Потом мы и не виделись. Он даже не позвонил ни разу и сообщений не прислал ни одного. Ну и я не стала. Меня жаба давила писать первой. Больше недели. До вечера после вручения диплома.
Само вручение прошло в тихой камерной обстановке. До этого, под чутким Холинским руководством и неумолимым взором я собственноручно заполнила все бланки, собрала в кучу вместе с дневником и отослала на кафедру. Спустя неделю пришло извещение. Я отправилась в Академию, где магистр Йорд вручил мне долгожданное, отечески хлопнул по плечу и, смахнув скупую слезу, выдавил что-то про недорассмотренные в процессе обучения таланты. Размышляя над сказанным, я направилась было домой, но на выходе из двери альма-матер меня едва не сшиб Стефен.
Опознав то, что попало ему в руки, он озарился счастливой улыбкой и, на радостях лишившись остатка мозгов, полез ко мне в декольте. За что тут же огреб. Не размениваясь на магию, я по-простому двинула ему в ноздри.
— Ой, ты чего? — прогудел парень, зажимая стукнутое.
— Вообще офонарел?! Куда грабли суешь?
— Эээ, Луци, прости, золотко! У меня затмение случилось, как я его увидел.
— Кого “его”? — опешила я.
— Да камень этот! Вон, в подвеске у тебя. — Стефен издалека и осторожненько показал пальцем на выглядывающий в вырезе ключ и венчающий его камень с зеленой риской. К слову, камень являл свое истинное лицо точно так же, как у меня некоторые заклинания работали — в совершенно непредсказуемом режиме.
— А подробнее?
— Это все Нику, чтоб ему встать. Всю плеш мне этими камнями проел. Даже работу заставил писать по артефактам-усилителям, хотя изначально я по сопряжению начинал. Ему в голову стрельнуло, а мне отдувайся. А про этот вот твой, вообще нудел, не переставая, мол, какая это редкостная редкость и ценная ценность, и что пропал, и где поискать можно.
— Искал? — мрачно спросила я тут же соотнеся все неурочные и непонятные визиты Стефена ко мне и его внезапную страсть к общению.
— Искал, — признался стервь и сожаления в голосе не было ни капли. — Только теперь не буду.
— Потому что нашел?
— Потому что на кой оно мне надо. Я теперь, вроде как, наследник, по праву ученичества. Все его разработки и проекты… много всего. Только, оно такое… с душком. Инквизиция все изъяла. Но сумма компенсации меня вполне устроила. Хочешь, пойдем твой диплом отметим? По старой памяти?
— Могу превентивно вообще всякой памяти лишить.
— Да понял я, понял, — похабно заулыбался он, косясь на артефакт Мара на моей руке. — Еще тогда, перед Вельтиной свадьбой, у ресторана. Все парни тебя недотепой считали, а ты вон, Холина себе отхватила. У него теперь целый фонд и прочего добра лопатой греби.
— Вот и греби, — резюмировала я.
Стефен, почуяв в моем голосе признаки апокалипсиса, ретировался. Домой я явилась мрачная, как разбуженный раньше девяти некромант, а вместо желанного спокойствия и тишины для “подумать” обнаружила тот самый апокалипсис.
Приглашенные слуги носились подстреленными гоблинами, холл напоминал цыканский табор на расквартировке. Спешно драилось недодраенное и натиралось недонатертое, от бликов на сверкающих поверхностях в глазах мотались пятна. Со стороны кухни доносился зычный голос Годицы, шпыняющей помощницу, которую так у нас и оставили, и еще кого-то, потому что обращалась полуорка к жертвам исключительно во множественном числе, а приступами вежливости никогда особенно не страдала.
Папа, сидящий за столиком в кресле, был в этом первозданном хаосе монументом спокойствия. Спокойствие объяснялось графинчиком, рюмочкой, чашкой свежесваренного кофе и планшетом, открытым на новостной странице.
— По какому поводу бедлам? Решили же не устраивать оваций и песнопений в мою честь.
— Мы решили, мы и не устраиваем. Это дивные гости решили вдруг тебя вниманием почтить. Только ума не приложу, с чего бы. И так, и сяк, ситуацию рассмотрел, а на поверку все равно дурь одна.
— Не дурь, а интуиция, — привычно поправила я. — Па, а дом Эфар претензий не слал и договор обратно не требовал?
— Нет. А есть за что? — приподнял бровь па. — В очередной раз наступила Эфарелю на самолюбие, и его тонкая душевная организация наконец не выдержала?
