Неуловимая невеста

Глава двадцать первая

После приезда в Лондон прошло три недели. Три долгих, необыкновенно оживленных недели. Три недели полного отчаяния. Джулиан задумчиво погладила щеку веером. Элегантнейшая вещичка, купленная у мадам Шарбоне, портнихи леди Кэттерик, была составлена из белых, мягких страусовых перьев. Джилли стояла, слегка прислонившись к пальмовому дереву в бальной зале в доме миссис Уэнби. Собрать так много пальм – это было очень недешево, зато комната приобрела модный экзотический вид.

Экраны, украшавшие стены длинной залы, были расписаны мастером немалого таланта и изображали сцены из восточной и индийской жизни. Кресла, стоявшие вдоль стен, были сделаны из бука, но раскрашены и покрыты резьбой, имитирующей бамбук. Драпировки на стенах, оттеняющие море красок, а также натянутые из угла в угол по диагоналям оштукатуренного потолка, были из прекрасного, невесомого шелка. Полученный эффект был просто гипнотическим, тем более, что миссис Уэнби попросила дам, приглашенных на вечер, постараться тоже выглядеть экзотично, надев тюрбаны, а джентльменов – опоясаться яркими шелковыми платками. Почти костюмированный бал. Зрелище было восхитительным. И Джулиан просто зачаровало все это, а участие в действе всех гостей лишь увеличивало оживление, царившее вокруг. В свете трех ярко горевших люстр пары кружились и двигались в звуках изысканного вальса, и, наконец, все желтые, синие, розовые, зеленые и лавандовые цвета ярких деталей костюмов слились в живую панораму восточного волшебства.

Сердце замирало в груди, потоки цвета и намек на далекие страны овладели ее воображением. Она закрыла глаза и увидела раскинувшийся перед ней океан, она ощущала, как корабль взлетает на волнах, руки ее вцепились в поручни, лицо поднято навстречу дымке моря. Ей всегда хотелось побывать в необычных, чужих краях, увидеть людей, чей цвет кожи ярче и темнее, ощутить свежесть сильных муссонных дождей, обрушивающихся на леса с замирающей на это время жизнью. Услышать издалека, как воют и рычат невиданные животные, скрывающиеся в густой растительности джунглей.

– Карлтон унижает сам себя, – шептал гнусавый голос леди Кэттерик, довольной, что все идет по ее плану. – На вашем празднике, Генриэтта, он стоял за колоннами в нижней зале и смотрел, как мисс Редмир спускается по лестнице. Он не замечал никого из присутствовавших дам, а с нее глаз не спускал.

Поток мечтаний Джулиан был прерван самым поразительным образом. Одного упоминания имени Карлтона было достаточно, чтобы она обратила внимание, кто его произнес, сочетание его имени с ее собственным тотчас остановило спокойный ход ее мыслей, и сердце мучительно забилось.

Раскидистые листья большого пальмового дерева отделяли Джулиан от леди Кэттерик. Глядя сквозь них, она могла видеть затылок леди Кэттерик в оранжевом шелковом тюрбане, перевитом тонкой янтарной нитью. Черные кольца ее парика выбивались из-под тюрбана. Разумеется, это было неразлучное трио – по обе стороны от самой модной лондонской дамы, внимая ей, стояли миссис Уэнби и миссис Балмер.

Приехав сюда, Джилли кое-что поняла. Никто не был так популярен, как эти три дамы. Все, за исключением, может быть, нескольких патронесс Элмакской Ассамблеи, прислушивались к ним и раскланивались более учтиво, чем с другими. Она подумала, что если бы теперь сама королева попыталась возразить этим дамам, то ее мнение было бы полностью отвергнуто в пользу леди Кэттерик, миссис Уэнби и миссис Балмер.

Она отлично помнила тот эпизод, о котором упомянула ее светлость. Она спускалась по лестнице, но пройдя три ступеньки, заметила, к своему ужасу, что появился лорд Карлтон. Поймав ее взгляд, он нарочно отошел от колонны, возле которой стоял, и всем своим видом пытался привлечь ее внимание. Он выглядел великолепно в черно-белом вечернем костюме, его платок завязан, как обычно, изящнейшим образом, его черные волосы причесаны в непринужденной манере, всегда напоминавшей ей Корсара… Он был так красив, слишком красив.

