Невеста-наследница

Глава 9

— Ты проснулась?

— Да, — ответила Синджен, повернувшись к заглядывающей в комнату девочке. — Я уже собиралась встать и одеться.

— А зачем ты разделась? Папа ничего не сказал нам.

— Я просто устала, только и всего. От Лондона до замка Вир путь неблизкий. Ваш папа хотел как можно скорее вернуться домой, к тебе и Филипу. Почему ты пришла ко мне, Далинг? Ты что-то хочешь?

Далинг бочком проскользнула в комнату, и Синджен увидела, что на ней надето платьице из плотной шерстяной материи, из которого она уже выросла, и грубые, изрядно поцарапанные сапожки, пожалуй, тесноватые для ее растущих ножек. Вряд ли девочке было удобно в таком наряде

— Я хотела посмотреть, такая ли ты уродливая, как я думала.

Вот чертовка, подумала Синджен. Далинг напомнила ей Эйми, одну из питомиц Райдера, редкую проказницу, о которой Райдер говорил, что ее выставляемое напоказ нахальство — это всего лишь попытка скрыть глубоко укоренившийся страх.

— Ну что ж, Далинг, тогда подойди ко мне поближе. Давай поговорим… Справедливость — очень важное качество в жизни.

Когда малышка подошла к возвышению, на котором стояла кровать, Синджен взяла ее под мышки, подняла и усадила рядом с собой.

— Теперь ты сможешь рассмотреть меня как следует.

— Ты говоришь так же странно, как тетя Арлет. Она все время кричит на нас с Филипом, чтобы мы говорили как папа, а не как все остальные.

— Ты, Далинг, говоришь очень хорошо, — ответила на это Синджен, стараясь сидеть неподвижно, так как девочка начала ощупывать ее лицо. Ее пальчики легко коснулись красной отметины на щеке Синджен, и она спросила:

— Что это?

— Когда мы с твоим отцом были в Эдинбурге, в меня случайно попал брошенный кем-то камень. Эта царапина неглубокая и скоро заживет.

— Ты не слишком уродливая, а только немножко.

— Спасибо на добром слове. Ты тоже не уродливая.

— Я? Уродливая?! Да я изумительная красавица, такая же, как моя мама. Так все говорят.

— Правда? Дай мне посмотреть.

И Синджен проделала с Далинг то же самое, что та только что проделывала с ней: она принялась ощупывать лицо девчушки, задерживая пальцы то там, то здесь и не говоря при этом ни слова.

Далинг начала ерзать.

— Я знаю, что я изумительная красавица. А если еще нет, то стану ею, когда вырасту большая.

— Ты похожа не только на свою мать, Далинг, но и на отца. Ты должна радоваться этому сходству, потому что твой отец очень красив. Ты унаследовала его глаза. У него прекрасные синие глаза и у тебя тоже. Посмотри, мои глаза тоже красивые, не правда ли? Они голубые, как у всех Шербруков. Шербрук — это фамилия моей семьи.

Далинг задумчиво пожевала нижнюю губу.

— Пожалуй, глаза у тебя красивые, — заключила она наконец. — Но ты все равно немножко уродина.

— У тебя такие же черные волосы, как у твоего отца. Это хороший цвет. А мои волосы тебе нравятся? Такие волосы называются каштановыми.

— Пожалуй, они у тебя ничего. Очень кудрявые. А мои совсем не вьются. Тетя Арлет, когда смотрит на них, только качает головой и говорит, что мне придется мириться с тем, что есть.

— Но ты все равно считаешь себя изумительной красавицей?

— Конечно, ведь так говорит папа, — с непоколебимой убежденностью подтвердила Далинг.

— А ты веришь всему, что говорит твой папа? Девочка склонила головку набок.

— Он мой отец. Он меня любит, только он редко видит нас с Филипом, потому что теперь он лэрд клана Кинроссов. Это очень важная работа, и папа всем нужен. У него остается мало времени на детей.

— А вот нос у тебя не такой, как у твоего папы, а курносый. Он похож на нос твоей мамы?

— Не знаю. Надо будет спросить у тети Серины. Она мамина младшая сестра. Она присматривает за нами, когда увольняются гувернантки, но ей это не нравится. Ей больше нравится собирать цветы и носить красивые платья, как будто она дева из сказки, которая ждет прекрасного принца.

От этого бесхитростного рассказа у Синджен упало сердце.

— Когда увольняются гувернантки? Значит, у вас с Филипом их было несколько?

— О да, ведь они нам не нравились. Они все были англичанками — как ты — и уродинами, и мы их всех выжили. Кроме тех, которые не могли ужиться с мамой — их она увольняла сама. Маме не нравилось, когда вокруг были другие молодые женщины.

— Понятно, — сказала Синджен, хотя понятно ей было далеко не все. — И сколько же гувернанток сменилось у вас с тех пор, как твоя мать ушла на небеса? — спросила она.

— Две, — с нескрываемой гордостью ответила Далинг. — Но имей в виду: с тех пор прошло только семь месяцев. Мы и тебя выживем, если захотим.

