Влюбиться — это больно. И чем сильнее ты влюбляешься — тем больнее будет, когда все закончится. Макс звонит мне, но я не беру трубку, блокирую его номер, собираю сумку и уезжаю в Е, официальная причина — готовиться к сессии и восстановлению в универе, неофициальная — ну, вы и так понимаете.
Небольшой бар, в котором я провожу сегодняшний вечер, полон народу — низкий чек на алкоголь и непритязательная атмосфера делают это место популярным среди тех, у кого нет денег на пафосные заведения. У меня деньги есть, но мне все равно тут нравится. Я опускаю под стол бумажный стаканчик из-под кофе, и наливаю туда вино из бутылки, спрятанной в сумке — напитки здесь не самого лучшего качества, поэтому у меня все с собой. Алкоголь и сигареты — моя терапия. Еще — секс. Рекомендую, хотя… У такого лечения дохера побочных эффектов. И все-таки, это лучше, чем думать о нем. Если, конечно, вообще возможно о нем не думать.
— Ну, и что ты сделала?
Олеська — моя соседка по комнате в общаге, сидит напротив меня, потягивая через соломинку какую-то вырвиглазно-оранжевую бурду. Наверно, то, что здесь гордо именуется «отверткой». Я в несколько глотков опустошаю свой стакан и тут же наполняю его снова.
— Да ничего. Я после этого с ним не разговаривала. Собралась, и уехала сюда. А кофту его отдала. Наташке. Сказала — делай с ней, что хочешь…
— И что она сказала?
— Ничего не сказала. Забрала, и все. Мы теперь не общаемся. Я же вроде как спала с парнем, который ей нравится.
Алкоголь, наконец, подействовал — мне становится жарко, щеки начинают гореть, в голове приятно шумит. Я обожаю это чувство — чувство, когда сначала ты ослабляешь контроль, а позже полностью его отключаешь. Добро пожаловать на пассажирское кресло, пристегнись и наслаждайся поездкой. Хотя, нет, пристегиваться необязательно.
— Не расстраивайся, помиритесь еще. Вы же со школы подруги. Подумаешь, парень какой-то.
— Угу…
Я выхожу на крыльцо, достаю сигарету, закуриваю и выпускаю дым в нависшее над городом тяжелое, сырое небо. Начинается дождь, несколько капель падают мне на лицо и стекают вниз, оставляя мокрые дорожки на щеках. Я представляю, что это — мои слезы, у меня есть целое небо слез, а еще, у меня есть недопитая бутылка вина в сумке под столом. Как же мне хуево.
Рев мотора заставляет меня подскочить на месте — рядом с крыльцом паркуется байк, мотоциклист снимает шлем:
— Привет. Бухаешь, да?
Я улыбаюсь:
— Ромка… Привет. Ты когда байк успел купить?
— Да вот, этим летом. Пару месяцев уже катаюсь.
Я спускаюсь с крыльца, и провожу ладонью по блестящему корпусу, смахивая на землю редкие крупные капли.
— Охренеть. А меня прокатишь? Я ни разу не каталась на мотоцикле.
— А тебя не потеряют? С кем ты там?
— Да с девчонками из общаги. Но это неважно. Поехали? Ну пожалуйста, Ром!
Ромка, наконец, тоже улыбается, и протягивает мне шлем:
— Ладно. Куда поедем-то?
— Как куда? Бухать, конечно! Подожди, я сейчас.
Я возвращаюсь в бар — яркое пятно электрического света на сером прямоугольнике фасада. Олеська с Аней сидят за столом в компании новых знакомых, девчонки не теряли время даром. Я достаю из-под стола сумку, вино оставляю подругам:
— Так, народ, я поехала, меня ждут. Там Ромка приехал. На байке.
— Ромка? Это тот, который… Подожди, мы же хотели потом в клуб пойти?
— Ну извините. Планы поменялись. Увидимся дома, ладно? Ключ в двери не оставляйте!
Выбегаю на крыльцо, беру у Ромки шлем:
— А ты как?
— Нормально, медленно поедем.
— Точно? Ты только это… не выебывайся.
Ромка садится на байк, и я пристраиваюсь сзади, прижавшись животом к его спине. Он выезжает на дорогу и сразу набирает скорость. У меня перехватывает дыхание, я вцепляюсь в него и зажмуриваюсь — мне кажется, что еще немного, и колеса байка оторвутся от земли, сначала переднее, как это бывает у самолетов, а потом, с легким толчком, заднее, и мы взлетим в вечернее небо. Мерцающие огни города уплывут вниз, а потом и совсем исчезнут, оставив нас наедине со звездами. И, может быть, я стану одной из них…
Мы мчим по городу, обгоняя машины, или просто лавируя между ними. Улица — сияющий тоннель, дублирующий неоновые огни в мокром асфальте, летит мне навстречу. Ромка тормозит около магазина, нам нужно закупиться. Я как раз успеваю выкурить сигарету, он надевает на меня свой заметно потяжелевший рюкзак, и мы едем на смотровую. Дождь уже закончился, и мы садимся прямо на бетонный бордюр парковки, Ромка открывает бутылку и протягивает ее мне, я делаю несколько глотков, передаю ее ему:
— Спасибо. Ром, ты так гоняешь, я даже протрезвела.
