Необычная гувернантка

Глава 21

Погода портилась. Снег плотной завесой отгородил карету с пассажирами от остального мира. За белой снежной пеленой Беатрис не могла разглядеть даже деревья и кусты вдоль дороги. Кучеру, похоже, и вовсе приходилось нелегко. Экипаж заметно замедлил ход. Возница дважды принимался стучать в маленькое окошко, отделявшее его от пассажиров, и дважды Девлену заверял его, что можно не спешить.

– Не торопитесь, Питер, у нас достаточно времени, – повторил он в ответ на встревоженный стук кучера. – Мы скоро доберемся до постоялого двора.

– Значит, мы собираемся остаться там на ночь? – спросила Беатрис.

Девлен откинулся на подушки, ленивым взглядом окинув свою спутницу.

– Из-за такой погода дальнейшее путешествие стало невозможным.

– Кажется, это не вполне прилично?

– Мы с вами вместе остановимся на постоялом дворе в сопровождении одного лишь семилетнего ребенка. Это прилично, как по-вашему? Вы одна можете ответить на этот вопрос. Выбор за вами, мисс Синклер.

– Не уверена, что мне нравится ваш тон. Я слышу в вашем голосе сарказм.

– Примите мои извинения, мисс Синклер. Я вовсе не хотел вас обидеть. – Беатрис бросила на Девлена хмурый взгляд. – Если мы не будем спать в одной комнате; я уверен, что наутро ваша репутация останется такой же незапятнанной, как и накануне. Хотя, возможно, я слишком самонадеян. Так ваша репутация безупречна?

– Разумеется! – Беатрис возмущенно фыркнула.

– А вот меня не слишком занимают подобные вещи, мисс Синклер. Репутация не самое важное в жизни.

– Возможно, потому что вам нечего терять, – съязвила Беатрис, но Девлен лишь довольно усмехнулся.

– Если таково ваше мнение обо мне, то вы не одиноки – многие охотно согласятся с вами. Не понимаю, что заставляет их наклеивать на меня ярлык закоренелого грешника? – Он улыбнулся. – Должно быть, у вас большой опыт в этих вопросах, мисс Синклер. Вы издалека видите грешника?

– Мой отец был школьным учителем, а не священником, мистер Гордон. Но мне кажется, ваше пристрастие к темным экипажам и путешествиям под покровом ночи заставляет людей думать о вас самое худшее.

– Всего лишь потому, что я ненавижу терять время? Уже поэтому меня можно считать извергом и злодеем? Довольно странно, как, по-вашему?

– Может, вас просто боятся? Люди часто называют злом то, что не в силах понять или объяснить.

– Следовательно, чтобы изменить дурное мнение о себе, я должен стараться стать для всех более понятным?

– Возможно.

– Дело в том, мисс Синклер, что мне совершенно безразлично, что обо мне думают. Вас это удивляет?

– Нисколько.

– И все же есть несколько человек, чьим мнением я искренне дорожу. Вас удивит, если я скажу, что в этот узкий круг входите и вы?

– Очень, – откликнулась Беатрис и опустила глаза, не в силах выдержать взгляд Девлена.

– Мне далеко не безразлично, что вы думаете обо мне. И я вовсе не тот распутник, каким выставляет меня отец.

– Я не так часто обсуждала вас с вашим отцом.

– И все же вы обсуждали меня. Как непривычно иметь дело с правдивой женщиной.

– Уже не в первый раз вы обвиняете женщин в неискренности, но я уверена, что лживых мужчин не меньше, чем нечестных женщин.

– Ничего подобного. Знаю по опыту: большинство женщин говорят правду, лишь когда преследуют какую-нибудь цель.

– Как женщина я должна была бы оскорбиться.

– Но ведь к вам это не относится! И я никак не могу понять почему. По правде говоря, вы редкое исключение, мисс Синклер. Интересно, вы когда-нибудь плачете?

– Глубоко личный вопрос, не так ли? Я требую компенсации.

– Хорошо, но сначала ответьте.

– Нет, я не часто плачу.