— Ты в этом так уверена? Впрочем, на этот вопрос можешь не отвечать. А теперь, моя милая, мне надо переодеться к обеду. Хочешь помочь мне одеться? Или лучше, чтобы я помогла переодеться тебе?

Далинг нахмурилась:

— А для чего мне переодеваться?

— Где ты обедаешь: в детской или вместе со всей семьей?

— Это решает папа. Теперь, когда он стал лэрдом, он решает все. Тете Арлет это не нравится. Иногда, когда она на него очень сердится, у нее даже глаза краснеют. Папа говорит, что иногда мы с Филипом ведем себя как сущие чертенята, и он не хочет, чтобы мы мешали ему, когда он ест свой суп.

— Сегодня вы могли бы пообедать вместе с нами, чтобы отпраздновать мой приезд. У тебя есть другое платье?

— Ты мне не нравишься, и я не хочу праздновать твой приезд. Ты не моя мама. Я скажу Филипу, что надо будет тебя выжить.

— У тебя есть другое платье?

— Есть, но не новое. Но из него я тоже выросла, и оно такое же короткое, как и это. Папа говорит, что у нас нет денег на тувалеты.

— Ты хочешь сказать — на туалеты.

— Да, так он и говорит. А тетя Арлет говорит, что я расту чересчур быстро и нечего понапрасну тратить на меня деньги. Она говорит, что не удивляется нашей бедности, потому что папа вообще не должен был становиться лэрдом.

— Хм. Теперь у твоего папы достаточно денег, чтобы сшить тебе новые платья. Мы попросим его, чтобы он заказал тебе наряды.

— Это твои деньги. Я слышала, как кузен Макдуф сказал тете Арлет, что ты богатая наследница, поэтому папа на тебе и женился. А тетя Арлет фыркнула и ответила, что это был его долг — пожертвовать собой ради благополучия семьи. Она сказала, что это первый достойный поступок, который он совершил в жизни.

«Ну и ну, — подумала ошеломленная Синджен. — Похоже, что эта тетушка Арлет — самая настоящая ведьма».

Однако эта мысль не помешала ей ответить спокойно и даже с улыбкой:

— Вот видишь, Далинг, какой благородный и практичный человек твой отец. И тебе вовсе незачем выживать меня из дома.

— А тетя Серина сказала, что теперь папа уже получил твои деньги и ты могла бы отправиться в рай, как моя мама.

— Далинг! Сейчас же замолчи!

В комнату, широко шагая, вошел Колин и строго посмотрел на дочь. Та ответила ему взглядом, в котором к обожанию примешивалось смятение, поскольку по его словам и тону было ясно, что он ею недоволен. Синджен посмотрела на мужа: вид у него был сейчас надменный и суровый, как бы говорящий, что в комнату вошел полновластный хозяин, лэрд, граф Эшбернхем. И вместе с тем он выглядел обеспокоенным.

— Она просто доводила до моего сведения последние семейные новости, Колин, — мягко сказала Синджен. — Ты же не будешь возражать, если я узнаю, что обо мне думают тетя Арлет и тетя Серина. Кстати, я пришла к выводу, что ты прав и Далинг в самом деле — изумительная красавица. И Бог свидетель — она развита не по годам. Но ей необходимо купить несколько новых платьев. Не кажется ли тебе, что это уже сама по себе достаточная причина, чтобы я поехала с тобой в Эдинбург?

— Нет, не кажется. Далинг, иди к тете Серине. Сегодня вечером ты будешь обедать вместе с нами за большим столом. Ступай.

Далинг соскочила с кровати, бросила взгляд на Синджен, тряхнула головой и вприпрыжку выбежала из комнаты.

— О чем она с тобой говорила?

— Да просто болтала по-детски обо всем и ни о чем. Как я уже говорила тебе, Колин, я очень люблю детей и мне довелось много с ними возиться — ведь кроме трех моих племянников, я имела дело еще и с питомцами Райдера. Так какого же черта ты ни слова не сказал мне о своих детях?

Глядя на Колина, Синджен вдруг поняла, что по крайней мере в одном отношении он ничем не отличается от Дугласа, Райдера и Тайсона. Надо полагать, эта черта есть у всех мужчин. Когда они явно не правы или когда тема разговора им неприятна, они попросту игнорируют то, что их смущает. Не ответив на вопрос жены, Колин спросил:

— Так что она тебе сказала?

Однако жизнь с тремя старшими братьями научила Синджен настойчивости.

— Почему ты ничего не сказал мне о своих детях? — повторила она.

Колин запустил пальцы в свои черные волосы, отчего они встали дыбом.

— Черт возьми, Джоан, теперь это уже не имеет значения.

Синджен откинулась назад, на подушки, и плотнее завернулась в одеяло.

— Мне понятна твоя точка зрения, Колин. Вполне понятна. Ты боялся, что я не захочу выйти за тебя замуж, если ты скажешь, что мне предстоит стать счастливой мачехой двух детей, выживших из дома всех до одной гувернанток, которых нанимал им ты или твоя жена. Я правильно проследила ход твоих мыслей?

— Да. Нет. Возможно. О черт, я не знаю.

