Утром, в день благотворительного бала, Салли представляла собой комок нервов, частично в результате того, что два дня просидела взаперти в этой крошечной комнате, а частично потому, что ужасалась снова предстать перед Рисом. Она знала так же точно, как цвет собственных глаз, что он не покинул город — ждет, что она появится на балу. И наверняка в ярости, мягко говоря.
Салли надела лавандовое шелковое платье, которое привезла для бала, и отметила, что оно затемняет ее глаза до фиолетового цвета. Легкие сиреневые тени на веках сделали взгляд таинственным, и она подчеркнула эффект искушенности, подняв волосы вверх в строгий пучок, удерживаемый тремя крошечными бабочками из аметиста.
Вот-вот должно подъехать такси, так что она собрала чемодан, чтобы не возвращаться сюда после бала, и осторожно спустилась по узкой лестнице, не желая подвернуть лодыжки на высоких каблуках. Хозяин сидел справа от лестницы и поднялся на ноги, увидев, что она спускается. Пристальным взглядом пробежался по ней с головы до пят, и она почувствовала напряженность его мощных мускулов. У нее появилось неприятное ощущение, что этот сакарианец хотел бы завести гарем с ней в качестве первой наложницы!
Но он только сказал на примитивном французском:
— Вам опасно быть одной в этой части города. Хотите, провожу вас до такси?
— Да, спасибо, — серьезно ответила она и заметила, что на этот раз он не предложил ей донести чемодан, но была благодарна за эскорт даже на короткое расстояние до такси, ожидающего снаружи.
Водитель усмехнулся и вышел, чтобы открыть дверцу, когда они приблизились.
У ворот дворца ей пришлось отпустить такси, потому что водитель не имел права въезжать на дворцовую территорию. Ее имя было внесено в список гостей, и охранник с ястребиным лицом сопроводил ее ко дворцу, и даже поставил чемодан в маленький стенной шкаф, перед тем, как проводить ее к огромному залу, украшенному для бала.
Хотя она прибыла рано, там собралось уже немало людей, женщины оделись, как разноцветные бабочки, и обилие драгоценностей заставило поднять брови. К ее радости было много мусульманских гостей, и она не сомневалась, что не все смуглые мужчины — некоторые в традиционных головных уборах, некоторые в европейской одежде, — были сакарианцами; вероятно, Рис мог назвать имена большинства из них. И присутствовали несколько мусульманских женщин, тоже хорошо одетых, молчаливых, оглядывающихся вокруг огромными влажными темными глазами. Ей очень хотелось поговорить с ними, расспросить об их жизни, но она чувствовала, что любопытство не будет благожелательно встречено.
Внезапно Салли почувствовала покалывание на левой стороне лица и подняла руку, чтобы коснуться щеки. Наконец поняла и слегка повернула голову, чтобы буквально уткнуться в разъяренный пристальный взгляд Риса. Кремниевые глаза, челюсть, высеченная из гранита. Салли вздернула подбородок и вернула ему такой же взгляд, потом вся подобралась, пока он шагал к ней с подавленным бешенством в каждой линии мускулистого тела.
Она стояла как вкопанная, когда он дошел до нее, охватил тонкую талию твердыми пальцами и сжал, не причиняя боли, но показывая, как он мог бы переломить ее пополам. Раздраженный голос проскрежетал:
— Нужно показать тебе кто здесь босс, детка, и я именно тот мужчина, который сделает это. Где тебя черти носили?
— В другой гостинице, — небрежно сообщила она. — Я с самого начала сказала тебе, что не хочу возобновлять наш брак, и именно это имела в виду.
— Ты согласились на трехдневную попытку, — мрачно напомнил он.
— Согласилась. Я согласилась бы ограбить банк, чтобы помешать тебе следить за мной. Так что?
Она подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза.
— Я лгала тебе, а ты лгал мне. Мы квиты.
— Когда я тебе лгал? — рявкнул он, ноздри раздувались от ярости, которую приходилось подавлять, потому что они находились в публичном месте.
— Насчет Корал. — Она подарила ему ледяную улыбку. — Кажется, ты не понимаешь, что я не возражаю, если у тебя другая женщина, меня действительно это не волнует. — Самая большая ложь, когда-либо произнесенная ею. — Но я не переношу людей, обманывающих меня. Итак, ты жил почти как монах, не так ли? И я должна поверить, что Корал последовала за тобой в Сакарию со слезами на красивых глазах исключительно из-за платонических отношений?
— Не знаю, как ты пронюхала о Корал… — нетерпеливо начал он, но она прервала его.
— Я проследила за тобой. У меня любознательная натура. Это помогает стать репортером. Так что, мой дорогой муж, я видела, как ты успокаивал свою любовницу и повел ее в номер, и вышел оттуда не сразу, иначе успел бы меня застигнуть!
