Ненавижу блондинов

Глава 11

«Выдохни и прими ситуацию такой, какая она есть. Не думаю, что бабушка была бы очень счастлива видеть тебя такой.» — в сотый раз повторяла я самой себе, стоя перед зеркалом. Интересно, это вообще работает?!

Да, сегодня день её похорон. День, когда я окончательно пойму, что ничто не вечно, что жизнь, даже человеческая, может завершиться в любой момент. А ты потом стой и тупо хлопай глазами. Можешь даже что-то лепетать, типа: «я не успел», «а если бы» и даже мое любимое «как же так».

Вчера, когда я приехала помочь родителям в бабушкиной квартире, то, дойдя всего лишь до конца прихожей, я успела упасть в обморок. Запах детства и нежности, столь сильно ощущавшийся здесь, просто убивал. Когда нашатырь ворвался в мои легкие, и я открыла глаза, то меня оперативно передали в руки Нечаеву, каким-то чудесным образом, оказавшемуся в квартире. Тот вывел меня из бабушкиного дома и терпеливо ждал, пока я проревусь в его машине.

— Малышка, выпей. — протянул таблетку и бутылку воды. — Твой папа сказал давать тебе, если совсем будет плохо.

— Я больше не смогу туда вернуться. — прохрипела севшим от слез голосом. — Там все насквозь пропитано ею, понимаешь?! — прошептала, испуганно глядя на Яра, от осознания, что это — навсегда. — Её любимая шаль на вешалке, узорчатые обои, торшер, балкон с видом на двор, где я провела свое детство. — закрыла ладонями лицо и судорожно вздрогнула. — Я трусиха, да? — обреченно спросила.

— Не смей так говорить. — стер платком слезы с лица. — То, что ты чувствуешь — не проявление твоей слабости. Это лишь показывает то, насколько ты любишь её, и как тебе дороги ваши совместные воспоминания.

— Люблю. — кивком подтвердила собственные слова. — И всегда буду.

Вдруг, словно яркая вспышка, в памяти всколыхнулся смутный образ. Стараюсь ухватиться за это воспоминание и выцепить его из чертога памяти:

«Мне не больше десяти лет. Попивая любимый ягодный чай, болтаю ногами на стуле и вожу пальцем по узору скатерти. Бабушка востро расправляется с сырниками на сковороде, чей запах заполняет легкие. Потом она легким, привычным движением вытирает слегка запачканные мукой руки о фартук и садится ко мне за стол. Бесконечно долго всматривается в мое лицо, но я не смущаюсь, потому что рядом с ней ощущаю себя невероятно спокойно и умиротворенно.

— Ирочка, — начинает бабушка тем тоном голоса, когда хочет, чтобы я что-то уяснила. Автоматически внемлю всему, что она скажет дальше. — Послушай, что я тебе скажу и запомни. — берет меня за руку. — В шкафу ящик, внутри то, что дорого мне. Однажды ты вспомнишь мои слова и откроешь его. — ласково гладит меня по голове.

— А что внутри? — загорелась я. — А когда это время настанет? — ответом на детскую непосредственность и любопытство была лишь тёплая, слегка ностальгическая улыбка.

— Надеюсь, не скоро, моя хорошая. — провела шершавой ладонью по щеке. От бабули всегда пахнет выпечкой и стиральным порошком…»

Почему я не вспоминала об этом до этого дня?! Почему моя память решила покорно забыть этот разговор? И был ли он? Да, скорее всего, это изменённое воспоминание на фоне стресса. Или все же…

— Яр, у лекарства, что ты мне дал, есть побочки? — слишком сосредоточенно спросила, но увидев недоумевающий взгляд парня, пояснила. — Ну, галлюцинации или навязчивые воспоминания?

— Не знаю. — настороженно пожал плечами.

— Ладно не суть. — потёрла виски. Нет, все равно, до тех пор, пока я не буду убеждена, что никакого ящика не существует, я не успокоюсь. А таблетка классная, плакать не хочется и внутри не ноет. — Яр, я возвращаюсь в квартиру. — взялась за ручку двери.

— Ты уверена? Хочешь ещё раз сознание потерять?! Ир, это не шутки. — нахмурился.

— Мне надо кое-что срочно проверить. — жалостливо посмотрела. — Это очень важно.

— Хорошо, пошли. — поджал губы. — Одну тебя я точно не отпущу теперь.

