— Почему? — невозмутимо спросила Кирстен.
— Топливо вытекает, — ответил он. — Когда мы летели сюда, то использовали больше топлива, чем обычно, поэтому я попросил механика проверить мотор. И он до завтра не сможет получить нужную деталь.
— Понимаю. — Кирстен постаралась свыкнуться с новым поворотом событий. — По-моему, первое, что надо сделать, — это сообщить вашему отцу.
— Я уже сообщил, — успокоил ее Терье, добавив, как само собой разумеющееся: — И я попросил его позвонить Нильсу и сказать, что по этой причине вы не сможете с ним завтра встретиться.
Безумная мысль вдруг пронеслась у нее в голове: ей показалось, что он все устроил нарочно, чтобы помешать ей провести день с Нильсом. Но в голубых глазах она не заметила и намека на тайный умысел.
— Так что мы теперь будем делать?
— Единственное, что мы можем сделать, — это найти отель, — спокойно ответил он.
— Но у нас с собой ничего нет, — напомнила она.
— Не думаю, что отсутствие багажа помешает нам остановиться в отеле, — сухо возразил Терье. — И мы можем пойти и купить то, что вы сочтете необходимым. Отель вряд ли будет большим. Но даже в маленьких есть все удобства. Один из них, где я часто останавливаюсь, совсем радом с гаванью.
Другого выбора не было, и Кирстен легко смирилась с создавшимся положением. Если деталь не найдут и завтра, они могут проторчать здесь весь уикэнд. Перспектива вовсе не казалась ей столь уж неудачной, разве что у нее нет ночной рубашки и чистой смены одежды на завтра. Но это неважно, зато, как предполагала Кирстен, чем больше времени они проведут вдвоем, тем лучше.
Терье взял другое такси, которое отвезло их в отель. В этот час в вестибюле толпилось много гостей. Одни были одеты в вечерние туалеты, другие, как и они, — в ту же одежду, что и на прогулке. Терье говорил с клерком отеля по-норвежски, и Кирстен не поняла, как он объяснил отсутствие у них багажа. Но вроде бы это не вызвало у клерка подозрений.
Видимо, Тронхейм не пользовался у туристов такой популярностью, как Берген, и они без труда получили два номера. Когда они отошли от конторки, Терье сказал, что при отеле есть ресторан и маленький киоск, где можно купить необходимые вещи.
Киоск и вправду оказался очень маленьким, им удалось купить лишь зубные щетки и пасту. Мысль о том, что она не сможет почистить на ночь и утром зубы, вызывала у Кирстен ужас. Расческа и губная помада — в сумке, так что она вполне обойдется тем, что есть, хотя, конечно, завтра ей придется надеть сегодняшние рубашку и джинсы.
Их номера на третьем этаже оказались рядом. Как и во всех норвежских отелях, они были безукоризненно чистыми и удобными. Кирстен обратила внимание на дверь, ведущую из ее номера в соседний, но ее интересовала только ванная. Больше всего на свете в этот момент она мечтала о душе.
В семь часов, когда Терье постучал в дверь, она была готова. Конечно, в той лишь степени, насколько позволяли походные обстоятельства. К счастью, ее голубая рубашка из шамбре после целого дня носки выглядела свежей и непомятой. Кирстен никогда не злоупотребляла косметикой, а губной помадой пользовалась почти машинально, по привычке. Поэтому она удивилась, заметив поддразнивающие искорки в глазах Терье, когда тот окинул ее взглядом.
— Вы похожи на хорошо вымытую школьницу, — усмехнулся он.
Но Кирстен быстро сумела отметить, что он относится к ней вовсе не как к школьнице.
— Необходимость заставляет, — весело парировала она. — А вы можете не обращать внимания.
— Разве я сказал, что мне это не нравится? — Поддразнивающие нотки остались, но в голосе уже чувствовалось что-то похожее на нежность. — Вам нет нужды искусственно делать себя лучше.
Голубые глаза поймали ее взгляд и не отпускали, а ее сердце забилось с бешеной скоростью. От неожиданной радости ей хотелось громко смеяться.
— Никогда не думала, что услышу от себя такое заявление, — призналась она, — но я умираю — хочу есть. Нам разрешат поужинать в ресторане?