— А не припас ли ты для меня еще каких-нибудь маленьких сюрпризов? Может быть, в одной из башен у тебя есть любовница с длинными золотыми волосами, которые она спускает из окна, чтобы ты мог по ним взобраться? А как насчет двух-трех незаконнорожденных детей, скитающихся по окрестностям? Или сумасшедшего дядюшки, запертого в потайных покоях в тюдоровской части дома?

— Тебе есть во что переодеться к обеду?

— Есть одно платье, но нужно, чтобы Эмма его прогладила. Кроме него, у меня с собой ничего нет. Ну, так как, Колин, будут еще сюрпризы?

— Я позову Эмму. А что до сюрпризов, то нет, их больше не будет, разве что… как ты узнала про дядюшку Максимилиана, моего двоюродного деда? Он и правда не в своем уме и каждое полнолуние воет на луну — но кто мог тебе об этом сказать? Обычно он ведет себя тихо, знай себе цитирует Робби Бернса и потягивает джин.

— Полагаю, ты шутишь.

— Да, черт возьми, шучу. Но дети — это уже разговор серьезный. Послушай, Джоан, они ведь просто дети, и они умненькие, смышленые, и главное — они мои. Надеюсь, ты не затаишь на них зла и не будешь дурно с ними обращаться только потому, что ты сердишься на меня из-за того, что я ничего тебе про них не сказал.

— Ты хочешь узнать, не намерена ли я швырять в них камни?

— Джоан, я говорю серьезно.

— Может быть, мне лучше швырнуть камнем в тебя?

— Если ты достаточно окрепла, чтобы швыряться камнями, значит, нынче вечером мне уже можно будет заняться с тобой любовью.

Она заметно побледнела, и он тут же ощутил укол совести.

— Ох, Джоан, перестань! В конце концов я ведь не дикарь.

— Рада это слышать. Сколько гувернанток перебывало у Филипа и Далинг, скажем, за последние два года?

— Точно не знаю. Не более трех, самое большее — четыре. Одна из них пришлась не по вкусу Фионе, так что в ее увольнении дети не виноваты. А последняя гувернантка, чуть что, падала в обморок. Она была дура и размазня.

— Ах, вот как? Размазня? Ну, хорошо, оставим это. Пожалуйста, скажи Эмме, чтобы она выгладила мое платье. Я приготовлю его для нее, когда распакую свой саквояж.

— Она сама его распакует.

— Нет, я предпочитаю сделать это собственноручно.

— Как ты себя чувствуешь?

— Превосходно. В этой комнате нет ширмы для одевания. Полагаю, ты принесешь мне такую ширму?

— Зачем? Ведь ты моя жена, а я твой муж.

— Мне не подобает одеваться и раздеваться у тебя на глазах — это неприлично. Кроме того, мне понадобится камеристка в помощь. Где расположена спальня графини?

— За той дверью, — ответил Колин и показал рукой на дверь, которую Синджен до сих пор не заметила, потому что она сливалась с деревянной обшивкой стен.

— Твоя первая жена спала там?

— Джоан, почему ты спрашиваешь? Сейчас это уже не имеет никакого значения. Фиона умерла. Теперь мы женаты, и я…

— Коль скоро ты уже получил мои деньги, ты можешь преспокойно отправить меня в лучший мир, к матери Далинг. Ты сказал, что та пуля в Эдинбурге предназначалась тебе. Возможно, это не так, Колин.

Он схватил подушку и запустил ею в жену. Подушка угодила ей прямо в лицо.

— Никогда больше этого не говори, слышишь? Ты моя жена, моя графиня, черт бы тебя взял!

— Хорошо, не буду. Я просто была зла на тебя и поэтому сказала гадость. Прости меня.

— На этот раз прощаю. Но в будущем будь любезна думать, прежде чем говорить. А сейчас перестань меня пилить. И поторопись. Обед подадут через сорок пять минут. Я пришлю к тебе Эмму.

Не сказав больше ни слова, он вышел из спальни.

«Ну что ж, — подумала Синджен, погладив рукой подушку, которую он в нее бросил, — интересная реакция. Возможно, он все-таки немножко любит меня».

Когда Синджен спустилась к обеду, первым из членов семьи, встретившим ее, был кузен Макдуф. Он стоял у подножия широкой парадной лестницы, держа в руке бокал с коньяком, и, судя по виду, был погружен в раздумья. Сегодня он показался Синджен еще массивнее, чем прежде. Его непокорная, кудлатая рыжая шевелюра была укрощена с помощью помады, и одет он был в высшей мере аккуратно и элегантно: черные бриджи, белая рубашка с белым галстуком и белые шелковые чулки.

Она успела приблизиться к нему почти вплотную, прежде чем он заметил ее.

— Джоан! Здравствуйте, кузина, и добро пожаловать в замок Вир. Простите, что давеча не вышел вас встречать.

— Привет, Макдуф. Прошу вас, зовите меня Синджен. Колин единственный, кто упорно продолжает называть меня Джоан.

— Уверен, что со временем вы сможете его переубедить.

— Вы правда так думаете?

— Да. Кстати, он рассказал мне о том приеме, который был оказан вам в Эдинбурге — я имею в виду встречу с вашими братьями и ту сцену, которая за этим последовала.

