Необычная невеста

Глава третья

Маркиз возвратился домой в превосходном настроении.

Королева поздравила его с предстоящим браком, и он получил место шталмейстера Ее Величества.

Ему также обещали выделить довольно крупную сумму на реконструкцию королевских конюшен, и он уже решил, без каких лошадей можно будет обойтись, когда он доставит туда новое пополнение.

По его замыслу, как нынешние, так и будущие обитатели стойл должны соответствовать чести, выпавшей на их долю.

Ведь эти лошади предназначались для обеспечения верховых прогулок самой королевы, а также для участия во всех важнейших государственных мероприятиях.

Эти заботы поглощали не только время, но и все мысли маркиза, и леди Карстэйрс утверждала, что он пренебрегает ею.

— Вовсе нет, — отвечал он на ее жалобы, — но мне столько всего предстоит сделать! Вы должны понять, что, когда речь идет о серьезной работе, женщина должна отойти на второй план.

Сафайра готова была взвыть от ярости, услышав подобные заявления, но ей удалось сдержаться. Она лишь спросила:

— Как можете вы говорить мне такие ужасные, противные, отвратительные слова? Я просыпаюсь с мыслью о вас, я мечтаю о вас всю ночь напролет, когда вас нет рядом со мной!

Она говорила ласково и вкрадчиво, но иного голоса и иных слов маркиз вовсе не ожидал от нее, так что не придал этому никакого значения.

Ну а поскольку ее муж отсутствовал и в эту ночь, вместо лишних споров и препирательств маркиз доставил ей блаженство, и она была счастлива до самого рассвета, пока он не покинул ее.

Но она была бы ужасно оскорблена, если бы знала, что по дороге к своему дому, расположенному всего через две улицы, маркиз уже и не думал о ней, а опять с головой погрузился в лошадиные проблемы.

Завтра, вернее, уже сегодня, он отправляется в Фалькон, чтобы увидеть лошадей, которых этими днями приобрел для своих собственных конюшен.

А о том, что нынче вечером ему предстоит отобедать у графа Уорнборо, дабы познакомиться со своей будущей супругой, маркиз вспомнил лишь в ту минуту, когда уже подходил к дому.

Мысль о предстоящей формальности вызвала у него такую тоску, что он предпочел бы остаться дома, где его ждала масса важных дел.

Но они с графом уже успели обменяться по этому поводу множеством посланий.

К тому же он решил для себя, что, как только все будет улажено и назначен день свадьбы, он сможет забыть о постороннем и всецело сосредоточиться на королевских конюшнях — это было самое важное.

Маркиз не удивился бы, доведись ему узнать, какой переполох и возбуждение царили в Уорн-парке в связи с его приездом.

Графиня раз двенадцать вызывала повариху для переговоров и без конца вносила очередные изменения в меню.

Миссис Оливер, прослужившая на кухне больше двадцати лет, давно определилась со всеми блюдами для предстоящего обеда, поэтому легко и просто соглашалась во всем со своей госпожой всякий раз, как та ее вызывала.

Сама же продолжала готовить, не отступая от собственного первоначального плана.

Графиня послала в Лондон за несколькими платьями для Эльмины, объяснив дочери, что придется обойтись ими, пока не определится дата свадьбы и можно будет самим съездить в Лондон для приобретения приданого.

И хотя графиня ни словом не обмолвилась на сей счет, вся эта суета и слишком явное нервное возбуждение матери не оставляли никаких сомнений у Эльмины: графиня Уорнборо волновалась, что ее дочери придется соперничать с красавицами, с коими маркиз и сейчас еще проводит время.

Девушка уже сама давно поняла эту проблему и знала гораздо больше о традиционном женском окружении маркиза, нежели отец или мать вообще могли предположить.

Маркиз был не только самой важной, но и самой колоритной фигурой округи, а потому, как и в любой другой сельской местности, он неизбежно являл собою предмет обсуждения всеми и каждым.

Не только их соседи, но и деревенские жители, и слуги постоянно говорили об этом человеке, и весть обо всем сказанном или сделанном им со скоростью ветра разносилась по округе, переходя из уст в уста.

Так случилось, что дворецкий из Фалькона приходился родственником горничной, давно служившей у графини.

В свои свободные дни она регулярно навещала мать дворецкого, жившую там же, а та, как было известно Эльмине, слыла самой заядлой сплетницей в деревне.

Таким образом девушка многое узнала от горничной своей матери, но еще больше, когда побывала в Фальконе, — туда она отправилась сразу же, как только узнала об отъезде маркиза в Лондон.

На пороге конюшни Эльмина по выражению лица Хагсона поняла, что он уже знает о предстоящей женитьбе на ней маркиза, и это еще раз подтверждало, что совершенно невозможно ничего скрыть от слуг.

