Нежная дикарка

Глава 7

— Симпатичное местечко, правда? — После получаса в дороге они остановились в маленьком тихом городке, который грелся здесь в лучах солнца еще со времен древних римлян. Келси сразу отметила новые постройки — два роскошных особняка и торговый центр выделялись среди приземистых беленых домиков, но они были вписаны в ландшафт тактично и со вкусом; однако сухой, жаркий юг был отсюда далеко, и наплыва туристов вряд ли можно было ожидать. — Инее говорит, что местные жители со всей округи съезжаются вон в тот ресторанчик на холме.

Келси взглянула туда, куда показывал Маршалл, и увидела очаровательный белоснежный домик, стоявший поодаль от остальных зданий среди апельсиновой рощи на невысоком холме, с которого был виден почти весь городок. Дороги на холм не было — она кончалась за добрых сто ярдов до начала подъема, и к широким полукруглым воротам ресторана вела лишь немощеная извилистая тропинка.

— Пошли. — Он помог ей вылезти из “рейндж-ровера” и на ходу взял ее за руку, и тут же ее щеки слегка порозовели — этот нежно-розовый оттенок можно было бы принять за загар, но солнце тут было ни при чем. Она вспомнила о лежащих в сумочке солнечных очках и поспешила достать их свободной рукой; у нее было предчувствие, что в ближайшие несколько часов лучше соблюдать инкогнито.

Через несколько минут они прошли через распахнутые ворота в беленой стене, окружавшей харчевню, и оказались во дворе, где лучи солнца, пробиваясь сквозь листву апельсиновых деревьев, бросали причудливые тени на столы, застланные крахмальными белыми скатертями, и резные деревянные стулья. Изнутри стена была сплошь увита старыми бугенвиллеями, которые защищали глаза от блеска белой краски и создавали теплую тень, придавая интерьеру редкое очарование.

Большинство столиков было занято, но стоило им появиться на пороге, как к ним проворно подскочил, сияя улыбкой, толстячок — владелец заведения; его радушие было искренним, хотя и немного напыщенным. Широким взмахом руки он указал им на маленький столик для двоих и тотчас вернулся, неся с собой украшенное вычурным узором меню, которое передал Маршаллу так, будто вручал закадычному другу бесценный дар; он также поставил на стол небольшой кувшинчик белого домашнего вина, который настоятельно просил принять в подарок, чтобы “утолить жажду после дальнего пути”. Если учесть, что он понятия не имел, кто они такие и издалека ли приехали, хозяин вел себя очень мило. За шесть недель пребывания здесь она уже успела заметить, что португальцы — народ гостеприимный.

— Ты не возражаешь, если закажу я? Она заглянула в меню и тут же кивнула; из того, что там было написано замысловатым шрифтом, она не поняла ни слова. Маршалл продиктовал заказ дородной румяной официантке, которая стояла в почтительной позе у столика и, как только он кончил, смущенно улыбаясь, удалилась, оставив их вдвоем. Подняв глаза, Келси обнаружила, что он смотрит на нее в упор.

— Я старался не рисковать. — Он улыбнулся ей, а она попыталась ответить в том же спокойном и непринужденном тоне, но его почти обнаженное тело, мелькавшее перед ее мысленным взором, этому как-то не способствовало. Прищурив глаза, он откинулся на спинку стула.

— И что же ты выбрал? — неловко спросила она после паузы.

— На закуску — ветчину со свежим инжиром, а потом курицу. Годится?

Келси облегченно кивнула. Судя по запахам, долетавшим от соседних столиков, здешняя кухня была необычайно острая.

— Можешь их снять. Здесь тень. — Прежде чем она успела возразить, он снял с нее очки, и Келси, вне себя от его самоуверенности, хладнокровия и высокомерия, готова была просто испепелить его взглядом.

Ветчина оказалась просто великолепной, но, когда появилась курица, Келси встретила ее настороженно, а подняв глаза, обнаружила, что Маршалл изо всех сил пытается удержаться от улыбки:

— Попробуй, тебе понравится. Она недоверчиво нахмурилась, но подчинилась и обнаружила, что пропитанное специями мясо просто превосходно.

— При жарке в курицу втирают горячий соус “пири-пири”, отсюда такой цвет, — негромко пояснил Маршалл. — А салат сдобрен кориандром — просто пальчики оближешь.

Она послушно проглотила кусочек и согласилась.

— Вот и отлично. — Он откинулся назад и расслабился. — Я так и знал, что смогу тебе угодить.

Слушая его, она обнаружила, что его жгучий взгляд спустился к ее губам, и поспешно пригубила вино. Маршалл способен любую пустяковую фразу закончить поцелуем.

Они уже отведали сыра, ассортимент которого здесь был исключительно богат, и не спеша потягивали из бокалов выдержанный старый портвейн, за который хозяин снова наотрез отказался брать плату, как вдруг Маршалл потянулся через стол и взял ее за левую руку.

— Я должен тебе кое-что сказать и очень прошу тебя: подумай минуточку, прежде чем ответить.

Ну, вот и все. Ее подозрения оправдались. Их помолвка ему надоела, и он теперь хочет тактично подготовить ее к разрыву.

Эта мысль заставила ее глаза, которые в рассеянном свете стали нежно-золотистого оттенка, заглянуть в его глаза, и она, невольно откинувшись назад, резким движением вырвала у него руку. Он нахмурился.