Он замолчал и, внезапно помрачнев, посмотрел вверх, на резные перила галереи для менестрелей.

— Жаль, я не видел этой потасовки. Судя по рассказу Колина, там было на что посмотреть. А Энгус в самом деле прострелил дыру в потолке гостиной?

— Да, и очень большую. Потолок вокруг нее почернел, и вся комната тут же пропахла пороховым дымом.

— Мне все время не везет — все приключения происходят, когда меня там нет. По-моему, это несправедливо, вам так не кажется? Ведь мне с моим могучим телосложением защитить прекрасную даму и даже десяток прекрасных дам — плевое дело, достаточно только как следует нахмурить брови. А если бы я вдобавок еще и погрозил своим гигантским кулаком, все злодеи тотчас бы бросились врассыпную. Кстати, Колин рассказал мне и о том выстреле на улице.

Он снова замолчал и коснулся отметины на ее лице своими огромными тупыми пальцами.

— Благодарение Богу, шрама не останется. Не беспокойтесь, Колин сумеет сыскать виновного и передать его в руки закона. А как вам понравился ваш новый дом?

Синджен окинула взглядом деревянные панели, покрытые застарелым слоем пыли, и перила лестницы, украшенные изысканной резьбой, но тусклые и грязные.

— По-моему, он чудо. Но, насколько я могу судить, этих перил касалось очень много немытых, сальных рук, а многие другие руки в этом доме давно уже пребывают в праздности.

— Да, слуги здесь почти ничего не делают с тех самых пор, как умерли Фиона и старший брат Колина.

— И даже грязь не убирают?

— Похоже на то. — Макдуф медленно оглядел просторный зал. — Да, вы правы. До сей минуты я этого как-то не замечал, но теперь вспомнил: дом начал зарастать грязью еще раньше — пять лет назад, после того как умерла мать Колина. Хорошо, что теперь здесь есть вы, Синджен. Вы сумеете сделать так, чтобы здесь опять стадо чисто и уютно.

— Ее зовут не Синджен, а Джоан.

— Что, Колин, опять все та же песня? — благодушно произнес Макдуф и пожал руку Колина своей громадной ручищей, отчего тот невольно поморщился.

— Ее зовут Джоан, — упрямо повторил он.

— Ну а мне больше по вкусу имя Синджен. А теперь не пройти ли нам в гостиную, а? Наверняка твоя жена не прочь выпить бокал хереса.

— Да, — подтвердила Синджен и, посмотрев на мужа, сглотнула. Он был так великолепен в своем черном вечернем костюме и белоснежной батистовой рубашке! Он выглядел безукоризненно и был так необыкновенно красив, что ей захотелось сейчас же броситься ему на шею. Ей хотелось поцеловать его в губы, и в мочку уха, и в то место на шее, где бился пульс…

— Добрый вечер, Джоан.

— Здравствуй, Колин.

Он слегка поднял одну черную бровь, уловив пылкую нотку в ее тоне, однако ничего не сказал, а только отвесил ей церемонный поклон.

В темной, мрачной гостиной не оказалось никого, кроме тетушки Арлет, восседавшей около камина, где лениво горел высушенный торф. Она была с ног до головы одета в черное, и единственным светлым пятном на ее платье была красивая камея, приколотая под самым горлом. Тетушка Арлет была худа как жердь, ее густые черные волосы были уложены в модную прическу, на висках белела седина. В юности она, должно быть, была очень хорошенькой, теперь же вид у нее был раздраженный и брюзгливый, тонкие губы были недовольно сжаты, острый подбородок высокомерно вздернут. Увидев племянника с женой, она встала и сказала:

— Дети будут обедать в детской вместе с Далей. Мои нервы слишком расстроены, племянник, после того как ты привез сюда эту молодую особу, которую тебе пришлось у всех на глазах отнести в спальню на руках. Сегодня вечером я не желаю видеть за столом детей.

В ответ на эту тираду Колин только мило улыбнулся.

— А я, напротив, соскучился по детям. — Он жестом подозвал лакея в донельзя изношенной и выцветшей бело-синей ливрее. — Рори, будь добр, приведи детей.

Тетушка Арлет издала звук, весьма напоминающий злобное шипение, и Синджен, повернувшись к ней, любезно сказала:

— Прошу вас, мадам, не принимайте этого так близко к сердцу. Это я попросила Колина посадить детей за общий стол. Теперь они будут на моем попечении, и мне хотелось бы познакомиться с ними поближе.

— Я всегда считала, что детям не следует разрешать есть вместе со взрослыми.

— Да, тетушка, мы понимаем ваши чувства. Однако сегодня сделайте ради меня исключение. Джоан, не желаешь ли хереса? А вы, тетушка, что будете пить?

Тетушка Арлет изъявила желание также выпить хереса, села на свое место и демонстративно замолчала. В эту минуту в гостиную вошла Серина, похожая на сказочную принцессу в своем нарядном бледно-розовом вечернем платье, с такой же розовой лентой в красивых темно-русых волосах. Она улыбалась, и ее сияющие серые глаза были устремлены прямо на Колина. «О Господи, — подумала Синджен и взяла бокал хереса, который ей налил Макдуф. — Какая странная семейка! Интересно, как они поведут себя, когда Колин уедет?»