— Это ты виновата, что я повел ее в номер, — зарычал он, пальцы сдавили ее запястье. — Я не просил ее следовать за мной и не лгал тебе. Она никогда не была моей любовницей. Но она оказалась здесь, и она рыдала, а я задавался вопросом, не была ли ты права, когда сказала, что она любит меня. Я никогда не предполагал такого, потому что она встречалась с другими мужчинами, я назначал свидания другим женщинам, но возможно, ты заметила что-то, что я упустил. Я решил, что должен объясниться с ней, поэтому проводил в номер и рассказал ей правду о нас. Через пятнадцать минут я вернулся в нашу комнату и нашел только твою чертову записку! Мне хочется свернуть тебе шею, Салли. Я почти сошел с ума, беспокоясь о тебе!
— Я же сказала, что могу позаботиться о себе, — пробормотала она, неуверенная, поверить ему или нет.
Но она не отважится поверить! Как можно? Она знала его слишком хорошо, знала неуемность его сексуального аппетита.
В этот момент дальнейшая беседа была прервана появлением короля Сакарии, его королевского высочества Абу Гарун аль Махди. Все поклонились, женщины сделали реверанс, включая группу американок, и король выглядел довольным. Он был невысокого роста, как и многие сакарианцы, но пятьсот лет правления его династии явственно проступали в гордой осанке и прямом проницательном взгляде. Он приветствовал гостей сначала на безукоризненном английском, потом по-французски и, наконец, на арабском языке.
Салли напряженно вытянулась на цыпочках, чтобы получше его рассмотреть, и на мгновение ее глаза встретились с глазами монарха. После секундного колебания он слегка кивнул с медленной, чуть застенчивой улыбкой, она в ответ улыбнулась ему тепло и дружелюбно; потом короля скрыла группа обступивших его людей.
— Ты произвела впечатление, — Рис посмотрел на нее прищуренными глазами.
— Все, что я сделала — просто улыбнулась ему, — раздраженно защищалась Салли, потому что ей показалось, что он в чем-то обвиняет ее.
— Такая улыбка — открытое приглашение, детка, — протянул муж.
Он собирается быть невыносимым; он сделает этот день настолько трудным для нее, насколько сможет.
— Разве сейчас не должна начаться демонстрация мод? — спросила Салли, благодарная за что угодно, что освободит от его неусыпного внимания.
— Через полчаса, — ответил Рис и потянул ее за собой в помещение для дефиле.
Несколько ведущих дизайнеров мира организовали для Марины это шоу, и стулья, расположенные вокруг подиума, были уже наполовину заполнены. Изысканно одетые женщины смеялись и болтали, в то время как их учтивые спутники поглядывали вокруг со скрытым интересом.
Салли осенило, и она пробормотала Рису:
— Полагаю, что Корал — одна из манекенщиц?
— Конечно, — подтвердил он напряженным голосом.
— Тогда мы обязаны занять наилучшие места, — съязвила она. — Уверена, что даже дикие лошади не утащат тебя отсюда.
Его пальцы болезненно впились в ее руку.
— Замолчи, — прорычал он. — Господи, ты не можешь просто заткнуться?
Он повернул голову и прежде, чем она запротестовала, решительно вывел ее из комнаты. Пролаял вопрос охраннику, который ловко козырнул им, потом что-то объяснил и повел ее вниз по коридору к маленькому помещению. Рис своим телом втолкнул ее в комнатку и закрыл за ними дверь.
Надеясь отвлечь его от лютой ярости, отразившейся на лице, Салли поспешно спросила, — что это за место? — оглядывая каморку, словно крайне заинтересовалась ею.
— Какая разница, — не поддался Рис голосом настолько неровным, что слова были едва различимы, и затем двинулся к ней с мрачной целеустремленностью.
Салли попятилась от него, но сделала только несколько шагов, когда он поймал ее.
Ничего не говоря, он притянул ее к себе, накрыл ее рот своим и поцеловал с таким пожирающим голодом, что она забыла о сопротивлении. В любом случае, это бесполезно; по силе она ему не соперник и он держал ее настолько близко, что их тела вжимались друг в друга от плеч до коленей. Кровь забарабанила в ушах, и она погружалась в него, поддерживаемая только его руками.
Через несколько томительных минут он поднял голову и осмотрел покрасневшее, захваченное любовью лицо.
— Не говори со мной о других женщинах, — приказал он негромко, прерывистое дыхание ласкало ее губы. — Никакая другая женщина не может возбудить меня так, как ты, даже когда ты ничего не делаешь для этого, маленькая ведьма. Я хочу тебя прямо сейчас, — простонал он, нагнув голову, чтобы прикоснуться губами к ее рту.