— Позволь мне объяснить. — Голос его был ровным, и она поняла, чего ему это стоит. Он снова взял ее за руку и на этот раз сжал почти до боли, а от его взгляда у нее пропала всякая охота снова ее выдернуть. — Ты уже обвиняла меня в чрезмерной самоуверенности, но я всего лишь констатировал тот непреложный факт, что физически я тебе не безразличен. — Она зарделась, но его взгляд был все так же спокоен, а бархатный голос звучал по-прежнему ровно. — Жизнь холостяка начинает меня все более.., тяготить; мне сейчас требуется надежная хозяйка дома, хотя бы на пару раз в неделю, которой я мог бы довериться, а мне надоело полагаться на наемную прислугу или… — Он внезапно замолк.

— Очередную подругу? — напрямик спросила Келси.

— Именно. — Она заметила, что его выступающие скулы чуть заметно окрасились румянцем, но спустя мгновение краска исчезла, и она решила, что это, должно быть, игра света. — Ситуации, подобные той, что была у меня с Джейд, отнимают много времени и нервов, которые я не могу тратить на такие пустяки. Я должен упорядочить свою жизнь и придать ей стабильность. — Он говорил совершенно бесстрастно и казался спокойным и хладнокровным, но она заметила, что с каждым его бесстрастным словом в ней закипает гнев, а внутри что-то дрожит.

— Ты хочешь прекратить нашу помолвку? — Это было сказано таким тоном, что он чуть прищурился.

— В некотором смысле — да. Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.

— Ушам своим не верю! — Она не отрывала от него глаз, а между тем дрожь охватила все ее тело. Когда он это почувствовал, по его лицу пробежала судорога гнева, он резким движением отбросил ее руку и откинулся на спинку стула. В эту минуту он, с глазами, пылающими гневом, был похож на мрачного ангела мщения.

— Неужели выйти за меня замуж — это так плохо? — спросил он зловещим полушепотом.

— Но ведь мы не любим друг друга, — безнадежно начала она, но у него вырвался горький смешок, и она вся так и сжалась.

— Речь идет вовсе не о любви, а о браке. — При этих словах он наклонился вперед и впился в нее глазами. — Я вижу, что ты отлично справляешься с работой, Келси, и не буду возражать против того, чтобы ты продолжала свою карьеру, более того: у тебя будет своя фирма, я не хочу, чтобы ты обслуживала только меня. — (Онемев, она молча уставилась на него.) — У тебя будет собственная машина, свой банковский счет и так далее, у тебя будет вполне прочное и с финансовой точки зрения независимое положение. — Его глаза так и ввинчивались в нее. — Но я хотел бы, чтобы ты делила со мной постель и, когда потребуется, принимала гостей и тому подобное. — Наступило гробовое молчание; Маршалл схватил и залпом осушил свой бокал с портвейном. — Ну, так как?

— Маршалл, сотни девушек ухватились бы за такую возможность руками и ногами. — Она помолчала, собираясь с мыслями. — Не могу только понять…

— Келси, мы не на ярмарке, и я выбираю жену, а не корову. — Он снова говорил своим обычным бесстрастным тоном, а лицо его ничего не выражало. — Тебя я знаю чуть ли не с детства, и тебе я могу доверять. К сожалению, у меня язык не поворачивается сказать это же о ком-либо из моих знакомых женского пола.

— Сегодня утром ты не очень-то мне доверял, — слабым голосом заметила она. Делить с ним постель — ну и ну! Перед ее мысленным взором вихрем пронеслись тысячи картин.

— Ах, это? — Маршалл небрежно махнул рукой. — Нервный срыв, не более того. Ну, так как? — нетерпеливо повторил он.

— Послушай, Маршалл, но это же безумие. — Бросив на него потрясенный взгляд, она увидела, что его смуглое лицо не выражает ни тепла, ни удовлетворения: все то же загадочное выражение. — Мы согласились устроить фиктивную помолвку, и я очень тебе благодарна за то, что ты помог мне в этой передряге, но доводить все до конца по-настоящему.., это… — Она не могла подыскать подходящее слово, которое объяснило бы ее изумление и нарастающую тревогу. Для него все это так мало значит.

— Это логично, — перебил он. — Я бы мог дать тебе все, что тебе требуется, и удовлетворил бы тебя в постели. — Все это было сказано совершенно бесстрастным тоном. — Таким образом, Грегу не удастся тебя оклеветать и никто из нас не останется внакладе. Если мы сможем наладить сексуальную сторону нашей совместной жизни, то я уверен, что будем жить душа в душу и во всем остальном, а ты сама знаешь, что ты меня хочешь.

От нахлынувшего гнева она внезапно вся похолодела. Какая самонадеянность!

— Этого недостаточно. — К ее изумлению, она произнесла эти слова совершенно спокойно.

— Вполне достаточно, не сомневайся. — Он смотрел на нее, и его глаза горели странным огнем. — Я знаю, что мы подойдем друг другу, а на этой почве установятся и дружеские отношения. В конечном итоге все определяет секс.

— Но ведь в брак вступают не из-за этого, — медленно проговорила она.

— Большинство браков держится только на этом. — Он был беспощаден в своей непреклонности. — Если тебя беспокоит моя верность, не тревожься. — Внезапно в его голосе зазвенела подкупающая искренность. — Если ты выйдешь за меня, Келси, я в жизни больше не взгляну на другую женщину. — Внезапно черты его лица окаменели. — И уж я позабочусь, чтобы ты не взглянула на другого мужчину. — Голос его был таким же холодным, как глаза.

