Глава 2
НА БРОВЬ ПРИШЛОСЬ НАЛОЖИТЬ ВСЕГО ПЯТЬ ШВОВ, что по сравнению с другими ранениями, полученными мной за эти годы, — сущий пустяк. Дежурный врач осмотрел меня в обход очереди, потому что фактически я получил травму при исполнении, ну, и потому что Чинг выглядел настолько взбешенным, что никто не посмел ему перечить.
Как федеральный маршал, я был обязан носить оружие 24/7, поэтому меня всегда проверяли на сотрясение мозга, дабы врач мог убедиться, что с моей головой все в порядке. Никому не хотелось, чтобы маршал кого-нибудь случайно подстрелил из-за того, что получил сотрясение и принял его за медведя или что-то в этом роде. Да и мне самому, разумеется, никогда не хотелось оказаться замешанным в инциденте со стрельбой, став придурком, который палит без разбору.
Я сидел в приемном покое в окровавленной рубашке и свитере, Беккер говорил с Кейджем, а Чинг расхаживал туда-сюда по помещению, и тут занавеска, отделявшая меня от соседней койки, отъехала в сторону, и появился Элай, а за ним, словно по волшебству, еще один парень.
— Привет, — улыбнувшись поздоровался я, находя это появление странным.
— Я ехал из аэропорта и узнал, что ты все еще здесь. Ну и раз уж мы собирались поужинать сегодня вечером, а Дойл оставил тебя на месте захвата, когда уехал с парнями из ГСО, то я решил заскочить и забрать тебя.
Я кивнул.
— Это кажется разумным, — подколол я его. — Нахожу твою логику вполне здравой.
Он театрально закатил глаза, но его беспечность не вязалась с тем, как быстро он оказался рядом со мной.
Встав между моих раздвинутых ног, Элай осмотрел мой глаз и лицо, на котором, как сообщил мне Дорси, начали темнеть синяки. А затем поморщился от повреждений и вида моей одежды.
— Думаю, нам придется сначала заехать к тебе домой, чтобы ты мог помыться и надеть что-нибудь не заляпанное кровью.
Я хмыкнул и протянул руку, приветствуя мужчину, который, похоже, и являлся его кузеном, но на Элая походил лишь мимолетно. Элай был высок и сложен как пловец, с широкими плечами и грудью, узкой талией и длинными ногами, Айра же казался стройнее, с жилистыми мускулами, не похожими на те, что зарабатывают в спортзале, как у Элая.
— О, да, — произнес Элай. — Это мой двоюродный брат, Айра. Айра, это Миро Джонс.
Невысокий, занудный, очкастый кузен парня, которому я доверял свою жизнь, подошел и пожал мою протянутую руку.
— Рад познакомиться, Айра.
— Взаимно, — ответил он с полуулыбкой, слегка поморщившись.
Я похлопал по нашим сцепленным рукам, а затем отпустил, указывая на свое лицо.
— О, это ерунда. Рядовые будни.
Он кивнул.
— У меня есть друг, Трейси. С ним тоже такое случается.
— Он работает в правоохранительных органах?
— Нет, его брат.
— Оказывается, ты даже знаешь этого брата, косвенно, — объяснил Элай. — Пока мы с Айрой ехали в машине, выяснили, что ты знаком с Алексом Брандтом, а он брат друга Айры.
Где я слышал это имя?
Элай после стольких лет, проведенных бок о бок, хорошо меня читал и заметил, что я пытаюсь вспомнить, о ком идет речь.
— Ты работал с моим приятелем Кейном Морганом, когда был в Сан-Франциско…
— О, Брандт — агент УБН, — вспомнил я. — Черт, как он там?
— Хорошо, — ухмыльнулся Айра. — Он весьма раздражающий и немного придурок, но да, в целом с ним все в порядке.
— О, я очень рад. — Хоть сам я никогда лично не встречался с Брандтом, тем не менее инспектор Морган произвел впечатление человека, который не относится к выбору друзей легкомысленно. Я был рад слышать, что он не потерял друга. — Мир тесен, черт возьми, — заметил я Элаю.
— Точно. Я, конечно, знаю Кейна, но понятия не имел, что Айра знаком с Брандтами.
Я снова посмотрел на Айру.
— Значит, тебе нравится в Сан-Фран?
— Да, — сказал он, затем указал на Элая кивком. — Этому тоже нравилось, пока не появилась Натали.
Элай резко вздохнул, что заставило меня прямо-таки сгорать от желания услышать все подробности об этой девушке.
— Эй, — позвал Беккер, щелкая пальцами, чтобы привлечь наше внимание.
Мы с Элаем повернулись и посмотрели на него.
— Полиция штата в Хантсвилле, Алабама, нашла неглубокую могилу к серверу по шестьдесят пятому шоссе.
— Значит, они нашли оба тела?
Он кивнул.
— Это хорошо.
Беккер передернул плечами, и я его прекрасно понимал. Да, хорошо, что их нашли, потому что таким образом они воссоединятся с семьями, но плохо по очевидной причине — они мертвы.
Я обернулся и глубоко вздохнул, затем вздернул бровь и улыбнулся Айре, нуждаясь в хорошей истории, чтобы отвлечься.
— Окей, итак, давай поговорим о Натали.
