Неистовый

ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ

АЛЕКСАНДР

Благотворительная акция «Норт Индастриз» — это ежегодная попытка нашей компании доказать, что мы не просто богатые придурки, а богатые придурки филантропы.

Все самые богатые люди в Нью-Йорке будут там, и я буду вынужден общаться за одну ночь больше, чем за весь год вместе взятый. Обычно у меня под рукой был платный эскорт. Она имела бы высшее образование в области, связанной с гражданским строительством или дизайном, и я бы полагался на то, что она будет вести большую часть разговоров, а также ослеплять комнату своей красотой.

У Джордан не будет проблем с тем, чтобы повернуть все головы в комнате в свою сторону. Но боюсь, что большая часть разговоров ляжет на мои плечи, и с моим послужным списком это может закончиться катастрофой.

Я только что надел туфли, когда получаю входящее сообщение от Мерфи, в котором говорится, что он будет внизу, когда мы будем готовы. Стучу в дверь ванной.

— Я почти готова, — кричит Джордан с другой стороны.

Надеваю пальто и оттягиваю воротник рубашки, пытаясь ослабить галстук-бабочку. Мне удается ослабить его на миллиметр, когда открывается дверь ванной. Я поднимаю взгляд к зеркалу, чтобы увидеть ее отражение, когда Джордан входит в спальню позади меня.

Ее льдисто-голубое платье удерживается на теле двумя тонкими бретельками и струится, как жидкий шелк, по ее изгибам.

Я оборачиваюсь, беззастенчиво пялясь на вырез, который обнажает достаточно декольте, чтобы свести мужчину с ума от вожделения. Она оборачивается, и эти тонкие полоски перекрещиваются у нее на спине, которая выглядит нежной и восхитительно голой. Ее длинные волнистые волосы собраны в свободный пучок у основания шеи, оставляя несколько прядей свободно спадать на шею и обрамлять лицо.

— Ты такая красивая, — говорю я, в основном себе, но ее щеки розовеют, как будто Джордан меня слышит.

Ее высокие каблуки стучат по мраморному полу, привлекая мое внимание к ногам, которые выглядят почти босыми, за исключением крошечного серебряного ремешка на пальцах ног и лодыжке. Женщина останавливается передо мной, и ее серые глаза изучают меня. Я сопротивляюсь желанию съежиться под ее пристальным взглядом.

— Ты тоже хорошо выглядишь, — говорит она и наклоняется, чтобы нежно поцеловать меня в губы.

У меня едва хватает сил, чтобы поцеловать ее в ответ, ошеломленный ее красотой.

Джордан обхватывает мою челюсть и проводит по губам.

— Помада.

Я открываю рот, чтобы заговорить, но стискиваю зубы, боясь, что неуместно говорить то, что у меня на уме. Что я не возражал бы получить след от ее помады на своей коже — на челюсти, шее и воротнике. Если я скажу, что буду гордо носить доказательство ее губ на мне, она подумает, что это странно? Мысль о следах ее губной помады на моей коже вызывает во мне прилив вожделения, и я прочищаю горло.

— Нам пора идти.

Она кладет руку мне на сгиб локтя.

— Показывай дорогу.

Я наблюдаю за ней всю дорогу в лифте и не могу оторвать глаз, пока мы идем через вестибюль. Персонал приветствует ее с энтузиазмом и делает комплименты о том, как прекрасно она выглядит. Если бы я сам не был так восхищен, я бы сказал им всем, чтобы они держали свои чертовы глаза при себе, но заклинание, которое она наложила на всех нас, неоспоримо.

— Мисс Уайлдер, — говорит Мерфи, открывая заднюю дверцу «Лендровера». — Вы выглядите потрясающе. — Он почтительно склоняет голову, словно стараясь не пялиться.

— Спасибо. — Она берет его протянутую руку и садится в машину.

— Вы тоже, сэр, — говорит он мне с игривой ухмылкой.

Я проскальзываю на заднее сиденье и убеждаюсь, что нахожусь достаточно близко к Джордан, чтобы мы касались друг друга. Если я не прикоснусь к ней, то боюсь, что могу взорваться. Кладу руку ей на бедро, и она накрывает мою руку своей и успокаивающе сжимает.

— Что мне нужно знать о сегодняшнем вечере?

— Что есть очень хороший шанс, что мы не попадем на ужин, потому что я умираю от желания трахнуть тебя в этом платье.

