Незваная

Пролог

Баю-баю-баюшки,

Не ложись на краюшке,

С краю свалишься,

В зень ударишься.

В зень ударишься

И досадишься.

Придёт серенький волчок,

Тебя хватит за бочок.

Тебя хватит за бочок

И потащит во лесок,

Под ракитовый кусток.

Там волки воют,

Тебе спать не дают.

1. Предсказание.

Волчий вой, огласивший округу посреди бела дня, заставил зазимцев суеверно осенить себя знамениями своих божественных заступников, но Радонега точно знала, что означал этот звук. Она замерла, коротким взмахом руки заставляя замолчать стряпуху, с которой обсуждала завтрашнее кушанье, и тут же поспешила вон. Ступеньки чуть поскрипывали под лёгкими шагами сохранившей девичью стать княгини. Она торопилась, но не теряла голову. Она вообще никогда не теряла голову, а нынче Радонега отлично знала: изменить что-то уже не в её власти.

Она нашла невестку сидящей на полу, и прихватившее было сердце застучало с облегчением, стоило княгине рассмотреть, что Мстислава, хоть бледная и заплаканная, была цела и невредима. Появление Радонеги не произвело на Мстишу никакого впечатления, и княгиня опустилась рядом с ней и взяла руки невестки в свои.

— Что случилось?

Её по-деловому сухой голос прозвучал отрезвляюще, и Мстиша подняла на свекровь подёрнутые слезами глаза. Шмыгнув носом, она кинула быстрый взор на очаг, в котором едва теплилась зола, и вернулась к лицу Радонеги.

Поняв, что ничего не добьётся, княгиня вздохнула и, поднявшись, подошла к окну. Обведя пристальным взглядом сад, она затворила ставни и обернулась к Мстиславе.

— Но ведь до полнолуния ещё два дня. — Она поёжилась и, сняв с кровати плащ сына, укутала в него бившиеся в ознобе плечи княжны. — Всю горницу выстудили, — пробормотала Радонега, коротко растирая себе руки.

Мстиша по-прежнему молчала, и княгиня принялась в задумчивости мерить шагами ложницу.

— Значит, всё это неправда, — словно позабыв о постороннем присутствии, негромко проговорила она, — значит, предсказание не сбылось.

— Какое предсказание? — глухо спросила Мстислава, кутаясь в плащ и исподлобья глядя на свекровь.

Радонега остановилась и посмотрела на девушку.

— Заклятие должно было спасть после вашей свадьбы.

Мстиша нахмурилась и разлепила спёкшиеся губы, но княгиня не дала ей сказать.

— Не могла же я просто смотреть на его мучения! Я пыталась изыскать другой способ. Я пыталась помочь ему. Но даже прославленные знахари не могли ничего изменить. Зверь стал частью его самого. Благодаря зверю он жил. — Радонега сложила руки перед собой, точно защищаясь от невидимых нападок, хотя Мстиша не произносила ни слова. — Но одна волхва подарила нам надежду. Она сказала, что наступит время, когда он покинет моего сына, и Ратша вновь станет свободен. — Княгиня перевела взор на Мстиславу. — Чтобы опять стать человеком, Ратмир должен был жениться.

Мстиша потрясённо моргнула, не замечая, как из-под ресниц вниз сбежали две блестящие дорожки.

— Я вышла за Ратмира только чтобы превратить его обратно в человека? — борясь со стучащими зубами, выговорила Мстиша.

Застывшая было Радонега отмерла и вновь принялась расхаживать по покоям.

— Вас сосватали друг за друга с рождения. Задолго до того, как… как колдун сделал с ним это. — Мстислава судорожно выдохнула и прищурилась, крепче обхватывая себя руками. — Но когда Ратша начал оборачиваться, он передумал жениться. Испугался, что… — Радонега быстро заморгала и принялась тереть виски, — боялся навредить своей жене.

Мстиша не отрываясь смотрела на княгиню, не заботясь о том, чтобы спрятать ужас и отвращение во взоре.

— Но я убедила Ратшу, что он справится. Что он тоже заслуживает счастья и любви. Тем более с такой-то красавицей. — Княгиня бросила на невестку дикий взгляд, заставивший Мстишу похолодеть. Радонега замолчала. Некоторое время она смотрела себе под ноги, словно собираясь с мыслями, а затем тряхнула головой и подняла на Мстиславу прояснившийся взор. — Не тревожься. Хорт найдёт Ратшу, я нынче же пошлю его. Хорт всегда его находит.

Княгиня улыбнулась и направилась к двери, но Мстиша успела заметить, как дрогнули краешки её губ. На пороге Радонега обернулась:

— Не сиди на полу, простынешь. Да спускайся. Скоро зазвонят к трапезе.

***

Первые дни после исчезновения Ратмира все в детинце ходили притихшие, и Мстиша постоянно ловила на себе сострадательные или испуганные взгляды — брошенные искоса, тайком. Но скоро жизнь в тереме вернулась в прежнее русло, и княжеская семья снова стала вести себя как ни в чём не бывало. Даже Радонега и та на людях выглядела спокойной и невозмутимой. Впрочем, она всё же избегала оставаться с Мстиславой наедине. Мстиша была тому лишь рада — она скорее бы провалилась сквозь землю, нежели призналась свекрови, в чём заключалась истинная причина пропажи её сына.

Одна только Векша, которая из-за произошедшего была вынуждена прервать подготовку к свадьбе с Хортом, по-прежнему переживала — возможно, из-за того, что именно её жених отправился на поиски княжича и до сих пор не возвращался. А, возможно, потому что чувствовала, что дело обстояло гораздо серьёзнее, чем предпочитали считать остальные домочадцы.

Кажется, только Векша замечала, что Мстислава медленно умирала изнутри. За полторы седмицы, что прошли с того окаянного дня, Мстиша похудела сильнее, чем за всё время своего скитания по лесам. Бесшумной тенью она проскальзывала по мрачным холодным сеням в заснеженный сад, выбираясь с княжеского подворья только к святилищу Небесной Пряхи, и верная чернавка с жалостью взирала на то, как её госпожа склоняется в скорбной молитве, закутавшись в тёмный плащ, точно вдова.

С исчезновением Ратмира жизнь Мстиши словно прервалась. Он был её солнцем и звёздами, и теперь она не понимала, зачем каждое утро просыпалась. Трудно было сказать, что поразило Мстиславу сильнее — обращение Ратмира на её глазах или слова Радонеги. Мало того, что Мстиша оказалась орудием в руках княгини, она ещё и не сумела выполнить возложенное на неё предназначение. Мстислава не просто не помогла Ратмиру. Она вконец погубила его.

Возвращение Хорта не обрадовало, а лишь усилило Мстишино отчаяние. Он приехал один, усталый, угрюмый, заросший щетиной. Не раздеваясь и не заходя ни к кому, воевода первым делом отправился к Мстише, но его слова не принесли утешения.

Оказалось, что в лесу в отдалённой глухой заимке была устроена избушка, где обычно Ратмир пережидал превращение. Если же он не успевал туда, то всегда убегал в знакомый лес, и Хорту, действительно, иногда приходилось его разыскивать.

Мстиша хорошо понимала, о чём говорил воевода, с содроганием вспоминая, в каком состоянии обнаружила Ратмира в тот, первый раз.

Но, продолжал воевода, нынче след вёл в другую сторону, а потом и вовсе терялся, да так, что даже Хорту, опытному ловцу, оказалось не под силу его подобрать. Заимка была пуста, и, сколько он ни кружил по чаще, княжича ему найти не удалось.

Мстиша и без того в глубине души знала, что Хорт вернётся с пустыми руками, и поэтому теперь сидела в тёмных Ратмировых покоях, одинокая и никому не нужная. Она чувствовала, что её присутствие сделалось неудобным, ведь княжна являлась живым напоминанием того, кем на самом деле был её муж.

Только Векша оставалась рядом. Она приходила напомнить, что нужно есть и пить, она заставляла Мстиславу покидать выхоложенную горницу, чтобы сходить на поклон к Богине. Лишь Векша не теряла присутствия духа и улыбалась княжне, ободряя её и призывая верить в лучшее. Но когда нынче чернавка появилась на пороге, на ней не было лица. Впрочем, едва ли Мстиша была в состоянии это заметить.

— Госпожа, — нетвёрдо начала Векша, и Мстислава вздёрнула голову, замечая непривычную дрожь в голосе служанки.

— Что? Что стряслось? — сипло спросила она, всё больше хмурясь под напором нарастающей тревоги. — Вести от Хорта?

— Нет, — быстро замотала головой Векша. — Не от Хорта. Поутру я ходила на торжок, и ко мне подошёл… — Девушка замялась и опустила взгляд на свою руку, в которой было зажато что-то небольшое. — Вот. — Нехотя, она протянула Мстише ладонь с лежавшей на ней трубочкой.

Мстислава несколько раз моргнула, прежде чем взять бересту.

Векша не сводила глаз с княжны, пока та разворачивала крошечный свёрток, и заметила, как скорбное лицо озарилось сначала изумлением, а потом гневом. Но Векша была рада и тому. Она и не помнила последнего дня, когда бы видела на лице своей госпожи отражение хоть каких-нибудь чувств.

Казалось, что неведомое послание пробудило Мстишу ото сна, и краски стали постепенно возвращаться к бледному дотоле лицу. И вдруг негодование, застывшее на её челе, исчезло, точно княжну поразила новая мысль. Она медленно перевела взгляд на замершую в тревожном ожидании Векшу.

— Что ж, я приду, — спокойно проговорила Мстислава, и в прежде бесцветном голосе Векше наконец послышалась искра жизни. — Скажи ему, что я приду.

***

Мстиша могла беспрепятственно перемещаться по городу, пока её сопровождала служанка и приставленный к ним рында. Ратмир никогда не занимал при дворе по-настоящему значимого места — наследником князя являлся его старший брат, у которого уже подрастал сын. Даже если бы Ратмир не был младшим, все, и в первую очередь сам княжич, понимали, что хворь, как о его оборотничестве говорили в семье, являлась непреодолимым препятствием на пути к престолу. Поэтому если любой выход из терема жены Творимира был обставлен как торжественное и требующее исключительных мер событие, на Мстишины прогулки смотрели сквозь пальцы. Особенно теперь. Медынская княжна была немым укором, и каждый раз её появление воспринималось как молчаливое обвинение. Красивые заплаканные глаза спрашивали: «Где мой муж?», приказывали: «Найдите его!». Но поиски оставались бесплодными, а по относительному спокойствию Радонеги Мстиша поняла, что подобное случалось с Ратмиром не впервые. Если бы только княгиня знала про сожжённую рубашку…

Поэтому никто не обратил внимания, когда на следующий день Мстиша снова отправилась к святилищу Небесной Пряхи. Здесь было безопасно, а страдания молодой княжны не предназначались для посторонних глаз, и рында с Векшей послушно остались ждать при входе в рощу. Капище окружали огромные замшелые валуны, и Мстислава не удивилась, когда из-за одного из них появилась бесшумная тень.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга, и сердце Мстиши вопреки данному самой себе слову крепиться сжалось в сострадании. Не зря говорили люди, что после свадьбы прежний человек умирал — Сновид, её милый Сновид, с которыми они играли в горелки и тайком целовались под старой яблоней, умер. Нынче из-под складок глубокого куколя на Мстишу смотрели совсем иные глаза. Куда только девались озорные искры, которые она так любила? Куда пропала легкомысленная улыбка? Откуда взялись эти мелкие морщины, эти изжелта-синие круги под глазами? И всё же, осунувшийся и истерзанный потаённой мукой, это был Сновид, её Сновид, и Мстислава еле сдержала просящийся на уста вскрик. Она сцепила руки в замок, чтобы не поддаться искушению старых привычек, и напомнила себе: это он оставил её одну. Это он сначала подговорил Мстишу бежать, а потом не нашёл в себе смелости дойти до конца.

— Здравствуй, Мстишенька, — заискивающе начал боярин, и в его глазах блеснула болезненная надежда, заставившая княжну внутренне подобраться.

— Что ты здесь делаешь? — насколько могла холодно спросила она.

Едва ли Сновид ожидал радушного приёма, но она никогда не говорила с ним так, и Мстише пришлось сделать над собой усилие, чтобы не пожалеть боярина, когда он еле заметно вздрогнул.

— Я всё знаю. Все знают! — захлебнулся шёпотом Сновид. — Он обернулся волком и пропал в лесу. Я пришёл за тобой, Мстиша. Я пришёл спасти тебя от него!

Тусклые глаза Сновида разгорались лихорадочным огнём, и Мстиславе стало не по себе.

— Откуда…

— Я приехал в Зазимье на твою свадьбу, — перебил её боярин. — Я видел тебя, видел вас… — Он замолчал и стиснул пальцы в кулак, стараясь успокоиться. — Я не мог уехать и оставался в городе, точно предчувствовал. Я всегда говорил тебе, что моё сердце — вещун.

Мстиша поморщилась.

— Где было твоё сердце, когда я ждала тебя?

Помутившийся разумом Сновид вызывал смесь сострадания и презрения, но рана давно отболела, и нынче Мстиша лишь хотела утвердить своё положение. Ему не удастся ни разжалобить её, ни уж тем более заставить почувствовать себя виноватой.

Сновид вскинулся, и против воли сердце Мстиславы кольнуло. Глаза боярина говорили о том, что свою долю мучений он получил сполна. Но это не давало ему права разрушить Мстишино счастье.

Впрочем, она разрушила его собственными руками.

— Пустое, — отмахнулась княжна. — Значит, ты остался, чтобы следить за мной.

— Мстиша! — воскликнул Сновид, пытаясь взять её ладонь в свою, но она спокойно отвела руку в сторону.

Мстислава сама не понимала, откуда в ней было столько хладнокровия, но на человека, которого она некогда любила больше жизни, княжна нынче смотрела лишь как на средство достижения своей единственной цели. Должно быть, она становилась такой же, как Радонега.

— Где же твоя жена? Ты её тоже бросил?

Желваки Сновида побелели, и было видно, каких трудов ему стоило сдержать гнев и обиду.

— Мы с ней чужие, Мстиша, — сдавленно выговорил он.

Мстислава еле слышно хмыкнула.

— Чужие или нет, да только теперь вы муж и жена. Наши с тобой дороги разошлись, Сновид, и тебе некого в этом винить, кроме себя.

— Я виноват перед тобой, Мстишенька…

— Виноват, — кивнула княжна, не давая ему закончить, — и бежать с тобой я не стану.

Боярин, смотревший в землю, метнул на возлюбленную отчаянный взор.

— Но ты ведь пришла, — растерянно пробормотал он.

— Пришла. Только совсем за другим. — Княжна сузила глаза, испытующе глядя на Сновида. — Если хочешь прощения, помоги мне.

