Глава 21

Они достигли комнаты в башне, Дэвид закрыл и запер на засов дверь, прежде чем усадить Шону на кровать.

Слезы затопили глаза Шоны, и она пыталась удержать их, яростно моргая. Ее ребенок жив! Все эти годы она старалась забыть о нем. С ней сыграли самую жестокую шутку всех времен, а теперь требовали расплатиться за чужую игру!

— Дэвид, как ты не понимаешь, ты не имеешь права забирать ребенка! — воскликнула она.

— Он пробыл рядом с тобой четыре года, и ты, похоже, не окружала его материнской заботой…

Шона вскочила.

— Я ничего не знала! И до сих пор не знаю, не могу поверить! Я…

— Ты не знала о том, что родила ребенка? — издевательски осведомился Дэвид.

Шона покачала головой.

— И ты хочешь, чтобы я этому поверил? — грустно спросил он.

— Черт возьми, если Дэнни — наш сын, как ты можешь отнимать его у меня? — выкрикнула Шона. Внезапно она бросилась к Дэвиду и заколотила кулаками по его груди.

Дэвид поймал ее мечущиеся руки. Шона мгновенно пожалела о своем порыве, пожалела, что прикоснулась к нему. Схватив за предплечья, Дэвид приподнял ее над полом, впиваясь глазами в глаза и отступая к постели. Он бросил Шону на постель и пригвоздил ее ладонями.

— Ты не имеешь права на этого ребенка.

— Дэвид, я же ничего не знала!

— Как такое могло случиться? Ты не могла не догадываться о том, что беременна!

— Да, я знала, что жду… да! Но я бежала в Глазго, чтобы быть подальше от родных, не понимая, что произошло той ночью. Я не знала, что буду делать потом, а просто ждала ребенка… Но он родился раньше срока. Я выбилась из сил от боли, и повитуха дала мне какое-то снадобье, чтобы боль утихла. Когда я очнулась, мне сказали, что ребенок умер. Повитуха показала мне пропитанный кровью сверток, но не велела заглядывать внутрь, и я…

Дэвид вдруг отстранился и взъерошил пальцами свои волосы. Широко шагая, он прошелся по комнате и вернулся к кровати.

— Я же просил рассказать все, что ты знаешь! В чем еще ты солгала?

— Я не лгала тебе!

— Насколько я понимаю, ты умолчала о рождении ребенка — такое молчание сродни лжи!

Шона вскочила с кровати.

— У меня не было причин признаваться тебе! Я пыталась… намекнуть, что уже пострадала от последствий той ночи, но мне казалось, бессмысленно рассказывать тебе, что у нас был ребенок, который умер, не сделав ни единого вздоха.

— И когда ты видела Дэнни, тебе никогда не приходило в голову, что он может быть твоим сыном?

— Но я же держала в руках мертвого младенца! — воскликнула Шона. — Мне показали то, что я считала Но погибшим ребенком! Обезображенного бедняжку унесли и похоронили на кладбище в Глазго. Да, я думала, что Дэнни — Мак-Гиннис, но у меня трое здоровых кузенов, которые вполне могли увлечься деревенскими девушками!

Дэвид не сводил с нее безжалостного взгляда.

— Дэвид, я ничего не знала, поверь мне! — взмолилась она.

— Кто же знал? — холодно спросил он.

— Понятия не имею!

— Кто знал, что ты ждешь ребенка?

— Все. Все мои родные.

— Кто приезжал проведать тебя в Глазго? Шона смутилась.

— Кто? — потребовал ответа Дэвид.

— Алистер бывал там чаше остальных. Это он убедил меня вернуться домой. Но так или иначе, у меня бывали все родные.

— Может, приезжал кто-нибудь еще из замка? Шона помедлила, покачала головой и потупилась.

— Нет, никто. Только мои дедушки и кузены.

Дэвид шагнул к ней, схватил за плечи и приблизил к себе.

— По меньшей мере один из них пытался убить меня, — гневно выпалил он. — И если ты говоришь правду, предпринял все возможное, чтобы похитить нашего ребенка, вырастить его как деревенского оборванца и похоронить в шахте! А ты не хочешь признать очевидное.

— Пусти меня, Дэвид! Ты забрал ребенка…

— Ты чертовски права!

— За это я тебя никогда не прощу!

— А за какое из предательств прикажешь никогда не прощать тебя? — осведомился он. Он дрожал, в его блестящих зеленых глазах светилась мука. Жар, вдруг охвативший Шону, был ужасающим. Ей хотелось бороться, но вместо того она приникла к Дэвиду.

— Дэвид, ради Бога, поверь: я никогда не позволила бы Дэнни жить у Эндерсонов, если бы только знала! — прошептала она. — Дэвид, ты представить себе не можешь, что я пережила! Ведь я считала, что наш ребенок умер! Дэвид…

Он был по-прежнему зол, и Шона знала об этом. Внезапно он провел ладонью по ее волосам.