— Конечно, — успокоил ее он. — Здесь на одежду не обращают внимания.
Вероятно, Терье был прав, но никто из сидевших за столиками не выглядел одетым столь несоответствующим образом. Кирстен чувствовала, как все глаза с неодобрением провожали их, и поспешила сесть и спрятать наконец под стол затянутые в джинсы ноги.
Как обычно, ей не хотелось просить Терье перевести меню, и она заказала fiskeboller, которые, как она и догадывалась, оказались рыбными фрикадельками под соусом бешамель. Настоящий деликатес. Терье тоже выбрал рыбу — зажаренное в масле филе палтуса с картофелем по-французски и с сырным салатом, большую часть которого съела Кирстен.
Когда он спросил, что она выберет на десерт, Кирстен отрицательно покачала головой.
— Ничего, если вы хотите, чтобы самолет завтра взлетел, — улыбнулась девушка и затем уже серьезно спросила: — Могут возникнуть проблемы с этой деталью?
— Не думаю. — Он задумчиво посмотрел на нее. — Это будет очень для вас затруднительно, если мы задержимся здесь еще на один день?
— Только в одном смысле: и представить себе не могу, как я проведу весь уик-энд в одной и той же одежде, — призналась она.
А он расхохотался.
— Женские приоритеты! В Тронхейме тоже есть магазины.
А у меня с собой кредитная карточка, напомнила себе Кирстен и поняла, что даже если бы она ничего не чувствовала к Терье, то такой новый и устраняющий многие проблемы вариант все равно нашла бы очень привлекательным.
Тронхейм расположен гораздо севернее Бергена, поэтому летом солнце здесь не заходит вплоть до полуночи, а ночное небо никогда почти полностью не темнеет. Они гуляли полночи по набережной, атмосфера установилась легкая, и обоих не оставляло предчувствие, что главные события еще впереди. Кирстен прекрасно осознавала, что должно случиться, но это совсем не заботило ее. Было бы свыше ее сил подавить чувства, которые возбуждал в ней Терье. Она мечтала о нем каждой клеточкой своего тела.
Когда они вернулись, в вестибюле отеля стояла тишина и за конторкой клерка никого не было. Они подошли к лифту, Кирстен слышала, как громко стучит ее сердце. Интересно, мелькнула мысль, слышит ли его биение Терье? Украдкой поглядывая на прекрасный профиль, словно высеченный из камня, она упрекала себя за то, что, наверно, неправильно истолковала его намерение. Но тут Терье повернулся к ней, и она интуитивно почувствовала, что не ошиблась. Кирстен словно нырнула в синеву его глаз, руки и ноги будто растаяли.
— Сегодня, — мягко произнес он, и она тотчас поняла, что он имел в виду. Сегодня ни он, ни она не смогут просто так разойтись в разные стороны.
Первой в коридоре была дверь ее номера. Пальцы дрожали, и Кирстен никак не могла попасть ключом в замочную скважину. Терье взял у нее ключ, повернул его и легким движением открыл дверь, пропустив Кирстен вперед, хотя в дверном проеме места было достаточно, чтобы пройти обоим.
Несмотря на опущенные шторы, в комнате было почти светло. Терье и не подумал включить свет, он неслышно закрыл дверь и повернул внутренний замок, который громко щелкнул. Теперь им не грозит нежеланное вторжение чужих, мелькнула у нее мысль, когда, обняв за плечи, он привлек ее к себе. Они в безопасности до тех пор, пока сами не захотят нарушить свое уединение.
В этот раз рот возлюбленного стал совсем другим, почти нежным, он ждал ее ответа. Кирстен искренне ответила ему, ощущая во всем теле восхитительную слабость. И волна чувственности захлестнула ее. Было так, как она того желала, — губы ласкающие, нежно покусывающие, возбуждающие все ее чувства. Его подбородок мягко терся об ее. Она вдыхала его неотразимый мужской запах, от которого кружилась голова.
В этот раз его язык вошел к ней в рот не грубо, а с опаляющей чувственностью, вызывая ответную страсть. Теперь тепло, охватившее ее тело, превратилось в жар, который все глубже и глубже погружал ее в пучину страсти. Кровь буквально бурлила в венах, пела в ушах, стучала в сердце, тело пылало желанием.
