Ненавижу блондинов

Глава 12

Если можно так сказать, то моя жизнь начала постепенно налаживаться. Наверное, у каждого, кто сталкивался с потерей близкого, родного тебе человека, наступал момент принятия, когда ты смиряешься с ситуацией, не пытаешься что-то изменить, и просто разрешаешь жизни продолжить нести тебя по течению.

Уже завтра приедут родители, а пока я тупо слоняюсь из угла в угол по квартире Яра. Сегодня он в очередной раз рано ушел на работу, клятвенно обещая вернуться домой, как только освободится. А я и не имею права ему что-то выговаривать, особенно после того, сколько он для меня сделал. Тем более, факт того, что он сейчас столько работает, возник опять-таки из-за меня: долгое отсутствие в городе сильно ударило по наличию свободного времени у Яра. Хотя ему еще повезло, что он работает у отца, в другой бы компании просто так не появляться в офисе несколько дней не получилось бы. Кстати, об отце у меня заочно сложилось впечатление как о человеке мировом, понимающем и разделяющем то, что важно его сыну.

Знаете, когда ты ничем не занят, то в голову сами по себе начинают закрадываться бредовые идеи. Вот и сейчас, я в сотый раздумаю о том, как себя развлечь. Если бы я была способна увидеть себя со стороны прямо в эту секунду, то думаю, лицо у меня было бы ну очень предвкушающим. В пару шагов преодолела расстояние от кухни до гардеробной и зарылась в пакет, привезенный из Троицка. Тот самый боди — то, что нужно, чтобы расшатать Нечаева. Не думала, что когда-нибудь скажу это, но он мне не дает! Просто соскакивает в наиболее ответственный момент.

И ведь хочет, я прекрасно вижу это по его горящим глазам, по стоящему члену, упирающемуся в меня, по прерывистому неглубокому дыханию. А я так больше не могу. Значит, как спать практически обнаженными, так это в порядке вещей, принимать вместе ванну — тоже ничего, а как заняться сексом со своей же девушкой — трагедия человеческой цивилизации. Не колеблясь ни минуты, облачаюсь в шикарное кружево и иду в ванную, чтобы подправить макияж и прическу.

Перекидываю пару раз волосы в поисках идеального ракурса и делаю несколько фотографий. Тому, кто устанавливал такое фотогеничное освещение в помещении — мое почтение.

«Ты свободен?» — печатаю сообщение Яру.

«Я на совещании, малышка. Что-то срочное?» — ответ приходит буквально через пол минуты.

— Замечательно! — усмехаюсь вслух и высылаю пару довольно провокационных фото.

«Приеду домой — проведу несколько воспитательных мероприятий, можешь даже не сомневаться. Через пару часов буду, жди))» — всю ту минуту, пока ждала его ответа, нервно кусала губу. Удовлетворившись результатом, решила его все же закрепить: села на гранитную поверхность возле раковины, так, что спиной оказалась аккурат напротив зеркала, прогнула спину, чтобы сделать акцент на ягодицах и наполовину расстегнула молнию на спине. Окончательно войдя в раж, делаю приписку:

«Поможешь расстегнуть?»

«Готовь попку, солнышко. Вечер обещает быть интересным» — читаю ответ и понимаю, что сама нехило возбуждена. Решаю, что у меня достаточно времени, чтобы приготовить что-нибудь на ужин. Накидываю сверху свой любимый темно-синий шёлковый халат, который прихватила сюда ещё в тот день, когда заезжала домой за вещами (специально для Нечаева, раз он такой ценитель женского белья) и иду к холодильнику в поисках хоть чего-то, что сумеет стать более съедобным, чем есть сейчас.

Включаю музыку и начинаю энергично подпевать какой-то хип-хоп группе. Кто-то обязательно скажет, что это неправильно — веселиться, когда нужно носить траур. А я скажу им: идите к черту! Траур, он не в чёрном цвете одежды, не в воздержании от чего-либо, и даже не в соблюдении определенных норм и традиций. Траур в душе, а чувства независимы от всего, поэтому мы никогда не узнаем, что скрывается за маской смутьяна или весельчака.

То, что я физически ощущаю, как с каждым часом мне становится совсем немного, но легче — не может не радовать. Каждый переживает горе по-разному, и я бы никогда больше не хотела расширять эту статистическую таблицу.

Время летит незаметно, песни сменяются одна другой, курица вот-вот приготовится, танцы вокруг плиты танцуются — идиллия. Вдруг я отъявленно ощущаю руки на своей талии. Все происходит для меня настолько неожиданно, что я начинаю визжать.

Меня поворачивают лицом к себе, и я вижу ржущего Яра.

