Невинные обманы

Глава 3

Тяжело дыша, Кейт вошла в спальню, прислонилась спиной к двери и закрыла глаза. О, зачем Уилл назвал ее так, как много лет назад звал только отец? «Спокойной ночи, Кэтти, — ласково говорил он, отрываясь от вечерней газеты. — Спи крепко, котенок».

Кэтти. Никто больше не называл ее Кэтти. Казалось бы, какая мелочь, а все же на секунду растопился толстый слой льда, которым покрылись воспоминания о нищете и предательстве. Но только на секунду, не больше. Она принялась убеждать себя, что ледяная корка снова затянула память о пятнадцатилетней девушке, у которой едва не разбилось сердце после ухода обожаемого папочки, бросившего их с матерью десять лет назад без гроша за душой.

Не следовало сердиться на Уилла: тут не было его вины. Все же хорошо, что она не выставила его — ради Бекки и гостиницы. Сказать по правде, она не знала, как бы ей удалось прожить здесь неделю без его помощи. Завтра она извинится и соврет ему про разбуженные воспоминания о несчастной любви или что-нибудь в этом роде. Придется снова лгать, и хоть она ненавидит ложь, но делать нечего.

Ложась в постель, она подумала о Уилле Рэйвене и улыбнулась. Как изменился его тон, когда он узнал, кто она! Ужасно смешно, что он принял ее за наглую проститутку, которую следует жестоко проучить! Так грубо Кейт еще не целовали: она никогда не разрешала мужчине даже крепко обнять себя. Страстная любовь не в ее духе; это роднило ее с Эдвардом. Эдвард дважды целовал ее на прощание, но в его поцелуях не было ни самозабвения, ни подлинного чувства.

Поцелуй Уилла Рэйвена был совсем другим. В нем таилась угроза. Она сумела показать ему, что не намерена терпеть такое обращение, и это радовало ее. Конечно, нападая, он не знал, кто она такая; но ее собственное поведение оправдать нечем. Это была примитивная попытка отомстить. Слишком примитивная, недовольно подумала она. Откуда в ней взялась такая ярость? В то мгновение она совершенно забыла о приличиях. Это не должно повториться, думала она, сворачиваясь клубком.

Через десять минут она крепко спала, но на губах ее продолжала играть слабая улыбка.

Кейт хорошо выспалась и проснулась рано утром. Всю ночь в спальне было открыто окно. В Лондоне она не могла позволить себе такую роскошь. Свежий весенний воздух был пропитан запахом земли и травы. Голова была ясной, и девушке не составило труда восстановить в уме все события вчерашнего дня.

Она умылась, надела джинсы и белый шерстяной свитер и вдруг вспомнила о тетке. Бедная Бекки! Единственное, что Кейт могла сейчас для нее сделать, заключалось в поддержании гостиницы на плаву, а это было невозможно без помощи Уилла Рэйвена.

Уже спускаясь по лестнице, она почувствовала запах кофе. В кухне вовсю распоряжался Уилл. Он сидел за столом, выглядел весьма элегантно и потягивал кофе из красной чашки. На нем были все те же джинсы и рубашка, но зато он был чисто выбрит и причесан. Кейт подумала, что поклонницы брюнетов сочли бы его красавцем.

— Доброе утро, Кейт! — весело поздоровался он и указал на кофеварку «экспрессе». — Я придумал, как загладить свою вину перед вами. Выпейте-ка чашечку моего варева!

— О, спасибо…

Застигнутая врасплох Кейт уселась за стол. Кофеварка шипела и плевалась. Да, будь на его месте Эдвард, тот сам бы обиделся на нее за вчерашнее необъяснимое поведение…

Уилл поставил перед ней тонкую чашку с крепчайшим кофе, и Кейт благодарно улыбнулась:

— Замечательно! Точь-в-точь как я люблю. Но я побаиваюсь пользоваться этой машиной. Вы должны показать мне, как она работает.

Он приподнял брови.

— Вот так признание, леди-учитель! А я-то думал, что вся техника для вас — открытая книга.

— Посмотрим, что вы запоете, когда не сумеете справиться с «персоналкой» тети Бекки, — парировала она.