— Всё что угодно, — жарко проговорил тот, впиваясь взглядом в отчуждённое лицо Мстиславы.

Княжна на миг опустила длинные ресницы и, зябко передёрнув плечами, сильнее закуталась в песцовый воротник. Она чуть помолчала, точно в последний раз взвешивая слова, и, решившись, подняла на Сновида острый, вызывающий взор.

— Помоги мне найти мужа!

В глазах боярина произошла быстрая перемена: слабый уголёк надежды погас, и вместо него серые очи вспыхнули тёмным, лихим блеском. Некоторое время он смотрел на спрятавшую замёрзшие щёки в пушистый мех Мстиславу, тихо кивая своим мыслям, а затем ответил глухо и безжизненно:

— Хорошо, Мстиша. Я помогу тебе. Клянусь, я найду твоего оборотня.

2. Беглянка.

Мстиша вышла из святилища к ожидавшим её спутникам и словно впервые увидела Векшу. И как она раньше не замечала? Не было больше забитой чернавки в обносках — нынче на Мстиславу глядела пригожая боярышня. Княжна отпустила девушку со службы, наделив бархатом и соболями, сукном и утварью — щедрым приданым, с которым было не зазорно войти в знатную семью. Но Векша сама попросила остаться с княжной до свадьбы, и Мстиша понимала теперь, что просто пропала бы без верной наперсницы.

Дорогие наряды и любовь воеводы изменили стать девушки. Её поступь сделалась спокойной и величавой, на губах блуждала задумчивая, ласковая улыбка, а лицо осеняла загадочная дума. Неизменной осталась лишь преданность в глазах Векши, с которой она смотрела на княжну. И нынче в пристальном взгляде девушки вдобавок к ней плескались тревога и подозрение.

Мстиша недовольно свела брови, но тут же одёрнула себя, напоминая, что у Векши были все основания не доверять ей.

— Принёс орехов, когда зубов не стало, — презрительно хмыкнула княжна, позволяя девушке усадить себя в возок.

Чернавка недоумённо моргнула.

— Не бойся, Векша. Я не для того за княжича вышла, чтобы теперь со Сновидом в бега подаваться.

Девушка робко улыбнулась, а Мстислава откинулась на спинку и закрыла глаза. Первым её порывом было посвятить во всё Векшу и попросить помощи, но поразмыслив как следует, княжна передумала.

Как бы рассудил Ратмир?

Мстиша горько усмехнулась про себя. Прежде всего, он никогда не одобрил бы её замысла. Но он точно ни за что не позволил бы снова впутывать в безумные Мстишины затеи Векшу. И уж тем более не теперь, накануне свадьбы.

Нет, Мстислава не имела права делать из Векши сообщницу. Она должна остаться в неведении.

Княжна вздохнула и открыла веки, глядя на проносившиеся мимо заметённые снегом коньки домов и деревья. Установилась настоящая зима, и воробьи-застрешники сбивались под крышами пушистыми стайками. Мстиша знала, что совершает безрассудство. Что правильнее было бы повиниться во всём князю и княгине и вместе с ними держать совет. Но переступить через собственную гордость и признаться в содеянном оказалось для Мстиславы куда сложнее, чем очертя голову броситься в сомнительное путешествие с бывшим возлюбленным. Мстиша знала Сновида с детства и доверяла ему, а он чувствовал вину и был готов на многое, чтобы её искупить. Лучшего спутника и придумать было нельзя. Что же до свёкров… Они простят Мстиславу, когда она вернётся с Ратмиром.

О том, где искать мужа, Мстиша тоже уже успела подумать, и все мысли так или иначе приводили её к Шуляку. Найти Ратмира было лишь полдела. Нужно как-то исправить всё, что Мстислава натворила, и раз уж Шуляк знал, как превратить человека в волка, то кто, как не он мог вернуть зверю человеческий облик. Поэтому, условившись со Сновидом о побеге, княжна поручила боярину заготовить лошадей и припасы, а главное — выведать дорогу к колдуну.

На сборы отвели три дня. Благо, у Векши хватало забот с предстоящей свадьбой, и за время её отлучек Мстиша успела приготовить вещи — тёплую, но неброскую одежду, калиту серебра, запас рукоделия и даже мешочек со сладкой вяленицей.

Когда увесистая дорожная торба была собрана, Мстислава подошла к сундуку Ратмира, стоявшему у окна. В другое время она бы уже давно заглянула внутрь, без зазрения совести изучив всё содержимое, но нашедшее на княжну безразличие затронуло даже её безмерное любопытство. Теперь же, уходя из терема, Мстиша вновь вступала в неизвестность. Вернётся ли она сюда? Встретится ли с мужем? Ей хотелось обнять его. Хотелось положить голову на колени Ратмира и снова чувствовать, как его пахнущие липовой стружкой и лесом пальцы лениво перебирают её волосы. Мстислава откинула тяжёлую крышку и едва устояла на ногах, когда её резко обдало волной родного запаха. Княжна сгребла ворох одежды, лежавший сверху, и уткнулась в неё лицом.

Великая Пряха, что же она наделала?

Только сейчас Мстиша осознала всю полноту совершённого святотатства. Всю глубину своего предательства. Она вспомнила потемневшее лицо Ратмира, его взгляд, отравленный горечью и разочарованием. Мстислава, точно змея, пригретая на груди, укусила больно и подло. Ратмир открылся Мстише, доверился, дал возможность уйти, и что же она?

Рука нащупала что-то знакомое, и княжна выудила из складок ткани шёлковую ширинку. Она развязала её и увидела свои волосы, схваченные зелёной лентой. Ратмир сохранил их. Сберёг и привёз домой.

Мстислава собрала одежду и осторожно положила обратно в сундук вместе с платком, оставив себе только плащ Ратмира. Он будет её оберегом и напоминанием об объятиях мужа в далёком и — сомнений не было — трудном пути.

Хотя сердце и билось тревожно, Мстиша снова почувствовала вкус жизни. Она была готова на всё, чтобы добраться до Шуляка, а если Всеславна чего-то по-настоящему хотела, то непременно добивалась своего. Теперь, когда Мстислава ясно представляла цель, к ней вернулись рассудительность и привычная уверенность в собственных силах. Она испытывала лёгкое волнение, но не от страха, а от предвкушения. Мстише не терпелось начать действовать, и оставшиеся дни до условленного срока она провела в непоседливом ожидании, без конца обдумывая и повторяя про себя каждый шаг соткавшегося замысла.

В назначенный день Мстислава проснулась с ясной головой и спокойным сердцем. Следуя задуманному, она отослала Векшу из терема с несколькими поручениями, которые должны были развязать Мстише руки на пару часов. Она попрощалась с девушкой как ни в чём не бывало и подивилась собственному хладнокровию. Едва ничего не подозревавшая служанка скрылась за порогом, как княжна достала припасённую сумку и старую Векшину одежду. Приоткрыв дверь, она ласково позвала:

— Даньша!

Мстислава невозмутимо следила за тем, как заливаются краской щёки польщённого её вниманием молодого стражника.

— Я Векшу на торжок отправила, да забыла наказать, чтобы морошки мочёной купила нашей, медынской. — Она беспомощно хлопнула ресницами.

— Морошки, госпожа?

Даньша смущённо почесал шею, раздумывая. Но муки выбора между тем, чтобы угодить красавице-Мстиславе и соблюсти скучный долг оказались непростительно короткими.

— Догоню её да скажу. Я мигом, одна нога здесь, другая там!

Догадливый гридин сверкнул белыми зубами и тут же умчался вслед за Векшей.

Мстиша стёрла невинную улыбку с лица и проводила посерьёзневшим взглядом удаляющуюся тень рынды. Дождавшись, пока шаги Даньши затихнут, она быстро накинула вотолу, натянула платок до самых глаз и, прихватив котомку, выскользнула из горницы.

Княжеский детинец всегда бывал многолюдным, полным просителей, слуг и гостей, поэтому ей не составило больших трудов прошмыгнуть через подворье, не привлекая к себе подозрений. Она проворно семенила к воротам, съёжившись и не поднимая глаз от земли, и лишь сильнее втянула голову в плечи, когда мимо, не обращая внимания на замотанную в обноски простолюдинку, порывисто прошагал возвращавшийся к оставленной службе Даньша.

Мстислава решилась сдвинуть убрус с лица, лишь когда оказалась на улице. Оглядевшись и убедившись, что её побег остался незамеченным, княжна поторопилась в сторону торговой площади. Первым Векшиным заданием была починка нарочно сломанного Мстиславой запястья в златокузне, которая находилась в другом конце города, поэтому их пути не должны были пересечься.

Сновид ждал на окраине, как они и уговорились. Мстиша завидела его издалека. Боярин беспокойно расхаживал по грязному пятачку и то и дело с хмурым нетерпением поглядывал по сторонам. Рядом стояли небольшие сани, в которые была впряжена саврасая кобылка, тут же била копытом землю вторая лошадь, что держал под уздцы молодой челядин. Мстиславе, пробиравшейся через толпу, пришлось подойти почти вплотную, прежде чем Сновид, наконец, узнал её. Окинув княжну изумлённым взором, он дёргано улыбнулся:

— Здравствуй, душа моя.

Сновид застыл в растерянности, совсем не ожидая увидеть возлюбленную в подобном обличие, но на выручку пришёл слуга, который, кажется, оказался сметливее своего господина. Поклонившись, он принял у Мстиславы суму и помог княжне забраться в сани. Опомнившись, Сновид стал суетливо подтыкать вокруг Мстиши приготовленную шубу.

— Будет тебе, — раздражённо отбросила от себя его руки княжна. — Едем, да поскорее. Времени в обрез. Того гляди меня в тереме хватятся.

Раздосадованный её холодностью, Сновид резко вскочил в седло и сердито прикрикнул на попавшего под горячую руку служку:

— А ну, Некрашка, пошевеливайся!

Тот поспешно уселся на козлы и, залихватски присвистнув, стегнул застоявшуюся лошадь. Мстиша недовольно поёжилась и натянула шубу на плечи. Она не могла отделаться от ощущения, что совершала нечто неправильное, поэтому неосознанно стремилась как можно скорее скрыться с людских глаз.

Княжна испытывала двойственные чувства. Понимая, что её поступок был бесстыдным и предосудительным, она ни на миг не раскаивалась в нём. У Мстиши оставалось два выбора, и оба плохие — признаться и попросить помощи, или взять дело в собственные руки. Но Ратмир был её мужем, и только она имела право решать, как поступать.

Пусть её осудят, зато Мстислава останется хозяйкой собственной воле.

Княжна вздохнула и искоса поглядела по сторонам. Её не покидало смутное предчувствие готовящейся неприятности. Мстишина задумка была хороша, но княжна всё равно подспудно знала, будто что-то ускользнуло, будто в её безупречном с виду полотне крылась прореха.

Между тем беглецы беспрепятственно выехали за городской вал. Сновид держался рядом с санями и всё пытался перехватить Мстишин взгляд, но княжне было не до того. Раньше бы она посчитала его поведение трогательным и сердечным, но нынче оно казалось ребяческим и вызывало лишь раздражение. Вместо того, чтобы следить за дорогой и предупреждать опасности, он тратил время на неуместные телячьи нежности. Пока Сновид безуспешно пытался вернуть её расположение, Мстиша каждое мгновение ожидала подвоха и не могла стряхнуть сковавшее тело напряжение.

Впрочем, когда они миновали предместье и очутились под сенью того самого леса, из которого её когда-то вывез Хорт, тревога начала помалу отступать. Что ж, возможно, Мстислава и вправду была слишком незначительной особой при зазимском дворе, чтобы о ней переживал кто-то, кроме собственной служанки. Эта мысль могла бы показаться Мстише даже обидной, но сейчас она, наоборот, обнадёживала.

Путники успели порядком отъехать от города. Дорога покамест была проезжей, и хорошо укатанный снег весело поскрипывал под полозьями. Только теперь Мстиша заметила, что всё это время держала кулаки крепко сжатыми, и позволила пальцам расслабиться. Она сделала глубокий вдох и откинулась, расправляя окаменевшие плечи. На слазке нужно будет как следует обсудить со Сновидом предстоящий путь.

Стоило Мстише только подумать об этом, как сзади послышался стук копыт бегущей метью лошади. Сердце княжны затрепетало, и она резко обернулась. Из-за поворота, который они только проехали, показался вороной жеребец. Из-под его длинных ног в стороны разлетались белые брызги снега, а в седле возвышался Хорт.

Что-то в сердце Мстиславы оборвалось одновременно с облегчением и тоской. Предчувствие оказалось не напрасным, и груз тревожного ожидания упал с души.

Княжна досадливо закусила губу и прикрикнула вознице:

— Гони!

Некрашка и Сновид тоже заметили преследователя и подстегнули лошадей. Кобыла резко рванула, и Мстиславе, которую с силой откинуло назад, пришлось ухватиться за грядку, чтобы удержать равновесие. Пригнувшись к шее коня, Сновид обернулся, хмуро глядя на догоняющего их воеводу, и Мстише совсем не понравилась появившаяся на лице боярина мрачная решимость.

Она снова оглянулась.

Хорт приближался, и теперь княжна могла разглядеть его прищуренные от холодной ярости глаза. Мстиша сжалась в комок, стараясь не вылететь из начавших вихлять в стороны саней. Погоня стала принимать серьёзный оборот.

Разгорячённый скачкой, Сновид, кажется, не замечал грозившей Мстиславе опасности. Всё его внимание было сосредоточено на воеводе. Поняв, что Хорт начинает выигрывать в гонке, боярин злобно выругался и откинул полу короткого плаща, освобождая висящие на поясе ножны.

Это стало последней каплей. Хорт был женихом Векши и другом Ратмира. Сновида же она по-прежнему любила, хотя и иной, братской любовью. Мстиша могла зайти как угодно далеко в своём безумстве, но допустить кровопролития она не смела.

— Стой! — властно крикнула княжна.

Сновид кинул на Мстишу ошалелый взгляд, будто только теперь вспомнив о её присутствии, но не подумал послушаться. Некрашка в замешательстве переводил круглые глаза с хозяина на княжну и обратно.

— Стой же! — ещё громче велела Мстислава.

— Не глупи! Мы уйдём! — захлёбываясь ветром, гаркнул боярин.

— Стой! — разъяряясь, выкрикнула Мстиша, чувствуя, что ещё немного, и сорвёт голос.

Поняв, что от Сновида толку не добиться, она вскочила и кинулась к Некрашке. Слуга вовсе растерялся, не зная, кого ему слушать, и резко натянул поводья. Лошадь захрипела и встала, сани тряхнуло, и Мстислава почти вылетела на дорогу, едва успев зацепиться за облучок. Сновиду тоже пришлось волей-неволей остановиться, но вместо того, чтобы помочь Мстише, он направил лошадь к догнавшему их зазимцу.