Я дернула плечом. С одной стороны — странно все, а с другой… Помолвка эта мне совсем не жмет, от него родичи отвязались, чего он, собственно, и добивался, а то, что чувства там какие-то появились, так это он сам. Все сам. Я ему особо авансов не делала. Пусть походит пока в женихах. Надо сегодня уже и доброй побыть. А то кругом стресс и обнять некого.
— Что ерзаешь, как на неструганной метле? Позвал я его. А вот явится или нет, не знаю.
— Кого?
— Обоих, — ухмыльнулся папа, и я присмотрелась повнимательнее. Вот вроде нормальный с виду ведьмак, серьезный, даже советник, а по натуре — чистый тролль.
— А дивные когда явить себя обещались?
— К обеду. Но сама понимаешь, что одним обед, то другим почти ужин. Можно подумать, тебе особо сложно будет быстро из трех платьев выбрать.
Точно тролль…
— Па, как думаешь, а если к Халатиру подкатить, может он меня того?
Бренди встал у папы поперек.
— Чего “того”? — откашлявшись выдавил он.
— Ну, от отработки этой избавит.
— Даже не думай позориться. Да и поздно уже. Все оформлено и… ну ты знаешь.
Я знала. Бюрократическая машина неумолима и, будучи запущена, не остановится. Вот он — мифический вечный двигатель, а философы и алхимики прошлого себе все головы сломали, изобретая.
И правда, можно было раньше подумать. Ведь намекал же ушастый словоблуд на некие возможные услуги, а я, как всегда, ушами прохлопала. Кстати, то, что меня по заседаниям особо на таскали — лично его заслуга. А когда доводилось являться, Фалмарель меня всюду сопровождал, иногда передавая, как эстафетный жезл, Альвине.
Прецедент все же был создан и неживые, временно признанные дееспособными, что подтверждалось кучей бумаг и циркуляров (видно, мы и правда мало что знаем об инквизиции) все же выступали свидетелями против живых. С Холином на слушаниях я так ни разу и не пересеклась. Словно ничего не было. Но было. О чем недвусмысленно свидетельствовала моя реакция на воспоминания и папины задумчивые взгляды в мою сторону, когда, как он думал, я не видела. Только с каждым днем все становилось более зыбким, как сон или морок. Марек. Мар. Мой ветер в ладонях.
У него теперь целый фонд и никаких стажеров. Живи и радуйся. Может он тогда со мной попрощался, а я не поняла? Нет, глупости. Вот же кольцо — семейный артефакт. Как там он говорил? Я предложила свою силу роду и род меня принял. Мог бы и позвонить… Чудовище.
А вот еще хохма. Мне опять компенсацию выплатили. Как жертве! Ведьма она ведьма и есть, как ее не назови. Не даром я Вельте про бизнес-план намекала: опытная жертва, недорого, интим не предлагать. Как предлагала, так и сбылось. Папа денежку сразу к рукам прибрал и на погашение штрафа пустил. И не полмиллиона там по итогу платить было. Холин, наверное, сходил и поднял, что там не вставало. Хихик. Или просто синим глазом поглядел, все сразу и упоко… успокоились.
Я медленно и печально пошла к себе выбирать из трех платьев. Папа окликнул.
— Холина видеть будешь, спасибо ему передай за матери своей планшет. Я уж думал он в Иль-Леве с концами пропал. И где этот темный его только добыл.
Ну вы посмотрите! И тут себе бонусов нахватал за чужой счет. И как только у него получается?
Потом прибыли высокие во всех смыслах гости, и мне стало не до размышлений. Рябило в глазах от обилия красоты и в ушах звенело от голосов. Меня вконец захвалили. Альвине ограждал, как мог, но к вечеру даже он уже достал.
Некромант явился под покровом темноты, по канону. Совершенно не канонически вызвал меня наружу сообщением. Зато вполне органично прятался в тенях. Он и его хищный черный магмобиль, вызволенный из долгового плена. На мне тоже было черное, открытое, и длины не слишком целомудренной. Такое же, как на выпускном, то самое, что мне в дом Холинов доставили. Некромант оценил внешнее, коснулся внутреннего, бровью дернул и в карман за карамелькой полез.
— Кислая?
— Еще бы.
Я потянулась, и конфеткой бы это и закончилось, если бы не…
Все решили соприкоснувшиеся пальцы. И дрожь по телу. И поцелуи, которыми бы только и дышать. И ветер. Ветер в ладонях с запахом лимонной карамели. Мой.