Серина наконец обратила свой взор на Синджен и кивнула ей в знак приветствия, улыбаясь при этом с таким торжествующим видом, словно хотела сказать: «Я знаю, что я очень красива, и ты тоже должна это знать».

Синджен улыбнулась в ответ, стараясь придать своему лицу как можно более благожелательное выражение. К ее удивлению, Серина заулыбалась еще шире. С виду ее улыбка была вполне чистосердечной; казалось, за ней не скрываются никакие задние мысли, но Синджен не верилось, что это и впрямь так. Да, в обитателях замка Вир много непонятного и даже загадочного. Пожалуй, надо будет держаться с ними настороже.

В гостиную наконец вошли дети, сопровождаемые Далей, их няней, молодой крепкой девушкой с веселыми темными глазами, белозубой улыбкой и на редкость пышной грудью.

И сын, и дочь Колина были красивы. Филип, высокий и как две капли воды похожий на отца, держался гордо, однако глаза у него была испуганные, и их взгляд то и дело перебегал от отца к мачехе и обратно. Он не сделал попытки подойти к кому-либо из членов семьи и не проронил ни слова. Далинг, напротив, тут же подошла к отцу (платьице на ней было чересчур короткое, туфельки старые, со сбитыми носками) и непринужденно заговорила:

— Далей сказала, что если мы будем плохо себя вести за обедом и рассердим тебя, то нас заберет призрак Жемчужной Джейн.

— Ох, ну и ребенок! — воскликнула Далей и, всплеснув руками, рассмеялась. — Ах ты мое золотце, какая же ты еще дурочка!

— Спасибо, Далей, ты свободна, — холодно промолвила тетушка Арлет. — Можешь вернуться за ними через час. Запомни: через час и ни минутой позже.

— Слушаюсь, мэм, — пролепетала Далей, делая почтительный реверанс.

— И мне не нравится, что ты забиваешь детям головы этими нелепыми россказнями про привидения.

— Да, мэм.

— Однако Жемчужную Джейн видели многие, — добродушно сказал кузен Макдуф и, повернувшись к Синджен, пояснил: — Это самое знаменитое привидение нашей семьи, молодая девушка, которую наш прадед, как гласит предание, сначала бросил, а потом безжалостно убил.

— Вздор, — сказала тетушка Арлет. — Лично я никогда ее не видела. А ваш прадед был человек достойный; он бы и мухи не обидел.

— Фиона видела ее много раз, — тихо промолвила Серина, обращаясь к Синджен. — Она рассказала мне, что когда увидела ее в первый раз в этом ее знаменитом белом платье, расшитом жемчугом, то едва не лишилась чувств от страха, но призрак Жемчужной Джейн не сделал ей ничего дурного и даже не пытался ее испугать. Он просто сидел на воротах замка, с лицом белым как смерть, и молча смотрел на Фиону.

— Полагаю, это случилось вскоре после того, как Фиона узнала, что у Колина есть любовница.

Синджен аж задохнулась от изумления и молча уставилась на тетушку Арлет. Она не поверила услышанному: это было мерзко, это было немыслимо! Между тем тетушка не унималась — она повернулась к Синджен и продолжала, нисколько не скрывая злорадства:

— Не будь идиоткой, девушка, смотри на вещи трезво. Мужчины есть мужчины, они все одинаковы, и у них у всех есть любовницы. И в один прекрасный день Фиона узнала про ту шлюху, с которой спутался ее муженек.

Синджен бросила быстрый взгляд на Колина, но не увидела на его лице ничего, кроме насмешливого безразличия. Было похоже, что он уже давно привык к таким выпадам и не придает им ни малейшего значения. Но Синджен не собиралась спускать такое. Она была в ярости. Очень громким и внятным голосом она отчеканила:

— Чтобы вы больше никогда не смели порочить доброе имя моего мужа! Он никогда, никогда не нарушит своих брачных обетов! Если вы считаете, что он на это способен, то вы либо слепы, либо глупы, либо просто любите говорить гадости. Имейте в виду, мадам, — я этого не потерплю! Вы живете в доме моего мужа, так что извольте оказывать ему уважение, которое он заслуживает.

«Как, оказывается, просто нажить себе врага всего за несколько секунд», — подумала Синджен.

Тетушка Арлет задохнулась от негодования, но не проронила ни слова.

Синджен перевела взгляд вниз, на свои стиснутые руки. За столом воцарилась гробовая тишина.

Внезапно Колин разразился смехом, раскатистым, звонким, гулко отдавшимся от стен гостиной, оклеенных бумажными обоями, на которых вдобавок к первоначальному узору красовались еще и разводы от подтеков воды. Отсмеявшись, он сказал с самым искренним, неподдельным юмором:

— Берегитесь, тетя Арлет. Джоан — моя ярая защитница, она убеждена, что заступаться за меня — это ее святой долг. Она никому не позволит чинить мне обиды. Жаль, у нее нет боевого коня и стальных лат — а то она бы сразилась на рыцарском турнире, дабы защитить мою честь. Так что в будущем, мадам, советую вам умерить силу своих выражений, когда поблизости находится моя супруга. Я убедился на собственном опыте, что, даже гневаясь на меня, она, тем не менее, продолжает защищать меня яростно и даже свирепо. Только ей, моей жене, можно по мере надобности колотить меня дубинкой по голове, а всем остальным — ни-ни. Это довольно странно, но уверяю вас — это чистая правда. А теперь давайте перейдем в столовую. Филип, возьми Далинг за ручку. Джоан, дорогая, позволь мне проводить тебя.