Пуговицы на рубашке легко поддались Терье. Легкий и низко вырезанный лифчик не мог быть препятствием. У нее перехватило дыхание, когда его гибкие длинные пальцы скользнули под тонкую ткань лифчика, исследуя склоны ее груди, поддразнивая соски и превращая их в трепещущие бутоны. Он главенствовал, они оба знали это, и она не возражала. Ей хотелось, чтобы он овладел ею, она желала целиком и полностью принадлежать этому мужчине.
Как и раньше, он скользнул рукой вниз, поднял ее и понес к кровати, положил на покрывало и на какое-то мгновение застыл, наслаждаясь своей властью. Потом нагнулся, расстегнул оставшиеся пуговицы рубашки и стянул рукава. Ее лифчик застегивался спереди, и сбросить его не заняло и минуты. Кирстен словно током пронзил взгляд голубых глаз, когда он изучал ее наготу.
Высокие и крепкие груди покоились в его ладонях, он словно измерял их. Она вздрогнула, когда он наклонил голову и обежал языком сначала один сосок, потом другой, а когда его зубы сомкнулись вокруг трепещущего розового пика, у нее перехватило дыхание. Невыносимое наслаждение и мука овладели ею, внутри все трепетало, и по телу разливалась блаженная истома. Она запустила пальцы в его густые волосы, терзаемая желанием оттолкнуть его и крепче прижать к себе, не в силах выносить его ласку и страшась, что он прекратит ее.
—Терье! — умоляла она — и сама не верила, что это она его просит. — Терье!
—Jeg, her[13], — прошептал он.
От тембра его голоса, низкого и вибрирующего, словно искра пробежала от головы до пят. Все в нем заставляло ее трепетать, но не от страха, а от предчувствия, что главное наслаждение еще впереди. Он нагнулся и снял с нее туфли, сначала одну, потом вторую, и бросил их возле кровати. Потом расстегнул пояс ее джинсов и стянул их с бедер. Несмотря на ночную прохладу, в комнате было жарко, так что она не почувствовала холода, когда он полностью снял с нее джинсы и также бросил их на пол. Но Кирстен вся дрожала.
Под джинсами на ней были только тоненькие нейлоновые трусики, но Терье не стал сразу же снимать их. Вместо этого он легко провел пальцами по обнаженному животу, затем ниже, лаская и возбуждая. Нагнувшись, он прижался губами к месту чуть ниже уха, потом словно обрисовал ртом очертания ее лица и спустился к шее, разыскивая чувствительную ямочку с бьющимся в ней пульсом.
Кирстен закрыла глаза, ощущая медленное движение его руки и прислушиваясь к нарастающим ударам крови в ушах. При первом же нежном прикосновении пальцев к узкой полоске трусов сердце ее замерло и куда-то покатилось. Когда палец скользнул к шелковистому бугорку внизу живота, мышцы бедер непроизвольно свела судорога, что-то внутри её сомкнулось против угрозы вторжения.
Он поднял голову и снова нашел ее рот, лаская ее губы до тех пор, пока она не расслабилась и не ответила ему. На этот раз, когда его рука скользнула в поисках ее горячей и влажной женственности, сопротивления уже не было. Она только задержала дыхание. Стон сорвался с ее губ, когда он с медлительной чувственностью углубился в своей ласке и вызвал отклик в каждом нервном окончании ее тела. Он был в ней, владел ею, доводил ее до безумия своим изысканным мучительством и в то же время дарил жгучее наслаждение, в котором сливались тело и разум.
Она словно плыла в забытьи, смутно осознавая его движения. Но вот он снова склонился к ней, и она поняла, что он тоже разделся. Его кожа была чуть влажной, она ощутила тугой узел его мышц. Потом легко провела пальцами по широкому плечу, спустилась по руке, впитывая в себя его силу и упиваясь ею. Мужчина до мозга костей, умелый, возбуждающий.