– Почему же? И прежде чем вы начнете возражать, мисс Синклер, замечу, что это всего лишь довесок к главному вопросу. Уточнение, если хотите.

– Потому что я всегда считала бессмысленным проливать слезы. К чему плакать? Слезы не помогут смягчить горе и не принесут утешения.

– А вы когда-нибудь испытываете какие-нибудь другие сильные чувства? Гнев или радость?

– Теперь моя очередь спрашивать.

Девлен откинулся на подушки и выжидающе сложил руки на груди.

– Отчего вы так дурно думаете о женщинах? Кто вас обидел?

Девлен широко улыбнулся.

– Мне жаль вас разочаровывать, мисс Синклер. Никто. Если я несколько предвзято сужу о женщинах, то исключительно потому, что вижу в них всего лишь возможность приятно провести вечер. Не более. У меня нет друзей среди женщин. Не считая любовных утех, я редко провожу время в женском обществе.

– И напрасно. Вы бы открыли для себя, что женщины отнюдь не склонны, как вы утверждаете, ловко использовать в своих целях правду или ложь, чтобы вертеть мужчинами.

– Да вы просто тепличное растение, мисс Синклер. Я покажу вам женщин, которые не умеют ничего другого, кроме как лгать и изворачиваться.

Несмотря на заверения Девлена, у Беатрис все же осталось ощущение, что в прошлом кто-то причинил ему боль. Однако Девлен Гордон не вызывал у нее ни сострадания, ни жалости. Да он бы первым посмеялся над ее сочувствием! Но Беатрис все же сомневалась, что те несчастные женщины, которых он упоминал, могли причинить ему зло. Скорее он сам разбил не одно женское сердце.

Экипаж снова замедлил ход. Беатрис отогнула край занавески и вгляделась в белую метель за окном.

– Становится холодно. – Она зябко поежилась, глядя на серое небо, едва различимое за снежной пеленой.

– Боюсь, буря усиливается, сэр, – встревоженно заметил кучер, наклоняясь к окошку.

– Буря? – Беатрис повернулась к Девлену. – Значит, мы не сможем продолжить путь в Эдинбург?

– Это значит, мисс Синклер, что нам нужно найти укрытие и переждать пургу. – Девлен кивнул Питеру. – Лошади замерзнут. Поезжайте к ближайшему трактиру.

– Слушаюсь, сэр.

Беатрис с недоумением посмотрела на Девлена. Этот непостижимый человек искренне беспокоился о четвероногих созданиях, но не испытывал ни малейшей жалости к женщинам. Девлен улыбнулся в ответ, словно сумел угадать ее мысли. Если это действительно так, то ей следовало бы лучше следить за выражением своего лица.

Не прошло и четверти часа, как на расплывшемся белым пятном склоне вырос высокий серый дом. Освещенные окна манили к себе путешественников словно маяк. Беатрис с облегчением откинулась на подушки, радуясь, что они нашли наконец себе место для ночлега.

Она ласково посмотрела на спящего мальчика, протянула руку и мягко коснулась его щеки.

– Роберт, – тихо позвала она. – Пора просыпаться.

– Не будите. Я отнесу ею в дом, – предложил Девлен.

Беатрис заметила, как изменилось его лицо. Никогда прежде она не видела его таким. Выражение нежности и доброты удивительно шло ему.

Она ничего не ответила, только молча обернула одеялом плечи Роберта и натянула плед повыше, защищая лицо.

Карета остановилась. Кучер спрыгнул с козел и распахнул дверцу. Весь покрытый снегом, он переступал с ноги на ногу, чтобы согреться. Щеки его покраснели от мороза.

– Позаботьтесь об упряжке, Питер, а затем зайдите в дом, – распорядился Девлен. – Сегодня ночью вам не следует оставаться в конюшне. – Кучер выглядел удивленным, и Беатрис поняла, что Питер имел обыкновение спать вместе с лошадьми. Изумленное лицо возницы вытянулось еще больше, когда Девлен протянул ему маленький мешочек с монетами. – Купите себе выпить и чего-нибудь горячего. Вы честно заслужили награду, доставив нас сюда целыми и невредимыми.

