Невеста Карателя, или Краденная Весна (СИ)

Глава 4

Внутри дом Карателя оказался ещё мрачнее, чем снаружи.

Разве что странная, не по времени поразившая угодья Правителя города изморозь не хрустела под ногами.

А так — та же самая холодность. Каменные полы, аккуратные и вышорканные до скрипа, тяжелая, массивная мебель, напоминающая те самые дома, смотрящие со снисхождением и спесью на журчащие внизу ручейки повозок и людей.

Странные то ли картины, то ли портреты добавляли "нелюдимости" этому месту, а громоздкие, напольные часы и еле еле теплящийся камин — тоски и чувства претенциозности положения.

"Склеп, как есть могила, — думала девица Радонир, семеня вслед за Нелли и стараясь не раскатиться на серых, тускло блестящих плитах пола — Понятно дело, отчего он баб мурыжит! Посиди тут, в этих камнях, поневоле тепла захочешь. Со скуки сдохнуть можно, а так — хоть какое никакое, а веселье… Тут и коту не место, помрет с холоду тот кот! Цветы в кадушках поставь — передохнут. Сам — то как ботинки не скинул* еще, карацитово семя…"

Мельком подумав про цветы в кадушках, девушка вспомнила деревню, где пришлось жить ей после смерти матери и до самых похорон отца.

Мать Амеллы упокоилась, когда девочке исполнилось четыре года.

Не имея возможностей, да и большого желания заботиться о ребенке, сельский оружейник Дейл Радонир быстренько сплавил дочь родне.

Вручив заботы о семейном ремесле старшему, достигнувшему тогда рубежа четырнадцати лет сыну Николасу, сам же предался забытью, крепко и надолго припав к бутылке.

О том, как жили отец и брат, Амелла тогда не задумывалась. Тетка Лима, вдовая, старшая сестра матери, окружила заботой маленькую племянницу, и уж как умела, а старалась дать той всё самое лучшее, что могла.

Всего досталось Амелле Радонир: и тепла, и заботы, и нехитрых подарков к праздникам (семья была не из богатых).

Также доставалось девочке вдоволь и поучений, и родственных тычков, и наказаний за провинности — Лима была крута на характер. Совсем не терпела она непослушания ни от племянницы, ни от родных своих четверых детей, коим прилетало за огрехи ничуть не меньше, чем вертлявому, непоседливому, задиристому "приемышу".

— Игла у тебя в заду, Мелли, — говорила тетка, смазывая маслом очередной ожог или бинтуя чистой тряпицей порез, одновременно отирая слезы и сопли с лица хнычущего ребенка — Какого ляда тебя несёт, где не просят? До срока, видать с матерью встретиться хочешь?

— Нееее, — всхлипывала обычно Амелла — Меее… нееее…

После, успокоенная наконец грубоватыми объятиями и нехитрым лечением, усаживалась девочка в подушки на топчан в "горнице", где всё еще редко всхлипывая, принималась за "утешительное" угощение — сладкий пирог или приторную, пахучую карамель домашней варки.

Вот там — то, в этой самой "горнице", насквозь пропахшей сухими травами, побелкой и жженым сахаром, и стояли те самые цветы в кадушках.

Громадные, ребристые листья и нагложелтые, узколистые соцветья казались тогда восхищенному ребенку верхом совершенства…

Тетка Лима умерла, едва Амелле едва исполнилось восемнадцать.

А спустя некоторое время после похорон в деревню явился Николас — осунувшийся и необычно серьезный.

По виду парня можно было догадаться сразу, что это совсем не тот привычный, ежегодный его визит. Даже на похоронах тетки Ник не выглядел так… устало.

— Собирайся, — заявил сестре — Отец помер. Поедем наследство принимать.

…Ненадолго задумавшись и унесшись мыслями в далекое прошлое, девица Радонир всё же не устояла на ногах. Оскользнувшись, и одновременно запнувшись о край толстого ковра, она ойкнула, чуть не повалившись на пол.

— Тихо ты, — шикнула Нелли, цепко ухватив локоть пленницы — Ноги не держат?

И тут же, дернув девушку за собой, склонилась так низко, насколько позволяли пышные бока и объемистый живот.

Амелла не поторопилась последовать её примеру, и поэтому увидела медленно спускающуюся по лестнице рослую, крепкую и довольно уже пожилую даму, затянутую в черное, строгое, глухое длинное платье. Белый воротничок, впившийся в шею, казалось готов был располовинить эту самую шею надвое. Седые волосы женщины были собраны в высокий "хвост".

— Распорядительница Хозяина! — прошипела охранница — Кланяйся, дура!

Амелла наклонила голову, почувствовав вдруг резкую боль в спине и совершенную "негибкость".

— Хм, — вместо приветствия выдохнула подошедшая — Так значит это и есть та самая девушка? В счет долга?