Взяв ее руку, он повел ее вниз к своей плоти и в ответ на ее первую пробную ласку испустил низкий стон, идущий из самой глубины. Она стала смелее, осознав свою власть над ним, наблюдая за его лицом, чувствуя восторг оттого, что она тоже может подарить ему такое же жгучее наслаждение, как и он ей. Желание в ней росло. Ей хотелось слиться с ним, чтобы он был в ней, стал ее неотъемлемой частью, полностью овладел ею.
Когда он наконец коснулся своей плотью ее женственности, она уже ждала его. Он вошел в нее нежно и властно, и дальше она не могла себя контролировать. Она потеряла чувство времени и места и ощущала только силу движения его плоти, нарастающий шум ударов своего сердца и в конце пульсирующее извержение.
Когда она открыла глаза, в окно лился яркий дневной свет. В первый момент она не могла вспомнить, где находится. Повернувшись, она почувствовала глубоко внутри тупую боль, и память вернулась к ней.
Кирстен лежала в кровати одна, хотя шум воды, доносившийся из ванной, подсказал ей, что произошло. Она провела ночь в объятиях Терье — в частности, потому, что им пришлось спать на узкой постели. Она спала так крепко, что не слышала, когда он ушел.
Кирстен закрыла глаза, чтобы воскресить в памяти волну экстаза их любви. Она отдалась ему, забыв о себе, абсолютно ничего не утаивая. Теперь он знал ее более интимно, чем когда-нибудь это удавалось Нику. Трудно поверить, что всего несколько дней назад она даже не подозревала о существовании Терье. С того самого момента, когда ее взгляд остановился на нем, он неудержимо привлекал ее.
Но можно ли влюбиться всего за несколько дней? Эта мысль застала ее врасплох. Наверно, можно, решила Кирстен, ведь она влюбилась. В Терье было все, чего ей не хватало в Нике. Он был тем мужчиной, которому она могла верить и которого могла уважать. Если честно, то надо признать, что Ник больше тревожил ее гордость, чем сердце. Последняя ночь многому научила ее. Теперь она перестанет проклинать себя за свое поражение с Ником. Песню делает певец, а Терье — виртуоз.
Да, согласилась Кирстен, он опытный любовник, но каково его чувство к ней? Эта неожиданная и отрезвляющая мысль была не из приятных. Она оказалась доступной, и он воспользовался тем, что ему предложили. И ничего большего для него это не значит. Уже то, что он утром оставил ее, не попытавшись даже разбудить, говорит о том, что он потерял к ней интерес.
Шум воды в ванной прекратился, она поняла, что он там, хотя еще минуту назад не была уверена. Она села и увидела, что ее одежда лежит, аккуратно сложенная, на другой кровати и ей не достать ее, не встав. Дверь ванной могла в любую минуту открыться, и это заставило ее остаться в постели. Одно дело, когда Терье видел ее обнаженной в порыве любви, и другое — если он застанет ее в наготе при ярком дневном свете. Его одежда исчезла, значит, он взял ее с собой в душ.
Сердце ее замерло, когда дверь открылась. Он был полностью одет, волосы высушены и, очевидно, причесаны пальцами. Он остановился на пороге, когда увидел, что она проснулась, и медленная улыбка появилась на его губах.
— Я не мог пройти в свой номер, не выходя в коридор, поэтому воспользовался вашим душем, — объяснил он. — Там есть сухое полотенце.
— Нет проблем. — Кирстен удивилась, как натянуто звучит его голос. — Который час?
— Половина восьмого. Не спешите. Даже если они уже нашли деталь, не похоже, что самолет будет готов раньше второй половины дня.
— Нет, конечно, не буду. — Она помедлила, не зная, что еще сказать, и ей не хватило отваги просто открыть объятия, приглашая его. — Когда вы будете знать?
— После завтрака я позвоню.
С минуту он изучающе смотрел на нее, будто пытаясь что-то прочесть на ее лице, затем подошел к кровати и сел на край. Еще помедлив, он привлек Кирстен к себе и обнял, отчего пульс ее моментально удвоил скорость. Поцелуй был страстный, но контролируемый, оставивший Кирстен посередине между небом и землей. Когда он отпустил ее, она смотрела на него словно в тумане. Какое бы чувство он ни испытывал к ней, желание явно еще жило в нем.
