Незнакомка в зеркале

Глава 6

Два часа спустя, когда желудок успокоился настолько, что не извергал пищу обратно, Лизетт сидела на полу с чашкой кофе – сладкого, некрепкого, горячего – возле журнального столика с единственным найденным фотоальбом, раскрытым на коленях. Детские фотографии, с родителями, школьные - не из каждого класса, но из большинства. Ближе к концу обнаружились снимки из колледжа, всегда с подружками, которых у нее было в избытке, пока не оборвались связи. После – ничего.

Когда она перестала сниматься? Не то, чтобы она особенно фотогенична, и все же, почему нет фотографий о…

О чем? Она только ходила на работу, читала и смотрела телевизор. Не вступила в члены спортивного клуба или кружка по увлечениям, ни с кем не встречалась… причем очень давно, что действительно странно, поскольку Лизетт помнила времена, когда была компанейской девчонкой. Но с тех пор много воды утекло… Печально. Так что ей фотографировать сейчас? Одинокий обед на собственной кухне?

Последние два часа Лизетт осторожно экспериментировала, исследуя границы этого странного дерьма, которое с ней творится. Теперь она научилась издалека распознавать признаки наступающей головной боли и тошноты и уже не сомневалась, что приступы вызываются любыми раздумьями о пропавших без вести двух годах. В голову не приходило ни убедительного объяснения, ни мало-мальски правдоподобной версии происходящего, но она все же не утратила здравый смысл, поэтому верила в увиденное… и в собственные ощущения.

Вопросы – даже без привязки к запретному периоду – о том, почему она перестала сниматься, тут же породили первые, уже узнаваемые признаки недуга, поэтому Лизетт, дабы избежать нападения, снова вернулась к детским фотографиям. Хэллоуин, Рождество, летние каникулы на пляже. Черт, какой же худышкой она была! Этакая жердь на ходулях! Концентрация на четких давнишних воспоминаниях сделала свое дело, и Лизетт снова обрела контроль над собственным телом.

В дверь позвонили, и она чуть не выпрыгнула из кожи. Ударилась плечом о журнальный столик, кружка в руке дернулась, заляпав все вокруг светло-коричневыми брызгами. Лизетт поставила чашку, отложила в сторону фотоальбом и поднялась на ноги.

Волосы на затылке встали дыбом. Ледяной озноб тревоги пробежал по позвоночнику, внутри зазвучал сигнал опасности.

Кто мог прийти утром, ведь всем ее знакомым прекрасно известно, что в этот час она обычно на работе? Для почтальона слишком рано, да Лизетт и не ждала ни посылок, ни писем, за которые надо расписываться, – единственная причина, по которой посыльный принялся бы звонить в дверь. Назойливые продавцы в последнее время редко докучали, а с единственной подружкой, которая могла навестить, с Дианой, разговор уже состоялся.

Лизетт крадучись подошла к двери, охлопала себя руками, ища оружие, которого не было. Отступила в сторону, опасаясь выстрела через дверь… дерьмо! Тут же замурлыкала песню под нос, концентрируясь на прилипчивой мелодии, увертываясь от взметнувшегося молота боли, готового снова обрушиться на голову.

Тошнотворное ощущение пошло на спад, но Лизетт все еще подозрительно косилась на дверь. Сердце вдруг бешено заколотилось, словно снаружи притаилась ядовитая змея, готовая атаковать. Такая реакция как минимум… необычная и, безусловно, настораживающая. Еще вчера она бы открыла дверь, как нормальный человек, с любопытством и с уверенностью в себе. Теперь же она настолько встревожилась по поводу неожиданного визитера, что никак не могла успокоиться. Что делать? Возможно, если проигнорировать звонок, незваный гость просто уйдет. С другой стороны, вдруг это грабитель, который проверяет, есть ли кто дома, прежде чем взломать заднюю дверь, тогда лучше все же спросить: «Кто там?» или хотя бы посмотреть в глазок, может, удастся обуздать взвинченные нервы.