Шок в ее глазах заставляет меня захотеть ударить себя за то, что я сказал первое, что пришло мне в голову. Я уже собираюсь извиниться, когда она наклоняется ближе и целует меня в шею прямо за ухом.

— Если продолжишь так говорить, — горячо шепчет она мне на ухо, — мы никогда не выберемся из этой машины. — Джордан покусывает мочку моего уха, отчего у меня по спине пробегает дрожь.

С диким рычанием я беру ее губы в долгом, горячем поцелуе. Звук откашливания Мерфи прерывает поцелуй, но мы остаемся рядом, кровь пульсирует, дыхание тяжелое.

— В чем дело, Мерфи? — резко бросаю я.

— Вход с красной дорожкой, сэр.

Я понимаю, о чем он говорит, даже не произнося этого вслух. Как только мы подъедем к месту встречи, будет пресса, а завтра в газете появятся фотографии. Так что, может быть, нам пока не стоит срывать друг с друга одежду?

— Спасибо.

— Если только вы не хотите, чтобы я подъехал к другому входу. — Он прав, предлагая этот вариант. Для большинства мероприятий я предпочитаю менее публичный вход. Меньше слухов и предположений.

— Нет. — Я хочу, чтобы меня видели с Джордан. Она не грязная тайна, которую мне нужно скрывать.

Женщина смахивает помаду с моих губ, а затем снова наносит свою.

— Есть что-нибудь, что мне нужно знать, прежде чем я войду туда?

— Это все болтовня и поклонение героям. Можно пройти через любую ситуацию, поцеловав задницу. Большое эго любит похвалу.

Джордан втягивает воздух сквозь зубы.

— У меня это не очень хорошо получается.

— Вот именно. Ожидаю, что будет очень интересно.

— Эй! — Она стукает меня плечом. — Не позволяй мне разозлить кого-то важного.

— Постараюсь, но не могу ничего обещать. — Когда Джордан не возвращается с каким-нибудь умным комментарием, я смотрю на нее и вижу, что она тепло улыбается. — Что?

— Мне нравится, когда ты улыбаешься.

Я оцениваю выражение своего лица и заставляю себя нахмуриться.

— Я и не подозревал, что улыбаюсь.

— Знаю. И мне это нравится больше всего.

Хадсон был прав, я счастливый сукин сын. Джордан видит во мне хорошее и почти не замечает плохого. Я вышел из себя и сказал обидные вещи, и все же она все еще смотрит на меня так, будто я единственный мужчина, которого она видит. Её не заботят мои деньги и статус. Джордан действительно идеальная женщина. Но вот только я далеко не идеальный мужчина.

Мой пульс учащается, и я отворачиваюсь к окну, пытаясь успокоиться. К счастью, через несколько минут мы подъезжаем к парадной лестнице в «Метрополитен».

Красная ковровая дорожка огорожена веревкой, справа и слева от нее толпятся фотографы.

— Срань господня, — выдыхает Джордан. — Как на вручении «Оскар».

Я съеживаюсь, наблюдая, как пара в машине перед нами ослеплена миллионом вспышек. Реально ненавижу это дерьмо.

Наша дверь открывается, и я беру Джордан за руку и помогаю выйти из машины. Глядя вперед, быстро иду по ковру к лестнице.

— Гризли, постой, — тихо говорит она.

Я останавливаюсь, и она вырывает свое запястье из моей хватки, чтобы втиснуться рядом со мной.

— Пусть они сделают несколько снимков, — говорит она сквозь улыбку.

— Зачем?

Джордан наклоняется так близко, что я чувствую ее дыхание у своего уха.

— Потому что им нужно платить по счетам. — Ее рука скользит по сгибу моей руки, и она поворачивает нас обоих к мигающим вспышкам.

Я хмуро смотрю на лица нетерпеливых репортеров, когда они выкрикивают вопросы о том, кто моя девушка и от какого дизайнера ее наряд. Откуда, черт возьми, мне это знать?

— Мистер Норт, у вас серьезные отношения? Мы слышали, она живет с вами!

Мои руки сжимаются в кулаки, и я делаю агрессивный шаг к репортеру, и чувствую, как Джордан крепче сжимает меня.

— Хватит, — говорит она, все еще улыбаясь, и мы идем к лестнице. — Видишь? Было не так уж плохо, да?

Мы сдаем наши пальто, и я беспокоюсь, что в комнате все еще слишком холодно для Джордан с ее обнаженной кожей. Все взгляды, кажется, устремлены на разрез ее платья, который показывает ее длинную, стройную ногу, и я задаюсь вопросом, как переживу ночь, не ударив кого-нибудь по лицу.