— Не испугалась?
— Нет. Я ничего не боюсь.
Он обнимает меня за плечи, прислоняется лбом к моему виску и шепчет:
— Я скучал. Где ты была все лето?
Мы целуемся, и я чувствую запах дождя на его волосах. Его губы немного обветренные, но мне это нравится. Прямо сейчас мне нравится в нем все.
— Поедем ко мне?
— Да, давай.
Ромка задевает рукой бутылку, и вино расползается по асфальту густой чернотой. Похуй. Я снова надеваю его шлем и сажусь на байк. Он гонит, наплевав на правила. Наконец, мы у него. Целуемся на лестнице, пока он ищет ключи, пока шарит по выключателю…
В прихожей мы кое-как скидываем верхнюю одежду, нас хватает только на то, чтобы дойти до дивана в гостиной. Я падаю на него, и Ромка стягивает с меня джинсы, быстро раздевается сам, я снимаю трусы, кидаю их на пол, он ложится сверху и сразу берет меня резко, грубо, нетерпеливо, потом через несколько толчков останавливается, и продолжает уже нежно, медленно, закрывая мне рот поцелуем. Я обхватываю его бедра ногами, прижимаясь к нему как можно ближе, не позволяя ему выйти даже на миллиметр. Скоро я оказываюсь на краю дивана, мои волосы свешиваются на пол, а голова запрокидывается.
— Ром, я сейчас упаду.
— Ш-ш-ш. Я тебя держу.
— Тогда держи крепче, потому что…
Он прикусывает мне мочку уха, и я проваливаюсь в темноту. В темноту, где нет ничего кроме нашего дыхания, ничего, кроме шума моря, и я тону в этом море. Я вцепляюсь в Ромкину спину пальцами, и мы вместе уходим на самое дно.
— Ты встречалась с кем-то еще? Летом, там, у себя в городе?
Я забираю у него сигарету, затягиваюсь, чтобы потянуть время — я не хочу отвечать на этот вопрос. Все, чего я хочу сейчас — это снова почувствовать тяжесть его тела. Я хочу, чтобы он сделал это со мной еще раз.
— А ты?
— Дин, ну ты же знаешь, я тебя люблю.
— Ага, ну да. Не забывай, что у тебя, вообще-то, девушка есть. Ее ты тоже, наверно, любишь?
Нахуя мне сдалась ваша любовь? Я не знаю, что мне с ней делать — мне кажется, я совсем не умею любить. Я встаю с дивана, иду на кухню, открываю вторую бутылку вина, наливаю себе в стакан и возвращаюсь в комнату. Ромка сидит на диване, и я сажусь на него сверху. Он усмехается:
— Хочешь еще?
— А ты?
— Я скоро захочу.
Не отводя глаз от его лица, делаю глоток из стакана:
— Ну, я подожду.
— Ты доиграешься.
— А на что я, по-твоему, рассчитываю?!
Ромка проводит пальцами мне по губам, по шее, ключицам, несильно сжимает грудь. Я наклоняюсь к нему и засовываю язык ему в рот — это точно подействует. И я не ошибаюсь. Он берет меня двумя руками за талию, приподнимает над собой, и я снова помогаю ему войти. Ну вот, заебись. Теперь у меня есть все, что мне нужно. Я делаю еще один глоток, и случайно выплескиваю немного вина на Ромкину грудь.
— Слушай, убери уже это.
— Как скажешь.
Я залпом допиваю остатки и кидаю стакан в сторону. Звон бьющегося стекла оказывается намного громче, чем я ожидала. Блять, да он меня сейчас убьет за такие выходки. Ромка смотрит на пол, потом переводит взгляд на меня:
— Так. Ты сама напросилась.
Резко опрокидывает меня на диван, грубо раздвигает мне ноги:
— Ну. Почему. Ты. Такая. Сука. Как мне. С тобой. Поступить?
Каждое слово — резкий толчок. Он нависает надо мной, одной рукой прижав оба моих запястья к подушке над головой, другой слегка сжимая мое горло — он умеет жестко трахаться, если его разозлить. Я зажмуриваюсь и двигаюсь ему навстречу, чтобы он вошел еще глубже — это не секс, это схватка двух животных. И чувство, которое я испытываю — почти животное желание, голод, который необходимо утолить, и ничего сейчас не имеет значения, кроме этого. Второй оргазм всегда сильнее первого. Он начинается от низа живота, проходит по груди, сбивая дыхание, обдает горячей волной шею и рассыпается мурашками по затылку. Я судорожно сжимаю его бедрами, захватив его в тиски острой агонии, не оставляя ему выбора — он рычит мне в губы и тоже кончает.
Мы лежим обнявшись, и я представляю, как кто-то огромный шарит рукой в коробке с восемью миллиардами кусочков пазла, и, складывая два подходящих фрагмента, смотрит — да, или нет? Получается картинка? Ромка первым нарушает тишину:
— Я не сделал тебе больно?