Но она не успела ни на что решиться, потому что раздался знакомый голос:

– Э-гей, Лизетт, ты дома?

Сердце вернулось к нормальному ритму, мышцы расслабились. Никакая там не змея, просто любопытная кумушка, которая вечно кричит «Э-гей!». Ради Бога, кто теперь так говорит, кроме героев старых комедий?

Снова напрягшись, Лизетт выдохнула, смирилась и открыла дверь. На крыльце стояла соседка. Мэгги Роджерс жила в доме слева не менее трех лет, насколько Лизетт помнила. Вдова, слишком молодая для выхода на пенсию, но безбедно существующая на страховку за покойного мужа. Серебристо-белые волосы, коротко стриженные, слегка крикливая, но, безусловно, модная стильная одежда, красивое лицо, выглядевшее моложе благодаря стрижке – по утверждению самой Мэгги, – стройная спортивная фигура и неизменно тявкающая собачонка на руках, которая, как ни странно, окрасом соответствовала цвету волос общительной вдовы.

Шавка внимательно вглядывалась в хозяйку дома темными глазами-бусинками. Лизетт вообще-то нравились собаки, но только не те, которые по виду смахивали на грызунов. Чтобы не поддаться гипнозу этих глаз-бусинок, пришлось старательно смотреть только на Мэгги.

– С тобой все в порядке? – спросила та. – Увидела твою машину на дорожке и заволновалась.

Мэгги шагнула вперед, Лизетт автоматически сделала шаг назад и – вуаля! – соседка без приглашения вошла внутрь. Лизетт разозлилась на собственную уступчивость, хотя вынуждена была признать – обычно она избегала любых конфронтаций, ни с кем не спорила, всегда была… пассивной.

Мэгги крепко держала собачонку, не позволяя непоседе прыгнуть вниз и затеять игру «попробуй поймай» в чужом доме. Соседка внимательно оглядела комнату, но в этом не было ничего необычного. Каждый раз, когда они сталкивались, Мэгги впивалась в Лизетт глазами, словно выискивала какой-нибудь признак того, что Лизетт тайная нимформанка, или наркоманка, или еще что-нибудь столь же непристойное. Увы, происки любопытной кумушки обречены на провал, поскольку Лизетт не приходило в голову ни единого мало-мальски непристойного эпизода в ее жизни… черт побери.

– Ты никогда не прогуливаешь работу, – почти осуждающе констатировала гостья, словно Лизетт внезапным отступлением от обычного графика нарушила устои мироздания.

Ладно, крайне неприятно – но совсем не удивительно, – что Мэгги настолько осведомлена о ее распорядке дня, ведь соседка из тех, кто вечно торчит у окна и следит за всеми вокруг, чемпионка по подглядыванию из-за занавесок. Лизетт удалось сохранить нейтральное выражение лица. Даже имей она достаточно денег, чтобы сидеть дома, общение с этой фифой хуже любой работы. Вся жизнь миссис Роджерс заключалась в наблюдении за соседями и контроле за каждым их шагом, она категорически отвергала концепцию «не лезь в чужую жизнь», поскольку искренне считала, что имеет полное право проявлять интерес к ближним.

И все же…

– Приболела, – пояснила Лизетт.

Орлиный взор Мэгги обшарил хозяйку дома – спортивные штаны и футболка, наряду с отсутствием макияжа и слишком бледным лицом, подтверждали сказанное.

– Этого я и боялась. Чем могу помочь? – спросила миссис Роджерс и наконец посмотрела прямо на собеседницу прощупывающими, пронизывающими светло-голубыми глазами. – Боже, ужасно выглядишь, – искренне добавила сердобольная гостья.

«Вот спасибо», – ехидно подумала Лизетт и тут же устыдилась – пусть соседку толкнуло на визит банальное любопытство, но все же Мэгги пришла проведать и даже предложила помощь.