Хагсон легко мог услышать какой-нибудь разговор маркиза, а может быть, это камердинер хозяина, повсюду его сопровождавший, привез из Лондона последние слухи.

Или, быть может, ему самому показалось странным, что последнее время нарочные постоянно возят в Уорн-парк письма от маркиза, и, просто сопоставив все факты, он пришел к такому выводу.

Но каково бы ни было объяснение его осведомленности, Эльмина поняла — он все знает.

И теперь, переходя, как обычно, от стойла к стойлу и останавливаясь, чтобы с восхищением полюбоваться новыми лошадьми да потрепать по холке старых знакомцев, с которыми уже успела подружиться, она впервые почувствовала образовавшийся вдруг между нею и Хагсоном некий барьер, который никогда прежде не ощущался.

Девушка надеялась, что это вовсе не предзнаменование перемен, ожидавших ее в будущем, — ведь она успела оценить дружеские отношения, которые установились у нее с работниками Фалькона, и не имела никакого желания разрушить их.

Так или иначе, Эльмина пустила в ход навыки, приобретенные с помощью Чанга, и внутреннее чутье, которое он помог ей развить в себе, и ей удалось вернуть отношения с Хагсоном на тот уровень, на котором они находились прежде, чтобы он не думал о ней как о своей будущей хозяйке.

То же самое произошло с домоправительницей и ключником.

Дворецкий был перед ней в долгу, так как девушка приносила ему особенные травяные настойки, которые помогали при ревматизме; графиня готовила их по старинным рецептам их знаменитой бабушки.

Но не только слуги — даже сам дом почему-то казался в чем-то совсем другим.

Выходит, теперь она не просто восхищается им, но смотрит на него как на свой будущий дом и сама отныне становится частицей этого дома.

Разве могло быть на свете что-нибудь, чудеснее этого!

Ей представится возможность перечитать все книги в библиотеке, наслаждаться созерцанием картин и других сокровищ в доме всякий раз, когда она только этого пожелает.

Но ведь все принадлежало человеку, за которого ей предстоит выйти замуж.

И чем больше Эльмина думала о маркизе, тем больше понимала: каким бы роскошным ни казался этот брак, ей не уйти от проблемы, которую ей предстояло преодолеть, а проблема эта была не из легких.

Наконец она спрятала свою гордость подальше и как-то после интенсивных занятий с Чангом уселась на мат, скрестив ноги, и обратилась к учителю:

— Мне надо поговорить с вами!

Чанг сел в той же позе лотоса, с прямой спиной и скрещенными ногами.

Он, естественно, был из числа посвященных в историю странного сватовства маркиза, и во взгляде его светилось понимание и сочувствие.

Не успела она собраться с мыслями, как он заговорил сам.

— Не надо волноваться, моя госпожа. Правильные мысли рождают правильные поступки и ведут к правильным событиям. Все становится на свои места.

Эльмина кротко вздохнула.

— Это звучит слишком просто, но, признаюсь, я взволнована. Вы знаете, Чанг, сколь властен и исполнен ощущения собственного величия этот человек. Разве сможет он когда-либо почувствовать ко мне обычный человеческий интерес?

Этот вопрос неотступно мучил ее каждый раз, когда она ночью оставалась одна в своей комнате.

Эльмина была достаточно умна, чтобы понимать: она всегда уступала в привлекательности двум своим красивым сестрам, Мирабель и Дирдрей, и не слишком высоко ценила свои женские достоинства.

Она выросла с сознанием того, каким жестоким разочарованием для отца стало ее появление на свет.

Пытаясь найти хоть какое-то утешение, граф всегда обращался с ней, как будто она была мальчиком.

Он брал ее во все свои верховые поездки, говорил с ней о проблемах управления поместьем и даже разрешал ей стрелять вместе с ним, когда рядом никого не было, стараясь хоть как-то восполнить то, чего лишился из-за «ошибки природы».

Но он не любил ее, и тем более никогда не восхищался ею так, как восхищался Мирабель.

Отец лишь мирился с обществом младшей дочери — другого выбора у него не было.

Когда родился Дезмонд и Эльмина увидела взгляд графа, устремленный на сына, она испытала неизъяснимое страдание.

Ей хотелось умолять отца оставить хоть немного любви и на ее долю, ведь он значил в ее жизни слишком много.

Но уже тогда девочка поняла горькую истину: никто, как бы он того ни желал, не в состоянии обратить на себя любовь другого человека или, как случилось с ней, заставить себя отвернуться, когда твое чувство уже стало обузой для любимого человека.

Поэтому Эльмина старалась убедить себя в своей удаче.