– Спасибо вам, сэр. – Обветренное лицо возницы растянулось в улыбке. – Спасибо, мистер Гордон. Я так и сделаю.

Девлен первым покинул карету и помог выбраться Беатрис. Когда девушка уже стояла на замерзшей земле, он снова забрался в экипаж и вышел оттуда с Робертом на руках. Одеяло заботливо прикрывало лицо мальчика от метели и холодного ветра.

– Мы сможем утром продолжить путь?

Ей показалось, что Девлен тепло улыбнулся, хотя она с трудом различала его лицо в снежной пелене.

– Об этом мы узнаем только завтра утром. Мы ведь не можем приказывать снегу, что ему делать, верно?

Да, Беатрис ждала долгая ночь…

Трактир оказался довольно большим, но судя по виду, не слишком-то процветал. Хозяин так бурно радовался их появлению и держался так подобострастно, что Беатрис засомневалась, уж не считает ли он их королевскими особами. Метель разогнала завсегдатаев по домам – в просторном пивном зале, съежившись у очага, сидел всего один посетитель.

– Приготовьте ваши лучшие комнаты, – приказал Девлен, прижимая к себе спящего мальчика. Он отдавал приказы с непринужденностью человека, привыкшего, что ему беспрекословно повинуются и спешат поскорее исполнить любую его прихоть.

Трактирщик поклонился, не переставая улыбаться.

– Разумеется, сэр. Сколько комнат? – Он перевел взгляд с Девлена на Беатрис.

– Две, – распорядился Девлен. – Если вы согласитесь разделить комнату с Робертом, – добавил он, обращаясь к девушке. – Мне бы не хотелось оставлять его одного, особенно после случая с птицами.

– Надеюсь, вы не думаете… – Девлен медленно покачал головой, и Беатрис замолчала, не закончив фразу. Трактирщик внимательно прислушивался к разговору, и лучше было отложить все вопросы до более подходящего места. – Я не против, – кивнула она, подумав про себя, что мальчик послужит ей дуэньей.

Хозяин жестом указал на лестницу, и Беатрис начала подниматься по ступенькам. Мужчины негромко переговаривались и шли следом.

Наверху она в нерешительности остановилась, не зная, куда идти дальше, и трактирщик проскользнул вперед, показывая дорогу. Он привел ее в дальний конец коридора. Вторая комната располагалась по соседству с первой. «Слишком близко», – подумала Беатрис.

Трактирщик открыл дверь и услужливо поклонился Девлену, но тот жестом пригласил Беатрис войти первой. В комнате царил холод, но хозяин сам торопливо разжег огонь, отпуская попутно нелестные замечания о погоде.

– Эта комната просторнее, – заметил Девлен. – Думаю, вам с Робертом будет здесь удобно.

Беатрис подошла к окну и обвела взглядом покрытые снегом окрестности. На ветвях деревьев, словно замерзшие слезы, повисли сосульки, а покрытые снегом кусты напоминали съежившиеся неподвижные фигуры. Обледенелая подъездная дорожка блестела как зеркало так, что в ней отражался желтый свет фонаря.

Снегопад прекратился. Небо расчистилось, и полная луна, похожая на снежный шар, выкатилась на небосклон. В ее лучах снег искрился, а лед сверкал, отливая серебром.

От дыхания стекло затуманилось, и Беатрис отвернулась от окна. В такую холодную ночь несладко оказаться под открытым небом. А здесь, на постоялом дворе, уютно горел огонь в очаге, на кровати лежал толстый матрас и множество теплых одеял.

Девлен положил Роберта на высокую кровать, снял с мальчика башмаки и укрыл его одеялом.

Комната, которую заняли они с Робертом, безусловно, считалась лучшей на постоялом дворе. Большую часть спальни занимала массивная кровать с пологом на четырех столбиках. В оставшемся пространстве помещался умывальник, небольшая ширма и стул с продавленным сиденьем, который, похоже, перекочевал сюда за ненадобностью из пивного зала внизу.