Я был на сотнях мероприятий с женщинами, и никогда не возражал, если другие мужчины восхищались моими парами. Одна из вещей, которая делает использование эскорта менее сложным, заключается в том, что я всегда знал, что у них есть другие мужчины, поэтому меня никогда не беспокоило, когда на них пялились.

Но с Джордан все по-другому.

— Александр, рад снова тебя видеть. — Один из наших старых клиентов приветствует меня и говорит о том, как здорово вернуться в Нью-Йорк. Он знакомит меня со своей новой женой и своим деловым партнером, но все это белый шум в моих ушах, когда я сосредотачиваюсь на Джордан.

И я не единственный, кто не может отвести от нее глаз.

ДЖОРДАН

Большинство людей не знают, что богатые люди несут в себе запах. Они не носят узнаваемых духов, но их превосходство ароматизирует воздух.

Первый час мероприятия и букет головокружительны.

До сих пор это был всего лишь вихрь представлений и светских бесед. Александр не шутил, когда говорил, что плохо ладит с людьми. Он либо полностью игнорирует их, либо отвечает односложно или ворчанием. Я обнаружила, что большую часть разговора веду сама, и сжимаю руку Александра, когда от него ожидали ответа.

— …видели бы вы нашу башню в Токио. — У Эдварда Гордона гладкие седые усы, а зубы такие белые, что кажутся почти прозрачными. — Думаю, вы были бы впечатлены дизайном.

Я сжимаю руку Александра, чтобы заставить его ответить, задаваясь вопросом, слушал ли он вообще, как этот парень говорит о своих башнях, как будто они компенсируют его менее чем впечатляющую мужественность.

Александр выглядит чертовски скучающим.

— Вряд ли.

Я поджимаю губы, чтобы не улыбнуться, и щеки мистера Гордона вспыхивают.

— Уверяю вас…

— В дизайне отсутствует различие. — Александр едва удостоил мужчину взглядом. — Это бетонный столб без личности — антисоциальный и лишенный жизни. — Он потягивает газированную воду. — Место, где умирает искусство архитектуры, — бормочет он в свой бокал.

Я тихо прочищаю горло.

— Не будь злым, — шепчу я.

Лицо мистера Гордона стало злым и багровым, но Александр, похоже, этого не замечает или ему все равно. Как будто мой кавалер пропустил все социальные сигналы, поскольку он продолжает стоять на своем в этот неловкий момент.

Спина мистера Гордона напрягается.

— Ты ужасно самонадеян.

Александр пожимает плечами.

— Просто честен.

— Если вы нас извините, думаю, нам пора занять свои места. — Я тащу Александра прочь, пока все не стало еще хуже. Я благодарна, что сегодня нанесла мощный дезодорант, так как каждый неловкий разговор заставляет меня потеть.

— Я что-то не то сказал?

Повернувшись, я ожидаю, что увижу, как Александр озорно улыбается, но он кажется искренне непонимающим.

— Не все ценят твою честность так, как я. Смотри, там Хейс. — Я прищуриваюсь на его красивого брата. — Или Хадсон.

— Хейс, — ворчит Александр. — Он пялился на тебя весь вечер.

— На меня? — Я встречаюсь взглядом с раздраженным близнецом, и его взгляд становится жестче. — О, вау, да. Он не очень рад меня видеть.

— Нет, это не так.

Я все равно притягиваю Александра к себе, когда Хейс направляется к нам.

— Вы пара сегодняшнего вечера, — говорит он, скучая и совсем не впечатленный. — Она — единственное, о чем все говорят.

Александр переводит долгий, оценивающий взгляд с моих волос до пальцев ног и обратно, чтобы задержаться на моих губах.

— Справедливо.

Мускул на челюсти Хейса дергается. Он потягивает что-то похожее на скотч из хрустального бокала.

— Где твоя пара, Хейс? Или в Нью-Йорке закончились женщины, единственное требование которых — хорошенькое личико?

Его карие глаза мерцают.

— Все, что мне нужно — те, кто нуждается в деньгах.

— Отвратительно, — бормочу я в свое шампанское, снова поражаясь, что он и Александр — кровные родственники и все же такие разные.

— Мои сучки, — говорит Кингстон, направляясь к нам с хорошенькой женщиной под руку. Его красивое лицо модели и брови идеальной формы заставляют его казаться сошедшим со страниц последнего журнала высокой моды. — Джордан, ты выглядишь чертовски привлекательно, как всегда.

