Непреодолимо

Глава 8 Мак

Какого хрена ты делаешь? рявкнул на меня внутренний голос. Прекрати трогать ее!

Но я оставил руку на месте, наслаждаясь ощущением колена Фрэнни, прижатого к моему бедру, представляя, что было бы, если бы моя рука оказалась под одеялом.

Я знал, что это неправильно. Я знал, что, скорее всего, попаду в ад за нечистые мысли о няне. Я знал, что меня точно уволят, если Сойер увидит, как я лапаю его дочь, но я оставил все как есть.

В конце концов, я ведь не лапал ее, правда? Это было легкое касание. Невинное. Поверх одеяла. На открытом месте. Она, наверное, даже не заметила. Она даже не смотрела на меня.

И мне было так приятно сидеть рядом с ней. Прикасаться к ней. Чтобы она была в комнате зимним вечером — еще один взрослый, с кем я мог поговорить, кто понимал. Может быть, она не могла полностью понять, каково это — быть родителем-одиночкой, но не было похоже, что она не боролась. Она знала, каково это — бояться, что ты не справляешься, переживать, что ты испортил единственный шанс на жизнь, который тебе дали. Как и я, когда меня отправили на службу, она была вынуждена задуматься о собственной смерти, а ведь она была еще ребенком.

Мое нутро сжалось, когда я представил, каково это было для нее и ее родителей. Фрэнни ценила жизнь. Она ценила такие мелочи, как хорошая еда, доброта и катание на санях зимой. Она была милой, красивой и щедрой — более чем достойной той жизни, которую ей подарили. Я хотел бы сказать ей это. Я хотела бы, чтобы она не была дочерью моего босса. Мне бы хотелось, чтобы в комнате не было моих детей. Я хотел бы разделить с ней не только это одеяло, этот диван и этот снежный вечер, но и нечто большее. На много больше. Чертовски много.

Но я был так близко к ней, как только мог.

* * *

К тому времени, когда фильм закончился, Уинни уснула. Я отнес ее наверх, успел снять с нее одежду, надеть пижаму и разбудить настолько, чтобы она смогла сходить в ванную и почистить зубы. Через несколько минут Милли и Фелисити поднялись по лестнице, чтобы надеть свои пижамы, споря о том, в чьей комнате будет спать Фрэнни. Уложив Уинни в постель и поцеловав ее на ночь, я пошел в ванную, где они продолжали препираться, пока чистили зубы, зубная паста и слюна летели повсюду. — У меня есть двухъярусная кровать, — сказала Милли. Так ей не придется спать с одной из нас.

Но моя кровать достаточно большая для двоих, — возразила Фелисити. — Она двуспальная. — На самом деле она чуть больше односпальной и недостаточно большая для тебя и взрослого, — сказал я ей.

— Кровать Милли имеет больше смысла с точки зрения пространства.

На самом деле, с точки зрения пространства самым разумным было предложить ей другую сторону моей двуспальной кровати. И если бы она перебралась на мою сторону, я бы ни капельки не жаловался.

— Привет, — прошептала Фрэнни позади меня из коридора.

Я обернулся и почувствовал, что мое лицо стало горячим, как будто она могла догадаться, о чем я думаю.

— Привет, — тихо сказал я. — Я просто собираюсь положить несколько чистых простыней для тебя на нижний ярус Милли. Может быть, она одолжит тебе что-нибудь для сна.

Она была такой миниатюрной, что я подумал, что одежда Милли может подойти, хотя у нее было гораздо больше изгибов.

Фрэнни улыбнулась. — Ах, думаю, ее вещи будут слишком малы для меня.

— Да. Ну и дела, папа. Ты думаешь, она ребенок? Позади меня тон Милли отражал закатывание глаз.

Я нахмурился, глядя через плечо на своего первенца, затем повернулся обратно к Фрэнни. — Я принесу тебе футболку. Ты не против?

Она кивнула. — Отлично. И правда, не надо никаких проблем с кроватью. Я могу спать на диване под одеялом.

— Тебе будет удобно?

— Абсолютно, — заверила она меня.

Я почесал голову. — Хорошо. Если хочешь. Я принесу тебе подушку.

— Спасибо. О, и если у вас случайно есть лишняя зубная щетка…

— Есть. Милли, не могла бы ты принести новую из ящика?"

