умерла его мать, он заснул спокойно.

На следующее утро маркиз проснулся с чувством смирения и покорности судьбе. Какова бы ни была причина, побудившая герцога бросить все дела и навестить сына, для маркиза его неожиданный визит был как гром с ясного неба. Пока камердинер брил его, Арден размышлял над тем, почему он никак не может наладить отношения с отцом. Он восхищался им, уважал его, но стоило им оказаться вместе, их отбрасывало друг от друга, словно заклятых врагов. Достаточно было малейшего повода, чтобы они разругались не на жизнь, а насмерть.

Внезапно он вспомнил о мальчишке.

— Хьюго, как там тот парень? — спросил он, повязывая черный шейный платок. Именно такой цвет отразит как нельзя лучше настроение грядущего дня.

— Похоже, он очень доволен, сэр, — без особой почтительности ответил камердинер. — Должен заметить, что после того как ему показали, как живут в приличных домах, ему будет трудно вернуться к прежнему образу жизни.

— Черт побери, да откуда тебе знать, что я собираюсь с ним сделать? — рассердился маркиз, разглядывая себя в зеркало. — Ладно, я подумаю о нем после встречи с отцом.

Маркиз в последний раз крутанулся перед зеркалом.

— Надеюсь, я произведу на отца благоприятное впечатление? — спросил он Хьюго, застегивая темно-синий сюртук.

— Любой отец гордился бы таким сыном, — ответил камердинер искренне.

Маркиз был такого же роста, что и герцог — выше шести футов — но отличался более массивным телосложением. Он вовсе не был тяжеловесным, но обладал широкими плечами и сильными ногами отчаянного наездника. И конечно же, он был похож на мать, только по-мужски — у него было красивое лицо и прекрасно очерченный рот, которому могла позавидовать любая девушка. Кроме того, он унаследовал у герцогини золотистую копну волос.

Герцог принял его в своем кабинете, сидя в крутящемся кресле у камина.

— Доброе утро, сэр, — поклонился маркиз, не осмеливаясь сесть без приглашения.

Герцог оглядел сына с головы до пят, и под его взглядом маркиз вдруг почувствовал себя грязным и неряшливым.

— Вы не могли бы объяснить мне, что происходило в доме прошлой ночью, когда я приехал, Арден?

— Ничего особенного, сэр.

— Эта актриса твоя любовница?

— Да, сэр.

— Никогда больше не приводи в дом ни ее, ни ее поклонников.

Маркиз нахмурился, но не посмел возразить.

— Хорошо. Простите меня, сэр.

— А что это был за мальчишка? — снисходительно проговорил герцог.

— Я подобрал его на улице, и он, похоже, понравился слугам. Я думаю подыскать ему место…

— Я понимаю твое стремление отдать долг, ведь ты должен ему гинею. Полагаю, ты всегда платишь долги?

Маркиз подивился проницательности герцога. Сейчас у него появилась возможность хоть как-то расположить его к себе.

— Разумеется, сэр.

Дисциплинарная часть разговора на этом закончилась. Маркиз почувствовал, что самое главное ему еще предстоит выслушать.

— Присядь, Арден. Я хочу обсудить с тобой одно дело.

Маркиз послушно сел в другое кресло, глядя на отца с возрастающим беспокойством.

— Надеюсь, с мамой все в порядке? — спросил он.

— Абсолютно.

Но маркиза ответ герцога не успокоил.

Невнимание отца к его костюму лучше всяких слов говорило, что он пал ниже стандартов де Во, что отец стыдится своего сына и наследника. В детстве подобное поведение герцога обижало маркиза, и он часто плакал.

Почему нынешняя ситуация так напоминает ему те ужасные времена, когда маркиз сразу понимал, что герцог на него сердится?

— Нет необходимости ходить вокруг да около, Арден, — наконец нарушил молчание герцог. — Правда, я так и не решил, в какой последовательности следует преподнести тебе новости. — Он пристально взглянул на маркиза. — Ну что ж, начну по порядку. Прежде всего ты должен знать, что ты мне не родной сын.

— Вы лишаете меня наследства? Господи, за что? — Маркиз растерянно посмотрел на отца. На отца?

— Нет! — качнул головой герцог. — Ты не понял. Я всегда знал, что ты не мой сын.

Маркиз пришел в ярость:

— Вы порочите мою мать!

— Не будь идиотом, — спокойно произнес герцог. — Репутация герцогини дорога мне не меньше, чем тебе. Можешь сам спросить ее, если хочешь. Это правда. Грехи молодости…

Маркиз уловил застарелую боль в голосе отца — нет, не отца…

Комната закружилась у него перед глазами, и он вынужден был ухватиться за подлокотники кресла. Сердце глухо стучало в груди. Дышать стало трудно. Нет, взрослые мужчины не должны падать в обморок!

