Беседы с бывшими пансионерками убедили Константина Митрофановича в том, что он недостаточно изучил все обстоятельства на месте. Он вернулся в пансион, где его поджидала измученная Аполония, Экзамены подходили к концу, и дети готовились разъезжаться по домам. Сердюков с болью увидел, что недели, проведенные в тоскливой и тревожной неизвестности, сильно преобразили молодую женщину.
Глубокие тени залегли под глазами, исчезли румянец и светлая, ласковая и жизнерадостная улыбка, которая раньше не сходила с ее лица. Тогда Сердюков полагал, что она, наверное, и когда спит, счастливо улыбается окружающему миру. Теперь глубокая скорбная складка образовалась вокруг рта. Госпожа Хорошевская словно постарела на несколько лет.
– Я все думаю и никак не могу понять, Аполония Станиславовна, что общего между вашим карликом, будем так его называть, и тем, которого видели девочки. Их рассказы очень похожи, но ведь этого не может быть. Ваш карлик – из области больного видения, а этот, вероятно, совершенно живой человек, от которого, извините, однажды чесноком разило!
– Я тоже ломаю голову над этим вопросом, – вяло ответила Хорошевская. – Но не пойму, как это связано с исчезновением Андрея?
– Может быть, и никак, а может быть, впрямую. Мы не будем отказываться ни от каких версий. Поверьте мне, я сужу по своей многолетней практике, чего я только не насмотрелся!
Помолчали. Сердюков сосредоточенно, Аполония с тоской и нарастающим отчаянием.
– Послушайте, а среди персонала пансиона есть люди маленького роста? – вдруг неожиданно спросил Сердюков.
– Да, Тезаурус, то есть Мелих Осип Осипович, учитель древней истории. Только он не карлик, он просто маленького… – И тут она остановилась на полуслове. – А ведь он работал вместе с Андреем и был в Институте, когда я еще там училась.
– И когда он появился тут?
– Сразу же после открытия, Андрей пригласил многих своих товарищей, которых знал раньше, в том числе и из Института.
– Так… А как он мог узнать о вашем карлике?
– Ума не приложу. Никак. Мы совершенно не общались тогда. И вообще, кроме тестер и мужа я никому никогда не рассказывала об этом. Трудно представить себе, чтобы Андрей Викторович с кем-либо обсуждал детские галлюцинации своей жены.
– Та.., а.., к, – снова протянул следователь. – Поговорю-ка я с ним!
Поговорить-то можно, но вот какой найти повод? Не учинять же допрос: «Где вы, господин учитель, были в те дни, когда девочек донимал карлик?»
Мелих пробегал по коридору мимо высокого белобрысого господина, который гостил уже несколько дней в квартире директора. Сам директор уже подозрительно долго отсутствовал. Педагоги и классные дамы потихоньку судачили между собой о причине его отсутствия и пришли к единодушному мнению, что супруги сильно рассорились. По всему видно, директриса сама не своя ходит, бледная, нервная, очевидно, лжет, говоря, что муж заболел. Так всегда бывает, когда хотят скрыть неприглядную правду. Впрочем, все это очень прискорбно, и если действительно так случилось, то все искренне будут жалеть обоих. Уж больно хорошая пара. Как они любили друг друга! Приятно было посмотреть. Но все же они не ровня. Нет, дело не в разнице возрастов. Все куплено и обустроено на ее деньги. Опекун и зять Аполонии жестко контролировал все расходы пансиона, боясь, чтобы не обобрали его родственницу. Он возглавил попечительский совет и поначалу, пока был жив, без конца совал свой нос в дела пансиона.
А теперь приезжает его вдова, сестра директрисы. Тоже, видать, поглядеть, что и как. Девочку сюда свою определила, чтобы был повод почаще появляться. Вот, видимо, все это и допекло Андрея Викторовича. Ведь он такой ранимый, самолюбивый. Так думали многие в пансионе. Осип Осипович не был согласен с общим мнением. Андрея Викторовича он очень ценил и уважал, поэтому считал, что тот неспособен на неблаговидный поступок: он никогда не бросил бы пансионат на произвол судьбы и никогда не оставил бы свою жену.
– Это форменное безобразие! – вдруг раздался голос высокого господина.
Мелих замер от неожиданности. Мужчина держал в руках книгу, как разглядел Мелих, это был учебник истории.
– Я говорю, что в нынешних книгах полно несуразностей, глупостей и прочих вещей, вредных для незрелого детского ума.
– Вы со мной изволите разговаривать? – осторожно поинтересовался Мелих.
– Ах, сударь, простите. Но если вы изволите… Я по поводу данной книги, учебником называется.
– Вы попали в точку, – заулыбался учитель. – Я как раз преподаю историю в данном заведении. Ко всему прочему, пишу курс лекций и имею намерение добиваться его издания именно как нового, передового учебника. Впрочем, в нашей косной, прогнившей системе, это чрезвычайно тяжело.
