Непреодолимо

Глава 28 Мак

В понедельник утром чтобы не проходить мимо стойки ресепшен на работе я воспользовался черным ходом. К полудню я уже из кожи вон лез, поэтому придумал предлог, чтобы забрести в приемную. Мать Фрэнни сидела за стойкой одна, и я спросил ее о чем-то несущественном, прежде чем скрыться в коридоре в своем кабинете. День шел, а я ее не видел. Я начал беспокоиться. Несколько раз я доставал телефон и думал о том, чтобы написать или позвонить ей, просто чтобы убедиться, что с ней все в порядке, но не мог заставить себя сделать это.

Но во вторник ее тоже не было, и я не мог больше терпеть. Около десяти я подошл к столу и спросил Дафну, где она.

— О, разве она тебе не сказала? На этой неделе она работает в Траверс-Сити в том кафе. Она подумала, что было бы неплохо начать работать там как можно скорее, освоиться, прежде чем начинать там свое дело. Затем она вздохнула. — Я все еще думаю, что это безумная идея, и я не могу представить, о чем думал ее отец, поддерживая ее, но…Она вскинула руки. Но я ведь всего лишь ее мать, что я могу знать?

— Значит, она больше не работает здесь?

Дафна покачала головой. — Нет. В воскресенье днем она пришла и сказала, что ей очень нужно начать работать там как можно скорее, спросила обойдусь ли я без нее. Я сказала, что смогу, и я начала искать ей замену. Ты не знаешь никого, кто бы хорошо справился с этой работой?

— Не знаю, но я подумаю об этом.

Я пожелал ей удачи и вернулся в свой кабинет, где опустился в кресло и уставился в ноутбук. Значит, я больше не увижу ее здесь. Я нахмурился. Неужели она уволилась раньше времени из-за меня? Собиралась ли она также бросить работу няней? Может быть, она свяжется со мной хотя бы для того чтобы сообщить мне об этом?

Я пошел домой встревоженным, расстроенным и злым на себя. Конечно, я выместил это на детях, срываясь на них из за домашнего задания, крича из за работы по дому и настаивая, чтобы они ели то, что я кладу перед ними на тарелку, не жалуясь, иначе я сойду с ума. Я довел Уинни до слез, отправил Милли в ее комнату и проигнорировал Фелисити, когда она спросила меня, почему я веду себя как ворчливый старик.

Я также положил много денег в банку ругательств.

На следующий день я извинился и попытался загладить свою вину, пригласив их на тако после терапии. Когда мы вернулись домой, я пошел в свою комнату и позвонил Фрэнни. Она не ответила, и я оставил ей сообщение.

— Привет, это я. Я просто хотела узнать, придешь ли ты присмотреть за девочками на этой неделе. Дай мне знать.

Затем я сделал паузу, борясь с желанием сказать больше, сказать, что я скучаю по ней, сказать, что мне жаль, сказать, что я тоже люблю ее, но это было слишком чертовски сложно. — Надеюсь, с тобой все в порядке.

Я повесил трубку и бросил телефон на кровать, запустив руки в волосы. Конечно, она не в порядке, придурок. Ты в порядке?

Я не был в порядке. Особенно когда примерно через час пришло ее сообщение, в котором говорилось:

Я приду.

Вот и все. Два слова.

Я напечатал ответ, удалил его, напечатал еще один и тоже удалил.

Просто оставь ее в покое, Макаллистер. Это то, чего она хочет. Ты можешь дать ей хотя бы это.

* * *

В четверг я ехал домой с работы сжимая до боли руль. Я никогда так не нервничал, входя в свой собственный дом.

Фрэнни сидела за стойкой с Фелисити, и они обе подняли глаза, когда я вошел в кухню. Увидев меня.

ни одна из них не выглядела особенно счастливой, — Привет, — сказала я, прокашлявшись.

— Привет, папочка. Мы занимаемся по букварю.

— Хорошо.

Фрэнни соскользнула со стула. — Милли на балете. Я думаю, что Уинни в ванной наверху.

— Хорошо. Я засунул руки в карманы.

— Пока, Фелисити. Увидимся завтра. Отведя глаза, Фрэнни прошла мимо меня к задней двери, и я последовала за ней.

— Как новая работа? спросил я.

— Отлично. Она натянула сапоги и надела куртку.

— Тебе нравится?

— Мг. Она освободила свои волосы из-под пальто и застегнула его. — Увидимся завтра.

