Глава 7

Ровена Гордон придирчиво оглядела себя в зеркале. Ее волновала не только собственная внешность, но и манера держаться. Ровене хотелось выглядеть безупречно. Ее семья всегда была скора на расправу, и миссис Гордон не желала давать пищу праздным языкам. Не хватало еще, чтобы о ней болтали, будто она выглядит усталой, что кружева на платье расползлись, а в глазах сквозит разочарование.

Ровена снова и снова разглядывала себя, стремясь найти хотя бы малейший изъян, способный дать повод для злословия. Если кому-то непременно захочется высказаться, ему придется признать, что наружность миссис Гордон великолепна, как погода в Шотландии. У нее сохранился чудесный цвет лица. Казалось, годы совсем не коснулись ее.

Но не приведи Господь выказать ей фальшивое сочувствие из-за мужа!

«Дорогой Камерон, какой стыд для такого энергичного, полного жизни мужчины оказаться прикованным к креслу. И как вы только выдерживаете это, бедняжка Ровена?»

«Господи, только не это!»

Ровена оделась в красное. Смелый цвет. Пожалуй, даже дерзкий. Короткий жакет с меховой оторочкой дополняла едва прикрывающая лодыжки юбка, также отделанная мехом. Сапожки и кокетливую шляпку украшали маленькие помпоны. Еще один новый наряд. Родственники Ровены любили поговорить о ее привычке к расточительству, точно завидовали ее богатству. Казалось, деньги заставили забыть о горе, омрачавшем ее жизнь.

Миссис Гордон взяла в руки сумочку и повернулась к служанке.

– Ну что, Мэри, как я, по-твоему, выгляжу?

Мэри, доверенная камеристка Ровены, – единственная на свете из тех, кто был посвящен во все секреты, все радости и печали своей госпожи.

Мэри проводила рядом с хозяйкой те мучительно долгие часы, когда никто не мог еще толком сказать, останется ли Камерон в живых или нет. Мэри приносила Ровене бесчисленные чашки шоколада, когда та не могла уснуть. Каждое утро, когда Ровена выходила из комнаты мужа, Мэри тайком подавала ей новый платок. И наконец, Мэри, словно добрый дух, всегда оказывалась рядом, будто только и ждала, когда представится случай прийти на помощь.

Мэри кивнула в ответ и улыбнулась:

– Вы прекрасно выглядите, мадам.

– Спасибо, Мэри. Если я и впрямь неплохо выгляжу, то во многом благодаря тебе. Не знаю, что бы я без тебя делала. – Щеки камеристки порозовели от удовольствия. Она бросилась открыть дверь перед госпожой. – Постарайся до обеда собраться к отъезду.

– О да, мадам. Я уже приготовила сумки. – Мэри замялась, словно хотела сказать что-то еще, но вместо этого решила промолчать.

– Разве тебе не хочется поскорее увидеть брата?

Томас служил у Камерона кучером и заслуживал полного доверия.

– Конечно хочется, мадам. Просто Лондон – такое восхитительное место.

– Не то слово. Но мы должны вернуться в Крэннок-Касл.

Мэри послушно кивнула:

– Да, мадам.

Знала ли Мэри, как отчаянно желала ее госпожа покинуть Шотландию? Безысходность душила Ровену, жизнь казалась ей невыносимой, а Мэри не оставалось ничего другого, кроме как сопровождать хозяйку. Последние два месяца, проведенные в Лондоне, нисколько не облегчили жизнь миссис Гордон. Напротив, с каждым днем она все больше скучала по Камерону.

Впрочем, жизнь в Лондоне принесла свои плоды, поскольку помогла Ровене примириться с горькой правдой. Невозможно вечно бежать от самой себя.

Ровена обожала своего мужа, с ногами или без, но в последние месяцы он совершенно отдалился от нее. Муж больше не дотрагивался до нее, даже дружески, и избегал даже случайных прикосновений. Ровена любила сидеть рядом с креслом Камерона, прижимая к щеке его руку и вспоминая, как часто прежде эта ласка пробуждала в муже страсть.

Но теперь Камерон лишил ее и этого. Он медленно высвобождал руку и смотрел на жену с каким-то странным выражением, словно впервые ее видел. Или вовсе не хотел видеть.

Временами Ровена задумывалась, не рассказать ли мужу о своем одиночестве. Как бы он тогда поступил? Смерил бы ее своим холодным, невидящим взглядом? Или снова впустил бы ее в свою постель? Существовали вещи, о которых супруги никогда не говорили, хотя Ровена безумно страдала от этой недосказанности.

Миссис Гордон вышла из комнаты и стала спускаться по лестнице, гордо подняв голову и не глядя под ноги, скрытые пышной юбкой. Ее губы растянулись в улыбке, а на лице застыло приветливое выражение. Казалось, она ступает по сцене, вот-вот поднимется занавес…

То ли ее семья изменилась, то ли Ровена только сейчас начала понимать, какими жестокими и беспощадными могут быть ее родственники в своем любопытстве. Их совершенно не заботило, что бесцеремонные вопросы жестоко ранят Ровену, словно отравленные стрелы, вонзающиеся в незащищенную плоть.

Войдя в гостиную и оказавшись лицом к лицу со своими пятью кузинами, двумя тетушками и матерью, Ровена тотчас обругала себя за глупость. Она приехала в Лондон, надеясь найти покой, а оказалась в окружении своры голодных волчиц.

Ни одна из этих женщин не попыталась даже обнять Ровену или выразить ей свое сочувствие. Но все они завидовали богатству Камерона и известности его сына. Миссис Гордон сделала глубокий вдох и приветливо кивнула родным.