Мстислава, быстро опомнившись, спрыгнула на землю и рванулась вперёд.

— Отойди, Сновид! — задыхаясь, приказала она, смело бросаясь под копыта кобылы и заставляя боярина окоротить её. — Отойди! Дай мне поговорить с ним!

Погоня и падение, которого Мстиша чудом избежала, взбудоражили кровь. Княжна так разозлилась, что, если бы боярин не был верхом, она наверняка налетела бы на него и отхлестала по щекам. Одного её взгляда оказалось достаточно, чтобы тот, потупившись, повиновался.

Когда Сновид присоединился к застрявшему в ухабе слуге, Мстислава раздражённо выдохнула и с вызовом посмотрела на Хорта. Некоторое время воевода недоверчиво переводил взгляд с неё на мужчин, ожидавших поодаль. Наконец он спешился и, держа беспокойно фыркающего жеребца под уздцы, подошёл к княжне.

Мстислава, грудь которой всё ещё тяжело вздымалась, гордо вскинула голову. Воевода смотрел на неё с презрением, и Мстиша знала — что бы она ни сказала, Хорт не поверит. Сколько бы ни оправдывалась, ей не вернуть честного имени. Неприязни, зародившейся между ними с самого начала, суждено было преследовать их и дальше.

— Пропусти меня, Хорт Хотеславич, — с достоинством вымолвила Мстислава.

Угрюмое лицо воеводы озарилось злорадной усмешкой.

— Пропусти меня, — надменно повторила княжна, — я еду возвращать своего мужа.

Брови Хорта взмыли вверх, а раскосые очи недобро вспыхнули.

— А что ж тайком? — Улыбка на его побелевшем от холода и гнева лице походила на оскал. — Да в провожатые кого взяла? — Он брезгливо кивнул в сторону Сновида.

— Коли бы ты не с пустыми руками возвратился из леса, так и не пришлось бы ехать, — ледяным голосом ответила Мстислава. — А в провожатые того взяла, кто согласился. Не твоя то печаль, воевода.

Мстиша вдруг почувствовала такую усталость, что у неё едва не подкосились колени. Больше не было сил крепиться и выдерживать словесный поединок с Хортом. Она ссутулилась и, опустив голову, проговорила тихим, сломленным голосом:

— Если я не найду Ратмира, он навсегда останется волком. Это всё из-за меня.

— О чём ты? — В вопросе воеводы переплелись подозрение и замешательство.

Мстиша заставила себя посмотреть в лицо зазимца. Его недоверчиво прищуренные глаза глядели безжалостно и остро.

— Я сожгла его рубашку.

Взгляд Хорта остановился. Несколько мгновений воевода не дыша глядел на княжну, точно ожидая, что та возьмёт слова назад или скажет ему, что он ослышался. Но Мстислава молчала.

— Мы едем к колдуну, — продолжила она, удостоверившись, что смысл её речей дошёл до Хорта. — Сновид пообещал помочь мне.

— Ты могла попросить меня! — запальчиво возразил воевода.

— И кто бы отпустил нас с тобой? И потом, для этого я должна была бы рассказать обо всём князю с княгиней.

Хорт понимающе хмыкнул.

— Ты мне не веришь? — не сдержалась Мстислава и тут же пожалела о вылетевших словах.

Воевода криво усмехнулся.

— Что ты сожгла рубашку и предала его? — Он кивнул. — Охотно верю.

Мстиша рвано втянула воздух сквозь зубы. Она ведь и не ждала иного, почему же его предубеждение отзывалось такой горечью? Глупо было открываться Хорту и надеяться на понимание. Она сглотнула вставший в горле ком и, коротко тряхнув головой, смело взглянула на зазимца.

— Клянусь именем отца, и пусть Пресветлая Пряха накажет меня, коли я лгу, — я еду, чтобы вернуть Ратмира. Впрочем, какая разница? Ты будешь только рад, если я сгину навечно. Можешь не верить, просто дай мне уехать. Я ведь оставляю тебе Векшу.

Мстислава больше не трудилась говорить по-хорошему и щадить его чувства. Если Хорт собирался преградить её путь к Ратмиру, она не остановится ни перед чем. Ни даже перед самыми подлыми угрозами.

Княжна знала его слабое место. Её неприкрытый намёк произвёл нужное впечатление — Хорт тут же изменился в лице. Векша не была рабыней, но её преданность княжне не имела границ, и даже воевода не мог ручаться, с кем девушка предпочтёт остаться, если Мстислава поставит её перед выбором.

— Отпусти меня к мужу, — приказала Мстислава, а её глаза договорили всё то, чего она не произнесла. Что она сотрёт его в пыль, если он посмеет помешать ей. Что она будет драться до последнего и пойдёт на любую низость.

И Хорт дрогнул. Некоторое время он смотрел в Мстишино окаменевшее лицо, точно не веря тому, что на свете могут существовать такие люди, как она, а потом с отвращением отвёл глаза.

— Будь по-твоему, — глухо выговорил он и провёл по губам ладонью, словно желая отмыться от собственных слов. Хорт с ненавистью взглянул на Сновида и Некрашку, по-прежнему стоявших в стороне, и одним рывком забрался в седло. — Пусть будет по-твоему, и пусть боги покарают тебя, коли ты не вернёшь Ратмира!

Он наградил Мстишу последним прожигающим взглядом и, натянув поводья сильнее, чем следовало, с силой ударил коня пятками. Из-под копыт вороного взметнулся серебристый сноп снежных искр, и в несколько коротких мгновений всадник скрылся из вида.

Мстислава смотрела на опустевшую дорогу и чувствовала себя такой измождённой, что, казалось, ей не хватит сил даже на то, чтобы добрести до саней. Но её ждал Ратмир. Что бы ни думал о княжне Хорт, она сказала правду. Мстислава знала, что никто, кроме неё, не мог ему помочь. И собрав всю оставшуюся волю, она повернулась к своим спутникам.

— Едем!

3. Волчьи ловы.

Хотя с самого утра Мстиша не съела ни крошки, вид дымящейся похлёбки не произвёл на неё никакого впечатления. Даже когда Сновид отломил ей большой ломоть ещё тёплого хлеба, заманчиво хрустевшего золотистой корочкой, княжна осталась равнодушна, и вместо того, чтобы, следуя примеру своего спутника налечь на еду, спросила:

— Некрашку накормил?

Боярин удивлённо перестал жевать.

— Остатками сыт будет, — неразборчиво буркнул он.

— Покорми, — коротко велела Мстислава голосом, не предполагавшим возражения.

Сновид некоторое время молча изучал лицо княжны, а потом, проглотив вставший в горле кусок, со вздохом отложил ложку и принялся нарочито накладывать на блюдо снедь. Поглядывая на Мстишу, боярин вынес ужин в крохотные сени, где постелил себе Некрашка, и вернулся обратно. Он смерил Мстиславу долгим взором, но та встретила его с усталым равнодушием.

— Не гневись, Сновид. Парень, поди, уморился. Вещи таскал, лошадей распрягал.

Боярин прищурился и, цокнув языком, снова принялся за еду.

— Ты изменилась, — негромко проговорил он, закончив с похлёбкой.

Вытерши рот и руки полотенцем, Сновид с удовлетворением откинулся в кресле и наполнил чарку из стоявшего рядом кувшина. Он поморщился — хорошего вина на постоялом дворе не держали, а чистота щербатой посуды вызывала сомнения.

Мстиша оставила замечание Сновида без ответа, и, удручённо вздохнув, боярин сделал большой глоток. Он кивнул на горшок с жарким.

— Поешь, остынет.

Мстиша покорно взяла ложку. Сновид был прав — чтобы поддерживать силы, нужна была тёплая пища. Ратмир всегда следил, чтобы хоть раз в день у них было горячее…

Воспоминание о муже заставило сердце тоскливо сжаться. Он и так был у неё на уме — незримо, но неизменно. Каждую свою мысль Мстислава незаметно для себя прилаживала к тому, как бы рассудил Ратмир. На каждый свой поступок смотрела его очами.

Острая хлебная корочка врезалась в нёбо, и от боли на глазах выступили слёзы.

Что бы сказал Ратмир, увидев, как она сидит в тесной клетушке, напротив Сновида, да так, что ещё чуть-чуть, и её колени коснутся его? Поверил бы ей, или как Хорт, лишь презрительно усмехнулся бы? Судьба, казалось, потешалась над княжной. Нынче она снова пустилась в дорогу — бесстыдно, неприлично, с чужим мужчиной. Снова делила кров с одним, когда на уме был совсем другой. Неужто в конце пути Мстислава снова переметнётся?

Она почти увидела взор Ратмира, обращённый не неё — разочарованный, горький, отравленный предательством.

Мстиша зажмурилась и помотала головой. Не бывать этому! Нынче она была тверда в своих чувствах и знала, что за ней правда.

Открыв глаза, она наткнулась на обеспокоенный взгляд Сновида.

— Ты другая стала, — тихо проговорил он. — Околдовал он тебя, Мстиша?

Мстислава отложила недоеденный кусок.

— Будем ложиться. Завтра путь неблизкий.

Боярин ещё некоторое время смотрел на княжну, словно пытаясь понять, есть ли надежда на милость, но поджатые губы Мстиславы не оставляли сомнений в том, что разговор окончен.

Кивнув, Сновид поднялся.

— Некрашка! — прикрикнул он, и через миг в отворившейся двери показался сонный слуга. — Убери.

Боярин небрежно махнул на остатки ужина, и челядин расторопно принялся исполнять приказ. Мстиша дождалась, пока тот выйдет, и не раздеваясь легла на постель. Сновид взял с сундука плащ и подошёл, чтобы укрыть её.

Мстислава вздрогнула, когда пальцы Сновида невесомо коснулись её плеч. Она распахнула сомкнутые веки и упёрлась взглядом в лицо боярина, присевшего на корточки перед кроватью.

Княжна полагала, что уже прошла испытание. Что, встретившись со Сновидом в святилище и оставшись спокойна, могла быть в себе уверена, но его запах, знакомый и домашний, против воли взволновал её. Он вдруг напомнил тёплые летние ночи, ветер с остывающих полей, нежно ласкавший их скрещенные руки, шёлк струящихся под ногами травинок. Мстиша почти наяву почувствовала туманную прохладу раннего утра и крепкое, горячее плечо Сновида, на котором покоилась её голова.

Княжна быстро моргнула, боясь, что боярин прочтёт отражение крамольных мыслей в её глазах, но было поздно. Впервые за этот долгий день лицо Сновида тронула улыбка.

Если бы он вёл себя напористо, у Мстиши появился бы повод оттолкнуть его, возмутиться, но боярин не переходил тонкой невидимой грани. Он был рядом ровно настолько, чтобы заявить о своём присутствии и одновременно не докучать. Он был готов прийти по первому зову, но знал своё место. Он не предлагал Мстиславе полный кубок яда, а искусно добавлял его по капле в каждое слово, в каждый взгляд, в каждое редкое прикосновение.

Мстиша снова зажмурилась. Она была уверена, что услышала тихое довольное хмыканье Сновида, прежде чем тот поднялся и отправился на лавку, где была устроена его постель.

— Покойной ночи, душа моя, — раздался с другого конца каморки ласковый голос, потонувший в раздражённом шипении загашенной лучины.

***

Найти Шуляка оказалось не так-то просто. В городе Сновиду удалось разузнать лишь, что колдун жил где-то на границе с Медынью, в глухом лесу у болота. Точного пути никто указать не мог или не желал. На прямые расспросы люди отвечали молчанием, на окольные отзывались уклончиво и неохотно. Вот и хозяин постоялого двора отвёл глаза, когда Сновид на прощание попытался выведать у него дорогу.

У людей, ищущих колдуна, добрых намерений быть не может. Хозяин что-то вполголоса проговорил Сновиду на ухо и принялся торопливо раскланиваться.

Княжна хмуро ёжилась под искоса брошенными взглядами работников. Ей не хотелось, чтобы её видели со Сновидом, но что плакать по волосам, коли голова снята? Их уже приняли здесь как супругов, а Некрашка, знавший, что у Сновида осталась в Осеченках жена, поди, Мстиславу за самокрутку держал.

Мстиша вздохнула. Она одна была виновата во всех своих бедах.

Снова тронулись в путь. Княжна всматривалась в мелькавшие мимо леса и спящие пашни, пытаясь вспомнить места, по которым они когда-то проходили с Ратмиром. Но зима преобразила их до неузнаваемости, и вскоре Мстиша утомилась и прикрыла глаза. Тот первый запал, обуявший её в Зазимье, понемногу истрачивался. Побег, стычка с Хортом и дорога изрядно её вымотали. Мстислава не любила ни холода, ни тряски. Она едва успела привыкнуть к вновь обретённым уюту и сытости, как опять оказалась вынуждена сменить их на неприкаянные скитания. Мстиша в очередной раз вспоминала, кто был причиной этому, надеясь, что злость на саму себя придаст сил, но в её нежное лицо дул промозглый ветер, а студёный воздух пробирался даже под пушистый мех.

Открыв потяжелевшие веки, Мстиша встретилась глазами со Сновидом, мерно покачивающимся в седле рядом с санями. Он одарил княжну лучезарной улыбкой. Вот чей дух был явно на подъёме, и от довольного вида боярина у Мстиславы по рукам побежали мурашки. Её кольнуло сомнение — пока слабое и едва различимое, но княжна поспешно отмахнулась от него.

Зимний день бежал скоротечно. Сновид торопился, намереваясь засветло добраться до деревни, где ему посоветовал переночевать хозяин постоялого двора. Но уже начало смеркаться, а они всё ещё не встретили на пути жилья. Даже неунывающий Некрашка и тот стал мрачнеть, поэтому когда путники наконец выехали из темнеющего леса на широкое заснеженное поле, боярин не сдержал радостного возгласа. На подсвеченном заходящим солнцем грязно-синем небе виднелись очертания домов. Но Мстислава не заметила их. Она не могла смотреть никуда, кроме высокого шеста, на каких обычно водружают пугало. Только вместо него к палке был привязан мёртвый волк.

Он уже окоченел, и мощные лапы застыли в неестественном, страшном положении, точно и в ином мире зверь продолжал свой бег. Из ощерившейся пасти свисал замёрзший язык, а ветер перебирал серый взъерошенный мех.

Чтобы сдержать рвущийся наружу крик, княжна накрыла рот обеими руками. Её спутники тоже разглядели покачивающийся на верёвке труп и остановились. Некрашка осенил себя знамением Небесного Отца, а Сновид прищурился и сухо сглотнул. Он перевёл взгляд на побелевшую Мстишу и кажется, хотел сказать ей что-то, но передумал, прикусив губу.