Ей посчастливилось столько времени проводить с отцом, и у нее впереди все еще оставалось несколько лет до тех пор, пока Дезмонд займет ее место и в ней совсем перестанут нуждаться.

И вот словно метеор пронесся по небу — внезапно появился маркиз, и раз ни Мирабель, ни Дирдрей не хотят этого, его имя достанется ей.

Ей предстоит стать его женой.

Но Эльмина была умна и многое почерпнула из восточной мудрости, занимаясь с Чангом.

Девушку мучило, что ей самой недостаточно будет в жизни просто называться маркизой Фалькон.

Ей хотелось большего, намного большего.

Но как получить это от человека, за которого она выйдет замуж?

Все чаяния и надежды ее сводились к одному: она очень хотела того, чего никогда не имела, — она хотела любви.

Размышляя об этом, она поняла, что почти ничего не знает о любви, об отношениях между мужчиной и женщиной.

Она замечала, как по-особенному Роберт смотрит на Мирабель и каким глубоким становится голос Кристофера Бардслея, когда он говорит с Дирдрей.

То были внешние проявления глубоко запрятанных внутренних переживаний и чувств, и она могла лишь догадываться, что именно это писатели-романисты называют «страстной любовью».

«Может быть, я никогда ничего подобного не узнаю», — с тоской думала девушка.

В тот вечер, когда к обеду ожидался маркиз, Эльмина, стоя перед зеркалом в новом платье, внимательно разглядывала свое отражение.

Портнихи прислали из Лондона целых три наряда, разительно отличавшихся друг от друга.

Одно платье было из строгого белого атласа, с отделкой из розовых роз.

Мирабель в нем напоминала бы греческую богиню.

Но Эльмине показалось, что оно не подчеркнет стройность ее фигуры, никак не оттенит цвет волос и только усугубит бледность кожи.

Оставалось только гадать, почему Эльмина так не похожа на старших сестер.

У Мирабель волосы отливали золотом спелого зерна, у Дирдрей цвет волос напоминал о теплых лучах летнего послеполуденного солнца.

Но Эльмине по каким-то необъяснимым законам природы достались странные пепельно-белесые волосы, и старшие сестры часто шутили:

— Ты у нас совсем как альбинос, вот только глаза не розовые!

Время от времени казалось, будто пряди ее волос отдают серебром, и что еще удивительнее — даже при свете солнечных лучей в них не вспыхивали ни красноватые, как у Дирдрей, ни золотистые, как у Мирабель, блики.

Но поскольку никто, казалось, не проявлял никакого интереса к ее внешности, то и она воспринимала это с покорностью, а ее лошадям было и вовсе безразлично: Эльмина во время верховой езды просто собирала длинные, до пояса, пряди волос в узел на затылке.

В остальное время она укладывала их в шиньон и больше не обращала внимания на свою прическу.

Теперь же девушка задумалась, не сочтет ли маркиз такую ее прическу безобразной.

Глаза ее отражали крайнее волнение.

Кстати, и они тоже совсем не напоминали глаза сестер; при определенном освещении они казались серыми, при другом в них появлялся явный зеленоватый оттенок, что давало Дирдрей повод поддразнивать младшую сестру: якобы глаза у нее совсем как у кошки, и она должна видеть в темноте.

Но самое поразительное состояло в другом — изогнутые вверх, как у ребенка, ресницы Эльмины, бледные у основания, темнели к кончикам.

Из-за этого ее глаза казались огромными на небольшом, с тонкими чертами, личике.

Благодаря бесконечным физическим упражнениям — будь то верховая езда при каждом удобном случае либо энергичные занятия карате с Чангом — на теле у нее не было ни одной лишней жиринки.

Откровенно говоря, девушка казалась слишком уж худой и совсем не соответствовала модному стилю, введенному пухленькой, маленького росточка королевой, которая, с тех пор как вышла замуж, год от года все полнела.

Хотя никто в Уорн-парке не придавал этому значения, Эльмина тем не менее обладала уникальной фигурой и красотой, не столь очевидной и броской, как красота ее сестер, а потому не замечаемой домочадцами в течение долгих лет то ли из-за одежды, которую она носила, то ли из-за отсутствия интереса к ее особе.

Теперь же, понимая всю важность первой встречи с маркизом, она пережила много неприятных моментов.

Во-первых, когда она решила надеть то единственное понравившееся ей платье из всех, присланных из Лондона на примерку, оказалось, что именно оно с первого взгляда совсем не приглянулось матушке, которая решила сразу же вернуть его назад.

Это платье из синей, с серебряными крапинками ткани, с разбросанными по всему полю серебряными лентами напоминало Эльмине темнеющее небо, как только вместе с первыми звездами появляется на нем мерцающее свечение.