Все идет на лад, с облегчением подумала Кейт. Кажется, отношения устанавливаются дружеские.

— Но вы опередили меня. Я сама собиралась извиниться за то, что вечером испортила вам настроение. Просто вы случайно заде;и мое больное место.

Он понимающе улыбнулся.

— Конечно, тут замешан мужчина?

— Естественно, — подтвердила она. В конце концов, это была правда. Он кивнул.

— Я вам сочувствую. Такие раны залечивает только время… Кстати, сколько минут надо варить яйца? Пяти хватит?

Кейт вскочила.

— Это я должна ухаживать за вами. Помните, что вы здесь гость! Да еще и инвалид в придачу!

— Мне уже лучше, — удовлетворенно заявил он, шагнул к ней и растопырил руки, изображая канатоходца. — Смотрите, без рук!

Кейт широко раскрыла глаза. Он стоял почти рядом, и на мгновение ей показалось, что он собирается обнять ее. Она ощутила внутри странную дрожь, отпрянула, а затем с облегчением рассмеялась:

— Уилл Рэйвен, вы балбес! Он опустил руки.

— Рад слышать. Я знал, что смогу рассмешить вас, если очень постараюсь.

— Вот тебе и раз, — удивилась она. — Неужели я выгляжу такой букой?

Он покачал головой, внезапно стал серьезным и медленно спросил:

— Нет, но вы очень волнуетесь, верно? Из-за тети, из-за сложностей с гостиницей, свалившейся на ваши плечи, или из-за чего-то другого?

— Да, — так же медленно ответила Кейт. — Верно. Вы очень наблюдательны.

— Я собираюсь вам помочь, — просто сказал он. Девушка испытующе посмотрела на него.

— Жизнь в большом городе научила меня, что никто ничего не делает даром. Зачем это вам? Он повернулся к ней лицом.

— Знаете, мисс Лавелл, вы тяжелый человек. Но вспомните, я пишу детективы. Самый большой сюрприз всегда бывает в конце.

Она вздохнула.

— О'кей, я с благодарностью принимаю вашу помощь. Ну, а теперь давайте завтракать — я ужасно проголодалась. Садитесь, я сама сварю яйца и поджарю гренки.

Завтрак прошел «в теплой, дружественной обстановке». Они поговорили о компьютерах, а потом Уилл бегло пересказал ей содержание своей книги.

Кейт была заинтригована.

— Вы должны будете рассказать мне, чем все кончится, если не успеете дописать книгу до конца. Я думаю, что убийцей окажется шофер.

— Ах, вот как? — неопределенно протянул он. — Что ж, мысль интересная…

— Так это шофер или нет? Его глаза смеялись.

— Что, не терпится узнать? Кейт вздохнула.

— О'кей, тогда пошли к компьютеру. Чем скорее вы закончите детектив, тем скорее я узнаю, права или нет.

Часом позже Уилл сидел в конторе и нещадно ерошил свои черные кудри.

— Благодарю тебя. Господи, за то, что послал мне леди-учителя, — с чувством провозгласил он. — Тут совсем другое программное обеспечение. Без вас, Кейт, я бы уперся в стенку носом. Кажется, теперь я понял, в чем тут дело. Я у вас в долгу!

Кейт, стоя у него за плечом, показывала, как набирать команду для изменения ширины поля. Когда он по ее подсказке нажимал нужные клавиши, девушка немного отодвигалась и упиралась взглядом в завитки волос на его шее. Шея была до того мальчишеская и до того трогательная, что у нее возникло безумное желание наклониться и прижаться к ней губами. Сердце у Кейт заколотилось, она резко отстранилась, и в этот момент он обернулся.

— Заработало! — торжествующе воскликнул он и вдруг осекся:

— Что с вами, Кейт? Вам нехорошо?

— Нет-нет. Все прошло. Да, конечно, все в порядке…

В порядке? Она часто заморгала от изумления. Нет, этого не может быть. Так не бывает. Невозможно влюбиться в человека, которого знаешь всего несколько часов. Конечно, невозможно. Это просто физическая реакция на привлекательного мужчину. Это могло случиться когда угодно, убеждала она себя, прекрасно зная, что ничего похожего за ней раньше не водилось. Она села на стул и провела ладонью по лбу.