Колени ее задрожали. Раньше она решила делать вид, что не замечает его, кроме тех случаев, когда вежливость потребовала бы все же ответа. Спустившись до середины лестницы, она посмотрела ему в глаза, как она считала, исключительно подчиняясь его воле. Она не могла не взглянуть на него, хотя и боялась этого. Как будто он пытался силой своих чувств проникнуть в ее сознанием. По всей лестнице прошелестел шепот, и она оторвалась от его взгляда, лишь услышав свое прозвище, неоднократно повторенное в этом шепоте. Неуловимая невеста.

Вся ее прежняя обида вернулась к ней.

Слава Богу, что милый Бартоломью, отпрыск миссис Уэнби, стоял у подножья лестницы, готовый спасти ее от близости Карлтона. Он быстро увлек ее в бальную залу и немедленно подвел к группе, составлявшейся для кадрили.

Ей не хотелось вспоминать то, о чем говорила леди Кэттерик, но, как ни странно, ей хотелось услышать еще что-нибудь о Карлтоне. Она прижала мягкие перья веера к лицу, как будто могла тем самым остановить дрожь, нетерпеливо пробежавшую по щекам. Она вжалась в дерево, так напряженно вслушиваясь, что не заметила, как один колючий, тугой пальмовый лист слегка сдвинул белый шелковый тюрбан на ее голове. Тюрбан был перевит также и темно-зеленым шелком, а три фута белого были оставлены свободным шлейфом, который она могла обернуть вокруг шеи и закинуть за плечо. Она поправила тюрбан и легко устроила шлейф в виде элегантного шарфа.

– А на балу у герцогини Йоркской, – прочирикала миссис Уэнби, – Карлтон дважды пытался пригласить мисс Редмир, а сам отказывал всем другим дамам, и довольно невежливо. А потом он встал у стены, как скучающий молокосос, и смотрел на Джулиан уныло, просто а ля Байрон. Правда, он был просто очарователен! Интересно, как долго наша неуловимая невеста сможет выдерживать его штурм?

Опять это навязчивое прозвище! Джулиан увидела, как веер миссис Уэнби начал быстро трепетать возле синего шелкового тюрбана, словно сказанная ею речь невероятно взволновала ее. Она продолжала:

– Но какой он мужчина, до чего красив! Будь я снова молодой, о, Боже, о, Боже!.. Но она никогда не сможет его простить. Он совершенно уничтожил ее гордость! Почему никто никогда не думает, что у женщины тоже есть гордость, почему считается, что гордость – принадлежность только мужчин? Я бы никогда не смогла простить ему такого бессовестного обмана.

– И я тоже! – пробасила миссис Балмер.

Джулиан вспомнила лорда Карлтона у стены в бальной зале герцогини Йоркской. Как странно она себя чувствовала, кружась возле него, ведомая уверенным Горацием Балмером под хмуро-мрачным выражением серых глаз Карлтона, устремленных на нее так, словно больше никого он не видел. Она не в состоянии была слушать болтовню Горация о новой паре лошадей, которую он тем утром приобрел у Таттерселла. Даже оторвав взгляд от Карлтона и устремив его пристально на изумрудную булавку, красовавшуюся в складках шейного платка мистера Балмера, она продолжала видеть то, что владело ее воображением, – лицо Карлтона, его позу с надменно сложенными на груди руками, его серые глаза, которые смотрели на нее. И только на нее.

Грубый голос миссис Балмер, пониженный до сиплого шепота, вернул Джулиан из задумчивости.

– А кто-нибудь из вас видел, как глупо вел себя Карлтон в Вауксхоллских садах неделю назад?

– Конечно! – воскликнули обе ее подруги.

– О, дорогие мои, – продолжала она, не повышая голоса, – Я никогда прежде не видела, чтобы мужчина так далеко заходил, преследуя женщину. Он буквально принуждал ее согласиться танцевать с ним. А его костюм, пусть и уместный там, но такой нелепый! Он был одет шутом с бубенцами на шапке и на кончиках дурацких зеленых башмаков. И та полумаска, которую он надел, вряд ли могла оставить его личность в тайне. Он ходил за ней по всем аллеям, даже когда мой дорогой Гораций повел ее к реке смотреть фейерверк. Разумеется, я все могла бы ему простить, но не его издевательства над моим сыном, когда он сказал, что тот похож на страуса с руками!

