Нити Жизни

12 Ближе всех

Неприятно очень ранним утром лежать и парить себе мозг, не в состоянии уснуть. Но, когда это продолжается уже шестой день, то сводит с ума. Я постоянно думаю о том, когда же меня отпустит. Вроде бы, с одной стороны я приспособилась, а с другой, словно учусь плыть против течения. А люди вокруг, будто специально пытаются вывести меня из себя, когда я в состоянии, подобном талому льду — чуть наступишь и пойдёт трещина, которая превратится в огромный разлом. Но они не тихонько наступают, они изо всей силы топчутся, стараясь проломить меня. Конечно. Ведь, это так легко и весело. Просто они забыли, что подо льдом — адски холодная вода. И если они провалятся, то уже никогда не выберутся из неё.

Я слышу, как открывается дверь, как придвигается стул и как его рука тянется к покрывалу над моей головой:

— Ты в порядке?

— Нет.

— Давай, поговорим?

— Нет.

— Эй!

— Отстаньте!

Он стал стаскивать моё одеяло. Я тут же отмахнулась от него рукой и пробормотала с полным недовольством:

— Уйдите! Не видите, я тут помирать собралась, а вы мне мешаете!

— Что за глупости! Никто тебе умирать здесь не даст. Вставай — увидишь, легче станет.

— Нет, оставьте меня в покое!

— Я ведь и заставить могу. — Он повысил тон.

Терпение моё лопнуло:

— Оставь меня в покое! И тут же вдогонку выругалась по-русски: — старый козел!

В это же мгновение моё укрытие было разрушено — он все-таки стащил с меня одеяло.

Я подскочила и уставилась на него, еле сдерживая желание спустить его с последнего этажа без парашюта.

— Знаешь, тебе совсем не идет это пугающее выражение лица, — подметил он.

Я прищурила глаза и чуть ли не оскалилась.

— Эй, эй, спокойно, я совсем не собирался объявлять тебе войну.

— Что вам нужно от меня?

Он рассмеялся.

— Зачем уделять так много внимания человеку, которому до вас нет никакого дела? — парировала я.

— Ты придаешь всему чрезмерное значение.

— Может быть и так. Но, вот, что действительно наталкивает меня на мысли, это то, что все люди вокруг меня стараются поучаствовать в моей жизни, когда, даже я не хочу в ней находиться. Вы представить себе не можете, насколько это утомительно и как раздражает!

— Возможно, а возможно и нет, — ответил он. Мне показалось или он тяжело вздохнул?

— Собирайся, я хочу показать тебе одно место.

— Что?

— Считай это премиальной увольнительной в качестве взятки за хорошее поведение. И прежде, чем ты что-то скажешь, заверяю — это не свидание.

Не дожидаясь очередной бредовой фразы из его уст, с полным самообладанием, достойным королевы, я гордо вскинула подбородок и, глядя снизу вверх в его глаза — ледяным тоном заявила:

— И не мечтайте!

Стягивая с себя пижаму, я слышала отголоски его смеха в коридоре. И не знаю, почему, но в тот момент я поймала себя с улыбкой на лице и мыслью о том, что если б могла, не оглядываясь назад, вернуться к старому миру — было бы не так уж и плохо.

Через минут двадцать я услышала шаги за дверью. И удивилась стуку.

— Можно?

— Нет, — проскрипела я жутким голосом.

— Вот уж, действительно… страшно, — выговорил он и проскользнул в палату.

«Я же сказала — НЕТ!».

— Готова?

— Да, — ответила я, поняв, что это бесполезно.

Он открыл дверь, и я нырнула в коридор.

— Это что, похищение?

— Нет, это побег, но тебе ведь не привыкать? — улыбка не сходила с его лица, слегка покрытого вчерашней щетиной.

— Оказывается, что вы не такой и правильный.

Никто не обратил на нас внимания и спустя время, я уже сидела в его машине, которая выруливала со стоянки.