Трактирщик показал Девлену его комнату и незаметно удалился, унося с собой полученные от нового постояльца чаевые. Вслед за ним упорхнула и служанка. Ее появление напомнило Беатрис те времена, когда она безуспешно искала работу в «Шпаге и драконе». Интересно, как бы сложилась ее жизнь, если бы хозяин таверны все-таки согласился дать ей место?

Да, не стояла бы она сейчас у окна, бросая украдкой взгляды на Девлена, и не раздумывала о том, что тот собирается делать. И не замирала бы от волнения. Не произошло бы и многого другого. И уж точно Девлен не взял бы ее за руку, и у нее не перехватило бы дыхание от ужаса и восторга.

– У вас испуганный вид. Вы боитесь?

– Так мне следует вас бояться?

Девлен улыбнулся:

– Похоже, вы любите отвечать вопросом на вопрос.

– В таком случае да, иногда вы меня пугаете. А порой я боюсь самой себя, своего отклика на ваши слова и поступки.

Беатрис ответила честно, без увиливания и недомолвок.

– А почему вы меня боитесь?

– Потому что вы искушаете меня. Внушаете мне запретные желания и мысли. Потому что вы слишком обольстительны, Девлен Гордон. Но ваш блеск слишком ярок для девиц вроде меня.

– Обычно я избегаю девиц, мисс Синклер. Стараюсь избавиться от них как можно скорее. Я дал себе слово никогда не связываться с девственницами. С ними, знаете ли, слишком много мороки, а я из тех мужчин, что знают себе цену и дорожат своим временем.

– Стало быть, общение с девицами вы считаете напрасной тратой времени?

– Да, именно так я и думаю.

– Значит, рядом с вами я должна чувствовать себя в безопасности?

– И чувствуете?

– Пожалуй, нет.

– Я обещал защищать вас, помните? А я никогда не нарушаю своих обещаний.

– А если я не желаю, чтобы меня защищали?

– Пойду посмотрю, нашел ли трактирщик нам что-нибудь поесть, – улыбнулся Девлен и вышел, закрыв за собой дверь.

Беатрис сразу же показалось, что в комнате стало просторнее.

– Вам нравится мой кузен, правда, мисс Синклер?

Девушка улыбнулась. Она не особенно удивилась обнаружив, что Роберт только притворялся спящим.

– Да. Вы этому рады, ваша светлость?

На лице мальчика показалась сонная улыбка.

– Он бывает очень милым, когда захочет. Но может быть и безжалостным.

«Безжалостным? Странно, что семилетний мальчик так отзывается о взрослом мужчине».

– От кого вы это слышали?

Роберт сел на постели и потер кулаками глаза.

– От дяди. По-моему, он не слишком-то любит Девлена – ведь кузен очень богат.

– Иногда человеку приходится быть безжалостным. Порой его к этому вынуждают.

Роберт завертел головой, оглядывая комнату.

– А здесь довольно тесно.

– И все же это большая удача, что нам есть где укрыться от бури.

– Девлен никогда бы не допустил, чтобы что-то случилось с его лошадьми. Он выложил за них кучу денег.

– Тогда нам очень повезло. Раз он так беспокоится о лошадях, значит, позаботится и о нас.

– О, я уверен, он бы не позволил, чтобы со мной что-то случилось, мисс Синклер.

– Ну да, вы ведь герцог Брикин.

Мальчик кивнул.

– И не только поэтому. Он меня любит.

Беатрис притихла и задумалась. Не в первый раз маленький герцог поражал ее острой наблюдательностью и совсем не детским умом.

– Помните наш разговор о том, каким бывает снег ночью? – Роберт кивнул. – Посмотрите в окно.

Мальчик выскользнул из кровати и подошел к окну. Глаза его радостно вспыхнули.

– Похоже на сахарную глазурь, мисс Синклер. Так бы и съел. Как будто кухарка покрыла сладкой глазурью весь мир.