— Едем! Надо ещё о ночлеге договориться, — громко проговорил боярин и тронул кобылу. Та пошла без всякого желания — запах зверя, пусть и околевшего, успел достичь её чутких ноздрей.

Некрашка, которого Сновид отрядил на поиски жилья, безошибочно нашёл дом старосты, и вскоре все трое разомлело оглядывались в приветливом избяном тепле. Гостей обогрели и накормили, а староста оказался к тому же весьма словоохотлив. На вопрос Сновида об убитом волке он благодушно рассмеялся.

— А, приметили? Вот и серая братия пущай полюбуется. Одолели, окаянные, — добавил он уже менее весело. — Зима нынче ранняя, вот и стали соваться в деревню. Последний страх потеряли, бесстыжие. У соседа, вон, седмицу назад собаку зарезали — совсем распоясались. Вот мы и оприходовали его, голубчика. Шалишь, брат? Так повиси, повиси. Остальным уроком будет.

Мстислава сжалась в комок на лавке. Мысли о второй, волчьей природе Ратмира раньше по-настоящему не приходили ей в голову. А если и приходили, то она торопилась прогнать их. Но теперь прятаться было некуда. Ратмир был волком. Зверем. Он сам говорил, что, оборачиваясь, терял всё людское. Мстиславе пора посмотреть правде в лицо: она искала не человека.

Мстиша моргнула, возвращаясь в действительность, и поймала на себе пристальный взор Сновида.

— Да это ещё что, — продолжал разговорившийся староста, — вот до зимы какой случай был! — Он наклонился над столом, подаваясь ближе к гостям, и потёр руки, оживляясь. — Мы-то в деревне живём, почитай в лесу — немудрено, что ночные разбойники нас навещают. Так в Волыне-то что приключилось — тамошние до сих пор чураются!

При упоминании Волыни Мстиша окаменела.

— Там серый аж в город пробрался! Да что в город, к самому посаднику на подворье влез! — торжествующе воскликнул староста, явно наслаждаясь ужасом, исказившим лицо гостьи. — И что думаете? Мужика зарезал! Так его отделал, что хоронить было нечего, одни ошмётки остались.

Староста перевёл дух и важно расчесал усы.

— Говорят, по посадникову душу приходил, да повезло тому, в отлучке был. И что не зверь то вовсе был, а колдун. Брешут, поди, — добавил хозяин, но княжна видела, как быстро скрестились в знаке от сглаза заскорузлые пальцы.

Сновид наконец заметил, что Мстишу мелко трясёт, и поспешил свернуть разговор. И правда, было уже поздно, давно пришла пора ложиться. Некрашке постелили прямо на полу, а почётным гостям отвели место на тёплых полатях. Мстислава ничего не сказала, когда боярин устроился подле, но едва он снова попытался укутать её своим плащом, возразила:

— Под мужниным буду спать.

Проглотив обиду, Сновид выдавил из себя улыбку.

— Испугалась? — Боярин лежал совсем близко, но не настолько, чтобы касаться Мстиши. — На тебе лица нет.

Мстислава взглянула на него. От княжны не укрылось, что во время рассказа старосты Сновид не спускал с неё жадного взора.

Мстиша не ответила и отвернулась. Ей было над чем подумать.

***

С каждым днём дорога делалась всё хуже. Деревни стали попадаться реже, а вскоре и вовсе началось безлюдье. Теперь спутники были вынуждены ночевать под открытым небом, а о том, чтобы помыться или переодеться, следовало забыть.

Холод стоял такой лютый, что всю ночь приходилось жечь костёр. Некрашка, на чью долю выпали главные хлопоты, был теперь вечно невыспавшийся и угрюмый. Для Сновида же ловы и выезды в поле раньше бывали лишь развлечением. Он привык к толпе слуг, утолявших любую прихоть, и тяготился и походным бытом, и тем, что ему пришлось разделить с челядином немалую долю забот. Разбивать стан, ухаживать за лошадями, заготавливать дрова и пополнять припасы оказалось тяжёлой задачей. По дороге в Зазимье Мстише чудилось, будто всё происходило само собой — так незаметно и обманчиво легко Ратмир справлялся с делами. Нынче же Мстислава видела, насколько труднее эти обязанности давались непривычному к ним Сновиду. Воодушевление покинуло его, и боярин стал раздражительным, всё чаще срывая злость на безответном Некрашке.

Единственной отрадой Сновида стало растущее Мстишино уныние. Мстислава знала об этом, но ничего не могла поделать. Точно раненая важенка, она тщетно пыталась сбежать от хищника, который лениво шёл по пятам, зная, что ему не понадобиться тратить усилий — стоит лишь дождаться, пока жертва обескровеет и сама придёт в лапы.

Княжна ненавидела себя за слабость, за то, что каждое утро было всё труднее проснуться и ехать дальше, за мысли о тепле и сытости, начавшие застилать разум и отвлекать от главного: Мстиша обязана спасти мужа!

Она зло одёргивала себя, заставляя вылезти из-под шубы и умыться холодным снегом. Мстислава вспоминала Ратмира, его улыбку, запах, голос и, стискивая зубы, отворачивалась от Сновида, глядевшего на неё с алчностью стервятника. Но она больше не возражала, когда боярин укрывал её, и делала вид, будто не замечает, что его пальцы задерживаются на плечах с каждым разом чуточку дольше. Разве была большая вина в том, что Мстиславе хотелось немного заботы и внимания? А если Сновид попытается зайти дальше, она всегда сможет его остановить.

Ведь так?

Тихие разговоры у костра вошли в каждодневную привычку, но один Мстислава запомнила особенно хорошо, потому что именно в этот вечер впервые послышался волчий вой.

Они сидели друг напротив друга. Ложиться спать не хотелось. Стоило лишь немного отойти от огня, как на Мстишу набрасывались темнота и одиночество. А ещё холод. Сновид не предлагал ночевать рядом, хотя это, пожалуй, было здравой мыслью. В стужу и вьюгу не до приличий. Но каждый вечер боярин молчал, провожая удаляющуюся спать в сани Мстиславу долгим взглядом. Сновид знал, что, предложи он, Мстиша откажется. Боярин хотел дождаться, пока она позовёт его сама.

От озноба стучали зубы, и Мстислава не могла вспомнить, когда в последний раз ей было по-настоящему тепло. Становилось всё труднее не замечать искушавшие разум мысли: разве Ратмир бы осудил её за то, что она хотела согреться? За то, что нуждалась в надёжном плече рядом? Мстиславе ведь не нужно многого. Просто почувствовать чьё-то тепло. Она бы притворилась, что это Ратмир, и позволила позаботиться о себе…

Только как далеко это притворство могло завести её?

Сновид поднялся, чтобы подкинуть дров, и Мстислава встрепенулась, отгоняя от себя запретные думы. Но вернувшись, боярин словно невзначай сел рядом с Мстишей. Княжна и сама не знала, приятна ли ей его близость. Она отвела взор от радостно кинувшихся на свежие поленья языков пламени и посмотрела на боярина.

Сновид был красив. Даже кажущиеся нескончаемыми дни скитаний не испортили его. Светлые волосы, небрежно выбивавшиеся из-под меховой шапки, всё так же спорили с чёрными бровями. Глаза всё так же мерцали, не думая скрывать обожания и страсти. Обветренные, но по-прежнему чувственные губы были покорно сомкнуты, но Мстислава знала — одно только её слово, и они приникнут к ней с прежней пылкостью.

— Ты правда веришь, что сможешь расколдовать его? — тихо спросил Сновид, спокойно дождавшись, пока Мстислава закончит его рассматривать.

Мстиша вздрогнула, отрываясь от затягивающей в себя искрящейся серой пучины. Она сглотнула. Неужели он сомневался? Неужели у неё было что-то, кроме этой веры?

— Да. — Короткий ответ вышел хриплым и неубедительным.

— И ты думаешь, он перестанет быть зверем?

Мстислава нахмурилась, и тогда боярин спросил:

— Волк на посадничем подворье. Это был он?

Как Сновид понял? По Мстишиному лицу? Но ведь она сама не знала наверняка, только подозревала.

На миг перед глазами как живые мелькнули мерзкая ухмылка, угреватое лицо и оскал жёлтых гнилых зубов Шульги, помстился запах немытого тела и похоти.

Княжну передёрнуло. Догадка одновременно восхищала и пугала. В груди горячо разливалось торжество возмездия, но вместе с тем при мысли о разорванном в клочья Шульге делалось страшно. Мстиша не могла вообразить, чтобы спокойный, рассудительный Ратмир так жестоко расправился с человеком, пусть даже и обидчиком его невесты.

Сновид продолжал сверлить Мстишу пристальным взором, точно читая мысли. Княжна отвела глаза, с тревогой ожидая, что боярин будет настаивать, но он слишком хорошо знал её, чтобы загонять в угол. Поэтому Сновид улыбнулся и легко, будто мимоходом, коснулся пальцев Мстиславы. Движение получилось таким естественным и невинным, что ей не пришло в голову отдёрнуть руку.

— Ты ведь не хуже моего понимаешь, Мстишенька. Звериные повадки не так легко вытравить. Даже если удастся снять с него шкуру, — княжна резко повернулась к Сновиду и уже приоткрыла губы, но тот хмыкнул и уточнил: — волчью шкуру. Если удастся вернуть ему человечий облик, неужели ты веришь, что на этом всё закончится?

— О чём ты? — еле слышно спросила Мстислава.

Сновид вздохнул, будто ему не хотелось продолжать болезненный для Мстиши разговор, и ласково погладил её ладонь.

— Он уже почувствовал на своих клыках кровь, Мстиша. Людскую кровь.

— Не он, волк! — резко возразила княжна.

— Где пролегает межа, Мстиша? Ты знаешь? Где кончается волк и начинается человек?

Мстислава нахмурилась. Гневные слова почти сорвались с её уст, но она вдруг задумалась. Если Ратмир вправду убил Шульгу, значит, успел замыслить нападение до того, как обернулся. Он сам говорил, что людское и звериное мешалось, перетекало одно в другое. Сам рассказывал, как память играла с ним шутки.

— Знаешь ли ты его, Мстиша? Знаешь ли по-настоящему?

Сновид бросил камень в мутный колодец её души и смотрел, как расходятся круги. Он не договорил остального, но Мстислава и без того поняла, куда клонил боярин. Мстиша не могла ответить Сновиду на его вопрос. Она не знала, где кончался волк, она вообще не хотела ничего знать об этой стороне своего мужа. Мстислава только сейчас понимала, что все её заверения, все обещания Ратмиру в том, что она примет его любым, были даны легкомысленно, в пылу. Мстиша на самом деле никогда не рассчитывала встречаться с этой его частью.

Знала ли она его по-настоящему? Может, и не знала, но чувствовала. И любила.

Мстиша метнула отчаянный взгляд на прищурившегося в напряжённом ожидании Сновида. Вот кого она знала. С детства. Знала, как саму себя. И всё-таки ошиблась.

В очах княжны загорелся грозный огонёк, и правая щека Сновида дёрнулась, но в тот же миг откуда-то из леса раздался волчий вой. Мстиша вздрогнула. Боковым зрением она заметила, как застыл копошившийся у костра Некрашка. Боярин тоже замер, прислушиваясь.

Вой повторился. Хриплый, протяжный, тоскливый, он висел над крошечным становищем, пока трое обмерших людей, затаив дыхание, внимали ему. На несколько мгновений стало тихо, и завывание раздалось в третий раз.

Мстислава направила взгляд расширившихся глаз на боярина и, к своему изумлению, увидела на лице того… торжество? По-прежнему не шелохнувшись, он перевёл озарённые диким блеском очи на княжну.

— Слышишь? — с непонятным Мстише ликованием прошептал он.

— Волки воют? — выдохнула она очевидное.

— Не-ет, — протянул Сновид. — Не волки. Волк. Зимой они в стаи сбиваются. А этому никто не отвечает. — Боярин улыбнулся и с неприкрытым удовольствием закончил: — Одинец.

Сновид разом отошёл от нашедшего на него оцепенения и, вскочив с места, вполголоса прикрикнул слуге:

— А ну, подай мой лук, живо!

Несколько мгновений Мстиша оторопело смотрела на странно взбудораженного боярина, который с лихорадочным возбуждением принялся сгибать плечи лука и прилаживать тетиву. Страх, быстро сменившийся болезненно сдавившей грудь надеждой, вытеснила злость.

— Что ты творишь?! — выкрикнула Мстислава, вскакивая и ударяя Сновида по рукам.

Петля соскочила, и Мстиша заметила, как побелели стиснувшие кибить костяшки. Сдержав гневный порыв, боярин прошипел:

— И что же делать изволишь? Его тоже прикажешь накормить, или станем дожидаться, пока тварь сама начнёт пропитание искать?

— Это может быть Ратмир! — выкрикнула княжна, тут же понимая нелепость собственных слов.

— А если нет? — холодно усмехнулся Сновид.

Мстиша растерянно заморгала. Заиндевевшие ресницы неприятно царапали веки.

— Разве твоё сердце не подсказывает? — почти не скрывая издёвки в голосе, продолжил боярин. — Разве ты не чувствуешь?

Мстислава опустила глаза и сделала беспомощный шаг назад. Она ничего не чувствовала. Она не имела ни малейшего понятия, как отличить Ратмира от обычного зверя. Да и была ли какая-то разница?

— Пожалуйста, — попросила Мстиша, и Сновид, чуть смягчившись, негромко проговорил:

— Не тревожься, волк крепок на рану.

Он снова кликнул Некрашку и, вскинув натянутый лук, вышел из освещённого костром круга, вступая в лесную черноту.

Но, к облегчению Мстиславы, зверь словно почуял опасность, и, побродив по лесу, Сновид возвратился ни с чем. Пыл его поугас, но готовность, с которой боярин схватился за оружие, зародила в душе Мстиши тревогу.

А утром она собственными глазами увидела следы. Волк и вправду подошёл совсем близко к их становищу, и при мысли о том, что это мог быть Ратмир, у Мстиславы затрепетало сердце. Разглядывая отпечатки на снегу, Сновид прищурился и мрачно усмехнулся.

С этого дня волк стал их постоянным спутником. Мстислава уже не понимала, шли ли они вслед за зверем, или это он преследовал их маленький поезд. Тем не менее каждую ночь, то ближе, то дальше, слышался тоскливый вой, а наутро они неизменно находили ставшие уже привычными следы крупных лап.