— Это здорово, — сказала я, освобождаясь от кроссовок и закидывая ноги на приборный щиток.

— Что? — переспросил он, не отводя глаз от дороги.

— Это! Чувство, словно реальность, стирается.

Он кивнул, но его взгляд выражал осторожность:

— Лучше тебе пристегнуться и спустить ноги обратно.

Я хмыкнула.

— Что, мои ножки для вас не достаточно красивые?

Он засмеялся и откашлялся:

— Прямо не знаю, как это и воспринимать.

Мне хотелось огрызнуться, но я и слова из себя выдавить не смогла. Что же за ерунду я несу, собственно говоря? — И с этими мыслями я быстро убрала ноги и без лишних вопросов позволила ему командовать «парадом».

В этот момент мы выезжали на оживлённую утренним затором трассу.

Готова поспорить, что моё, столь безоговорочное, послушание вызвало в нем волну противоречивого любопытства, которую он так неумело замаскировывал наигранным отчуждением.

Но вот, меньше всего я ожидала того, что произошло дальше.

— Э-э-э… ты ведь не серьёзно?

— Вполне.

— Церковь?

— Пошли, я хочу представить тебя кое-кому.

— Не уж-то, самому Господу Богу?

— Нет, но одному очень хорошему человеку. — Он протянул мне руку с заговорщицкой улыбкой.

— Нет, — я отрицательно покачала головой. — Даже не думайте, ноги моей там не будет,

— я отвернулась и облокотилась о капот машины.

— Не глупи! Никто тебя ни к чему принуждать не собирается. Это очень красивое место. Я уверен, ты оценишь.

Я покосилась на него с недоверием. И проговорила по слогам:

— Я с мес-та не стро-нусь!

— Ладно, уговаривать не собираюсь, но у меня здесь не законченные дела, так что, просто подожди меня в машине. Я постараюсь побыстрей.

— Валяйте, доктор, — я запрыгнула на капот машины и скрестила ноги в позе «Будды». — А я пока позагораю, — запрокинула голову вверх, к безоблачному утреннему небу. И тут же сощурилась от яркого света.

Через пятнадцать минут спустя.

— М-да… — только и успела выдохнуть я, глядя, как рассеивался пар из моего рта в холодном воздухе улицы. — Однако, не жарко, — я потерла порядком замерзшие руки, чтобы к ним прилила кровь, а заодно и, замерзший нос, в тщетной попытке его согреть. — Блин… он это точно, нарочно! Если я тут еще немного посижу, моя пятая точка намертво примерзнет к этой железяке.

Недолго размышляя, я отодрала себя от промерзшего трона, и быстро взобравшись по ступенькам, открыла деревянную дверь собора, а затем пробралась внутрь.

Первое, что бросилось в глаза, это то, как сквозь цветные витражи струился золотистый свет, придавая этому месту умиротворенный вид.

— Черт, а он прав — поистине, величественное место, — я не ожидала, что мой голос так сильно отрезонирует от стен и прозвучит, словно, это было сказано в рупор.

«Ну, замечательно», — подумала я и тут же осмотрелась по сторонам. Ряды скамеек для молений были пусты, и я с облегчением вздохнула, но как оказалось, — это была преждевременная уверенность.

— Ты в курсе, что его не принято упоминать в доме господнем?

— Черт, — выругалась я снова машинально и, обернувшись, увидела… священника?

— А вот это, преподобный, то непостижимое существо, с которым я хотел вас познакомить.

— Вот же… — я прикусила губу. Догадалась, о чем пойдет речь, но притворилась, что не понимаю.

— Рад познакомиться со столь очаровательным созданием, хоть и острым на язык, — произнес тот, кому похоже, меня и хотели показать, как диковинную зверушку.

Я вздернула брови.

— Ха, — вот видите, что я вам говорил. — У неё еще масса талантов.

Я выпятила нижнюю губу, как маленький ребенок и запихала руки в карманы куртки.