— Конечно, папа.

— Тебе нужно полотенце или что-нибудь еще? спросил я Фрэнни, хотя я немного паниковал при мысли о том, что она будет принимать душ в моем доме.

Она задумалась на секунду. — Может быть, только маленькое, чтобы я могла вымыть лицо.

— Я принесу ей, — сказала Фелисити, выбегая из ванной и направляясь к бельевому шкафу наверху лестницы.

— Спасибо, Фелисити. Я сейчас вернусь, — сказала я Фрэнни. — Девочки, заканчивайте и ложитесь в постель. Я поднимусь пожелать вам спокойной ночи через минуту.

Спустившись вниз, я пошёл в свою комнату и стал искать чистую футболку, в которой она могла бы спать. К сожалению, мои самые красивые белые футболки были либо грязными, либо свежевыстиранными, но розовыми. Ругаясь, я порылся в ящиках и нашел темно-серую с надписью USMC на груди толстыми черными буквами. Она была выцветшей, но с минимальными потертостями и без пятен. Она утонет в ней, но, по крайней мере, так будет удобнее, чем спать в своей одежде.

О, черт. Не думай о ней без одежды.

Я схватил лишнюю подушку с кровати, бросил ее на диван по пути через гостиную и поспешил обратно наверх, где дверь в ванную была закрыта. С футболкой в руке я пожелал спокойной ночи Милли и Фелисити, поцеловав их в лоб и сказал, что люблю их. — Мы действительно можем завтра пойти на работу с тобой и Фрэнни?" — спросила Милли, зевая.

— Конечно. Если мы сможем туда добраться.

Я вспомнил, как мой двигатель отказался заводиться. Если предположить, что дело в севшем аккумуляторе, то завтра мне придется подзарядиться. — Засыпайте.

Когда я вышел из ее комнаты, Фрэнни выходила из ванной, и мы встретились в коридоре. Она оставила свет включенным, слава богу, иначе мы бы остались одни в темноте. Ее лицо было свежем, и без макияжа она выглядела еще моложе и милее.

Потому что она молодая и милая. Так что перестань думать о том, чтобы засунуть свой член ей в рот.

Я протянул ей майку. — Вот.

Она взяла ее у меня. — О, спасибо

— Я положил дополнительную подушку на диван. Мне просто нужно взять запасную наволочку для нее из бельевого шкафа. Я сделаю это прямо сейчас.

— Хорошо.

— Все одеяла все еще там.

— Хорошо. Спасибо. Она улыбнулась мне, и моя грудь сжалась так сильно, что я едва мог дышать.

Иди, придурок. Возьми наволочку. Спустись вниз. Оставь ее одну, чтобы переодеться, и убирайся к черту в свою комнату, туда где тебе и место. Потом закрой дверь и даже не думай больше выходить.

Но я стоял и смотрел на нее еще десять секунд, по бокам мои руки сжались в кулаки. Я так чертовски сильно хотел поцеловать ее. Хотя бы раз, чтобы узнать, какими будут эти сладкие маленькие губы. Подержать ее в своих объятиях. Я задался вопросом, насколько это было бы неправильно, по шкале от одного до десяти. Семь? Восемь?

Я засунул руки в карманы.

Она оглянулась через плечо на ванную. — Думаю, мне нужно переодеться.

Я кивнул. — Хорошо. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи. Она вошла в ванную и закрыла дверь, а я опустился на пол со вздохом облегчения.

Черт. Я было близко.

Затем я побежал к бельевому шкафу, схватил запасную наволочку и спустился по лестнице по трое за раз. Я должен был выйти из гостиной к тому времени, когда она спустится.

Проблема была в том, что я не умею менять наволочки. Снять старую я могу прекрасно, а вот надеть новую — нет. Через три минуты я был взволнованым, потным и все еще пытался запихнуть эту толстую гребаную подушку в наволочку — почему, черт возьми, это было так трудно? Почему она лежала боком? Неужели чехол уменьшился в сушилке? Ругаясь, я включил лампу и попытался снова. Конечно, она спустилась на цыпочках по лестнице как раз вовремя, чтобы увидеть, как я борюсь с подушкой. Хихикая, она положила свою одежду на диван и потянулась к ней. — Что здесь происходит, она сопротивляется?