Не особо дожидаясь Яра, галопом пронеслась до квартиры.

— Мам, пап, посидите, пожалуйста на кухне. Чайку там попейте, отдохните, что вы там ещё обычно делаете. — буквально выпихала родителей из гостиной. Обменявшись ничего не понимающими взглядами с Яром, они дружной компанией пошли за стол.

Честно, я и сама не особо понимаю, с чего я взяла, что тот разговор — не полет моей детской фантазии. Стою посреди гостиной и воспроизвожу сказанные ею слова: «в шкафу». А с чего я вообще взяла, что мы говорили про гостиную. Ладно, надо же с чего-то начинать.

Ещё раз оглядываюсь, поворачиваясь вокруг своей оси, и осознаю, что с любой точки, как бы ты не смотрел на комнату, ты всегда видишь шкаф-стенку. Голову на отсечение — это он. Ящик, ящик. Как выглядит ящик? Он выдвижной или это коробка с крышкой?

«Внутри то, что дорого мне» — это же может быть все, что угодно. Решаю не тратить время попусту и просто выдвигаю все ящики подряд, один за другим. Документы, фотографии, письма, разные безделушки, лекарства — все то, что всегда было в общем доступе и никогда не скрывалось. Это точно не то.

Ящик. Здесь нет больше ящиков. Может имелось в виду что-то другое. Может это какая-то аллегория? Какая, к черту, аллегория?! Ящик есть ящик. Не теряя надежды докопаться до правды и найти то, что следовало, начинаю выгребать полотенца, постельное белье из верхних отделений. Ничего. Засовываю назад и еще раз внимательно осматриваю «стенку». Остаётся только зеркально-стеклянный стенд с сервизом. Здесь точно никакого ящика быть не может. Тут все насквозь прозрачное.

Но что-то внутри буквально настаивает на том, что я двигаюсь в правильном направлении. Плюю на рациональность и логику и аккуратно достаю «хрустальную гордость» бабули. Среди различной посуды «на случай, если придут гости» достаю рамку. Черно-белое фото, где бабушка и дедушка ещё совсем молодые. Она запрыгнула на него и обняла за шею, он придерживает её за лодыжки. У обоих на лицах сверкают улыбки, очевидно, что здесь они совершенно точно счастливы.

Убираю и этот последний элемент. Критически оглядываю совсем пустую нишу. Где? Неужели я ошиблась? Мозговой штурм прерывают осторожные объятия и поцелуй в висок.

— Милая, что ты делаешь? — аккуратно интересуется Яр.

— Я не сумасшедшая. — задумчиво отвечаю.

— Я этого не говорил. Так что ты делаешь?

— Я почти уверена, что здесь есть тайник. — тыкаю пальцем на полку. — Но я не могу его найти. — вздохнула, а потом решила повторить. — Я психически здорова. — со стороны это могло на самом деле показаться бредом сумасшедшего.

— Ну-ка, отойди. — отодвинул меня Яр и сам приблизился к шкафу. Подергал держатели, которые обхватывали зеркало сбоку, затем те, которые были ближе всего к стене. Не успеваю моргнуть, как он снимает две петли и убирает зеркало.

— С ума сойти. — поражённо выдыхаю я, все ещё не веря своим глазам. За обычной зеркальной панелью скрывался сейф. Простенький, без наворотов, но сейф. Это так странно: обычно же бабушки хранят все под матрасом.

— Неплохо. — резюмирует Яр. — Здесь код, стандартный, четырёхзначный. Ты знаешь, что это может быть?

— Нет. — помотала головой, физически ощущая мандраж по телу. Такое странное чувство — осознавать, что тот разговор был на самом деле, что я не выдумала его под действием успокоительного и самое важное — бабушка доверила его только мне.

— Четыре знака, — задумалась я, — это может быть какой-то год. Год рождения — слишком глупо. — села на диван и взяла фотографию в руки. А что если эта фотография и есть год? Не зря же она стояла прямо перед панелью. М-да, Исаева, тебе точно нельзя смотреть детективы. С другой стороны, я же ничего не теряю? — ещё раз повертела рамку и открыла крышку. Надпись ручкой размашистым дедушкиным почерком: «С любимой, 1972»

Это оно. Теперь я стопроцентно уверена в этом. Безумно интересно, что внутри. Подхожу к сейфу и нажимаю кнопки. На тихий писк приходят родители и, мягко говоря, удивляются: разворошенная комната, растрепанная я, с красными, но горящими глазами, пытающийся сохранять невозмутимый вид Нечаев и сейф. Сейф в серванте. В том самом, что стоял в нашей семье долгие-долгие годы.

