Нежный наставник

Глава 16

Элизабет посмотрела на руку грума в белой перчатке, затем перевела взгляд на дверной молоток, украшенный гравировкой «Графиня Девингтон».

Их городской дом принадлежал Эдварду. Элизабет приходилось выполнять приказы мужа дома, но она не собиралась, как ребенок, во всем подчиняться его воле. Она считала себя вправе общаться, с кем ей вздумается. И сегодня она собиралась навестить графиню.

Конечно, ее визит не был связан с предложением графини. Как-то раз она сказала Элизабет, что двери ее дома всегда для нее открыты, если ей захочется поговорить. Но Элизабет не могла быть откровенной даже со своей матерью. И уж конечно, она не собиралась докучать своими проблемами матери Рамиэля.

Белая дверь широко распахнулась. Появившийся дворецкий окинул невозмутимым взглядом сначала грума, а затем Элизабет. Она протянула ему свою визитку, предварительно загнув вниз один из четырех углов.

— Я хотела бы видеть графиню Девингтон.

Дворецкий склонил густую черную шевелюру.

— Я проверю, дома ли ее светлость.

Элизабет кивком головы отпустила грума.

— Томми, подожди меня у кареты.

Томми, молодой парень лет девятнадцати, стянул с головы вязаную шапку.

— Да, мэм. — Это был тот самый парень, которому пять дней назад стало плохо, перед тем как на Лондон опустился густой туман.

Элизабет рассеянно наблюдала за игрой бледных солнечных лучей на медной ручке дверного молотка. Ее одолевали темные, злые, пугающие мысли. Эдвард обещал забрать ее сыновей. Затем он пригрозил ей психиатрической лечебницей. Она не могла больше так жить.

Не прошло и пяти минут, как вернулся дворецкий.

— Миссис Петре, пожалуйста, следуйте за мной.

Элизабет пошла за слугой. Восточный ковер, покрывавший пол в холле, где стены были отделаны дубовыми панелями, скрадывал ее шаги. Сквозь застекленную крышу пробивались лучи света. В конце коридора дворецкий открыл дверь, за которой скрывалась лестница, также освещенная солнцем.

Не говоря ни слова, дворецкий проследовал дальше и стал спускаться вниз по ступенькам. Держался он при этом так прямо, будто проглотил шомпол, — Бидлс наверняка позавидовал бы его выправке. Неожиданно остановившись, слуга поклонился Элизабет и, открыв перед ней дверь, расположенную в конце лестницы, отступил назад.

Горячий, влажный воздух заполнил лестничную площадку. Элизабет с любопытством переступила порог.

Она слышала что-то о домашних парилках, но никогда их прежде не видела. Графиня, лениво плескавшаяся в небольшом бассейне, по своим размерам больше походившем на пруд, лениво подплыла к Элизабет. Купальника на хозяйке дома не было. Сквозь пар и воду просвечивали контуры ее обнаженного тела.

Элизабет никогда не видела другую женщину раздетой.

— Графиня Девингтон, — произнесла она, заикаясь, — прошу извинить меня, Я не хотела вам мешать. Дворецкий не сказал… Я, пожалуй, зайду в другой раз, в более подходящее время.

Над водой разнесся легкий смех. В нем звучала та же непринужденность, что и у Рамиэля.

— Элизабет, дорогая, не говорите глупостей.

— Но вы… вы… — Она вдохнула тяжелый, горячий воздух.

— Купаюсь.

Графине явно не страдала избытком целомудрия, свойственного Элизабет.

— Я думала, что вам будет интересно узнать что-нибудь о традициях Аравии. Купание занимает важное место в жизни арабов — как мужчин, так и женщин. Со временем я очень пристрастилась к турецкой бане, и поэтому по приезде в Англию я устроила у себя такую же.

Графиня высунула руки из воды и хлопнула в ладоши. Элизабет представилась прекрасная возможность оценить ее упругую, округлую грудь, которая никак не вязалась с образом пятидесятивосьмилетней женщины.

Элизабет быстро отвела глаза. Это был какой-то абсурд. Она же держала в руках искусственный фаллос; конечно же, она сможет преодолеть смущение при виде обнаженной женщины. Однако, несмотря на все усилия, Элизабет никак не могла заставить себя посмотреть на графиню.

— Жозефа, отведи миссис Петре за ширму и помоги ей раздеться. Она еще не совсем освоилась с нашим образом жизни.