Дорога сделалась едва различимой, и они двигались медленно и тяжело. Мстислава не была уверена в том, что Сновид знал, куда следует править, но он стал слишком вспыльчив, и княжна быстро оставила попытки расспросить его. Мстиша полностью зависела от боярина, и чем дальше в дебри они углублялись, тем меньше веса имело её мнение.

В то же время появление волка странным образом приободрило Мстиславу. Она понимала, что он мог быть диким изголодавшимся зверем, который отбился от стаи и теперь рыскал по их следу, дожидаясь, пока люди потеряют бдительность и станут лёгкой добычей. И всё же даже крошечная надежда окрыляла Мстишу и возвращала начавшие покидать её силы. Пусть это был просто волк, она знала: где-то её ждал настоящий Ратмир.

Должно быть, Сновид тоже заметил произошедшую с княжной перемену, потому что в один из дней он отбросил всю сдержанность. Мстиша уже устроилась на ночь, когда боярин неожиданно вырос перед ней из темноты.

— Не ходи за ним, — прошептал он так, словно они продолжали давно начатый разговор.

Нахмурившись, Мстислава приподнялась на локтях.

— Что он может дать тебе? Что есть у него, чего нет у меня? Когда? Когда ты успела его полюбить?!

— Сновид…

— Разве ты не понимаешь, что эта затея с самого начала обречена?

Мстислава сглотнула и села. Глаза боярина блестели, и он был точно во хмелю.

— Ты вмешалась в чёрную волшбу, Мстиша. Подумай, какую цену тебе предстоит заплатить колдуну, чтобы хотя бы попытаться что-то исправить!

— У меня есть деньги, — непослушными губами вымолвила княжна, но Сновид только отмахнулся и порывисто схватил её. Ладони боярина оказались холодными и влажными.

— Ему не нужны деньги. Ему нужна будешь ты, Мстиша!

Сам того не замечая, Сновид сжал её пальцы добела, но Мстислава ничего не чувствовала. Она в страхе смотрела в расширившиеся серые очи, и если раньше Мстише казалось, что Сновидом движила лишь ревность, то нынче она видела, как сильно он тревожился за неё.

— Опомнись! Тебе не откупиться серебром! Тебе не выбраться невредимой. Мстишенька, — его брови изогнулись в мольбе, — не ходи туда. Его не выручишь, и сама пропадёшь!

— Зачем ты это говоришь? — Она выдернула ладонь и смотрела на Сновида с недоверием.

— Потому что ты сама не ведаешь, что творишь. Я надеялся, что смогу образумить тебя дорогой, но теперь вижу, что напрасно.

— Ратмир — мой муж, — твёрдо выговорила Мстислава.

— Да нет никакого Ратмира! — резко выкрикнул Сновид, заставляя княжну вздрогнуть. — Есть только тварь с волчьими зубами, в которой давно не осталось ничего человеческого! Пойми же наконец!

— Не смей! — попыталась возразить Мстиша, но Сновид не дал ей.

— Сколько он уже бегает волком? Что в нём осталось от твоего Ратмира? Послушай меня, — он снова ухватился за её трясущуюся руку, — послушай, Мстиша! Уйдём! Уйдём со мной! Я взял из дома столько серебра, что мы сможем сбежать ото всех! Нас никто не найдёт! Твой оборотень навсегда останется волком, и ты станешь свободна! Подумай, — Сновид приблизил своё лицо к Мстишиному, — мы построим дом, заведём детей, ты не будешь ни в чём нуждаться! Отец станет нам помогать… Ты будешь счастлива, Мстиша! Тебе не придётся ничем жертвовать, чтобы быть со мной!

Мстислава смотрела в горящие глаза Сновида и могла только мелко мотать головой. На слова у неё не хватало сил.

— Я дам тебе всё, душа моя, — продолжал горячо шептать боярин, — всё, чего никогда не даст тебе он. Ради меня тебе не придётся идти к волхву и мараться о чёрное колдовство! Я люблю тебя так, как никогда не суждено полюбить ему! Я вырос с тобой и знаю, какая ты на самом деле. Тебе не придётся скитаться впроголодь, мёрзнуть, растрачивать свою красу! Прошу тебя, останься со мной, Мстиша!

Сновид смотрел жадно и безумно, и Мстиславе показалось, что она начинает заражаться его сумасшествием. Мстиша на миг представила, как льнёт к груди Сновида, и он распахивает шубу, прижимая её к себе, кутая в свой запах и тепло… Этой ночью не было слышно волчьего воя, лишь ветер заунывно скулил в вершинах деревьев. Мстислава смотрела в некогда любимые глаза. Ей стоило только довериться Сновиду и больше ни о чём не думать. Он увезёт её туда, где тепло, где безопасно, где всё просто и понятно. Ведь что, если Сновид прав? Если Ратмир безвозвратно пропал? Коли так, не стоит и пытаться. В конце концов, не Мстислава виновата в том, что княжич превратился в волка. Не она ходила к волхву вымаливать для него такую страшную долю. Да, Мстиша сглупила, но ведь не со зла…

Она сморгнула. Тоскливо заныло сердце. Мстиша продолжала смотреть на Сновида, но ей стало мерещиться, будто он расплывается, а на его месте появляется иной. Вот знакомый шрам, вот насмешливые губы, прищуренные очи с беспощадным зелёным огоньком… Как вытравить из себя это лицо? Но ведь она почти не помнила матушку. Не помнила, потому что та умерла. Мстиша представит, что Ратмир тоже умер. Ведь это почти правда. Он — человек — умер, а вместо него остался лишь зверь. Ратмир умер.

Нет! Он не умер! А если и умер, то это она, Мстиша, его убила. Убила!

Да что с ней такое!

Холодный порыв ветра полоснул по щекам, отрезвляя.

— Что же ты мне предлагаешь, твоей меньшицей сделаться? — со злой усмешкой спросила княжна, и боярин невольно отступил. — Я найду мужа, а ты поможешь мне. Ты обещал!

После вспышки горячности взгляд Сновида сделался безжизненным.

— Только доведи меня до колдуна. Большего я не прошу, — сухо добавила Мстислава. — А теперь уходи. Я спать хочу.

Она злилась на Сновида тем сильнее, чем безвольнее оказалась. Как мало ей требовалось, чтобы почти потонуть в приливе малодушия! Как дёшево Мстиша была готова продать свою любовь — за сладкие кушанья и мягкую перину. Княжна не хотела задумываться над словами Сновида, но они против воли лезли в голову, лишая сна.

До разговора с боярином Мстиша не допускала мысли о том, что Шуляк посмеет отказать. Она была дочерью князя и женой княжича, и всякое её желание должно было беспрекословно исполняться. Но слова Сновида походили на правду. Мстиша вспоминала рассказы Ратмира о колдуне, и в живот заползал неприятный холодок. Шуляку незачем ей помогать, и если он согласится, то наверняка заломит высокую цену. Насколько высокую?

Мстислава беспокойно поворочалась.

Возможно, он всё-таки удовлетворится серебром. А если нет? Что Мстиша могла дать ему взамен на услугу?

Под ложечкой противно засосало. Мстислава знала, что возненавидит себя, если уедет со Сновидом. Наверное, не сразу. Наверное, какое-то время ей удастся обманывать себя. Но рано или поздно Мстиша бросит всё и пойдёт на этот странный и страшный зов. Она пойдёт, но уже не сможет ничего изменить…

Дом и дети. Дети, чья мать при живом муже ушла к полюбовнику?

Мстиша открыла глаза и раздражённо хмыкнула. Спать в санях становилось невыносимо. Доски врезались в тело даже через ворох шуб и подстилок. Княжна перевернулась на спину и уставилась в чёрное небо. Перед глазами рябили медленно опускавшиеся на лес снежинки. Падая на щёки, они таяли не сразу, и Мстиша подумала о том, что одежда переставала греть. О том, как утром слышала жалобы Некрашки на кончающийся овёс для лошадей. О том, что сказал Сновид.

И в тысячный раз княжна заставила себя вспомнить осунувшееся лицо Ратмира, его дрожащие губы, стон боли. Муку, что она причинила собственными руками.

Пусть Сновид уходит. Пусть забирает с собой Некрашку и лошадей. Она останется. Мстиша пойдёт дальше. Она найдёт Ратмира или замёрзнет в этих снегах. Третьего не дано.

***

Утро выдалось неожиданно солнечным. Мстиша встала в непривычно приподнятом настроении и, чтобы не разговаривать со смурным Сновидом, отправилась в лес.

— Куда ты? — удивлённо окликнул её боярин.

— Хвороста наберу, — соврала Мстислава.

Сновид нахмурился, растерянно поправив шапку, но не стал останавливать княжну.

— Далеко только не ходи. Сумёты какие намело, заблудиться недолго.

Мстислава кивнула и коротко улыбнулась.

Хотелось отойти подальше от становища. Она присмотрела пригорок, где можно было постоять на солнышке. Снег, действительно, оказался глубоким, но Мстислава не боялась потеряться: на нём не виднелось чужих следов.

Добраться до места было нелегко. Ноги увязали в сугробах, и Мстиша набрала полные сапоги снега. Вскарабкавшись на взлобок, княжна замерла. Внизу лес редел, и в отдалении среди деревьев проглядывала избушка, из трубы которой стелился приветливый дымок.

Сердце застучало быстрее. Уж не дом ли это Шуляка?

От волнения Мстислава забыла, что собиралась понежиться под тёплыми лучами и порывисто обернулась, чтобы поскорее сообщить о своей находке спутникам, но не успела сделать и шага, как вросла в землю.

На тропе, саженях в двух от неё, стоял волк.

4. Чёрный волхв.

Мстише не приходилось встречать волков прежде. Отец любил тешиться ловами, но вид добычи, привезённой с поля, вызывал у неё отвращение. Поэтому о волках Мстислава могла судить только по шубе Стояны, которую та нахваливала за тепло и чудесную способность избавлять от болей в спине. Шуба, как и волчок из набившей оскомину колыбельной были серыми. Шерсть же зверя, застывшего напротив, вызывающе чернела на белом снегу.

Княжне не потребовалось особенного знака или чутья, чтобы понять: она видела перед собой существо, в которое превратился её муж. Мстиша просто знала. Но это знание ничем не помогало. Волоски по всей коже встали дыбом, и страх — чистый, идущий не из разума, а прямиком от тела, — заструился по жилам обжигающим холодом.

Нужно было спасаться, но оцепеневшая Мстиша не могла оторваться от тусклых жёлтых глаз, пытаясь найти в них хоть каплю человеческого. Ужас мешался с отчаянным желанием узнать в глядящем на неё с враждебностью и недоверием звере хотя бы крупицу Ратмира.

Волк слегка повёл носом, и Мстислава затаила дыхание. Он вытянул морду, настороженно принюхиваясь, и княжна, не отводя взгляда, принялась медленно снимать рукавичку. Кровь стучала в висках, точно взывая к её благоразумию, но Мстиша не позволяла себе слушать. Она оказалась лицом к лицу со своим самым страшным сном. То жуткое и немыслимое, что Мстислава так тщательно загоняла на задворки сознания, стояло перед ней во плоти. И, обуздывая ужас, княжна, точно молитву, не переставая твердила себе, что в темнице из шерсти и клыков был заключён её любимый. И что заточила его туда она сама.

Волк подобрался и тихо заворчал, когда рукавичка упала в снег, но Мстислава продолжала смотреть в полные подозрения глаза. Она помнила, как отец остерегал: прямой взгляд дразнит и вызывает зверя на поединок. Но существо, в очи которого она смотрела, не был зверем. Мстиша упрямо вглядывалась в янтарные зеницы, надеясь добраться до Ратмира. Она смотрела, как когда-то смотрел на неё сам княжич — минуя внешний покров, в самое сердце. Мстиша знала, что если только не струсит, сможет дотянуться до порабощённой волком души.

Медленно, по вершку, княжна начала простирать руку к зверю. Пальцы дрожали, и Мстиша боялась сделать даже вдох, так что закружилась голова. Поймав солнечный луч, в перстеньке вспыхнул камень, и Мстислава судорожно улыбнулась доброму знамению. Что, если её прикосновение вернёт Ратмира? Что, если, стоит ей дотронуться до чёрного меха, и на месте зверя окажется её муж? Ещё чуть-чуть, и волк сделает шаг к ней, и тогда…

— Мстиша, замри! — грубо разорвал мягкую тишину хриплый окрик Сновида.

Княжна вздрогнула, отдёрнув протянутую руку, а волк вздыбил шерсть и предостерегающе зарычал. Боярин бежал по снегу, а вдалеке за ним, неловко застревая в сумётах, поспешал Некрашка.

— Не тронь её, гадина! — злобно рявкнул Сновид. Он остановился и, припав на одно колено, быстро вытащил из-за спины уже изготовленный лук. Боярин не глядя выхватил из тула стрелу и упругим вымеренным движением натянул тетиву.

Волк ощерился. Из-за вставшей торчком шерсти он казался гораздо крупнее, чем был на самом деле.

— Нет, Сновид!

Мстишу колотило. С одной стороны, её распирал гнев на невовремя появившегося боярина, с другой — она испытала малодушное облегчение оттого, что больше не оставалась один на один со страшным существом, в котором пыталась разглядеть мужа.

— Сновид! — взмолилась Мстислава.

— Не шевелись, — сквозь зубы приказал ей боярин, не сводя прищуренных глаз с хищника.

Волк пригнул морду к земле и угрожающе зарычал.

— Уходи, — почти плача, прошептала волку Мстиша.

Сновид продолжал держать зверя на прицеле. От напряжения у боярина дрожали предплечья. Задыхаясь, к хозяину подоспел Некрашка. Волк дёрнулся, и княжна не сумела понять, собирался ли он броситься или, напротив, решил отступить. Всё произошло слишком быстро. Мстиша услышала шипение стрелы и следом — исполненный боли вой, яростный и обиженный. Целомудренно-белую пелену снега окропили алые брызги, и княжна закричала. Стрела угодила зверю в бедро, и волк припал на раненую лапу. Он ощетинился, готовый биться не на жизнь, а на смерть.

Видя, что не сумел свалить волка одним выстрелом, Сновид снова потянулся к колчану.

— Нет! — закричала Мстиша. Она торопливо вышла вперёд и загородила волка собой.

— Отойди! — приказал боярин. Его глаза метались между княжной и подраненным зверем. — Некрашка! Держи её!

Волк утробно зарычал, прижав уши к голове, и обнажил клыки. Мстислава бросилась к Сновиду, пытаясь выбить оружие, но боярин раздражённо откинул от себя её руки и толкнул к слуге. Тот, не взирая на неистовое сопротивление, попытался сгрести Мстишу в охапку.

— Да как ты смеешь, смерд! Или у тебя голова лишняя?!

Не помня себя от ярости, княжна наотмашь хлестнула челядина по лицу, и перстень Ратмира рассёк ему губу.