Заветные буквы «OPEN», легкий щелчок замка и передо мной предстают две папки формата А4, сверху на них лежит конверт. Достаю все и вновь сажусь на диван. Мама, не меньше моего потрясенная увиденным, садится рядом. Открываю конверт и вижу строки, написанные бабушкиным каллиграфическим почерком:

«Моя дорогая Ирочка,

Я очень надеюсь, что ты читаешь это письмо потому, что вспомнила наш давнишний разговор, а не потому, что вы решили делать ремонт в квартире.» — нервный смешок вырвался из моего рта. Продолжаю пробегаться глазами по буквам, — «Я знаю, что вам сейчас очень плохо, поэтому никогда не отдаляйтесь друг от друга. Скажи Оле, что я ее люблю, и чтобы она переставала лить слезы — ей еще дочь на ноги ставить. А вообще, пусть она сама потом это прочитает.

И ты не грусти, пожалуйста. Всему рано или поздно приходит конец, но зато теперь я где-то в одном из лучших миров вместе с твоим дедушкой. Я очень надеюсь, что ты встретишь того человека, кто сделает тебя стойкой и сильной. В прочем, за Олю я спокойна, Алеша мне всегда нравился.

А теперь — время подарков. В красной папке ты найдешь документы на квартиру во Франции. У тебя еще вся жизнь впереди, и я хочу, чтобы она стала яркой. Не спрашивай — откуда, мне самой на нее в жизни не накопить, да и история эта довольно сомнительная. Спустя несколько лет после смерти твоего дедушки за мной начал ухаживать один довольно обеспеченный мужчина. Он был серьезен, но у меня закрадывались сомнения насчет его образа жизни. И да, я оказалась права. Через несколько недель после того, как в ресторане он всучил мне в руки эту самую папку, я узнала, что его убили.

Но не переживай, это — дела давно минувших лет, пользуйся в свое удовольствие. Оле я оставляю дачу — уверена, тебе она точно не нужна. Квартиру делю напополам, но я верю, что вы распорядитесь ею правильно. Завещание у нотариуса, координаты напишу в самом конце. Оля, доченька, вам я уже помогла, когда вы были молодые, теперь дай побаловать внучку.

В синей папке — моя книга. Я написала её по молодости, потом редактировала с десятилетие, но никогда никому не показывала рукопись, потому что боялась критики. Вот так. Но теперь-то уже не страшно, да? Прочитайте её на досуге и если сочтете стоящей, то напечатайте пару экземпляров для домашнего архива.

Мои дорогие, не забывайте того, что ваши улыбки делают вас неуязвимыми. Не плачьте и не переставайте любить!

Целую, обнимаю,

Вальковская Л. М. (Подпись)»

— С ума сойти. — выдыхаю, стирая слезы, которые, наверное, никогда не прекратятся. — Бабуля была той еще интриганкой.

— Дочь, что там? — дрожащим голосом спрашивает мама, при каждом взгляде на которую сердце безумно сжимается.

— Держи. — севшим от перенапряжения голосом хриплю, передавая письмо. — Она написала книгу, представляете? — взяла красивую дорогую папку в руки. Развязала бечеву и провела кончиками пальцев по слегка пожелтевшим листам, вдоль и поперек исписанным от руки.

— Мама. — с каким-то отчаянным стоном протянула моя мама.

— Теперь у тебя есть дача, я у меня квартира, — сделала паузу, пытаясь поместить в свой мозг всю картину происходящего, — во Франции.

— Где? — поперхнулся водой папа.

— Во Франции. — сама, не веря в то, о чем говорю, произнесла. — У нее был ухажер, который купил ей квартиру, но очень скоро его убили, а она, я так понимаю, выжидала, чтобы нас не порешали его дружки. — зарылась руками в волосы.

— Боже! — мама дочитала послание и теперь снова плакала. Когда-нибудь это все закончится, и нам станет легче. «Не плачьте» — сказала бабушка. Но люди по природе своей эгоисты — они будут оплакивать свою утрату и тешить свою боль.