— Это… это невозможно, — прошептала Салли, но протест был чисто символическим.
Чувственный огонь, который горел в нем, сжигал и ее тоже, и если бы он настоял, она не нашла бы сил сопротивляться. Каким-то образом Рис сумел осознать, где они находятся, и убрал от нее дрожащие руки.
— Знаю, черт возьми. — Он тяжело вздохнул. — Думаю, нам лучше вернуться, если ты сможешь посмотреть показ мод без единого слова о Корал, — мрачно предупредил он.
Дрожащими пальцами она восстановила ущерб, нанесенный макияжу, и предложила ему платок, чтобы убрать помаду с губ. Он вытер рот и слегка улыбнулся яркому мазку на ткани.
— Что ты сказал охраннику? — наконец спросила Салли, подчиняясь потребности поддерживать вялую беседу.
— Я сказал ему, что ты почувствовала слабость, — ответил он. — Ты и в самом деле казалась бледной.
— А теперь? — громко поинтересовалась она, касаясь щек.
— А теперь нет. Ты выглядишь зацелованной, — протянул он.
Кровь все еще мчалась по ее телу от страстного томления, когда они заняли свои места на показе, и парад моделей едва фиксировался сознанием. Она ощущала только высокое тело Риса рядом с собой, так близко, что чувствовала тепло его ноги и уникальный мускусный запах. Сердце тяжело билось в груди. И только Корал привлекла внимание, ее взгляд устремлялся к Рису, словно притянутый, капризная чувственная улыбка на безупречных губах предназначалась ему одному. Искоса взглянув на Риса, Салли увидела невозмутимое лицо, но сжатые челюсти выдавали внутреннее напряжение, и она снова уставилась на Корал с тошнотой в желудке.
Программа бала была насыщенной, каждая минута расписана. После демонстрации мод состоялся ужин «тысяча долларов за тарелку», все доходы от которого предназначались на благотворительность. Затем танцы, потом выступление знаменитого американского певца, для Салли часы текли с ощущением, словно она находится под водой. Рис был с ней рядом каждую минуту, но она не могла забыть мимолетное выражение его лица, когда он увидел Корал.
Почему она позволяет ему мучить себя? Никаких иллюзий насчет него не осталось, и она уже определила свой собственный порядок действий. Когда они вернутся в Нью-Йорк, она уедет — все очень просто. Но по каким-то причинам не в силах преодолеть глубочайшего уныния, она выпила больше шампанского, чем намеревалась, осознав этот факт только когда комната закружилась вокруг в тумане, и она уцепилась за руку Риса.
— Тебе уже достаточно, — мягко сказал он, забирая бокал из ее пальцев и отставляя в сторону. — Думаю, тебе надо что-нибудь съесть, например, кусок пирога. Давай.
С нежным участием он удостоверился, что жена ест, постоянно приглядывая за ней. Почувствовав себя лучше, она благодарно улыбнулась мужу.
— Сколько еще до интервью? — пробормотала Салли.
— Уже скоро, милая, — утешил он, словно чувствуя ее угнетенное настроение.
Но, наконец, ужин закончился, и Салли с Мариной остались наедине в частных апартаментах, которые король предоставил в их распоряжение.
— Король действительно славный, — объяснила Марина. — Думаю, что он застенчив, но всячески пытается скрыть это. И, конечно, приучен игнорировать женщин в любой сфере, кроме сексуальной, и он так и не смог привыкнуть общаться с ними на общественных мероприятиях, несмотря на свое английское образование.
— Твой муж прошел ту же школу? — спросила Салли, думая, что Зейн, кажется, не имеет никаких проблем с женщинами.
— Нет, и его отношение к женщинам слегка модернизировано, — криво усмехнувшись, ответила Марина. — Представляешь, он держал гарем до нашей помолвки. Я заставила его отпустить их всех, прежде чем согласилась выйти за него замуж! — самодовольно пояснила она.
Салли подавилась смехом и ахнула.
— Гарем? Шутишь! У них до сих пор так принято?
— Конечно, а как ты думаешь, почему в королевском семействе так много принцев? Мусульманская религия разрешает иметь четырех жен и столько наложниц, сколько мужчина сможет содержать, и Зейн уж точно имел большой выбор любовниц, чтобы занять ночи!
— И что ты сказала ему, чтобы заставить дать им отставку?
— Предоставила ему выбор — или я, или другие женщины, и однозначно дала понять, что не собираюсь делить его с кем-то еще. Ему не понравилась идея распустить гарем, но, в конце концов, он понял, что мой ограниченный американский ум просто не может принять такую ситуацию.