Леди Кэттерик, не таясь, расхохоталась и сказала:

– Очень забавно, в нем и впрямь есть что-то от большой птицы!

– Не вижу ничего смешного!

– Но вы должны признать, – сказала миссис Уэнби, – что Гораций выглядел не лучшим образом. А его ноги – как две трости! Вы должны быть довольны, что в моде панталоны. Помню, когда я еще была девочкой, мама говорила мне, что я не должна обращать внимания на мужчину, если у него некрасивые ноги. В ее время стройные ноги считались признаком породы…

– Я всегда полагала, что у вашей матери были чудаковатые суждения! – возразила миссис Балмер. – Но у каждого свои причуды. Вот моя мать говорила, что нужно избегать молодых людей с веснушками! Миссис Уэнби ахнула:

– Как смеете вы говорить это мне, у моего Бартоломью веснушки совершенно незаметны. Кроме того, у него их стало меньше с тех пор, как мы их мажем на ночь мятой клубникой… Над чем вы смеетесь? Позвольте сказать вам…

Джулиан перестала слушать. Их беседа расстроила ее. Она не могла не вспомнить, насколько и впрямь нелепым казался Карлтон в костюме придворного шута, прикрыв лицо символической полумаской. Даже глупец мог узнать его. Она вздохнула. Маскарад в Вауксхолле, казалось бы, должен был поднять ее дух. Но настойчивость Карлтона довела ее до такого лихорадочного состояния, что к тому времени, когда она попросила маму ехать домой, у нее страшно болела голова, и она на два дня слегла в постель.

Она написала Карлтону записку с просьбой оставить ее в покое. Она подтвердила свое решение никогда не возобновлять их помолвку. Сколько раз уже с тех пор, как она появилась в лондонском обществе, он ей предлагал свои извинения? Десять раз или несчетное множество? Сколько раз уже он признавался, что любит ее так сильно, что ради нее сделает все, но никогда не оставит ее? Дважды он стоял перед ней на коленях. И каждый день он посылал ей цветы, так много, что в доме отца уже пахло, как в цветущих лощинах в середине лета.

Но самая мучительная встреча произошла в музее не далее как вчера. Она узнала, что Тернер выставляет свои замечательные акварели, и ей очень хотелось их увидеть. Каким образом Карлтон узнал о ее намерении, осталось для нее загадкой, хотя она и подозревала, что он подкупил дворецкого лорда Редмира или экономку, которые относились к нему с большим почтением.

Она стояла перед картиной, кажется, это был «Переход Ганнибала через Альпы», когда он подошел к ней сзади и стал шептать ей на ухо о своей любви. Возможно, отчасти потому, что она была очарована красотой картины, или же потому, что незабываемое ощущение его дыхания возле ее щеки вызвали дрожь волнения, пробежавшую по телу, но какова бы ни была причина, она слегка пошатнулась. Он поймал ее в свои объятия, задержав надолго, словно она упала в обморок. Лишь через минуту он отвел ее к креслу в соседней комнате. Он опустился возле нее на колени, умоляя сказать, как она себя чувствует, хочет ли она, чтобы ее служанка послала за каретой, может ли он сопровождать ее домой, и позволит ли она ему убедиться, что добралась благополучно.

Она кусала губы, чувствуя, как воспоминания жгут глаза слезами. Она прошептала:

– Вы уже однажды говорили мне все это или что-то очень похожее. Поймете ли вы наконец, что моя любовь к вам умерла, что она погибла в Айлингтоне, когда я узнала правду? Почему же вы, милорд, отказываетесь признать, что ваши поступки повлекли за собой последствия, которых вы не можете изменить?

– Я никогда не поверю, что ваша любовь умерла, – сказал он, положив руки ей на плечи и заглянув ей в глаза, – Я не могу не понимать, что ваше доверие ко мне, ваша вера в мою искренность были разрушены, но не ваша любовь. Я читаю ее в ваших глазах, Джулиан…

– Вы ошибаетесь, – тускло ответила она. Каким неживым было все внутри нее в эту минуту. Она вспомнила, что должна добавить еще кое-что: – Вам лучше постараться найти себе другую невесту, пока не поздно. Я знаю, вы должны жениться до конца апреля, но ничем не могу вам помочь.