Маленькая, сморщенная женщина, одетая в нечто похожее на простой кусок шелка, обернутый вокруг тела, решительно направилась в сторону Элизабет.

Сердце Элизабет сжалось от нехорошего предчувствия. Она была англичанкой, а не арабкой и не собиралась выставлять напоказ свою грудь, похожую на вымя, и расплывшиеся бедра.

— Я не думаю, что…

— В Аравии женщины из гарема купаются вместе. Это время, которое они могут проводить одни, без мужчин — смеясь, разговаривая и отдыхая. — В голосе графини слышалось искреннее сожаление. — Мне очень жаль, что вас это смущает. Я думала, что одна из самых приятных арабских традиций доставит вам удовольствие, но, похоже, я ошибалась…

Элизабет почувствовала себя ужасно старомодной и одновременно инфантильной. Чтобы как-то отговориться, она сказала первое, что пришло ей на ум:

— Я не умею плавать.

— Пол в бассейне неровный. У одного края он едва достигает трех футов, у другого — доходит до пяти. Здесь намного безопаснее купаться, нежели в океане. Но если вы действительно не хотите присоединиться ко мне, то, пожалуйста, не думайте, что вы меня этим сильно обидите. Это отнюдь не европейский обычай; многим англичанам ежедневное купание кажется отвратительной привычкой, не говоря уж о совместной ванне.

Элизабет не могла понять, обидело ли ее замечание графини или нет. Сама-то она принимала ванну ежедневно.

— Дело не в том, что мне это кажется отвратительным, графиня Девингтон. Просто я… — Элизабет сделала глубокий вздох и чуть не задохнулась от густого пара, — просто я никогда ни перед кем полностью не раздевалась — кроме своего мужа, однако об этом лучше не вспоминать. Даже доктор, принимавший у меня роды, не видел моего тела…

— Ну, тогда вам повезло, что он вручил вам здорового мальчика, а не щипцы.

Циничное, но остроумное замечание графини заставило Элизабет невольно рассмеяться. В результате, потеряв на несколько секунд бдительность, она пропустила момент, когда чья-то на удивление сильная рука схватила ее и потащила в противоположный конец комнаты. Элизабет от изумления потеряла дар речи. В густых клубах пара раздался приглушенный смех, явно принадлежавший графине.

Сжав губы, Элизабет попыталась вырваться, однако быстро поняла, что ее отчаянные попытки освободиться лишь усугубляют комичность ситуации, и предпочла подчиниться. Вскоре появились очертания лакированной ширмы. Не успела Элизабет прийти в себя, как старуха толкнула ее за деревянную перегородку и принялась отбирать вещи — сумочку, плащ, шляпку, перчатки. Руки старухи скоро сновали.

Стыд, который Элизабет испытала, невозможно было передать словами. Еще ни разу в жизни с ней не обходились так грубо. Даже в детстве ее матери было достаточно одного неодобрительного слова, чтобы Элизабет вела себя послушно. С тем, что происходило сейчас, она столкнулась впервые.

Внезапно старая служанка резко развернула Элизабет и оказалась у нее за спиной. Тут же проворные пальцы принялись расстегивать пуговицы на ее платье.

— Пожалуйста, не надо. Я не хочу… прекратите, пожалуйста…

Но несмотря на ее отчаянный протест, пуговицы были расстегнуты, и шерстяное платье сползло с плеч Элизабет. Тут она позабыла о своем достоинстве и о том, что английские леди никогда не повышают голос.

— Графиня Девингтон!

— Жозефа понимает английский, только когда захочет, — крикнула в ответ графиня подозрительно сдавленным голосом. — Я надеюсь, у вас не месячное недомогание?

Щеки Элизабет стали пунцовыми. Существовал ряд деликатных тем, которые не принято было обсуждать даже в женском обществе. Элизабет вырвалась из хищных рук старухи и натянула обратно лиф платья.

— Я сказала, прекратите!

Презрительно фыркнув, старая арабка опустила руки и, сделав шаг назад, разразилась гневной речью.

«Арабский», — догадалась Элизабет. Однако он сильно отличался от языка, на котором говорил Рамиэль. Его речь звучала чувственно, эротично. Слова же старухи источали… яд.

— Достаточно, Жозефа! — резко оборвала ее графиня. Старая арабка молча сверкнула глазами в сторону Элизабет. Та еще крепче прижала к себе платье.