— Ее следовало бы поучить хорошим манерам, — сказала тетушка Арлет, понизив голос до шепота, разумеется, достаточно громкого, чтобы его могли слышать все.

— Если бы в этом поединке можно было делать ставки, то я бы поставил на вас, — прошептал Макдуф, наклонившись к уху Синджен, после того как Колин усадил ее на место графини, хозяйки дома, во главе длинного обеденного стола красного дерева. На другом его конце сел он сам. Синджен сразу же поняла, что раньше место хозяйки занимала тетушка Арлет. Она затаила дыхание, ожидая какой-нибудь вспышки, но тетушка Арлет только немного помедлила у своего бывшего стула и пожала плечами. Потом она уселась на стул, стоявший по левую руку от Колина, причем тот сам предупредительно отодвинул его от стола. Ни жалоб, ни криков — Синджен была рада, что обошлось без них. Детей посадили в середине, между Макдуфом и Сериной.

— Я хочу предложить тост, — сказал Колин и, встав из-за стола, поднял бокал. — За новую графиню Эшбернхем!

— Ура! Ура! — заревел Макдуф.

— Да, разумеется, — сердечно сказала Серина.

Дети посмотрели на своего отца, потом — на свою новоиспеченную мачеху, и Филип громко сказал:

— Ты не наша мама, хотя отцу и пришлось сделать тебя графиней, чтобы спасти нас от разорения.

Тетя Арлет посмотрела на Синджен и злобно усмехнулась.

— Ну конечно, я не ваша мама. Знаешь, Филип, может быть, ты этого и не заметил, но я слишком молода, чтобы быть вашей мамой. Бог ты мой, да мне ведь только девятнадцать лет. Так что твое замечание прозвучало несколько странно.

— Даже когда ты постареешь, ты все равно не станешь нашей мамой.

Синджен в ответ только улыбнулась:

— Может, и не стану. Скоро сюда прибудет Фанни, моя кобыла. Ты умеешь ездить верхом?

— Конечно, умею, — презрительно ответил Филип. — Ведь я же Кинросс и когда-нибудь стану лэрдом. Даже Далинг умеет ездить верхом, а она ведь еще просто маленькая дурочка и ничего не соображает.

— Превосходно. Может быть, вы оба покажете мне завтра окрестности?

— Завтра у них будут уроки, — сказала тетушка Арлет. — Мне приходится учить их самой, так как гувернантки у них долго не задерживаются. Собственно говоря, учить их — обязанность Серины, но она свалила ее на меня.

Колин мягко заметил:

— Джоан — просто чудо, тетушка. Пусть дети побудут с ней. Как бы они ни выкаблучивались, она теперь их мачеха и останется ею. Им необходимо узнать ее поближе. — Он сдвинул брови и строго посмотрел на сына: — Не смей изводить ее своими проказами, ты меня понял, Филип?

— Вот именно, — весело добавила Синджен. — Не клади змей в мою постель и не стоит подкладывать мне на кресло скользкий грязный мох из болота или, скажем, вкладывать его мне в руку, когда темно.

— Мы можем придумать что-нибудь получше, — ответила Далинг, а Филип задумчиво сказал:

— Грязь из болота — это неплохая мысль.

Синджен хорошо знала это сосредоточенное, задумчивое выражение — она неоднократно видела его на лицах всех детей, с которыми ей доводилось иметь дело.

— Ешь свою картошку, — сказал Колин, — а про болотную грязь забудь.

На обед подали хэггис, и Синджен пришло в голову, что ей, возможно, предстоит тихо угаснуть от недостатка пищи и превратиться еще в один призрак замка Вир. Однако вслед за хэггисом было подано еще несколько блюд, и ей удалось наесться вволю. Колин и Макдуф заговорили о каких-то коммерческих предприятиях и о проблемах местных арендаторов. Синджен прислушивалась, но не могла сосредоточиться и часто теряла нить разговора, потому что у нее все еще продолжало саднить между ног; боль притупилась, но не прошла. Она резко вскинула голову, когда до нее донеслись слова Колина:

— Утром я уезжаю в Эдинбург. Там у меня много дел.

— Ну конечно, — сказала тетушка Арлет, — ведь теперь ты уже получил ее деньги.

— Да, — согласился Колин. — Теперь, когда я получил ее деньги, я наконец-то смогу решить все те проклятые проблемы, которые оставили мне в наследство отец и брат.

— Твой отец был великий человек, — сказала Арлет. — Его ни в чем нельзя упрекнуть.