Александр дергается вперед, к младшему брату, но я держу его за руку.

— Спасибо. Хотя я чувствую себя ужасно из-за этого платья. — Я надуваю губы. — Александру редко удается раздеть меня догола, не нанеся непоправимого ущерба материалу.

— М-м-м, — хихикает Кингстон, звук низкий и ленивый. Уверена, что он возбуждает всех женщин в пределах слышимости. — Мне нравится визуальный образ.

Его спутница высокая и худая, такая же великолепная модель, как и он. Она спокойна и, похоже, ее не волнует, что Кингстон смотрит на каждую красивую женщину в комнате.

Пара Хейса в конце концов присоединяется к нам. Девушка вежлива и красива, и я не могу поверить, что она действительно решила встречаться с таким придурком, как Хейс.

— Как вы познакомились? — спрашиваю я их. Потому что мне действительно интересно узнать.

Она смотрит на Хейса, ожидая, что он ответит.

— Элли должна была быть парой Алекса. — Он ухмыляется. — Оплачено полностью.

Большое тело Александра качается вперед, как будто он хочет надрать задницу близнецу, но я удерживаю его.

К счастью, я уже знаю об истории Александра с сопровождающими, поэтому попытка Хейса расстроить меня проваливается.

— Черт, прости меня, Элли. Похоже, ты застряла с утешительным призом. — Я бросаю на Хейса преувеличенно хмурый взгляд.

Элли поджимает губы, и в ее глазах пляшет веселье.

— Думаю, нам пора занять свои места, — шепчу я Александру после третьего и последнего объявления.

Мы усаживается за стол с семьей Александра и их соответствующими парами. Ужин вкусный, беседа сносная, и хотя Александр почти ничего не говорит, ему удается выглядеть лишь умеренно несчастным.

Его отец встает и произносит речь о благотворительности для детей, и я внимательно слушаю. Деньги идут на образование детей в приемных семьях, и я задаюсь вопросом, имеет ли выбор благотворительности какое-либо отношение к тому факту, что Александр был в приемной семье.

Август открывает тихий аукцион, и под аплодисменты люди встают со своих мест, чтобы ознакомиться с предметами, доступными для торгов.

Александр поворачивается ко мне за столом.

— Хочешь сделать ставку за что-нибудь?

Я хихикаю и потягиваю шампанское, продолжая незаметно наблюдать за людьми. Потому что количество платьев от кутюр в этой комнате ошеломляет.

Он хватает меня за руку и сжимает.

— Это «да» или «нет»? — Он прищуривается, как будто действительно пытается прочитать меня, но не может.

Я забыла, что ему нужно более прямое сообщение.

— Я не могу себе этого позволить.

Мужчина встает и тащит меня за собой. Я ожидаю, что он оттащит меня от стола, но вместо этого Александр прижимает меня к своей груди. Его руки обнимают меня за талию, и он прижимается теплыми губами к моей шее.

— Ты не можешь быть такой невежественной.

Я откидываю голову назад, готовясь дать ему словесную пощечину, но слова застывают у меня в горле, когда я вижу, что он улыбается. Это должно быть незаконно, чтобы мужчина был таким красивым.

— Выбирай. Я сделаю ставку. — Он все еще улыбается.

Я прижимаю кончики пальцев к его губам, наслаждаясь ощущением его счастья на моей коже.

— Зачем?

— Большинство людей хватаются за возможность потратить мои деньги.

Я хмурюсь.

— Это ужасно.

— Это для благого дела, и я хочу, чтобы ты выбрала, как их потратить.

— В самом деле? — Внутри меня поднимается пузырь счастья. — Ладно.

Он берет меня за руку, и могу сказать, что замедляет шаг, чтобы не было похоже, что он тащит меня к столам аукциона. Мы внимательно изучаем каждый предмет, от изготовленных на заказ ювелирных изделий с бриллиантами до билетов на Суперкубок на три места. Многие из них предназначены для роскошного отдыха, напоминая мне, что я уже встречалась с гостиничным магнатом мистером Эндрю Грантом. Это, должно быть, его пожертвования.

— Вот этот. — Я беру со стола планшет. — Одна неделя в бунгало над водой на Бора-Бора. Сколько ты хочешь предложить?

— Насколько сильно ты этого хочешь?

— Не настолько сильно, чтобы тратить на это непристойную сумму твоих денег.

Он закатывает глаза.

— Прекрати. Я серьезно. Я даже не знаю, сколько стоит нечто подобное.