— Вижу, ноябрьская погода не радует своим гостеприимством. Ты замерзла, пойдем, я угощу тебя вкусным чаем с брусничным вареньем, — объявил мягким голосом добродушный священнослужитель. Однако, если б не его одежда, я бы никогда не подумала, что он им может оказаться. Скорее, он походил на обычного, среднестатистического учителя.

— Я, пожалуй, лучше… в общем-то не думаю, что это то место, где я могу находиться, — я с трудом удержалась от недовольной гримасы.

— Да, святой отец, она боится, что в пепел превратится за своё поведение.

— С-сссщ… — я издала шипящий, протяжный звук, который вызвал у всех только неоднократный смех.

«Наверно, роль шута никогда еще не шла мне так, как сегодня, — подумала я. И как я только позволила себе здесь оказаться? Какая-то нелепость».

— Энфер, я тогда займусь, как обещал, лестницей, а вам в заложницы оставляю эту маленькую особу, — сказал мой похититель.

— Будь послушной, — проходя рядом со мной, он потрепал меня по волосам и я ощутила себя домашней живностью. Мне даже на миг показалось, что у меня вырос хвост, которым нужно теперь будет вилять. — Чтоб тебя, — сердито буркнула я. — Надеюсь, ты там непременно что-нибудь сломаешь.

— Кх… — кашлянув, преподобный привлёк моё внимание. — Ну, что, пойдем?

— У-у-ф, — выдохнула я, выхода не было, и я последовала за ним. Размышляя о том, что некоторые любят поболтать, некоторые — нет. Мне хотелось узнать, к какому типу относится преподобный Энфер.

Чай оказался как раз, кстати, и был вкусным.

Священнослужитель внимательно рассматривал моё лицо, пока я наслаждалась горячим напитком. Обычно, это вызвало бы у меня раздражение, но ничего подобного на редкость не происходило, я вяло реагировала. Было в нём что-то такое, что сразу дает почувствовать к себе расположение.

Потом меня вдруг осенило:

— Вы ведь знаете, зачем Итан меня сюда привел? Явно, не для чаепития?

— Ты прозорлива, но для всего своё время.

— Время? — я сделала большие глаза и ухмыльнулась, — как же это не разумно. Всё в мире движется и придерживается какого-то времени, которое даже нельзя увидеть. Право, смешно. Вы так не думаете?

— Порой не всё объяснимо, но имеет силу.

— Это уж точно… — сказала я, упёршись в пол и подумав о своей болезни. Затем отхлебнула из чашки и, конечно же — обожгла язык. — Черт, — запретная реплика в очередной раз просвистела сквозь мои зубы. Я тут же перевела глаза на преподобного. Вид у него был сосредоточенный, но, заметив моё любопытство, как-то снисходительно улыбнулся. Я открыла рот: — у-ф-ф… извините.

— Не стоит, девочка, — вежливо ответил священник. — На то и дан человеческому роду язык, чтобы разные слова звучали по миру. Важно лишь одно — использовать их по назначению.

Я изогнула бровь.

— Порой человеческое слово может лечить и одухотворять, — сказанная им фраза прозвучала с глубоким подтекстом, как и положено людям духовной сферы.

Я подумала — и как же может лечить и одухотворять слово? Слово — это не больше, чем пустой звук. Поэтому изо всех сил постаралась показать, что его слова не произвели на меня никакого должного впечатления:

— Наверно, я сразу должна сказать, что не верю в высшие силы. Потому что, даже если и есть там что-то, — я тыкнула пальцем в потолок, — то им всем наплевать на то, что творится в этом убогом мире. Посудите сами, даже теория рая и ада — абсурдна на фоне современной жизни. Если судить по сегодняшнему образу жизни, думаю, что в аду уже давно не осталось места. Да и сама история, рассказанная в библии, как-то не сходится с теми фактами существования динозавров и других аспектов. А всё почему? Потому что, когда всё это выдумывали, люди понятия не имели о том, как древна жизнь нашей планеты.