Их глаза встретились и они захохотали, но вскоре их прервали Рис и Зейн.
— Думаю, интервью было очень серьезным, — прокомментировал Рис, проходя вперед, чтобы упасть рядом с Салли.
— Скорее личным, — парировала Салли.
Властный рот Зейна насмешливо изогнулся, и он растянулся возле Марины.
— Мы не смогли удержаться, — объяснил он. — Я представил Риса его величеству, — сказал он, устало ссутулив широкие плечи, и усмехнулся воспоминаниям. — Думаю, что заставил ревновать некоторых дипломатов, особенно потому, что у нас состоялась длительная беседа, но голоса были слишком тихими, чтобы что-то подслушать!
— Госдепартамент, вероятно, попытается допросить меня, — добавил Рис.
Что-то щелкнуло в памяти Салли и она небрежно спросила Зейна:
— Как вы познакомились с Рисом?
— Он спас мне жизнь, — быстро ответил Зейн, дальнейших объяснений не последовало, и Салли удивленно подняла брови.
— Тебе незачем это знать, — поддразнил Рис. — Мы оба оказались там, где не предполагали очутиться, и едва остались в живых. Оставим эту тему, детка. Лучше расскажи, как вы встретились с Мариной.
— О, это достаточно просто.
Марина пожала плечами.
— Мы встретились в колледже. Ничего необычного. А теперь, почему бы вам обоим не уйти? Как мы с Салли сможем поболтать в присутствии свидетелей?
Оба мужчины засмеялись, но ни один не двинулся, чтобы ретироваться, так что пришлось вовлечь их в беседу. По правде говоря, не следовало прогонять их. Рис находился здесь не ради интервью, но все еще оставался репортером, и каким-то образом мало-помалу получил его. Несмотря на раздражение, Салли могла только восхищаться, как ловко он формулировал вопросы к Зейну. Некоторые были прямолинейными и задавались в упор; другие содержали тонкие намеки, позволяя Зейну уклониться от вопроса или отвечать, если пожелает. В ходе этой беседы Зейн был откровенен в своих ответах, и Салли понимала, что выслушивает потенциальную бомбу. Он рассказывал Рису о таких вещах, о которых, возможно, не сообщал и главам иностранных государств, и, казалось, питал абсолютную уверенность в том, что Рис знает, о чем может сообщить, а что должен забыть.
Постепенно Салли начала понимать острый, как бритва, ум человека, который управлял финансами быстро развивающейся экономики и медленно вел свою страну в двадцатое столетие. Он был авантюристом, но одновременно и патриотом. Возможно, по этой причине король так сильно полагался на своего молодого министра финансов и позволял сакарианской политике руководствоваться западными ориентирами.
Немалую роль в этой политике играла и Марина. Как Зейн имел значительное влияние на короля, так и Марина оказывала огромное влияние на Зейна. Салли не знала, осознает ли это сам Зейн; мужчина, который до недавнего времени содержал гарем, вероятно, даже сам себе не признается, что жена является главным фактором выбора направления его политики. Вряд ли король будет доволен, если скажут, что Марина обладает косвенным влиянием на трон. И все же улыбчивая красивая молодая женщина, так явно влюбленная в мужа, играла важную роль в сценарии, который мог затронуть весь мир из-за сакарианской нефти.
Наконец беседа перешла на общие темы, и Марина спросила, сможет ли Салли освободиться и навестить ее попозже, в этом году. Салли уже открыла рот, чтобы согласиться, но Рис вмешался, прежде чем она смогла сказать хоть слово.
— Я собираюсь снимать документальный фильм в Европе поздней осенью и в начале зимы, — объявил он, — и Салли поедет со мной. Я пока не знаю точный график съемок, но позже сообщу.
— Обязательно, — настаивала Марина. — Мы редко видимся теперь. По крайней мере, когда я жила в Нью-Йорке, мы умудрялись поймать друг друга в городе раз в месяц, или около того.
Салли воздержалась от комментариев, но про себя подумала, что Рис слишком многое считает само собой разумеющимся. То-то он удивится, когда она уйдет из его жизни и исчезнет навсегда!
Было уже поздно, когда они покинули дворец, и поскольку времени едва хватало на то, чтобы успеть на рейс, Зейн распорядился доставить их в аэропорт. Салли и Рис ехали в личном лимузине Зейна, их багаж проверили и без промедления пропустили в самолет.
Всю поездку до аэропорта Рис зловеще молчал и по-прежнему безмолвствовал, пока они устраивались на своих местах в самолете. Ее это вполне устраивало; она устала и не испытывала желания спорить с ним. В любом случае, она всегда добивалась большего успеха, вступая в сражение вслед за ним. Она слишком импульсивна, слишком опрометчива, не умеет управлять собственным темпераментом, тогда как Рис заранее хладнокровно рассчитывал каждый ход.