Беатрис улыбнулась:

– Да, вы хорошо сказали.

Через несколько минут в дверях появился Девлен в сопровождении горничной. Девушка неловко присела в реверансе, что потребовало от нее известного мужества, поскольку в руках она с трудом удерживала огромный поднос с едой.

Горничная поставила поднос на стол, служивший заодно подставкой для умывальника, и снова присела. Ее реверанс предназначался не Беатрис, которая так и не сумела привыкнуть к подобному зрелищу, а Девлену. Он широко улыбался несчастной девушке, еще больше смущая ее.

– Вам не следует этого делать, – поморщилась Беатрис, когда горничная покинула комнату.

– Что делать?

– Улыбаться молоденьким девушкам. Это приводит их в смятение. Я заметила еще в Крэннок-Касле. Там из-за вас служанки столбенели и теряли дар речи. Стояли и глазели на вас, будто вот-вот лишатся рассудка.

– Вы преувеличиваете.

– Я всего лишь говорю правду, – пожала плечами Беатрис, с удовольствием замечая легкий румянец на щеках Девлена.

Неужели Девлен Гордон смутился? Или ему вдруг стало неловко оттого, что она заговорила о его даре очаровывать женщин?

– Мой кузен всегда оказывает такое действие на женщин, – вмешался Роберт.

– Вы когда-нибудь говорите как семилетний мальчик? – Беатрис укоризненно покачала головой. – Иногда мне кажется, что вам по меньшей мере двадцать и вы только притворяетесь ребенком.

– Это потому, что я очень умен и проницателен.

Девлен и Беатрис обменялись взглядами. Интересно, как воспринимает Девлен поразительные выходки своего титулованного кузена? Сама Беатрис не переставала удивляться необычным высказываниям Роберта.

Но уже в следующую минуту, к явному облегчению гувернантки, юный Роберт повел себя как самый обыкновенный ребенок. Он плюхнулся на середину кровати и потребовал, чтобы скатерть расстелили прямо на постели.

– Получится настоящий пикник, – объяснил он. – Вы садитесь сюда, – указал он Беатрис на край кровати, – а вы сюда, – жестом предложил он Девлену занять место на подушках у изголовья. – И мы сделаем вид, будто сидим под деревом в Крэнноке.

Сказать по правде, Беатрис предпочла бы более безопасное место.

– Давайте лучше мысленно перенесемся туда, где мы никогда раньше не были.

– А как насчет вересковой пустоши близ Эдинбурга? – предложил Девлен. – Ужин на траве под большим дубом?

– Лучше под сосной, – не согласилась Беатрис. – Сосны пахнут намного приятнее.

– Не знал, что дубы пахнут.

– Это только подтверждает мою правоту.

Она потянулась за одной из аппетитных булочек одновременно с Девленом. Их пальцы соприкоснулись, и Беатрис неохотно отвела руку. Роберт выхватил булочку из корзинки и протянул ее гувернантке.

– Вот, мисс Синклер.

– Мой верный рыцарь. Спасибо, Роберт. – Беатрис смущенно разрезала булочку пополам и положила сверху ломтик ветчины, стараясь не смотреть на Девлена. Она чувствовала, что ничем не лучше этих глупых служанок. Одного его присутствия уже достаточно, чтобы на нее напал столбняк. Ему даже улыбаться не нужно. Его нахмуренные брови были не менее соблазнительны.

– А вы тоже так считаете, мисс Синклер? – обратился к ней Роберт.

Она рассеянно взглянула на мальчика.

– Извините, я задумалась. О чем вы хотели меня спросить?

– Я говорил, что мы попали в ловушку и можем надолго застрять в этом трактире.

– Что ж, по крайней мере, здесь есть еда. – Беатрис обвела рукой скатерть с роскошным ужином, который добыл для них Девлен. – И мы согрелись. – Впрочем, согреться им удалось далеко не сразу. Комната прогревалась медленно. И даже сейчас в ней было довольно прохладно, несмотря на горящий очаг.