— Фрэнни, подожди.

Она застыла спиной ко мне, держась одной рукой за дверь.

— Я ненавижу это, — тихо сказал я.

— Я тоже. Если ты хочешь нанять кого-то другого, чтобы присмотреть за девочками, я пойму.

Я тяжело сглотнул. — Они будут скучать по тебе.

— Я тоже буду по ним скучать.

— Честно говоря, я даже не был уверен, что ты придешь сегодня.

— Это было трудно, но… Она оглянулась на меня. — Я пришла ради них.

Я медленно кивнул. — Ты можешь прийти еще раз? Завтра? Я начну искать замену на следующую неделю.

— Конечно. Она сделала паузу. — Я могу сказать им, что это из-за моей новой работы в кофейне. Так они не будут смущены или… обижены.

Она все еще ставила их на первое место. Это меня потрясло. — Я разберусь с этим. Тебе не нужно ничего им говорить.

Она ушла, не попрощавшись.

Вечером повторился вторник, только я заставил Милли плакать, отправил Фелисити в ее комнату, а Уинни даже не захотела, чтобы я поцеловал на ночь Неда Молотобойца из Шедда.

— Он не любит, когда ты кричишь, — сказала она мне, обнимая животное.

— Скажи ему, что мне очень жаль. Я убрал ее влажные волосы со лба. — У меня был плохой день.

— Тебе нужны объятия? — спросила она. — Фрэнни говорит, что от объятий плохой день становится лучше. Я кивнул, мое горло сжималось. — Да. Думаю, да.

Она села и обвила руками мою шею. Я прижал ее маленькое тело к себе, вдыхая аромат ее детского шампуня и сдерживая слезы. Я просто хотел сделать все правильно для нее, для них.

Но как можно было знать наверняка, что именно правильно? То, что казалось правильным мне, не обязательно было правильным для них.

Почему все так сложно?

* * *

В пятницу днем я сидел за своим столом, передо мной был открыт ноутбук, но мои глаза не смотрели на экран. Я смотрел на фотографию на своем столе, которую Фрэнни сделала прошлым летом на пикнике в Кловерли. Уинифред сидела у меня на плечах, ее крошечные ручки были в моих, а две другие обезьянки висели у меня на руках. Я запомнил тот день так хорошо, потому что в этот день впервые после отъезда Карлы, все трое детей казались абсолютно счастливыми — ни слез, ни просьб о ней, ни какого-либо нытья. Впервые я подумал, что у нас все будет хорошо. У нас еще будут хорошие времена.

В тот день все это было благодаря Фрэнни. Она все продумала заранее и приготовила множество занятий, которые, как она знала, будут интересны детям — игры, поделки, общение с животными. Она занимала их почти весь пикник, что давало мне возможность отдохнуть с коллегами и друзьями. Вообще, Кловерли всегда казался мне семьей, и Фрэнни была частью этого.

Теперь ее нет в моей жизни, и я ужасно по ней скучал. Будет еще хуже, когда я найму новую няню на ее место. Я не видел ее на работе, не видел ее дома. Пустота в моей жизни грызла меня, огромная, зияющая дыра, и я сама ее вырыл.

Я опустил голову на руки.

— Все в порядке? — спросил глубокий голос.

Я поднял глаза и увидел Джона Сойера в дверях своего кабинета. — О, привет, Джон. Заходи.

Он вошел в мой кабинет. — Уже почти пять. Почему ты до сих пор здесь?

— Я мог бы спросить тебя о том же. Я закрыл свой ноутбук и жестом указал на стулья напротив меня. — Присаживайся.

Он опустился в одно из них и выдохнул. — Я уже ухожу. Моя жена заставила меня пообещать, что я больше не буду работать до пяти, по крайней мере, зимой.

— Неплохая идея.

— У нее столько идей о том, как провести зимние вечера, расширяя кругозор и укрепляя здоровье. И она все время говорит мне о пенсии. Хочет больше путешествовать. Он покачал головой, провел рукой по своим серебристым волосам. — Теперь на ее стороне Хлоя и Эйприл. Они все объединились против меня. Пытаются выгнать меня.

Я засмеялся. — Я не знал об этом.

— Это правда. Вот увидишь, — ворчал он. — Твои дочери вырастут и будут против тебя, Мак. Они кажутся такими милыми и невинными, держат тебя за руку, когда переходят улицу, а потом ты моргаешь, и они уже выросли, со своими собственными идеями о том, как вести дела, и своим мнением обо всем, что ты делаешь или не делаешь… Он щелкнул пальцами. — Это происходит вот так.

