ГЛАВА 14

Проходя через турникет охраны по пути в свой офис, я не здороваюсь с Мардж. В первый раз за пять лет работы на фирме я не говорю «здравствуйте», или «с добрым утром», или «как поживаете» и даже не киваю. «Пошла ты на фиг, Мардж, — думаю я вместо этого. — Пошла ты. На фиг». Я нацеливаю на нее всю свою ярость, даже не глядя в ее сторону, не признавая ее существования, в отместку за все то время, когда она не обращала внимания на меня. Сегодня Мардж — воплощение всего плохого в моей жизни, и я направляю в эту непробиваемую мишень приступ злости. Я ненавижу Мардж по миллиону причин, но в основном потому, что знаю: она не заметит моего пренебрежения. Вследствие этого моя ненависть просто соскальзывает на пол, отваливается, как глина с моих ног, чертова желтая глина, в которую я ступила по дороге сюда. «Пошла ты на фиг, Мардж».

Когда я захожу в лифт, к нему бежит некрасивый мужчина в красивом костюме, чтобы придержать дверь. Карл. Я немедленно нажимаю кнопку «ход», но Карл меня опережает. Он просовывает руки между уже закрывающимися створками и, когда они снова распахиваются, вваливается в стеклянную кабину. На его лице сияет торжествующая улыбка, и мне понятно, что в этом, как и во всем остальном, чем он занимается, он видит свою очередную победу. «Да пошел ты на фиг, Карл, — думаю я, когда он заходит в лифт. — Пошел ты. На фиг». Но вслух я этого не говорю, и, когда Карл желает мне доброго утра, я и не пытаюсь проигнорировать его, не могу позволить себе такую роскошь. Он все еще мой босс, несмотря на свой член.

— Доброе, Карл. — Я умышленно опускаю слово «утро» — мой маленький акт мятежа. Я вовсе не желаю ему ничего доброго, и я даже не уверена, заслуживает ли он вообще этого утра. Я лично знаю массу людей, которые достойны его в гораздо большей степени.

— Эмили, я рад, что догнал вас. Мы получили несколько ящиков с документами по делу «Синергона», и мне нужно, чтобы вы их просмотрели.

— Несколько ящиков? — Я сохраняю спокойствие в голосе, хотя уже знаю, что за этим последует. По его насмешливому, небрежному тону я догадываюсь, что он собирается завалить меня огромной массой дел. Пересмотр документов, ни больше, ни меньше. Что означает огромное количество самой нудной работы, которую только можно себе вообразить, работы, которая способна довести человека до пьянства или до мастурбации в туалете, работы, которая в нормальных условиях выполняется кем-то, кто намного ниже по должности, чем я. Работы для людей, которые еще не заплатили свой взнос. Я свой уже заплатила. За пять этих долбаных лет. «Да пошел ты, Карл».

— Да, — говорит он, умышленно растягивая мою агонию. — Если быть точным, шестьсот семьдесят восемь ящиков. И их необходимо пересмотреть до следующего понедельника.

— Это невозможно, — возражаю я. — Нам потребуется подключить кого-то из молодых. Я ни при каких обстоятельствах не смогу просмотреть все эти материалы до следующего понедельника. Шестьсот семьдесят восемь ящиков? — Я вызывающе скрещиваю руки, чем невольно привлекаю внимание Карла к своей груди.

— Нет. Эмили, я хочу, чтобы это сделали именно вы. Вы знаете дело «Синергона» лучше, чем кто-либо другой. Я не хочу, чтобы какой-нибудь тупой младший помощник все испортил. Я доверяю вам. — Я понимаю, что Карл пытается вывернуть наизнанку суть этого задания, представив его как комплимент моему профессионализму, и, хотя еще пару месяцев назад это на меня бы подействовало, сейчас я уже не клюю на его наживку. Я отказываюсь провести ради «Синергона» всю следующую неделю в конференц-зале, читая страницу за страницей по двадцать часов в день.

— Это исключено, Карл. Я не могу этого сделать, — заявляю я, гордясь собой за то, что спорю с ним. «Я верю, что найду в себе силы измениться, — думаю я. — Я верю, что наконец стану человеком, который произносит правильные слова вслух».