— Нет, мне было хорошо.
По голосу я понимаю, что он улыбается:
— Пойдем в душ?
— М-м, давай.
— Тебе это ничего не напоминает?
Ромка улыбается, конечно, он все помнит.
— Я опять тебя мою, да?
— Ага. Только в тот раз это было перед тем, как у нас был секс.
— Значит, для тебя это просто секс?
— А для тебя нет?
— Так, ты уже чистая, давай, дуй отсюда. Я сейчас выйду.
Выставляет меня из ванной, и я снова иду на кухню за вином — а что мне еще делать? Внезапно, ногу пронзает острой болью. Блять. Я наступаю на осколки стакана — я уже и забыла про него. Кое-как добираюсь до кухонной стойки, голая, сажусь на нее, рассматривая поврежденную конечность. Сука, надо достать кусок стекла. Я наливаю себе вино — алкогольная анестезия, лучшая из доступных мне сейчас. Ромка заходит в кухню, сначала смотрит на меня, потом на мою ногу:
— Дина! Твою мать! Сильно порезалась?
— Нет, не очень. Надо осколок достать.
Он аккуратно извлекает стекло, вытирает мою ступню кухонным полотенцем.
— Сиди тут. Я сейчас.
Я сижу на столешнице, продолжая пить темно-красное, такое же, как кровь, которую он только что стер с моей ноги, вино. В этом мире все дублируется, бесконечно повторяясь, как отражения двух зеркал, поставленных друг напротив друга. Так, стоп. Почему всегда после секса мне в голову лезет какая-то хуйня? А может, это и есть мои настоящие мысли? Те, которые приходят в тишине. Задумчиво разглядываю бокал на свет. Ромка возвращается с перекисью — промывает порез, заклеивает его пластырем.
— Идти сможешь?
— Что?
— Я говорю, до кровати дойдешь?
— Ага.
Я аккуратно, стараясь не задеть поставленный на стол стакан, сползаю с кухонной стойки на пол, прикидывая, как лучше поставить ногу, но Ромка тут же подхватывает меня, как тогда, в первый раз, и тащит в спальню.
— Пусти, я тяжелая!
— Ничего, я переживу.
Укладывает меня на кровать, потом ложится сам.
— Останешься у меня завтра?
— Я не знаю, у меня дела. Надо Кристину подменить в студии. Каких-то там моделей поснимать, я еще сама не поняла, что за работа.
Я поворачиваюсь к нему спиной, и теперь уже он прижимается ко мне животом и обнимает сзади — мы поменялись ролями. Ромка дышит мне в шею, и, кажется, что-то шепчет:
— Я люблю тебя.
— Что?
— Люблю, говорю.
— М-м…
Я не знаю, что ответить ему. И вообще — я уже сплю.
Утром, открыв глаза, я не сразу понимаю, где я. Обрывки каких-то образов — Ромка, мотоцикл, катящаяся по асфальту бутылка вина, порез на ноге. Блять, нога! Я откидываю одеяло и вижу заклеенную пластырем ступню. Твою мать. У меня сегодня съемка, как я буду передвигаться?!
— Ром!
Я слышу, как он шумит где-то в глубине квартиры. Делать нечего, я встаю и аккуратно ковыляю на кухню. Где моя одежда? Где мой телефон? Сколько, в конце концов, времени? Я поднимаю с пола свои трусы, джинсы лежат на диване, там, куда их вчера кинул Ромка. Рядом — скомканная футболка. Заебись. Телефон находится в кармане куртки. Загоревшийся дисплей только подтверждает мои подозрения — я действительно проспала. Пиздец. Я прыгаю на одной ноге, пытаясь другой попасть в штанину, не обращая внимание на саднящую боль в ступне. Натягиваю на себя, пытаясь кое-как разгладить, смятую футболку. Ладно, похуй. Ромка стоит в дверях, с улыбкой наблюдая за мной:
— Забрать тебя после съемок?
— Я не знаю, я напишу, если надо будет, ладно?
— Ладно, только не пропадай. Сегодня в «PV» пойдешь?
«PV» — клуб, где мы пропадаем каждые выходные, а иногда и в будни. Клуб, где я бываю чаще, чем на парах в универе. Ну, это я уже говорила.
— Блин, Ром, я ничего не знаю, правда. Мне на съемку надо. Давай, пока, спасибо за вчера!
— За что спасибо?
У меня нет времени ответить ему, за что именно — за поездку на байке, за вино, за секс, я выбегаю из подъезда, забыв о пораненной ноге, залетаю в трамвай, как раз мой — я сегодня везучая. Вообще, иногда мне кажется, что кто-то невидимый иногда присматривает за мной — спасибо ему за это. Я сажусь сзади, у окна, достаю наушники и внезапно понимаю, что натянула джинсы на голую задницу, так и оставив свои трусы у Ромки в квартире. Надеюсь, ему это понравится. Блять, ну, конечно, ему это понравится.