— Это случилось, когда я был в Шотландии. Там я сломал ногу. Я никак не мог быть твоим отцом. — Голос герцога доносился до него словно из глубокого ущелья.

Его отец не может лгать. Его отец — тот человек, который сидит рядом с ним в кресле, — всегда говорил правду и всегда был равнодушен к нему. Теперь все стало на свои места. Маркизу показалось, будто у него из груди вырвали сердце, а вдобавок выкачали всю кровь из жил. И все же он сумел сосредоточиться на главном:

— Почему вы признали меня?

— У меня уже было два сына, — пожал плечами герцог, не глядя на него. — Такие вещи происходят часто и могут случиться в любой семье. А я очень любил твою мать. Она никогда не рассталась бы с ребенком добровольно. — Он бросил взгляд на наследника и тут же, побледнев, отвернулся. — Потом случилось несчастье, а она уже собиралась рожать. Наверное, мы могли бы сделать вид, что ребенок умер. Я думал об этом… но это убило бы ее. — Он тяжело вздохнул. — Она была привязана к тебе, как ни к одному из своих детей. В такой ситуации нельзя было принимать кардинальные решения.

Маркиз почувствовал, что все начинает преобразовываться в стройную картину, принадлежащую чужому, мрачному миру. Он опустил глаза и увидел, что его пальцы, вцепившиеся в подлокотники, мертвенно бледны. Он не мог заставить себя расслабиться.

— Если я правильно понял, вы хотели избавиться от меня? — Лицо маркиза превратилось в окаменевшую маску. Он посмотрел герцогу прямо в глаза, но тот не испугался его взгляда, только еще сильнее побледнел.

— Я хотел и продолжаю хотеть, чтобы ветвь де Во не прерывалась.

Маркиз сделал над собой невероятное усилие и выпрямился в кресле. И даже расправил плечи:

— Полагаю, я понял вас, сэр. Может быть, вы хотите, чтобы я застрелился? Или отправился в Новый Свет под другим именем? Но я не понимаю, как это поможет вам заполучить прямого наследника. Может быть, мама… — Он не смог договорить.

— Она уже не в том возрасте, чтобы иметь детей, — отчеканил герцог. — И перестань нагнетать обстановку. Я вовсе не собираюсь отказывать тебе в наследстве, равно как и удалять тебя из дома! Я хочу, чтобы ты повел себя, как мой сын. — Герцог сам удивился, что произнес это слово. — Я хочу, чтобы ты женился на моей дочери.

Маркиз устало опустил плечи.

— Тот идиот, должно быть, ударил меня по голове сильнее, чем я предполагал, — пробормотал он. Возможно, впрочем, ему только кажется, что голова отделяется от тела, а мысли повисли в воздухе, как клочья утреннего тумана. Однако одну мысль ему все же удалось ухватить за хвост. Он получил помилование. Как тот, кого приговорили к повешению, но в последнюю секунду ужасный приговор заменили поркой.

Герцог поднялся и налил бренди в два бокала. Один из них он втиснул в руку маркиза.

— Выпей и послушай меня внимательно, Арден.

Крепкий напиток разлился по жилам маркиза и разогнал туман, окутавший мозг. Ему даже удалось сосредоточиться на том, что говорил герцог.

— Твое рождение, Арден, очень сильно на меня повлияло… Я совершенно сознательно пошел на эту любовную связь, в результате которой — без моего ведома! — на свет появился ребенок. И вот сегодня утром я получил известие, что у меня есть дочь. В ее жилах течет кровь де Во, хотя никто об этом не знает, кроме нас с тобой и матери, поскольку ее мать умерла. Если ты женишься на ней, мой род продлится.

— У меня есть идея получше, — пробурчал маркиз, который не мог в этот момент думать ни о чем, кроме как о том, что герцог изменил его обожаемой матери. — Сделайте своей наследницей ее.

— Ты соображаешь, что плетешь? — Слова были для него как ушат холодной воды. — Ты что же, отказываешься жениться?

Маркиз, страдая от обиды и унижения, с трудом сдержался, чтобы не нагрубить герцогу и не послать его куда подальше вместе с его незаконнорожденной дочерью. Однако в нем все же текла благородная кровь, и он постарался взять себя в руки, чтобы вести с герцогом разговор на равных.

— Вам известно что-нибудь об этой девушке? — вежливо спросил он.

— Только ее возраст. Ей недавно исполнилось двадцать четыре, она на год младше тебя.

— Иными словами, старая дева, — равнодушно подытожил маркиз. — Похоже, только такая невеста мне и подходит. И где же она живет? — после паузы спросил он.

— В Челтнеме. Она преподает в школе для молодых леди мисс Маллори, близкой подруги ее покойной матери.

— К тому же еще и синий чулок. Превосходно! Будем надеяться, что я в отличие от принца смогу исполнить свой долг.