— Зачем пугать-то? — пробубнила, прижатая к груди парня.

— Я не собирался. — пожал плечами, все ещё посмеиваясь. — Просто ты так соблазнительно танцевала ламбаду, что мне крайне захотелось присоединиться.

— Ты чего так рано? — отстранилась, чтобы отключить конфорку.

— Я имею привычку спешить, если меня ждут. — сжал талию, постепенно опуская руки под халат. — А меня ждут. — прикусил мочку уха. — Или моя девочка встречает не меня? — влажное дыхание на шее прожигало насквозь.

— Я скучала. — призналась, откинув голову ему на плечо.

— И я скучал, моя горячая малышка. — проурчал.

— Ужинать будешь? — спросила, потянувшихся за лопаткой.

- Позже. — закинул меня на плечо и понёс в сторону спальни. — Сначала я перекушу тобой. — хохотнул.

— Я невкусная. — взвизгнула, когда он шлепнул меня по заду.

— Не переживай, это мы сейчас проверим. — уверил меня и поставил на ноги. Просто посмотреть в его бездонные глаза, чей взгляд глубже, чем тихоокеанская впадина, и понять, насколько ты стал зависим. Какая-то трепещущая нежность затопила все вокруг и мне стало невыносимо важно сказать то, что я поняла прямо сейчас.

— Яр. — обратилась, поглаживая пальцами его щетину.

— Я тебя внимательно слушаю. — озорно сверкнул глазами и улыбнулся.

— Я люблю тебя. — произнесла то, что желало буквально вырваться из моего сердца. Но в какое-то мгновение я испугалась его реакции: вдруг подумает, что я привязалась к нему или сочтёт назойливым банным листом.

— И я люблю тебя, моя девочка. — мой глубокий судорожный вдох облегчения и его жгучий поцелуй, размывающий мое сознание. Теперь для нас время не имеет характеристик, ведь мы существуем вне его. Яр скидывает с меня халат и расстегивает боди:

— Эта вещь просто создана для того, чтобы снимать её с тебя. — провёл дорожку поцелуев по спине, и я возбужденно вздрогнула. — Как же я радовался, что к тому моменту уже выступил с отчетом, иначе бы я просто не смог встать из-за стола. Нельзя так делать. — прожигает своим шепотом насквозь. Теперь кружево ничего не держит, и я чувствую, как оно скользит по моим ногам вниз.

Мозг уже давно не подаёт импульсы телу, кажется, что с организмом происходит все в точности да наоборот.

— Идём. — в несколько шагов пересекает спальню и заходит в гардеробную, прямо к зеркалу во весь рост. Картинка, в которую вперился мой взгляд, завораживает: полностью обнаженная молодая девушка, а за ней высокий, атлетичный, одетый в идеальный костюм молодой человек. Мгновенно краснею, но не могу оторвать взгляд.

— Посмотри, какая ты красивая. — также, не прерывая зрительный контакт, выдыхает мне в шею. Опускает руки на бёдра и медленно, показательно поднимает их выше: живот, талия, грудь. Ладони накрывают полушария, гладят, массируют их. Не выдерживаю и издаю тихий стон. Яр усмехается и сжимает соски, оттягивает и выкручивает. Это просто невероятно!

— Тебе нравится? — шепчет так, что хочется кончить от одного его голоса. Мысленно я кричу ему «да», но в реальности не могу произнести что-то членораздельное. — Я буду прекращать каждый раз, если не буду слышать твоего отклика. Терпеть не могу молчаливые пыхтения. — кусает за шею.

— Мне нравится. — произношу, не переставая краснеть. Наш контраст во внешнем виде безумно заводит. Он словно воплощение силы, мощи, власти, секса. Он — самая острая специя в мире.

— Замечательно. — скалится и подтягивает стул. Садится на него, в то время, как я продолжаю стоять между его ног, спиной. Пожалуй, я и стеснение — два лучших друга сегодня. Нежно проводит ладонью по ягодице, а потом неожиданно шлепает. Негромкий вскрик сам по себе вырывается из лёгких. Нет, это не та обидная боль, Яр тонко чувствует и делает то, что не испортит мое настроение.

— На колени, ко мне. — это не просьба, это самый настоящий приказ. А я чертова извращенка, потому что завожусь от его тона ещё сильнее. Но все это настолько непривычно, что поворачиваю голову к Яру, чтобы найти подтверждение в его глазах. Молча, он касается другой ягодицы и ударяет по ней. — Малышка, что непонятного? — Демон! Больной, но очень сексуальный ублюдок!