— Нет, вы можете это сделать. — Карл оглядывает меня с ног до головы, как будто оценивая мою значимость, как будто решая, достойна ли я делить с ним кабину этого лифта.

— И более того, Эмили, — продолжает он, выходя на своем этаже. — Вы сделаете это. — Время рассчитано идеально. Дверь закрывается одновременно с окончанием его фразы. И отвечая, я разговариваю со своим отражением в зеркальной внутренней поверхности дверей, по половинке меня в каждой створке.

— Пошел ты, Карл, — говорю я, на этот раз уже громко; злость заставляет меня произносить каждый слог очень отчетливо, и мой рот наслаждается их остротой. Но на самом деле я опять говорю не то, что мне хочется. В действительности я хочу сказать: «Пошла ты на фиг, Эмили. Пошла ты. На фиг».


Зайдя в свой кабинет, я первым делом проверяю, пришел ли ответ от Эндрю. Не пришел. Я уговариваю себя, что еще рано, что когда-нибудь обязательно увижу его послание на своем экране. Я как-то не слишком задумываюсь, что именно он может мне сказать. Я просто волнуюсь, что письмо от него может не прийти никогда.

— Где ты была в пятницу вечером? — спрашивает Мейсон, вваливаясь в мой кабинет без стука. Он садится в кресло для посетителей, забрасывает ногу на ногу и смотрит на меня сонными глазами.

— Выглядишь ты хреново, дорррогая, — замечает он, прежде чем я успеваю ответить на его вопрос. Голос у него ласковый, и я знаю, что он не хочет меня обидеть.

— Пошел ты, Мейсон, — бросаю я, не вкладывая в эти слова никакой злости. Я улыбаюсь ему, показывая, что я шучу. Я решаю следить за собственной речью, потому что никогда не знаешь, не окажутся ли поблизости дети. Именно об этом мне стоит сейчас подумать. Развращение малолетних.

— Нет, серьезно, ты в порядке? — спрашивает Мейсон, хотя тон его скорее любопытный, чем озабоченный.

— Держусь как-то. Просто тяжелые выходные.

— Расскажешь? — Мейсон подается вперед со своего кресла, как бы говоря: «Ты можешь мне все поведать», но потом снова выпрямляется, словно добавляя: «Если хочешь».

— Да нет, не буду. Жаль, что мне пришлось рано уйти с вечеринки. Мне бы и вправду не помешало бы оторваться.

— Ты так и не увидела мой фантастический костюм, — укоряет он, и тут звонит мой телефон. Определитель номера сообщает, что это Карл. Я не обращаю внимания на звонок, отлепляю кончик липкой ленты с катушки и начинаю наматывать ее на палец. Получается прозрачный бандаж.

— Правда? А кем ты был?

— Королем выпускного бала. — Королем выпускного бала? Я перестаю баловаться с лентой и бросаю на Мейсона долгий испытующий взгляд. Конечно, он всегда был красивым парнем, но сегодня я впервые замечаю, какие у него длинные ресницы и как они загибаются на кончиках, словно благодаря спецэффектам из рекламного ролика макияжа. Возможно, предполагалось, что это нам с Мейсоном нужно было вести себя как Король Бургер и Королева молочных продуктов. Возможно, он не зря рядом со мной так долго.

— Что, серьезно? — Я представляю себе последнюю девушку Мейсона, Лорел, и пытаюсь вспомнить, выглядели ли они счастливыми в тот единственный раз, когда я их видела вместе.

— Да нет, я шучу. Просто слыхал, что у тебя был классный костюм, Эм. — Видимо, нет. Я стираю нарисованную было в воображении картину, на которой мы с Мейсоном занимаемся сексом в одинаковых диадемах.

— Но я бы все-таки хотел хорошенько рассмотреть твое пурпурное платье, — говорит он, подмигивая. Мой телефон звонит снова. Это опять Карл.

— Ты не будешь отвечать на звонок?

