Неуловимая невеста

Глава двадцать вторая

Лорд Редмир прошел вслед за своей дочерью и молодым мистером Балмером в бальную залу. Он с нескрываемой гордостью смотрел, как она грациозно – и когда она успела стать такой изысканной молодой леди? – поправляет свой белый шелковый шлейф, обернутый вокруг ее шеи. Он видел, как она сняла его с плеча и просто отпустила свободный конец ткани, легко упавший на ее белое бальное платье. Джилли встала напротив своего партнера, готовясь к танцу.

Она была прекрасна в этом платье, белизну которого подчеркивали ее золотые волосы, длинными прядями выпущенные из-под тюрбана и падавшие на лоб густыми локонами, обрамлявшими красивое лицо.

И это его дочь? Та бесстрашная девчонка, которая не боялась моря, словно родилась из него, как сама Венера? Та беззаботная девушка, что бродила по пустошам со своей грубоватой круглолицей няней и с несколькими его охотничьими собаками? Как это произошло, что она стала так же уверенно себя чувствовать в бальных залах, как прежде чувствовала себя, сидя верхом на лошади или бродя по безлюдным пустошам?

Он сцепил руки за спиной и гордо выпятил грудь.

Черт возьми, она совсем, как ее мать, какой он впервые увидел ее в Бате! Он снова вспомнил Миллисент в этой скучной Ассамблее, в самом дурацком городе, когда-либо существовавшем на земле, окруженную кавалерами, вежливо беседующую то с одним, то с другим. Он знал, что она скучает несказанно, это выдавали ее глаза. Господи, какими же болванами все они были, если не видели, что ей совершенно неинтересны их «умные» остроты и «изящный» флирт.

Сборище безмозглых пескарей!

Но он заметил ее тоску и при первой же возможности подошел к ней, заставив одного из ее кавалеров отказаться от обещанной ему кадрили. Потом, вместо того, чтобы направиться в центр зала, он увел ее в восьмиугольный нижний зал Ассамблеи, где стал заигрывать с ней самым возмутительным образом. Черт побери, он даже поцеловал ее!

Но вместо того, чтобы испугаться его, – Господи, он за всю свою жизнь не встречал девушки, которая бы столько смеялась! – она давала ему очень бойкие ответы на все эти дерзости, которые он говорил или делал. Тогда же он влюбился в нее и никогда не переставал любить с тех самых дней! Никогда!

Он смотрел, как его дочь начинает танец. Мать многому научила ее. Танцевала она замечательно и могла в то же время поддерживать непринужденную беседу с мистером Балмером. Еще недели две, подумал он, и Балмер попросит у него личной аудиенции. Нескольким щенкам он уже указал на дверь. Однако, его жена и дочь были вовлечены в величайший скандал сезона, если не десятилетия, думал он, и только благодаря усилиям леди Кэттерик разгоревшееся пламя скандала было постепенно потушено.

Он перевел взгляд от дочери и спотыкающегося Балмера на свою жену и ее партнера, и гаев вновь охватил его. Эдвард Фитцпейн! Черт возьми! Их имена постоянно произносились вместе. Глядя на них, он почувствовал, как кулаки его сжимаются, словно по собственной воле.

Как смеет он продолжать оказывать внимание его жене? Особенно когда всем хорошо известно, что Эдвард Фитцпейн не бегает за юбками, никогда не бегал, отчего слухи о нем и леди Редмир стали распространяться с ошеломляющей быстротой.

Похоже, Фитцпейн влюбился.

Для мужчины, ищущего незаконных отношений с замужней дамой, существует одно правило – эта связь должна оставаться в секрете. Зачастую подобные отношения были настолько тщательно скрываемыми, что обнаруживались только, когда прекращались и когда одна из сторон в пику другой раскрывала давнишние отношения, потрясая высший свет до самого его похотливого основания.

Но Фитцпейн явно не имел подобных целей.

Даже безмозглый идиот мог видеть, что он совершенно опьянен его женой.

Что ж, если Фитцпейн рассчитывает, что Редмир даст жене развод, значит, он самый полоумный из всех, когда-либо живших на свете.

Он даже нашел посвященный его жене сонет Фитцпейна, лежавший возле его стола. Что за вздор там был в названии? Что-то о грозе и солнечном свете. И в тексте стихотворения он сравнивал глаза Милли с драгоценными камнями райских врат.