— Не смей, Сновид! — закричала она, вмиг позабыв о Некрашке, заметив, что боярин снова напружинивает тетиву. — Не смей!!

Боярин выпрямился в полный рост, и точно грозовой вспышкой, Мстиславу озарило пониманием: весь этот путь Сновид проделал лишь ради одного мига. Он согласился пойти с Мстишей, только чтобы убить Ратмира.

— Не смей!

Но Сновид, не обращая на неё внимания, хладнокровно смотрел на истекающего кровью волка, который отчего-то не делал никаких попыток сбежать.

— Думал, я прощу тебе? — сквозь зубы процедил боярин, не отрывая горящего холодной злобой взгляда от припавшего к земле зверя. — Думал, сможешь получить мою Мстишу? Бешеная тварь, сдохни!

Некрашка схватил дёрнувшуюся к Сновиду княжну за плечи, но та с остервенением высвободилась и набросилась на боярина. Стрела сбилась с пути и полетела в сторону, а соскочившая тетива хлестнула Мстишу по рукам. Потеряв равновесие, они повалились в снег. Сновид пытался освободиться от Мстиславы, намертво вцепившейся в полы его кожуха, когда откуда-то сверху раздался бесстрастный голос:

— Кто посмел пролить кровь на моей земле?

Оба на миг замерли, но Сновид быстро опамятовался и, воспользовавшись замешательством княжны, вскочил на ноги. Мстислава осторожно выглянула из-за боярина и увидела стоящего рядом с раненым волком старца. Высокий и сухощавый, закутанный в серую, видавшую виды поддёвку, он окидывал всех троих грозным, птичьим взглядом из-под насупленных бровей.

— Шуляк, — прошептала Мстиша, уже понимая, за что колдун получил своё прозвище.

Старик коротко скосил пронзительные глаза на княжну и едва слышно хмыкнул.

— С каких это пор Медынь стала твоей землёй прозываться? — сипло спросил Сновид, вызывающе глядя на чужака.

— Не Медынь тут и не Зазимье, а межа. На меже я и живу с покон веку, и нет здесь ничьей воли, кроме моей. — Колдун смерил боярина насмешливым взором.

Он отвернулся от Сновида, кажется, тут же забыв о его существовании, и с удивительной для своего возраста проворностью присел на корточки перед волком. Суровое лицо, на котором одновременно отразились раздражение и сострадание, смягчилось.

Нисколько не опасаясь, Шуляк протянул руки к утробно ворчащему зверю и взялся за стрелу. Тихий ропот перерос в угрожающее рычание, но старик, не обращая на него внимания, осторожно потянул древко на себя. Прикрыв глаза, он принялся нашёптывать:

— Поверх земли пришло — поверх земли и поди, поверх снегу пришло — поверх снегу и поди, в полдерева пришло — в полдерева и поди, вихорем пришло — вихорем и поди. Поди, стрела, цевьем в дерево, во свою матерь, а железо — во свою матерь, в землю, перо во птицу, а птица в небо. Не у камня вода, не из дерева руда. Кровь спекается, мясо срастается, из веки по веки, отныне довеки.

Когда на последних словах Шуляк выдернул стрелу, волк взвизгнул так по-человечески жалобно, что сжалось сердце. Мстиша зажмурилась. Если бы она не выбрала своим спутником Сновида, если бы только была чуть прозорливее, ничего бы не произошло.

Когда княжна открыла глаза, волк исчез, и о его присутствии напоминал лишь кровавый след, уводивший вниз, под гору.

Сновид фыркнул и, вскинув лук, попытался обойти старика, но тот преградил ему путь.

— Или ты не догадлив, боярин? Я ведь мог стрелу не к матерям послать, а к старому хозяину. — Шуляк вдруг улыбнулся, обнажив на удивление крепкие зубы без щербин, и его лицо озарилось чистым, неподдельным весельем. Он чуть подался вперёд и произнёс отчётливым шёпотом, тем самым, которым только что читал заговор: — К старому хозяину под правое плечо да под левое подреберье.

Мстиша знала, что Сновида было непросто испугать, но она заметила, как, не в силах совладать с собственным телом, он моргнул и отступил на полшага. Шуляк же, видно, желая совсем покончить с надоедливым пришельцем, не скрывая брезгливости, добавил:

— На чужую жену позарился, а свою дома брюхатую оставил, сына да родителей на бесчестье бросил.

Руки Сновида, по-прежнему сжимающие лук и стрелу, безвольно опустились, а лицо сделалось белее снега.

— Откуда… Откуда ты знаешь? — с трудом владея голосом, спросил боярин.

Не удостоив его ответом, старик развернулся и принялся спускаться с пригорка.

Только теперь Мстислава поняла, что продолжала сидеть на снегу. Она стала неловко подниматься, и Некрашка, всё это время молча взиравший на происходящее, спохватился и принялся помогать. С распухшей нижней губы челядина на овчинный полушубок падали редкие капли крови, но Мстиша даже не поморщилась. Не глядя на слугу, она опёрлась на его руки и встала. Одежда промокла, а на отзывавшейся тянущей болью кисти полыхал алый след тетивы.

Сновид, не замечая ничего вокруг себя, окаменевши глядел в ту точку, где только что стоял волхв. Когда Мстислава подошла ближе и окликнула боярина, он вздрогнул.

— Это правда? — тихо спросила она.

Сновид дёргано, точно деревянный кузнец со Звенькиной игрушки, повернул голову и взглянул на Мстишу так, будто только теперь вспомнил о ее присутствии.

— Не знаю, — растерянно пожал он плечами, и Мстислава поняла, что Сновид не врал.

— Возвращайся к ней. — Она положила ладонь ему на предплечье, и, словно наконец вернувшись в действительность, Сновид встрепенулся.

— Нет! Я не уйду без тебя!

— Ты едва не убил моего мужа.

— Оборотня! — попытался возразить боярин, но Мстислава остановила его взмахом руки.

— Я не вернусь с тобой. Только если свяжешь и увезёшь меня силой. Этого ты хочешь?

Сновид набрал воздуху, но слова так и не покинули его уст. Глаза боярина тускло блестели, и Мстиша видела: отповедь колдуна что-то надломила в нём. Что-то, что и прежде не было целым.

Сердце кольнуло мимолётной жалостью, но у Мстиславы не осталось на неё ни сил, ни времени. Теперь, когда она нашла колдуна и Ратмира, появились дела поважнее. И Сновид, и Мстиша нынче расплачивались — каждый за свой — сделанный когда-то неправильный выбор.

— Прощай.

Мстислава сухо кивнула и уже развернулась, чтобы отправиться вслед за колдуном, но Сновид остановил её.

— Не ходи! Мстиша, не ходи туда!

Их глаза встретились, но в потухшем взоре боярина больше не было страстной одержимости. Он уже и сам не верил ни в то, что сможет вернуть Мстиславу, ни в то, что должен это делать.

— Если ты не хочешь меня, то позволь отвезти тебя в Медынь, к князю. Не ходи за ним, Мстишенька, — добавил он ещё тише. — Я чувствую, там тебя ждёт большая, большая беда.

Грудь Мстиславы болезненно сжалась, но она заставила себя улыбнуться:

— Сердце-вещун? Как же, как же.

Нападение по-прежнему оставалось единственным известным Мстише способом защиты. Щека Сновида дёрнулась. Проглотив её насмешку, он упрямо проговорил:

— У нас осталось овса на день-другой. Я буду ждать тебя.

Мстислава отрывисто кивнула, в тот же миг забыв о Сновиде, и зашагала под гору. Туда, куда вёл кровавый след.

***

После спуска алые пятна бледнели и стали попадаться реже, а потом и вовсе исчезли. Чем ближе Мстиша подходила к жилью, тем более истоптанным становился снег, и она быстро запуталась в следах, так и не поняв, пошёл ли волк к Шуляку или свернул в лес.

Дом стоял на небольшой прогалине среди деревьев. Позади виднелась росчисть — должно быть, огород, — хлев с загоном для скотины, дровяник, приземистый сруб — не то рига, не то амбар.

Мстиша замерла в нерешительности. Не такой она себе представляла избу колдуна. Стояна любила рассказывать былички про ворожей и знахарей, и когда няня описывала дом, сразу становилось понятно, кому тот принадлежал. Избушка без окон и дверей непременно стояла на курьих ножках, а частокол украшали черепа с горящими глазницами. Но дом, который княжна видела перед собой, казался самым обыкновенным. Тына не было, а дверь и окна, утопавшие в кружевных облаках наличников, виднелись на привычных местах.

Мстислава опасливо оглянулась в поисках собаки, но из живности заметила лишь кота, лениво вылизывающего на колоде лапу. Но и тот был не чёрным, а самым заурядным, серым.

Собравшись с духом, княжна прошла во двор и, поднявшись на низкое крыльцо, смело толкнула дверь.

В маленьких чистых сенях пахло старым деревом, снегом и яблоками. Запах напомнил Мстише о горнице Гостемилы, в которой та принимала калик-перехожих и старушек, что шли в стольный град поклониться Великой Пряхе. Отогнав мимолётное и несвоевременное воспоминание о доме, княжна шагнула в избу и остановилась на пороге, оглядываясь.

Внутри изба тоже ничем не отличалась от виденных Мстиславой раньше: печь по правую руку, бабий кут, вдоль которого тянулись полки с судочками и крынками, прялка под окном, красный угол, убранный вышитым рушником. Взгляд Мстиши уже было скользнул дальше, но задержался, привлечённый чувством неправильности. Среди деревянных изваяний странно выделялась резная жалейка.

Слева раздался хриплый кашель, словно хозяин заметил, как пристально княжна рассматривает божницу, и посчитал её внимание неприличным. Вздрогнув, Мстислава на шаг отступила. Шуляк, вольготно рассевшись на конике, точно не он только что прогонял Сновида и отшёптывал волка, спокойно плёл лапти. Проворные пальцы старика продолжали работу, пока прищуренные очи исследовали незваную гостью.

Мстиша сглотнула и поклонилась в пояс, почти слыша, как возмущённо хрустят позвонки ставшей вмиг жёсткой спины. Вот уж не думала княжна, что ей когда-то доведётся опять гнуться перед простолюдинами.

— Здравствуй, хозяин, — проговорила Мстислава, распрямляясь. Она видела, как от её малого, но чувствительного унижения старик на глазах расцветал. Кровь бросилась к щекам, и княжна заставила себя продолжать: — Прости, не знаю, как тебя звать-величать.

— Величай, как муж твой величал — господином, — усмехнулся Шуляк. На миг его руки замерли, и, по-птичьи склонив голову, он, не таясь, оглядел Мстишу с макушки до пят.

Внезапно дверь отворилась, и, едва не сшибив Мстиславу с ног, в избу влетела девка. Она удивлённо замерла и, хлопая прозрачными, как у рыбы, глазами, воззрилась на чужачку.

— Кто это, дедушка? — спросила она так, точно Мстиши тут и вовсе не было.

Мстислава почувствовала, как к горлу подступила желчь. Рука всё ещё противно ныла, но княжна хорошо помнила ощущение странного удовлетворения, когда перстень врезался в губу Некрашки. Девка была закутана в какие-то обноски и уродливый платок, из-под которого торчали мышино-серые волосёнки. Тощее, некрасивое лицо усыпали бледные веснушки, и вся она была какая-то жидкая и выцветшая.

Наверное, девка заметила отвращение, исказившее Мстишины черты. Она насупилась, отчего стала лишь безобразнее.

— Это-то? — хмыкнул Шуляк. — Да волчья жена, вот кто.

Глаза девушки расширились ещё сильнее, и она отпрянула, ухватившись за косяк для опоры. Её жадный взор вцепился в Мстиславу, не таясь обегая лицо, убор и руки, отчего княжне стало не по себе.

— Ратша вернулся? — тихо спросила девушка, обращаясь к колдуну, но по-прежнему не в силах отвести глаз от Мстиславы.

Мстиша сжала пальцы в кулаки, чтобы сдержать заклокотавший внутри гнев. Эта девка смеет называть её мужа простым, домашним именем? Именем, к которому она сама, его жена, ещё не успела как следует приноровиться! Это, должно быть, та самая девчонка, что смеялась и издевалась над ним вместе с Шуляком, про которую рассказывал Ратмир. Мстислава и думать о ней забыла, но, кажется, напрасно.

— Я ищу своего мужа, господин, — отвернувшись от продолжавшей пялиться на неё девки, обратилась княжна к волхву.

— Так ведь нашла уже, — коротко бросил Шуляк. Он как ни в чём не бывало продолжал работу.

Мстиша вздохнула.

— Господин, прошу, помоги мне. Я навлекла на Ратмира беду. Только на тебя надежда. Помоги, молю тебя! Помоги мне вернуть ему человечий облик!

Шуляк продолжал ковырять лапоть кочедыком, но улыбка сошла с его сухого, пергаментного лица. Помолчав, он, наконец, поднял на княжну взгляд.

— А на что тебе Ратмир?

Опешив, Мстислава несколько мгновений не могла найтись с ответом.

— Муж он мой.

— А не ты ли хотела от мужа сбежать?

— Больше не хочу, — упрямо возразила Мстиша.

— Любишь, значит? — спросил старик, и улыбка — нехорошая, ядовитая — начала медленно, будто затепливаемая лучина, разгораться на его лице. Мстислава чувствовала, что колдун готовил для неё ловушку, но не могла понять, какую именно.

— Люблю.

— Как же можно любить того, кого совсем не знаешь?

— Я знаю своего мужа! — вспылила княжна, но Шуляк неожиданно разразился резким, похожим на кашель смехом.

Он смеялся над ней от всей души, обнажая свои страшные, слишком молодые для такого старого тела зубы. Он смеялся над ней прямо перед своей не то служанкой, не то ученицей, перед этой грязной уродливой девкой, и Мстише не надо было оборачиваться, чтобы знать: она тоже сейчас ухмылялась. Закончив смеяться так же резко, как и начал, волхв совершенно серьёзно проговорил:

— Коли б знала, не притащилась бы за ним. Да и замуж не пошла. Только бы пятки засверкали.

— Он… он предлагал мне уйти, — возразила Мстислава. Она ещё не знала, в чём обвинял княжича старик, но уже почувствовала необходимость оправдать мужа.

— Как же! Предлагал, да только кто от такого хорошего и пригожего уйдёт? Правда, Незванка?

Его обращение к девушке застало ту врасплох, и она густо покраснела. Ничего не ответив, Незвана прошла к печи и принялась греметь заслонкой. У Мстиши запершило в горле. Почудилось, будто она коснулась чего-то липкого и грязного. Чего-то, от чего будет очень трудно отмыться.

Горячий приступ злости опалил грудь.