Она ошеломленно уставилась на него, и ее мысли завертелись с бешеной скоростью. Как будто ей захочется смотреть на других мужчин, если она станет его женой!.. Она в ужасе поймала себя на этой мысли. Что это с ней? Неужели она всерьез обдумывает это нелепое предложение? Но ведь есть один очень важный момент, о котором он не догадался, — она в него безнадежно влюблена. Она не сомневается: если бы он хотя бы на секунду заподозрил нечто подобное, он давно бы отшвырнул ее, как раскаленный уголь. Ему нужен только надежный тыл, и он совершенно однозначно дал ей понять, что любовь для него — не более чем слово из шести букв, которое в далеком прошлом действительно что-то для него значило, но давно уже стало мертвым, как латынь. Он раздавит ее и даже не заметит.

— Прости, Маршалл. — Она с трудом подняла голову и увидела, что его карие глаза неотрывно следят за выражением ее побледневшего лица. — Я не могу согласиться. — Ее гнев вдруг куда-то улетучился, и ей страшно захотелось разрыдаться.

— Слов “не могу” в моем лексиконе не существует. — Его голос из холодного превратился в совсем ледяной. — Подумай. Я не требую ответа до своего отъезда в четверг.

— Это совершенно бессмысленная отсрочка, — бесцветным голосом возразила она.

— Я сказал: подумай. — Лицо Маршалла вновь мгновенно изменилось: он вдруг улыбнулся, а в глазах заискрилась самоирония. — Приятно для разнообразия превратиться из дичи в охотника.

Его слова подтвердили самые худшие ее предположения. Он хочет ее потому, что она его не хочет; ему до смерти надоели женщины, которые сами вешаются ему на шею. Эта мысль еще больше укрепила ее решимость. Замуж за него? Да это же самоубийство — дичь превратится в жертву, а волк не щадит тех, кого настиг. Она почувствовала, как болезненный спазм перехватил дыхание, и отпила глоток портвейна, чтобы смочить горло. Спазм прошел, но его причина осталась.

Они еще немного посидели в теплом, наполненном ароматами саду, и когда пришла пора уезжать, Келси с удивлением отметила, что день уже стал клониться к вечеру.

— А я и не заметила, как время прошло. — Она бросила быстрый взгляд на его помрачневшее лицо.

— Только не вздумай сказать, что ты не заметила, как бежит время, из-за полученного удовольствия, — мрачно пошутил Маршалл, и от его слов Келси так и передернуло.

Они вышли на палящее солнце — улыбающийся хозяин долго кланялся и махал им вслед, и ей стоило немалых усилий придать своему лицу вежливое выражение. Они молча подошли к “рейндж-роверу”. Хотя Маршалл припарковал машину в тени огромного раскидистого платана, в салоне оказалось, мягко говоря, жарковато, и Келси далеко не сразу смогла прислониться к нагретой кожаной спинке сиденья.

— Говорят, жара скоро спадет, — нарушил молчание Маршалл, когда они помчались по каменистой дороге; встречный поток воздуха, бивший в лицо, приятно холодил ее разгоряченные щеки. — Средняя температура в это время года здесь — около шестидесяти пяти градусов по Фаренгейту плюс-минус градус-другой, но в этом году у них, похоже, настало бабье лето. — Он взглянул на нее сбоку, ожидая ответа, но она лишь рассеянно кивнула и продолжала рассматривать пейзаж за окном..

— Мы ехали сюда другой дорогой, — сказала Келси, подозрительно глядя на Маршалла.

— Я еще не намерен возвращаться. — Видимо, ее мнение в расчет не бралось! — Боюсь, тебе придется скрипнуть зубками и еще некоторое время побыть в моем гадком обществе. — Маршалл сидел, не оборачиваясь к ней, и упорно глядел на дорогу через лобовое стекло.

Похоже, у него здорово испортилось настроение, удивилась Келси, ломая голову над тем, отчего это красивое лицо в зеркале заднего обзора такое хмурое.

— Ладно, мне все равно, как ехать, — вполголоса проговорила она.

— Как это чертовски мило с твоей стороны, — съехидничал Маршалл.

Он вел машину через низкие покатые холмы и сонные долины, изредка за окном мелькали городки — старинные каменные дома с белеными стенами. Один раз они миновали мраморный карьер — единственный за весь путь признак наличия какой-то промышленности в этой сонной стране, а потом, когда уже стало темнеть и силуэты высоких изящных сосен, величавых дубов и многочисленных апельсиновых и лимонных рощ расплылись, Маршалл наконец притормозил на крохотной площади маленького городка, затерявшегося среди холмов. Во время поездки они оба хранили напряженное молчание.

— Знаешь, что это за место?

Келси удивленно оглянулась по сторонам и, хотя всего лишь несколько часов назад она плотно пообедала, вдруг почувствовала, что умирает от голода. Теплый вечерний воздух был пропитан ароматами отличной кухни, но на безмолвные улицы уже пала темным шатром ночь, и нигде не было заметно признаков жизни.

— Здесь живет Энрике. Помнишь, я тебе о нем говорил? Это он нашел мне дом. — (Она кивнула.) — Я обещал ему, что как-нибудь заверну сюда. Он хочет с тобой познакомиться.

— Со мной? — удивилась Келси.