Господи! Драгоценные камни райских врат!

Он не выносил поэзии: сплошная чепуха и чушь.

Но тогда почему, вернув сонет Миллисент, посмеявшись над ней, удостоверившись, что ее щеки покраснели от гнева, он прошествовал в свой кабинет и вдруг сам попытался написать пару строф?

Разумеется, он скомкал несколько своих опусов, выпил гораздо больше бренди, чем обычно, и проснулся утром распластанным на столе. Он вел себя так же нелепо, как и его жена.

Когда танец закончился, он увидел, что Фитцпейн элегантно склонился над рукой Миллисент и запечатлел на ее пальцах долгий, нежный поцелуй. Пожалуй, она смущена, думал он, сощурив глаза, чтобы яснее видеть ее лицо. Почему же тогда она не пытается освободить свою руку? Вместо этого она подошла к нему ближе и ласковым движением взяла его за локоть. Затем она взглянула на него с улыбкой, и выражение ее лица заставило лорда Редмира ощутить, как кровь ударила ему в голову.

Черт побери! – подумал он, – эта дура воображает себя влюбленной в него!

Час спустя Джулиан сидела в карете напротив своих родителей; с Гросвенор Сквэр они направлялись домой, на площадь Беркли. Мать смотрела в одно окно кареты, отец – в другое. Джулиан говорила обо всех приходивших ей в голову пустяках, пытаясь остановить молчаливый поединок, происходивший между двумя самыми дорогими для нее людьми.

– Я говорила тебе, мама, что Элизабет благополучно родила сына? Мне сообщили только нынче утром. Роды были, кажется, в прошлое воскресенье. Она ни о чем другом и говорить не может, как только об огромной радости от рождения ее второго ребенка!

– Я очень рада за Элизабет, – ответила леди Редмир со слабой улыбкой. – Она замечательная женщина.

Попытка завести разговор на эту тему была исчерпана.

Ранний утренний час закружил карету, запряженную двойкой, в обрывках темного тумана и темной ночи, которые рассеивались на краткий миг, лишь когда появлялись газовые фонари.

– Как изменился Лондон, – предложила новую тему Джулиан, – Надо же – газовые фонари!

Отец фыркнул, а затем зевнул.

Карета громыхала по булыжной мостовой, и в прерывистых вспышках света Джилли могла видеть, что ее родители сидят с самыми хмурыми лицами.

«Ведут себя, как дети», – подумала она, вдруг рассердившись.

Гнев заставил ее заговорить опять, но на сей раз не о домашних новостях или городских усовершенствованиях.

– Мистер Фитцпейн выглядел сегодня просто великолепно. Он такой изысканный джентльмен, а его манеры… Клянусь, мама, во всей Англии нет второго джентльмена с такими прекрасными манерами, как у него.

Ее заявление произвело именно то действие, на которое она рассчитывала. Леди Редмир с видом триумфатора подняла подбородок и в первый раз за все время, что они ехали в карете, взглянула на своего мужа. Лицо лорда Редмира приняло яркий пурпурный оттенок. Сначала он гневно взглянул на Джулиан, затем всю силу своего возмущения обратил на жену.

– Спасибо нашей милой дочери, что она так любезно поставила на обсуждение предмет, который я меньше всего желал бы обсуждать. Но раз уж она завела этот разговор…

– Мистер Фитцпейн не предмет, – прервала его леди Редмир, сощурив глаза и вступая в битву со всей опытностью двадцатилетнего замужества. – Я бы сказала, он джентльмен во всех отношениях.

Даже сквозь скрип кареты, покачивающейся на рессорах, скрип оси и колес и «цок-цок-цок» лошадей, устало бредущих среди ночи в свою конюшню, можно было расслышать скрежет зубов Редмира.

– Как я уже говорил, моя дорогая, повсюду только и говорят, что твой мистер Фитцпейн, такой безупречный джентльмен, делает из себя посмешище, прыгая вокруг тебя, словно ты школьница, а не сорокалетняя дама и не сегодня-завтра бабушка. Но мы и так в центре скандала благодаря недавним приключениям нашей дочери, поэтому я должен запретить тебе кокетничать с мужчиной, который на десять лет тебя моложе. Ты выглядишь полной дурой!

