Ненавижу Новый год!

2

В машине тепло и играет Ленинград.

Шнуров поёт, вворачивая маты, я добавляю, когда настырный Дед Мороз, заталкивает меня на заднее сидение.

— Да ты совсем охуе… — осекаюсь на полуслове, потому что в машине ещё двое. Тоже Деды, и тоже Морозы.

— Здрас-сте, — замираю, оглядываясь по сторонам, поправляя съехавшую шапку.

— Привет, — судя по голосу, улыбается один из Дедов, поворачиваясь ко мне с переднего сидения. Лица практически не видно. Снизу накладная белая борода, сверху шапка с чёлкой. Только глаза чёрные сверкают.

— Как горка? Хорошая? — спрашивает второй.

В отличие от других, на нём просто красный кафтан с пышным белым воротником. Мне он кажется моложе остальных.

— Сходи, проверь, — складываю руки на груди.

А не фиг глумиться надо мной.

— Никаких горок! — грохочет голос рядом, и на сиденье лезет давешний Дед Мороз, который и затащил меня сюда.

Даже в этой большой машине, становится тесно, от его присутствия, такой он огромный.

— Двинься Снегурка, — говорит мне, а сам опять меня за задницу хватает, типа двигает.

Я вспыхиваю праведным гневом и снова вторю Шнурову, на что это нахал хохочет.

— Во, Снегурки пошли, борзые.

— Всё, как ты любишь, Дым, — поддакивает передний Дед, тот, что с бородой.

И они все втроём ржут.

— Да ты на себя посмотри, — не остаюсь в долгу, неуклюже отползаю от него по дивану. Дёргаю рычаг двери, надеясь на эффект неожиданности, но не успеваю, даже маленько её приоткрыть, не говоря уже, чтобы сбежать.

Меня хватают за руку и садят обратно.

— Эй, отпусти меня! — верещу, громче солистки Ленинграда, и её Лабутенов.

— Андрюх, заблочь дверь, а то сбежит Снегурка.

Как щёлкает замок, не слышу, но отчётливо вижу, как опускаются фиксаторы блокировки на обеих дверях.

— Вы охренели! Быстро выпустили меня!

Я заметалась по салону и опять была обездвижена этим противным Дедом.

Он так ловко меня скрутил и прижал к себе, что я немного ошалела, потому что впервые была так близко к мужчине такой внушительной комплекции. Он был горячий и твёрдый, а ещё становилось понятно, выражение как за каменной стеной. Даже я, со своим пятидесятым размером, была словно Дюймовочка рядом с ним.

А ещё от него одуряющее пахло, чем-то свежим, и он был горячим как печка.

Я трепыхнулась. Раз, другой, и успокоилась, пригрелась.

Неожиданно отметила, что мне совершенно нестрашно в присутствии трёх незнакомых мужиков.

Наверное, если захотели обидеть, то были грубыми, а не нахальными и вывезли бы в лес…

А машина, между прочим, ехала.

Стоп.

— Куда мы едем? — выбралась я из рук Деда Громилы.

— В лес, — ответил он мне.

— Зачем? — голос дрогнул, но я постаралась не показывать своего страха.

— Я же говорил Снегурка, за ёлкой.

Я опять затрепыхалась, призывая себя мысленно включить мозги, и искать выход из ситуации.

— Нет, нет, — стала судорожно соображать я, — мне к парню нужно, он меня ждёт.

— Это к нему ты так спешила, с горки на дорогу? — спросил молодой.

Вот пристал.

— Ага!

— Ну, ну! — не поверил он мне.

— И что? И всё? — возмутилась я и уставилась на самого главного, по моему мнению, обидчика, который сидел рядом.

Он, наконец, скинул свой капюшон, явив лохматую тёмную шевелюру, переходящую в густую короткую бороду. Среди всей этой буйной растительности выделялись светлые глаза.

Я даже подзависла, так необычно он смотрелся, весь тёмный, а глаза, словно прозрачные были.

— Слушай, Снегурка…

— Никакая я тебе не Снегурка, — огрызнулась и попыталась стянуть полы голубой шубки, на ляжках, прекрасно понимая, что всё, что хотел увидеть, он уже увидел.

— Ну, хорошо, хорошо, — мягко завибрировал его голос, — как зовут тебя?

— Евдокия, — выпятила грудь, показывая, что горжусь своим именем, каким бы смешным оно ему ни показалось.

Но Дед Незнакомец и не думал смеяться, а даже уважительно присвистнул.