Собеседники представились друг другу.
Правда, Сердюков, назвавшись родственником директорской семьи, умолчал, что он полицейский. Далее разговор покатился легко и непринужденно. Человека, как давно уже убедился Сердюков, не надо принуждать говорить, если речь идет о нем самом, о его любимом деле или о наболевшем. Он только иногда поддакивал Тезаурусу и кивал головой.
Мелих захлебывался словами. Он уже порядком надоел всем в пансионе со своими заумными и нескончаемыми речами.
Новый собеседник был для него просто находкой, тем более что Сердюков умел слушать. Он слушал человека профессионально, ловко вычленяя из словесного потока нужную информацию. При этом он ненавязчиво наблюдал за собеседником, что позволяло ему сделать соответствующие выводы.
Итак, что получается. Рост действительно невелик, но и не карлик, карлики все же еще меньше. Правда, девочкам с перепугу могло показаться Бог весть что. Но они узнали бы своего учителя. Маска?
К тому же зачем, какой мотив? Какова цель? Испугать? Кого? Девочек, директора? Каково у него истинное отношение к Андрею? Да, на словах он его товарищ, а как на самом деле? Может быть, зависть, недоброжелательство. А может, он питает страсть к его жене? Известное дело, маленькие мужчины обожают высоких и дородных женщин. Можно только предположить, что испытывает этот человек, когда его нос упирается в роскошную грудь директрисы. А та с высоты своего роста взирает на его плешь. Сердюков усмехнулся.
Или же Мелих испытывает болезненные чувства к ученицам, питает порочные намерения? Тогда совсем гадко получается.
После разговора с учителем, следователь вышел из пансиона и принялся ходить вокруг да около. Скоро появился сторож, который заодно выполнял и работу дворника. Степенный старик с благообразной бородой. Следователь окинул его цепким взглядом, приноравливаясь, как построить разговор.
– Ищите что, ваше высокоблагородие?
– Ищу, ищу. Истину, – пошутил следователь, пиная ногой высокую траву.
– Это дело нелегкое, – прищурился сторож. – Я тоже иногда ее ищу.
– Успешно?
– Да нет, вот уже до старости дожил, скоро на погост, а так и не понял ее, эту самую истину.
– Да, дело непростое.
– Вот я и вижу, что ваше-то дело, тоже непростое, – хитро улыбнулся сторож. – Приехали вы в синем полицейском мундире, а теперь его сняли и ходите в сюртуке, как обычный гражданин.
Сердюков, делавший вид, что роется в траве, резко разогнулся.
– Как звать?
– Федор, ваше высокоблагородие.
– Вот что, Федор. Коли ты все замечаешь, то скажи мне, кто из персонала пансиона иногда выходит из дома по ночам? Или из своей комнаты? Ты ведь обходишь не только территорию?
– Да всякое бывает. Учитель этот, маленький, иногда бродит. Имя у него еще такое мудреное.
– А ты про карлика слыхал?
– Слыхивал. В прошлый год тут такое было!
– Как думаешь, может, он балуется?
– Как знать? Может, и он, – пожал плечами сторож. – Только нехорошо это, девиц пугать до смерти.
Константин Митрофанович решил пока ничего не говорить Аполонии о подозрении, которое пало на учителя. Этой же ночью они уговорились с дворником проследить за Тезаурусом. Федор караулил снаружи, и как только в комнате Мелиха мелькнул слабый огонек, он поспешил стукнуть легонько палкой в окно комнаты, где ночевал следователь. В эту ночь Сердюков попросил устроить ему постель не в квартире директора, а, якобы по причине невозможной духоты, на первом этаже, и спал там с распахнутыми окнами. Услышав сигнал, следователь тихо скользнул за дверь и прокрался к дверям комнаты Мелиха. Ему пришлось спрятаться за старый шкаф, стоявший вдоль стены коридора. Из-за него полицейский видел, как учитель бесшумно вышел из своей комнаты и быстро проследовал в другой конец здания. Что ж, в темноте да от неожиданности и впрямь можно принять его за некоего таинственного карлика. Вот только куда же ты, злодей, подевал Андрея? Нежели убил? От этих мыслей в душе следователя похолодело. Хотя в последнее время эта ужасная мысль все чаще приходила ему в голову. Слишком долго от товарища нет вестей.
Полицейский старался ступать бесшумно, повторяя каждый шаг за Мелихом.
Ступал на те же половицы, чтобы случайно не попасть на скрипучие. Но куда же он идет? Тезаурус остановился перед дверьми гимнастического зала, порылся в кармане, вынул ключ, зашел и запер за собой дверь.
Полицейский стремительно развернулся, выскочил во двор. Там его поджидал Федор. У сторожа были запасные ключи от всех помещений, и они ринулись обратно. Быстрым движением полицейский повернул ключ в замке и распахнул дверь.