— Нет, это Карл. Может, если я буду его игнорировать, он от меня отцепится. А кем ты был на самом деле?

— Да так, ничего особенного. Я выбрал самый простой вариант. Надел свою старую техасскую одежду. Ковбойские шляпа и сапоги, мой слишком обтягивающий для Нью-Йорка «Левайс». Я выглядел круто.

— Я в этом даже не сомневаюсь, дорррогой. — Я выдала свой самый лучший образец заторможенной техасской речи.

— Нет, ты не можешь себе этого даже представить, моя сладкая. — Он снова подмигивает мне, и я смеюсь, потому что только Мейсон может умудриться дважды подмигнуть одной и той же девушке в течение пяти минут. — Я видел, как Эндрю с Кариссой бурно общались на той вечеринке. Похоже, они стали настоящими друзьями.

— Да? Я и не заметила.

— Честно? А мне кажется, что именно поэтому ты и сбежала.

— Вовсе я не сбежала. — Он смотрит на меня взглядом, в котором читается: «Давай, рассказывай, я сам видел и тебя, и твое пурпурное платье». — Ну хорошо, сбежала. Но по другой причине. Если честно, я не хочу об этом говорить.

— Можно понять. Но ты мне просто скажи, с тобой все в порядке, Пратт? Я начинаю немного волноваться. Ты в последние дни выглядишь как ходячий зомби.

— Я знаю. Тем не менее все нормально.

— Честно?

— Честно.

— Можешь поклясться жизнью своей матери? — Одного этого вопроса достаточно, чтобы я поняла, как Мейсон меня плохо знает.

— Клянусь, — говорю я, и он, удовлетворенный, покидает мой кабинет.

* * *

Я продолжаю игнорировать Карла, но это не заставляет его отстать от меня. За следующие полчаса он оставляет мне три сообщения и посылает шесть писем по электронной почте. Мне нужно уйти из офиса, чтобы выиграть время и обдумать свой следующий ход. Я отказываюсь пересматривать эти его шестьсот семьдесят восемь коробок. Я не могу этого сделать. И не буду. Я представляю себе, как возвращаюсь в лифт, нажимаю кнопку первого этажа и выхожу из здания на анонимные просторы Парк-авеню. Я позволяю своему телу ощутить вкус этой осени, а ее бодрящий воздух приветственно бьет мне в лицо. Наверное, можно даже не убираться в кабинете. Взять и оставить свое старое «я» и прочую чушь позади. Папки документов «Синергона». Фотографию на моем столе. Начать все сначала. Возможно, даже взять новое имя, вымышленное, со свойствами трансформации. Чтобы стать новой, более сильной, хорошей, внятной. Просто продолжай идти, скажу я себе, толкая вращающуюся дверь на улицу. Просто продолжай идти.

Но у меня не хватает мужества, чтобы вот так бросить все, и, честно говоря, я почти люблю свое имя. Вместо этого я выхожу из кабинета, поворачиваю налево и направляюсь прямо в женский туалет, опустив голову. Уже оказавшись там, я ощущаю мгновенное облегчение, еще не успев опорожнить мочевой пузырь. Я обожаю туалет в АПТ, его столешницы из черного мрамора, краны цвета платины, выгибающиеся вверх и вперед изящной дугой. Раковины умывальников выступают из стен, бросая вызов законам гравитации. Но самое замечательное то, что кабинки здесь просто огромные, больше примерочных в универмаге «Блумингдейлс»[27]. Если не обращать внимания на неприятные запахи, это самое подходящее место для девушки, чтобы ненадолго скрыться из глаз. Я частенько здесь прячусь, во второй кабинке справа, и наблюдаю под дверью парад черных шпилек.

Я сижу на унитазе, зажмурив глаза. Может, если я не буду ничего видеть наяву, в моей голове перестанут вспыхивать картинки. Брови Эндрю, сдвинутые в смущении, когда я заявляю, что бросаю его, и затем снова развернутые в напряженную прямую линию на вечеринке. Расстегнутая рубашка Карла в номере гостиницы. Торжествующая улыбка Кариссы. Дедушка Джек, смотрящий куда-то сквозь меня. Дедушка Джек, который вместо меня видит мою маму.