– Ему тридцать три года, Джек, и я буду кокетничать с мистером Фитцпейном, запрещаешь ты или нет. Ты можешь по этому поводу не испытывать угрызений совести, и если уж речь зашла о чести семьи в этот поздний час, могу лишь сказать, что тебе следовало обуздать свои собственные аппетиты в прошлом году, когда ты увивался за миссис Гарстон. Теперь, возможно, ты в состоянии будешь понять хоть немного, как мне было весело, когда я со всех сторон, слышала, как ты осаждаешь ее.

– Ты никогда не простишь меня? Даже если я невиновен?

– Твоя совесть должна подсказать тебе ответ, – сказала она.

Когда они приехали домой. Джулиан задержалась в нижней зале, глядя, как леди Редмир поднимается по лестнице. Что же будет с нашей семьей, уже в который раз думала она.

Отец вошел в дом последним и остановился возле Джулиан. Услышав его вздох, она повернулась к нему, он тоже смотрел, как его жена поднимается по лестнице. В его глазах Джулиан заметила выражение, поразившее ее. Ее отец был сильно обеспокоен.

– Я сделал из всего этого ужасную неразбериху, да, малыш? – спросил он.

Джулиан взяла его под руку и сказала:

– Может быть, тебе стоит быть с мамой немного поделикатней. У нее такой характер, что несколько ласковых слов помогут многого добиться, я знаю.

– Ласковость никогда не входила в число моих достоинств, – ответил он.

– Я знаю, – понимающе сказала она, сжимая его руку. – Но ведь нужно совсем немного, постарайся, понимаешь? И еще. Ты ведь знаешь, что бы ни случилось, я всегда буду обожать своего папочку.

Лицо его сразу смягчилось, он пожал ей руку.

– Я виноват перед тобой, Джилли, – сказал он. – Я с самого начала знал, что твоя помолвка была непростительной ошибкой. Я был прекрасно осведомлен, что Карлтон не имел желания жениться на тебе или на ком-то еще, во всяком случае, в то время. Он был вынужден это сделать из-за условий завещания. Мужчина не должен жениться, если не чувствует сильного желания сделать это. Простишь ли ты меня за то, что я не положил конец этой помолвке, когда мог?

– Конечно, – тихо ответила она. – Я только хочу… Ох, какая же каша заварилась! Папа, как мне быть с Карлтоном? Он так жестоко обманул меня, но ведь, он просил прощения уже несчетное количество раз и… и… Боже мой, я теперь не знаю, что мне делать!

– Так ты любишь его? – спросил он, нахмурясь.

– Папа, – сказала она, в глазах ее блеснули слезы. – Я безумно влюбилась в человека, которого звали Эдвард, а не лорд Карлтон. Но это был Карлтон. Он так ужасно поступил со мной! Как я смогу опять поверить ему?

– Не знаю, – со вздохом ответил Редмир. – Я думаю, никто из нас не сможет понять до конца, что заставило Карлтона обмануть тебя, солгать тебе, в сущности, похитить тебя. Но жизнь лорда Карлтона сложилась не совсем так, как у большинства из нас, я имею в виду людей с состоянием и положением. Условия его наследства таковы, что любого из нас это бы довело до сумасшедшего дома. Прибавь к этому, что он замечательно красив, очень приятен в любой гостиной, чего не скажешь обо мне, а так же и то немаловажное важное обстоятельство, что он стоит ни много ни мало тридцать тысяч фунтов в год. Ты не представляешь, какие люди снимают перед ним шляпы. Ты не видела его поместий в Хемпшире или его дома в Лондоне, но позволь заметить, что ничего подобного нет по всему югу Англии, Прибавь к этому его пэрство – и он становится самой желанной добычей для всех невест Королевства.

Джулиан вздохнула.

– Но почему он не мог сказать мне правду сразу, когда я приехала к нему в «Эйнджел Инн»?

Лорд Редмир слегка склонил голову.

– Взгляни на это с его стороны, малыш. Как еще, по-твоему, мог повести себя мужчина его склада, когда ты прискакала к нему на постоялый двор в день свадьбы, готовая расплакаться, да еще ему же и разгласила все сплетни, какие ты о нем слышала? Не сомневаюсь, что я в подобных обстоятельствах страшно бы взбесился и, возможно, ринулся бы в любую авантюру, очертя голову, как и он!

Джулиан озадаченно слушала отца, пытаясь вспомнить свой первый разговор с Карлтоном, Он казался задетым ее словами. Она ведь и не подумала, что мог означать для него ее приезд в «Эйнджел Инн», а теперь не могла не взглянуть на все это с другой стороны.