— Да, с тобой. Что в этом странного? В этих краях у женихов и невест в обычае иногда бывать вместе, — сухо заметил он; его лицо еще больше помрачнело.

— И где он живет? — осторожно справилась она.

В ответ Маршалл указал на широкие облезлые ворота в высокой белой стене, которая тянулась вдоль главной улицы.

— Ему принадлежит единственная таверна в этом поселке, и к девяти вечера сюда собирается чуть ли не вся округа. Сейчас еще рановато, зато ты успеешь поближе познакомиться с Энрике — это колоритная личность.

Маршалл с силой постучал в ворота, и через несколько минут из-за стены что-то быстро спросил тонкий, похожий на детский голосок. “Это Маршалл, Амалия”, — ответил Маршалл. Ворота немедленно распахнулись, и вместо маленького ребенка, которого ожидала увидеть Келси, в объятия Маршалла кинулась, тараторя что-то непонятное, высокая, стройная брюнетка.

— Его жена, — объяснил Маршалл поверх ее блестевшей, как вороново крыло, черноволосой головы, и Келси молча кивнула. Она понимала, что это глупо, но видеть другую женщину в объятиях Маршалла ей было невыносимо.

Она последовала за Маршаллом и, миновав крохотный дворик, оказалась в полутемном, смахивавшем на пещеру зале, который, казалось, простирается куда-то в бесконечность; вдоль стен стояли маленькие столики, на которых тускло мерцали свечи, но пока, кроме них троих, здесь никого не было. Келси зачарованно разглядывала чудесные росписи на каменных стенах, изображавшие певцов, тореадоров и жанровые сценки — дети сидят вокруг накрытого стола или играют, по-видимому, на деревенской площади, а их личики светятся радостью.

Между тем Келси заметила, что Амалия далеко не сразу отпустила руку Маршалла и пошла искать мужа. Может быть, это и счастливая супруга, терзалась Келси, однако она отнюдь не безразлична к чарам Маршалла, да и он, кстати, тоже, видимо, весьма к ней расположен.

— Какая красавица, — произнесла Келси, изо всех сил стараясь говорить небрежным тоном, и Маршалл без тени улыбки кивнул в ответ:

— Да. Энрике просто счастливчик. Келси почувствовала легкий укол в сердце и поспешила отвернуться. Неужели они приехали сюда только для этого? Чтобы он мог повидаться с Амалией? Внезапно устыдившись этих мыслей, она поспешила себя одернуть. “Перестань, Келси, — сердито подумала она. — Что это с тобой?"

Энрике оказался высоким, статным гигантом с изрытым оспой, но, несомненно, привлекательным лицом и озорными огоньками в черных глазах. Келси сразу поняла, что они с Маршаллом старые друзья.

— Так это и есть твой английский роза, друг мой, — одобрительно проговорил он, окинув взглядом ее зардевшееся лицо. — Счастливчик! — И он изо всех сил хлопнул Маршалла по спине.

— То же самое он сказал про вас, — с улыбкой заметила Келси, и Энрике темпераментно закивал, а его лицо расплылось в широкой улыбке.

— Да-да, мы оба счастливчик. Но у меня с моей Амалия, у нас восемь детей! — Он оттопырил на своих огромных руках восемь пальцев. — Не скоро догоните! — Увидев, как она изменилась в лице, он громко захохотал, и даже Маршалл выдавил из себя кривую усмешку.

Амалия отправилась укладывать детей, и за стаканчиком вина Энрике объяснил, что каждый вечер здесь целиком зажаривают на вертеле тушу быка.

— Будьте мои гости, ладно? — радушно сказал он. — Немного отдохнем, повеселимся? — Он бросил одновременно вопросительный и озадаченный взгляд на своего друга. — Этот мужчина слишком много работай, — медленно объяснил он Келси. — Жизнь не надо принимать всерьез. Немножко работай, люби жена, рожай дети… — Он обвел зал красноречивым широким жестом. — Вот и все дела.

— Ты тысячу раз прав, Энрике, — согласился Маршалл, а Келси между тем сидела как на иголках: ее терзала неловкость ситуации. Ей вдруг захотелось выложить веселому, общительному португальцу, что все это не по-настоящему, что Маршалл ей на самом деле не жених и их помолвка ничего не значит, но это, конечно, было невозможно. Маршалл бы ей такого никогда не простил.

— Он часто мне о тебе рассказывай, маленький английский роза, — бодро продолжал Энрике. — Пора выбирай сети…

— По-моему, Энрике, в дверь стучится первый посетитель, — холодно перебил его Маршалл; до них действительно донесся громкий стук, и Энрике вышел, а Келси, у которой разыгралось любопытство, повернулась к Маршаллу.

— Ты что, говорил с ним обо мне? — не удержалась она от вопроса.

— Конечно, — безо всякого выражения ответил Маршалл. — Энрике знал о твоем отце и нашей с ним дружбе. Я часто рассказывал о его семье.

— Понятно. — Келси вдруг почувствовала ужасное разочарование и непонятную опустошенность, но она не успела углубиться в анализ своих чувств. Не прошло и нескольких минут, как появившиеся в зале двое старших детей Энрике, юноша семнадцати и девушка шестнадцати лет, начали расставлять по столам красные глиняные кружки и раскладывать сверкающие столовые приборы, готовясь к вечернему веселью, а длинный зал потихоньку начал заполняться. Энрике поставил перед ними большой кувшин красного пенистого вина, оказавшегося просто превосходным, и, глядя на красные губы Маршалла, Келси поняла, что и ее губы окрашиваются в такой же ярко-алый цвет.