— Что она сказала?

— Это не заслуживает перевода.

Голос графини прозвучал ближе: она явно подплыла к той стороне купальни, где находилась ширма.

— Пожалуйста. — Элизабет с вызовом посмотрела на старуху. — Мне бы хотелось знать.

— Она сказала, что все английские леди на один манер. Они презирают ее страну и оскорбляют ее хозяйку. И вообще, все англичанки — трусихи.

— Это не правда! — возмущенно воскликнула Элизабет. — Я не трусиха, — процедила она сквозь зубы и принялась развязывать турнюр, набитый конским волосом. Элизабет, посмотрев в глаза старой арабки, поняла, что должна идти дальше, чтобы доказать свою смелость. И начала развязывать тесемки нижней юбки. Она попросила Рамиэля обучить ее искусству доставлять мужчинам удовольствие. Элизабет развязала тесемки второй нижней юбки, и та быстро соскользнула вниз на груду влажной одежды. Она потребовала у своего мужа развод и теперь рисковала потерять своих сыновей. — Я не трусиха, — повторила Элизабет. Эта старуха не посмеет оскорбить ее!

Быстро избавившись от остальной одежды, она дошла до купальни и прыгнула в воду. Ощущение было великолепным. Погрузившись поглубже, так, чтобы не было видно груди, Элизабет расставила для равновесия руки. Горячая вода нежно ласкала каждый дюйм ее тела. Элизабет еще никогда не чувствовала себя так свободно.

— С вами все в порядке?

Элизабет закружилась в воде.

— Это просто замечательно!

Графиня улыбнулась; несколько прядей светлых волос прилипли к ее лицу.

— Я так рада, что вам понравилось. В настоящей турецкой бане три бассейна — с горячей, теплой и холодной водой. Но я подумала, что для английского климата больше подойдет бассейн с подогревом.

Несколько прядей волос, выбившись из тугого пучка Элизабет, прилипли к ее мокрой шее и спине.

— А у лорда Сафира тоже есть турецкая баня?

— Да, Рамиэль придерживается арабских привычек.

Элизабет хотела попросить их перечислить, но потом передумала. Вдруг окажется, что у него дома заперт целый гарем? Однако если это действительно так, то почему лорд Сафир возвращается домой под утро, да еще насквозь пропитанный запахом женских духов? Элизабет охватил легкий озноб.

— Моя карета ждет меня рядом с домом. Я вообще-то собиралась пробыть у вас недолго… Только чтобы бросить вызов мужу.

— Жозефа! — мягко позвала графиня. Старая арабка подошла к краю бассейна.

— Жозефа… — Графиня обернулась к Элизабет:

— Вы хотите, чтобы за вами вернулась ваша карета, или предпочтете воспользоваться одной из моих?

— Я… пусть за мной заедет мой экипаж, спасибо.

— Жозефа, передай кучеру миссис Петре, чтобы он вернулся за ней через три часа.

Три часа! Служанка исчезла, прежде чем Элизабет успела отменить приказ ее хозяйки. Графиня улыбнулась ей.

— Наконец-то. Теперь у нас достаточно времени, чтобы спокойно поболтать.

Элизабет рискнула зайти поглубже в воду. Она представила, как прекрасные наложницы, расположившиеся по краям бассейна, болтают друг с другом и смеются, чувствуя себя счастливыми в доме Рамиэля.

— Какие они, женщины из гарема? — спросила она. — Красивые?

— О да, очень. — Графиня неторопливо водила под водой руками, создавая маленькие водовороты. — Иначе бы их не купили.

Элизабет почувствовала легкую зависть. Конечно, она не хотела, чтобы ее продали в рабство. Однако ей было бы приятно, если бы мужчины готовы были заплатить за нее большие деньги.

— Лорд Сафир сказал, что наложницы в основном заботятся об удовольствии мужчины и совершенно не думают о себе.

— А… — Графиня прекратила свои ленивые движения. — По большому счету он прав, но я никогда об этом не спрашивала. Арабские мужчины становятся скрытными, когда речь заходит о женщинах.

— Запрет, — сухо проговорила Элизабет. Графиня весело рассмеялась:

— Как приятно разговаривать с женщиной, которая разбирается в подобных вещах!

Элизабет зашла в воду еще глубже, так, что теперь ее подбородок касался поверхности.

— Как бы я хотела научиться плавать.