Когда девушка двигалась, серебро отражало свет, и уж, во всяком случае, вечером оно сочеталось бы с легкими серебряными бликами, которые появлялись в ее волосах от пламени свечей.

Королева установила моду на множество нижних юбок и очень узкую талию.

Покатые плечи оставались обнаженными, а изящный кружевной воротник (берта) спускался на грудь.

Воротник платья, выбранного Эльминой, был расшит серебряными блестками, в тон лентам на юбке; довольно прозрачный, он открывал линию груди, подчеркнутую синевой ткани.

— Надо сказать, на тебе оно выглядит лучше, чем я ожидала! — отметила графиня. — Но, я думаю, правильнее было бы надеть белое.

— Белое мне не идет, мама, — решительно сказала Эльмина, — но третье платье мне нравится.

Оно было из нежного материала цвета мускатных роз, любимых цветов в их саду.

Но когда девушка померила его, ей показалось, будто в нем она выглядит слишком маленькой для замужества.

Вот почему она решила надеть сегодня вечером более изысканное платье — синее с серебром.

Но и теперь, рассматривая свое отражение в зеркале, она подумала, что смотрится вовсе не как восемнадцатилетняя (восемнадцать ей исполнилось на прошлой неделе), а года на три или даже четыре моложе.

Но с этим уже ничего нельзя было поделать, и, спускаясь по лестнице, Эльмина размышляла о красавице леди Карстэйрс (она прекрасно знала имя нынешней дамы сердца маркиза), с которой он неизбежно начнет ее сравнивать, и это сравнение окажется не в ее пользу.

Девушка задержалась в своей спальне.

Не успела она пройти и половины лестницы, как услышала звук кареты, остановившейся у парадной двери, и с ужасом поняла, что это приехал маркиз.

Бартон ожидал его на крыльце, а два лакея уже раскатали изрядно потрепанную красную ковровую дорожку, которая использовалась для торжественных встреч уже не одно десятилетие, от парадной двери до кареты.

Эльмина колебалась, не зная, продолжать ей спускаться или повернуть назад.

Маркиз, двигавшийся быстрее, нежели она могла ожидать, вошел в дом через парадную дверь и, подняв голову, увидел девушку, все еще в нерешительности стоявшую на середине лестницы.

Ей ничего не оставалось, как сойти по ступенькам вниз навстречу гостю.

Фалькон протянул ей руку, и она присела в реверансе.

— Добрый вечер! — сказал он в ответ на ее приветствие. — Полагаю, вы одна из дочерей хозяина. Как я понял, вас у него три.

— Я самая младшая, милорд.

— Очень рад познакомиться с вами, — произнес маркиз.

— Папа с мамой ожидают вас в гостиной, — сумела выговорить Эльмина. — Сюда, пожалуйста.

Маркиз позволил Бартону снять с него нарядный выходной плащ на красной подкладке, затем отдал лакею высокий цилиндр и трость с позолоченным наконечником.

После этого он повернулся к Эльмине.

— Я в вашем распоряжении!

Девушка в это время напряженно думала над тем, как сообщить ему, что именно она и есть его предполагаемая невеста.

Сочтя подобное признание слишком неудобным для себя, она решила, что было бы лучше оставить решение этого вопроса матери и отцу.

Однако эта встреча дала ей возможность убедиться, какой неотразимой красотой обладает ее будущий жених.

Вблизи он был намного эффектнее, чем издали, ведь раньше она видела его только с определенного расстояния — на скаковом круге или на общем сборе охотников.

Когда рука маркиза, с которой он снял перчатку, коснулась ее руки, Эльмина ощутила исходящие от него волны, словно невидимые иголочки коснулись ее кожи, настолько они оказались сильны.

Чанг поведал ей, что подобные волны исходят и от людей, и от всего живого в природе.

Он рассказывал ей о людях, которые берут силу и энергию у деревьев, о том, что буддисты никогда не сорвут цветок, дабы не уничтожить жизнь, а члены индуистской секты джайна [1] во время прогулки чистят перед собой дорожку из опасения раздавить и отнять жизнь у насекомого.

Она понимала — власть Чанга над лошадьми, да и над другими животными, была результатом воздействия на них волн, посылаемых им.

Она пробовала следовать его примеру и обнаружила, как постепенно начинает управлять своими собственными волнами, так что могла уже, в какой-то степени преднамеренно, использовать их, а не просто распыляться в воздухе, не нацеливаясь на какой-то конкретный объект.

Девушке хотелось бы узнать, чувствует ли маркиз сейчас посылаемые ему волны, как она ощущает его поле, но, вероятнее всего, этого не произошло.