И вот теперь я стою перед этим гребанным зеркалом в нашем с Яром номере и мечтаю о том, что этот по-настоящему страшный день поскорее закончится. Но надо быть сильнее, встать и выполнить долг. Долг перед человеком, которого ты бесконечно любил.

— Малышка, ты готова? — сзади меня обвили руки Ярослава. В черной футболке и темно-серых джинсах он невероятно органично дополнял мое мрачное состояние.

— Нет. — по-детски отчаянно пробубнила, уткнувшись в грудь парня.

— Надо ехать, а то боюсь, мы в пробку встанем. — погладил меня по волосам. — Я рядом, пойдем. — обхватил лицо ладонями и поцеловал. Наверное, только имея определенный уровень эмпатии можно понять, что все, что он хочет мне дать сейчас — опора и успокоение.

В фильмах всегда показывали, что во время похорон идёт дождь. Для нас природа решила сделать исключение — погода была сказочная: легкий ветерок, безоблачное небо и приятная отметка Цельсия на градуснике. Но какое это все имеет значение, если весь твой безграничный мир сжался до ящика метр на два и ямы два на три.

На кладбище довольно многолюдно. Бабушка была учителем музыки, и очень многие из присутствующих — бывшие коллеги и ученики, с которыми она поддерживала тесную связь. Все подходят к маме с папой и приносят свои соболезнования. Не знаю, как она держится, потому что даже сквозь большие солнечные очки я вижу её состояние. Более того, я чувствую его.

От того, что я плачу уже на протяжении нескольких суток, дико раскалывается голова. Но я упорно продолжаю прожигать взглядом свежую насыпь, несмотря на то, что все уже разъехались. Мы не поедем на поминки: в один голос мне запретили это и Яр и папа, но, если честно, то и я не вижу в этом смысла. Она же здесь.

— Несколько минут и поедем. — практически беззвучно произношу и будто бы скидываю с себя защитный щит Яра — отстраняюсь от его поддерживающих объятий.

На негнущихся ногах делаю несколько шагов и касаюсь креста. Никогда не была религиозной, но именно в этом месте крест — единственная связь с бабушкой. Падаю на колени от того, что не справляюсь с душащий осознанием. Её больше нет. Нет и не будет.

— Я люблю тебя, бабуль. — грустно улыбнулась. — Не оставляй меня никогда, пожалуйста.

Наверное, я просидела достаточно долго, раз Яр не выдержал и сам пришёл за мной:

— Моя маленькая, пожалуйста, перестань истязать себя. — отряхнул испачканные голые коленки. — Держись за шею. — подхватил меня и понёс к машине. Посадил на сидение и протянул маленькую бутылочку. Не глядя, щедро отпила и чуть не взвыла от того, как сильно обожгла горло горькая жидкость.

— Что это? — прохрипела.

— Коньяк.

— Я не пью! — попыталась высучить бутылку назад Нечаеву, но он практически заставил продолжать пить.

— Я знаю, но это тебе сейчас нужно. Я не могу тебя больше кормить успокоительными. Давай, до дна.

Превозмогая неприятные чувства, зажмуриваюсь и выпиваю алкоголь. Боже, как это отвратительно! Ненавижу пить. Откидываю голову на подголовник и понимаю, что меня дико колотит. Зубы стучат, руки трясутся, спина покрылась мерзким ледяным потом — мне никогда еще не было так плохо, я будто в бреду. Яр открывает заднюю дверцу машины и буквально засовывает меня туда, а следом залезает сам. Наверное, если бы машина не была настолько просторная, то провернуть сей прием было бы гораздо сложнее.

— Иди ко мне. — прижимает к себе так, будто готов защитить от целого мира. — Скоро полегчает, солнышко. Потерпи чуть-чуть. — гладит по волосам, прижимаясь губами ко лбу. Утыкаюсь ему в плечо и пытаюсь успокоиться и абстрагироваться. Как же плохо! Постепенно подстраиваюсь под размеренное дыхание Яра и чувствую, что коньяк начинает действовать — меня неизбежно клонит в сон. Сон, а значит и забвение. Забвение, какое-же это прекрасное слово.