– Ничего страшного, просто желудочное недомогание. Мне уже немного лучше. Пока не рискую съесть что-нибудь основательное, зато пью много жидкости. На самом деле я собиралась переодеться и сходить в аптеку или «Уолмарт» за кое-какими вещами.

– С удовольствием куплю тебе все необходимое. Давай список.

Аспирин, травяной чай, мешок для льда, одноразовый сотовый телефон… мысленно принялась перечислять Лизетт и тут же заткнула внутренний голос, чтобы не навлечь очередной приступ.

– Спасибо, но надеюсь, что свежий воздух меня взбодрит.

Вежливый способ сказать: «Спасибо, но нет, спасибо, и до свидания».

Но Мэгги намеку не вняла, села на диван – крепко держа собачонку, которая всячески извивалась, стремясь вырваться на свободу, – посмотрела на пол и заметила открытый фотоальбом возле журнального столика.

– Ах, ты смотрела старые фотографии.

– Угу.

Лизетт, в свою очередь, разглядывала соседку, с комфортом расположившуюся на софе и явно не собирающуюся уходить. «Вдруг Мэгги точно помнит, когда я сюда переехала – три или пять лет назад?» – неожиданно осенило Лизетт. Вопрос, конечно, эксцентричный… К тому же, а что если дом прослушивается?

– С тобой все в порядке? – подозрительно посмотрела на нее гостья.

– Хм… Вроде в порядке. А что, не похоже?

Мэгги как-то неопределенно хмыкнула, то ли от беспокойства, то ли от любопытства, иногда трудно уловить различие.

– Ты напевала. В этом, конечно, ничего необычного, – поспешно добавила миссис Роджерс, – просто у тебя странное выражение лица.

– Извини, – пробормотала Лизетт, недоумевая, с какой стати просит прощенья.

Выяснив, что одним из способов избежать мучительной атаки является мурлыканье назойливой песенки, Лизетт настолько автоматически вызывала в голове прилипчивый мотивчик, что почти не осознавала, когда начинала напевать.

– Знаешь, как раздражает мелодия, от которой невозможно избавиться? Типа старой песни «Оскар Майер Винер». Или что-то вроде.

Неожиданно Лизетт заинтересовалась, почему Мэгги пришла. Почему явилась лично, а не просто позвонила? Раньше эта особа казалась обыкновенной не в меру любопытной соседкой, но что, если гостья совсем не такая? Сколько миссис Роджерс на самом деле лет? Пятьдесят? Возможно, и меньше, серебристо-белые волосы старят, но вряд ли кто-то назвал бы вдову пожилой женщиной. Гладкая кожа наоборот молодила, в противовес цвету шевелюры. Легкий макияж был нанесен умело и практически незаметен, что требует мастерства и твердой руки. А под свободной аляповатой одеждой угадывается стройная, подтянутая фигура. Как насчет развитых мышц? Миссис Роджерс в хорошей физической форме? Похоже на то. Судя по гибким движениям, вряд ли страдает артритом или артрозом суставов.

Лизетт тайком изучала гостью. Кисти рук, да, они способны выдать истинный возраст, но открытые участки кожи, выглядывавшие из густой собачьей шерсти, выглядели гладкими и безупречными.

И собака. В щедро украшенном ошейнике можно спрятать все что угодно – камеру, диктофон…

Лизетт схватила чашку и отступила назад. На этот раз казалось невозможным мурлыкать или напевать вслух, но она упрямо завела песню в голове, сосредоточившись на словах, пока они не заглушили все остальные мысли. «Веди себя нормально! – кричал внутренний голос. – Нормально!».

– Прости, – выпалила Лизетт. – У меня ужасные манеры. Полагаю, виновато недомогание, ведь я так давно не болела, что не помню, когда в последний раз брала больничный. Слава Богу, похоже, все проходит, – неуверенно улыбнулась она и направилась в кухню. – Хочешь кофе? Я как раз собиралась заварить свежий.