— Шона…

Она подумала, что не выдержит этой боли, гнева, обиды. Напряжение было так велико… Она желала его. Страсть, порожденная гневом, наполняла кровь, тело, все ее существо. Она вцепилась в его руки, пытаясь встряхнуть его, заставить выслушать, поверить.

— Ты должен понять! — в отчаянии прошептала она.

— Шона! — предостерегающе произнес он, но порыв Шоны был слишком силен. Оба повалились в глубину постели, и она выпалила:

— Ты несносен!

— Да, — согласился Дэвид.

— Немедленно пусти меня!

— Конечно, — кивнул он.

Их губы слились в поцелуе. Дэвид целовал ее с безумной, неудержимой страстью. Его ладони скользили по телу Шоны. Она вонзала пальцы в его волосы и плечи, смутно слыша треск рвущейся ткани. Вскоре ее лиловая амазонка была разодрана в клочья, за ней последовала очередь нижней кофточки и корсета. Он прижался губами к ее обнаженной плоти, и почему-то вспышка пламени, охватившего ее тело, принесла облегчение душе. Ласки губ Дэвида, прильнувшего к ее груди, пронзали ее, словно вспышки молний, и она задохнулась, вдруг задрожав всем телом. Она перебирала пряди его волос, ее тело выгибалось и подавалось навстречу ему. Она слышала, как он освободился от одежды, ощутила упругость его плоти и рванулась к нему, сгорая от желания.

Эта страсть пылала, как огонь, превративший конюшню в пепел и золу, хранящие жар еще долго после того, как угасло пламя. Дикое, жадное, свирепое, оно нарастало, как буря, как гроза.

А затем его ярость достигла вершины. Тело Дэвида напряглось, словно лук, извергаясь вновь и вновь подобно вулкану, накопившему в своем чреве неукротимую лаву. Она впилась ногтями в его спину, встречая каждый сокрушительный удар, но внезапно содрогнулась от сладости утоленного желания. Обессиленный, он упал рядом с ней.

Шона лежала, опустошенная и растерянная, ненавидя саму себя. Подумать только, он отнял у нее ребенка, а она все-таки желала его, хотела быть с ним… Что же они делают друг с другом?

Ей хотелось отвернуться, выпалить, что ненавидит Дэвида всей душой. Но Шона знала, что на самом деле не испытывает ненависти к нему. Ей больно от другого — те, кого она любила и кому доверяла всю жизнь, желали ее смерти…

— Шона!

— Оставь меня в покое! — прошептала она. Минуту Дэвид лежал молча.

— Хорошо, — наконец произнес он и начал одеваться. — Я оставлю вас одну, миледи, но не вздумайте ничего затевать. Шона, ты не настолько зла на меня, как делаешь вид. Тебе просто невыносимо сознавать правду, но я заставлю ее признать.

— А Дэнни? — прошептала Шона. Дэвид склонился и тронул ее за плечо.

— Шона, мальчик в безопасности, остальное не важно! Но я предупреждаю: не смей покидать комнату! Твои родные стремятся убить тебя, а я не позволю тебе умереть.

Шона вскочила, когда Дэвид направился к двери.

— Как ты можешь! Ты говоришь, что мой сын жив, и отнимаешь его у меня! Как ты посмел решиться на такое да еще предупреждать…

— Я буду поступать так, как пожелаю, миледи, потому что пять лет назад я поддался вашим чарам и проснулся мертвецом. Я смею делать все, что считаю нужным, потому что все эти годы у меня, оказывается, был сын. И этот сын попал в руки негодяев.

— Черт побери, ты должен мне верить!

— Шона, очень трудно поверить тому, о чем ты никогда не упоминала.

— Дэвид, неужели ты запрешь меня здесь? Я сама должна узнать, что происходит! — воскликнула она. — Я должна попытаться…

— Ты останешься здесь. Я намерен найти тех, кто пытался убить нас обоих!

Он отвернулся и зашагал к двери. Шона бросилась за ним.

— Дэвид, не можешь же ты просто уйти…

— Могу. — И как подобало Дэвиду Дагласу, лорду Касл-Рока, он с достоинством удалился.

Хлопнула дверь. Шона вздрогнула и несколько мгновений с дрожью смотрела на нее. Сорвав вязаное покрывало с постели, она набросила его на обнаженные плечи, метнулась к двери и распахнула ее. Дэвид ушел, но не оставил ее без присмотра — на стуле у порога восседал Джеймс Мак-Грегор.

— Что вы… — начала она.

— Леди Мак-Гиннис, — поприветствовал ее лекарь со странной улыбкой уличного мальчишки, — лорд Даглас ушел, но вы можете упокоиться с миром, если пожелаете.