Просыпаюсь от резкого хлопка багажника позади. Кто-нибудь, выключите звук! Чувствую себя ужасно помято, хочется минералки и поесть. Голова просто трещит по швам, и это не только благодаря небольшой, но для неподготовленного организма ударной дозе алкоголя: отбойные молотки бьют по мозгу, потому что я умудрилась убито дрыхнуть вниз головой на заднем сидении машины Ярослава. За окном уже смеркается. Интересно, который час, где мы находимся и где собственно Яр.

Будто бы по мановению волшебной палочки дверца с моей стороны открывается и передо мной предстает господин Нечаев во всей красе. Прижав ладони к вискам, в надежде, что это уменьшит пульсирующую боль, со скрипом перевожу себя в сидячее положение.

— Больно? — тихо спрашивает, за что я в мгновение становлюсь ему безумно благодарна. Скажи он это на пару децибел выше — и меня просто разорвет изнутри.

— Очень. — хнычу от безысходности. — Где мы? — невидяще оглядываюсь по сторонам.

— Приехали. Уже возле дома. — просто отвечает. Вдыхаю свежий вечерний ветерок и мечтаю о том, как снова лягу в свою уютную кровать, только на этот раз принимая адекватное положение тела. Кажется, что прошла целая вечность с того момента, когда я была в нашей с родителями квартире последний раз.

— Яр, сходишь за минералкой? — жалобно сморщила нос. — Там палатка за углом. — придерживаемая парнем, вылезла из машины.

— Малышка, мы возле моего дома. — прошелестело над ухом.

— Как возле твоего дома?! — удивилась. — Я хочу к себе. — протянула. — Верни меня туда, пожалуйста. — кинула безжизненный грустный взгляд. — У меня там пижама любимая и плед пушистый. — пролепетала.

— А у меня кровать мягкая. — обхватил меня за талию и повел к подъезду. — Твои родители вернутся минимум через четыре дня, до тех пор поживёшь у меня. Одну я тебя в таком состоянии точно не оставлю. Еле живая ходишь. — отчитал.

— Но, я хочу, — не успела договорить, как меня перебили твёрдым голосом, не терпящим возражений:

— Разговор окончен. — непоколебимый строгий взгляд дал понять, что я ничего от него не добьюсь. — Сегодня как-нибудь без пледа с пижамой перебьешься, а завтра подброшу тебя с утра, соберешь необходимые вещи.

— Ладно. — нехотя пересилила желание побыть в одиночестве. — С минералкой-то что? — черт с ним, со всем. Я хочу соленой газированной воды!

— Сейчас заберем еду и твою минералку у консьержа. Я сделал заказ, пока ехали. Так что уже должны были привезти. — нет, ну вообще, он идеален: и поесть, и минералочки и спать уложить. Все хорошо, кроме «разговор окончен» — мысленно передразнила.

Пока ехали в лифте, счастливо прикладывала почти опустевшую стеклянную бутылку ко лбу. В квартире сразу же стянула с себя ненавистное платье и, оставшись в одном белье, прямиком направилась к урне.

— Дай футболку какую-нибудь. — вернулась к слегка обомлевшему Яру.

— А, по-моему, и так неплохо. — осклабился.

— И, пожалуй, штаны. — испытывающе уставилась на парня.

— Футболку так футболку. — пожал плечами и прошёл в спальню. — Держи. — протянул белый хлопок.

— Благодарю. — закрыла дверь ванной, стянула бюстгальтер, блаженно выдохнула, умыла лицо ледяной водой и натянула футболку. Как она пахнет! Это был последний раз, когда Нечаев её видел, ни за что не отдам!

— Еда в гостиной на журнальном столике, там столешница работает как поднос, можешь снять её и поесть на диване. — сразу возле двери меня поймал Яр. — Меня не жди, но я быстро. — коротко поцеловал в губы и скрылся за дверью ванной.

Ох, Нечаев, ты точно — воплощение моих сопливых девичьих фантазий: наггетсы, картошка фри, бургеры — не ищите меня, я на седьмом небе, вернусь не скоро. Он сказал есть, но я сижу и преданно жду его, давясь слюнями и этим потрясный запахом, потому что знаю, что он точно бы не начал есть без меня.

— Почему я не слышу звука усиленного жевательного процесса? — проурчал Яр, уткнувшись мне носом в висок.

— Я тебя ждала. — мгновенно разомлела.