— Но принц произвел на свет дочь, — напомнил ему герцог.

— Это, как вы понимаете, не может быть нам полезно. — Маркиз больше не в силах был продолжать этот разговор. Он разрывался между желанием дать герцогу пощечину и потребностью упасть к его ногам и со слезами просить пощады. Но оба варианта были равносильны самоубийству. Он поднялся с кресла, но не смог взглянуть герцогу в глаза. — Нам еще нужно что-то обсуждать? У меня дела.

— Я навожу справки об этой девушке. Я приехал сюда так неожиданно только потому, что твоя мать заявила, будто ты собираешься свататься к дочери Суиннамера.

Хорошенькая китайская фарфоровая куколка, о которой маркиз в последнее время подумывал как о своей жене, подошла бы на эту роль не хуже и не лучше, чем любая другая.

— Могу вас заверить, что я полностью отказался от этой идеи, — с видом полного безразличия ответил маркиз, но вдруг обнаружил, что разрывает в клочья кисточку с обивки кресла, возле которого стоит.

— Ты хочешь сказать, что разбил ей сердце? — уточнил герцог. — Кстати, а что у тебя с мисс Бланш?

— У мужчин бывают свои маленькие развлечения. — Маркиз стиснул в кулаке кисточку. — Не сомневаюсь, что вы понимаете меня, милорд герцог, — дерзко ответил маркиз и, смело взглянув в глаза человеку, которого еще час назад считал своим отцом, развернулся на каблуках и вышел из комнаты.

Герцог тяжело вздохнул. Он знал, что его новости причинят маркизу боль. Ему было жаль мальчика. Он не кривил душой, когда назвал маркиза своим сыном. Если бы это было так, он мог бы гордиться им.

Маркиз был горд, самолюбив и вспыльчив — наследство Сент-Бриака, которое всегда вызывало у герцога внутреннее отторжение, — но никогда не нарушал законов чести и был умен. И герцогу даже в голову не приходило тревожиться на тот счет, что однажды ему придется переложить бремя герцогской власти на плечи Люсьена.

Если бы только он не сломал тогда ногу… Как счастливы могли бы они быть!

Он любил свою жену и страдал оттого, что не мог заставить себя переступить порог ее спальни. Вдруг в результате их близости у нее родится мальчик — что же тогда делать ему? Избавиться от Люсьена? Иоланта не переживет этого, а сам он никогда не допустит, чтобы его кровный наследник уступил права бастарду.

Герцог снова тяжело вздохнул и стал молить Бога, чтобы Элизабет Армитидж оказалась достаточно хороша и смогла хоть в какой-то степени компенсировать Ардену его страдания.

Маркиз спустился по длинной витой лестнице своего дома — который, как выяснилось, не был его домом, — взял у лакея трость, накидку и перчатки и вышел на улицу, залитую ярким майским солнцем. Его длинные, сильные ноги несли его вперед, но он понятия не имел, куда идет.

Оставаться в доме было невыносимо. Идти в клуб — еще хуже: он не хотел встречаться ни с кем из своих друзей.

Впрочем, неправда. Ему очень хотелось, чтобы Николас Делани и его жена Элеонора оказались сейчас в городе. С ними он мог бы поговорить. Но они в Сомерсете, наслаждаются обществом друг друга и лелеют своего новорожденного первенца…

Он бы рассказал им обо всем. О том, что попал в ловушку, из которой не было выхода. О том, что, как выяснилось, он не имеет права на свой титул и привилегии и ему придется дорого заплатить за то, чтобы ими обладать.

Люсьен снова прокрутил в голове разговор с отцом — нет, с герцогом. Неужели он не мог преподнести эти новости как-нибудь поделикатнее? Нет, конечно, не мог. Герцог всегда шел к цели прямой дорогой.

Теперь все вставало на свои места, в том числе и натянутые отношения между родителями, которые, как он считал, испытывают глубокие чувства друг к другу. Неужели отец так и не простил мать? Герцог говорил сегодня о ней с затаенной болью, из чего маркиз сделал вывод, что они не были вместе вот уже двадцать пять лет. Люсьен до сих пор думал, что они сдержанны лишь на людях, а когда остаются вместе, ведут себя совсем по-другому.

Он не представлял себе, как будет после всего этого смотреть в глаза им обоим.

Он понял теперь причину неприступности герцога, исключающей теплоту и одобрение его поступков. Он даже наказывал или хвалил Люсьена с отчужденностью, которая скорее пристала бы опекуну, а не родителю. И только сейчас маркиз понял, что герцог делал все, что мог, и действительно очень хорошо к нему относился.

А теперь пришло время отплатить за его доброту. Он должен согласиться на этот брак — хотя он в высшей степени неравный — и произвести на свет наследников, чтобы продолжить герцогский род. А потом, возможно, у него будет право застрелиться.