Колин открыл было рот, но так ничего и не сказал, а только улыбнулся и покачал головой. Синджен хотелось запустить ему в голову тарелкой. Он действительно собирается покинуть ее в этом чужом доме, несмотря на все ее просьбы. Чудесно, просто чудесно. Ей предстоит остаться здесь с двумя детьми, которые сделают все, чтобы превратить ее жизнь в кошмар, и двумя женщинами, которые ничуть не огорчатся, если она вдруг вздумает броситься вниз с зубчатой стены замка.

Серина невозмутимо сказала:

— Ты должен устроить прием в честь твоей жены, Колин. Так принято. Все наши соседи, разумеется, будут поражены, что ты вступил в новый брак так быстро — ведь после смерти Фионы прошло всего лишь семь месяцев, — но поскольку ты женился только из-за денег, лучше, если общество узнает об этом как можно раньше. Узнав твои мотивы, тебя не осудят за чрезмерную поспешность. Вы со мной согласны, кузен Макдуф?

Кузен Макдуф счел за лучшее промолчать и только вопросительно посмотрел на Колина. Колин спокойно ответил:

— Мы обсудим это, когда я вернусь.

Синджен раздавила вилкой картофелину и перенесла все свое внимание на убранство столовой своего нового дома. Оно было намного приятнее, чем ее соседи по столу.

Большой столовый зал, построенный в стиле, господствовавшем во времена Тюдоров, был полон очарования, чему Синджен немного удивилась. Он был длинный и узкий, и его стены были почти сплошь увешаны фамильными портретами. Огромный стол темного дерева и такие же тяжелые темные стулья, украшенные изысканной резьбой, были на удивление удобны. Портьеры, закрывавшие ряд высоких окон на фасадной стене, выцвели и залоснились от старости, но было видно, что в свое время на них пошла материя самого отменного качества, а ее цвет был просто великолепен. Синджен подумала, что купит для новых портьер точно такую же роскошную золотую парчу.

— Замок Вир — самый красивый дом в нашем графстве, — заметила Серина.

Синджен улыбнулась ей.

— Он настоящее чудо, — с воодушевлением согласилась она.

— Но это чудо рушится прямо нам на головы, — язвительно заметила тетушка Арлет и без всякой паузы добавила: — Вряд ли Колин уже успел сделать тебе ребенка.

«Ну и ну, — подумала Синджен, — вот уж поистине прямой разговор — прямее не бывает».

Она услышала стук вилки, упавшей на тарелку, и, повернувшись на этот звук, увидела, что Колин с негодованием смотрит на свою тетку. Да, тетушка Арлет явно зашла слишком далеко в своей бесцеремонности, но, поскольку Колин уже заговаривал на эту тему, Синджен смутилась теперь куда меньше, чем в первый раз.

— Нет, не успел, — вежливо ответила она.

— Тетя, не забывайте: здесь же дети, — сказал Колин.

— Мы не хотим, чтобы здесь жили ее дети, — вмешался в разговор Филип. — Ведь ты же не допустишь этого, правда, папа? У тебя есть я и Далинг. Тебе не нужны другие дети.

— Мы их ни за что не полюбим, — подала голос Далинг. — Они будут такими же уродами, как она.

— Ну-ну, перестань, — смеясь, сказала Синджен. — Они могут родиться такими же красивыми, как твой отец. И потом, Далинг, ты же признала, что мои шербрукские голубые глаза и шербрукские каштановые волосы весьма недурны.

— Потому что ты меня заставила, — сказала Далинг, воинственно выпятив нижнюю губу.

— Истинная правда. Я вывернула тебе руку и исколола булавкой твой курносый нос. Ясное дело — ведь я злая мачеха.

— Тебя заберет Жемчужная Джейн! — крикнула Далинг, прибегнув к последнему средству в своем арсенале.

— Я жду не дождусь встречи с ней, — ответила Синджен. — Мне хочется посмотреть, может ли она сравниться с нашей Новобрачной Девой.

— Кто это — Новобрачная Дева? — спросил Макдуф, озадаченно склонив голову набок и подняв брови на добрый дюйм.

— Это наше фамильное привидение, обитающее в Нортклифф-Холле, юная девица, жившая в шестнадцатом веке, чей новобрачный муж был злодейски убит сразу после свадьбы, до того как он провел с ней первую брачную ночь.

Далинг ошеломленно уставилась на Синджен.

— Она… она настоящая? Ты ее видела?

— О да. Как правило, она является женщинам семейства Шербрук, но я точно знаю, что мой старший брат, нынешний граф Нортклифф, тоже видел ее, хотя он и отказывается это признать. Новобрачная Дева очень красива, у нее необычайно длинные белокурые волосы и платье, ниспадающее свободными воздушными складками. Когда она разговаривает с тем, кому явилась, то губы у нее не шевелятся; ты воспринимаешь ее слова не слухом, а сознанием. Судя по всему, ее цель — заботиться о благополучии женщин нашего рода.

— Что за чушь, — сказал Колин.

— Дуглас тоже так говорит. Но он видел ее собственными глазами, мне рассказала об этом Алике, его жена. Он просто не может заставить себя признать это вслух, так как боится, что тогда люди подумают, будто он страдает от истерических припадков, да и он сам тоже начнет так думать. Все предыдущие графы Нортклиффы писали в своих записках о Новобрачной Деве, но Дуглас упрямо отказывается упомянуть ее хоть словом. Право же, очень жаль.