Он коснулся ее подбородка там, где покраснела кожа, потом провел рукой по собственным щекам.
— Мне надо побриться. Постучите, когда будете готовы.
Кирстен проводила его взглядом, когда он шел к двери. Все смешалось у нее в голове, она не знала, что и думать. «У нас еще есть неделя», — сказал он вчера днем. Но для чего эта неделя? Ее случайное сходство с девушкой, которая так больно обидела его, поставило непреодолимое препятствие к каким бы то ни было отношениям между ними, даже если бы он хотел этого.
Но, возможно, этот барьер преодолим, решительно подумала Кирстен. Ее задача — доказать ему, что она и вправду не такая, как Джин, научить его доверять ей. Единственная проблема — время. Но из этого следует только одно — надо использовать каждую минуту.
Спустя полчаса она постучала в дверь, он был уже готов и ждал ее. В голубых глазах появились веселью искорки, когда она, встав на цыпочки, тепло поцеловала его в губы.
— Око за око, — напомнила она, он засмеялся и втянул ее в комнату. Потом закрыл дверь, защищаясь от внимания проходящих мимо постояльцев, и обнял ее.
Освобожденный от утренней щетины подбородок мягко коснулся ее кожи, легкий аромат лосьона после бритья возбуждал и сам по себе, не говоря уже о его руке, лежавшей у нее на груди. Если бы он сейчас снова понес ее в постель, Кирстен приняла бы это без малейшего протеста. Но к ее разочарованию, он твердо отстранил ее.
— Прежде всего завтрак, — сказал он, — а потом телефон. Тогда мы будем знать, сколько у нас времени.
Нельзя пропустить ни одного дня, мелькнула мысль, но тихий внутренний голос остановил ее. Надо действовать очень осторожно. Если чересчур быстро перегрузить корабль, он может пойти ко дну.
Ресторан был полон. Им понадобился почти час, чтобы позавтракать. Сидя напротив друг друга, они обменивались дружескими репликами, и Кирстен позволила себе смотреть в будущее с некоторой долей оптимизма. Научиться не накалять атмосферу, оставаясь вдвоем, — это всего лишь полбитвы. Мужчина не может жить одной любовью, впрочем, так же, как и женщина, — в этом суть дела. Про себя она твердо знала, что согласна провести всю оставшуюся жизнь только с ним. Дом для нее, там, где сердце, а ее сердце здесь.
Она осталась ждать в вестибюле, а Терье пошел звонить насчет самолета.
— Работу закончат после ленча, — сообщил Терье, вернувшись. — Мы будем дома к обеду. — Он чуть помолчал и безразличным тоном добавил: — Я позвонил, чтобы предупредить отца. Он сказал, что Нильс был очень разочарован и хотел бы провести с вами вместо субботы воскресенье.
— Но я не хочу проводить с ним воскресенье, — запротестовала Кирстен. — Мне это неинтересно.
— Вы приняли приглашение.
— Он так обставил свое приглашение, что мне трудно было отказаться. — Она постаралась, чтобы Терье не уловил в ее голосе сердитые нотки. — И к тому же вы обещали взять меня в море.
— Прошлая ночь ни к чему вас не обязывает, — ровным голосом произнес он.
И его тоже ни к чему не обязывает, так она поняла это замечание. У нее заныло сердце и моментально испортилось настроение. Спасла только гордость.
— Я это прекрасно сознаю, — парировала она, задрав подбородок и придав голосу некоторую беспечность. — Мы два человека, которым случилось вместе пойти в постель.
— Не просто случилось, — возразил он. — Мы оба знали, что так будет. Я всего лишь хотел сказать, что…
— Не надо воспринимать происшедшее серьезно, — закончила она и заставила себя выдержать его взгляд. — Я не школьница, Терье.
Голубые глаза стали непроницаемы, будто их затянуло пеленой.
— Правильно, — согласился он, — вы не школьница. Чем бы вам хотелось заняться сегодня утром?
Задай он этот вопрос несколько минут назад, Кирстен бы точно знала, чем ей хотелось заняться. Но в данный момент она чувствовала себя такой несчастной, что ей было все равно. Ее собственная вина, что она позволила дать выход своим эмоциям, и теперь она будто погрузилась в пустоту. У Терье нет к ней никаких чувств, кроме чисто физического влечения. Он сам вполне ясно дал ей это понять.