Мерзкий старикашка решил, что сможет держать её в своей власти таинственными речами и намёками? А не отправиться ли ему к лешему?!

— Не играй со мной, — как можно спокойнее промолвила Мстислава. — Коли есть что сказать — говори без обиняков. А напраслину на мужа своего наводить не позволю.

— Поди, приятно думать, что муженёк твой одних негодяев наказывает да справедливый суд вершит, как и положено княжьему отпрыску? Только правда — она неказистая. Иначе зачем её скрывать от любимой жены? — Шуляк презрительно хмыкнул, вовсе позабыв про лапоть, лежавший у него на коленях. — Про то, что жил у меня семь зим, знаешь ведь? И про то, как мать его пообещала сына привести? Так вот, княгиня-то решила, будто всех умнее. Решила глупого колдуна вокруг пальца обвести: и сына спасти, и в лапы проходимцу не отдать. Невдомёк ей было, что с оборотнем самой не под силу будет справиться. И расплата не заставила себя ждать.

Вместо того, чтобы прислать мальчишку ко мне, когда стало понятно, что в нём начала просыпаться волчья кровь, княгиня оставила его дома, в кругу семьи и челяди. Да и ему самому сказывать ничего не стала, вот и вышло, что вышло. Ведь муженёк не рассказал тебе, что, обернувшись в первый раз, убил своего маленького слугу, что был его лучшим другом, товарищем во всех играх и детских забавах?

Шуляк замолчал, с мрачным удовлетворением уставившись на позеленевшую Мстишу.

— Это… это не его вина, — пересилив поднявшуюся дурноту, возразила княжна.

— Думаешь, зарезанный парнишка был единственным? Знаешь, сколько невинных людей он погубил или искалечил, прежде чем его безумная мамаша опамятовалась и отправила волчонка ко мне?

— Ратмир не виноват! — попыталась вскрикнуть Мстислава, но голос подвёл её.

— Таким, как он — не место среди людей. Если бы только эта самоуверенная бабёнка исполнила договор, если бы поступила так, как следовало, а не так, как ей вздумалось, ничего бы не случилось! — выплюнул волхв. Его давешнее спокойствие как ветром сдуло. — И ты такая же, одного с ней племени, — с презрением скривив губы, добавил старик. — Я долго воспитывал, долго вколачивал в него толк. И научил обуздывать зверя. Научил справляться с ним, не поддаваясь хищным порывам и кровавым искусам. Я вразумил мальчишку, что он не имеет права брать жену. Он никогда так до конца не оправился от того, что сделал с тем пареньком. Он не имел права возводить под удар другую жизнь. Ратмир должен был стать моим учеником! Моим преемником. Следующим волхвом. Но мать не могла оставить его в покое. Нет! Она продолжала смущать его разум, продолжала убеждать в том, что проклятие, — Шуляк злобно фыркнул, — можно снять. Проклятие, которое она вымолила на коленях, проклятие, без которого её сын давно бы отправился к праотцам. И после семи лет службы вместо того, чтобы остаться у меня и продолжать постигать моё дело, волчонок решил вернуться домой. Да не просто вернуться, а жениться. Ведь какая-то старая карга нагадала этой безглуздой курице, — колдун так распалился, что совсем не трудился выбирать выражения, — будто жена вернёт ему человечий облик! Ну как, вернула?

Шуляк снова хрипло рассмеялся, глядя на застывшую в безмолвном ужасе Мстиславу.

— Ну что ж ты так побледнела, княжна? — ощерился колдун. — Коли здесь нет его вины, почему муженёк не рассказал тебе сам? Чего испугался? Уж не того ли, что прекрасная невеста бросится прочь без оглядки? Так ли он любит тебя, коли взял, несмотря на то, сколько на его руках крови? Несмотря на то, что жизнь с ним была бы для тебя ежечасной угрозой?

Мстислава по-прежнему не могла вымолвить ни слова. Она не знала, что из рассказанного Шуляком было ужаснее: кровопролитие, что Ратмир учинял волком, или его неискренность с ней в человеческом обличье. И, точно читая Мстишины мысли, Шуляк с неизменной усмешкой спросил:

— Ну, княжна, ты всё ещё хочешь вернуть своего мужа?

5. Цена.

Мстиша сидела на завалинке глядя перед собой и думала о том, что за пригорком всё ещё ждал Сновид.

Она давно не испытывала такого унижения. Эти чужие, мерзкие людишки знали о её муже гораздо больше, чем сама Мстислава. Почему? Почему Ратмир так поступил с ней? Почему не рассказал всей правды? Разве это что-то изменило бы в Мстишином решении?

Нет. Тогда, опьянённая одним его присутствием, она была готова услышать всё. Принять целиком, со всем его прошлым. В конце концов, если в произошедшем и была вина, то лишь Радонеги. Сердце сжималось, когда Мстислава представляла себе маленького, лет двенадцати, Ратшу, растерянного и испуганного, не понимающего, что с ним происходит. Обнаружившего себя в крови, рядом с истерзанным телом друга…

Мстиша зажмурилась до рези в глазах. Ратмир должен был рассказать ей, тогда эти недомолвки не сыграли бы на руку Шуляку, тогда бы Мстислава не чувствовала себя униженной и беспомощной.

Княжна открыла глаза и сделала глубокий вдох. Сколь оскорбительна и неприглядна ни была эта правда, она и теперь ничего не меняла. Мстиша вытянула правую руку, что пересекал уродливый пылающий след, и посмотрела на кольцо. Она должна закончить то, зачем пришла сюда. Ратмиру ещё придётся ответить на все её вопросы, но прежде нужно было исправить то, что Мстислава натворила.

Когда Мстиша решительно вошла в избу, из печного угла на неё удивлённо зыркнула Незвана.

— Да, господин! — Мстиша выпрямилась, и её звенящий голос отозвался в пустых кувшинах. — Я хочу вернуть своего мужа!

Она с вызовом смотрела на старика, вспоминая предостережение Сновида и готовясь к худшему.

— Ну, что ж, — протянул Шуляк, задумчиво изучая её лицо, — коли решилась, я препон чинить не стану. Есть средство, что поможет тебе вернуть мужу людской облик. — Волхв прищурился, и по его поджатым губам скользнула тень усмешки. — Вместо волчьей рубашки сладь ему человечью.

Мстиша растерянно нахмурилась. Она готовилась к тому, что старик заломит страшную цену и только потом согласится провести какой-нибудь жуткий, кровавый обряд. Но слова колдуна пробили брешь в её решимости, и княжна лишь недоверчиво хлопала глазами.

— Что… Что это значит?

Шуляк хмыкнул.

— То и значит.

— Я… Я должна сшить ему рубашку?

— Да только не простую, а… — Он коротко оглядел её и хохотнул: — Золотую.

Мстиша принялась лихорадочно соображать. Человечья вместо волчьей? Волчья была сшита из полотна, которое княгиня спряла и соткала из волчьей шерсти. Тогда человечья рубашка должна быть из…

Точно следуя за мыслью, княжна рассеянно коснулась рукой убруса, скрывавшего венец толстых кос, и волхв расхохотался, наслаждаясь Мстишиным замешательством и медленно проступающей на её лице догадкой.

Нет!

Мстиша резко отдёрнула руку.

Волосы, что она растила всю жизнь? Богатство, которого раз лишиться и никогда больше не нажить? Свою гордость и красу? Косы, которыми так нравилось играть Ратмиру? Тяжёлый струящийся шёлк, что она каждый вечер любовно перебирала гребнем? Красота, что можно было подержать в руках?

— Нет! — крикнула Мстислава, даже не пытаясь скрыть ужаса, но колдун лишь пуще загоготал, а за спиной, как мышь из-под печки, подала писклявый голос гадкая девка.

— А говорила, — сквозь приступ смеха прокаркал Шуляк, — слышь, Незванка? А говорила-то, любит!

Мстиша развернулась и ринулась вон. Она бежала обратно в лес, не заботясь о том, что вслед ей раздался новый взрыв хохота. Ноги вязли в рыхлом снеге и норовили подвернуться, один раз Мстислава даже упала, обидно и унизительно. Бежать в шубе было тяжело, и скоро пришлось перейти на шаг. Чем дальше она отходила от проклятой избушки, тем легче становилось на душе.

Мстиша отказывалась верить в слова Шуляка. Он нарочно дразнил её глупой, бессмысленной выдумкой! Захотел испытать.

Что ж, вот и всё испытание. Она сломалась на первом же препятствии. На пустяке.

Пустяке?!

Остричь волосы? Позорно, словно она — гулящая девка, пойманная мужем с полюбовником, или обесчещенная рабыня! Она, княжья дочь! И где это видано — шить рубашку из волос! Да и как вообще подобное возможно?

Княжна резко остановилась. На белоснежной тропинке, точно гроздь оброненных сойкой рябиновых ягод, рдели кровавые пятна. Волк не пришёл к Шуляку. Где он? Что с ним? Удалось ли старику залечить его рану?

Нужно было переступить следы и идти дальше. Ведь она уже ушла. Тата всегда говорил, что из двух выборов правильным был тот, что труднее. Мстиша выбрала тот, что легче. Она сдалась. Она развернулась. Значит, Ратмиру никогда не стать человеком. Значит, надо просто забыть и жить дальше. Позволить Сновиду отвезти себя домой, в Медынь. Тата не рассердится, когда узнает всю правду. Пусть пошлёт гонца и спросит у самого Любомира и Радонеги, где их сын! И что такое их сын. Пусть попробуют отвертеться! Пусть сам Ратмир приезжает за ней!

Мстислава стиснула зубы и, задрав голову повыше, чтобы не видеть цепочку кровавых следов, двинулась дальше.

Во всём виноваты они! Они хотели воспользоваться Мстишей и снять проклятие! Они вынудили её выйти замуж за чудовище!

Горло свело подступившим всхлипом и, не выдержав, Мстислава уронила лицо в руки и разрыдалась, перестав крепиться: горько, в голос. Ей было тошно и стыдно себя. Своих мыслей. Того, что она осмелилась, пусть даже только в собственной голове, очернить человека, лучше которого ей не доводилось встречать. Она видела от него одно добро. Ратмир ни разу не поступил бесчестно, ни разу не заставил сомневаться в себе, ни разу не воспользовался её беспомощностью.

Мстиша вспоминала замерший, блестящий взгляд княжича, когда он рассказывал ей о своём первом обращении, и понимала, что Ратмир не мог рассказать. Не мог произнести эти слова вслух. Как и не мог простить себя. Да, это было малодушием, но люди — не боги, и Ратмир не безупречен. Нынче Мстислава понимала: всю свою жизнь он пытался искупить ошибки. Чужие ошибки, в которых Ратмир привык винить себя. Он не сказал Мстише, потому что по-настоящему боялся её потерять.

Мстислава не сомневалась, что, в отличие от своей матери, Ратмир никогда не смотрел на жену как на средство избавления от проклятия. Едва ли он вообще считал, что проклятие можно снять. Ведь оно и не было проклятием. Радонега добровольно отдала сына колдуну. Она собственной рукой сделала из него оборотня. Но Ратмир поверил Мстише. Поверил и разрешил себе стать счастливым. А она…

Кто из них двоих был настоящим чудовищем?

Она вспомнила, как ударила Ратмира, и утихшие было слёзы потекли с новой силой. За всю его нежность, ласку, заботу Мстиша отплатила с лихвой.

Княжна быстро утёрлась ладонью и, тряхнув головой, с удвоенной решимостью заторопилась вперёд.

Сновид заметил её издалека и, бросив наполовину рассёдланную лошадь, кинулся к Мстиславе. Его бледное, в один день осунувшееся лицо осветила болезненная вспышка надежды.

— Ты всё-таки вернулась! — воскликнул боярин, но Мстиша помотала головой.

— Я за вещами.

Оживление стекло с его лица, плечи поникли. Ни слова не говоря, Сновид сходил к саням за Мстишиной сумкой и, осторожно поправив её сбившийся убрус, сам перекинул лямку княжне на плечи. Он покрепче стянул края шубы и закутал её в распахнувшийся от быстрой ходьбы меховой воротник.

Пальцы Сновида коснулись щеки Мстиславы, и она закрыла глаза. Захотелось прижаться к нему. Прижаться к чужой силе и воле, отдаться во власть другого, лишь бы не возвращаться, не видеть окровавленного снега, не принимать страшное решение.

— Прости меня, — прошептал Сновид, и Мстиша распахнула глаза, встречаясь с его измученным, повзрослевшим взглядом.

— И ты меня. — Мстислава протянула руку и нежно погладила его обветренную скулу. — Будь счастлив.

***

— Мне здесь нахлебники не надобны, — без околичностей заявил Шуляк, когда Мстиша вернулась в избу со своими небогатыми пожитками.

— Я заплачу́, — нахмурилась княжна, — у меня есть деньги!

— Из серебра каши не сваришь и на себя не наденешь, а до торга ещё добраться надобно.

— Ты ведь сказал, что не откажешь в помощи!

— А разве я отказал? — усмехнулся старик.

Он наконец отложил своё плетение и подошёл к печи. Незвана, накрывавшая на стол, тут же метнулась к колдуну и, схватив стоявший наготове кувшин, без слов принялась поливать его протянутые над ушатом ладони. Обстоятельно вымыв руки и неторопливо вытершись полотенцем, поданным услужливой девкой, на которую волхв даже не взглянул, он поднял глаза на Мстишу. Та по-прежнему стояла на пороге, и снег, время от времени отваливавшийся с её промокших, неуместных в этой глуши сафьяновых сапожек, таял под ногами грязными лужицами.

— Ратмир где-то здесь. Он ведь приходит к тебе, я знаю. Не гони меня, позволь остаться. Как только дело будет сделано, я уйду, обещаю. И оставлю щедрую плату за постой.

Шуляк в очередной раз хмыкнул.

— Платы от тебя мне никакой не нужно. Но и кормить задаром я лишний рот не собираюсь. Коли хочешь жить у меня, что ж, добро. Только харчи да место на лавке отработать придётся.

Сердце Мстиши упало.

— Как же это? — негромко спросила она.

— Найдётся как. Бабье дело нехитрое. Прясть-то да ткать, поди, умеешь?

Княжна побледнела. Не предлагал же он ей в самом деле садиться за прялку и кросна? Она умела и то, и другое, но эти занятия всегда считались уделом простолюдинок и чернавок. В Верхе княжнам и боярышням отводились куда более благородные работы: низанье самоцветными каменьями и шитьё.

— Да Незванке пособишь. — Он небрежно кинул полотенце в руки девки, глаза которой при последних его словах загорелись шальным огнём. — Вот оно какое, наше дело волховское, — самодовольно продолжил Шуляк, с удовлетворением разглаживая бороду и подходя к накрытому столу. — Сторонятся, клянут, а, когда нужда прижмёт, так сами князья с поклоном приходят, а княжны на посылки нанимаются!