После взлета стюардессы начали раздавать маленькие подушки и пледы тем пассажирам, которые попросили их, и так как было уже поздно, Салли решила попытаться заснуть, взяла подушку и одеяло и отклонила назад спинку сиденья.
— Я очень устала, — сообщила она мрачному профилю Риса. — Спокойной ночи.
Он повернул голову и обжег ее жестким взглядом. Потом тоже опустил спинку сидения, притянул жену к себе и положил ее голову себе на плечо.
— Я провел две чертовски длинные ночи, задаваясь вопросом, где ты, — пророкотал он ей в висок, укутывая одеялом. — Ты будешь спать там, где тебе и место.
Потом отвел ее голову назад и припал жестким ртом к ее губам в собственническом поцелуе, который длился и длился, пока он не почувствовал ее отклик. Затем отодвинулся и снова устроил ее голову на своем плече, и она была рада возможности спрятать пылающее лицо. Почему она такая слабая и глупая? Почему не может справиться с реакцией на него?
После этого поцелуя она была уверена, что не сможет заснуть, но каким-то образом немедленно провалилась в сон и проснулась только один раз за весь долгий полет, когда пошевелилась и Рис снова укутал ее одеялом. Открыв глаза в тусклом свете, она посмотрела на него и прошептала:
— Разве ты не хочешь спать?
— Я спал, — пробормотал он. — Мне просто досадно, что мы не одни.
Он натянул на нее одеяло и снова поцеловал, лишая всяких сомнений, почему ему жаль, что они не наедине. Его поцелуи затягивались, становясь все более жадными, он снова и снова прижимался к ее губам, пока, наконец, не чертыхнулся приглушенно, подняв голову.
— Я могу подождать, — прорычал он. — С трудом.
Салли лежала на его плече и нервничала, едва удерживаясь, чтобы не шептать слова любви, вертевшиеся на языке. Слезы жгли глаза. Она любит его! Было до того больно, казалось, что она сейчас не выдержит и завопит. Она любит его, но не может доверить ему свою любовь.
Они пересели на другой рейс в Париже и, поскольку дней, проведенных в Сакарии, не хватило, чтобы придти в себя после смены часовых поясов, обоим пришлось несладко. У Салли невыносимо болела голова, когда они, наконец, приземлились в аэропорту Кеннеди и, судя по напряженному утомленному лицу Риса, тот чувствовал себя не намного лучше. Если бы он начал спорить, она просто закатила бы истерику, но он доставил ее к дому и ушел, даже не поцеловав.
Вопреки всему хотеть плакать, Салли дотащила чемодан до квартиры и яростно пнула его. Быстро приняв душ, упала в кровать и со злостью обнаружила, что сон ускользает от нее. Она вспоминала томную чувственность его поцелуев в самолете, как удобно ей было лежать на его плече, как безопасно в его объятьях. Она разразилась сердитыми мучительными рыданьями и, в конце концов, так и заснула в слезах.
Но когда проснулась следующим утром, мысли прояснились. Рис сведет ее с ума, и если она не уедет сейчас, как планировала, он в конечном счете уничтожит ее. Сегодня она пойдет на работу, напечатает интервью с Мариной и спокойно положит Грэгу на стол заявление об увольнении. Потом вернется домой, упакует одежду, закроет квартиру и сядет в автобус, направляющийся куда-нибудь.
Салли оделась и поехала на работу на автобусе, слегка опаздывая из-за автомобильной аварии, создавшей пробку.
Когда она вошла в шумный газетный зал, грохот стих почти до безмолвия и ей показалось, что все повернулись и уставились на нее. Не понимая, что происходит, она густо покраснела и поспешила в свой закуток. Бром был там, увлеченно печатая, но когда она села и сняла чехол с собственной пишущей машинки, он перестал работать и повернулся в кресле, чтобы посмотреть на нее.
— Что случилось? — требовательно спросила Салли, посмеиваясь. — У меня грязь на лице?
В ответ Бром наклонился и повернул деревянную табличку с ее фамилией лицом к ней. Салли взглянула на нее и оцепенела. Это была новая табличка с фамилией. Вместо Салли Джером та демонстративно объявляла всему миру — САЛЛИ БЭЙНС. Она рухнула в свое кресло и вытаращилась на деревяшку с таким ужасом, будто та могла укусить.
— Поздравляю, — промолвил Бром. — Должно быть, поездка была удачной.