– Прекрасно, – прощебетала Мэгги, убив надежду, что откажется и заверит, будто зашла только убедиться, что у соседки все в порядке, и теперь может со спокойной душой вернуться домой.

Лизетт глубоко вздохнула и вошла в кухню. Веди себя нормально.

Почти час прошел, прежде чем Мэгги наконец поднялась, по-прежнему держа песика, которого, как выяснилось, зовут Рузвельт – явный чемпион по самой нелепой кличке среди крошечных мосек, которую когда-либо слышала Лизетт, – и отправилась восвояси. Что за женщина отважилась бы на столь продолжительный визит к соседке, подхватившей непонятный вирус? Ипохондрик, для разнообразия решившая по-настоящему заболеть? Настолько изнемогающая от недостатка общения особа, что рискнула подцепить инфекцию? Просто крайне любопытная проныра? Или миссис Роджерс шныряет окрест, пытаясь выяснить что-то конкретное… Что именно?

Каждый раз, когда возникали подобные предположения, немедленно накатывала головная боль и приходилось мысленно отступать.

Пока Лизетт готовилась выйти на улицу, снова позвонила Диана, чтобы справиться о самочувствии подруги. Лизетт откровенно сообщила, что ей гораздо лучше, уже несколько часов почти не выворачивает и она даже собралась сходить и купить кое-какие медикаменты на тот случай, если опять станет хуже. Странно, но она чувствовала, что должна тщательно подбирать слова, что все сказанное будет проанализировано и взвешено…

Быстро начала напевать, и подкравшаяся боль исчезла. «Проклятье, да я становлюсь прямо-таки мастером по управлению манией преследования!»

Как там говорится? Даже у параноика есть враги. Но как параноику отличить настоящих врагов от мнимых? «Посмотри, с какой подозрительностью ты отнеслась к участливой Мэгги! А если бы она не таскала повсюду свою похожую на грызуна брехливую собачонку, ты приняла бы ее более радушно? Может, неприязнь к шавке перенеслась на ее хозяйку?»

Наверное. А может, и нет.

Оказывается, психам живется нелегко – мысли без конца разбегаются.

Однако имеются установленные факты и неизвестные. Неизвестно, когда она переехала в этот дом. Неизвестно, когда начала работать в «Беккер инвестментс». И совсем неизвестно, что произошло за пропавшие два года жизни.

Но самое тревожное – она целых три года не замечала этих пробелов и даже чужого лица в зеркале.

Пока точно не выяснится, что происходит, не самое ли разумное предположить, что все эти бредовые мысли – правда? Если допущение ошибочно, отлично – ничего страшного, ничего загадочного. Но если предположение истинно, то необходимо сделать все возможное, чтобы защитить себя… от кого?

Лизетт заперла входную дверь, подошла к своей машине, припаркованной на подъездной дорожке между их с Мэгги домами, – специально не глядя на окна соседки на тот случай, если та как всегда шпионит, – и вдруг похолодела, осознав, что не помнит, как давно и где покупала этот автомобиль – серебристый «камри», со всевозможными прибамбасами, надежный и ничем не примечательный. Она даже не знала, какого года эта модель.

Страховка и документы на машину лежали в бардачке. Лизетт потянулась было его открыть, но сообразила, что любопытной кумушке прекрасно видны все ее телодвижения, так что просто завела двигатель и плавно вырулила к шоссе, где остановилась и посмотрела в обе стороны, как делала всякий раз, прежде чем выехать на главную дорогу.

Казалось, эта механистическая осторожность и полное отсутствие любопытства являлись такой же неотъемлемой частью ее натуры, как голубые глаза. И эти черты теперь воспринимались неправильными, нет, не голубые глаза – они-то точно не изменились, – а все остальные составляющие ее нынешнего образа. Лизетт не позволяла себе активно думать об этом, потому что страшилась за рулем пережить приступ убийственной головной боли, но в глубине души признавала, что всё – абсолютно всё – в ее теперешней жизни совершенно неправильно. Автомобиль неправильный, дом неправильный, работа неправильная… она сама – самая неправильная.