— Упокоиться с миром… так пишут на могильных плитах! — воскликнула она.

Лекарь покраснел.

— Прошу простить, миледи. Я хотел сказать, что мне поручено охранять вас.

— А Дэвид ушел?

— Да, и сегодня вам его не остановить, леди. Поверьте мне, я хорошо его знаю.

— Вам поручено охранять меня и не выпускать из этой комнаты?

— Напрасно вы хотите покинуть ее, миледи: зло бродит совсем рядом.

Она оказалась узницей. Пленницей Дэвида. Кивнув лекарю, Шона отступила в комнату и уронила покрывало с плеч. Она высвободилась из разорванной одежды и долгое время стояла на месте, неудержимо дрожа. Слезы катились по ее щекам, и Шона позволила себе роскошь всхлипывать, как ребенок.

Но слезы вдруг отрезвили ее: Шона поняла, что стоит обнаженная посреди спальни. Она надела ночную рубашку и отделанный кружевом и лентами халат и выглянула в коридор, где сидел Джеймс Мак-Грегор.

— Входите, — пригласила она. — Расскажите, насколько близко вы знакомы с лордом Дагласом. И если вам известно, — добавила шепотом, — ради Бога, скажите, куда он девал Дэнни!

Сабрина горела, словно в огне. Жизнь потеряла привычную колею и ритм. Она только что выбралась из склепа и заслуживала отдых, чтобы оправиться от потрясения. Она хотела побыть одна, а тем более не видеть рядом Слоана. Но теперь, когда Шона и Дэвид, повергнув мир Сабрины в хаос, отправились вести собственное сражение, Скайлар и Ястреб тоже покинули ее.

Все разошлись. Сабрина уставилась на закрывшуюся дверь, мучительно сознавая, что Слоан стоит у нее за спиной.

— Зачем ты здесь? — прошептала она и прижалась лбом к двери.

Он не ответил на вопрос.

— Сабрина, ложись в постель, пока ты не лишилась сил, прошу тебя.

Она не пошевелилась и в ту же минуту почувствовала на плечах его ладони, мешающие ей убежать, укрыться.

Точно так же не могла она убежать от Слоана на постоялом дворе, когда попала к нему в комнату, пытаясь спрятаться от отчима. Как все смешно и нелепо! Который из двух случаев привел к таким ужасающим последствиям: первый, когда она была слишком перепугана и с запозданием поняла, что следовало сказать правду? Или второй — на следующее утро, когда она не успела проснуться? И не испытывала другой боли, кроме как боль унижения…

— Со мной все хорошо.

— Вот как? — спросил он, почта касаясь губами ее уха. — Похоже, ты пытаешься вырваться из этой комнаты. Дверь открывается легко, но тебе некуда бежать.

Внезапно он подхватил ее на руки.

— Я способна передвигаться сама! — в тревоге воскликнула она, заметив пристальный взгляд его бездонных карих глаз.

— Ты можешь упасть.

— Не упаду.

— Ушибиться.

— Ни за что!

— И навредить нашему ребенку.

— Но…

Увидев, что лицо его выражает непреклонность, Сабрина затихла. Слоан вернулся к кровати, усадил ее к спинке и подложил под голову подушку.

— Неужели ты настолько перепугана? — спросил он, садясь рядом. Его рука, лежащая на белой простыне, казалась особенно смуглой. Сабрина покраснела. Его пальцы были необычайно длинными, ладони — загрубевшими, мозолистыми от долгих поездок верхом по прериям. Но она знала: прикосновение этих рук может быть удивительно нежным…

— Перепугана? — недоверчивым шепотом повторила она.

Успела ли она испугаться? Бесконечные часы, проведенные в склепе, она молилась о том, чтобы выжить — ради ребенка.

— Сабрина, нам надо обсудить положение.

— Обсудить положение? Понятно… — На столе у кровати стояла бутылка бренди. — Майор Трелони, вы позволите предложить вам выпить? Я сама не отказалась бы…

Слоан перехватил ее руку, когда Сабрина потянулась за бутылкой.

— Сабрина, ты только что спаслась от рук злодеев, которые бросили тебя в склепе и намеревались убить, — напомнил он.

— Тем больше у меня причин выпить! — отозвалась она. Она попыталась высвободить руку и взять бутылку.

— Сабрина!

Девушка прикусила нижнюю губу, опустив глаза. Наконец, решившись их поднять, она почувствовала, как приливает к щекам кровь, и вновь посмотрела на дверь.

— Сабрина, тебе не удастся сбежать. Надеюсь, ты понимаешь, — насмешливо добавил он, — поскольку я нашел тебя здесь, в шотландском замке, то последую за тобой повсюду.