Я чувствую, как мое тело начинает расслабляться, и кладу подбородок на руки. Я пытаюсь воспроизвести в памяти диск «Звуки океана», который я иногда включаю поздно вечером, и оказывается, что это легко, ведь я вообще-то нахожусь в дамской комнате. Я слушаю, как набегают и откатываются волны, чувствую горячий песок под ногами. Мое сознание тает, и я засыпаю.

Точно не знаю, сколько я просидела таким образом в кабинке, но, судя по затекшим плечам и текущей по щеке слюне, видимо, довольно долго. Я просыпаюсь от того, что секретарша зовет меня по имени и громко стучит в дверь.

— Эмили, ты здесь? С тобой все в порядке? Эмили? — спрашивает она.

— Я в порядке. В порядке. Сейчас уже выхожу, — говорю я, готовясь покинуть спасительные стены кабинки. Ты можешь это сделать.

— Тебя ищет Карл. Он звонит каждые пять минут и уже пару раз забегал к тебе в кабинет. Это все неспроста, ты лучше перезвони ему.

— Человек себя не контролирует. — Я пытаюсь собраться и сделать вид, что я вовсе не спала в туалете. Я расправляю свой брючный костюм, молю Бога, чтобы у меня не осталось на лбу следа из-за того, что я прислонилась головой к металлическому держателю туалетной бумаги, и наконец выхожу из кабинки.

В тот же миг я слышу, как меня разыскивают по громкой связи.

— Эмили Пратт. Эмили Пратт. Пожалуйста, перезвоните по добавочному номеру шестьсот семьдесят. Пожалуйста, перезвоните по добавочному номеру шестьсот семьдесят. Эмили Пратт, пожалуйста, перезвоните по добавочному номеру шестьсот семьдесят. — Это номер Карла.

— Он меня в могилу сведет, — говорю я Карен. Ее глаза полны сочувствия, она протягивает руку и касается моих волос. Это материнский жест, я чувствую прилив любви к ней и обнимаю ее. «По крайней мере, у меня есть Карен, — думаю я. — По крайней мере, хоть секретарша любит меня».

— Дорогая, у тебя в волосах клочок туалетной бумаги.

* * *

Я спускаюсь вниз на два пролета лестницы в кабинет Карла. Мои каблуки выбивают на бетонном полу громкую барабанную дробь. Я даже не могу спокойно сходить в туалет. Как ты смеешь, Карл?

Я врываюсь в его кабинет без стука. Просто толкаю дверь и захожу, как будто это место принадлежит мне. Я в ярости. «Пошел на фиг, Карл. Пошел. На фиг». Я сажусь в кресло для посетителей, и он поднимает на меня глаза, удивленный моим столь невежливым поведением.

— Вы звонили, вы заходили, вы вызывали меня по громкой связи. Чем могу быть полезна? — Мои слова полны сарказма. Я не в силах вести себя прилично. Я делаю пару глубоких вдохов, надеясь успокоиться, но кислород еще больше распаляет меня. Мне уже хочется швырнуть свой блокнот Карлу в голову. Врезать ему кулаком. Ткнуть пальцами в глаза. Дать коленом по яйцам.

Я ненавижу Карла. Сильнее, чем Мардж, чем Кариссу, чем своего отца. Я просто чертовски ненавижу его.

— Хм, ладно. Я хочу поговорить о коробках с бумагами по делу «Синергона», которые необходимо пересмотреть. В самый кратчайший срок, — невозмутимо заявляет Карл. В глазах у него любопытство, я уверена, что он не привык, чтобы подчиненные изливали на него злость. Обычно все происходит совсем иначе. Выражение «самый кратчайший срок» дико бесит меня. Мне хочется крикнуть ему: «Просто «кратчайший»! Это и есть превосходная степень, не нужно добавлять «самый», тупица! Просто «кратчайший срок»!»

— Нет. — Я не хочу встречаться с ним глазами, потому что боюсь потерять над собой контроль, если сделаю это.