— Солнышко, ты сегодня вообще ничего не ела, а потом я влил в тебя коньяк на голодный желудок. И теперь если я говорю тебе взять и поесть, то зачем сидеть и мучиться? — всучил мне в руки бургер. — Быстро. — нахмурился, но глаза улыбались. Тут я совершила большую ошибку и перевела взгляд с его глаз ниже. Блин, подавилась!

— Оденься! — пробурчала, глядя на обнаженный торс, но не прекращая жевать.

— Не-а. — ухмыльнулся. — Предположим, у себя дома я люблю ходить голым. Ради тебя я пошёл на компромисс и надел штаны. Да и в отличие от некоторых, свою красоту я скрывать не намерен. — поиграл мускулами.

— Как благородно и самодовольно. — фыркнула, откусывая очередной кусок сочной котлеты. — И очень вкусно. — пробубнила с набитым ртом.

— Да, я хорош. — кивнул Яр с абсолютно серьезным видом, заставив меня искренне рассмеяться.

— Держи. — улыбаясь, поднесла ко рту кусочек куриной грудки в соусе. — Тоже ведь не ел ничего.

— А обо мне вообще никто не заботится. — протянул театрально обиженным голосом.

— Ой, ну не надо. — усмехнулась. — Хочешь, я тебя за ушком почешу? — зарылась рукой в светлые волосы и помассировала кожу головы. Яр, продолжая поглощать бесконечное количество еды, кайфовал от массажа. — Ты сейчас на шелудивого пса похож. — хохотнула.

— На кого? — поперхнулся картошкой. Я, как самый добрый человек, похлопала его по спине и продолжила смеяться.

— А теперь на злого чихуахуа. — ткнула пальцем в выражение лица Яра и взвизгнула, когда он перекинул меня себе на колени.

— А теперь? — тихий шёпот раздавался по телу мурашками.

— На болонку. — показала язык и победно улыбнулась.

— А давай найдём этому язычку другое применение? — одно предложение, а я уже чувствую себя, словно сижу на пороховой бочке. — Поцелуй меня. — требует, в то время как его руки уже давно хозяйничают на моем теле. Невесомо касаюсь своими губами его и отстраняюсь. Почти. Сантиметра на три, не больше. Яр придерживает меня за затылок и страстно рычит прямо в губы:

— Я тебе говорил, что в следующий раз не зачту?

— Не помню. — добродушно вру.

— Малыш, тебе не говорили, что за враньё принято наказывать? — ощутимо сжимает попу.

— Не помню. — какого-то черта гну свою линию. Знаете, бывают ситуации, когда язык живет быстрее мозга.

— Помнишь. — урчит, проводя носом от шеи по скуле. — Иначе бы не краснела сейчас так мило. — улыбается. — И пото… — прерываю его словесный поток и целую. Не как в предыдущий раз, а с чувством, от души. Яр подхватывает сразу же, а спустя ещё пару секунд берет «бразды правления» на себя.

Эти мышцы под руками, эта светлая кожа, эта крепость — вот она женская виагра. Трусь об уже вставший член Яра, в надежде унять своё возбуждение. Тот шипит и прекращает ласку. Обиженно сиплю ему в плечо. Ну так не честно, я же только вошла во вкус!

— Прости, надо было раньше остановиться. — целует в затылок. — Мозг отключился. — хмыкнул.

— А может не надо было вообще останавливаться? — обиженно-обвинительно протянула.

— Маленькая, посмотри на меня. — притянул мое лицо к себе и провёл большими пальцами по щекам. — Такая красивая. — сказал больше для себя, чем для кого бы то ни было ещё. — Я тебя очень хочу, — в качестве подтверждения толкнулся все ещё стоявшим колом членом, — но нам не нужно, чтобы ты думала о чём-то кроме секса во время секса, ведь так? — провёл пальцем по нижней губе. — А если мы продолжим, то вот эта ручка, — взял меня за пальцы, — нам уже не поможет.

— Но, — я даже забыла, что хотела сказать, когда натолкнулась на его настаивающий взгляд.

— Ты наелась? — заботливо поинтересовался.

— Наелась. — расстроенно ответила, зевнув.

— Я не буду выглядеть в твоих глазах как пенсионер, если предложу переместиться в кровать для сонных утех? — зевнул в ответ.

— Куда ещё пенсионеристей, чем сейчас. — кисло резюмировала, делая отсылку к тому, как он меня продинамил.