— Я не знаю, что…

— Зато я знаю, — быстро подхватил Уилл. — Вы переволновались из-за тетушки. Может, позвонить в больницу? Я готов!

Она ухватилась за подсказку.

— Готовы? Большое спасибо!

Она следила за тем, как он набирает номер. До чего энергичное у него лицо! И болтает так непринужденно, что общаться с ним одно удовольствие. Все в нем так и дышит чуткостью: высокий лоб, тонкая, скульптурная линия рта, твердый подбородок…

Внезапно Кейт ощутила чувство вины. Как она может думать о такой ерунде, когда Бекки лежит на операционном столе! Она тряхнула головой, пытаясь избавиться от непрошеных мыслей. Уилл положил трубку.

— Да, из них нелегко что-нибудь выудить. Но я все же узнал, что операция закончилась и мадам Арно отвезли в палату. Больше ничего не сказали. — Он сел рядом и сжал ее руки в своих ладонях. — Все будет нормально. Кейт, я уверен. После ленча позвоним еще раз.

Но звонить сразу после ленча не понадобилось. Когда Кейт начала мыть посуду, а Уилл вернулся к «персоналке», на кухню вошел тот самым доктор, которым вчера увез Бекки.

— Я без приглашения, — улыбаясь, заявил он. — Здесь я как дома, non?[9] Как вы поживаете, мадемуазель? Я принес вам новости от мадам.

Раз он улыбается, значит, новости хорошие, с облегчением подумала Кейт. Она мельком видела доктора вчера днем, когда он отвозил Бекки в больницу. Это был щеголеватый, маленький, полноватый мужчина средних лет, с блестящими темными глазами и аккуратной бородкой.

— О, пожалуйста, скажите, как она там? — попросила Кейт, усаживая его за стол и наливая кофе. — Вы завтракали? Может быть, покормить вас?

— Нет, мерси, мадемуазель. Я поел в Руане, в больнице. Я прямо оттуда.

Пока доктор пил кофе, он успел все рассказать. Кейт мало что поняла из описания подробностей операции, поскольку термины употреблялись в основном французские, но сделала вывод, что Бекки удалили матку и что все прошло отлично.

— Она прекрасно вышла из наркоза, и я успел немного побеседовать с ней до ухода, — удовлетворенно заявил он. — Она передает вам привет, надеется, что все в порядке и что новый управляющий прибыл вовремя.

Кейт охватила паника. Если доктор расскажет Бекки, что Кейт осталась в гостинице одна с незнакомым мужчиной, который на самом деле никакой не управляющий, это едва ли пойдет тетке на пользу.

— О да, он приехал вчера, — поспешно подтвердила она, от всей души надеясь, что Уилл не попадется доктору на глаза.

Именно в этот момент вошел Уилл с листком бумаги в руке. Кейт послала ему отчаянный взгляд. Если бы у нее было время предупредить его! Но уже поздно. Он не поймет намека.

Доктор протянул Уиллу свою пухлую ладонь.

— Вы тот самый молодой человек, который будет присматривать за гостиницей мадам Арно, oui?[10]

— C'est са, monsieur,[11] — с почтительным поклоном ответил Уилл. — Делаю все, что в моих силах, а мадемуазель помогает мне.

— Tres bon, tres bon[12] — просиял доктор. — Я передам мадам, что ее гостиница в надежных руках. Ну, мне пора. Пациенты заждались. — Он обернулся к Кейт. — Я вернусь в Руан, вечером позвоню вам, мадемуазель, и сообщу, как чувствует себя тетя.

— Благодарю вас, вы очень любезны, — ответила Кейт. — Передайте ей привет и скажите, что здесь все в порядке, — неуверенно добавила она.

Маленький доктор галантно поклонился, поблагодарил Кейт за прекрасный кофе и отбыл восвояси.

Уилл проводил его до дверей. До Кейт доносились обрывки французских фраз. Играет роль управляющего до конца, поняла она. Надо же, как быстро он в нее вошел. И какое правдоподобие! Она давно должна была сказать ему спасибо; что ж, она сделает это сейчас. Ей не хотелось гадать, что заставило его моментально включиться в игру.