Сабрина проговорила, глядя на него в упор:

— Мне необходимо выпить.

— Для храбрости?

— Мне хватает храбрости.

— Это не храбрость, а безрассудство. Нет, пить ты не будешь. Эдвина напоила тебя укрепляющим снадобьем из трав. Бренди тебе ни к чему.

Но Сабрина отчаянно нуждалась в хорошем глотке бренди, хотя понимала: она не сумеет дотянуться до бутылки.

— Хорошо, а как насчет сна? — с надеждой спросила она. Он улыбнулся. Сабрина вновь подумала о том, как обезоруживает его улыбка и как он похож на… индейца. Дикаря.

— Слоан, я… — Она осеклась. Храбрости ей явно не хватало. Высвободив руку, она попыталась встать. Но сдвинулась с места слишком быстро и потому сумела сделать всего шаг от постели, прежде чем у нее невыносимо закружилась голова. — О Боже! — только и успела выдохнуть.

Слоан вновь подхватил ее на руки.

— Нет! — с жаром прошептала она.

Слоан с нежностью смотрел на нее. Она чувствовала тепло его дыхания, силу рук, внутреннюю решимость.

— Почему ты пытаешься сбежать от меня? — спросил он.

— Зачем ты здесь? — в отчаянии воскликнула она.

— О том, что тебя похитили, я узнал, только очутившись здесь, потому едва ли могу сказать, что пересек бурный океан, лишь бы спасти тебя, — пробормотал он. — А оказался здесь потому, что Ястреб всю жизнь был моим другом, и потому, что Джеймс Мак-Грегор поведал, какие беды постигли Дэвида. Я здесь потому, что… — Он замолчал.

— Почему? — прошептала Сабрина.

— Теперь это уже не имеет значения. Важно то, что у тебя будет ребенок.

Она опустила ресницы.

— Послушай, Слоан, это была случайность. Прошу…

— Отпустить тебя? Только скажи.

Сабрина тут же оказалась на постели, среди подушек.

— Ты уйдешь? — робко спросила она.

— Ни за что.

— Но ты сказал, что мне следует только попросить…

— Я имел в виду другую просьбу.

— Слоан, тебе незачем…

— Мне незачем — что? — Потянувшись, он приподнял ладонью ее подбородок и вгляделся в глаза.

Она покачала головой.

— Тебе незачем брать на себя ответственность.

— Ты считаешь, что имеешь право приказывать мне?

— Слоан, я не нуждаюсь в твоей помощи.

— Я и не предлагаю помощь.

— Да? Мне нужно выпить, — настойчиво произнесла Сабрина.

— Нет, — твердо возразил Слоан.

— Я не нуждаюсь в советах…

— Нет, нуждаешься. Ты считаешь, что у тебя, как у кошки, девять жизней, но насколько мне известно, ты уже потратила несколько из них.

— Черт побери, Слоан, будь добр уйти!

— Нет.

— Тогда мне совершенно необходимо выпить. Глоточек бренди. Некоторые врачи утверждают, что немного спиртного только на пользу женщинам в определенном положении.

Она потянулась за бокалом, но Слоан отнял его и вновь взглянул на Сабрину так, что ее тело охватило пламя.

— Когда-то я был не прочь посмотреть, как ты хлещешь виски, но время теперь неподходящее… Увы, дорогая, теперь тебе придется отказаться от спиртного. Слишком уж часто ты топишь в нем рассудок.

— Почему ты так жесток ко мне! Темные глаза Слоана посерьезнели.

— Спиртное вредит женщинам, которые ждут детей, я не раз слышал об этом.

— От кого? От женщин сиу? Он приподнял бровь.

— Да, — просто ответил он.

Сабрина уставилась на свои руки — пальцы еще дрожали. Как все нелепо! И встретились они со Слоаном при страшных, отвратительных обстоятельствах…

Может быть, она и вправду боялась. Боялась ночи, проведенной с ним, его силы, чувств, которые он возбуждал в ней. Но самое главное — он служил в кавалерии США и вместе с тем был индейцем сиу, он был невероятно опасен, брал все, что только хотел, требовал, что считал нужным.

Она закрыла глаза, приложив ладонь ко лбу.

— Сейчас я не в силах говорить об этом…

Смех Слоана привел ее в ярость. Сабрина села, воззрившись на него.

— Имей в виду, сейчас я чем-нибудь запущу в тебя! — раздраженно предупредила она.

— Из тебя и вправду получится настоящая красотка с юга, но не могу представить тебя в истерике.

— В истерике?! Да знаешь ли ты, сколько мне пришлось торчать в склепе?

Он посерьезнел.

— Ты права. Похоже, у тебя талант нарываться на неприятности.

— На эту неприятность я не напрашивалась…

— Ты, насколько мне помнится, одна бродила по кладбищу среди ночи?