— Ты ничего не забыла? — недоуменно уставилась на лежащего хмурого засранца буквально в шаге от того, чтобы плюхнуться в огромную кровать.

— Нет. — сосредоточенно ответила.

— Футболка. — повёл бровью, а я сжала руки в кулаки.

— Останется на мне. — продолжила разговор участников клуба с невероятно длинным названием: «Разговариваем односложными фразами и тем самым выводим друг друга из себя» и легла в кровать.

— Мне её порвать?! — идиот, ведь на самом деле порвёт! Одарив Нечаева несколькими злобными взглядами, снимаю футболку, что так понравилась, и кутаюсь в одеяло.

— Умница. — целует в обнаженное плечо и разворачивает мою «гусеницу» из постельного белья. Переворачивает упирающуюся меня к себе лицом и прижимает. Молчу, потому что не хочу ничего говорить. Да и что с ним разговаривать: если что-то втемяшил себе в голову, то даже третья мировая его не переубедит. Наверное, я никогда не привыкну находиться так близко к нему, и это чувство, что будто бы витает в воздухе, невероятно ценное для меня. Его объятия убаюкивают, с ним надежнее и спокойнее.

— Яр? — шепчу.

— Да, маленькая. — отвечает так же интимно.

— А ты меня любишь? — спрашиваю. Что?! Что я сейчас сказала? Эвакуация, блять! Красная кнопка! SOS! Твою мать, какого черта мой мозг воспроизвёл эту гребанную фразу, когда я даже не думала об этом?! Наверное, это должен быть талант — уметь испортить все за пару секунд. Может он сделает вид, что спит, а я сделаю — что поверила ему? Яр, пожалуйста, усни! Идиотка!

— Может быть ты начнёшь дышать? — провёл ладонями по моей спине, а я рвано выдохнула. — Молодец. — поцеловал в затылок. — Люблю. — ни капли не поколебавшись ответил. — А теперь спи. Спокойной ночи.

Спокойной ночи?! Он в своём уме? Да я же теперь и не усну вовсе. Неужели было сложно притвориться спящим?! Кто так делает-то?

— Ира, спи. — его голос вновь вывел меня из мыслей. — Завтра подумаешь о том, какой я чудесный.

— Но. — он снова не дал мне договорить. Да что такое-то?!

— Я сказал, завтра. Все. — припечатал и продолжил поглаживать спину.

— Да что ты меня все время перебиваешь? — попыталась отстраниться, уткнувшись ладонями Яру в грудь.

— Не надо преувеличивать, не все время. Сейчас я просто не считаю нужным сотрясать воздух, мне завтра на работу рано и тебя еще отвозить. — отчитал. — Вот что ты хотела сказать?

А я не помню, что хотела сказать! И вообще, сказал спать, теперь все, слушаю и повинуюсь. От какой-то детской обиды, эмоционального напряжения последних дней и расшатанных нервов слезы уже сами покатились. Как же я устала от них, но еще больше — от самой себя. Как же надоело быть морально слабой истеричной дурой.

— Отпусти, пожалуйста. — сбрасываю его руки с себя. — Мне нужно в туалет. — не хочу, чтобы он понял, что я снова плачу.

— Ир? — настораживается.

— Все в порядке. — заверяю его и выхожу из спальни, утирая тыльной стороной ладони влагу из глаз. Сажусь на крышку унитаза и пытаюсь просто выровнять дыхание. Там, где ровное наполнение легких, там и спокойный эмоциональный фон. Облокотившись локтями на колени, спрятала лицо в ладонях. Не хочу ничего. В какой-то момент я просто начала клевать носом, и меня сразу же подхватили на руки.

— Прости. — выдохнула Яру в ключицу, засыпая прямо в его объятиях. — Я сама себя дико раздражаю. Может ты меня усыпишь до лучших времен?

— Как ты себе это представляешь? — тихо усмехнулся.

— Как суслика. — предложила. — Или это сурки. — задумалась, вновь заползая под одеяло. — Яр, а ведь есть еще и сурикаты. — оповестила парня куда-то в ребро, обнимая его рукой, пока он устроился на спине. — Ты когда-нибудь видел сурикатов?

— Нет. — я чувствовала, что он улыбается.

— Ты обязательно должен их увидеть. Они очень милые. — заключила и провалилась в «спячку», словно один из столь любимых мною пушистых зверьков.