Бартон торжественно открыл двери гостиной и зычным голосом произнес:

— Маркиз Фалькон, ваша светлость!

Эльмина замедлила шаг, дабы позволить маркизу пройти вперед первым, и увидела, что вся семья уже в сборе и готова приветствовать знатного гостя.

Отец смотрелся весьма презентабельно в своем вечернем костюме, а мама вся блестела бриллиантами.

Мирабель была прекрасна.

Она надела то самое белое платье, в котором ее представляли королеве.

Дирдрей отдала предпочтение светло-зеленому — это ее любимый цвет.

Неожиданно вся пышность и великолепие церемонии, задуманной ради одного человека, показались ей забавными.

«Наши наряды чересчур неотразимы, — подумала она, — но имеет ли смысл так стараться сейчас, ведь противник уже и без того попался в сети — бедняга обречен!»

Маркиз казался в меру оживленным и приветливым, но Эльмина инстинктивно почувствовала, сколь ему претит и сама мысль о женитьбе, и необходимость делать предложение будущей невесте, соблюдая все внешние формальности, когда и так все уже решено.

Тем не менее она вынуждена была признать, что, хотя Фалькон и считал всю эту процедуру утомительной, ему все-таки удалось подавить свои эмоции — Эльмина не сомневалась в безошибочности своих ощущений.

— Счастлив видеть вас, Фалькон, — приветствовал гостя отец, — и добро пожаловать!

— Спасибо, — наклонил голову маркиз. — Было весьма любезно с вашей стороны пригласить меня.

Он поцеловал руку графини и с интересом взглянул на Мирабель.

Наблюдая за ним, Эльмина, догадалась, что сестра соответствует его представлению о ней.

Маркиз и правда увидел в ней некоторое сходство с Сафайрой Карстэйрс, подтверждающее верность описания Чарлза.

— Позвольте представить вам мою старшую дочь, Мирабель, — сказал граф. — Она помолвлена, хотя еще без официального объявления, с сэром Робертом Уоррингтоном, нашим соседом. Полагаю, вы с ним знакомы.

Маркиз не ожидал этого, но лишь слегка замешкался с ответом.

— Конечно, я знаю Роберта, надо будет поздравить его в следующий раз, когда мы встретимся.

Мирабель присела в изящном реверансе.

— Благодарю вас, — промолвила она. — Роберт часто говорил о вас, ваша светлость. Он в восторге от ваших скачек с препятствиями.

— А вот моя вторая дочь, Дирдрей, — прервал ее отец. — Она помолвлена, хотя пока это держится в секрете, с Кристофером Бардслеем. Думаю, вы слышали, его отец, лорд Бардслей, безнадежно болен, нет никаких шансов на его выздоровление.

Эльмина не сомневалась, что слова графа опять немного обескуражили маркиза.

Но он сердечно пожелал Дирдрей счастья, и лишь потом возникла несколько затянувшаяся пауза, прежде чем граф сказал:

— Как я догадался, вы уже встретили в холле третью мою дочь, Эльмину.

Маркиз тотчас обернулся к девушке, стоявшей чуть сзади.

Она отлично видела появившееся в его глазах удивление, которое на сей раз он утаить не сумел.

Похоже, он смешался и, подбирая слова, произнес:

— Да… мы встретились в холле.

Воцарившееся было неловкое молчание прервал Бартон; он вошел в гостиную в сопровождении лакея с бокалами шампанского на серебряном подносе.

— Мне кажется, нам надо выпить по этому счастливому поводу, — предложил граф, — и надеюсь, вам понравится шампанское, Фалькон. Этот сорт много лет назад мне рекомендовал король Георг, он тогда был на троне.

— Он, несомненно, имел репутацию большого знатока вин, — поддержал тему маркиз.

И граф с гостем ударились в воспоминания о вечерах, обедах и балах, которые оба посещали во дворце.

— Увы, я был слишком молод, чтобы знать короля Георга, — заметил маркиз, — но шампанское, подаваемое в Виндзорском дворце при короле Вильгельме, мне казалось совершенно неудобоваримым!

— Согласен с вами, — ответил граф. — Бедняга ничего не понимал в винах и еще меньше в лошадях.

— Вы абсолютно правы, — кивнул маркиз. — Вы были бы потрясены видом некоторых лошадей, что, остались в конюшнях со времени его правления! По-видимому, королевские лошади в состоянии дольше влачить свое существование, нежели обычные,— другой причины для их выживания я не вижу. Никто до сих пор не удосужился избавиться от них или перевести на подножный корм, даже когда они состарились и ослепли настолько, что невозможно было применить их хоть с малейшей пользой.

— Конечно, такое постыдное состояние конюшен под силу исправить только вам, — отметил граф.