Он вновь сумел поставить ее в глупое положение.

— Я услышала детский плач, — попыталась защититься Сабрина.

— Это меня и утешает — из тебя получится отличная мать.

Сабрина снова уставилась на свои ладони.

— Слоан, я хочу, чтобы ты знал: передо мной у тебя нет никаких обязательств, — объяснила она, стараясь не встречаться с ним взглядом. — Я ни в чем не обвиняю тебя…

— Не обвиняешь? — переспросил он, высоко подняв бровь. — Поскольку с тех пор как мы познакомились, ты не сказала мне ни единого правдивого слова, едва ли у тебя есть право винить меня.

Сабрина стиснула зубы, стараясь обуздать ярость.

— Ты ничего мне не должен!

— А ты мне — должна, — мягко возразил он. — Я знаю, что тебе необходимо заснуть, и ты заснешь — после того, как выслушаешь меня. Я не брошу на произвол судьбы своего ребенка, несмотря на то что ты хотела бежать от меня, отправившись сюда.

— Это неправда! — воскликнула Сабрина, но тут же поняла, что Слоан ей не поверит.

— Нет, Сабрина, я не позволю тебе подвергать свою жизнь опасности в попытке избавиться от ребенка индейской крови.

Сабрина задохнулась и воззрилась на него в неукротимом бешенстве.

— Ублюдок! Ничего подобного я и не собиралась делать!

— С точки зрения белого человека, я и вправду индеец, несмотря на то что еще мой дед воевал на стороне американцев. Возможно, ты будешь считать, что вышла замуж за ублюдка, но ты ошибаешься.

— Я…

Она осеклась и задрожала, взволнованная не только появлением Слоана, но и тем, что он все знал и понимал. И она больше не могла отрицать того, что с ней произошло, не замечать жизнь, пустившую корни в ее чреве.

Вероятно, вначале она действительно хотела избавиться от ребенка, но, вспомнив, что Слоан наполовину сиу, испугалась. Она мечтала об избавлении до тех пор, пока чуть не погибла сама, и росток жизни в ней заслонил весь остальной мир. Но больше всего ее тревожило не происхождение Слоана, а его способность не только приводить ее в ярость, но и возбуждать.

— Слоан, тебе незачем жениться на мне. Я не хочу выходить за тебя замуж.

— Ты намерена отдать ребенка мне?

Одного взгляда в глубину карих глаз хватило Сабрине, чтобы понять: это не пустая угроза.

— Нет! Ты не отнимешь моего ребенка!

— Прежде всего он мой.

Сабрина облизнула губы и решила прибегнуть к новой тактике.

— Откуда тебе знать? Может, ты был…

— И тем не менее я знаю.

Убежденность Слоана ошеломила Сабрину. Пока она молчала, Слоан направился к двери, прислонился к ней спиной, съехал на пол и надвинул шляпу с пером на глаза.

— Слоан, что ты делаешь? — перепуганно воскликнула Сабрина. — Прошу тебя, уходи! Я… не хочу за тебя замуж. И не выйду!

Он приподнял шляпу.

— Ты не хочешь замуж за меня? Или за дикаря? — невозмутимо спросил он.

— Я… — начала она и осеклась, ибо ее зять был метисом, но женился на ее сестре.

Сабрина не могла не испытывать странных чувств по отношению к индейцам и была не в силах прогнать страх. Слоан — один из них. Несмотря на обаяние, в нем таился огонь. Его привлекательность была… красотой дикаря. Красотой, способной соблазнить любую женщину. Он вел жизнь, о которой Сабрина не могла даже помыслить. Она была для него игрушкой, развлечением и вместе с тем часто вызывала у него гнев. И он желал ее… Но никогда не смог бы полюбить.

— Я… не могу… — начала она.

— Договаривай.

— Я не могу…

— Выйти замуж за дикаря? — подсказал он.

Щеки Сабрины вспыхнули. Только биение жилки на горле выдавало его гнев. Он проговорил ровным голосом:

— В сущности, с разговором о браке пока можно подождать.

— Значит, ты… уйдешь?

Он улыбнулся, насмешливо скривив губы.

— Я возьму на себя обязанности охранника — тебе понадобится охрана на случай, если вновь появятся люди в плащах.

Сабрина задохнулась, но с удивлением поняла: ей и вправду будет спокойнее спать, если Слоан останется здесь, под дверью.

— Прошу прощения, Сабрина, но обстоятельства сложились так, что тебе придется выйти замуж за дикаря. За меня.

— Слоан, ты не заставишь меня стать твоей женой, если я этого не захочу, — в отчаянии прошептала она.

Минуту он молчал, затем снова надвинул шляпу на глаза.

— Значит, придется сделать так, чтобы ты этого захотела.