— Предложи полмиллиона.

У меня отвисает челюсть, и я роняю ручку. Александр хмурится. Мы обмениваемся мгновением молчаливого общения, пока он не забирает у меня планшет. Мужчина что-то пишет на нем, затем кладет на стол и уводит меня прочь, положив руку мне на поясницу.

— Хочешь еще что-нибудь?

Я не могу ответить и просто разеваю рот, как рыба, вытащенная из воды.

— Значит, твое молчание — это «нет»?

Я качаю головой, сглатываю и обретаю голос.

— Нет. Все в порядке. — Я не создана для такого образа жизни. Став взрослой, я могла бы прожить неделю на пятнадцать долларов. Я овладела искусством борьбы с голодом и знаю, как приготовить пятидолларовую пиццу на завтрак, обед и ужин. — Полмиллиона долларов…

Александр проводит кончиками пальцев вверх и вниз по моей спине.

— Я готов убраться отсюда к чертовой матери, как насчет тебя?

— Разве мы не должны остаться до конца?

Он пристально смотрит на меня, и его взгляд обещает все виды обнаженности, как только мы останемся одни.

— Эй, вы двое, — говорит Хадсон, вставая между нами и обнимая нас за плечи, как будто мы на футбольном матче, а не на официальном мероприятии. — Нам уже весело или как? — Его беззаботная улыбка заразительна.

— Мне весело.

Александр только хмыкает и вырывается из-под руки брата.

Рука Хадсона скользит по моей спине, и он платонически прижимает меня к себе, положив руку мне на плечо.

— Я только что познакомился с Чарльзом Линдквистом.

При этом имени в глазах Александра вспыхивает искра.

— Серьезно?

— Он хочет встретиться с тобой. — Хадсон не в силах сдержать бурлящее возбуждение в голосе. — Он открывает новое место в Дубае, братан. — Он отпускает меня, чтобы подойти поближе к Александру. — В Дубае. Ты должен встретиться с ним. Это может быть огромным проектом.

Я легонько толкаю Александра.

— Иди.

— Пойдем со мной, — говорит он.

— Нет, ты иди. Мне нужно в дамскую комнату, а тебе нужно поторопиться, пока он не ушел.

— Да, — говорит Хадсон и мотает головой, чтобы Александр следовал за ним. — Пойдем.

Александр кивает и следует за братом сквозь толпу. Я не тороплюсь, просматривая последние пару столов с предметами аукциона, тайно рассматривая непристойную сумму денег, которую люди готовы потратить на благотворительность.

— Это хорошо, — говорит голос из-за моего плеча.

Поворачиваюсь и вижу мужчину лет тридцати. У него ярко-голубые глаза и дружелюбная улыбка.

Он опускает взгляд на предмет аукциона передо мной.

— Ты собираешься участвовать в торгах?

Браслет с бриллиантом в десять карат.

— Он красивый, но нет.

— В самом деле? Потому что ты смотришь на него уже несколько минут. — Незнакомец поднимает бровь с игривой улыбкой и тянется к планшету.

— Ты следил за мной? — Может, я недооценила его доброе лицо, и он действительно полный придурок.

Отступаю в сторону, сохраняя между нами дистанцию.

Его улыбка немного меркнет.

— Прозвучало не очень хорошо. — Будет ли извращенец краснеть, если его поймают за подглядыванием? Ладно, может, он и не полный придурок. — Позволь попробовать еще раз. — Он протягивает руку. — Уильям Брейди.

— Джордан Уайлдер. — Я пожимаю ему руку, благодарная, что мужчина не целует костяшки моих пальцев, как некоторые из странных мужчин, которых я встретила сегодня вечером.

— И чем ты занимаешься, мисс Уайлдер? Думаю чем-то важным, если попала в список приглашенных.

— Вообще-то нет. В настоящее время я безработная.

Уголок его рта приподнимается.

— Ты шутишь?

— Нет. — Я чувствую, как мои щеки горят, потому что ясно, что мистер Уильям Брейди — большой человек, а я только что призналась, что я — большой никто. — Я ищу работу, но это Нью-Йорк и… — Я тяжело вздыхаю.

— Понятно, — говорит Уильям со смешком. — У меня есть пара предприятий в городе и несколько по всей стране. — Он наклоняется и подносит руку ко рту. — Моим ресторанам за городом гораздо легче оставаться на плаву. — Он прижимает палец к губам.

— Ты владеешь ресторанами?