Они говорили про лошадей весь обед, и хотя Эльмина внимательно слушала их, она даже не попыталась вступить в беседу.

Как ни странно, сестры тоже не посмели участвовать в разговоре мужчин, и, хотя графиня изредка отпускала какие-то реплики, весь обед граф с маркизом беседовали только вдвоем.

По правде говоря, дамы вздохнули с облегчением, когда можно было оставить мужчин одних за бокалом вина.

Выйдя из гостиной, Мирабель сказала:

— Могу поспорить с кем угодно, сегодня был самый скучный обед в моей жизни!

— Я тоже! — согласилась Дирдрей.

Девушки посмотрели на сестру и одновременно выпалили:

— Дорогая, нам тебя так жаль!

—А мне показалось все очень интересным, — призналась Эльмина, — хотя я бы поспорила с его светлостью по нескольким вопросам.

Мирабель замахала руками.

— Что ты, тебе ни в коем случае не стоило этого делать! Если б ты возразила ему, он мог взять обратно предложение жениться на тебе!

Эльмина рассмеялась.

— Сильно сомневаюсь. Причина его срочной женитьбы в том, что он хотел получить назначение на должность шталмейстера Ее Величества, и он сейчас наверху блаженства!

— Откуда ты знаешь, Эльмина? — воскликнула графиня. — Неужели тебе сказал отец?

— Все говорят, — ответила девушка, — и все знают, что это правда. И лудильщик, и портной, и кузнец, и нарочные, и даже старая миссис Блэйк в деревенской лавке.

Тут она сообразила, что сделала промашку — ведь мама понятия не имела о ее прогулках в Фалькон.

Мирабель заметила ее ошибку и, нахмурив брови, неодобрительно посмотрела на сестру, но, к счастью, графиня была слишком обеспокоена чувствами дочери, дабы обращать внимание на что-нибудь еще.

— Не стоит, дорогая моя девочка, — сказала она, — доверять всему услышанному, и я твердо убеждена, маркиз, а он, на мой взгляд, обворожителен, имел более вескую причину для заключения брака, причем скорее личную. Вряд ли им двигало только желание получить должность шталмейстера.

— Без всякого сомнения, так оно и есть, мама, и я вполне могу понять, насколько это серьезно для него. В конце концов, никто не сумел бы лучше, чем он, осуществить преобразование королевских конюшен.

Графиня вздохнула и, явно желая прекратить весь этот спор, произнесла:

— С удовольствием снова побывала бы в поместье Фалькон. Я так давно не была там. Но, надеюсь, дитя мое, в любом случае ты сумеешь проявить такт и не отпускать никаких критических замечаний ни по какому поводу.

— Само собой разумеется, мама, — согласилась Эльмина, подумав, что ее сговорчивость пришлась графине по душе.

Леди Уорнборо переполняло желание проявить внимание и доброту к младшей дочери.

— Твой сегодняшний наряд тебе, безусловно, очень к лицу, хотя это платье по прибытии казалось мне неподходящим. Надеюсь, обычные платья, которые я заказала для тебя, привезут уже завтра, но это лишь на всякий случай, если вдруг его светлость пригласит тебя куда-нибудь днем. Было бы опрометчиво покупать слишком много нарядов прежде, чем мы сами поедем в Лондон и там на месте все посмотрим.

— Я с вами согласна, мама. Большое спасибо за это платье. Мне оно нравится! — улыбнулась Эльмина.

— Бесспорно, оно весьма необычно, — молвила графиня. — Но я все-таки думаю, тебе следовало надеть белое. Мирабель больше похожа на будущую невесту, чем ты!

— Но я и есть будущая невеста, мама! — возразила Мирабель.

Она взяла Дирдрей под руку, и сестры отошли в угол комнаты, где могли посекретничать.

Эльмина знала, что они обсуждают маркиза, а поскольку обладала тонким слухом, то расслышала слова Мирабель:

— Теперь, увидев Фалькона в доме, да еще так близко, я смогла убедиться, что люблю Роберта в миллион раз сильнее, чем прежде!

Потом зазвенел смех сестер, и, подумав, что их реплики расстроят графиню, девушка подсела к ней на диван.

— Конечно, мама, маркиз очень интересный мужчина, — заметила она, — но, наверное, еще лучше он смотрится на лошади!

— У него есть все! — сказала графиня, словно отвечая своим мыслям. — Жаль, Мирабель…

Она остановилась, сообразив, что продолжение может обидеть младшую дочь, но Эльмина успокоила ее.

— Уже слишком поздно для сожалений, мама. Все, что вы способны для меня сделать, так это молиться за меня, чтобы я стала маркизу такой женой, какую ему хотелось бы иметь. А остальное вы, так же как и я, знаете: такой зять чрезвычайно поможет папе.