Я уже мог увидеть, как это происходит с моими детьми, поэтому я знал, что он прав. — Да. Время движется слишком быстро.

Сойер снова вздохнул. — Это точно. И я полагаю, что ты должен максимально использовать то время, которое у тебя есть.

Я посмотрела на него с беспокойством. — У тебя все в порядке со здоровьем?

Он пренебрежительно махнул рукой. — Да, у меня есть некоторые проблемы с давлением, и старое сердце понемногу изнашивается, но ничего такого, серьезного.

— Это хорошо.

Он оглядел мой кабинет, и тишина стала немного неловкой. Знал ли он о нас с Фрэнни? Знал ли он, что все кончено? Я чувствовал, что должен извиниться перед ним, что воспользовался его доверием и щедростью. Я пытался придумать, как выплеснуть это из души, когда он снова заговорил.

— Знаешь, Мак, ты для нас как член семьи. Он поднял фотографию меня и девочек, на которую я смотрел раньше, и положил ее себе на колени.

Его добрые слова были для меня как удар в живот. — Спасибо, сэр.

— И я надеюсь, ты знаешь, что тебе здесь всегда рады.

— Спасибо. Я… Я прочистил горло. Я очень рад быть частью этой команды.

Он поднял на меня глаза. — Это больше, чем команда.

Я кивнул. В горле пересохло, я не мог говорить.

Положив фотографию обратно на стол, он сказал: — У меня никогда не было сыновей, и мой зять бывает здесь нечасто, так что если ты захочешь поехать на рыбалку, охоту или еще куда-нибудь, дай мне знать. Если я немного сбавлю темп, у меня появится свободное время. Я бы хотел заполнить его тем, что мне нравится, проводя время с людьми, которые мне дороги.

— Звучит как план.

Я попытался улыбнуться, но чувствовал себя дерьмово. Я не заслуживал его доброты после того, что я сделал с Фрэнни. Я не заслужил, чтобы он называл меня семьей, предлагал поехать со мной на рыбалку или считал меня приемным сыном. Неужели это был его способ сказать мне, что он не против отношений между мной и его дочерью? Черт возьми, я этого не заслужил! Мне почти хотелось, чтобы он набросился на меня с красным лицом в гневе, с яростью говоря о том, что я не могу так с ней обращаться и это не сойдет мне с рук. Мне хотелось, чтобы он ударил меня.

Я приехал домой на взводе. Фрэнни едва взглянула на меня, прежде чем обнять детей на прощание и исчезнуть в прихожей, чтобы надеть сапоги и куртку. Я снова последовал за ней.

— Ты сказала им что-нибудь о том, что не вернешься? спросил я.

— Нет. Она натянула сапоги. — Ты сказал мне не делать этого.

— Я знаю. Я скажу им сегодня вечером. Я сегодня разговаривала с агентством. Они сказали, что найти няню на замену к следующей неделе не составит труда.

— Хорошо.

Она застегнула куртку и надела шапку. Сегодня она снова заплела волосы в косички, и почему-то от этого мне стало еще грустнее. Я больше никогда не почувствую запах ее волос. Не буду расчесывать их. Не увижу, как они рассыпаются по моей подушке, свисают над моей грудью, каскадом спускаются по ее обнаженной спине.

Я засунул руки в карманы, мое сердце болело. — Тогда, наверное, увидимся.

Она едва взглянула на меня, прежде чем выйти, закрыв за собой дверь. Несколько сумасшедших секунд я пытался придумать какую-нибудь причину, любую причину, чтобы побежать за ней, задержать ее здесь еще немного. Но я не смог.

Вместо этого я пошел в гостиную, отодвинул занавеску и выглянул в окно, наблюдая, как она садится в машину. Она завела двигатель, но не тронулась сразу. Я подумал, может быть, она разговаривает по телефону или пишет кому-то сообщение, но потом она опустила лицо в руки, и я понял, что она плачет.

Моя грудь словно разделилась на две части.

— Папа, что ты делаешь? — спросила Фелисити, подойдя ко мне сзади.

— Ничего, — ответил я, позволяя занавеске снова опуститься на место. — Нет, ты смотришь на Фрэнни, — сказала она, запрыгивая на диван и снова отодвигая занавеску. Затем она задохнулась от удивления. — О, она плачет!