Неизвестно, что со всем этим делать, но что-то надо делать, черт побери. Может, пора перестать докапываться до истины, скрытой в воспоминаниях, если попытки не приносят ничего, кроме ослепляющей головной боли и рвоты в качестве бонуса, а просто прислушаться к интуиции.

И пока сосредоточиться на дороге.

* * *

Благодаря спецоборудованию, установленному в ее машине, Ксавье точно знал, куда она едет. Как и люди Форджа, но если повезет, они не побеспокоятся прицепить дополнительные следящие устройства. Они же знают, где она бывала, что делала и почему. Кроме того, справедливо предположить, что Фордж по уши загружен выяснением, откуда Ксавье получил так много информации о его команде, и затыканием дыры в системе безопасности. Какое-то время все служивые будут очень заняты.

А он пока займется собственными планами.

* * *

Остановившись на первом красном сигнале светофора, Лизетт наклонилась и открыла бардачок, чтобы вытащить права и оригинал договора на покупку автомобиля. Она знала, что они там, но никогда раньше в них не заглядывала, опять же, из-за отсутствия любопытства, что теперь казалось ей глубоко противоестественным. Светофор позеленел почти сразу, Лизетт опустила бумаги на сиденье рядом, решив подождать следующей остановки, чтобы прочитать, но внезапно передумала, развернула документы и положила на рулевое колесо, выискивая даты.

Три года. Права выданы и машина куплена три года назад, словно пять лет тому Лизетт прекратила существование, но после двухгодичного перерыва вернулась к жизни уже новой, предусмотрительной, скучной, соблюдающей неизменный порядок женщиной, которая даже ни разу не ходила на свидание в течение последних трех лет.

Может, причина не более зловеща, чем дорожная авария, что объясняет пластическую операцию лица и провал в памяти. Однако отнюдь не объясняет тот факт, что после автокатастрофы явно была вполне дееспособной, раз купила дом и машину и нашла работу, и это никак не вяжется с полностью забытым двухгодичным периодом. Людям с тяжелыми черепно-мозговыми повреждениями, повлекшими амнезию, не так-то просто снова начать жить полнокровной жизнью; применяются разнообразные виды интенсивной терапии, чтобы вернуть память, и насколько Лизетт знала, амнезия касается событий до несчастья, а не после. В общем, логичный вывод: причина всего – не физическая травма.

Умственное расстройство, паранойя – более вероятно, чем авария, но куда страшнее: кому понравится внезапно осознать себя сумасшедшим? Но разве психически больные люди просчитывают различные возможности? Или же они просто полагаются на волю случая?

Нет, чутье – слишком ненадежный спасательный круг для рассудка.

Экран навигации в приборной панели привлек внимание. Автомобиль оснащен GPS. Значит, можно контролировать все передвижения машины, куда бы она ни поехала. Мало того, что из памяти выпал момент покупки этого автомобиля, Лизетт сильно сомневалась, что вообще захотела бы его купить. Может, тачку выбрали за нее, и машина попала к ней уже оснащенная всевозможными жучками и устройствами слежения. Лизетт понятия не имела, как это проверить, но точно знала, что это возможно.

Веди себя нормально. Во что бы то ни стало веди себя нормально.

Она свернула на стоянку возле аптеки «Уолгринс», ближайшей к дому. Прямо возле въезда имелось свободное место – лучше не придумаешь. Только начала туда заруливать и вдруг резко свернула и объехала всю парковку, пока не нашла пустое место в самом конце, где и остановилась передом к воротам – так легче выехать если что. Если понадобится по-быстрому смыться, лишние маневры уничтожат драгоценные секунды, а возможно, и жизнь.

Холод пробежал по позвоночнику, череп заломило. Внезапно завопил внутренний голос, и услышанное ей совсем не понравилось.

Они подсматривают.

Они подслушивают.

Они всегда у тебя за спиной.