Уже слегка подрагивая от перенапряжения, сажусь на его колени и усиленно сжимаю ноги. Какое душевное равновесие? Вы что, меня сейчас так колбасит, что просто невозможно, а он ещё, по сути, даже не начинал.

— Раздвинь ноги. — целует в плечо. Закрываю глаза и пытаюсь побороть смущение. Яр нетерпеливо рычит:

— Я сказал, чтобы ты раздвинула ноги. — несколько влажных поцелуев в шею и по спине. Прерывисто выдыхаю и подчиняюсь. Вот так, голая, перед зеркалом, а самое главное — полностью раскрытая перед ним, я сижу на коленях и чувствую, что безумно намокла.

— Умница. — ухмыляется. — Ты когда-нибудь трогала себя перед зеркалом? — задаёт чересчур провокационный вопрос и выжидает. Молчу. Повторяет вопрос, но снова натыкается на мое судорожное молчание. — Если ты задумала отмолчаться, то не надейся, солнышко. — лизнул жилку на шее. — Можешь не отвечать, но тогда, пока ты будешь себя ласкать, я буду пробовать пальцем твою покрасневшую попку.

— Нет. — запротестовала.

— Твой ответ? — из гардеробной будто выкачали весь воздух, оставив лишь невероятного Нечаева и державшуюся из последних сил меня.

— Да. — практически зажмуриваюсь. Не хочу испытывать на себе все, на что способна его фантазия, но, если я совру, Яр поймёт это. Точнее так: я совру, а Яр точно поймёт это.

— Хорошо. — кивает, вполне удовлетворённый моим ответом. — Теперь посмотри, как это буду делать я. — он медленно продвигается к тому месту, что буквально полыхает под нашими взорами. — Ты такая мокрая. — мурчит в ухо, продолжая потирать влажные складочки. — Кто-то врал мне, говоря, что невкусная. — показательно облизывает палец, блестящий от моей влаги.

— Яр. — хриплю, будто парализованная его влиянием. — Пожалуйста. — он возвращает палец на клитор, другой вводит в меня. Наше отражение в зеркале — самая развратная вещь, которую мне довелось наблюдать за мою недолгую жизнь.

— Громче. Я хочу слышать каждый стон. — неумолимо приближает к финалу. Сжимаю грудь и почти вскрикиваю от усилившихся ощущений. — Покрути соски. — доносится тихий приказ. Выполняю сказанное и практически прихожу в экстаз. — Сильнее, не бойся сделать больно. — командует. В очередной раз внемлю его словам и в ту же секунду достигаю мощнейшего пика.

Меня трясёт, тело ослабло, а сама я откинулась на Ярослава, блаженно прикрыв глаза. Тот не стал тянуть время, а просто подхватил мою голую тушку, скинул её на кровать и стал раздеваться. Его тело — как образец моего личного совершенства, а полностью обнаженное — тем более. Будто под гипнозом, не могу оторвать взгляд от его крепкого члена. Смотрю в упор даже в тот недолгий момент, когда Яр раскатывает по нему презерватив.

Ещё несколько секунд, и он наваливается на меня сверху. Вид победителя, охотника, завоевателя — его лицо воплощает все самое первобытно-мужское.

— Моя девочка, скорее всего будет больно, но если ты не будешь напрягать мышцы, то мне будет проще, а тебе менее чувствительно.

— Хорошо. — киваю, поджав губы от напряжения.

— Ты только моя. Это — лишнее тому подтверждение. Советую запомнить. — сурово произносит в губы и целует. Одновременно с его трепетной лаской приходит и дикая, разрывающая боль. В невыносимой агонии пытаюсь оттолкнуть его от себя, но Ярослав поднимает мои руки надо головой. — Солнышко, потерпи немного. Скоро станет легче. — стирает мои слёзы с глаз большим пальцем и ещё раз ласково целует.

— Больно. — жалуюсь на пульсирующее изнеможение, шмыгнув носом.

— Т-ш-ш. — касается клитора, пытаясь вернуть мне приятные ощущения. Его губы двигаются вниз: с подбородка на шею, вниз по артериям, ключицы, грудь. Его язык кружит, зубы покусывают. Не сдерживаюсь и зарываюсь руками в его волосы.

Боль утихает постепенно, и теперь я чувствую лишь непривычную тугую наполненность и немного утраченного желания.

— Так непривычно. — шепчу. Яр поднимает голову, лукаво смотрит и совершает один полный толчок. — Боже! — закрываю глаза от накативших мурашек.

Ярослав оценивает мое довольное состояние и продолжает двигаться уже более активно. Его руки по всему поему телу, мои — на его спине. Он рычит, а я судорожно извиняюсь за то, что снова оцарапала его.