Над большим очагом посередине задымленного зала медленно поворачивалась целая половина быка, распространяя вокруг себя характерный пряный чесночный запах соуса “пири-пири”, и приблизительно через час Келси начало казаться, что она перенеслась в далекое прошлое и присутствует на средневековом пиршестве.

— Нравится? — Маршалл придвинулся и, обняв рукой за плечи, привлек ее к себе. Ее охватило невыразимое блаженство, а когда он ласково коснулся губами ее волос, она подумала, что этот день, начавшийся так ужасно, далеко не самый худший в ее жизни.

В конце зала Жайме, старший сын Энрике, запел, аккомпанируя себе на гитаре, протяжную, заунывную песню, а когда его сестра стала разносить дымящиеся куски мяса и ломти свежего хлеба, а также мисочки с овощами и соусами, Энрике снова наполнил их кувшин вином. Принявшись за еду, Келси слегка отодвинулась, и Маршалл приподнял ее голову за подбородок.

— Крыша едет, правда? — беззаботным тоном спросил он, быстро целуя ее в губы крепким поцелуем, она молча кивнула, и тогда он снова ее поцеловал — на этот раз поцелуй затянулся надолго. — Ешь, девочка! — В его глазах снова появился блеск, отсутствовавший всю вторую половину дня, с самого разговора в ресторане, и чем дольше они сидели, тем крепче прижимал он ее к себе, пока она не услышала его сердце, бьющееся в такт со своим, и ей не показалось, что она тонет в свежем, бодрящем запахе его одеколона.

Вскоре после полуночи посетители начали расходиться, и Маршалл, наклонившись, шепнул ей на ухо: “Пора уходить, Келси. Нам далеко добираться”. Чувствовалось, что ему, как и ей, не хочется покидать дом Энрике с его особой чарующей атмосферой, и она недовольно пошевелилась в его объятиях: до чего же ей хотелось, чтобы это блаженство никогда не кончалось. Здесь на несколько коротких, но восхитительных часов время остановилось. Там, за воротами, снова навалятся проблемы и переживания, а она хотела, чтобы Маршалл все так же прижимал ее к себе, а она чувствовала все линии его великолепного тела и знала, что пусть ненадолго, но все его помыслы — только о ней.

Когда они прощались с Энрике и Амалией, та сунула Келси в руку маленькую куклу, искусно вырезанную из дерева.

— Тебе, — запинаясь сказала она на ломаном английском. — Чтобы сделай большой сильный дети с твой мужчина.

— Спасибо. — Келси не знала, куда деться от смущения, а Маршалл стоял рядом и весь трясся от с трудом сдерживаемого смеха. Едва они сели в машину, она, все еще пунцовая от смущения, потребовала у него объяснений. — Что это такое? — холодно спросила она.

— По-моему, это амулет, дарующий женщине плодовитость, — спокойно ответил Маршалл, хотя легкая дрожь в голосе выдавала, что его по-прежнему разбирает смех. — Амалия воспитана в старых традициях. Ее подарок ничего не означает. Она думала, что оказывает тебе любезность.

— И выходит, она ошибалась? — Едва он напомнил ей, что все это — фарс, лишенный какой-либо реальной основы, как ей очень захотелось разбить куклу о переднюю панель “рейндж-ровера”, а то, что Маршалла подарок Амалии, сделанный от чистого сердца, явно позабавил, еще больше усугубляло ее боль и гнев. Все это для него только шутка, а она — просто игрушка в его руках!

— Ну-ну, в чем дело? — Он уже было завел двигатель, но, повернувшись и увидев написанное на ее побледневшем лице возмущение, снова заглушил. — Амалия не хотела тебя обидеть. В этих захолустных селениях многодетность по-прежнему считают главным признаком женственности. Не думай, она и в мыслях не имела тебя оскорбить.

Келси смотрела на его озабоченное лицо, а в ее голове роились горестные мысли. “Неужели ты не понимаешь, что я бы отдала все на свете за то, чтобы родить тебе детей? — думала она, а глаза ее пылали гневным огнем. — Неужели ты не видишь, что все это меня просто рвет на части? Неужели тебе все равно?"

— Знаю, — холодно сказала она вслух, нечеловеческим усилием заставив свой голос не выдать внутренней дрожи. — Только не кажется ли тебе, что в данной ситуации, учитывая, что я не намерена делить с тобой ни постели, ни жизни, этот подарок, скажем так, несколько неуместен? — Фраза вышла более резкой и жесткой, чем она хотела, но, увидев, как выражение озабоченности исчезло с его лица и оно окаменело, она поняла, что ей это приятно — да, она хотела причинить ему боль, хотела, чтобы ему стало не до веселья. Как только он посмел смеяться над ней? Как посмел?!

— Возможно, ты права. — Он бросил на нее последний долгий взгляд и, не говоря больше ни слова, завел двигатель; лицо — ледяная маска, губы плотно сжаты.

Я его ненавижу, он мне противен. Эти две мысли крутились у нее в голове весь обратный путь, и стоило им подъехать к гостинице, она, прежде чем он успел пошевелиться, выскочила из машины, стремглав поднялась к себе в номер, так что он едва за ней поспевал, и, отрывисто попрощавшись, хлопнула у него перед носом дверью.