— Да. Я с радостью отдал ее, внутренне застонав при виде ее в моей майке. Она была ей велика — подол доходил почти до колен, — но это, наверное, было хорошо. Мне не нужно было видеть ее голые ноги.

— Вот. Она без труда надела наволочку.

Я покачал головой. — В чем секрет? И почему кажется, что только женщины знают его?

Она обняла подушку и хитро улыбнулась. — Я никогда не скажу.

Боже, она была милой. И сексуальной. И очень, очень близко. Шторы были закрыты, и горела только одна лампа, создавая в комнате интимную атмосферу. Под снегом дом был сонным и тихим, и мы были одни — что бы ни случилось, это будет нашим секретом. Мои мысли устремились в опасное место. Мое сердце делало что-то страшное в груди.

Ничего не может случиться, сказал я себе. Ничего.

Но вместо того, чтобы отступить от нее и лечь спать, как я должен был, я потянулся за подушкой, которую она держала, и бросил ее на диван.

Ее улыбка померкла.

Я придвинулся ближе к ней. Я взял ее лицо в свои руки. Я провел большим пальцем по ее мягким розовым губам.

— Ты должна сказать мне, чтобы я ложился спать, — тихо сказал я.

— Почему? — прошептала она.

— Потому что если ты этого не сделаешь, я тебя поцелую.

Ее руки скользнули по моей груди, и она поднялась на цыпочки. — Мак. Поцелуй меня.

Я опустил свой рот к ее рту, поклявшись, что поцелую ее только один раз — один раз, чтобы узнать, каково это.

Конечно, это было до того, как она приоткрыла губы и пригласила мой язык между ними. Это было до того, как она обвила руками мою шею и прижалась своей грудью к моей. Это было до того, как мои руки двинулись вниз по ее талии и забрались под низ моей майки. И это было задолго до того, как она вскочила и обхватила меня ногами, умоляя мои руки проникнуть под ее задницу, ту задницу, о которой я думал весь день.

Потому что после этого я был в жопе.

Мой член был тверд как камень. Адреналин бурлил. Моя сила воли распалась.

Я попятился назад на диван и усадил ее к себе на колени так, что она оказалась на моих бедрах. Мои руки забрались под ее майку, а ее руки скользнули в мои волосы. Она тихо, умоляюще вздохнула, когда я накрыл ее груди своими ладонями и погладил большими пальцами ее соски. Ее голова упала на одну сторону, и я провел ртом по ее горлу, пробуя на вкус ее кожу. Мой член дергался, зажатый между нами.

Она взяла мою голову в руки и вернула мои губы к своим, покачивая бедрами, терлась об меня.

О, Боже. Это становилось опасным. Если она продолжит так тереться об меня еще одна минута, и я смущу нас обоих, взорвавшись как ракета, а я этого очень не хотел.

— Фрэнни. Я положил руки ей на плечи и мягко подтолкнул ее назад. — Мы должны остановиться.

— Из-за детей? — спросила она, задыхаясь.

— Потому что это неправильно. На самом деле, я совсем забыл о детях, что было еще одним признаком того, что это была не очень хорошая идея. Это убивало мои мозговые клетки. — Потому что ты моя коллега и няня. Потому что ты дочь моего босса. Потому что я намного старше тебя. И потому что если ты не перестанешь так двигаться, что-то случится.

— Я не против.

— В моих штанах.

Она слегка рассмеялась. — Я поняла, что ты имел в виду. Но это не обязательно должно происходить именно так. Мы могли бы… Она колебалась, а когда заговорила снова, ее голос был более мягким, робким. — Мы могли бы пойти в твою спальню.

Я застонал. — Нет. Мы не можем.

— Но я хочу. Я давно хочу этого.

— Черт, не говори так.

— Почему нет? Это правда.

Я покачала головой, поклявшись оставаться сильным. — Нет.

— Но…

— Нет. Собрав все свою силу воли, которая у меня была, а может и не было, я поднял ее, посадил рядом с собой и встал. — Никаких "но".

Она подняла на меня глаза. — Ты не хочешь?

— Господи. Конечно, хочу.

На самом деле, мой стояк отказывался сдаваться, и мне пришлось поправить себя в штанах.

Ее выражение лица говорило, что она забавлялась, наблюдая за мной, ее глаза рассматривали очевидную выпуклость в моей промежности. — Тогда что тебя сдерживает?