— Чья ты? — выдыхает в ухо, не прекращая вдалбливаться. Проводит носом по виску и целует в губы.

— Твоя. — преданно смотрю ему в глаза, из последних сил оставаясь разумом в этом измерении.

— Кончай, моя хорошая. — требовательно, но так ласково произносит.

— Не могу. — практически вою от бессилия. Я на грани, но что-то будто не даёт мне переступить её.

— Можешь. — шипит и засаживает на всю длину.

Мой пронзительный вскрик «да» и его хриплый стон будто слились воедино. Глаза сами закрылись и больше не желают открываться. Мне хорошо, мне безумно хорошо. Яр распластался на мне, а у меня даже нет сил, чтобы сказать ему, чтобы он слез. С мутным взглядом поднимает голову и пронзительно долго всматривается в мое лицо. Его глаза улыбаются, да и сам он выглядит предельно счастливым.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает, проводя ладонью по моим спутанным волосам.

— Замечательно. — усмехаюсь. — Но чувство, будто между ног кол всадили. — морщусь от саднящих ощущений.

— Полежи минутку. — слезает с кровати и идёт к тумбочке. Копается в ящике, — нашёл. — резюмирует.

— Что случилось? — интересуюсь.

— Раздвинь ноги. — садится на кровать напротив меня.

— Зачем? — хмурюсь.

— Крови было много, нужно обработать. — разъясняет будто маленькому ребёнку.

— Яр! — в очередной раз краснею. — Дай, я сама. — тянусь за миромистином.

— Нет. — серьезно мотает головой. — Ира, ноги, живо, не нервируй меня! — злится.

Сжимаю ноги из последних сил и вступаю с ним в немую схватку взглядов. Яр бесится, что я не желаю делать все, как он скажет, а я раздражена тем, что он хочет взять на себя слишком много и ничего не оставить мне.

— Ну кому ты что пытаешься доказать?! — возмущается. — Мне же удобнее обработать, чем тебе. В конце концов, я уже все видел. — приводит, по его мнению, неопровержимые аргументы. С каким-то страхом и мольбой смотрю в серые глаза, и Яр наконец понимает, что это не просто мое упрямство, а как минимум стеснение. — Моя маленькая, ну ты чего. — нежно гладит колено. — Ты мне веришь?

— Верю. — выдыхаю и раздвигаю ноги.

— Умница. — ободряюще улыбается и быстро обрабатывает изнутри. — Больно? — дует.

— Нет. — произношу, не скрывая улыбки.

— Хорошо. Сейчас идем в душ, а потом ужинать. Я безумно голоден. — хочет взять меня на руки, но я, предусмотрев это, соскакиваю с дивана. Делаю шаг и понимаю, что ходить мне несколько дней в раскорячку. Смотрю на Яра, который следит за тем, как я начинаю жалеть о том, что захотела пойти сама. Его вид целиком и полностью выражает воспитательный процесс и превосходство.

— Доволен? — скрещиваю руки на груди и жду, когда он перестанет восхищаться своей дальновидностью.

— Ну может быть когда-нибудь ты поймешь, что я делаю как лучше. — подхватил меня и понес к душевой кабине.

— Бе-бе-бе. — передразнила его, вызвав дикий смех. Как однажды сказала одна моя знакомая: «Я ненавижу ругаться со своим парнем. Не потому, что ссоры причиняют боль и прочее, а потому, что этот говнюк во время скандала спокойно и размеренно применяет логику и аргументы, в то время как я на его фоне выгляжу как душевнобольная пациентка психбольницы, которая крушит все на своем пути и орет с пеной у рта, пока наученный опытом доктор невозмутимо пытается ей что-то объяснить.»

— Я бы хотел познакомить тебя с отцом. — выдал Яр, пока поглощал пасту. Что? Зачем? И так же хорошо живем. Нет, наверное, вопрос «зачем» задавать как-то не очень. Так, ладно, надо сосредоточиться.

— Когда? — спрашиваю, пытаясь не выдать, что сердце мгновенно ухнуло в пятки.

— Через две недели. Мой отец дружит с родителями Антона, и каждый год мы и еще несколько семей собираемся в загородном доме Равинских. Я подумал, что это будет прекрасным поводом.

— Ты уверен? — недоверчиво всматриваюсь в своего блондина. — Что, если я ему не понравлюсь? — поджимаю губы.

— Уверен, солнышко. — усадил к себе на колени. — Главное ведь, чтобы ты мне нравилась, не так ли? — поцеловал, давая понять, что настроен вполне серьезно, я бы даже сказала — капитально.