Оглушенная своим горем, она все еще стояла посреди номера, как вдруг через несколько минут в дверь негромко постучали. Она подошла и тихо спросила:

— Кто там?

— Это Маршалл. — Он говорил вполголоса.

— Что случилось?

— Открой эту чертову дверь, женщина! — Теперь она уловила в его тоне сильное раздражение и, секунду поколебавшись, неохотно отодвинула задвижку.

— Ну, так что? — спросила она, чуть-чуть приоткрыв дверь.

— Пропади оно все пропадом, открой дверь как положено, а не то я разнесу ее в щепки! — Он был на пределе, и она сильным толчком распахнула дверь настежь.

— В чем дело? — Дверь стала медленно закрываться, и Келси отступила назад.

— Что, черт побери, с тобой происходит, женщина?

— Абсолютно ничего! Спокойной ночи. — Она уже собиралась было снова захлопнуть дверь, но Маршалл быстрым движением взялся одной рукой за ручку, а другой схватил ее за волосы и заставил поднять голову. Увидев, в какой он ярости, она испытала минутный страх, но его тут же смела волна поднимавшегося в ней гнева.

— Я не намерен тебя насиловать, Келси. — Он был просто вне себя от ярости, глаза метали молнии. — Я всего-навсего хотел сказать, что под дверью моего номера оказалась записка от Пиреса и что завтра с утра он ждет нас на стройке. Там возникли проблемы. Ты сможешь подняться в восемь?

— Думаю, да, — с трудом проговорила она дрожащими губами.

— Договорились. — Он посмотрел сверху вниз в ее огромные янтарные глаза, перевел взгляд на зажатую у себя в руке массу золотисто-каштановых волос, подчеркнуто медленно разжал пальцы и опустил руки по швам. — Значит, в восемь.

С этими словами он отступил назад и с громким стуком захлопнул дверь у нее перед носом. Она простояла целую минуту, тупо разглядывая полированные доски, а затем стала резкими движениями со злостью срывать с себя одежду, оторвав при этом две пуговицы.

Это уже слишком! Хватит с нее этого холодного высокомерия. Она сыта им по горло. Если он и дальше намерен разыгрывать всех встречных и поперечных, пусть поищет себе в помощницы другую идиотку. С нее довольно. Завтра же она ему скажет, что выходит из игры, и немедленно.

И лишь когда она уже лежала в постели, окруженная прохладной темнотой, ей припомнилась первопричина всех обманов. Это все было устроено ради нее! Чтобы спасти ее от клеветы, которую собирался распустить Грег. Маршалл сделал все это ради нее! Она застонала и перевернулась, отчего простыня обмоталась вокруг нее, и она оказалась спеленутой по рукам и ногам. И зачем она все это затеяла? Теперь ей казалось, что никогда в жизни она не была такой несчастной, как сейчас.

На следующее утро, несмотря на почти бессонную ночь, ровно в восемь она уже была на ногах и ждала Маршалла. Стоило ему негромко постучать, и она сразу же вышла в коридор с папкой эскизов и чертежей под мышкой.

— Доброе утро. — Она старалась говорить эдаким беззаботным тоном и молила Бога, чтобы Маршалл не заметил темно-лиловых кругов у нее под глазами, которые не удалось скрыть никакой косметикой.

— Мое мнение об этом утре я сообщу тебе позднее, — сухо ответил он и взял у нее из рук тяжелую папку. Она заметила, как его пронизывающий взгляд на мгновение остановился на синяках у нее под глазами, но он тут же отвернулся, кивком пригласив ее следовать за собой. Он не вернул ей отобранные вчера очки, а она так и не смогла набраться мужества их у него попросить. Они бы ей сейчас пригодились: Келси чувствовала себя выжатым лимоном.

В напряженном молчании они доехали до стройки, где под жаркими лучами утреннего солнца уже шла работа. Едва “рейндж-ровер” затормозил возле дома, к машине тут же подошел Пирес и повел их туда, где лежала целая коллекция разнообразных труб и муфт. Скоро выяснилось, что португальский строитель не правильно прочитал один из чертежей, и после безуспешной попытки разъяснить, в чем его ошибка, Келси оставила объясняться с ним Маршалла.

Бассейн уже начали сооружать, и возле него гудел огромный грузовик с бетономешалкой. Келси заметила, что Пирес снова привез на стройку двух своих маленьких детей: у его жены должна была со дня на день родиться двойня, и ей было не справиться с пятилетним мальчиком и его четырехлетней сестренкой.

Несколько минут Келси стояла и наблюдала, как они играют в какую-то сложную игру, понятную только им двоим, затем ее окликнул Маршалл, и она вернулась к мужчинам. Келси объясняла Пирес планировку кухни, как вдруг почувствовала, что стоявший рядом Маршалл напрягся.

— Что за?.. — услышала она его приглушенный возглас, и он тут же куда-то ринулся. Они с Пиресом обернулись и с ужасом увидели то, что Маршалл, с его мгновенной реакцией, успел заметить секундой раньше. Огромный грузовик медленно надвигался на малышей, которые, присев на корточки спиной к нему, сосредоточенно разглядывали что-то нарисованное ими на мягком песке.

Грузовик стоял на пологом уклоне чуть выше большой площадки, которую предполагалось забетонировать; он постепенно набирал скорость, а его огромные колеса, готовые смести и сокрушить все, что встретится на пути, были направлены точно на две крошечные худенькие фигурки. Келси слышала, как Маршалл что-то кричал на бегу, но несмолкающий гул бетономешалки на грузовике заглушал его голос — дети обернулись, когда Маршалл был уже рядом, а грузовику до них оставалось лишь несколько дюймов.