Уильям хихикает и пожимает плечами, словно стесняясь того, что делает.

— Я шеф-повар, ставший ресторатором.

— Ты шутишь?

Уильям, кажется, взволнован моим энтузиазмом.

— Нет. У меня есть один здесь, в Нью-Йорке, один в Лас-Вегасе и Лос-Анджелесе, и я открываю один в Скоттсдейле.

— В Аризоне?

— Да, только на прошлой неделе закончили строительство здания.

— Удивительно. Я имею в виду… Я работаю в ресторанной индустрии уже более десяти лет. Не могу себе представить, чтобы у меня был один, не говоря уже о четырех. — Приложив руку к сердцу, чувствую, как оно бьется как сумасшедшее, потому что я немного поражена.

— Ты выглядишь не достаточно взрослой, чтобы иметь такое длинное резюме.

— Моя первая работа была в закусочной, когда мне было пятнадцать.

— Ты серьезно? И у меня тоже. — Он опирается бедром на стол и задумчиво смотрит поверх моей головы, словно вспоминая что-то приятное. — Так много жира.

— Серьезно? — Я хихикаю. — Ты начинал с закусочной здесь, в Нью-Йорке?

— Нет. — Его светлые глаза сверкают ностальгией. — Я набирался опыта в «Центральной закусочной» в Джексонвилле, штат Флорида.

— Не может быть! Ты из Флориды? Я работала в «Сломанной вилке» в Барстоу.

Он смеется и качает головой.

— Мир тесен.

— Да, так и есть. — Безумие, что этот шеф-повар Уильям Брейди начинал в той же ресторанной среде, что и я. Тем не менее, он продвинулся, а я прибегла к тому, чтобы показывать свою задницу и декольте ради чаевых… Подождите минутку… Шеф-повар Уильям. — Билли Брейди, — шепчу я. Как звезда канала «Фуд Нетворк». — Ты Билли Брейди?

Мужчина морщится.

— Виновен.

Мое лицо пылает, только удваивая мое смущение.

— Прости, если бы я узнала тебя раньше, то сделала бы реверанс или что-то в этом роде.

Он откидывает голову назад и смеется.

— Пожалуйста, не надо. Я и так чувствую себя не в своей тарелке. Мое место на кухне, а не здесь, где меня хвалят. — Веселье медленно исчезает с его лица, когда он смотрит на меня. — Это будет звучать безумно, но ты упомянула, что ищешь работу, а я нанимаю людей для своего ресторана в Аризоне. Не хотела бы ты переехать в Скоттсдейл?

— Ты предлагаешь мне работу? Ты же меня не знаешь, может я ужасная официантка.

Он наклоняет голову.

— Твои навыки были отточены в огне закусочной в Барстоу. Это большое одобрение. Но я хотел бы услышать больше о твоем стаже работы. — Он лезет в карман пиджака и достает карточку. — Давай назначим время, чтобы встретиться на следующей неделе и поговорить об этом подробнее.

Я беру у него карточку и не могу подобрать нужных слов, чтобы поблагодарить. Это самая большая возможность, которая когда-либо мне выпадала.

— Я… я не знаю, что сказать. Спасибо, мистер Брейди. Огромное спасибо. Я позвоню в понедельник.

— Идеально. И зови меня Билли. — Он удерживает мой взгляд на несколько секунд, и когда я отвожу взгляд, мужчина, наконец, опускает свой на планшет, который все еще держит в руках. Он записывает свою ставку, а затем кладет планшет обратно на стол. — С нетерпением жду твоего звонка, и… — он кивает подбородков в сторону стола, — я дам тебе знать, если мы выиграем.

О, черт, он что, флиртует со мной?

Нет.

Я смотрю на его левую руку, когда он уходит, и вижу, что она пуста — никакого обручального кольца. Но это ничего не значит. В конце концов, мой безымянный палец тоже пуст, но я влюблена в Александра.

У меня перехватывает дыхание. Какого черта? Влюблена? Нет.

Или да?

— Как ты называешь то, что происходит между нами?

— Это временно.

Так он называл наши отношения. Он не собирается влюбляться в меня, и я бы с удовольствием сделала то же самое.

Нахожу ближайший туалет, и когда выхожу, обнаруживаю, что Александр ждет меня снаружи.

— Как все прошло?

— Понятия не имею. — Выражение его лица напряженное. — Большую часть разговора вел Хадсон.

— Ты никогда не поверишь, кого я встретила.

Он хватает меня за локоть и ведет к двери.