— Дуня, — произнёс так, словно что-то вкусное на языке катал, и так мне от этого стало приятно, что я робко ему улыбнулась.

— А тебя, как звать, дед?

— Меня Иннокентием. Но можно Кешой, можно Кехой, можно Кеней. Друзья и вовсе зовут меня Дым, потому что фамилия Дымов.

— Вау! Как познавательно, — съязвила я.

— Что за ехидные Снегурки пошли? — возмутился он.

— Что за наглые Деды Морозы пошли, которые девушек похищают посреди улицы, — парировала, плюнув на расходящиеся полы шубки, и сложила руки на груди.

— Да, не такого, ты Дым ожидал, когда с радостью за ней помчался, — рассмеялся бородатый Дед Мороз, повернувшись к нам.

— А вы тоже, много можно? — посмотрела на него.

— Нет, я просто Саша.

— Ну, слава богу. А пытливого юношу за рулём зовут Андреем, насколько я помню?

— Юноша!!!

Мужчины рассмеялись, и даже Андрей, которого я обозвала юношей, и который на него, естественно, совсем не походил, просто обозначен мной как самый молодой из них.

— Тебе сколько лет Снегурка Дуня?

— А это не важно! И не сбивай меня с мысли Иннокентий, Кеша, Кеха, Кеня, Дым, а также просто Саша и Андрей. Если вы сейчас не остановитесь и не выпустите меня, я так быстро вызову полицию, и вас всех повяжут, и будете сокамерникам рассказывать про производные своих имён.

Говорить всё это я старалась уверенно, чтобы прониклись и не усомнились в моей решительности.

Мужчины переглянулись. Снова заржали.

Машина продолжила ехать.

Дед Мороз Кеша и прочее, порылся за пазухой и вытащил оттуда красную корочку, распахнул перед моим носом.

— Вызывай, Снегурка, — соблаговолил он.

А я с досадой смотрела на фото удостоверения, узнавая в нём этого Деда Нахала.

Он оказывается майор полиции.

— И что? — не сдавалась я. — Вам можно людей похищать?

— Ну почему сразу похищать, — снова смягчился его голос.

Зазвучал так приятно, низко, и хрипло.

Как он это делает?

Так и хочется прижаться к его широкой груди, и слушать, как его голос вибрирует низкими переливами.

— Какой Новый год без снегурочки, — продолжил Кеша, и очень ловко для своей комплекции подвинулся ближе.

— А я поняла, — я же, наоборот, вжалась в дверцу, — вы маньяки!

Они опять принялись смеяться.

— Да хватит ржать! — разозлилась я.

— Ладно, ладно, — примирительно поднял руки вверх Кеша. — Не переживай, мы не маньяки, и ничего плохого тебе не сделаем. Расслабься Снегурка Дуня. Просто понравилась ты мне. Смотрю, на дороге валяешься, значит, никому не нужна. Вот и решил подобрать.

— Да иди, ты знаешь куда! — заорала я, уязвлённая его замечанием, причём обидно стало вдвойне, оттого, что он попал в точку.

Я действительно, никому не нужна!

— Ну, тихо, бузилка, — снова включил свой супер тембр Кеша, и притянул меня к себе.

Я начала отбиваться, но, как и раньше, не преуспела, тогда начала его материть.

Это я умела.

У меня батя всю жизнь на стройке проработал, иногда так вворачивал, что непонятно было мат это или иностранное слово.

Деды прислушались, видимо, прониклись, а потом Кеша неожиданно стянул с моей головы шапку, и больно прихватил меня за волосы, впечатался в мои губы своими. Я пискнуть не успела. Да вообще ничего не успела. Даже полное охреневание от ситуации пришло постфактум, когда он отстранился, оставив после себя, приятный вкус хмеля.

Он смотрел на меня с торжеством и иронией. На то, как я беззвучно открываю рот, силясь найти слова. Потом снова склонился и поцеловал, уже не так напористо.

— Сладкая Снегурка, — пробормотал он, обнимая меня, так что я впечаталась в его тело, всё ещё прибывая в прострации.

— Да, Дым, умеешь ты с девушками обращаться, — посмеивались его друзья.

— У вас есть выпить? — подала я голос.

Передо мной возникла открытая фляжка.

Я глотнула, толи — коньяк, толи — виски. Жидкость обожгла пищевод. Стало жарко и хорошо. Я прижалась к тёплому боку деда и смиренно затихла.

В лес, так в лес.