– И лошади Девлена стоят в конюшне, – добавил Роберт. – Но мне хочется снова увидеть Эдинбург. Увидеть дом Девлена. Это самое чудесное место на свете, мисс Синклер. Наверняка вы ничего подобного никогда не видели. Там три этажа, полно мебели, а комнаты просто великолепны. А еще там есть потайная лестница, прямо как в Крэннок-Касле. И тайный коридор, выходящий из библиотеки в конюшню.

Девлен с нежностью улыбнулся мальчику.

– Только то, о чем вы сейчас сказали, – секрет, о котором никто не должен знать, кроме нас двоих.

Роберт смущенно покраснел, но вскоре лицо его прояснилось.

– Она все равно точно не знает, где проходят потайные ходы, Девлен.

– А зачем вы построили у себя в доме потайные ходы?

– Я их не строил. Они достались мне вместе с домом. Эдинбург издавна славится своими тайными интригами, а предыдущий владелец, по-видимому, имел какое-то отношение к королевскому двору. Вероятно, он проявил предусмотрительность и заранее подготовил себе и своим домочадцам путь к отступлению.

– И ему пришлось бежать через тайный ход?

– Точно не знаю. Я решил не слишком углубляться в семейные предания бывшего хозяина, когда покупал дом.

Остаток ужина прошел в приятной беседе, совершенно безобидной, поскольку Девлен и Беатрис прекрасно сознавали, что между ними сидит невинный ребенок. Они тщательно избегали малейшего упоминания о покушениях на жизнь Роберта. Когда с ужином было покончено, Девлен принялся собирать на поднос грязную посуду.

– Вы меня удивляете, – заметила Беатрис.

Девлен насмешливо взглянул на нее и продолжил свое занятие.

– Вот как? И чем же? Тем, что не требую от слуг выполнения малейшей моей прихоти, или же тем, что не боюсь обслуживать себя сам?

– Наверное, тем и другим.

Девлен взял поднос с грязной посудой и открыл дверь.

– Многие вещи не всегда таковы, какими кажутся на первый взгляд, мисс Синклер. Это относится и к людям. – Он повернулся к Роберту. – Мы решим утром, когда отправиться в путь.

Беатрис кивнула, и Девлен вышел из комнаты.

– Вам надо умыться, Роберт, – напомнила она мальчику, доставая из саквояжа небольшую глиняную кружку.

Роберт не стал капризничать, а молча повиновался. Он тщательно намылил лицо и руки, слегка поморщившись, умылся холодной водой. Беатрис вручила ему маленькое полотенце с вышитым герцогским гербом. Роберт скрылся за ширмой и взял с Беатрис слово не подсматривать, когда он будет переодеваться в ночную рубашку.

Девушка, улыбаясь, зажгла светильник. Одной лампы оказалось вполне достаточно, чтобы осветить не слишком просторную комнату трактира, и Беатрис решила не зажигать вторую.

– Здесь очень холодно, мисс Синклер, – пожаловался Роберт, выходя из-за ширмы.

– Забирайтесь скорее в постель и грейтесь.

– Расскажите мне какую-нибудь историю, – надменно потребовал мальчик.

– Нет, если вы намерены говорить со мной таким тоном.

– Но вы работаете на меня.

– Вы мой воспитанник.

– Я Брикин.

– Вы семилетний ребенок, вот кто вы. – Беатрис присела на краешек кровати. – Думаете, ваш отец гордился бы вами, если бы услышал, как вы разговариваете со мной? Судя по вашим рассказам, он с уважением относился к чувствам других людей. – Глаза Роберта широко раскрылись, но он молчал. – Ему было бы приятно узнать, что вы так часто упоминаете о своем титуле? Мне кажется, ваш отец был очень скромным человеком. И куда больше ему хотелось делать людям добро, чем внушать страх.

К ужасу Беатрис, Роберт заплакал. Крупные слезы покатились по его щекам совершенно беззвучно, и от этого Беатрис стало еще страшнее. Растерявшись, она потянулась к мальчику и обняла его.

