Некромантия. Задачи и упражнения

Глава 2

Я устроилась на подоконнике, Подхолмс – у себя за столом и тарелочку с пончиками на краешек поставил. Пончики мы сразу быстро слопали – вот вот должен был вернуться голодный патруль на пересменку – и теперь наслаждались горячим напитком. Виды в окне радовали глаз: стажер мыл мой магмобиль, как и было сказано, водой и тряпкой. Нет бы очищающее кинул, олух.

Окон в здании отделения 1-го Восточного было столько, что поневоле закрадывалась мысль о бушующих в этих стенах магических баталиях, после которых ленились заделывать дыры, взамен вставляя окна, какие влезут, потому что располагались они, как придется, и размеры с формами имели экзотические. Даже в отстойнике два окна было прямо под потолком. Круглое и треугольное. Мое любимое окно находилось в нише дежурного, арочное, с широким подоконником, на котором я сейчас сидела. Сквозило во все это видовое разнообразие по зиме, как из бездны, но зима уже прошла, и до следующей можно было забить.

– Жыстокая! – провыл Подхолмс, когда Кас споткнулся и облил штаны грязной водой. – Даже ужас 2-го Восточного себе такого не позволял. Откуда у тебя ведро в багажнике?

– Со вчера осталось, когда любителя на не-живца ловить с набережной забирали. Это ж надо было сообразить конструкта в канал загнать и заставить его в воде сидеть, пока раки не облепят. Думаешь, с чего в дежурке ими и квасом пахло? Два ведра вышло. Изъяли. На экспертизу.

– Вкусные?

– Огонь. Мы их в “Потрошок” отнесли. Окци быстренько сварила и на углях подпекла.

– Жаль, меня не было…

– И хорошо, что не было. Пришлось бы тебе за все родное отделение... Вечером подняли по тревоге, а мы чуть шевелимся.

– Ты тут уже сутки? Опять не спала? – хоббит занятно насупился, точь-в-точь – Годица, когда суп на две ложки недоеденный в тарелке оставишь.

– Спала, – я сунула нос в чашку, но там было пусто. Магмобиль даже сквозь захватанное стекло сверкал так, что глаза слепило, а Кас педантично складывал тряпку уголок к уголку. – По текучке есть что-нибудь?

Подхолмс, коварно подхихикивая, открыл журнал и развернул его так, чтоб мне видно было три пространных письма от постоянной клиентки. Бдительная тетка с курами за каким-то демонам сменила место жительства, а узрев и опознав меня, принялась за любимое дело с удвоенным энтузиазмом. Как выяснилось, квартира у нее была угловая с окнами, выходящими с одной стороны на кладбище, а с другой – на стихийный рынок, два самых популярных места в 1-м Восточном, не считая набережной.

– И чего там? Опять гарпии? Гули? Монстра завелась? Штось выло и зубищами ерзало, а из под соседкиной двери тленом тянет?

– Некроманы шабаш устроили, песни скабрезные дурными голосами выли, скелеты водили хороводом и так костями гремели, что моченьки спать не было, примите меры, иначей в Центральное жалобу подам, – речитативом читал Подхолмс.

– Некро… Кто?

– Некроманы.

– А! Так выпускной в старшей школе вчера был. Но на кладбище загляну, мне по графику туда и еще в парочку мест. И отчеты подписать. Когда это закончится?

– Отчеты? Никогда.

Я вздохнула. Вернулась к себе, добыла из ящика стола пачку писулек, забрала еще стопочку у Пышко и направилась к свежеотмытому магмобилю. В отсутствии главного отчеты в архив приходилась возить лично, а перед этим визировать у районного координатора в Центральном. Мало им вирт-базы, обязательно нужно пару подвалов бумагой забить… При мысли о подвалах я поежилась и сразу же руки заныли. Памятные несколько часов в компании Арен-Тана и двух неизвестных типов, так и оставшихся неизвестными. Мои руки не совали в странные штуки, ограничители были аналогом привратной ленты. Их пели. Втроем. В три слоя, одновременно, если вы можете себе представить, как поют слоями – каждый свое, но вместе.