— Все то, что я только что сказал!

Мне стоило большого труда сдержать свой голос. Я был зол и хотел кричать — не конкретно на нее, а вообще. На ситуацию. И определенно на себя. Я провела рукой по волосам. — Прости меня, Фрэнни. Я не должен был целовать тебя. Это моя вина.

Она покорно вздохнула и покачала головой. — Нет, это не так.

— Это так. Я едва мог смотреть ей в глаза, но я заставил себя. — У меня была одна задача — надеть эту чертову наволочку на подушку и лечь спать. Вместо этого я воспользовался тобой.

Она удивленно закатила глаза. — Пожалуйста, Мак. Ты не воспользовался мной. Если бы я не умирала от желания, и не хотела чтобы ты меня поцеловал, я бы осталась наверху, пока не убедилась, что ты в своей комнате. Или, по крайней мере, не снимал бы штаны.

— Наверное, тебе следовало бы.

Она кивнула и посмотрела вниз на свои колени, которые были прижаты друг к другу. — Прости.

Я попытался унять дрожь в голосе. — Ты слишком молода, Фрэнни. И если бы мы позволили этому зайти дальше сегодня вечером, мы бы оба пожалели.

— Слишком молода! Мне двадцать семь.

— А мне тридцать семь.

Она подняла подбородок. — Меня не волнует разница в возрасте.

Я пыталась придумать, как еще выразить то, о чем я думаю. — Я только пытаюсь защитить тебя.

— Не надо, — жестко сказала она. — Не говори так. Я так устала от того, что мне отказывают в том, чего я хочу, и говорят, что делают это для моего блага. Я не ребенок, Мак. Мне не нужна твоя защита. С этими словами она сердито схватила подушку, закинула ее на один конец дивана и улеглась, набросив одеяло на ноги.

Мне было одновременно грустно видеть, как они исчезают, и радостно, что их больше не видно.

— Спокойной ночи, — сказала она, натянув одеяло до подбородка и закрыв глаза.

Смирившись с тем, что нет способа выйти из этой ситуации изящно — особенно с массивной, упрямой эрекцией, — я выключил лампу и вышел из комнаты.

В своей спальне я закрыл дверь и сел на край кровати, уперев руки в колени.

Черт, — прошептал я, зажмурив глаза. Почему мое нутро сводило? Разве я не поступил правильно? Разве я не отбросил свои собственные желания? Разве я не поступил именно так, как хотел бы, чтобы поступил другой мужчина, если бы Фрэнни была одной из моих дочерей через много лет? Я плюхнулся обратно на кровать и закрыл глаза рукой.

Господи. Я не хотел думать о своих дочерях в будущем. Я не хотел думать о них сейчас. И я не хотел относиться к Фрэнни так, будто она одна из них — потому что я видел ее совсем не так. Но это было неправильно — хотеть. Я не мог переступить через это.

В конце концов, я стащил себя с кровати и потащился в ванную, чтобы почистить зубы. Затем я разделся до нижнего белья, натянул треники, выключил свет и забрался под одеяло в одиночестве, таким, я вероятно, и останусь до конца своей гребаной жизни.

Вот только… я не мог перестать думать о ней. Эти голые ноги под подолом моей майки. Вкус ее поцелуя. Запах ее волос. Твердые кончики ее грудей под моими ладонями. То, как она расположилась на моем теле и двигалась сидя на мне.

Мой член был таким твердым, и мне было бы так приятно оказаться внутри нее. Мое тело отчаянно требовало разрядки. И она тоже хотела этого, не так ли? Может быть, она была так же одинока, как и я. Может быть, она просто искала немного общения. Немного веселья. Связи.

Я заколебался. Что может быть плохого? Мы ведь были двумя взрослыми людьми и делали это по обоюдному согласию, не так ли? Может быть, один раз будет приемлемо. Может быть, мы могли бы пережить один момент безумия, а потом вернуться к нормальной жизни. Может быть, все, что мне было нужно, это выкинуть это из головы.

И я так устал от ощущения, что вся моя цель в жизни — быть ответственным человеком. Раньше я была непредсказуемым. Я была смелым. Я рисковал, действовал инстинктивно, говорил: К черту последствия.

Мои ноги коснулись пола, и не успел я опомниться, как открыл дверь своей спальни и двинулась в темноту.