Того, что произошло в следующие несколько секунд, Келси так впоследствии и не смогла восстановить в памяти с точностью. Она видела расплывшееся перед глазами пятно синего джинсового цвета — это Маршалл рванулся к детям и схватил их, и, казалось, в тот же миг ревущая стальная громада настигла всех троих. Послышался оглушительный удар, и, должно быть, она на секунду зажмурилась, так как опомнилась лишь тогда, когда грузовик уже лежал в котловане, выкопанном для бассейна, а Маршалла и двух детей нигде не было видно.

Потом она бежала, кричала и снова бежала рядом с Пиресом и кем-то из рабочих, чтобы заглянуть в котлован, и заранее ужасалась зрелищу, которое могло предстать ее глазам, из которых градом катились слезы. На секунду слезы ее ослепили, а потом она услышала, как Пирес что-то крикнул по-португальски и вместе с несколькими рабочими спрыгнул в котлован, где скрежещущий грузовик выбрасывал из выхлопной трубы клубы черного дыма и завывал, как раненый зверь.

— Маршалл! Маршалл! — услышала она чей-то истеричный вопль, не сознавая, что это кричит она сама, пока один из стоявших рядом рабочих не встряхнул ее с силой и не дал ей пощечину; она ошеломленно умолкла, а он тут же что-то затараторил извиняющимся тоном по-португальски.

Она увидела, как мертвенно-бледный, трясущийся Пирес извлек из котлована сначала одного, а потом другого плачущего ребенка и подал стоящим наверху людям, и ее оцепеневший мозг отметил, что они по крайней мере вроде бы почти не пострадали. А Маршалл? Хотя ее побелевшие губы онемели, мысленно она продолжала выкрикивать его имя. Она не может без него жить…

— Я не хочу показаться беспомощным, но был бы рад, если бы кто-нибудь подал мне руку, чтобы выбраться из этой чертовой дыры. — Келси услышала этот такой знакомый низкий голос, она увидела, как Маршалл выбрался чуть ли не из-под самого грузовика и, стоял, шатаясь; его с ног до головы покрывала смесь цемента и кирпично-красной земли, которая прилипла к его одежде, как сгустки крови. Она стояла, бледная как мраморная статуя, и изо всех сил пыталась осмыслить увиденное. Он жив! Он цел! Он не погиб!

Маршалл. Она повторяла это имя, как беззвучную молитву, и, должно быть, хотя она и молчала, он почувствовал, что с ней что-то неладно, так как повернулся и посмотрел в ее затуманенные глаза как раз в тот миг, когда они начали закрываться и она внезапно повалилась на спекшуюся землю в глубоком обмороке, так и не узнав, что он выкрикнул ее имя и пулей вылетел из зияющего котлована.

— Маршалл… — первое, что выговорила Келси, приходя в себя в его руках. Ее встряхнула долгая судорога, отозвавшаяся и в нем, и на мгновение ей показалось, что ее хрупкому телу не выдержать нахлынувших с небывалой силой чувств. — Я думала, ты погиб. — Его смуглое лицо расплылось у нее перед глазами: душившие ее слезы полились из глаз сплошным потоком, а он, услышав ее всхлипы, вздрогнул и с перекошенным от сострадания лицом прижал ее к себе.

— Келси, все хорошо.., все хорошо, любимая. — Звук его голоса лишь подчеркнул всю невосполнимость того, что она чуть было не потеряла, и у него хватило ума дать ей выплакаться, поглаживая дрожащей рукой по волосам. Тем временем рабочие занялись грузовиком, а Пирес понес детей к себе в машину. — Иди ко мне. — Он взял ее на руки и, не обращая внимания на ее едва слышные протесты, отнес в тень дома. — Знаешь, Келси, это для нас с тобой типичная история, — насмешливо пробормотал он ей на ухо, едва ее рыдания стихли. — Я себя чувствую как боксерская груша, и мне же еще приходится тебя успокаивать. Кто бы этим со мной занялся? — Он хотел разрядить атмосферу, но едва она посмотрела вверх и увидела, как на его скуле наливается синевой огромный кровоподтек, как тотчас до боли прикусила губу, чтобы не разрыдаться снова. Она так его любит — и вот сейчас чуть было не потеряла навсегда.

— Ты чуть не погиб. — Она говорила с трудом, а когда вспомнила весь этот ужас, ее огромные глаза стали еще больше. — Этот грузовик…

— “Чуть” не считается, — мягко ответил он, откидывая волосы, упавшие на ее зареванное, потное лицо. — Я об этом не хочу вспоминать, не думай и ты. — И он снова прижал ее к себе.

— Но, Маршалл…

— Ну хватит, — твердо произнес он, окинув взглядом ее дрожащие губы и глаза в пол-лица. — Сейчас мы поедем в гостиницу, выдуем пару кофейничков, и ты снова будешь свеженькая как огурчик. Малыши в порядке, я в порядке, ну и делу конец. О'кей?

— О'кей, — бесцветным голосом согласилась она. — Я уже могу идти сама.

— Может быть, но мне уж очень нравится, когда ты у меня на руках. — Глядя ей в глаза, он понес ее к “рейндж-роверу”; она тоже не отрываясь смотрела на его смуглое лицо, покрытое грязью и залитое потом, с болью и любовью.

