Глава 12

Она хотела его. Она держала кожаный фаллос в своих руках и представляла себе, как его головка, похожая на сливу, толкается в самую чувствительную часть ее плоти. Член Рамиэля должен быть таким же большим и крепким.

Элизабет крепко зажмурилась. Зачем она рассказала ему про статую? Теперь он знает, что противоестественные желания обуревали ее всегда. Боже милостивый! Он же прочел ее записи. Каким должен быть мужчина, способный захотеть женщину, переполненную безудержной похотью? Как она может быть замужем за одним мужчиной и вожделеть другого?

Когда кеб со скрежетом остановился, она выскочила из него, не глядя, сунула извозчику деньги, лишь бы скорее добраться до своего единственного убежища — спальни.

— Эй, а как насчет завтрашнего утра? Надо ли мне… — Голос извозчика поглотила холодная мгла.

Дрожащими пальцами Элизабет попыталась вставить ключ в замочную скважину, едва не уронила его, пока наконец не проникла в дом. Сбросив плащ, она побежала вверх по лестнице. Сегодня вечером состоится благотворительный бал, Эдвард должен быть дома. Боже милостивый! Только бы он был дома. Ей нужно взглянуть на его лицо, чтобы вид прохладной бледной кожи и карих глаз Эдварда вытеснил из ее воображения теплую смуглую кожу и бирюзовые глаза. Ей необходимо увидеть его тело вместо искусственного фаллоса в руке Рамиэля.

Портьеры в комнате Эдварда задвинуты, его спальня погружена в темноту и молчание. Опять пуста… Но нет. Звук ритмичного дыхания выдавал его присутствие. У нее подступила тошнота к горлу.

В постели с Эдвардом не будет сорока способов любви. Еще шесть дней назад такие познания не беспокоили ее. Шесть дней назад она еще не обладала подобными познаниями. А сейчас ей необходимо, чтобы Эдвард стер эти познания из ее памяти. Ей необходимо знать, что она может получить удовлетворение в собственном браке.

Положив ридикюль на комод, Элизабет стянула с себя перчатки и бросила плащ на пол. Расстегивая свое бархатное платье, она ждала, что Эдвард может проснуться в любую минуту.

«Ну и что из того? — спрашивала она себя. — Мы же муж и жена. Почему бы ему не увидеть меня голой? И почему бы мне не увидеть его голым?»

Воздух показался ей ледяным. В спальне Эдварда было так же холодно, как и в библиотеке лорда Сафира в то первое утро. Ни тогда, ни сейчас для нее не зажгли огонь в камине.

Нижняя юбка соскользнула с нее подобно змеиной коже в весеннем саду. За ней последовала рубашка, оставив обнаженной грудь, которая все же не так сильно страдала от холода, как ее бедра, когда она переступила через упавшие на пол хлопковые панталоны.

Плотно обтягивающие чулки достигали верха ног. Она чуть поколебалась, но не оставила их. Почему-то считалось более развратным подходить к мужчине только в чулках, нежели совершенно обнаженной. Снимать чулки стоя оказалось довольно хлопотно. Она слишком поздно сообразила, что раздеться следовало в своей спальне.

И сейчас, стоя совершенно обнаженная в полнейшей темноте, Элизабет нервничала больше, чем в свою первую брачную ночь. И если часом раньше, захваченная волнующим голосом Рамиэля и знакомством с мужским телом, она была горячей и влажной, то сейчас оставалась сухой и холодной. Ковер под босыми ногами, толстый и мягкий, приглушил ее шаги. Бархатное покрывало откинуто, за ним с тихим шорохом одеяло и верхняя простыня.

Ночная рубашка Эдварда была белее нижней простыни. Он лежал на спине, неподвижно, словно труп, аккуратно сложив руки, словно он так же легко контролировал себя во сне, как и во время бодрствования. Все должно было быть совсем иначе, ее муж не должен был лежать бесчувственной колодой, пока она пытается соблазнить его. Рамиэль бы радостно ответил на женское желание.

Тихо и осторожно она приподняла ночную рубашку Эдварда, обнажив колено, бедро, запретную мужскую плоть. Его ноги оказались темнее ночной рубашки, темнее ее ног. Курчавые волосы коснулись ее коленей. Кто бы мог подумать, что мужчина может быть таким волосатым? Или таким теплым…

Жесткие пальцы ухватили ее запястье, Элизабет испуганно вскрикнула.