— Дитя, вера не требует доказательств, но я понимаю твои сомнения. Я сам могу указать на многие ошибки в священном распространении, но зачем в этом винить религию, когда религия трактовалась людьми, а люди не всегда могут узреть чёткий путь и не всегда их выбор приходится на правильный постулат.

На миг повисло молчание, но тут же он продолжил:

— Все мы не приспособлены к жизни в мире, охваченном огнем. Но это не значит, что нужно утрачивать веру, особенно, в собственную жизнь. Ведь, та боль, сквозь которую мы проходим, делает нас сильней.

Дослушав, я не нашла ничего эффективней, как ответить смехом:

— Ха-ха. Вот так критерий по выработке иммунитета-стойкости. Святой отец, скажите, что и, правда, находятся дураки, верующие в подобную чушь?!

— Не знаю, но на свете много миллиардов людей, все они разные, но верят, что есть что-то более высшее и сильнее их, что оберегает и защищает их, мы дали этому — пол, облик, и имя — Бог, другие сделали то же самое. Мы стали верить и создавать места, куда бы эта сила могла приходить — храмы, церкви, мечети, каждые народы по своему усмотрению. Мы, как родители, верующие в своих детей, стали верить в силу высшего создания. А теперь, представь, если внутренняя вера даже одного человека может сотворить чудо, тогда на что способна вера стольких людей в единое? Так что, эта сила — не только в одном Боге, эта сила в каждом из нас, она растет и идет бок о бок с нами на протяжении всей нашей жизни.

Мне стало неудобно. И вообще, я слушала больше, чем хотела. Пора было заканчивать. У меня не было ни сил, ни желания выслушивать что-то еще. Да, и быть многословной — это не то, в чем я, когда-либо, хотела преуспеть. Я посмотрела на часы.

— Мне обязательно это слушать? — Я не собиралась быть бестактной, но так уж получилось, может, отчасти потому, что я всегда была излишне… прямолинейна. Я не хотела, чтобы он еще о чем-нибудь говорил. Всё это не дало бы мне ровным счетом ничего, кроме очередного путешествия инкогнито по просторам своих воспоминаний.

— Хочешь уйти? — спросил Энфер.

— Я кивнула.

— Понятно…

— Из жизни… — проронила я еле слышно. Тут же, злясь про себя и на себя — ну и с чего я разоткровенничалась?!

Внимательно посмотрев мне в лицо, он явно не удивился моему проблеску к разговору по душам. Интересно, как много секретов ему было доверено в его жизни?

— Знаешь, мы часто говорим одно, но подразумеваем совсем другое. Я думаю, что смерть — это совсем не то, чего ты желаешь, а то, чего ты хочешь избежать.

«Твою ж…» — копошение в моем внутреннем мире всегда выводило меня к позиции стремительной обороны. Сложив руки в замок на коленях, я откашлялась и вызывающе произнесла:

— Не думаю, что хотела бы это сейчас обсуждать.

— Пусть так. Но, послушай, даже если ты не признаешься в этом себе, знай, что это и есть та энергия, которая сокрыта глубоко в тебе — противостояние, в этом все дело, — оно твой стержень, твоя ось. Поэтому, право отрекаться от того, что не тобой тебе дано, — это далеко не выход.

Тут открылась дверь, и показался Итан Миллер.

— Я закончил. Надеюсь, за время моего отсутствия, она не сморозила какую-нибудь глупость?

— Только тебя дожидалась, — я начала откровенно паясничать.

— А, ну, тогда можешь начинать, я весь во внимании.

— Всенепременно, — сыронизировала я, встав: — Я готова.

— К чему?

Не скрывая злости и раздражения, я откровенно заявила:

— Закончить этот визит без возможных повторов.

Довольная собой, я делаю реверанс и вышагиваю за пределы помещения, пока надежда на скорейший побег из этого места позорно не сдохла на этапе формирования.