— Маршалл, — тронула она его за руку, когда он подсадил ее на сиденье и пошел садиться за руль.

— Да? — От палящего солнца его карие глаза были прищурены, в прорехе разорванной рубашки были видны черные волосы на груди. Что-то у нее внутри перевернулось, но она заставила себя произнести мучившие ее слова, не давая себе времени на размышления. Она должна быть с ним любой ценой.

— Ты еще хочешь на мне жениться? На секунду ей показалось, что он не расслышал — его лицо не изменилось, но затем она заметила, что весь он будто окаменел.

— Жениться на тебе? — хрипло переспросил он.

— Да. Ты этого еще хочешь?

— Да, хочу. — В том, как он вдруг замер, было что-то для нее непонятное.

— Тогда я согласна. — Ей пришлось секунду подождать, прежде чем она увидела по его глазам, что до него дошел смысл сказанного.

— Что ты сказала?

— Я согласна. Я выйду за тебя замуж. Когда пожелаешь. — Она почувствовала, что ее голос срывается, и ей страшно захотелось, чтобы он что-то наконец сделал, как-нибудь отреагировал.

— Почему? — Он придвинулся к ней так близко, что ей стала видна едва заметная щетина под его смуглым подбородком, а в нос ударил лимонный запах его одеколона. Он не прикоснулся к ней, лишь уперся руками в края дверного проема машины и пристально вгляделся в ее золотистые глаза. — Почему, Келси? Отчего ты вдруг передумала?

Оттого, что моей любви к тебе хватит на нас обоих, мысленно ответила она ему. Потому что мир без тебя для меня пуст. Потому что, когда я подумала, что ты погиб…

— Какая разница? — сказала она вслух и трясущейся рукой убрала волосы со лба. — Ведь ты этого хочешь, или я ошибаюсь?

— Да, я этого хочу. — Он обошел машину, забрался на сиденье рядом с ней и, не говоря ни слова, завел двигатель. Несколько минут они ехали молча, а потом он съехал с дороги на извилистый, заросший травой проселок и отключил зажигание.

Дрожа от волнения, смешанного с испугом, она ждала, что он ее обнимет или отпустит какую-нибудь колкость, но он не сделал ни того, ни другого, а лишь положил свои мускулистые руки на руль и посидел, глядя на расстилавшуюся перед ними небольшую долину.

— Это навсегда, Келси. — Она не поняла, почему он говорит таким бесстрастным тоном, и ей вдруг захотелось плакать. — Не какая-нибудь легкомысленная связь, которую через несколько лет можно и разорвать. Это будет настоящий брак, во всех смыслах. Понимаешь?

— Конечно, понимаю. — У нее вдруг стал такой же бесстрастный тон.

— Не думаю, что ты это понимаешь. — Он бросил на нее быстрый взгляд, и ее поразило неистовое желание, написанное на его смуглом лице. — Ты еще ни разу не спала с мужчиной; ты ведь не знаешь, что это влечет за собой?

— Я не ребенок, Маршалл! — Ее голос звенел от возмущения.

Он на секунду закрыл глаза и покачал головой:

— Да уж, черт возьми, это-то я знаю. — От неприкрытого желания его голос стал хриплым. — Так, значит, ты готова? Готова делить со мной постель и быть моей женой?

Его женой! Несмотря на страх, ее сердце от радости безудержно забилось. Она станет его женой, и все Джейд с Аннами в мире будут не в силах этого изменить. Она заставит его полюбить себя, даже если на это ей потребуется вся жизнь. Как могла она так долго колебаться?

— Да, я готова. — Она взглянула на него из-под опущенных ресниц. — А теперь можешь меня поцеловать.

— Да ну? — В его голосе зазвучали прежние ироничные нотки, но, когда он небрежно откинулся на спинку сиденья, его глаза полыхали жарким пламенем. — Что ж, милая моя, это очень любезно с твоей стороны. — Увидев, как она удивилась, он негромко рассмеялся. — Именно так я сейчас и поступлю, но сначала я хотел бы тебя кое о чем предупредить. Обратного пути нет. — Он сделал паузу, чтобы подчеркнуть значимость этих слов. — Ты взяла на себя обязательство по доброй воле, и я заставлю тебя его соблюдать независимо от того, как изменятся твои чувства в будущем. Все это окончательно и бесповоротно.

— Да? — слабым голосом спросила она, и он угрюмо кивнул.

— А теперь давай пойдем и скрепим наш союз.

Келси резко подняла голову. Она попыталась спокойно встретить его взгляд, но ее выдали внезапно зардевшиеся щеки, а он улыбнулся, но его карие глаза не смеялись.

— Уже хочешь на попятный?

— Нет. — Она окинула его сардоническое лицо спокойным, недрогнувшим взглядом. Кто бы мог сомневаться, что он не захочет ждать?

— Значит, так тому и быть.

Когда он вышел из машины и подошел к ее дверце, ее на секунду охватило жуткое смятение, но он уже был рядом и открывал дверцу.

— Пойдем, посмотрим, что там. — Он указал на узкую тропинку, ведущую в глубокую, уединенную лощину с крутыми склонами, которую окаймляли невысокие холмы, заслонявшие ее со всех сторон, кроме неба, по которому летели низкие белые облака.

— А кофе?

Он медленно растянул губы в улыбке, обнажив крепкие белые зубы:

— Позднее, милая моя, значительно позднее.