Она не смогла придумать, что ответить; просто продолжила пялиться на табличку с фамилией. Очевидно, та появилась сегодня утром, и Салли заинтересовалась мотивом Риса. Она с тревогой ощущала, как он все туже стягивает сеть вокруг нее и, возможно, она ждала слишком долго, чтобы вырваться. Но теперь ничего не поделаешь, и профессиональная совесть не позволит ей уехать, не закончив интервью с Мариной.
— Итак? — спросил Бром. — Это правда?
— То, что мы женаты? — твердо отозвалась она. — По большей части — правда, все зависит от того, какие выводы ты сделаешь.
— И что это означает, мадам Сфинкс?
— Это означает, что свадьба не делает брак настоящим, — поддразнила она. — Не относись к этому слишком серьезно.
— Послушай, нельзя быть частично замужем, или выйти замуж, не заметив, как сделала это. Или ты замужем, или нет, — раздраженно заметил он.
— Это длинная история, — уклонилась она и была спасена от дальнейших расспросов телефонным звонком.
Вздохнув с облегчением, она взяла трубку.
— Салли Джером.
— Неправильно, — рявкнул Грэг ей в ухо. — Салли Бэйнс. Твой тайный муж предал все гласности, тем самым сняв груз с моих плеч. Я оказался бы в очень трудном положении, узнай он, что я в курсе ваших дел. Но теперь все закончено, и ситуация касается только вас двоих.
— Что вы имеете в виду? — осторожно спросила она, прикидывая, не сделал ли Рис что-нибудь еще, о чем ей пока неизвестно.
— Только это, куколка. Потому что теперь ты не один из моих лучших репортеров, теперь ты — его жена.
Ослепнув от ярости, Салли забыла, что планировала любым способом избежать огласки, и прошипела сквозь зубы:
— Вы подразумеваете, что больше не будете посылать меня на задания?
— Именно так. Поговори с ним сама. Раз он во всеуслышание объявил, что он твой муж, то я делаю вывод, что Рис более чем склонен помириться с тобой.
— Я не хочу с ним мириться, — ответила она, обуздывая темперамент и говоря приглушенным голосом, чтобы Бром не смог подслушать. — Мне нужны хорошие рекомендации. Вы ведь дадите мне их?
— Не могу, не сейчас, когда он объявил всем, что ты его жена. Он и мой босс тоже, — сухо отказал Грэг. — И он четко объяснил, что все, что касается тебя, должно быть одобрено лично им.
— Неужели? — яростно спросила она, теряя самообладание от гнева. — Я сама позабочусь обо всем, этого не будет!
Она швырнула трубку вниз, не сводя с нее глаз, затем направила горящий пристальный взгляд на Брома, который вскинул руки, будто сдаваясь, и вернулся к своей пишущей машинке.
Салли в любой момент ожидала вызова в кабинет Риса и не могла решить, хочет видеть его или нет. Было бы значительным облегчением — выпустить характер на волю и наорать на него, но она знала, что Рис воспользуется ее срывом в своих интересах и наверняка выпытает все ее планы. Лучшее, что можно сделать — закончить репортаж и уйти. Она знала свои слабости и худшие из них две — собственный характер и Рис. Самая разумная вещь — не позволить ни одной получить власть над собой.
Она очень старалась, но редко когда было так трудно сосредоточиться. Мысли метались в голове — упаковать вещи, предпринять меры, чтобы отказаться от квартиры, куда пойти потом, и вдруг, посреди всех планов, высветилась картина обнаженного Риса, его голодных глаз, когда он потянулся к ней, тело вспомнило его прикосновения и она задрожала от воспоминаний. Она жаждала его; почему он не пришел к ней прошлой ночью? Конечно, они были утомлены, истощены и раздражены, и все же… Какая же она дура! Последнее, что ей нужно — привыкнуть и впасть в зависимость от его любовных ласк! И без того трудно преодолеть влечение к нему, снова забыть безумную сладость, снедавшую ее.
Утро промелькнуло мимо, и она обреченно решила поработать после обеда, но планы были пущены под откос, когда у ее стола остановился Крис, прищурив карие глаза, молча поднял табличку с фамилией, изучил ее, затем так же молча поставил на место.
— Можешь уйти ненадолго? — спокойно спросил он, но Салли уловила подтекст в его голосе, возможно потому, что сама была очень несчастна, поэтому стала чувствительной к страданию других.
— В любом случае, время обеда, — не колеблясь, согласилась она, выключила пишущую машинку и накрыла ее чехлом. — Куда пойдем?
— Он не будет возражать? — спросил Крис, и она поняла, кого он подразумевает.
— Нет, — отрезала она и дерзко усмехнулась. — Кроме того, я не спрашиваю у него разрешения.