— Что ты здесь делаешь, Элизабет?

Она сдержала смех и спокойно ответила:

— А как ты думаешь, Эдвард?

— Я думаю, что мы оба умрем от холода.

Элизабет не отдергивала свою руку, он не выпускал ее запястье.

— Я пытаюсь соблазнить тебя, Эдвард.

— Прокравшись в мою спальню и забравшись ко мне под рубашку, пока я сплю?

Она вздрогнула, словно ее уличили в чем-то непотребном. Во время уроков Рамиэль раздражал, шокировал, волновал и возбуждал ее, но он никогда не давал ей повода почувствовать себя уличной девкой.

— Некоторые мужчины могли бы оценить подобное внимание.

— Я не «некоторый мужчина», Элизабет. Я твой муж. Чего ты хочешь?

Ситуация все больше напоминала фарс. Как он мог не догадываться, чего она от него хотела? Может, он плохо видел ночью? Может, он не заметил, что на ней не было даже ночной рубашки?

— Я хочу… — Сердце у нее едва не остановилось. Как может добропорядочная женщина заявить своему мужу, что она хочет заняться с ним любовью? — Я хочу… близости.

— У тебя двое сыновей. Я свои обязанности перед тобой выполнил.

Элизабет почувствовала, как ужас сковал ее душу.

Силы небесные. У Эдварда есть любовница. Сексом не занимаются по обязанности. Он должен знать, чего ей хочется.

— Я пришла к тебе не по обязанности.

— Тогда возвращайся в свою комнату и забудь об этом визите.

У Элизабет перехватило дыхание. Она чувствовала себя глупо и неловко, совершенно закоченевшей от холода.

На выручку, ей пришла злость. Раз уж она смогла попросить лорда Сафира обучить ее искусству доставлять удовольствие мужчине, то, конечно же, она может предложить собственному мужу доставить ему удовольствие.

— Эдвард, я знаю, что у тебя есть любовница. Пожалуйста, позволь мне удовлетворить твои потребности.

Его пальцы сильнее сжались на ее запястье. Наверняка на руке потом останутся синяки.

— Во-первых, у меня нет любовницы, Элизабет, а во-вторых, ты и так удовлетворяешь все мои потребности. Элизабет попыталась рассуждать спокойно:

— Какие потребности я удовлетворяю, Эдвард?

— Ты превосходная жена для политика.

Она знала это, она всегда знала, что Эдвард женился на ней не ради ее достоинств, а только потому, что она была дочерью премьер-министра.

— Я хочу значить для тебя гораздо больше. Я хочу испытать момент полного слияния, когда мужчина входит в женщину и они становятся единым целым.

— Мне этого не нужно.

— Это нужно нашим сыновьям.

— Твоим сыновьям, Элизабет. Я дал тебе сыновей, так что ты можешь считать себя удовлетворенной.

— А если меня это не устраивает? Ты уже больше двенадцати лет не спишь со мной.

— Добропорядочная женщина не должна приставать к своему мужу с подобными глупостями. Если ты хочешь еще детей, мы обсудим это за завтраком.

Элизабет была на грани истерики. Ей хотелось смеяться и плакать одновременно. В самом кошмарном сне она даже представить себе не могла подобного ответа мужа.

Холод охватил ее, холод, не имевший ничего общего с ледяным воздухом спальни Эдварда.

— Я хочу обсудить это сейчас.

— Тебе не понравится то, что я скажу.

— Мне это уже не нравится. И я с трудом представляю, как мы будем обсуждать это за чаем с тостами.

— Не устраивай истерики.

— Хорошо. — Элизабет сделала глубокий вдох, чтобы прийти в себя. — Я пытаюсь разобраться в нашем браке. Ты утверждаешь, что у тебя нет любовницы, однако слухи утверждают обратное. Филипп ввязался в драку, чтобы защитить твою репутацию; Ричард заболел от огорчения. И если я могу еще что-то сделать, чтобы удовлетворить тебя, я сделаю это. Скажи мне, чего ты хочешь, Эдвард?

Он отпустил ее руку.

— Что ж, хорошо, только сначала прикройся.

Элизабет пошарила рукой, нашла бархатное покрывало и завернулась в него. Эдвард натянул на себя до пояса простыню и одеяло, словно опасался, что Элизабет набросится на него.