И все же он так бессовестно обманул ее.

– А ты очень хотел жениться на маме? – спросила она.

Он поднял свои посеребренные брови.

– Знаешь, Джилли, ты можешь не поверить мне после всего того, что произошло за последние месяцы, но женитьба на твоей матери была для меня вопросом жизни и смерти. Любить ее стало для меня так же необходимо, как дышать. Я люблю ее, Джилли. Я никогда не переставал любить ее.

– Тогда почему же ты не исправишь положения? Ее вопрос был ему явно неприятен.

– Она причинила мне сильную боль, – признался он. Джулиан изумилась:

– Не понимаю. В подобных обстоятельствах я бы скорее сказала, что ты сделал ей больно.

Он посмотрел на нее тяжелым взглядом и спросил:

– Значит, и ты тоже веришь сплетням? Джулиан уже собиралась откровенно ответить, что да, верит, но было что-то такое в его сердитом взгляде, отчего она поняла, поняла без слов, что ее отец был невиновен.

Странное чувство охватило ее – огромного облегчения и счастья. Джилли бросилась ему на шею, обняла его и прижалась к нему.

– Папа! – воскликнула она. – О да, ты сделал из всего этого ужасную неразбериху, глупый!

Он тоже прижал ее к себе, и они долго стояли обнявшись. Когда, наконец, он отпустил ее, Джулиан увидела у него на глазах слезы.

Она взяла отца под руку, и они вместе стали подниматься по лестнице.

– Карлтон приходил ко мне на следующий день после нашего приезда, – отец осторожно вернулся к их прежней теме.

– Ты не говорил мне об этом, – удивилась она.

– Ты была так несчастна тогда. Мне трудно извинить его поведение по отношению к тебе, Джулиан, но чувствую, что должен кое о чем спросить.

– О чем же?

– Ты любишь его?

– Он чудовище.

Лорд Редмир даже остановился.

– Джулиан, он совершил ужасную ошибку. Но ведь он не пожиратель детей!

– Папа! – засмеялась она. – Что за глупости ты говоришь! Ну хорошо, я согласна, что «чудовище» – это слишком сильно. Пусть будет животное.

– Намного лучше, – шутливо ответил лорд Редмир, вновь увлекая ее вверх по ступенькам. – Но ведь ты позволяла ему целовать тебя? Он сказал, что за все путешествие поцеловал тебя не больше трех раз.

Джулиан почувствовала, что щеки ее горят.

– Мне стыдно признаться, но это правда, – созналась она, сильно смущенная. – Я только поражена, что он сказал тебе об этом. Ох, папа, я бы хотела все это изменить. Я вела себя так глупо, а он так больно ранил меня. Когда я думаю обо всей этой лжи и о том, как непристойны были его намерения, у меня сердце начинает болеть. – Рыдание перехватило ей горло, и они снова остановились.

– Ну, ну, я не хотел доводить тебя до слез. Просто я убежден, что ты никогда бы не позволила ему целовать тебя, если бы не влюбилась.

– Я влюбилась в призрак, в мистера Фитцпейна, которого не существовало и не существует.

– И все же, Джулиан, ты должна в этом разобраться! Подумай, ведь он вынужден будет жениться на другой, и тогда он будет потерян для тебя навсегда.

Отец проводил ее до дверей спальни, где ее ожидала горничная. Пока заспанная служанка помогала ей раздеваться в слабом свете единственной свечки, мысли Джилли пребывали в страшном смятении. Лучше бы отец не говорил так о Карлтоне. Она хотела бы продолжать презирать его, но чувствовала, что это становится все труднее.

Когда она устроилась под одеялом и свеча была потушена, Джулиан попыталась привести в порядок свои мысли, прояснить причину своего беспокойства, но сейчас одна мысль была важнее остальных: Карлтон должен жениться в течение ближайших трех дней, иначе он потеряет свое состояние, поместья и титул навсегда. Она знала, что он выбрал миссис Гарстон, и как бы ни осуждала Джулиан ее прежнюю связь с Карлтоном, миссис Гарстон была уважаемой и очень красивой дамой. Она по праву воцарится в его поместьях.

Почему же тогда мысль о его браке с Шарлоттой Гарстон заставляет ее рыдать так, будто весь мир рушится?