— Расскажешь в машине. Если я не выберусь отсюда, меня втянут в миллион разговоров, а я уже на пределе своих возможностей.

Мы получаем пальто из гардероба, и Мерфи открывает заднюю дверцу внедорожника, чтобы мы могли укрыться от ноябрьского ночного холода на предварительно нагретом заднем сиденье. Как только дверца машины закрывается, я поворачиваюсь к Александру и подробно пересказываю ему свою встречу с Билли Брейди.

— Мы собираемся встретиться на следующей неделе, чтобы он мог рассказать мне больше деталей! — Я, наконец, делаю полный вдох, ведь болтала быстрее, чем успевала вдохнуть полный глоток воздуха. — У меня никогда раньше не было такой возможности. Попасть в высококлассный ресторан означает, что появится так много возможностей для продвижения.

Выражение лица Александра не изменилось с тех пор, как я начала говорить, такое же пустое, как всегда, но воздух в машине заметно изменился, как будто кислород медленно вытекает из пространства вокруг нас. Я ловлю себя на том, что задерживаю дыхание, опасаясь, что у меня не будет шанса на еще один вдох.

В тусклом свете трудно прочесть мельчайшие нюансы выражения его лица, которые могли бы дать мне какой-то намек на то, что он чувствует. Но даже в темноте я чувствую его неодобрение.

— Что думаешь? — осторожно спрашиваю я.

Александр отрывает от меня взгляд и смотрит вперед.

— Тебе нечего сказать?

Он не отвечает.

Машина останавливается перед его домом, и мужчина выскакивает из машины раньше меня. К тому времени, как я выбираюсь на улицу, он уже внутри здания. Я смотрю сквозь стекло, как он быстрым шагом идет к лифту и нажимает кнопку.

— Спасибо, Мерфи.

Он кивает, и его теплая улыбка кажется извинением.

Мне приходится ждать лифта, так как Александр поднялся на нем раньше меня. С каждой проходящей секундой я чувствую, как мое собственное раздражение пускает корни и прорастает. Когда, наконец, подъезжает лифт, я в бешенстве. Что за ребячество! Если ему есть что сказать, почему просто не сказать это? Это он сказал, что наши отношения временные. Я делаю все, что в моих силах, чтобы не влюбиться в него, в то время как он продолжает отталкивать меня, и даже не может порадоваться за меня, когда я получаю возможность что-то изменить в своей жизни?

Выскакиваю из лифта и врываюсь в пентхаус, готовая сказать ему, что именно я чувствую, но мужчины нигде нет. Ни в спальне, ни в гостиной, ни на кухне.

Бросаю сумочку на кровать и вытаскиваю заколки из волос, мысленно репетируя свою речь. Как только он вернется сюда, где бы он ни был, я все ему выскажу. Куда он мог подеваться? В последний раз, когда он исчез, то сказал, что был в спортзале.

Я выхожу из пентхауса, мимо лифта, к двери на противоположной стороне. Набираю код, надеясь, что он совпадает с кодом его входной двери. К счастью, она открывается. Когда вхожу, я слышу его гортанное ворчание в унисон с ударами костяшек пальцев по боксерской груше.

Как и в остальном здании, все белое и стеклянное, и когда я поворачиваю за угол, вижу Александра, раздетого до брюк от смокинга, с рубашкой, галстуком, пиджаком, ботинками и носками, сваленными в кучу вдоль стены. Его тело кажется каким-то большим, опухшим и мокрым от пота, когда он вколачивает кулаки в тяжелый мешок.

Когда он замечает меня, его лицо искажается животной яростью.

— Убирайся отсюда!

Мое сердце подпрыгивает и замирает, когда адреналин наполняет мои вены.

Мужчина бросается ко мне, но его позвоночник словно сжимается и не позволяет ему сделать еще один шаг ближе.

— Убирайся к чертовой матери! Сейчас же!

— Нет. — Один слог похож на падение булавки в комнате, наполненной лязгом металла, и все же он слышит его громко и ясно.

Мужчина наклоняет голову и подкрадывается ближе. Его плечи напрягаются с каждым шагом, а сжатые в кулаки руки заставляют вены на предплечьях вздуваться. Его брюки низко висят на бедрах, и каждый мускул в его теле напряжен.

— Уходи. Я больше не буду тебя предупреждать.

Его зрачки расширены, съедая весь ореховый цвет глаз и оставляя только бездушную черноту. Я ищу в этом человеке какой-то намек, что мой Гризли все еще там внутри. Но только полный ненависти взгляд сияет в ответ.

