Прошло около двух часов после того, как священник Кастоллак ушел. Бью сидел в комнате наверху, размышляя о том, куда их в конце концов приведет жизнь, когда в проеме на потолке показалось смуглое лицо Сина. Бью озабоченно посмотрел на него. Становилось все холоднее. Может быть, отдать ему одеяло со своей постели? С некоторых пор он узнал, что вдвоем спать теплее, чем одному.
— Тебе не холодно, Син? А то возьми одеяло с моей постели.
— Не надо. Здесь все-таки гораздо уютнее, чем в каютах на корме… или в тюремных камерах, — сказал Син, усмехнувшись. Дребезжание оконных рам под порывами ветра заглушало голос Сина. Несколько минут назад он поднялся по веревочной лестнице в люк на потолке, который был сделан почти сто лет назад. — Может быть, поспишь эту ночь наверху? — добавил Син с улыбкой.
— Нет, не думаю, — сказал Бью, также улыбаясь в ответ.
Син начал поднимать веревочную лестницу.
— Тогда спокойной ночи. И поблагодари сестру за эти утки. Они были очень изысканны. Не многие женщины умеют так готовить утку. Большинство из них жарят ее до появления коричневой корки, и она становится жесткой, как копыто дьявола. Ну, спокойной ночи. — И он закрыл люк.
— Спокойной ночи.
Когда Бью спустился по лестнице в гостиную, порыв ветра потряс всю гостиницу и под дверь влетел лист, легко пронесшийся по полу. Свеча в руке Бью была закрыта стеклянным колпаком, защищающим от ветра, иначе она погасла бы. Внизу, в лагуне, стая мечущихся на ветру гусей вызывала недовольные крики тех, кто уже устроился на ночлег. Этой ночью крики гусей звучали особенно жутко и беспокойно. Может быть, капитан Маскелайн и его спутники спугнули их по дороге.
Бью охватило чувство подавленности, которое часто испытывают заблудшие люди. Ему хотелось бы научиться жить так, как Кейт, занимаясь делами в настоящем и готовясь к будущему. Ей-богу, несмотря на то, что недавно произошло, эта женщина просиживала ночи напролет, только что не в тюрьме, планируя, как поправить дела. Она все время говорила о начале дела в Америке, ее «Новом Свете». Он подумал о своем отце. Его отец был таким же, но тогда было другое время. Тогда жизнь была простой и понятной.
Бью глубоко вздохнул и нахмурился. Ясно было одно. Он не мог мириться с Кейт, хотя много заботился о ней и уважал ее деловые способности. Он должен держать бразды правления в своих руках, даже если она не соглашается с ним. Рано или поздно она поймет это. Чем больше он думал об ее упрямстве, тем больше негодовал. Бью часто думал, какого мнения должен быть ее брат о человеке, который не может управлять своей женщиной? Он должен заставить ее понять кое-что, прежде чем они задуют свечу этой ночью.
Бью задержался на кухне на несколько минут, после того как обнаружил, что Кейт там нет.
Он медлил, стараясь придать себе вид суровой вежливости и непреклонности, прежде чем сделать серьезное заявление. Затем, заслонив лампу рукой, направился в столовую. Благодаря слабому свету камина он обнаружил Кейт в темноте и был доволен, что она еще не ушла в свою спальню. Там она имела способ отвлечь мужчину от серьезных мыслей.
Бью решился.
— Кейт, я хочу…
— О, дорогой. — Она подошла к нему скользящей походкой. — Я думала, ты никогда не спустишься.
— Но Кейт! — Бью отчаянно пытался снова начать разговор, путаясь в словах.
Его решимость исчезла. Теперь он ни о чем, кроме Кейт, не мог думать. Она стояла перед камином вполоборота. На ее сияющем лице застыло ожидание. Когда Бью впервые встретил ее, он не мог представить, что ее черты могут быть такими выразительными. Мерцающие в камине угли делали более густым цвет ее слегка открытых влажных губ, одновременно подчеркивая судорожные движения ее грудей.
Закрыв за собой дубовую дверь, Бью поставил свечу и простонал:
— Кейт… я… я…
— О Господи, ты так прелестна! Невыносимо прелестна!
— Ты тоже, я всегда так считала, — пробормотала она. Ее темные глаза светились. Медленно она раскрыла свои нежные объятия, слегка откинув голову.
Он замер от восхищения и изумления. Шнурки ее корсета свободно свисали, а верх блузки, отделанной рюшами, скользил все ниже и ниже, обнажая гладкие плечи. Тепло камина, нагревая его спину, проникало внутрь горячими волнами и, казалось, передавалось его ладоням, крепко прижатым к ее талии. Он не видел и не догадывался, что она улыбалась через его плечо.
Как мужчина, он понимал, что не должен выдавать свои чувства. Сколько раз с тех пор, как они впервые занялись любовью, Кейт пыталась вмешаться в то, что он хотел сделать, как будто она все еще была его капитаном и командовала им, хотя ее об этом никто не просил… о, черт! Но спорить с ней было все равно что противостоять силам природы. Такие моменты, как этот, лишали его присутствия духа. Они были такими неожиданными и противоречивыми. Несколько недель назад не было даже намека, что такая пылкая страсть может таиться в этой занятой делами, уравновешенной женщине, которая командовала «Золотой Леди» и управляла гостиницей.
Своими порывами она изумляла его. Если бы та деревянная русалка, которую Ол'Пендин вырезал на носу «Золотой Леди», сошла со своего пьедестала и закружилась бы в вихре разгула, это не вызвало бы большего удивления.
— О, Бью, мой мужчина, — послышался ее трепетный шепот.
Она улыбнулась ему, и он мог поклясться, что в глубине ее глаз притаились огоньки. Когда-то давно, в Луизиане, когда он ходил на охоту с отцом, он заметил похожие искорки в глазах гончего пса, лежащего у костра.
Когда он склонился к ней, притихшей и трепещущей, распущенная блузка соскользнула, обнажив се руки до локтей. Он прижался лицом, пылающим, как на августовском солнце, к глубокой ложбинке между ее высоких твердых грудей. Легко, как порхающие бабочки, ее пальцы коснулись его темных вьющихся волос и развязали черную ленту, стягивающую их на затылке. Все хорошо, подумал Бью. Теперь они партнеры в поисках бриллианта Мухьюна. Теперь ему больше нечего опасаться ее. Он начал говорить глухим, настойчивым голосом:
— Я люблю тебя, дорогая, и мы вместе построим твой корабль в Америке и начнем новую жизнь. Если корабль будет быстроходным, как ты говоришь, мы вскоре будем иметь небольшую флотилию торговых судов и… огромный склад товаров и… все, все!
Послышался ее тихий, нежный смех.
— О, Бью, я верю в тебя, и мы добьемся успеха, я чувствую это. И я буду довольна всем, что бы мы ни делали.
Внезапно она закружилась, так очаровательно взъерошенная, тщетно придерживая свою падающую блузку и одновременно подхватив свечу. На верхней ступени лестницы, ведущей в ее спальню, она остановилась, бросив на него через обнаженное плечо озорной взгляд.
— Сколько у меня сегодня нижних юбок?
Улыбаясь, Бью задумался:
— Так. Вчера было три, позавчера пять. Четыре?
— Совершенно верно, мистер де Ауберг, — сказала Кейт и задула свечу.