— Я тебе не верю, — заявил Филип. — Новобрачная Дева — что за глупое имя!

— Да ведь и я тебе не верю. Жемчужная Джейн — тоже довольно-таки глупое имя. Нет, Филип, я тебе ни за что не поверю, пока не увижу эту самую Жемчужную Джейн своими глазами.

«Отличная получилась подначка, — подумала Синджен, глядя на Филипа из-под полуопущенных ресниц. — Я не удивлюсь, если он клюнет и появится в моей спальне, изображая Жемчужную Джейн, едва только Колин уедет».

— Дети, вам пора идти спать. Далей уже пришла за вами, — объявила тетушка Арлет.

Синджен не хотелось, чтобы дети уходили так скоро. Ей удалось внушить им интерес к себе — неплохое достижение для первого знакомства. Филип с мольбой посмотрел на своего отца, но Колин только покачал головой и сказал:

— Попозже я зайду к тебе, чтобы пожелать спокойной ночи. А сейчас будь хорошим мальчиком и иди с Далей. Джоан, когда ты кончишь обедать, проводи тетю Арлет и Серину в гостиную. Нам с Макдуфом нужно обсудить кое-какие планы. Скоро мы присоединимся к вам.

— Какая жалость, что ты интересуешь его столь мало, что он должен так спешно тебя покинуть.

«Ах, тетушка, тетушка, — подумала Синджен, — зря ты думаешь, что это сойдет тебе с рук. Я научу тебя сдерживать язык».

И, улыбнувшись пожилой даме самой милой и ласковой из своих улыбок, она ответила:

— Я согласна — ему приходится покидать меня слишком скоро. Но если бы его великий и столь чтимый вами отец не был таким безответственным транжиром, моему мужу скорее всего не пришлось бы уезжать.

Она услышала смех Колина у себя за спиной, и это ее порадовало. Но, поразмыслив, она решила, что напрасно показала свои коготки. Теперь Колин уедет в полной уверенности, что у нее не будет никаких проблем с его родственниками, поскольку уж кто-кто, а она сумеет за себя постоять. Какая же она недальновидная! Если бы у нее хватило ума принять беспомощный вид и расплакаться, он бы, возможно, все-таки остался или же взял ее с собой в Эдинбург.

— По-моему, Колин — самый красивый мужчина во всей Шотландии, — проворковала Серина.

— Ты глупая, безмозглая гусыня, — зло сказала тетушка Арлет. — Совсем как твоя сестра.

Синджен сделала глубокий вдох и продолжала улыбаться как ни в чем не бывало.

Полночь уже миновала, когда Колин, бесшумно ступая, вошел в свою спальню. Джоан спала, лежа на самом краешке кровати и натянув одеяло до кончика носа. Он улыбнулся, быстро скинул с себя всю одежду, потом нагишом подошел к кровати и поднялся на возвышение, на котором она стояла. Затем он медленно снял с жены одеяло. Она зашевелилась, слабо хлопая по одеялу ладонями, но не проснулась. Колин так же медленно и осторожно поднял ее длинную ночную рубашку. «Не торопись и не буди ее», — сказал он себе. Задрав подол рубашки до ее бедер, он ненадолго остановился и окинул взглядом ее длинные, очень соблазнительные и красивые ноги. Он почувствовал, как напрягается его плоть, но он знал — сегодня Джоан не сможет удовлетворить его желания. Нет, сегодня он попытается удовлетворить ее желание, доставить ей наслаждение. Он бережно приподнял ее бедра, сдвинул рубашку ей до талии и поднес свечу ближе к ее телу. Ах, до чего же она хороша! Он устремил взгляд на островок каштановых волос на ее лобке, на ее плоский белый живот, где, быть может, уже сейчас растет его дитя. Это была опьяняющая мысль. Джоан попыталась высвободиться и тихо застонала во сне. Он осторожно раздвинул ее ноги, и она тут же развела их еще шире. Пора действовать, подумал Колин. Он согнул ее колени, раздвинул пальцами ее плоть и поморщился, увидев, как покраснела эта нежная плоть от трех часов верховой езды. И от того, что было прежде.

— Прости меня, — тихо сказал он.

Сейчас он потешит ее, подарит ей наслаждение. Она должна узнать, что это возможно. Он нагнулся и легко прикоснулся губами к ее белому животу. Она вздрогнула; он почувствовал, как напряглись ее мышцы, когда его губы коснулись ее тела. Он целовал ее снова и снова, легко-легко покусывая ее плоть, потом лег между ее ног и, приблизив губы к ее сокровенному месту, обдал его своим теплым дыханием. Ее тело содрогнулось, и он улыбнулся, довольный.

Он снова раздвинул ее шелковистую плоть и легко коснулся ее языком. В следующее мгновение она закричала, рванулась в сторону, вытянула руки, чтобы оттолкнуть его, и попыталась стянуть вниз свою ночную рубашку.

— Привет, Джоан, — сказал он с непринужденной улыбкой. — Мне понравился твой вкус, но мне нужно отведать тебя еще, чтобы увериться окончательно. Ты не против?