Меня тогда, на второй день после похорон, прямо из дома забрали, и была я, мягко говоря, не совсем в себе. Помню, что ба комкала платок, а в глазах стояли слезы. Я ее никогда в слезах не видела. Даже когда папы не стало, она плакала где-то одна. На мне было мокрое покрывало – это Лудвиг меня скогтил, как заправский санитар. Когда комната вспыхнула, он первый прибежал, водой шваркнул и меня в покрывало завернул. Субтильный ведьмак оказался на поверку жилистым и цепким. И страшных моих черных перьев и когтей не испугался, только смотреть стал совсем по-другому. Причиной явно не моя поехавшая крыша была. Я только повторяла, чтоб меня одну оставили и гремела зубами по кружке. С чем, не помню, зато явление светена Гериха – как сейчас. Кто-то их вызвал или они за мной следили сами?

А все Ясен виноват, выбесил до звезд в глазах. Явился во плоти.

Я, скрючившись, лежала на постели в той же одежде, что была на отпевании. Знаю, что заглядывала Лукреция, оставила поднос с едой и чаем, вполголоса спорила в коридоре с Лудвигом, который настаивал, чтобы ба вызвала специалиста. Они чуть не разругались. Потом голоса стихли, а ко мне подкралась бездна и легла рядом.

Поверх моей руки – холеная мужская: аккуратные ногти, светлая гладкая кожа, перстень с черным изумрудом.

Ну… Прекрати. Совсем раскисла. Где моя колючка? – прошептал он, шекоча кожу за ухом дыханием с запахом кофе и апельсина, сжал мои безвольные пальцы и своей рукой приложил мне к груди. – Здесь не должно быть сожалений. Подумай сама, ведь это они с тобой сделали, твоя мать и твой отец. Меня вот тоже никто не спрашивал. И потом, те, кто старше, всегда уходят. Раньше или позже, какая разница, если все, что ты могла получить от них – ты уже взяла. А твоя скорбь – просто привычка, навязанная обществом. Не любовь – инстинкт выживания. Ты боишься, что осталась одна. Но это совсем не так. Теперь ты не будешь одна. Ведь есть я, а я – всегда прихожу.

– Убирайся, – одними губами произнесла я. Тогда мне еще было не все равно, что он касается меня, и не все равно, что тело-предатель уже ноет от жажды мурашками кожи, так же, как когда другой лежал вот так, рядом, и касался руки.

Ясен обдал холодом грани, и спину пронзило болью – его костистые пальцы сгребли лезущие между лопаток темные ленты, потянули, заставляя выгнуться.

Не смей звать его, иначе…

Договаривать смысла не было. Я знала, что именно “иначе”. Несмотря ни на что, у меня все еще оставалось, кого терять.

А самое отвратительное – он был прав насчет родителей. Насчет темной, что меня родила, уж точно.

Однажды ты перестанешь гнать меня прочь, а потом и позовешь, – прижался носом к шее, втягивая запах моей боли, наслаждаясь тем, как меня рвет на части от желания и ненависти. – Если все предопределено, разве не проще подчиниться? – урчал, прикидываясь тьмой, оглушал сладким вкусом силы. – Прекратить бороться и тратить себя на бесплодное?

Я вскочила. Оборванные ленты осыпались призрачным пеплом. Ясен, масляно блестя глазами, развалился на постели, будто у себя дома и руку под голову сунул. Черные пряди сытыми змеями лежали на покрывале. Опасный. Очень-очень опасный в своем безумии. Красивый. Как он. Только Мар – колючий и теплый, а Ясен острый и холодный. И шорох от него, словно подушечкой пальца по краю лезвия.

Поводок, на котором он держал меня теперь, был куда прочнее прежнего. Лукреция, Альвине, Мар…

– Не смей. Его. Звать, – в голос прошипел он, в одно мгновение оказываясь рядом, – позовешь, когда я скажу, – и пнул меня за грань.

Я уперлась на пороге крыль... Крылья!? Серые, с острыми костяными перьями и звездно синим светом на гранях… Миг… Удар сердца под черной коркой. Мираж. Всего лишь отражение невозможного, распавшееся на серые и черные ленты.