Все внутри меня кричит бежать в противоположном направлении, но мои ноги несут меня ближе.

— Не испытывай меня! — Его ноздри раздуваются, дыхание входит и выходит рывками из легких.

Я протягиваю руку, чтобы обхватить его челюсть, но мужчина отбрасывает мою руку в сторону.

— Я не хочу причинять тебе боль, — рычит он.

— Так вот почему ты пришел сюда вечером после ужина со своей семьей? Ты думал, что причинишь мне боль?

— Мне действительно нужно, чтобы ты ушла, — говорит он сквозь стиснутые зубы.

— Я не верю, что ты причинишь мне боль.

— Ты такая глупая, — говорит он, и злая ухмылка кривит его губы.

Слезы щиплют глаза.

— Ты пытаешься оттолкнуть меня.

Он смеется, и этот звук, как кислое молоко, сворачивается в моей душе. Мужчина возвращается к своей боксерской груше и яростно бьет по ней кулаками. Мое тело подпрыгивает с каждым жестоким ударом, мои мышцы так сильно натянуты, что каждый удар ощущается как электрический разряд. Он бьет по груше с такой силой, что кожа на костяшках пальцев ломается. Кровь заливает все вокруг, но этого недостаточно, чтобы остановить его. Александр жестоко обращается с собственной плотью, и каждая капля, кажется, подстегивает его. Он намерено причиняет себе боль.

Причиняет боль себе, а не мне.

Что же с тобой случилось?

Хотя я не озвучиваю вопрос, он, кажется, слышит его. Мужчина хватается за окровавленную грушу, как будто это спасательный круг. Его плечи поднимаются и опускаются с тяжелым дыханием. Прижимается лбом к покрытому красными прожилками винилу.

Он медленно поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня. Его глаза все еще черные, но кажутся измученными.

— Господи, — говорит он резким тоном. — Ты все еще здесь?

Я прерывисто втягиваю воздух.

Он использовал жестокие слова моей матери против меня. Я подношу дрожащую руку к губам, чтобы не закричать вслух. Александр много раз предупреждал меня, что причинит мне боль. Я должна была его послушать.

Поворачиваюсь на дрожащих ногах. Каблуки неустойчивы на скользком полу. Опираюсь одной рукой о стену, чтобы не упасть. Какая-то сила врезается в меня сзади, и я прижата к стене. Тело Александра обжигает обнаженную кожу моей спины. Одна его рука лежит у меня на животе, а другая зажата между щекой и стеной, он держит меня в плену.

— Ты пойдешь к нему? — Его грубое рычание у моего уха вызывает рыдание из моего горла. Он стонет, как будто этот звук причиняет ему боль. — Он забирает тебя у меня. — Он прижимается лбом к моему плечу. — Ты принадлежишь мне.

— Отпусти меня. — Мой голос слаб и лишен убежденности.

— Я не могу, — шепчет он. — Должен, но не могу. — Его рука на моем животе сжимается в кулак, сминая шелк моего платья. — Я говорил тебе, что я плохой человек. А теперь уже слишком поздно.

— Слишком поздно? — Боюсь, мне не нужно разъяснять, что он имеет в виду.

«Жизнь за жизнь».

Я закрываю глаза и чувствую, как по моим щекам катятся слезы.

— Ты меня пугаешь.

Его тело напрягается. Мышцы на его руках подергиваются. Он приближает губы к моему уху.

— Хорошо.

Порыв холодного воздуха ударяет мне в спину, когда мужчина отпускает меня. Я не удосуживаюсь взглянуть на него и выхожу из комнаты. Вместо того чтобы идти в его спальню, я поднимаюсь в свободную комнату наверху и запираю за собой дверь. Иду в ванную, запираю и эту дверь и смотрю на себя в зеркало.

С запачканными тушью щеками и раскрасневшейся кожей я смотрю себе в глаза и заставляю себя говорить правду, чтобы услышать ее в собственном голосе.

— Я влюблена в него.

Сползаю на пол от стыда и смущения. Александр отталкивает меня, а я отчаянно хочу, чтобы он любил меня. Использование слов моей матери против меня было достаточным доказательством. Даже несмотря на ее жестокость, я все еще хотела, чтобы она любила меня. И делаю то же самое с Александром.

Если он отказывается любить меня в ответ, я не смогу положить свою жизнь, пытаясь изменить это.

Если он отказывается любить меня в ответ, я должна дать ему то, что он хочет, и уйти.