— Я не хочу твое тело, Элизабет. У тебя не грудь, а большое коровье вымя и рыхлые бедра. Я с большим трудом переспал с тобой несколько раз, чтобы зачать детей. Ричард и Филипп — здоровые дети. И я больше нести это бремя не намерен. Я не собираюсь вновь делить с тобой постель только потому, что тебе хочется мужчину. Я ясно выразился?

Боль сковала Элизабет, не давая вздохнуть.

— Так ты говоришь, что дети были нужны мне, но ведь это не правда, не так ли, Эдвард? Они нужны были тебе, чтобы завоевать популярность у избирателей.

— Средний класс предпочитает кандидатов, у которых есть семья.

Он спал с ней, чтобы заложить основы своей политической карьеры!

— Сколько нужно иметь детей, чтобы понравиться избирателям?

Он попался в ее ловушку.

— Одного достаточно,

В темноте голос Элизабет звучал неестественно спокойно:

— Последний раз ты был со мной, когда Ричард заболел дифтерией.

— Доктор сказал, что он при смерти.

Так оно и было. Ее четырехлетний крошка сгорал в лихорадке, но Элизабет не желала отдавать его смерти. Она купала сына в туалетной воде, носила на руках, пела ему колыбельные, выхаживала его, пока сама не свалилась в полубессознательном состоянии.

И тогда Эдвард отнес жену на руках вниз, в ее спальню и там овладел ею. Тогда она подумала, что он занялся с ней любовью, чтобы поддержать ее.

— Значит, ты зачал еще одного ребенка, чтобы заменить Ричарда. На тот случай, если доктор окажется прав и ты потеряешь расположение своих избирателей.

— Но Ричард выжил, а я дал тебе Филиппа.

Его голос звучал в темноте разумно и убедительно, голос, которым он привык отвечать на каверзные вопросы избирателей после своих выступлений.

— У тебя двое сыновей, Элизабет. Ни одна добропорядочная женщина не может требовать большего.

— А что есть у тебя, Эдвард? — спросила Элизабет.

— Я буду премьер-министром.

А она будет продолжать жить той жизнью, которую и жизнью-то не назовешь, страдая от отсутствия мужской любви.

Глухая ярость затмила боль.

— Где ты проводишь ночи, Эдвард? Ночи, когда тебя нет дома? Кто эта женщина, с которой тебя видели?

— Я уже ответил тебе, что здесь не замешана женщина. Политика требует полной самоотдачи. Твой отец был премьер-министром два срока, и я сделаю все, чтобы стать его преемником.

Элизабет молча смотрела на темные волосы и усы Эдварда, едва различимые на фоне белой подушки.

— И это нытье не украшает тебя и не доставляет удовольствия мне. Так что я сейчас повернусь на бок, чтобы ты больше не унижала себя, выставляя напоказ свое голое тело, уходя из моей спальни. У тебя сегодня будет тяжелый день. Я надеюсь, ты придешь на благотворительный аукцион.

После этих слов Эдвард отодвинулся от нее и повернулся на другой бок.

— Я не буду пешкой в твоей игре, Эдвард.

— Ты уже давно выступаешь в этой роли, Элизабет.

Жгучие слезы жгли ей глаза. Бессилие, это безобразное ощущение поражения были даже хуже, чем та пустота и разочарование, с которыми она жила последние шестнадцать лет.

Она неуклюже сползла с кровати, вещь за вещью собрала свою разбросанную одежду, схватила ридикюль с комода. Наконец дверь, разделявшая их комнаты, захлопнулась за ней с тихим щелчком. В ее спальне занавески были задвинуты, отгораживая от мира.

Да как он смеет! Как смеет один человек унижать другого!

Зашвырнув изо всех сил одежду в дальний угол, Элизабет включила газовую лампу у постели. Совершенно обнаженная, она стояла перед большим зеркалом и сквозь слезы разглядывала себя, безжалостно оценивая свои тяжелые полные груди и округлые бедра с чуть заметными полосками от чулок.

Рамиэль назвал ее фигуру женственной. В «Благоуханном саду» восхвалялись грудь и бедра женщины. Элизабет зажмурилась. Даже сейчас, вся дрожа от злости и огорчения, она вспоминала то ощущение, когда держала в руках искусственный фаллос и чувствовала на себе гипнотизирующее притяжение бирюзовых глаз.

Она хотела его. Мужчина с его опытом не мог не понять этого. Скорее всего Рамиэль смеялся над ней, так же как и ее муж.