К моменту, когда Итан и преподобный нагнали меня, я успела миновать лестницу и расположиться в зале молений.

— Ты передумала? — Отозвался Итан.

Я на это ничего отвечать не собиралась, просто уставилась на него прожигающим взглядом, имитируя желание испепелить.

— Думаю, вам и, правда, пора, — сказал Энфер.

Ну, слава богу, хоть кто-то способен на рациональность праведных поступков в этом храме.

— Спасибо, что уделили нам время, — произнес Итан.

Священник учтиво кивнул в ответ, они по-дружески обнялись и Итан направился к выходу. Я подскочила, дабы скорее смыться с места событий, но голос Энфера меня затормозил. Остановилась-таки. Естественно, спринтер впереди даже не заметил этого.

«Черт. Черт. Черт!» — Но вслух я, конечно, произношу совсем иное:

— Да? — разворачиваюсь. — Вы звали?

— У меня одна просьба — ничего не решайте сейчас, хорошо?

«Ну, знаете ли», — знала бы, что услышу, даже шаг не замедлила.

— Если смотреть на ситуацию под правильным углом, то можно уловить и благо. Вот сейчас, у меня снесло крышу окончательно, и уничтожить гнев в зародыше уже не было возможности.

— Как это? — срываюсь я, — верить в лучшее, видя реальные перспективы? — Вы что, издеваетесь? — Я чувствовала, что впадаю в истерику.

Вопреки всему, ответом — ласковый взгляд, теплая улыбка:

— Представляю, как тебе одиноко.

Это и впрямь обезоруживающие слова. Я молчу.

— Просто помни, что когда сокровищ слишком много, они теряют свою ценность. А жизнь — самое ценное, что есть у человека.

На этой ноте монолога мы распрощались. Выходя, я подумала — почему ощущение, что люди не так просты, как может показаться на первый взгляд, у меня возникает в самый последний момент?!

Забираясь в четырёхколесную карету с коробкой передач, я полностью игнорировала кучера, который с игривой улыбкой дожидался меня. Надеюсь, что он уже приготовился подавиться заготовленными доводами. Я решительно настроилась закатить скандал.

— Ну что, научилась уму-разуму? — выдал он с насмешливой ухмылкой.

Мои глаза заметно увеличились в размере, я с ненавистью разглядывала откровенно веселившееся лицо.

— Мерзкий интриган, — наконец издала я, желание осадить его было таким сильным, что правила приличия и тон на — «вы», я послала далеко.

Мгновенно торжествующая ухмылка отразилась на его губах.

— Значит, диверсия?

— На что это ты намекаешь? — произнес он шутливо.

— Я не намекаю, а открыто говорю! — Я вспыхнула, чувства захлестнули, как пламя, но через несколько секунд, уже совладав и оголив улыбкой белые зубы, удостаиваю его коварным взглядом. План мести уже созрел!

Итан заинтересованно приподнял бровь, но сказать ничего не успел — я запихала в уши наушники и сделала звук, как можно громче, затем лениво, приоткрыв один глаз, сказала:

— Трогай, шеф! И не удержалась от шпильки: — Любые поступки влекут за собой последствия!

Он пытливо на меня посмотрел:

— И как мне это понимать?

— Вы мне должны, — тут же отчеканила я. — Мы были там, где хотели вы, а теперь вы будете там, где хочу я.

— Исчерпывающие объяснения, — с долей досады сказал он, явно просчитав, как сейчас насмешливо я мысленно хихикаю. — Что ж, может, хоть просветишь, что будет гвоздём программы?

— Оке-а-а-н… — игриво протянула я голосом. И с удовольствием проследила, как он невольно улыбнулся в ответ.

Я очнулась от сырого и соленого привкуса во рту. Стыдно как… Вот так, взять и уснуть. И как? Тесно привалившись к плечу того, кто раздражает меня при каждой удобной возможности. Но моему удивлению не было предела, когда отстранившись с этой «подушки», я узрела погруженного дремотой врача-авантюриста.