— Она плачет? Тут же две другие девочки запрыгнули на диван и повернули шеи, чтобы лучше видеть.

Я отдернул занавеску перед ними. — Я не знаю.

— Она плачет, я вижу, — сказала Милли. — Мы должны пойти к ней. Вдруг ей нужна помощь?

— Нет! крикнул я. — Оставьте ее в покое!

Все три девочки удивленно посмотрели на меня.

Я провел рукой по волосам и понизила голос. — Иногда взрослым бывает грустно. С Фрэнни все в порядке.

— Откуда ты знаешь? упорствовала Милли. — Она ничего не говорила нам о том, что ей грустно.

— Потому что я знаю, — огрызнулся я. Я подумал о ее добром, доверчивом отце и его добрых словах в мой адрес сегодня и почувствовала себя еще хуже.

— Это ты заставил ее грустить? спросила Уинни, ее тон был обвиняющим. — Ты на нее накричала? Когда ты кричишь на меня, мне становится грустно.

— Мне тоже, — добавила Фелисити. — А ты много кричала на этой неделе.

— Почему ты накричала на Фрэнни? Милли скрестила руки на груди. — Мы любим Фрэнни. Ты должен извиниться. Ты, наверное, напугала ее!

— Ради всего святого, Милли, я не кричал на Фрэнни!

— Теперь ты кричишь на меня.

— Нет, не кричу! крикнул я.

Уинни начала плакать и побежала вверх по лестнице. Фелисити и Милли обменялись взглядами, которые говорили: ОМГ, папа сходит с ума.

— Послушайте, — сказал я, стараясь сохранять спокойствие. — Иногда папы кричат. Это не значит, что они не любят своих детей. Это просто значит, что у них был плохой день.

— Фрэнни говорит, что от объятий плохой день становится лучше, — сказала Фелисити, водрузив очки на нос. — Но извини, мне сейчас не хочется тебя обнимать.

— Мне тоже. Милли покачала головой.

Вздохнув, я опустился на другой конец дивана и откинула голову назад. Закрыв глаза. — Мне жаль, девочки. Это была тяжелая неделя.

Они молчали несколько минут. Я подумал, что они, возможно, даже ушли наверх, но когда я открыл глаза, они все еще были там и смотрели на меня. Тогда у меня возникла идея.

— Фрэнни грустит, потому что она больше не может быть вашей няней, — сказал я.

Они посмотрели друг на друга, а затем на меня, их лица выражали смесь шока и паники. — Что? Фелисити заплакала. — Почему?

— Потому что она нашла новую работу в кофейне, и у нее будет больше рабочих часов.

— Она больше не работает с вами в Кловерли? спросила Милли.

Я покачал головой. — Нет.

— И мы больше никогда ее не увидим, — сказала Фелисити, слезы наполнили ее глаза.

— Она обещала прийти на мой показ мод, — запротестовала Милли, ее голос надломился. — Это завтра. Она же придет? Я выдохнул, снова откинув голову назад. Я совсем забыл об этом чертовом показе. — Я не знаю. Наверное, нет.

Они обе начали плакать, и это заставило меня снова вспыхнуть. Я тоже потерял ее, но я не плакал, хотя мне хотелось.

— Прекратите, вы обе, — огрызнулся я. — Плакать не о чем. Она просто слишком занята, чтобы приходить сюда.

Это заставило их всхлипывать сильнее, и Фелисити вытерла нос рукавом. — Это несправедливо, — рыдала она.

— Если вы собираетесь плакать, поднимайтесь в свои комнаты, — приказал я, как людоед, которым и был. — Я не хочу этого слышать.

Они соскочили с дивана и побежали наверх, и через мгновение я услышал, как хлопнули две двери. Сверху доносились звуки причитаний и отчаяния.

— Отлично, — пробормотал я. — Гребаный отец года.

Я сидел там с минуту и слушал, как рыдают мои дети, и жалел, что не могу выплакаться сам. Эта неделя была для меня сплошным страданием и стрессом. Небольшая разрядка сейчас была бы чертовски кстати.

Но я не мог. Я должна была извиниться перед своими детьми, съесть с ними мороженого и обнять их — если бы они позволили мне это сделать.

Посидев так некоторое время, терзаясь собственной агонией, я поднялся на ноги и медленно направился вверх по лестнице, моя голова раскалывалась, нервы были расшатаны, а сердце разбито на миллион маленьких кусочков.