Боже милостивый! Эдвард повернулся на другой бок, лишь бы не смотреть на ее «женственную» фигуру. Книга лгала, и Рамиэль лгал. Тридцатитрехлетняя женщина, у которой появились первые серебряные нити в волосах, а на фигуре видны последствия рождения двоих детей, не может найти удовлетворения в этой жизни.

Открыв секретер, Элизабет схватила ручку, чернила и бумагу. Ее каракули сейчас сильно отличались от обычно аккуратного почерка. Наверняка такими же каракулями она делала записи, которые оставила на столе у лорда Сафира — сорок способов любви — будь они все прокляты!


Рамиэль еще раз перечитал записку.

«С благодарностью возвращаю вам книгу. Может, она и интересна, но на практике оказалась абсолютно бесполезной.

С наилучшими пожеланиями

Э.П.».

Рамиэль почувствовал, будто чья-то рука сжала его сердце. Пылинки танцевали в лучах полуденного солнца. Он проспал четыре часа. Ему снились губы Элизабет, ее грудь, ее распаленное желанием тело. Рамиэль скомкал записку.

В дверях спальни ждал Мухаммед. Его не смущала нагота Рамиэля.

— Все к лучшему, сынок.

Глаза Рамиэля сверкнули.

— Ты что, просматриваешь мою переписку?

Корнуэлец вскинул голову в тюрбане.

— Ты же знаешь, что нет.

— Тогда откуда, черт бы тебя побрал, тебе известно, что в ней написано?

— Книга, сынок. Она вернула книгу.

Рамиэль посмотрел на аккуратно упакованный сверток в руках Мухаммеда. «Благоуханный сад» шейха Нефзауи. Арабская интерпретация любви и безрассудства, секса и человеческих взаимоотношений, смешного и великого.

— Почему ты думаешь, что она вернула мою книгу?

— Знаю. Ты жаждешь женщину, которая поймет и примет твою арабскую сущность. В записке, лежавшей на твоем столе в пятницу утром, были слова из книги шейха. А почерк был не твой.

Смешанные чувства раздирали Рамиэля. Гнев на то, что Мухаммед прочел то, что предназначалось только ему. Горечь от того, что Элизабет так мало думала о нем, что решила прервать уроки с помощью записки, а не заявить ему об это лично.

Почему она вернула книгу? Он снова расправил смятую записку.

От нее исходил слабый аромат, естественная сладость женской плоти, перебиваемый свежим запахом чернил и бумаги. Слова налезали друг на друга, очевидно, написанные в великой спешке. Или под давлением.

Рамиэль перечитал вторую часть послания и сообразил, что по неосторожности сам подтолкнул Элизабет к действию. Она попыталась утолить свою жажду любви, которую он преднамеренно разжег в ней, соблазнив собственного мужа.

Что она предприняла, чтобы расшевелить Эдуарда Петре? Может, проделала с ним то, что Рамиэль хотел получить от нее сам? Может, она брала в руки его член, сжимала и ласкала его? А может даже, брала его в рот? «А вдруг это понравится Эдварду?», — подумал Рамиэль в приступе ревности. Ведь с закрытыми глазами он не сможет отличить губы Элизабет от рта какого-нибудь мужчины.

Черт! Элизабет была неопытна, неуверенна, уязвима. Она ведь не поймет, что это ее пол, а не тело не устраивает ее мужа.

Тиски, державшие сердце Рамиэля, сжались еще сильнее. Она тронула его своей страстностью, любопытством, честностью. Как же она могла обратиться к другому мужчине? И что же тогда сделал Эдвард Петре, если она вдруг решила прервать их уроки?

Рамиэль поймал взгляд Мухаммеда.

— Где сейчас Петре?

— В Куинс-Холле.

— Зачем?

— Там сегодня проводится благотворительный аукцион.

— А где он будет вечером?

— После аукциона намечен бал.

И там Эдвард будет проводить свою политику… Элизабет пойдет за ним.

Рамиэль потерял право быть любимым девять лет назад, но сейчас он не потеряет Элизабет. Под покровом ночи женщины умоляли его переспать с ними и пренебрегали им при свете дня. И ему было наплевать на все это до тех пор, пока он не встретил Элизабет. Впервые у него появилась надежда, что он может быть нужен англичанке не только для секса.

Если она действительно прерывает их отношения, пусть скажет ему об этом прямо в лицо. Сегодня вечером.

А он убедит ее в обратном.

Загрузка...