А когда он, рассмеявшись на мое отчаянное желание, снова ударил тьмой, я ответила ненавистью и светом.

Перестаралась. В комнате заполыхало. Перед глазами все было белое от ярости, и казалось, что я сама сейчас сгорю, пока Лудвиг меня водой не окатил и рулетиком не замотал.

Молодец, – изгалялась бездна, – но над контролем еще работать и работать.

Так в покрывале и везли. Хотели оковы надеть, но Арен-Тан головой качнул. Вернулась вечером с печатями и самой было дико от спокойствия. Это же как дурной темный дар на нервы давит!

– Ээээ, – неуверенно протянули рядом со мной, я дернулась и вдавила рычаг старта до упора. Магмобиль взревел раненым бизоном, скакнул через бордюр, вынес секцию железного забора штрафстоянки и этой секцией, зацепившейся за буксировочные крюки, впечатался в пепельно-серый Дайхон. От рывка с приборной панели оторвался “волшебный шар” с блестками, упал, треснул и порскнул сиянием по салону.

– Блестяще! – выдала я, Кас добавил никогда не бывающее лишним “Глядь!”, а я вспомнила, что парень не просто так со мной в магмобиле сидит, а с сегодняшнего дня мой стажер.

– Знаешь, чей? – уточнила я, кивая на помятый магмобиль, уж больно у него лицо выразительное сделалось.

– Мой, – ответил Кастис и чихнул, разогнав блестки еще дальше. – Но вы мастер-некромант… ка чхиии, не переживайте, передок я ему вчера ночью нечхаааянно помял, когда мы с кладбища ехали, а я в ворота не вписался, а потом есчххиие парковочную стойку погнул. Вот тогда патрульный инспектор эвакуатор и вызвал. И надзор еще.

– А надзор зачем?

– Ну… – потупился стажер, – мы Бертока случайно забыли, а костяк, на который он свое пальто повесил…

Дрожащей рукой я выровняла рычаг управления, выводя магмобиль из дыры в ограде обратно во двор, а потом и на дорогу (быстро, пока ругаться никто не прибежал). Маскируя прорывающиеся смешки за чиханием, спросила:

– А скажи-ка мне, стажер Дорин, ты второе образование где получал?

– Вечерние курсы на базе старшей профшколы Темный исток. С отличием.

– Отмечать на Дивье кладбище поехали? – будто бы отстранено поинтересовалась я, выворачивая как раз в ту сторону.

– А что? Там тихо, смотрителя нет, контур хилый, на два раза снять…

– А костяк откуда? – перебила я, обидевшись за контур.

– Костяк мы там нашли, у Стены Сра… Плача. И не один.

Упомянутая Касом стена являлась местной достопримечательностью. В стародавние времена это был мемориал с барельефом некой абстрактной девы, горюющей об утраченной любви. Потом чья-то сердобольная рука угольком начертала под эпитафией: “Ну и дура” и пошло-поехало. Редко какой гость не оставлял деве свое утешительное нелитературоное слово. Когда кладбище разрослось, мемориал поленились переносить и он органично вписался в ограду. Места для утешений стало больше. К стене потянулись туристы, чтоб приобщиться и приобщить. Пусть в той части кладбища, где теперь находилась стена, больше не хоронили, гулять и смотреть на красивое и вечное разрешалось только днем. Ночью весь комплекс замыкался контуром, который так нетактично списал мой собственный стажер. Сами попробуйте чаровать в одну сотую силы и растянуть эту сотую на пару гектаров вверенных захоронений.

Мне, как временно ограниченной в возможностях, было позволено пользоваться благами передовой магической мысли в виде стандартных накопителей, и я щедро пользовалась. Скурпулезно и обстоятельно писала отчеты за каждый использованный, и регулярно просила новые с железобетонными обснованиями. Есмал бы мной гордился, вздумай я ему похвалиться. Надеялась, что у хозотдела УМН сдадут нервы это переваривать и они начнут ныть, чтоб с меня наконец сняли печати. Наверное, сдали. Прислали же мне стажера? Стажеры, как правило, куда дешевле накопителей.