Нелли закивала головой:

— Да, да! Да, мэйса* Ридд! Она и есть. Девственница! Свежа, как весна! Преданна и покорна, как дворовый пес!

Ридд покачала головой и поджала губы:

— Покорности не вижу. К тому же явно маловоспитанна и неотесана, впрочем как и все предыдущие… Насчет всего остального — будет проверена целителем, и если окажется… Ладно. Я займусь девушкой, приготовлю её и представлю нейеру Дангорту. Ты, Нелли, можешь быть свободна. А ты…

— Амелла, — подсказала охранница, растягивая рот в льстивой улыбке и пятясь назад — Амелла она, мэйса..

Старуха опять качнула головой:

— Амелла… странное имя. Совсем не простолюдное. Иди за мной.

Поднявшись по лестнице следом за старухой, девушка отметила, что здесь, наверху, еще темнее и холоднее.

Проходя же коридор за коридором, подтвердила свои ощущения: от наваливающейся тьмы не спасали даже дорогие светильники, прикрепленные к стенам через каждый метр.

Дверей здесь было немного. Амелла насчитала всего шесть, пока шла.

"Шесть, — отметила зачем — то про себя — Поворот налево. Поворот направо. Маленький закуток за своротком… Куда он ведет?"

Старуха толкнула последнюю дверь, почти в конце коридора, и жестом велела Амелле войти.

Это оказалась купальня — небольшая и также забранная под потолок серыми плитами.

— Мойся, — велела Ридд — Сейчас пришлю прислугу помочь тебе. После тебя осмотрит целитель, а после — накормят. Нейер Дангорт, Хозяин этого дома, вернется к ночи, тогда ты и будешь ему представлена. Как себя с ним вести — я объясню после обеда.

…Процедуры купания и прочих приготовлений оказались ужасными!

Карацитова банщица вместе с толстухой — прислугой чуть кожу не содрали с костей девицы Радонир.

Потом же, решив видно, добить, выщипали все, даже мелкие волоски на всём теле будущей наложницы, придав ему требуемую гладкость.

Затем они высушили, расчесали и заплели снежные, хрустящие после мытья и умащиваний, снежные пряди в тугие косы.

Целитель, тощий и лысый заставил краснеть до корней этих самых волос странными вопросами, прикосновениями и заглядыванием в такие места, что стыдно было ни то, что кому — то рассказать, а даже и подумать.

— Чиста, мэйса Ридд, — кивнул удовлетворенно, убрав, наконец, холодные пальцы — И красавица, каких мало. Стыдлива, застенчива… Думаю, он будет доволен.

— Прекрасно, — сдержанно и холодно ответила старуха.

Потом был обед, сытный и в тоже время легкий. Но если честно, спроси кто нибудь Амеллу, что она ела и понравились ли ей блюда — вряд ли дождался бы ответа.

У девушки в голове шумело и ноги подкашивались неясно совсем, отчего…

После трапезы и коротких нотаций от Распорядительницы дома, Амеллу отвели в небольшую спальню, где разрешили подремать до вечера.

Уговаривать заснуть девушку не было нужды. Намученное тело и сваренный вкрутую разум только этого и ждали.

Снов не было. Или были? Она не помнила.

Проплававши в странной дремоте, ровно в чане с кипятком, Амелла была разбужена сильным тычком в плечо.

— Вставай, — приказала Ридд — Прислуга тебя оденет и проводит к Хозяину. Он ждёт.

…Перешагнув порог огромной, ледяной и полутемной спальни, девушка прокляла себя за то, что видит ночью, как днём.

Лучше б ей ослепнуть! Хотя бы теперь.

"Боги Светлые, — мысль кольнула в висок крошкой стекла — Выжгите мне глаза, чтоб не видеть… его."

Не отдавая себе отчета, махом забыв все добрые наставления Нелли и строгие нотации старухи Ридд, Амелла зажмурилась и почувствовала, как леденеет и покрывается "гусиной кожей" спина под тонкой белой сорочкой.

Заструившийся между лопаток холодный пот грозил промочить насквозь и легкую, кружевную ткань, и стекающие по ней снежные пряди волос, переливающиеся в свете светильников.

— Подойди ближе, — велел голос, ровный, давящий и проникающий под кожу — Смелее… Амелла.

…Она сделала шаг. И ещё шаг, всё также, почти не открывая глаз.

Не глядя перед собой, нащупывая путь ногами в легких туфельках и крепко сжимая между пальцами правой руки острые, маленькие ножнички, украденные у полоротой, суматошной прислуги, всего несколько минут назад расчесавшей снежные, пахнущие сладкими цветами, мягкие локоны пленницы…

_____________________________________

*"Скинул ботинки" — умер (просторечное). В мире Остар покойных укладывают в гроб босыми, от этого обычая и родилась данная идиома

*Мэйса — уважительно "светлая госпожа"