Мстиславу окатило волной жгучего стыда. Свербя в горле, на язык просились бранные слова, но, стиснув зубы, Мстиша смолчала.

— Ну, коли согласна, так садись с нами. Конечно, княжеских изысков не держим, так ведь голодный волк и завёртки рвёт? — Волхв разразился хриплым хохотом, кажется, находя свою шутку удивительно удачной.

— Благодарствую, сыта я, — заставив себя поклониться, соврала Мстислава.

Хмыкнув, Шуляк принялся хлебать из горшка, не удостоив её больше и взглядом. Зато Незвана, смиренно дожидавшаяся своей доли ужина, уставилась на гостью с нескрываемым любопытством.

Стараясь не обращать на неё внимания, Мстиша уселась на лавке возле входа и, не раздеваясь, устало прислонилась к стене. На неё вдруг навалилась вся тяжесть уходящего дня и принятого решения. Нужно было только пережить это. Перетерпеть. Теперь она знала, что делать. Хотя Мстислава по-прежнему не могла без содрогания думать о том, что ей придётся расстаться с волосами, у неё появилась ясная цель. Она сошьёт проклятую рубашку и вместе с Ратмиром вернётся домой. Будет ли он любить Мстишу без её чудесных кос? Будет ли он вообще любить её после всего, что она натворила? Страшный вопрос, наконец, прорвался из глубин сознания, куда она его так старательно прятала. Что, если после всего Ратмир бросит её? Она отдаст ему свою красоту, принесёт в жертву гордость, оставаясь с мерзким стариком и его приспешницей, и всё напрасно? Что, если Ратмир не простит?

Мстиша во второй раз заставила себя вспомнить слова отца. Нет. Она сделает что должно, а там — будь что будет. Она исправит свои ошибки, а её любви хватит на них обоих. И потом, Ратмир не разлюбит Мстиславу. Нет! Разве можно разлюбить такую красавицу? А волосы не зубы, отрастут.

Княжна не заметила, как задремала за размышлениями, и, вздрогнув, распахнула глаза, ощутив робкое, но настойчивое прикосновение. Перед ней, застенчиво улыбаясь, стояла Незвана. От неё пахло гороховым киселём, и Мстиша почувствовала одновременно голод и брезгливость.

— Идём.

Мстислава насупилась, когда Незвана привела ее к укрытой лежалой шкурой лавке, и непонимающе посмотрела на девушку.

— Я тебе постелила.

Мстиша хмуро огляделась. С печи уже торчали валенки колдуна, но полати были свободны. Поймав взгляд княжны, Незвана смущённо и вместе с тем довольно улыбнулась:

— Так дедушка велел.

Мрачно хмыкнув, Мстислава не раздеваясь повалилась на лавку. Если бы не мороз, она ушла бы спать в хлев. Делить кров со свиньями и козами было приятнее, чем с волхвом и его девчонкой. Живот сводило голодной судорогой, и Мстиша с надеждой пошарила в сумке, которую передал ей Сновид. Но княжну ждало разочарование — боярин не догадался положить ей с собой ничего съестного. Сердце тоскливо сжалось. Она знала, что Ратмир бы непременно позаботился о ней. И он бы ни за что не пустил её к Шуляку.

Со вздохом Мстислава натянула вонючую овчину на плечи. И лишь мысль о том, что, возможно, когда-то на этой самой лавке под той же гадкой шкурой ночевал Ратмир, помогла ей провалиться в зыбкий, неспокойный сон.

6. Колдовская избушка.

Мстиша проснулась оттого, что кто-то немилосердно расталкивал её. Едва не свалившись с узкой лавки, она уселась и подслеповато прищурилась. Над ней стояла Незвана. Горящая лучина в её руке почти не разгоняла густой, душной темноты.

— Вставай, полно залавничать. Корове пойло надо отнести.

Сонная растерянность мгновенно сменилась раздражением.

— Так поди и отнеси, — буркнула Мстиша, снова зарываясь в тяжёлую овчину. Почти равнодушно она отметила, что уже не ощущает кислого зловония шкуры, а значит, сама наверняка смердит не лучше.

— Ну уж нет, — раздался неожиданно уверенный голос, сочившийся нескрываемым злорадством. Куда только девалась давешняя робость. — Дедушка сказал, ты теперь мне помогать будешь. А станешь упрямиться и княжеские замашки показывать — прогонит взашей, и ищи своего муженька как хочешь.

Мстиша медленно стянула с головы шкуру и посмотрела на Незвану. Та самодовольно улыбалась, упиваясь неожиданно свалившейся на неё властью. Как ни странно, но вместо гнева Мстислава почувствовала лишь презрение и брезгливость. Напомнив себе, что и этому настанет конец, княжна встала с лавки.

— То-то же, — удовлетворённо хмыкнула девка и повела её к выходу.

Мстиша пошатнулась: её вело от голода и усталости, но Незвана сделала вид, что не заметила этого. Всучив княжне ведро, под тяжестью которого та едва не завалилась набок, она толкнула дверь, указав рукой куда-то в темноту, и, оставив Мстиславу на морозе, быстро скрылась в избяном тепле.

Некоторое время Мстиша потерянно озиралась, чувствуя, как пальцы потихоньку примерзают к мокрой ручке, а плечи, на которые она даже не успела накинуть шубы, начали подрагивать. Княжна судорожно вздохнула, и студёный воздух обжёг грудь. Глаза немного привыкли к темноте, и она сумела различить очертания хлева. Неловко перехватив ведро в другую руку, Мстислава нечаянно плеснула пойлом на сапожок и раздражённо зашипела. Доковыляв до двери, она толкнула её плечом, окатив мерзко пахнущей жижей и вторую ногу. Ввалившись внутрь, Мстиша едва не наступила на курицу, которая с возмущённым квохтаньем выпорхнула из-под её ног и сердито взгромоздилась на насест. Сонная корова перестала жевать и недоумённо уставилась на чужачку. Стиснув зубы, княжна размашисто шагнула к стойлу и, со злостью плеснув пойло в корыто, отшвырнула ведро в сторону.

Её тошнило от запаха назёма и мокрой овечьей шерсти, но одна мысль о возвращении в избу вызывала ярость. Мстиша чувствовала себя грязной, и ей хотелось отмыться от вони, пота, а главное, от мерзких взглядов и слов людишек, этих лапотников, которые возомнили, что имеют над ней, княжеской дочерью, власть!

Что-то ткнулось в мысок сапога, и Мстиша испуганно отскочила, но это был всего лишь кот, ласково потершийся об её ногу. Волна гнева схлынула, и княжна опустила озябшие плечи. Нет, они не возомнили. Они в самом деле имели над ней власть. И если Мстислава хотела вернуть мужа, ей не оставалось ничего иного, как смиренно подчиниться. С тяжким вздохом Мстиша поплелась за ведром, которое, как назло, забросила в навозную кучу.

Когда княжна вернулась в дом, Незвана лишь окинула её коротким насмешливым взглядом и кивнула на кувшин с водой. Она помогла Мстише умыться и подала миску со вчерашней похлёбкой, которая, кажется, мало чем отличалась от того, что было на завтрак у коровы. Презирая саму себя, княжна съела всё до крошки и едва удержалась, чтобы не попросить добавки.

После еды с новой силой захотелось спать, но как только Мстиша попыталась устроиться на своей овчине, возле неё возникла вездесущая девка.

— Прялицу в подлавицу, а сама — бух в пух? — усмехнулась она. — Работы невпроворот. Вот, с этим сперва помоги.

Незвана кинула Мстише на колени горсть сероватого льна и водрузила рядом прялку.

Мстислава посмотрела на печь, но, кажется, Шуляка уже не было в избе. Княжна с отвращением подняла повесмо двумя пальцами и придирчиво оглядела его в неверном свете лучины.

— Что это, изгребь? Ты что, лён вычесать не умеешь? Да я об неё все пальцы сотру! — возмущённо фыркнула она.

Кажется, девка покраснела и на миг смешалась, но, взяв себя в руки, невозмутимо ответила:

— Ничего, переживёшь. Коли не по нраву, так тебя здесь никто насильно не держит. Дедушка дорожку быстро укажет.

С этими словами Незвана прошествовала в печной кут и принялась сердито греметь горшками.

Делать было нечего, и, устав сверлить злым взглядом старую, с затёртыми узорами прялку, Мстислава, в сердцах стукнув донцем о лавку, уселась за работу. Разложив неопрятный, с застрявшей в волокнах кострикой комок и разровняв его, княжна скатала лён в кудель и закрепила на гребне. Она и забыла, когда в последний раз пряла, и движения выходили неловкими, а веретено всё норовило выскочить из рук. Незвана из своего угла с ехидной ухмылкой поглядывала на мучения гостьи, отчего нитка в Мстишиных руках то и дело рвалась.

Но скоро злость княжны перешла в отчаяние. Верные предсказанию Мстиславы, пальцы быстро покраснели и покрылись водянистыми мозолями, и каждое прикосновение суровой нити отдавалось болью. Мстише приходилось время от времени выходить на улицу, чтобы опустить распухшие пальцы в снег и хоть немного облегчить страдания. Солнце давно встало, но хмурый зимний день почти не проникал в тёмную избу, и всякий раз, выходя во двор, Мстислава заслонялась рукой от резавшей глаза белизны. Кажется, кудель нисколько не уменьшилась, а княжна уже ничего не видела и едва могла держать веретено.

В середине дня вернулся колдун, и Незвана позвала гостью обедать. Шуляк окинул Мстишу насмешливым взглядом, но ничего не сказал, принявшись обсуждать с Незваной поездку за лапником.

Вернувшись за прялку, Мстислава не заметила, как задремала, а опомнившись, нашла колдуна и его ученицу за своими занятиями: Незвана чинила одежду на соседней лавке, а Шуляк что-то выстругивал. Сердце кольнуло, Мстише вспомнился Ратмир, и мысли о нём тут же отогнали весь сон. На пальцах не осталось живого места, а дёргающееся веретено начало двоиться в глазах, но княжна упрямо схватилась за нить. Должно быть, с Шуляка станется выставить её на мороз, но она по крайней мере не сможет винить себя в том, что не попыталась исполнить его поручение.

Незвана затянула вполголоса:

Можно, можно по рощице разгуляться,

Тоску-скуку свою разогнать.

Как пойду я, девушка, на речушку,

Сяду я, млада, на крут бережку.

Не сама я, девушка, сидела,

Увидела свою тень на воде,

«Ох, тень моя, тень пустая,

Тень холодная, как в реке вода,

Ох, ты не видела, тень моя пустая,

Ай не видела здесь ты никого?»

Говорила речка, отвечала:

«Здесь проехал твой милый дружок

На своему вороном коню».

Стану, млада, да домой пойду,

Своего дружка назад сворочу:

«Воротися, мой милый дружочек,

На широкий да на мой двор.

Пускай коня в конюшеньку,

А сам ступай ко мне в дом».

— Будет, — хрипло оборвал песню Шуляк, обдав Незвану неодобрительным взглядом.

Девка замолчала, захлебнувшись словами, и обиженно поджала губы. Наступила неловкая тишина, и Мстише захотелось сгладить резкость колдуна.

— А отчего бы тебе, господин, не поиграть нам? — невинно предложила она, кивая на рожок, лежавший в красном углу.

Глаза Незваны в ужасе округлились, а лицо Шуляка побагровело.

— Тоже, нашла себе скомороха! — злобно прошипел он. — Спать пора!

Колдун принялся убирать работу, яростно стуча крышкой сундука. Мстислава удивлённо пожала плечами, но не стала спорить и обессилено повалилась на лавку. Она устала так, как не уставала за целый день, шагая по лесным дорогам рядом с Ратмиром. Незвана, тоже послушно спрятав шитьё, проходя мимо княжны шепнула ей:

— Не вздумай больше спрашивать у него про жалейку!

Все улеглись, и Незвана задула лучину. Мстислава лениво размышляла о странном предостережении, а в ушах всё ещё отдавался тоскливый напев. У девчонки даже голос оказался блёклый и плоский, но было что-то в её песне, отчего Мстиша почувствовала смутную, неясную тревогу. Она закрыла глаза, пытаясь вспомнить одно из счастливых мгновений их с Ратмиром путешествия. Как она ненавидела эту дорогу, как мучилась тогда, не зная, что на самом деле та пора была одной из счастливейших в её жизни. Но как Мстиша ни старалась, всякий раз в памяти всплывало искажённое мукой и её предательством лицо Ратмира, волчьи следы и протяжный, щемящий вой…

Она подскочила от ощущения падения. Сначала Мстиславе почудилось, будто она и вправду упала с лавки, но дело было в чём-то ином.

Лихорадочно оглядевшись вокруг, княжна увидела мелькнувшую тень. Дверь быстро приоткрылась, и вдруг раздался волчий вой — уже не в воображении, а наяву. Путаясь в шубе, Мстиша ринулась туда, где только что виднелась полоска сероватого, почти неотличимого от темноты избы света. Она ни о чём не успела подумать. Мстислава лишь знала, что это Ратмир, и ноги сами понесли её вперёд. Но княжна не добралась до двери, как её кто-то схватил за плечи.

— Стой, глупая! — прошипела Незвана, и Мстиша удивилась, силе тщедушной девчонки.

Княжна с неприязнью вывернулась, но девка заступила ей дорогу.

Вой повторился, а за ним до слуха донеслись жалобное мычание коровы и поросячий визг. Даже из дома было слышно, как припадочно захлопали крыльями куры, добавляя к переполоху. Раздался неясный шум, железное лязганье, звериный рык. Мстиша замерла, глядя на Незвану расширившимися от ужаса глазами, но в темноте видела лишь бледное пятно её лица.

Девушка, тоже на несколько мгновений точно окаменевшая, быстро подошла к двери и, затворив засов, выдохнула и тяжело опустилась на лавку. Обе они молча прислушивались к происходящему снаружи. Постепенно шум стих, и через какое-то время послышались приближающиеся шаги. Мстиша едва не подпрыгнула на месте, когда дверь вздрогнула от двух мощных ударов.

— Открой, Незванка, — донёсся до них глухой голос Шуляка, — я запер его.

Войдя в избу, колдун устало опустился на воронец и попросил воды. Он вытер шапкой лоб и пригладил всклокоченные волосы.

Незвана затеплила лучину, и Мстислава вдруг встретилась с глазами старика. На самый короткий миг во взгляде Шуляка, в выражении его лица почудилось что-то знакомое, почти родное. По коже пробежала волна мурашек, и волхв, заметив её смятение, усмехнулся, разрушив мимолётный морок.