Уилл неторопливо вошел на кухню.

— Похоже, мсье доктор ничего не заподозрил. Ну как, полегчало вам? Теперь вы знаете, что случилось?

Кейт пустила воду посильнее.

— Спасибо за то, что выручили меня, сказала она. — Быстрая у вас реакция. Он усмехнулся.

— А над чем тут долго ломать голову? И без ваших слов все ясно: тетушке совсем ни к чему знать, что этот малый так и не появился.

Она кивнула, смущенно уставясь в мойку и не замечая летящих брызг.

— Или что я осталась в гостинице наедине с совершенно незнакомым мужчиной. Надо было бы долго объяснять, что к чему. Хотя Бекки всего пятьдесят лет, в некоторых вопросах она ужасно старомодна. Она не понимает, что современные девушки должны уметь постоять за себя.

Кейт с грохотом поставила в сушильный шкаф стопку тарелок.

Уилл взял неиспользованную чашку и принялся с отсутствующим видом вытирать ее.

— Да уж, это вы умеете в совершенстве, — буркнул он, поглаживая пальцем припухшие губы.

Кейт не обратила на это внимания. У нее было плохое настроение.

— Ненавижу лгать. Я предпочитаю всегда говорить правду.

— Скажите мне, что такое правда? — лениво возразил Уилл. — Лучшие умы человечества бьются над этим три тысячи лет, и никто еще не нашел ответа. Я, например, считаю, что без маленьких обманов не обойтись, если вы не хотите на каждом шагу причинять людям боль. Так это и называется: маленькие невинные обманы.

— Может быть, вы и правы, — неохотно признала она, — но я стараюсь лгать как можно меньше.

— Это восхитительно! Я сражен наповал, — рассмеялся он, аккуратно ставя на место чистые тарелки. — А сейчас, умненькая-благоразумненькая Кейт, не будете ли вы добры пройти со мной и снова установить эти проклятые поля?

Оказав Уиллу срочную техническую помощь, Кейт отодвинула в сторону валявшиеся на столе бумаги и села писать письмо Бекки.

Это было самое трудное письмо в ее жизни. Она не хотела обманывать Бекки, но другого выхода не было. Начало далось ей легко: она сообщала Бекки о визите милого доктора и о том, какое облегчение она испытала, узнав, что операция прошла благополучно.

«Я все время думаю о Вас, надеюсь, что у Вас все будет хорошо и что Вы не испытываете больших неудобств. Мне хотелось бы быть рядом с Вами, но Вы, наверно, предпочли бы, чтобы я присматривала за гостиницей и за человеком, который помогает управлять ею. Он очень способный и вполне справляется со своими обязанностями, так что беспокоиться не о чем. Лучше постарайтесь поскорее выздороветь. Желаю Вам всего наилучшего и надеюсь вскоре увидеть Вас. Любящая Вас Кейт».

Она подумала и приписала постскриптум:

«Поэтому мне совсем не обязательно переезжать и искать себе другую гостиницу. Думаю, Вы согласитесь, что никакая опасность со стороны временного управляющего мне не грозит. Если бы Вы видели его! Он абсолютно не опасен и совсем не в моем вкусе».

Вот и еще два обмана, виновато подумала она.

Она заклеила конверт, нашла в ящике печать и встала из-за стола. Уилл сидел за дисплеем, глубоко задумавшись. Не стоило отрывать сочинителя детективов от работы. Она нацарапала на листке бумаги: «Ушла в деревню за хлебом. Поручаю вам удерживать крепость до моего возвращения», положила записку у него за спиной и тихонько вышла.

Ехать на машине не было смысла — до деревни всего полмили, и она с удовольствием прогуляется пешком.

Она хорошо помнила эту деревню, маленькую и очень уютную. Бекки рассказывала, что в 1944 году во время высадки союзников в Нормандии эта деревня оказалась нетронутой — не в пример другим, располагавшимся ближе к побережью. Многим домикам было не меньше ста лет. Они тесно окружали центральную площадь, на которой играло несколько малышей, облюбовавших клочок «ничейной земли». В отличие от английских деревень, здесь не было палисадников, но на каждом окне стояли цветочные ящики. Чуть позже здесь распустится целый разноцветный ковер.