— Простите, не понял?

— Нет, я не буду пересматривать эти коробки. Я работаю здесь уже пять лет. Это задание для первогодков, и, если вы хотите, чтобы оно было выполнено, я предлагаю вам поручить его паре молодых сотрудников. — Я говорю это быстро, слова сталкиваются друг с другом. Но меня подпитывает злость. «Я не буду этого делать. Повторяй за мной, Эмили. Я не буду этого делать».

— Простите, но не вам решать. Вы займетесь документами «Синергона» потому, что я вас попросил. — «А может, я должна позволить тебе меня облизать просто потому, что ты меня попросил?» — едва не произношу я вслух, но потом понимаю, что не смогу. Я и так подошла слишком близко к самому краю, но это уже означало бы спрыгнуть вниз.

— Карл, я не стану пересматривать ваши документы. Если хотите, можете меня уволить, но мы оба знаем, что это было бы с вашей стороны не самое мудрое решение. Учитывая то, что случилось в Арканзасе. — Угроза сама вырвалась у меня, даже до того как я успела сформулировать мысль в голове, и я сама не могу поверить, что мне хватило наглости действительно произнести это. Карл тоже явно пребывал в шоке, и ему потребовалась пауза, чтобы вернуть самообладание. Что я наделала?

— О’кей. Я понял. Я найду кого-нибудь, чтобы пересмотреть коробки. Но я не намерен в будущем мириться с подобным поведением. Будьте осторожны, Пратт. Будьте осторожны. Считайте, что вы получили карточку «освобождение из тюрьмы»[28]. — В какой-то момент я поражаюсь способности Карла уступить немножко, но при этом все же сохранить тотальный контроль над ситуацией. Аккуратно напомнить мне, что в конечном итоге вся полнота власти все равно остается у него.

— А знаете что? Я увольняюсь. — И снова слова вырываются сами, без моего участия. Без планирования. Без хотя бы секундного раздумья над последствиями. «Значит, это день моего увольнения, — думаю я. — Я запомню его. Он будет отличаться от всех остальных, от вчера и от завтра, потому что сегодня я уйду».

Карл выглядит спокойным, даже невозмутимым, и кажется, что его нисколько не волнует то, что я ухожу в отставку.

— Прекратите. Я этого не принимаю. Никаких увольнений. Вы — ценный член команды АПТ. Вы неоднократно демонстрировали свою преданность фирме. И то, что в данный момент вы злитесь, вовсе не повод для того, чтобы губить свою карьеру. Вот как мы поступим сейчас. — Карл наклоняется вперед; он выглядит почти добрым, как папаша. — Вы возвращаетесь в свой кабинет и обдумываете все это еще раз. Я не приму вашу отставку. Я даже сделаю вид, что вы вообще ничего подобного не говорили. Мы привлечем других сотрудников к пересмотру документов, и вы получите некоторое время для перегруппировки. О’кей? Поезжайте в отпуск или еще куда-нибудь.

Таким образом он дает мне очередную возможность оставить все на своих местах, вернуться на шаг назад. «Как часто у тебя в жизни появляется шанс отмотать пленку назад, как сейчас? Он бросает тебе спасательный круг. Ты еще можешь остаться», — говорю я себе.

— Нет, Карл, я серьезно. Я увольняюсь. — Я снова произношу эти слова, зная, что хочу именно этого. И пусть здравый смысл требует, чтобы я исправила содеянное, кто-то другой уже руководит этим шоу. Мысль о том, чтобы проработать в АПТ еще хотя бы секунду, становится нестерпимой. «Все решено, — понимаю я. — С этим покончено».

— Я уже сказал вам. Я не приму вашу отставку. А теперь, пожалуйста, покиньте мой кабинет, — говорит он и начинает передвигать какие-то бумаги у себя на столе. — Кое-кому из нас нужно работать.