Графиню слова дочери потрясли до глубины души.

Но она не успела ничего ответить, так как в этот миг в гостиную вошли граф и маркиз.

Они пересекли комнату, направляясь прямо к графине с Эльминой, и граф произнес тоном, который явно давал понять дочери, что ему хотелось бы поскорее все уладить:

— Дорогая моя, маркизу непременно хочется посмотреть изображение лошадей вашего дедушки работы Стаббса в моем кабинете, и я обещал, что вы ему их покажете.

— Конечно, папа.

Эльмина не сомневалась, что родители все запланировали еще до обеда, поэтому вмиг поднялась с дивана и, не глядя на маркиза, направилась к двери.

Они пошли по коридору к кабинету графа, где тот собрал со всего дома лучшие картины на спортивную тему.

Картины Джорджа Стаббса были, вне всякого сомнения, самыми незаурядными среди них, но Эльмина, честно говоря, предпочитала другую картину — кисти Сарториуса.

Однако девушка понимала: эта «экскурсия» задумана, дабы маркиз имел возможность объясниться с ней самой, как ожидалось, несколькими заранее хорошо продуманными фразами.

Когда они достигли кабинета, Эльмина не удивилась, увидев зажженными все светильники на камине и на отцовском столе.

Ей никак не удавалось подавить в себе некоторое волнение, вызванное боязнью, что в последний момент маркиз вдруг почувствует, будто его обманом заставляют жениться на ней вместо Мирабель, и постарается дать задний ход.

Но он, видимо, принимал положение вещей таким, каким оно было в реальности.

Либо для него от этого по крайней мере ничего не менялось, либо он не представлял себе иного выхода из возникшей ситуации.

Когда они оказались в центре огромного кабинета, маркиз произнес речь, слова которой, похоже, заранее отрепетировал:

— Полагаю, леди Эльмина, вы знаете, что я уже попросил у вашего отца согласия на брак с вами. Надеюсь, вы лично относитесь с одобрением к нашим с ним планам, и мне хотелось бы верить, что я сделаю вас счастливой.

Девушка почувствовала, что его официальность предполагает ответ в таком же официальном духе.

Но ей это не удалось.

Посмотрев на него, она сумела только произнести:

— Я… с радостью выйду… за вас!..

— Я доволен, — сказал маркиз. — Я взял с собой кое-что для вас, чтобы вы могли надеть это в знак того, что мы официально помолвлены. Надеюсь, вам понравится. Послезавтра о помолвке будет объявлено в «Лондонской газете».

С этими словами маркиз достал шкатулку и открыл ее.

Внутри лежало кольцо с великолепным бриллиантом овальной формы в окружении других бриллиантов.

Эльмина молча разглядывала камень.

— Это фамильное обручальное кольцо, которое надевали все маркизы Фалькон, но чуть позже я, естественно, подарю вам кольцо, которое будет принадлежать только вам, а не представлять собою экспонат семейной коллекции драгоценностей.

— Спасибо… большое, — только и вымолвила Эльмина.

Она протянула ему левую руку, и маркиз надел кольцо на средний палец.

Оно оказалось немного великовато, и он сказал:

— Вижу, оно велико для вас, разумеется, его можно будет уменьшить по вашей руке. Но я подумал, вам захочется получить его уже сегодня вечером.

— Очень… любезно с вашей стороны… позаботиться об этом.

Она не поднимала глаз от кольца, и маркиз усмехнулся, отметив про себя, что девушка явно не проявляет особой восторженности.

— Было бы интересно узнать, о чем вы сейчас думаете, — обратился он к своей невесте.

К его удивлению, Эльмина засмеялась.

— Не сочтите меня неблагодарной, — вдруг призналась она, — но, честно говоря, я подсчитывала, сколько из ваших замечательных лошадей можно было бы приобрести на это кольцо.

Маркиз определенно был ошеломлен.

— Вряд ли я ожидал от вас подобных слов! Из них я могу заключить, что вы, как и ваш отец, очень любите лошадей.

— Да, действительно! Мне ужасно понравились лошади, на которых я вас видела во время охоты.

Допустив уже один промах в разговоре, Эльмина учла это, решив более тщательно подбирать слова.

—Я чувствую себя неловко, поскольку не могу ответить вам, что и я заметил вас.

— А почему, собственно, вам следовало меня замечать? — пожала плечами Эльмина. — Если уж ты охотишься, то, мне кажется, умнее было бы сосредоточиться на поимке лисы, нежели разглядывать тех, кто собрался в качестве зрителей.

Маркиз оживился.

— Вы правы, но для большинства женщин охота представляет собой одно из общественных увеселений и возможность повстречаться с людьми — вот почему она доставляет им наслаждение.