Кейт опустила письмо в почтовый ящик и огляделась. По предыдущему приезду она помнила, что здесь, как и повсюду во Франции, есть своя маленькая boulangerie,[13] и быстро разыскала ее, безошибочно руководствуясь чудесным запахом свежевыпеченного хлеба.

Она купила два очень длинных «багета» и пару аппетитных яблочных пирогов. Полная женщина за прилавком, говорившая по-английски лучше, чем Кейт по-французски, узнала ее, и девушке пришлось рассказать о болезни Бекки.

Та всплеснула руками:

— Ah — quel dommage![14] Мадам Арно, такая хорошая женщина!

Она принялась рассказывать, как все деревенские любят Бекки, попросила передать ей привет и пожелать скорого выздоровления.

Кейт тронуло, что тетю в деревне уважают. Она почувствовала угрызения совести. Знали бы они, что племянница Бекки осталась в гостинице одна с незнакомым мужчиной! Нет, пусть уж лучше они ни о чем не догадываются, а потом вернется Бекки и все опять придет в норму.

Успокоившись, она вышла на улицу. Неспешно шагая по пыльной, узкой дорожке, согретая весенним солнцем, она ощущала прилив любви к жизни. Как ни странно, но, несмотря на не слишком вдохновляющее начало, каникулы стали доставлять ей удовольствие.

Вернувшись в гостиницу, она принялась опорожнять сумку с продуктами. Вошел Уилл.

— Вкусно пахнет, — заметил он, одобрительно глядя на батоны. — За время вашего отсутствия никто не звонил. Я застал почтальона на месте преступления и вынул из ящика письма. Пожалуй, из меня получился бы неплохой управляющий. Два счета и письмо от каких-то людей из Булони, которые хотят заказать номер на неделю в августе. Кажется, постоянные клиенты. Попозже мы вместе займемся этим. А одно письмо адресовано вам. Он передал ей пухлый конверт и тоскливо спросил:

— Вы чаю не хотите?

— Хочу, конечно. Сейчас поставлю, — откликнулась Кейт.

— Тогда я через четверть часа заканчиваю и иду к вам.

Уилл захромал в контору.

Кейт посмотрела на письмо. От Эдварда. Она горячо надеялась, что это всего лишь дружеское письмо, которое не повлечет за собой никаких изменений в их отношениях. Это как раз в стиле Эдварда — сначала осторожно объяснить, что он хотел сказать, а потом написать. Уж он-то не сболтнет лишнего под влиянием минутного настроения.

Но письмо от Эдварда оказалось вовсе не длинным. На узком листке бумаги с фирменной надписью «Поздравляем» аккуратным почерком Эдварда было написано:

«Это пришло для тебя сегодня. Тороплюсь переслать тебе на случай, если тут что-нибудь срочное. С наилучшими пожеланиями. Э.»

Кейт почувствовала облегчение. Но кто мог написать ей на адрес фирмы Эдварда?

Она вынула вложенный внутрь конверт и прочитала надпись, сделанную четкими черными буквами: «Для мисс Кэтрин Лавелл. Джону Траславу и компании». Далее шел лондонский адрес фирмы, а в левом верхнем углу было написано: «Прошу переслать».

Кейт потрясение уставилась на конверт. Этот почерк был ей знаком, как собственное имя. Много лет назад она, словно последняя дура, пыталась скопировать маленький росчерк в окончании буквы «у». Она с трудом обошла кухонный стол и села. Она не должна думать о нем, не должна! Ей не следует даже вскрывать это письмо, его надо порвать и забыть, что оно существовало.

Но беспощадная память уже заработала, и Кейт не смогла ее удержать. Воспоминания проносились в ее мозгу с быстротой кинокадров. Ей пятнадцатый год, у нее первое свидание, она идет на дискотеку с Майклом Грином, который учился в той же школе классом старше. На ней нарядное голубое платье, рыжая коса заплетена так, как недавно показывали по телевидению. Она возвращается в половине одиннадцатого, Майкл провожает ее до дверей и целует на прощанье.