Беатрис никогда не отличалась пылкой любовью к детям. Если в деревне у кого-то рождался ребенок, она не стремилась, как другие женщины, непременно подержать его на руках, не млела от восторга, любуясь крошечным личиком, ручками и ножками, не умилялась сходству младенца с одним из родителей. И вот теперь, баюкая плачущего ребенка ночью на постоялом дворе, она вдруг почувствовала себя взрослой и сильной. Ей захотелось защитить и утешить этого маленького мальчика, лишенного матери.

«Кто же посмел его обидеть?»

Эта внезапная мысль застала ее врасплох. Она здесь не ради развлечения и не в поисках приключений; Единственная причина их отъезда в Эдинбург – забота о безопасности Роберта. Кто-то желал ему смерти.

– Я расскажу вам историю, мой юный герцог, – сказала она, целуя мальчика в теплую макушку. От Роберта пахло мылом. – Жил-был на свете павлин с роскошным хвостом. И вот однажды он повстречал уродливого журавля на длинных ногах и принялся потешаться над его серым оперением.

«Я одеваюсь, как король, в золото и пурпур, – заявил он. – Мне служат все цвета радуги, а у тебя на крыльях нет ни одного цветного перышка».

И павлин, распушив хвост, принялся важно расхаживать вокруг журавля. Его великолепные яркие перья в лучах солнца отливали красным, синим и зеленым.

Журавль не сказал ни слова в ответ. Его оперение действительно не было таким ярким, как у павлина. А еще при ходьбе он неуклюже раскачивался из стороны в сторону. Павлин говорил правду: журавля никак нельзя было назвать красавцем. Но пока павлин вместе со своими братьями насмехался над длинноногим уродом, журавль вдруг захлопал крыльями и побежал, а потом оторвался от земли и взмыл в воздух. Павлины разинули рты от изумления и страха.

Журавль поднимался все выше и выше, сквозь облака, к самому солнцу. И когда он наконец заговорил, павлины с трудом смогли расслышать его голос.

«Это верно, ты красив. Намного красивее меня. Но я летаю высоко в небесах, и мой голос доносится до самых отдаленных звезд. Ты же способен лишь расхаживать по земле и рыться в навозных кучах».

Так в чем же мораль этой истории? А в том, что не одни только перья красят птицу, – заключила Беатрис.

– Ачто, все басни Эзопа заканчиваются какой-нибудь моралью, мисс Синклер?

– Все до единой.

– А разве они интересные?

Беатрис покачала головой и заботливо подоткнула Роберту одеяло. Согревшись в теплой постели, мальчик вскоре заснул, а Беатрис еще немного посидела, глядя на него. Она надеялась, что этой ночью Роберту не привидятся кошмары.

Полчаса спустя Беатрис встала и разделась, сменив платье на ночную сорочку и капот.

Она собиралась совершить нечто безрассудное. Даже Салли постаралась бы предостеречь ее от такого поступка. Но минувший год научил Беатрис одному: жизнь слишком быстротечна и может внезапно оборваться в любой момент.

Нет, Беатрис не намерена была терять ни секунды. Она не желала быть мудрой и рассудительной. Не хотела лгать себе, что у нее впереди целая вечность, чтобы найти свою любовь.

Любовь. Этим словом люди привыкли обозначать все человеческие страсти и безумства. Порывы, как благородные, так и бессмысленные. Любовь. Беатрис вовсе не пыталась убедить себя, что охвачена любовью. Скорее она была увлечена Девле-ном Гордоном, очарована им. От его улыбки в ней вспыхивало желание и шелковым коконом обволакивало все ее тело. Но любви она не испытывала.

Беатрис словно утратила чувство реальности, и время потеряло для нее смысл. Она жила лишь одним мгновением.

И все же она колебалась, когда подошла к двери и взялась за ручку. Какое-то острое, жадное желание жить терзало ее словно муки голода. Ее прежняя жизнь, лишенная настоящих страстей, казалась сейчас сонным оцепенением. Желание вдохнуть полной грудью воздух свободы легко приглушило слабый шепот совести.

Беатрис вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.