Несмотря на страх, жар прокатился по ее телу. Она вполне могла бы заснуть, но провела без сна долгие часы, остро сознавая его близость.

Фергюс Эндерсон, по своему обыкновению перебравший виски, похрапывал под боком у жены, когда неожиданно и грубо его разбудил звук сорванной с петель хлипкой двери хижины. Ферпос застонал, считая, что кто-то из сыновей во хмелю забыл: дверь в этом доме не запирают.

В своей провонявшей потом рубашке Ферпос сел, почесал заросший щетиной подбородок и рявкнул:

— Кто это сделал? Я вышибу дух из мерзавца, я…

Он прервал угрозу, вдруг заметив массивную фигуру, заполнившую дверной проем. Холодный ноябрьский ветер ворвался в дом и пронесся через гостиную в спальню, где расположился Фергюс.

Незнакомец вошел. Фергюс вытаращил глаза.

— Не может быть! — прохрипел он. Но он ошибался.

— Папа, что там?

Просыпались дети. Мэри и Хэмел выползли из-под одеял на тюфяках, лежащих на полу гостиной; их примеру последовали Дэрил и Седрик. Хотя они и оказались за спиной рослого, как башня, мужчины, бесцеремонно ворвавшегося в их дом, но даже не попытались прикоснуться к нему.

Гость был одет во все черное и своим видом напоминал дьявола. В ножнах у него на поясе висел меч, в кобурах на бедрах — два пистолета. Он на самом деле был дьяволом. Существом из преисподней.

— Поднимай свои кости с постели, Фергюс Эндерсон.

— Нет! — выдохнул Фергюс. — Дэвид Даглас! Не может быть!

— Да, я — лорд Даглас, запомни это, лживый, гнусный подонок!

Фергюс уже давно утратил проворство. Его жена вскочила с постели, вскрикнула, метнулась через всю комнату и застыла, прижавшись спиной к стене, когда Дэвид Даглас вытащил Фергюса из постели за ворот рубашки и рывком поставил на ноги, едва не задушив.

— Сюда, скорее… — прохрипел Фергюс, призывая на помощь сыновей.

— Эндерсон, хотя бы раз за свою ничтожную жизнь поступи так, как подобает мужчине, а не прячься за спины детей!

Но парни, казалось, и не собирались гибнуть в борьбе за жизнь и честь отца. Они стояли неподвижно, разинув рты.

— Клянусь всеми святыми, это лорд Дэвид! — наконец выговорил Хэмел.

— Да, — подтвердил Дэвид и вновь обратился к Фергюсу: — Я хочу от тебя только одного, но если я не узнаю того, что мне нужно, твои потроха разлетятся по всей лачуге!

— О чем…

— О мальчике. Откуда у тебя взялся Дэнни?

— Дочка моя, Джина…

— Лжешь!

Меч вылетел из ножен и уперся острием в горло Ферпосу.

Джина испустила пронзительный крик и бросилась к отцу.

— Его принесла нам девушка из замка. Велела, чтобы мы выдали мальчика за своего, сказала, что нас наградят, если будем хранить тайну.

— Что это за девушка из замка? — спросил Дэвид.

— Та самая, которая всегда прислуживала леди Мак-Гиннис, ее горничная. Она принесла ребенка, пока леди Мак-Гиннис была в отъезде, а здесь все были в трауре. Вместе с ним нам достались золотые монеты, лорд Даглас, — наконец заговорил Фергюс. — Мы поняли, что надо хранить тайну, как нам велели. Конечно, мы знали, кому нужна эта тайна.

— Кому же?

Несмотря на испуг, Фергюс был откровенно изумлен. Он покосился на меч Дэвида Дагласа, опасаясь, что тот разрубит его надвое в любую минуту.

— Как это кому? Конечно, леди Шоне.

Вытянувшись на постели в хозяйских покоях замка, заложив руки за голову, Ястреб наблюдал, как его жена вышагивает по комнате. Ястреб только что с удовольствием съел жаркое из оленины, принесенное Энн-Мэри из кухни на подносе, но Скайлар не дотронулась до еды.

Подождав еще несколько минут, он потерял терпение.

— Скайлар, ложись.

Она не замедлила шаги ни на секунду, обратив на мужа не больше внимания, чем на назойливую пчелу весенним днем.

— Скайлар, прекрати метаться и иди сюда.

Наконец, она повернулась к нему: серебристые глаза были широко раскрыты, белокурые волосы струились по спине.

— Ястреб, твоему брату грозит смертельная опасность…

— И он предпочитает рассчитывать на свои силы. Скайлар, ради Дэвида я готов на все, сегодня я рисковал даже твоей жизнью, на что никогда бы не согласился, но я не могу вмешаться в то, что происходит сейчас между ним и Шоной. И тебе придется с этим смириться. Я прихожу в ярость каждый раз, как только вспомню: ты решила, что я оставляю своих детей по всему миру, не задумываясь!