С пунцовыми щеками и сияющими глазами она входит в столовую. Папа одиноко сидит у огня. Мама ушла играть в бридж. Она играет в бридж три раза в неделю, и нет ничего странного в том, что они с папой никуда не ходят вместе. В четырнадцать лет это воспринимаешь как нечто само собой разумеющееся. Папа встает, а она думает, какой он красивый и замечательный, но почему-то сегодня очень грустный. Наверно, скучает по маме.

— Ну вот и ты, Кэтрин. Чудесно выглядишь. Хорошо провела время?

— Изумительно! Потрясающе!

Ей хочется задержаться, утешить его и в то же время не терпится оказаться у себя в комнате, вспомнить сегодняшний вечер и поцелуй Майкла. Ее первый поцелуй!

— Я пошла спать, у меня ноги болят от танцев, — говорит она. Почему он такой грустный? Она порывисто обнимает его за шею.

— Спокойной ночи, папочка. Я тебя ужасно люблю, мой дорогой папочка!

Он крепко обнимает ее за шею, не отпускает и долго-долго смотрит в лицо.

— И я люблю тебя, Кэтти. Моя красивая, взрослая дочка. Никогда не сомневайся в этом. — Он целует ее в лоб. — Спокойной ночи, Кэтти.

На следующее утро он уехал в очередную деловую поездку, и она никогда его больше не видела…

Она стоит с конвертом в руках, и перед ней возникает еще один цветной кадр. Она сидит на кухне большого дома в Риджент-Парке и пытается справиться с домашним заданием по математике. Где-то ошибка, но как ее найти? Вчера приехала из Франции тетя Бекки, она сидит в столовой и разговаривает с мамой. Голос Бекки не умолкает, она пытается во что бы то ни стало доказать свою правоту. Они с мамой всегда спорят, когда собираются вместе.

Никогда в жизни Кейт не подслушивала у дверей, ей омерзительна даже мысль об этом, но сейчас, словно подталкиваемая какой-то посторонней силой, она встает и идет в холл.

Дверь в столовую приоткрыта, и из комнаты ясно доносится голос Бекки:

— Это не дело. Вера! Джеймс действительно ушел от тебя. Ты должна это понять. Со временем ты смиришься с этой мыслью. От многих женщин уходят мужья, это случается сплошь и рядом. Джеймс вовсе не был чудовищем: я уверена, что он оставил вам кое-что. Со временем все выяснится само собой.

Потом звучит голос мамы, неузнаваемо резкий и ожесточенный:

— Я продам дом, куплю где-нибудь дешевую квартиру и буду искать работу. Я посвящу всю свою жизнь Кэтрин. Я своими руками заработаю ей на все необходимое. И я сделаю это одна!

Кейт чувствует, как кровь леденеет в ее жилах. Это не правда, это не может быть правдой! Папочка никогда не бросит их, это дурной сон. Ее замечательный, обожаемый отец! Она вновь слышит его голос: «И я люблю тебя, Кэтти. Никогда не сомневайся в этом».

Она открывает дверь и видит их обеих как в тумане: мать в черном платье, выпрямившуюся на тяжелом стуле, и наклонившуюся к ней Бекки, руки которой лежат на полированном столе.

Их лица оборачиваются к ней. Она бежит через всю комнату, бросается к ногам матери, хватается за ее платье.

— Мама, ведь это ошибка? Скажи, что это ошибка. Пожалуйста, пожалуйста, скажи… — Она рыдает, не в силах владеть собой. — Он не мог, не мог бросить нас. Или мог?

Лицо матери — ледяная маска.

— Это правда, Кэтрин. Твой отец ушел навсегда. Теперь нас только двое — ты и я.

— Как он мог уйти? Он не мог, он любит нас! У матери страшно искажается рот.

— О нет, кажется, он любит кого-то другого. Бекки обходит стол, обнимает Кейт и ведет с собой.

— Пойдем, детка, заварим чай.