— Рамиэль — прекрасный пловец. Его первый урок состоялся здесь, в этом бассейне.

Элизабет попыталась обуздать свое любопытство, но не смогла. В воображении она часто видела Рамиэля, занимающегося любовью различными способами; однако ей трудно было представить его в образе любящего сына.

— Сколько ему тогда было лет?

— Три годика. Он выскользнул из рук Жозефы и упал прямо в воду, вон там. — Графиня указала на край бассейна, где его глубина достигала пяти футов. — Когда я выловила своего сына, его рот был полон воды, которую он «выпустил в воздух целым фонтаном брызг, а затем весело рассмеялся.

Элизабет улыбнулась своим воспоминаниям.

— Когда Филиппу было три, он обнаружил, что из перил лестницы получается отменная горка. Я успела поймать моего мальчика в самый последний момент. А он, обняв меня за шею, рассмеялся и попросил отнести его наверх, чтобы он мог съехать еще раз.

Графиня рассмеялась.

— Сколько ему сейчас лет?

— Одиннадцать, скоро будет двенадцать. Прошлой осенью он поступил в Итон. А Ричард, мой старший сын, через шесть месяцев будет сдавать экзамены в Оксфорд. — В голосе Элизабет звучала материнская гордость. — Ему всего пятнадцать.

— Кажется, они замечательные мальчики.

— О да. — Голос Элизабет дрогнул от охватившего ее волнения. — Я не знаю, что бы без них делала.

Она не позволит Эдварду отобрать детей.

— Вы привезли сына в Англию из-за боязни, что его у вас отберут?

Раздался тихий всплеск воды, разбившейся о плитку. Элизабет не думала, что мать Рамиэля ответит на вопрос. Однако она ошибалась…

— Нет. Я привезла моего сына в Англию, потому что просто не могла его оставить.

— Вы сожалеете о том, что уехали?

Графиня нежно протянула руку к мокрым волосам Элизабет и убрала выбившуюся из ее пучка прядь волос.

Элизабет напряглась. Это был материнский жест. Она сама часто прикасалась так к своим сыновьям. Однако Элизабет не могла припомнить, чтобы ее собственная мать хоть раз так же нежно приласкала ее.

— Да, но если бы мне пришлось пройти через это снова, я поступила бы точно так же.

— А вам не кажется, что вы, как мать, должны были оставить сына в Аравии и не лишать его отца?

Вопрос Элизабет вырвался прежде, чем она успела подумать. Она напряженно ждала ответа, уставившись в деревянный пол, скрытый пеленой пара.

— Это трудный вопрос. Я думаю, что Рамиэль был бы счастлив остаться в Аравии. Страдала бы я, хотя мое горе наверняка повлияло бы на сына сильнее, нежели его приезд в Англию. Рамиэль был счастлив здесь, окруженный друзьями и любящими его людьми. Однако когда ему исполнилось двенадцать, я больше не могла защищать его от клеветы и злословия. Происхождение моего ребенка дало о себе знать. Арабы смотрят на внебрачного сына иначе, нежели англичане. Поэтому я отправила Рамиэля к его отцу. Я плакала и безумно переживала за моего сына, я знала, что моя любовь поможет Рамиэлю в сложный период его взросления.

Густые горячие клубы пара вновь окутали лицо Элизабет, оставив на ее щеках влажные следы. Ей стало интересно, что бы сказала графиня, если бы она поведала ей о своем намерении развестись с Эдвардом. А как бы среагировал Рамиэль, узнай он, что муж Элизабет в ответ пригрозил отобрать ее сыновей? Элизабет неуверенно вздохнула и повернулась лицом к графине.

— Спасибо за то, что вы пригласили меня разделить с вами купание. Эти впечатления надолго запомнятся мне.

Элизабет невольно отшатнулась от бледной тонкой руки, смахнувшей с ее щеки влагу. Графиня, полюбовавшись на свою работу, вновь протянула руку и стряхнула капли воды с другой щеки.

— Вы можете приходить сюда купаться, когда пожелаете. Я прикажу своим слугам, чтобы они пускали вас в дом в любое время. Моя единственная просьба заключается в том, чтобы вы не купались одна. Жозефа всегда должна вас сопровождать; если в воде с вами что-нибудь случится, она спасет вас.

Старой служанке, наверное, было лет восемьдесят, и весила она вполовину меньше Элизабет.