Странная волна волнения окатила меня, и я почувствовала, как щёки становятся пунцовыми. Страшно было позволить себе мысль о том, как же эта ситуация выглядит со стороны. Ибо, думаю, сейчас я больше сойду за провинциальную и наивную девушку из века, так восемнадцатого, вопреки принятым условиям поведения в обществе, — оказавшуюся наедине с мужчиной, а не как за современную, бесшабашную особу.

Когда же мой анализатор, который фиксировал всё происходящее и давал ему оценку, — закончил, и вывел из подсознательного ступора, я обнаружила, что спящий спутник пробудился и тоже наблюдает за моим любопытством, превышающим все разумные пределы. Именно эта отрезвляющая картина и заставила меня отвести пристальный взгляд от этих черных, как смоль, ресниц, от этого прямого носа, лица, короткого горячего дыхания и… губ.

«Не смотри на него, не смотри, ну не надо…» — кричала я. Но сама же невольно подняла взгляд и встретилась с его затуманенными глазами, смотревшими из-под полуопущенных век.

— Я, кажется, заснул? — сказал он, расправляя плечи.

— Да, и вы жутко храпите, — позлорадствовала я. — Я окончательно разочаровалась…

— А ты… посмотри в зеркало!

— Ну, вы… — неаристократично цокнув, я хотела было что-то сказать, но весь запал в мгновенье потух. И выбираясь из салона, я лишь хлопнула дверцей.

— У тебя непревзойденное пристрастие к порче чужого имущества, — возгласил он, выбравшись вслед за мной.

— Смотрите, — восторженно вскрикнула я, подняв к глазам ладонь, чтобы заслониться от яркого полуденного солнца. — Ну, разве не прекрасно? Деревянная эспланада — излюбленное место прогулок местных жителей протяженностью впять километров, деловито растелилась вдоль песчаного пляжа до самого Кони-Айленда.

— Я и забыл, как это?!

— Что? — сказала я, театрально попятившись.

— Чувствовать свободу!

— Что? — повторила я, якобы не расслышав, и делая глаза в пол-лица.

— Чувствовать свободу! — Крикнул он и резво помчался по деревянной эстакаде к морю.

«И это, вот так должен вести себя — взрослый, состоявшийся и здравомыслящий человек?! — Застав себя на этой мысли, я послала её ко всем чертям и расхохоталась. — Всё, больше не делать поспешных выводов… никаких!».

Отдуваясь после поспешной и безумной пробежки, Итан оттер ледяной лоб от выступившей влаги и медленно развернулся на шум прибоя, раскинув руки.

— Это… это — сказка! — шепнула я, нагнав его. Жестокий ветер унёс мои слова в океан, растрепав волосы.

«И почему мы так слепы, что не ценим то, что вокруг нас, а ведь оно — вот, совсем рядом», — подумала я, откидывая со щеки непослушные локоны.

Через минуту спустившись с деревянной эспланады, я подошла ближе к берегу и… плюхнулась на песок, поджала ноги и, обняв колени, — уставилась вдаль, где ругавшийся с морем ветер вздымал недовольные волны. «Могу ли я остаться здесь?», — спросила я у себя. Как же хочется оставить позади всё, не ходить по кругу, не складывать одно к одному, а рассыпаться на миллионы песчинок и стать чем-то большим среди большего.

Ведь, какое это огромное счастье, — просто находиться перед морем и дышать. Не важно, что ты делаешь: болтаешь сам с собой, бросаешь камни в воду, куришь, валяешься на песке или купаешься. Я и море. А что еще надо? Сидеть и ждать, созерцают ли ангелы мою судьбу? Верить? Если у Бога нет сочувствия, как у оголенных проводов. Бороться? Не принадлежа себе, не владея собой полностью, а лишь половиной, в угоду не понятно кому.