Он снова ничего не сказал, пока они не вышли из здания и, лавируя среди спешащих людей, обходили толпу стремящихся на обед, которая заполнила тротуары. Крис поднял голову и, сощурив глаза, взглянул на шар пылающего солнца, потом спросил:
— Ты и правда вышла за него замуж? Нелегко пожениться так быстро, если только вы не направились в Лас-Вегас.
— Мы поженились восемь лет назад, — призналась она, не отвечая на вопросительный взгляд, которым, она почувствовала, он стрельнул в нее. — Но уже семь лет живем раздельно.
Какое-то время они шли молча, потом Крис поймал ее за руку и указал на кафе. Оно выглядело не хуже любого другого, и они вошли внутрь, где их провели к маленькому столику у стены. Салли не хотела есть, поэтому выбрала только фруктовый сок и легкий салат, зная, что не съест его. Крис тоже не казался голодным, поэтому когда принесли еду, он просто пил кофе и задумчиво разглядывал бутерброд с тунцом на своей тарелке.
— Выглядит так, будто вы снова вместе, — наконец сказал он.
Салли покачала головой.
— Это то, чего он хочет.
— А ты нет?
— Он не любит меня, — печально призналась она. — Я просто вызов ему. Как я тебе и говорила, он хочет немного поиграть какое-то время. Для него не имеет значения, что попутно он уничтожит мою жизнь. Он уже разрушил мою карьеру и клянется, что поместит меня в черный список и не позволит мне найти другую работу в качестве репортера.
Крис выругался, что делал редко, и встретил удивленный пристальный взгляд Салли золотыми вспышками гнева, пылающего в темных глазах.
— Как он мог так поступить с тобой? — возмутился он.
Она сумела небрежно пожать плечами.
— По его словам, он боится, что меня убьют. И он просто не может перенести мысль о том, что я окажусь в центре какой-нибудь революции.
Но сколько раз сам Рис уезжал, чтобы сделать именно это, оставляя ее сходить с ума от беспокойства?
— Раз так, я могу его понять, — сказал Крис, криво улыбнувшись. — Признаюсь, что тоже иногда беспокоился о твоем маленьком симпатичном теле, а ведь я даже не женат на тебе.
— Но ты не собираешься бросать все ради Эми, — прямо напомнила она. — И я не откажусь от своего дела ради Риса… если у меня будет какой-то выбор. Он вредит мне, Крис. Связывает меня и душит.
— Ты его любишь.
— Пытаюсь разлюбить. Правда, пока не слишком преуспела в этом. — Потом покачала головой.
— Забудь обо мне. С Эми ситуация не изменилась?
Он понуро склонил голову на бок.
— Я все еще люблю ее. И все еще хочу жениться на ней. Но она по-прежнему не желает выходить за меня замуж, пока я не брошу заниматься репортажами, а мысль наступить на горло собственной песне и устроиться на работу с девяти до пяти заставляет просыпаться в холодном поту.
— Ты не можешь уступить? Грэг сдался, ради детей.
— Но не ради жены, — подчеркнул Крис. — Он должен был потерять ее, прежде чем оставил поле. Если бы она была жива, он, вероятно, по-прежнему упорно гонялся бы за материалом.
Это верно, и она вздохнула, отведя глаза. Требования, предъявляемые детьми, отбросить гораздо тяжелее, чем претензии взрослых, потому что дети воспринимают мир только применительно к себе и не допускают, что потребности родителей могут быть столь же важны для тех, как их собственные. Они безо всяких угрызений совести ясно выказывают свои нужды, требуя заботы, в то время как взрослые по различным причинам воздерживаются от чрезмерных категоричных притязаний, зная, что им никто ничего не должен, значит, нечего и приставать. Когда она попросила — точнее потребовала — чтобы Рис поменял работу и находился рядом с ней, то не получила ровным счетом ничего. Рис однозначно дал понять, что ее счастье не его забота. У него есть собственная жизнь, которую он и собирается прожить. Поэтому она не могла предложить Крису никакой надежды, никакого решения, так и не найдя его для себя. Что бы они ни предприняли — результатом будет страдание.
— Я хочу уехать, — сказала Салли вслух, затем в ужасе посмотрела на него, потому что не собиралась объявлять о своих намерениях.
Крис поймал ее взгляд и махнул рукой.
— Забудь. Дальше меня это не пойдет, — заверил он. — О чем-то подобном я уже подумал. У тебя есть мужество, чтобы сделать то, что ты должна сделать, независимо от того, как это мучительно. Ты отсекаешь свой проигрыш. Жаль, что я не могу.
— Когда будешь готов, сможешь. Не забудь, у меня было семь лет, чтобы привыкнуть к жизни без него.
Она слегка улыбнулась.
— Я даже убедила себя, что между нами все кончено. Рису не потребовалось много времени, чтобы разрушить этот миф.