— А кто спасет Жозефу? — едко поинтересовалась Элизабет.

В ответ раздался веселый смех.

— Не судите о людях по их внешнему виду. Маленькие часто оказываются на удивление сильными. А теперь нам следует выйти из воды, иначе мы покроемся морщинами. Жозефа!

Старая арабка как по волшебству появилась с двумя полотенцами в руках. Элизабет вздрогнула. Она не слышала, как служанка вернулась после выполненного поручения графини.

В эту минуту легкое движение воздуха сообщило о чьем-то присутствии. Рамиэль, а это был он, сделал несколько шагов в сторону Элизабет. Властная рука графини его остановила.

— Если присутствие моего сына смущает вас, Элизабет, я велю ему уйти.

В прекрасных бирюзовых глазах Рамиэля застыла боль. Если сейчас, в этой гостиной она откажет Рамиэлю перед лицом его матери, она больше никогда не увидит своего учителя. Они больше не будут вместе танцевать. И она никогда не услышит, как его мягкий, волнующий голос назовет ее» дорогая «. Элизабет с облегчением выдохнула.

— В этом нет никакой необходимости.

Через секунду перед ней уже стояла Жозефа с большим медным подносом в руках. Морщинистые веки старухи были опущены.

Элизабет внимательно наблюдала за происходящим. Рамиэль забрал у старой арабки тяжелый поднос и поставил его на стол перед графиней. Жозефа разразилась очередной тирадой на арабском. Рамиэль, не сводя своих бирюзовых глаз с бюста Элизабет, ответил служанке на ее родном языке.

— На английском, пожалуйста, — сделала замечание графиня. — Рамиэль, ты можешь сесть.

Тот расположился на ковре рядом с дамами, ловко скрестив ноги. Шейх в коричневом шерстяном костюме и твидовом пиджаке. Элизабет поправила свой наряд и чуть не соскользнула с кушетки прямо к нему на колени. Шелковая обивка оказалась более скользкой, чем мокрый лед.

Графиня принялась разливать кофе. Аромат крепкого, сладкого напитка щекотал ноздри. И тут Элизабет задала вопрос, который мучил ее с тех пор, как она познакомилась с графиней:

— У Рамиэля глаза отца?

Мать и сын весело рассмеялись. Элизабет напряглась. Она не любила быть объектом насмешек.

— Извините меня за мое любопытство.

— Это вы нас извините за нашу грубость. — Графиня протянула Элизабет изящную кофейную чашку на блюдце, ее тонкие края украшала позолота. — Мы до сих пор не можем решить, которая из семей одарила Рамиэля такими глазами. Совершенно точно, что не моя. С другой стороны, среди родных его отца тоже никто не мог похвастаться ничем подобным. Так что можно сказать — Рамиэль единственный в своем роде.

Да, Элизабет тоже так подумала, когда впервые увидела его. Лорд Сафир протянул ей блюдо с липкими на вид сладостями.

— Это пахлава, смесь теста и орехов в меде. Жозефа готовит ее лучше всех на Востоке, впрочем, как и на Западе.

— Это любимые сладости Рамиэля, — мягко добавила графиня.

Интересно, она послала за сыном, когда они купались? Элизабет торжественно взяла маленькое золотистое печенье, посыпанное орешками. Затем Рамиэль предложил блюдо графине. Она тоже, с напускной серьезностью, взяла кусочек пахлавы. Наконец, Рамиэль сам взял печенье. И тут, не сговариваясь, они одновременно попробовали нежное лакомство.

Элизабет показалось, будто каким-то непостижимым образом они стали одной семьей. Эдвард был сиротой, и свекрови у Элизабет не было. Так же, впрочем, как и мужа.

— Какое вкусное печенье. А что еще едят в Аравии?

— Ягненка, — графиня изящно слизнула мед с кончиков пальцев, — плов из риса.

Рамиэль поймал ускользающий взгляд Элизабет.

— Голубиные сердца, приправленные вином и специями.

— У арабов должен быть большой запас голубей, — колко заметила Элизабет, — или же они обладают умеренным аппетитом.

Бирюзовые глаза Рамиэля полыхнули огнем. Он не мог оторвать от нее голодного взгляда мужчины, перед которым сидит очень соблазнительная женщина.

— Арабы известны своими аппетитами, так же, впрочем, как и пристойным поведением.

Элизабет, не удержавшись, весело рассмеялась.