— Все, что вы предложите, — равнодушно пробормотала она. — Вы ведь хорошо знаете город.
— Тогда, может быть, вы захотите побывать в Народном музее, да и собор заслуживает большего внимания, чем взгляд мимоходом, как вчера. Может быть, еще и рынок.
— Очень интересно, — согласилась она, стараясь вложить хоть чуточку энтузиазма в свой голос. — В любом случае вполне достаточно, чтобы занять нас до ленча.
Действительно, этого оказалось больше чем достаточно. И несмотря на то, что Кирстен потеряла интерес к достопримечательностям, прогулка была стоящей. Терье перехватил во время ленча пару гамбургеров и кофе из киоска «фастфуд». Кирстен, которая тоже проголодалась, выбрала рулет из цыпленка и выпила коку. Она все время старалась поддерживать легкую и бодрую беседу, Терье с готовностью отвечал ей в том же тоне. И это еще больше укрепляло ее в мысли, что он испытывает облегчение оттого, что она хотя бы внешне не придает большого эмоционального значения событию прошлой ночи. Она старалась убедить себя, что они просто два чужих человека, которые всего лишь вместе провели ночь. Это часто случается с людьми.
Самолет был готов к полету. Пока она забиралась на свое сиденье, Терье пошел оплатить счет. Когда они поднялись в воздух, прежде чем повернуть на юг, Терье сделал полный круг над Тронхеймом, чтобы она воспользовалась возможностью и посмотрела на город с высоты птичьего полета. И Кирстен первый раз увидела, как река Нид, резко изгибаясь, делает петлю и только потом вливается в воды фьорда, образуя треугольный полуостров, на котором и расположен город. Эрозия, с обеих сторон размывающая узкую полоску земли, связывающую город с материком, в конце концов вскоре завершит свою работу, и тогда, очевидно, город превратится в островное королевство.
Произойдет это или нет, но ясно одно: она в последний раз видит Тронхейм с высоты, мелькнула невеселая мысль. Очевидно, судя по ее теперешнему настроению, это первое и единственное в жизни путешествие в Норвегию. Осталось еще полных пять дней и шесть ночей, а потом она сядет на паром и поедет домой. Ей предстоит трудная задача — вести себя так, чтобы никто не заметил ее состояния. Но она поклялась себе, что так сыграет роль, как только сможет. Это все-таки лучше, чем позволить Терье догадаться, как быстро и безоглядно она влюбилась.
Обратный полет прошел без приключений, казалось, все неприятности остались позади, а открывавшиеся сверху виды были так же великолепны, как и раньше. Она могла бы любить эту землю, подумала Кирстен, когда они делали круг над Бюфьорденом. Красивая страна, культурная, с прекрасной историей, с образом жизни, который ей очень по душе. Пусть и разбавленная, но все же норвежская кровь все еще течет в ее жилах.
Терье, очевидно, был полностью поглощен управлением самолетом. На обратном пути он почти не разговаривал, хотя в его поведении и не чувствовалось натянутости. Кирстен тоже не знала, о чем говорить, и целиком погрузилась в свои мысли. Она устала от долгого сидения в самолете и мечтала принять душ и переодеться. По приезде она позвонит Нильсу и скажет, что с удовольствием проведет с ним воскресенье, хотя это и будет беспардонной ложью. Пусть Терье терзается и сходит с ума.
Лейф так спокойно приветствовал их, будто они вернулись с послеобеденной прогулки. Вынужденные посадки и задержки — не редкость, когда имеешь дело с маленьким гидропланом, сделала вывод Кирстен. Да еще и погода сулит неожиданности. Когда они приземлялись, шел дождь, и, хотя он теперь перестал, небо оставалось серым, затянутым тучами, обещавшими продолжение дождя. Одна надежда — что к понедельнику, когда вечером празднуют день летнего солнцестояния, погода разгуляется.