И вся реальность в том, что уже ведь давно я говорю с человеком одним, а со мной говорит другой. Я заглядывала в себя, как в колодец — нагибалась по пояс вовнутрь и кричала: эй, Полина?! А из колодца доносился только гулкий отзвук моего же голоса.

Удивляюсь, что меня тут еще держит? Ни здравый смысл, ни семья, ни ответственность перед…

— Вновь задумалась о чем-то грустном?

Я полуобернулась на источник голоса, рядом на корточки присел Миллер. Сейчас его лицо немного напряглось, взгляд задержался на какой-то невидимой точке в пространстве. Секунда и вот я уже в самом центре синих глаз.

Я уныло хмыкнула и, вымученно улыбнувшись, поинтересовалась:

— Если в ближайшее время мне не сделают хоть что-нибудь, будет совсем плохо?

— Знаешь, у нас есть одна общая черта, — сказал он. — Это прирожденное чувство считать себя жертвами.

На миг я застыла, соединяя слова в голове. Эмоции будто вымерли. На меня наползал какой-то густой смрад и холод.

— Ты никогда не пробовала просто всем наслаждаться, не ожидая потерь? Поверь, это хороший старт. Ведь, будущее может принимать различные формы.

— Ты сам-то веришь в то, что говоришь? — Я тяжело вздохнула, вбирая ледяной воздух в грудь: — Нельзя лишиться того, чего уже лишили.

— Вот скажи, тебе еще не надоело придавать всем словам извращенный смысл? Снимай уже шкуру бездельника, живущего своим «хочу» — тебе это не подходит. Ты ведь совсем не такая.

На меня словно вылили ведро ледяной воды.

— Что? — подпрыгнула я, распахнув глаза, как кукла. — «Бездельник, живущий своим «хочу»?» — немедля процитировала. — Эгоист! И как только ты дошел до такого?! Да, что ты понимаешь? Что ты, вообще, знаешь обо мне? — источая море презрения, переходила я на крик: — Тебя бы в мою шкуру, тогда бы ты не был так красноречив!

— Да… с таким проявлением нездорового восприятия, для тебя это, действительно, — невыполнимая задача, но попытаться стоило.

«Он что, смеется надо мной?» — Я сжала руки в кулаки и выровняла дыхание, стараясь успокоиться. Тщетно. Мой голос уже сочился чистым ядом:

— Ненавижу! Презираю!

На меня устремлен безжалостный взгляд, голос продолжает пытку:

— Неужели мои слова тебя так задели? Или правда о себе уже не котируется в твоем сознании?

В моей голове промелькнула гамма эмоций. На несколько секунд лишив дара речи, но затем, рот сам гневно открылся:

— Ты просто дьявол! Будь ты проклят! Я желаю тебе таких мучений, чтоб душа облилась лавой крови. Чтоб сожгла тебя изнутри, как сейчас прожигает меня. И всё из-за тебя!

После этого, я ринулась к воде, желая утопить себя и покончить с этим унижением, — «зверя в цирке». Но оказалась в кольце его рук и, подняв голову, встретилась с решительным взглядом злодея:

— Нет уж, дослушай! — он сжал мои плечи, я хотела отпихнуться от него, но объятия оказались слишком крепкими.

— Я же прошу о малости, просто молчите! Чего вы добиваетесь? Неужели у вас нет ни малейшей жалости? — взмолилась я, чувствуя, что не могу сопротивляться разливающейся, оплеванной желчи по телу.