* * *

Я выхожу из кабинета Карла и по дороге к себе обдумываю имеющиеся у меня возможности. С точки зрения АПТ я по-прежнему не уволена. Я могу, как обычно, явиться завтра на работу, а в пятницу получить свой чек. У меня все еще есть медицинская страховка. Это может остаться очередным нашим с Карлом маленьким общим секретом, который поселится в нижнем ящике моего стола вместе с боксерскими трусами «Поцелуй мой Аркан-ЗАД». Но я также понимаю, что теперь дороги назад для меня уже нет. Я не хочу дорасти до уровня Карла Мак-Киннона или какого-нибудь другого партнера, даже до тех, кем искренне восхищаюсь. Я мечтаю вовсе не о такой жизни. Я сама не знаю, чего именно я хочу, но уже ясно, что не этого. Наступило время уйти.

Добравшись до своего кабинета, я звоню управляющему партнеру АПТ. Если Карл не хочет меня слушать, я найду другого, кто примет мою отставку. Удивительно, но я получаю голосовую почту от Дуга Бартона и отвечаю, что мне необходимо с ним срочно поговорить. У меня также есть сообщение для начальника отдела судебных тяжб Джеймса Слайсера. Ни Дугу, ни Джеймсу я не говорю о том, что увольняюсь для того, чтобы спасти репутацию: такие вещи лучше не доверять автоответчику.

— Я уволилась, — заявляю я Кейт лично через несколько минут у нее в кабинете.

— Что?

— Я уволилась. Точнее, я в процессе. Карл отказал мне, поэтому я связалась с Дугом и Джеймсом. Я ухожу. Сегодня.

— Садись сюда, — предлагает она, подводя меня к креслу для посетителей. Кейт закрывает дверь и устраивается напротив меня за своим большим деревянным столом. Там, среди аккуратных стопок бумаг и трактатов в кожаных переплетах, под маленькой лампой с зеленым абажуром, она выглядит как настоящий адвокат.

— С тобой все в порядке? Кажется, ты немного… немного… измотана. Или… — Она выдерживает паузу, решая, стоит ли ей говорить то, что она на самом деле думает. — В общем, похоже, что ты немного в истерике.

— Я в порядке. Я увольняюсь. Поэтому я немного нервничаю, это да, но, пожалуйста, не пытайся меня отговорить.

— Почему?

— Почему я увольняюсь или почему я не хочу, чтобы меня отговаривали?

— Почему ты увольняешься?

— Я здесь больше не могу, Кейт. Я ненавижу это место. Ненавижу здесь всех. Разумеется, кроме тебя с Мейсоном. Но всех остальных я просто ненавижу. С меня хватит. Я чувствую, что я не только не улучшаю мир, я делаю его еще хуже. Не для того я поступала в школу права. — Я перевожу дыхание и продолжаю: — И Карл хотел, чтобы я пересмотрела шестьсот семьдесят восемь коробок с документами для «Синергона», а я отказалась. Я шантажировала его тем, что он приставал ко мне в Арканзасе. После чего он сказал, что я могу не пересматривать документы. Но дело-то не в этом, понимаешь, Кейт? — Теперь я начинаю плакать, и потоки слез катятся по моим щекам. Я вытираю их рукавом, а Кейт протягивает мне салфетку и немного дезинфицирующего средства для рук.

Я знаю, она хочет спросить о том, что произошло у меня с Карлом, но я еще не закончила. Слова продолжают сыпаться из меня. «Сегодня не просто день, когда я увольняюсь, — думаю я, — сегодня день, когда у меня случился словесный понос». Я уже не уверена, что смогу когда-нибудь снова контролировать свою речь.

— И я чувствую себя ужасно. У дедушки Джека болезнь Альцгеймера. Я узнала об этом на выходных. Он потерялся, и это было просто жутко. И я лишилась Эндрю. Хотя Джесс, видимо, была права. Я еще не готова к таким Эндрю. Но мне все равно больно. И если он сейчас с Кариссой, то так мне и надо. Думаю, он теперь ненавидит меня, и это самое ужасное из того, что я чувствую. — Кейт пытается вклиниться в мой монолог, возможно желая сказать что-нибудь вроде «Эндрю вовсе не ненавидит тебя», но я не даю ей вставить ни слова.