Вымыв голову и уложив волосы щеткой, Кирстен чуть подкрасила губы, наложила легкий макияж и надела лимонного цвета рубашку из хлопка и сандалии. Потом, проверив перед зеркалом улыбку, она нашла ее совершенно фальшивой и, немного погримасничав, попыталась придать ей хоть чуть-чуть искренности. Притворяться равнодушной — пустая трата времени. Но прошлая ночь должна быть вычеркнута из памяти.
Легко сказать, но сделать это просто невозможно, когда Терье был рядом. При его появлении в светло-серых брюках и в более темной рубашке пульс у нее заметно участился, а когда они встретились взглядами, сердце екнуло и чуть ли не остановилось.
—Вы собирались позвонить родителям, — напомнил он за обедом. — Они могут быть дома в субботу вечером?
—Думаю, что да, — сказала Кирстен. — Они нечасто выходят из дому.
— Нет ничего плохого в желании побыть дома, — спокойно вступил в разговор Лейф, словно заметив в ее голосе оборонительные нотки. — В последнее время я тоже часто предпочитаю оставаться у себя. Мне приятно, что вы решили сказать родителям, где сейчас находитесь. После того как вы закончили разговор, наверно, я тоже мог бы поговорить с вашим отцом?
— Конечно, когда он справится с шоком от неожиданности, то придет в восторг, услышав вас, — поддержала его предложение Кирстен.
— И вам надо позвонить Нильсу, — добавил Лейф. — Он был очень настойчив.
Прежде чем ответить, Кирстен сделала минутную паузу в надежде, не скажет ли чего Терье, но тот промолчал.
— Сначала я позвоню ему, — нехотя согласилась Кирстен, еще точно не решив, что она скажет Нильсу. Ей не хотелось проводить с ним воскресенье, но еще меньше ей хотелось, чтобы Терье чувствовал себя обязанным развлекать ее и дальше после того, что он уже сделал.
Руне, как обычно, хранил молчание, полностью игнорируя присутствие Кирстен. В тот вечер он выглядел особенно сморщенным, кожа почти просвечивала. Ему восемьдесят четыре, оставшиеся годы сочтены, подумала Кирстен, и он, должно быть, сам сознает этот факт. Тем более важно и неотложно для нее найти к нему подход. Но она и представления не имела, как это сделать. Терье отказался вести переговоры о прощении ее бабушки, а его сестры. Одна надежда на Лейфа. Во всяком случае, попытаться следует.
Лейф продиктовал ей номер телефона, чтобы она позвонила Нильсу. Кирстен очень надеялась, что в этот час в субботу вечером его не будет дома, но в трубке раздался его голос.
— Я ждал вашего звонка, — почти сердито бросил Нильс. ― Когда вы вернулись?
— Часа два назад, — пришлось ей признаться. — Простите, Нильс, мне надо было сразу позвонить вам. — Кирстен замолчала, подыскивая слова. — Что же касается завтрашнего дня, то я…
— Я заеду за вами в девять, — сказал он и положил трубку, прежде чем она успела придумать предлог и отказаться.
Кирстен сердито подумала, что, нравится ей это или нет, выбора у нее не осталось. Она заставила себя снова поднять трубку и позвонить в Англию. И вдруг у нее возникло желание вычеркнуть несколько прошедших дней. И прежде всего это свое путешествие: если бы она не отправилась в Норвегию, то никогда бы не встретила Терье.
Услышав голос отца, она почувствовала, как ее захлестнула волна тоски по дому.
— Привет, папа, — проговорила она.
— Кирстен! — По его тону она поняла, что облегчение было самым главным чувством. — Мы уже начинали беспокоиться, потому что не имели от тебя никаких вестей. С тобой все в порядке?
— Все прекрасно, — заверила она его, стараясь придать голосу побольше энтузиазма. — Хотя я не во Франции.
— Не во Франции? — В голосе отца прозвучало удивление. — Но я думал…
— Ты думал именно так, как я и рассчитывала, — ласково перебила она. — Потому что я не хотела, чтобы ты был в курсе моих настоящих планов, пока я их сама не проверю. — Она глубоко вздохнула. — Я в Норвегии. В Бергене, если быть точной. Остановилась в доме твоего кузена, Лейфа Брюланна. Он хочет сам с тобой поговорить, когда я закончу разговор.