Из-за поломки экипажа возвращение в Крэннок-Касл пришлось отложить до вечера. Беатрис откинулась на подушки, сложила руки на коленях и сделала вид, что смотрит в окно. Она рассчитывала вернуться в замок засветло, но когда карета тронулась наконец в путь, уже смеркалось. Беатрис угрюмо вглядывалась в сгущающиеся сумерки. Это было самое печальное время дня, когда сама природа будто была погружена в траур из-за наступления ночи.

Беатрис ненавидела мрак, всепоглощающую зловещую черноту, лишенную света. Ночь слишком остро напоминала ей о смерти. Беатрис любила утро и всегда с нетерпением ожидала рассвета, чтобы увидеть светлеющий край неба, тронутый первыми робкими лучами солнца. Утро несло с собой ощущение радости и покоя.

Приближалась ночь. Крэннок-Касл возвышался впереди мрачной громадой. Может, это сам Господь посылал ей знак, давая понять, что не следует покидать деревню? Неужели она совершила глупость, согласившись занять место гувернантки?

Начался долгий и трудный подъем в гору по узкой извилистой дороге. И снова Беатрис пришлось ехать почти в полной темноте. Временами из-за гряды облаков, словно бдительный страж, показывалась луна.

Беатрис старалась не думать о скалах, круто обрывавшихся вниз справа от нее. А лошади тоже боятся высоты? Или опасности их не страшат?

– Расскажите мне о Роберте, – попросила девушка, обращаясь к Гастону. Вместо того чтобы ехать на козлах с кучером, великан предпочел присоединиться к Беатрис в карете. Теперь он сидел напротив и хранил настороженное молчание.

– Что вы хотели бы знать? – Впервые в голосе слуги послышалось одобрение. Беатрис стало стыдно, что она не догадалась раньше расспросить Гастона о ребенке.

– Чем ему нравится заниматься, какие науки его интересуют? Что он любит есть? Всякое такое.

– Думаю, будет лучше, если вы сами понаблюдаете за его светлостью, мисс Синклер. Но все же я расскажу вам о мальчике. Он горячо любил своих родителей и до сих пор тяжело переживает утрату.

– Мне это знакомо, Гастон.

– Поэтому я и думаю, что вы непременно поладите с его светлостью, мисс Синклер. Вы оба сироты. Скоро вы убедитесь, что у вас много общего.

– Так расскажите мне об этом, Гастон. Неужели после смерти родителей никто не заботится о мальчике? У него нет наставника, который следил бы за его манерами?

– Он ведь герцог Брикин, – пожал плечами Гастон. – Его светлость стоит намного выше любого, кто осмелился бы исправлять его манеры.

– Меня не заботит его титул, Гастон. А вот манеры Роберта внушают беспокойство. Если я собираюсь быть гувернанткой мальчика, это нужно четко понимать.

Гастон устроился поудобнее на подушках и окинул девушку внимательным взглядом. При свете луны Беатрис заметила, как дрогнули в усмешке его губы. Похоже, великана позабавило ее замечание.

– Сначала нужно полюбить ребенка, а уж потом проявлять строгость. Только так можно чего-то добиться.

– Это все французская сентиментальность, У нас в Шотландии сказали бы иначе.

– И как же говорят у вас в Шотландии, мисс Синклер?

– Если желаешь ребенку добра, будь с ним построже.

– Кажется, ближайшие несколько недель обещают быть интересными. – Внезапно лицо Гастона приняло серьезное выражение. – Но имейте в виду: если вам что-нибудь понадобится – любая мелочь, – тут же обращайтесь ко мне. Меня легко найти, я всегда держусь рядом с Робертом.

– Так вы его защитник?

– Нет, хотя я еще никогда не встречал человека – ребенка или взрослого, – который нуждался бы во мне больше. Я служу его дядюшке.

Беатрис не ответила, задумчиво глядя в окно кареты. Экипаж свернул на подъездную дорогу и остановился у входа в замок. Гастон первым вышел из кареты и протянул руку, помогая Беатрис спуститься с подножки. Девушка осторожно ступила на землю, приподняв длинные полы плаща. Как ни берегла она плащ, днем в деревне к нему все же пристала грязь. Беатрис было неловко возвращать его владельцу в таком виде.

По обе стороны от парадной двери ярко горели фонари. Свечи стояли даже на ступенях лестницы, словно по случаю торжественного приема.

– В Крэнноке принимают гостей? – удивленно спросила Беатрис. Со дня смерти родителей Роберта прошло меньше года, и было бы странно устраивать в замке торжества.

Гастон усмехнулся в ответ:

– Нет. Просто мистер Девлен не скупится на свечи. Всякий раз, приезжая в замок, он велит зажигать как можно больше свечей. Иногда мне даже кажется, что ему бы хотелось обратить в бегство саму ночь.

Беатрис пожалела, что не успела расспросить Гастона о Девлене. Она явно упустила свой шанс, потому что Девлен уже стоял перед ней, ослепительно элегантный, в строгом черном костюме и белом галстуке. Его дневной наряд показался Беатрис верхом изящества, но в вечернем костюме Девлен был просто неотразим. Совершенный красавец, великолепный словно принц.

– Гастон, – окликнул он слугу. – Отец спрашивал о тебе.

Гастон коротко поклонился Беатрис и посмотрел в сторону замка.

– Мне следует позаботиться о Роберте, – сказала девушка.

– Глупости, – возразил Девлен. – Вы вполне можете приступить к своим обязанностям завтра. – Он выразительно взглянул на Гастона. – Я провожу мисс Синклер в ее комнату.

Гастон снова поклонился и ушел. Его фигура растаяла в темноте, будто призрачная тень, порождение ночи.

Загрузка...