— К чему, к твоей дурости? Не ты ли говорила, что уже взрослая, но почему, тогда ведешь себя, как «сопливая» девчонка? Стремишься причинить боль окружающим, демонстрируя маски черствости, безразличности и ненависти. Думаешь, так проще, когда тебя ненавидят? Но любовь, которую к тебе испытывают близкие, неискоренима даже смертью, которую ты так настойчиво пытаешься приблизить. Неужели, не понимаешь, что загнала сама себя в капсулу, где ответ ясен, но ты его не видишь. Играешь со своей жизнью, словно, это игра в кости, а ты лишь одна из сторон кубика. Ты считаешь себя проклятой, но кто тогда я? — с этими словами он отцепил руки от моих плеч. Мне бы бежать. Но я осталась. И тут:

— Всю жизнь я теряю дорогих мне людей… в мои шестнадцать ушли родители — автомобильная катастрофа, я был в машине, но отделался лишь шоком и парой сломленных рёбер, а они… мгновенно.

Я смотрела в его искаженное лицо и его напряжение, словно по проводам — передавалось мне. Я влезала в это что-то по самое не хочу.

— Три года назад умерла моя сестра. И я ничем не смог ей помочь. У нее была последняя стадия рака желудка, а я, как беспомощный щенок… скулил под дверью… и ничего не мог изменить.

Что-то острое и колючее возникло в горле, мысль настигла сразу: а я до этого думала, что моя жизнь перевернулась вверх ногами.

— Желал тысячу раз умереть во всех вообразимых муках, но только, чтобы они жили, но нет, — на секунду он замялся. — Бог решил отобрать у меня всё, но только не мою жизнь. С того дня я проклял всё и вся. Мне больше ничего не нужно было, особенно жизнь. Не знаю, что бы я сделал, если б не встретил преподобного Энфера. Его слова о том, что если мне жизнь не нужна, то это не значит, что не найдется тех, кому она пригодится. И знаешь, что? Я рассмеялся ему в лицо, послав куда подальше. Я напивался каждый вечер перед дверьми церкви и проклинал каждого, кто попадался на глаза, а он только называл меня глупым мальчишкой. И я не заметил, как общение с ним, хотя, в основном, это были перепалки и чистая ругань с моей стороны, перешло в споры, затем в разговоры, а неприязнь и боль отодвинулись куда-то на задний план. Постепенно я стал возвращаться обратно к жизни. Сначала восстановился в академии. Как вспомню, сколько мне пришлось догонять… Но мысль о том, кем бы меня точно не хотели видеть родители, придавала мне сил, и среди пустоты я отыскал что-то большее. Я отыскал себя.

Меня топило нарастающее чувство вины. Горло стянуло. Слова неразборчивым градом выкатились изо рта:

— Простите, я… я не знала…

— Все в порядке, — ответил он.

И тут мой запас прочности, словно резко истончился. К глазам подступили слёзы и покатились крупными шариками на песочную подстилку.

— Я не хотела…

— Знаю, — сказал он. И прижал к себе. Я ревела.

Где-то за горизонтом небо закрылось свинцовыми тучами. Вдалеке одним за другим прогремели раскаты последнего осеннего грома.

Мы стояли рядом друг с другом, медленно коченея на ноябрьском ветру. В воздухе веяло приближающейся зимой.

Успокоившись, я выдохнула облачко теплого пара, пряча руки глубоко в карманы. Лицо покалывало от потока недавних «соплей», а ему захотелось еще кое-что прояснить, задав мне насмешливо-иронический вопрос:

— Мир?

— Перемирие, — с настороженностью буркнула я. — Временное, — привела я немаловажный довод.

Мы переглянулись, оценив «юмор» ситуации.

Он понимающе рассмеялся.

Я мило улыбалась в ответ, а внутри замерзла.

Ведь это всё ложь!

Его мозг работал на будущее, как всегда. Оптимист. Но, поборол ли он своих внутренних демонов или только запер на время? Очевидно одно — всё хорошо, пока хорошо. Но, то самое «хорошо» — это лишь краткие мгновения, подобные вспышкам на солнце и не более. Поэтому, его ожиданиям во имя меня, не вознестись настолько высоко. Слишком уж коротка траектория моего полёта.

Еще немного и все кончится… навсегда.

Я чувствую.

Скоро.