Молчание затянулось, и Кирстен уже было решила, что прервалась связь. Но отец снова заговорил:
— Я едва могу поверить! После стольких лет! Откуда ты узнала, как его найти?
— Естественно, через компанию «Брюланн».
— Ты хочешь сказать, что просто пришла туда и заявила, что желаешь его видеть?
— Вот именно, — засмеялась Кирстен. — Впрочем, это совсем не было так плохо, как звучит. Твой кузен не только встретился со мной, но и настоял, чтобы я переехала к нему в дом и остановилась у них. Он даже не знал о твоей попытке возобновить отношения. Это его отец, Руне, принял тогда решение не отвечать тебе. Руне не говорит по-английски, из-за чего возникает еще больше трудностей. Но и Лейф и Терье свободно говорят по-английски.
— Кто такой Терье? — не понял Джон Харли.
— Сын Лейфа. Он исполнительный директор компании. Он на самолете возил меня в Тронхейм, чтобы я могла увидеть, где родилась бабушка. Есть еще одна ветвь семьи — в Осло, но я не располагаю временем, чтобы встретиться с ними. У меня билет на паром, в пятницу отходящий в Ньюкасл. Так что в субботу вечером я буду дома. — Кирстен понимала, что говорит чересчур много и чересчур быстро, поэтому остановила себя. — Папа, я все расскажу подробно, когда вернусь. А сейчас лучше передам трубку Лейфу.
Она позвала Лейфа в комнату, откуда звонила, и он взял трубку.
— Hallo, kusine, — сказал он и тут же, перейдя на английский, с теплотой добавил: — Наконец-то твоя дочь соединила нас.
Почти ничего не видя, Кирстен смотрела в окно, вполуха слушая разговор только одной стороны. Человек, с которым ей больше всего на свете хотелось бы быть вместе, очевидно, и не помышлял об этом. Терье взял то, что ему предложили, как сделал бы любой мужчина на его месте, и, вероятно, готов еще раз повторить это, если представится возможность. Но не более. Дальше он не пойдет! Позволить себе влюбиться в него — большей глупости нельзя и вообразить, особенно если учесть, что она знала о нем. Он не доверял всем англичанкам вообще, в этом все дело.
— Ваша мать хочет поговорить с вами, — обратился к ней Лейф, протягивая трубку.
— Привет, мама! — Взяв у него трубку, Кирстен постаралась, чтобы голос звучал радостно.
— Ты просто потрясла нас, — услышала она голос матери, в котором звучал легкий упрек. — Ты должна была сказать нам о своих планах.
— Ни ты, ни папа не одобрили бы их, — все еще бодрым голосом защищалась Кирстен. — Если бы мне не удалось восстановить связь, вы бы об этом ничего не узнали. — Лейф снова перешел в гостиную, чтобы она могла свободно поговорить. — Что ты думаешь о нашем кузене? — спросила она у матери.
— Он кажется очень симпатичным, — признала миссис Харли. — Солнышко, у тебя все в порядке? Что-то мне не нравится твой голос.
Материнская интуиция позволила услышать скрываемую печаль в голосе дочери, недовольно подумала Кирстен.
— У меня все прекрасно, абсолютно, — заверила она мать. — Лучше трудно и вообразить! Норвегия очень красивая страна, вы с папой должны когда-нибудь приехать и сами все увидеть.
— Лейф уже пригласил нас приехать навестить его, но не уверена, сможем ли мы выбраться. Твой отец счастлив уже оттого, что наконец все улажено. По-моему, пора кончать разговор. Он и так, должно быть, стоит уйму денег. Увидимся в следующий уик-энд.
В эту минуту у Кирстен было такое состояние, что она с удовольствием поменяла бы билет и уехала завтра, не дожидаясь пятницы. С этой мыслью она и положила трубку. Паром отходил как раз сегодня вечером и в понедельник прибывал в Ньюкасл. Она еще могла бы успеть на него.
Но как бы она объяснила Лейфу такое внезапное изменение плана? Приступ тоски по дому вряд ли покажется ему убедительным доводом. Она должна пройти через это, подумала Кирстен. Другого выбора нет.