Скайлар вспыхнула.

— На самом деле я ничего такого не…

— Значит, ты поспешила с выводами.

Она приподняла бровь, уже готовая ответить, но передумала.

— Так о чьем же потомстве идет речь — моего брата или твоей сестры?

— Да, она моя сестра. Ястреб, между ними нет ничего общего! Не представляю себе, как такое могло случиться…

Ястреб похлопал ладонью по кровати.

— Иди сюда, я покажу тебе.

— Ты же понимаешь, что я имела в виду.

— Никто из нас не знает, что произошло. Слоан только попросил разрешения поговорить с Сабриной наедине.

— Мы должны знать…

— Скайлар, мы должны быть благодарны — за то, что Сабрина жива, здорова и снова с нами!

— О Господи! Конечно, и в довершение всего…

— Скайлар, если бы Сабрина утверждала, что носит ребенка Слоана, а он отрицал это, не желая брать на себя ответственность, мне пришлось бы пристрелить лучшего друга. Но ни он, ни она ничего не отрицают. Слоан заявил, что женится на ней. Что теперь прикажешь мне делать?

— Ничего.

— Ты хочешь, чтобы Сабрина рассказала тебе о случившемся. Не о том, что было между ними, — об этом тебе хорошо известно. Но ты сгораешь от любопытства, желая выяснить, когда это произошло и при каких обстоятельствах.

— А тебе это безразлично?

— Нет. Но я уверен: ты обо всем расскажешь мне, как только узнаешь.

Скайлар метнула в сторону мужа убийственный взгляд и принялась вновь вышагивать по комнате.

— А этот милый ребенок? Ястреб, у тебя есть племянник! У них мальчик, Ястреб, а они об этом даже не подозревали. И теперь твой брат…

— Что — мой брат?

— Забрал ребенка.

— Скайлар, какая-то шайка здесь, в Крэг-Роке, стремится истребить Дагласов и убить Шону. Этот мальчик — сын Дэвида Дагласа, и если Дэвид погибнет, он станет лордом Дагласом. А если бы умерла и мать Дэнни, он был бы лордом Мак-Гиннисом. Он будет в безопасности только вдали от замка.

— Но где же он?

— Джеймс Мак-Грегор позаботился, чтобы малыша увезли на юг.

— Но откуда такая уверенность в том, что там безопасно? Ястреб приподнял бровь.

— Ты снова сомневаешься во мне, дорогая? Скайлар вспыхнула.

— Ястреб…

— Мальчика увезли к матери Мак-Грегора.

— А, вот оно что!

— Теперь ложись. Завтра нам предстоит тяжелый день — несмотря на то что я перестану быть лордом Дагласом.

Скайлар подошла к постели и скользнула под одеяло. Вздохнув, она устроилась поудобнее на подушке и закрыла глаза. Ястреб приподнялся на локте, глядя на нее.

— Сегодня ты спишь рядом с лордом последнюю ночь, — напомнил он. — Завтра мой брат вновь примет этот злополучный титул. И потом, ты спрашивала меня, откуда у Сабрины мог взяться ребенок.

Скайлар устремила на него взгляд серебристых глаз.

— Я знаю, как это случилось. Но если хочешь, можешь освежить мои воспоминания.

Улыбаясь, Ястреб последовал ее совету.

Позднее, когда он лежал, обняв Скайлар и прижав ее к себе, мысленно стараясь разрешить загадки, едва не погубившие брата, Скайлар вдруг проговорила:

— Ястреб… знаешь, а нам и вправду известно, как это делается.

— Что, дорогая?

— То, что случилось с моей сестрой.

— Скайлар, о чем ты?

— По-моему, наш наследник Дагласов появится в конце июня.

— Скайлар… — начал он, но вдруг привстал, обнял Скайлар и ласково посмотрел ей в глаза. — Наш…

— Ребенок, Ястреб. У нас будет малыш. Он медленно расплылся в улыбке.

— Ты уверена?

Она серьезно кивнула.

— Я не хочу, чтобы об этом узнал кто-нибудь, — незачем сообщать, что вскоре на свет появится еще один Даглас, поскольку здесь опасно быть даже родственником жертвы.

— Это разумное решение, дорогая. Но со мной ты можешь поделиться любой тайной.

Она улыбнулась.

— Я уже поделилась. Ты счастлив?

— Если забыть о том, что нас окружает опасность, моему брату грозит смерть, а наши земли в Америке терзают войны, — да. Я на верху блаженства.

— О Ястреб!

— Да, я счастлив, — повторил он, — ибо средоточием моего мира прежде была только ты. А теперь — ты и наш ребенок.