Милая, практичная Бекки, подумала Кейт, вспоминая наступившие вскоре страшные дни. Бекки делала все, что могла, но не в ее силах было облегчить боль. Как она вообще вспомнила о Бекки? Гораздо лучше ей запомнилась мать: с трагическим лицом она бродила по дому, как привидение, чистя и полируя все, что попадалось ей под руку.

Сначала Кейт не могла заставить себя поверить в это. Папочка скоро вернется, и все пойдет по-прежнему. Но он не вернулся.

Дом продали, за часть полученных денег купили маленькую квартирку в Хорнси, а остатка вполне хватало на жизнь. Прошло несколько месяцев. Она готовилась к выпускным экзаменам, уже не бегала к двери при приближении почтальона, и ей перестали слышаться шаги отца в холле тесной квартирки, заменившей дом, в котором она выросла.

А теплое, любящее сердце, когда-то отданное отцу, превратилось в кусок льда.

Она очень жалела мать, в юности пыталась сделать для нее все, что было в ее силах, готовила ей ужин, когда мать поздно возвращалась от стариков, у которых она проводила долгие часы, зарабатывая деньги на красивое платье для дочери или заграничную поездку с классом в каникулы. Когда Бекки в один из частых приездов предложила матери обратиться за помощью в службу социального обеспечения, то тут же впала в немилость. Мать гордо заявила ей, что не нуждается ни в чьем милосердии. Она должна была стать Кэтрин и матерью, и отцом.

Когда Кейт закончила школу, она попыталась убедить мать работать поменьше. Девушка заявила, что не будет поступать в колледж, а пойдет на курсы секретарей, чтобы скорее начать зарабатывать, но мать и слышать об этом не хотела. Даже тогда, когда Кейт закончила колледж и поступила на службу, мать все еще продолжала работать.

— Нам нужны деньги, — доказывала она. — Мы купим маленький домик и уедем из этой дрянной квартиры.

Однажды Кейт и Бекки поговорили об этом и впервые не сошлись во мнениях. Кейт стало беспокоить здоровье матери.

— Она очень устает. Слишком много работает она в доме у этих стариков, — сказала девушка. — И что она держится за свою богадельню, когда я сама работаю? Мы могли бы вполне прилично прожить на мое жалованье.

К ее удивлению, у Бекки эти мысли не вызвали сочувствия.

— Кейт, дорогая, давай посмотрим правде в глаза, — недовольно сказала она. — Знаешь ли, твоей матери всегда нравилось разыгрывать из себя великомученицу.

Уязвленная Кейт ринулась на защиту мамочки.

— Ей не нужно разыгрывать великомученицу, — вспыхнула девушка. — Она действительно мученица, как и всякая женщина, от которой уходит муж, бросая ее без гроша в кармане и с дочерью, которую нужно содержать. И она действительно содержала меня: она отдала мне все.

Бекки возразила, что мать могла бы подать в суд на бывшего мужа, если бы не была такой гордой.

— Мать никогда бы не унизилась до этого, — убежденно сказала Кейт.

— Тут ты права, моя дорогая, — пожав плечами, согласилась Бекки, и эта тема больше никогда не поднималась.

Все прошло, но не забылось. Кейт смотрела на конверт, но не видела его. Видно, отец как-то узнал, что мать умерла и что Кейт осталась одна. Зачем же ему писать, если он не собирается просить прощения и что-нибудь сделать для нее?

О нет, горько подумала она, не может быть никакого прощения. Медленно и упорно мать сжила себя со свету. Ты разбил ее сердце, отнял здоровье, а теперь почувствовал вину и решил приползти на брюхе? Я никогда не прощу тебя, никогда, никогда, никогда! Собравшись с силами, Кейт разорвала нераспечатанное письмо пополам, потом на четыре части…

В конце концов она опомнилась. Кейт нашла коробку спичек, отнесла обрывки письма в сад и сожгла их.

Внезапно пламя, слой за слоем пожиравшее бумагу, с отвратительной ясностью осветило выведенные на съежившемся клочке слова «Всегда любящий тебя папа», и через секунду они исчезли.

Оставшуюся от письма горстку пепла Кейт втоптала в землю и медленно пошла на кухню ставить чайник.