— Ну, это не обо мне! — заверила его Эльмина. — На мой взгляд, вся эта бестолковая шумиха и болтовня — ужасная трата времени, и я знаю, вы тоже так считаете.

Она промолчала, что пренебрежение, которое Фалькон выказывал остальным участникам охотничьего сбора, преднамеренно держась подальше от них, у всех вызывало досаду.

Именно такое поведение маркиза вынудило Мирабель назвать его надменным человеком, одним своим видом показывающим, насколько все прочие ниже его.

— Я обещаю вам, когда мы поженимся, — сказал маркиз, — вы оседлаете самых лучших лошадей, какие только я смогу предоставить вам для охоты.

Наверное, надо было быть абсолютно слепым и глухим, чтобы не заметить, как вспыхнули радостью глаза девушки, и не услышать восторг в ее голосе.

— Я предпочла бы это взамен бриллиантов, пусть и ценой в миллион фунтов!

Маркиз рассмеялся.

— Думаю, у вас будет и то, и другое!

— Спасибо вам, правда, большое спасибо! — поблагодарила его девушка совсем иначе, нежели в ту минуту, когда получила в подарок от него кольцо.

Но, внутренне почувствовав, что он раздумывает, стоит ли ему поцеловать свою невесту, Эльмина заторопилась показать ему собрание живописи.

— Вам стоит полюбоваться на папины картины, прежде чем мы вернемся в гостиную. Он очень гордится ими, и его страшно разочарует, если вы не обратите на них внимания.

— Думаю, он сможет понять, что в сложившейся ситуации я буду восхищаться только вами!

Маркиз отметил, как озорно посмотрела на него Эльмина.

— Как красиво вы говорите, — промолвила она. — Я и в самом деле могу надеяться, что это — правда?

— Мне остается только решительно отстаивать правоту своих слов, — с некоторым удивлением ответил маркиз. — Вы позволите мне поинтересоваться, сколько вам лет, или сочтете мой вопрос слишком дерзким?

Эльмина залилась колокольчиком, не придавая значения мелодичности своего смеха.

— Я так и думала — вам хотелось это узнать с того самого момента, как вы меня увидели. Как раз на прошлой неделе мне исполнилось восемнадцать. Я знаю, что выгляжу моложе, но, хотя это может вас беспокоить, ручаюсь, с годами это пройдет.

Теперь уже искренне расхохотался маркиз и проговорил сквозь смех:

— Это бесспорно. Но, надо признаться, я не ожидал встретить столь юное и, если позволите, столь необычное создание, как вы.

— Вы писали в вашем письме папе, будто желаете взять в жены его дочь. Поскольку я единственная, кто еще не обручен, у вас действительно не очень большой выбор.

— Я не жалуюсь, — перебил ее маркиз, но у него возникло странное ощущение, что Эльмина не поверила ему.

И тогда она произнесла удивительные слова, которые он не предполагал от нее услышать:

— Думаю, теперь нам следует вернуться в гостиную. Мама будет переживать, если мы останемся здесь слишком долго, а папа начнет думать — вдруг вы решили отказаться от своего предложения, увидев меня и поговорив со мной, и поискать невесту в ином месте.

Маркиз на какое-то время потерял дар речи и лишь молча смотрел на девушку.

Но Эльмина уже приблизилась к двери и открыла ее, и ему ничего не оставалось, как вслед за ней покинуть кабинет графа.

Только когда они уже снова шли по коридору обратно в гостиную, он нашел нужные слова.

— Я был, несомненно, прав, леди Эльмина, сочтя вас самобытной, необычной девушкой, и с нетерпением стану ждать нашей следующей встречи.

— Она состоится через три дня, когда мы приедем к вам обедать, милорд, — ответила Эльмина. — А я, честно говоря, просто жажду увидеть Фалькон и все его сокровища, хотя в это время дня мне не удастся посмотреть ваших лошадей.

Возможно, ему следовало хоть что-то ответить ей, но как раз в это время Эльмина, шедшая впереди, уже открыла дверь в гостиную.

Маркиза не покидало какое-то диковинное чувство, будто в обычных словах девушки присутствовал другой смысл, какая-то скрытая насмешка, которую она оставила при себе.

Он не понимал, каким образом ощутил это.

Ему просто пришла в голову подобная мысль, и он поверил, что не ошибся.

Час спустя, по дороге домой, оставшись наедине со своими мыслями, он пришел к единственному выводу: его будущая невеста не укладывается в рамки его представления о современной девушке на выданье; кроме того она не произнесла ничего такого, что он мог бы от нее услышать.

Просуммировав свои впечатления, он нашел для нее всего одно слово: «Необычная».