Он ничего не ответил, но она увидела, как оскорбленное выражение появилось и тотчас погасло в его глазах. Уходя из галереи, он не обернулся, и его всегда энергичная походка сменилась усталым, медленным шагом.

Может быть, он начал понимать, что она отказывает ему?

Она встряхнула головой, стараясь отогнать от себя воспоминания. И хотя видения исчезли, чувства, вызванные ими, почему-то остались в ней горьким осадком.

Она проводила время в обществе по крайней мере дюжины элегантных мужчин и совсем молодых, как Бартоломью Уэнби с его юношескими и вполне простительными веснушками, и постарше, как Гораций Балмер и даже старший сын леди Кэттерик, ее наследник, граф Эдгар. Помимо этих троих, несколько охотников за приданым уже предложили ей руку и сердце, что весьма ее позабавило. Один из них, получив ее отказ, сказал даже: «Вы весьма неуловимы, мисс Редмир».

И вновь бег ее мыслей был прерван голосом леди Кэттерик.

– Удивляюсь, как он еще не дошел до того, чтобы взять пригласительные в Элмак.

– Да, любопытно, почему он этого не сделал? – прощебетала миссис Уэнби.

– Что же тут удивительного? – возразила миссис Балмер. – Он уже восемь лет как отказался от посещения наших собраний. Не выносит светских обязанностей, да и не выносил никогда!

– Я думаю, что ни одна из патронесс не хотела бы вручить ему билет, – сказала леди Кэттерик. – Особенно после того, как стали известны его намерения бежать в Париж с нашей бедной Джилли. Мне только интересно, каким образом эта часть его плана стала всем известной. Я точно знаю, что никому ничего не говорила, и я убеждена, что ни одна из вас не могла сказать! Но тогда кто?

Джулиан и сама задавалась тем же вопросом. Сначала, узнав, что миссис Гарстон была в Айлингтоне в тот несчастный день, она подумала, что именно вдова распространяет эти слухи. Но это противоречило репутации Шарлотты Гарстон, известной, как весьма тактичная особа.

На самом деле Джулиан догадывалась, что все сплетни в высшем обществе разносят три дамы – леди Кэттерик, миссис Уэнби и миссис Балмер. Однако оказалось, что они решили, распространяв слухи о ее приключениях, умолчать об одной детали, а именно о том, что было наиболее скандальным, – о намерении Карлтона увезти ее в Париж. Но если эти три дамы заключили между собой по этому поводу договор чести, а миссис Гарстон была такой тактичной особой, какой ее рекомендовали, кто же тогда мог рассказать обо всем этом?

– О, Господи! – вскричала неожиданно леди Кэттерик. – Вы посмотрите, кто ведет миссис Гарстон!

– Карлтон! – выдохнули ее подруги.

Джулиан отогнула пальмовый лист, открывая для обзора большую часть бальной залы, и почувствовала, как сердце ее упало. Что ж, она сама посоветовала Карлтону найти другую невесту. А это была та женщина, которая выйдет за него, не задумываясь, скажи он лишь слово. В этом Джилли была убеждена. Кроме того, до сих пор было еще принято считать, что она его любовница. Хотя он и отрицал это – будучи для нее еще Эдвардом Фитцпейном, – его обман вовсе не развеял ее сомнений в том, что Шарлотта Гарстон не была его пассией.

– Я не помню, чтобы он хоть раз со дня его приезда в Лондон танцевал со вдовой! – воскликнула миссис Уэнби. – А вы?

– Нет! – изумленно ответили две другие дамы.

– Он собирается жениться на ней, – уверенно заявила миссис Балмер.

– Думаю, вы правы, – согласилась леди Кэттерик. – Условия его наследства определенно загнали его в угол. Но что же будет с Джулиан?

Тут все три дамы заторопились, и Джулиан ничуть не была удивлена, когда через минуту их сыновья возникли перед ней с приглашением на танец. Она обещала кадриль мистеру Уэнби, народный танец – мистеру Балмеру и вальс – будущему графу Кэттерику. Именно в этот момент лорд Карлтон прошествовал мимо нее. Миссис Гарстон просто повисла на его руке.

Джулиан вынуждена была взглянуть на него и получила в ответ его вежливый кивок.

Внезапная слабость охватила ее. Как будто она очутилась на корабле, попавшем в водоворот. Судно начало кружиться и кружиться. Вместе с ним у нее кружилась голова!