Вернувшись в замок, Дэвид направился прямиком в большой зал, не тревожась о том, что его могут увидеть.

Дэвид, лорд Даглас, вернулся. Он уже узнал все благодаря чужой одежде и тому, что его считали мертвецом. Пришло время занять место, принадлежащее ему по праву. И заставить поплатиться тех, кто обманул его.

Шона…

Он налил виски в высокий бокал, стоящий на подносе на длинном столе, и застыл перед огнем.

Он хватил кулаком по каменной доске камина, стремясь прогнать видение, причиняющее муку, — перед ним вставало лицо Шоны. Пронзительная синева ее глаз, волосы — шелковые иссиня-черные пряди, обвивающие его, когда он пытался бежать от нее, но, сгорая от желания, всегда возвращался. Каждый раз, расставаясь с ней, он желал ее еще сильнее.

Он верил ей. Да, верил! Но внутренний страх вызывал сомнения. Чертов Фергюс Эндерсон! Дэвид вздрогнул, вспомнив о мальчике. У него есть сын. Дэниэл. Смелый, жизнерадостный, сообразительный. Красивый ребенок. Со странной меткой Дагласов на затылке. И материнскими глазами. И цветом волос. Сегодня Дэвид вновь поверил ей: узнав о том, что Дэнни — ее ребенок, она была потрясена. Она похолодела, неподвижно обвисла у него на руках. Неужели она вновь обманула его? Дэвид не хотел этому верить. Но Фергюс, стоило пригрозить ему мечом, был готов сознаться в чем угодно. Горничная Шоны принесла ему ребенка, и, если верить его словам, именно Шона хотела скрыть тайну.

Дэвид испустил тяжкий вздох. Он едва ли мог отдать предпочтение слову Фергюса Эндерсона, а не Шоны. Утром ему предстоит долгий разговор с Мэри-Джейн.

Господи, как он устал. В муках познал силу любви, способную сделать мужчину беспомощным. Даже в то время, когда он был вынужден всецело доверять Шоне, она подставляла его под удар каждый раз, когда он пытался узнать истину. Она старалась защитить Мак-Гиннисов. Ему приходилось быть решительным с ней, даже проявлять холодность. Преданность Шоны могла стать причиной смертельной угрозы. И потом, это ее горничная, которая прослужила самой Шоне и клану Мак-Гиннисов всю жизнь, принесла ребенка Фергюсу. Боже мой! У него нет никаких оснований доверять Шоне. И все же…

Он влюблен в небесно-синие глаза, шелковистые волосы, гибкое тело, возбуждающее его, нежный и чувственный голос, ласкающий, как прикосновение ладони, наполненный обещанием… однако так и не смог постичь истину. Она ускользала, как извилистая тропа в сумерках. Шона не говорила ему о том, что родила ребенка. Если бы она призналась, сейчас бы его не терзали мучительные сомнения. Услышав едва различимый шорох за спиной, Дэвид обернулся, готовый в одну секунду выхватить меч или пистолет.

Алистер, молодой красавец, рослый и прямой, с высоко поднятой головой. Он был в килте расцветки Мак-Гиннисов — одной из разновидностей узоров и цветов Дагласов, поскольку Мак-Гиннисы входили в септ Дагласов из Крэг-Рока.

— Алистер? — недоуменно спросил Дэвид.

— Не желаешь выпить со мной, Дэвид? — предложил Алистер.

— Я не прочь, — осторожно согласился Дэвид.

Алистер шагнул вперед и налил себе бокал крепкого виски из графина, стоящего на столе. Выпив виски залпом, Алистер передернулся и отставил бокал. Он повернулся к Дэвиду.

— Нам надо поговорить.

— Похоже, ты выпил для храбрости?

— Ты прав.

— Тогда давай поговорим, Алистер.

— Мне следовало сказать тебе правду — ту правду, о которой известно мне, — когда я столкнулся с тобой и с твоим братом в шахте.

— Буду рад выслушать любую правду, которую ты откроешь мне сейчас.

Алистер колебался всего минуту.

— Видишь ли, я не удивился, узнав, что ты не умер.

— Почему?

— Потому, — отозвался Алистер, устремляя взгляд прямо в глаза Дэвиду, — что еще наутро после пожара я знал: найденный обугленный труп принадлежит не тебе — ты жив.

— Как ты узнал об этом? — потребовал ответа Дэвид.

— Это я подменил тебя трупом каторжника. Я вынес Шону из конюшни, прежде чем пламя добралось до нее, и я позаботился о том, чтобы труп каторжника обгорел до неузнаваемости, прежде чем положить его рядом с Шоной.

А еще я сделал так, чтобы труп каторжника, Коллума Мак-Дональда, похоронили в склепе под замком, в гробу, на котором значится твое имя…

Загрузка...