— А знаешь, что еще? Хочешь услышать главный прикол? Я сегодня заснула в женском туалете. В своей любимой кабинке. Кейт, у меня в волосах была туалетная бумага.

Это почему-то разряжает ситуацию, и мы с Кейт начинаем хохотать, причем до колик, так что по ее лицу тоже бегут слезы. Она лихорадочно промокает глаза салфеткой, чтобы не поплыла краска, но уже слишком поздно. Я впервые вижу, как Кейт выглядит по-настоящему под своим всегда идеальным макияжем. Она почему-то кажется более свободной.

Следующий час я провожу в ее безопасном кабинете и рассказываю все, что произошло с дедушкой Джеком. Я также описываю ей мельчайшие детали того, как я делила гостиничный номер с Карлом, и при этом она бледнеет.

— Думаю, что я врезала бы ему ногой по яйцам, — говорит Кейт.

В итоге мы переходим к ее свадебным планам, и, как ни странно, я получаю удовольствие, обсуждая его подробности. Цветовую гамму ее наряда. Букеты. Оркестр. Пригласительные билеты. Я нахожу успокоение в составлении расписания действий Кейт, где позиции аккуратно отмечаются галочкой лишь в том случае, если есть уверенность, что они точно подходят для них с Дэниелом. Я вижу, что она рассматривает свадьбу как символическое событие. Если этот день пройдет хорошо, то такой же будет и их совместная жизнь.

Я представляю себе, чем бы ее свадьба могла обернуться для меня, если бы последние несколько месяцев прошли по-другому. Она была бы символична и для меня тоже. Эндрю стоял бы у алтаря позади Дэниела, такой красивый в своем смокинге, просто идеальный шафер. Я бы находилась напротив него в компании подружек невесты, одетая в бледно-розовых тонах. Эндрю поймал бы мой взгляд и улыбнулся мне понимающе, как бы говоря: «Скоро то же случится и с нами». И, если бы я была кем-то другим, кем-то достойным, я бы улыбнулась ему, словно отвечая: «Я тоже тебя люблю».

А потом я представляю, как все будет происходить теперь, когда я все поломала. Мы с Эндрю будем изо всех сил стараться не встретиться друг с другом взглядами. Он приведет Кариссу в качестве своей дамы и будет высматривать ее среди публики. А когда они примутся обмениваться улыбками, я буду молча стоять где-то на заднем плане, как в дурном сне, когда кричишь, но при этом не раздается ни звука.

* * *

Хотя мое желание уволиться прямо сегодня кажется бесповоротным, довести дело до конца мне не дает начальство. Ни управляющий партнер, ни начальник отдела судебных тяжб на мои звонки не отвечают; очевидно, никакая срочность, возникшая у меня, не может быть достаточно важной, чтобы притормозить на несколько минут процесс зарабатывания денег. Я уже думаю о том, не пойти ли к секретарше и не подкупить ли ее, чтобы воспользоваться громкой связью фирмы. Я представляю, как я объявляю в микрофон о своей отставке, так что весь АПТ слышит меня через динамики.

— Дамы и господа, — начала бы я, и каждый в офисе оставил бы свои дела и прислушался. — Говорит Эмили Пратт, — сказала бы я. — Я ухожу от вас, придурки.

Или, возможно, я могла бы избрать более простой, изящный и вежливый путь. Сделать это так, как мне хотелось сегодня утром. Пройти через входные двери и больше никогда не вернуться. Оставить позади АПТ и Эмили Пратт.

* * *

Вечером я прохожу мимо главного конференц-зала, который находится рядом с лифтами. Я заглядываю туда сквозь стеклянную дверь и вижу, что комната забита коробками. Масса коробок, шестьсот семьдесят восемь, если быть точным. Вид на Парк-авеню от пола до потолка закрыт горами картона.

За столом над документом склонилась Карисса, внимательно читающая каждое слово. Через несколько секунд она откладывает одну страницу и берет следующую из пачки высотой с добрых полметра. Я стучу по стеклу и на ходу машу ей рукой. Я улыбаюсь, заметив, что она занимается только коробкой номер один.

Загрузка...