Крис посмотрел на нее, будто на самом деле не видел, самоуглубленным пустым взглядом, словно возводя стены внутри себя. Он пострадал так же, как она когда-то. Нет ничего более разрушительного для чувства собственного достоинства, чем услышать от любимого человека: «Ты должна измениться», — маленькая коварная фраза, которая на самом деле означает: «Я не люблю тебя такой, как ты есть. Ты недостаточно хороша». Бывает и более глубокая боль, и более сильная, и все-таки особенно больно от такого злобного укуса. Теперь она понимала это слишком хорошо и поклялась, что никогда не попросит кого-то стать другим. А Риса ранили ее настойчивые требования, чтобы он переменился? Она попыталась представить картину смущенного страдающего Риса и потерпела сокрушительную неудачу. У него характер как нержавеющая сталь, он никогда не сомневается, никогда не позволяет себе быть уязвимым. Он стряхнул ее цепляющиеся руки как паутину, и пошел своей дорогой.
— Я заполучу ее, — убежденно произнес Крис. — Не знаю как, но я добьюсь этого.
Они молча шли назад в офис и когда вошли в пустой лифт, Крис ударил по кнопке, чтобы закрыть дверь, и удержал там палец, пристально глядя на Салли.
— Держи меня в курсе, — мягко сказал он. — Желаю, чтобы у тебя все получилось, Сал.
Он одной рукой обнял ее за шею, другой слегка приподнял голову, чтобы легко прикоснуться губами к ее рту, и она почувствовала, как слезы закипели в глазах. Ну почему, почему так случилось, что она любит мужа, а не Криса?
Салли не могла обещать, что будет поддерживать с ним связь, хотя и хотела. Как только она уедет, то не рискнет сделать что-либо, что сможет дать Рису ключ к ее местонахождению, и Крис не разгласит то, чего не знает.
Она вышла из лифта, простившись с ним долгим взглядом; потом вернулась к своему столу и снова решительно занялась репортажем.
Мысль «теперь или никогда» помогла достаточно сосредоточиться, и меньше чем через час она послала законченный материал в офис Грэга. Затем встала, потянула утомленные напряженные мышцы, небрежно схватила сумку и покинула здание, ни с кем не разговаривая, как будто просто отправлялась в командировку, хотя на самом деле собиралась никогда сюда не возвращаться. Салли жалела, что вынуждена уехать, не поговорив с Грэгом, но он ясно дал понять, что в первую очередь предан Рису, и она знала, что он немедленно доложит о ее увольнении.
Предосторожность заставила обналичить банковский чек, так что она несла в сумке и только что полученные купюры, и дорожные чеки. Кто знает, какие способы может использовать Рис, чтобы удержать ее? Она должна уехать и сделает это немедленно.
Она добралась до своей квартиры почти в половине четвертого, и вдруг инстинктивно что-то почувствовала, а когда открыла дверь, то волоски на шее встали дыбом. Она посмотрела вокруг на знакомую мебель и поняла: что-то изменилось. Оглядевшись, увидела, что некоторые вещи отсутствуют: пропали личные награды, пропали книги, пропали старинные часы. Воры!
Рванулась в спальню и поразилась пустоте. Дверцы стенного шкафа были открыты, демонстрируя отсутствие содержимого. Из ванной исчезла косметика и туалетные принадлежности, даже зубная щетка. Все личные предметы исчезли! Тут она побелела и помчалась обратно в спальню, чтобы в ужасе уставиться на чистую поверхность стола, где прежде покоились рукопись и пишущая машинка. Даже рукопись украли!
Шум в дверном проеме заставил ее резко повернуться и приготовиться к сражению, если воры вернулись, но это была домовладелица, застывшая у двери.
— Я так и подумала, что это вы, — приветливо сказала миссис Лендис. — Я так счастлива за вас. Вы такая хорошая девочка, и я все время ждала, когда же вы соберетесь выйти замуж. Мне очень жаль терять вас, но я понимаю, что вы стремитесь поселиться с вашим красавцем мужем.
В животе Салли разлился холод.
— Мужем? — слабым эхом отозвалась она.
— Он первая знаменитость, которую я когда-либо встречала, — тараторила миссис Лендис. — Но он был так любезен и сказал, что позаботится о вашей мебели, которую отвезет на склад к этим выходным, так что я могу снова сдать квартиру. Я еще подумала, какой же он заботливый, решил за вас все проблемы, пока вы были на работе.
К этому моменту Салли уже взяла себя в руки и сумела улыбнуться домовладелице.
— Да, он такой, — согласилась она, сжимая руки в кулаки. — Рис заботится обо всем!
Но он еще не победил!