— Нет, — рявкнул Элай. — Заткнись, Айра. Даже не смей трепаться об этом, мать твою.
Айра усмехнулся.
— Я не шучу. — Он указал на него пальцем. — Просто… тебе совсем не обязательно рассказывать ему про…
Я схватил Элая за руку и притянул ближе, нарушив его равновесие настолько, что мы столкнулись, и ему пришлось положить ладонь мне на плечо, чтобы не упасть.
— Расскажи мне все о Натали, — попросил я Айру.
На его лице читался неприкрытый восторг, пока он наблюдал за тем, как мы толкаем друг друга.
— Не смей, — предупредил Элай.
— Давай, — настаивал я, крепче сжимая руку Элая, когда он попытался дернуться в сторону Айры.
— Он переехал сюда из Сан-Франциско вслед за Натали, а через неделю она его бросила.
Я положил руку на плечо Элая и крепко сжал его.
— О, приятель, это было до того, как ты начал хорошо одеваться?
— Да пошел ты, — проворчал он, расслабившись в моей хватке, больше не сопротивляясь и довольствуясь тем, что стоит рядом.
Забавно: несмотря на то, что мы дурачились в приемном покое скорой помощи, мне было комфортно, и я понял, это потому, что я находился там с Элаем и остальными парнями.
На прошлый День благодарения я осознал, что перестал искать общение вне своего круга, вне тех парней, с которыми работал и на которых рассчитывал. Моя последняя дружба с милым адвокатом, поселившимся по соседству, оказалась всего лишь уловкой, и после такого предательства я обнаружил, что не решаюсь открыться кому-то новому. Я никогда и не был по-настоящему доверчивым — приемные семьи сделали свое дело, заставив остерегаться незнакомцев, — но теперь, привыкнув улыбаться и общаться с людьми, я стал гораздо более сдержанным, прямо-таки тихим. Я все больше слушал, что было хорошо, и в результате мне стало достаточно моих ребят, особенно Элая, для ежедневного общения.
— Итак, — сказал я, глядя на него. — Ты прикатил сюда за женщиной и что, влюбился в этот город?
Он пожал плечами.
— Она уехала обратно, не выдержала зимы, а я остался здесь.
— А потом твоя мама тоже перебралась сюда?
— Ну да, — ответил он с ухмылкой. — Она не может жить без своего ребенка.
— Что отстойно отразилось на всех нас, — вставил Айра, — потому что его мать умеет готовить.
Я улыбнулся ему.
— А твоя разве нет?
Он поморщился.
— Только не вздумай… если когда-нибудь встретишься с ней, не говори, что я так сказал.
— Что сказал?
Ухмыляясь Элаю, Айра указал на меня.
— О, он мне нравится.
Я был уверен, что Элай собирался ответить что-нибудь язвительное, но шум в коридоре прервал нас: сначала мимо пронеслась охрана больницы, а следом медсестра и врач. Прежде чем я успел открыть рот, чтобы спросить, кто-то — я не смог определить, ребенок это или женщина — метнулся в нашу сторону, и тогда Чинг, стоявший позади меня, широко отдернул занавеску вокруг кровати, чтобы мы могли видеть, что происходит.
Из-под сброшенного тяжелого пальто появилась девочка-подросток, одетая в шорты и майку, что казалось слишком скудным нарядом для марта в Чикаго, где температура воздуха поднималась и опускалась так быстро, что в один день могло быть шестьдесят градусов Фаренгейта, а на следующий — тридцать. Туфли на платформе с каблуками на ней тоже выглядели нелепо. Девочка упала, подвернув ногу, и я спрыгнул с кушетки, чтобы помочь. Стоило приблизиться, как она подняла на меня глаза.
— Господи, — выдохнул я, когда меня осенило. — Вэнь?
Девочка всхлипнула и подобрала под себя ноги, как раз в тот момент, когда охрана добралась до нее, а затем бросилась вперед, в считанные секунды оказавшись в моих объятиях.
Я крепко обнял ее, прижав головой к своей груди, но все же стараясь не раздавить, как будто удерживал птенца. Я понятия не имел, что, черт возьми, происходит. В последний раз, когда я видел эту девочку, она не была такой худой, не пользовалась тушью, которая сейчас стекала по ее лицу черными ручейками, и уж точно не была одета как уличная девка. Я пришел в ужас, постепенно закипая от ярости, когда абсолютно все защитные инстинкты во мне выстрелили. Желание укрыть ее гудело у меня под кожей.
Охранники двинулись к нам, а я отступил, задев кушетку. Они могли бы попытаться еще раз, но Элай выставил руку, останавливая их.
— Нам нужно, чтобы вы передали этого пациента, — приказал один из охранников, обращаясь ко мне. — Она напала на своего опекуна и ударила медсестру, которая пыталась ей помочь…
— Вам нужно отойти, — предупредил Беккер, распахивая пальто, чтобы они могли видеть значок на цепочке у него на шее. — Мы федеральные маршалы, так что вам придется объяснить, что здесь происходит.
— Там, там, — плакала Вэнь, указывая на человека, рванувшего к выходу.
— Стой! — проревел Чинг, вытаскивая пистолет, а люди вокруг него закричали и попадали на пол. — Или мне придется стрелять.
Мужчина медленно повернулся, и высокомерная улыбка сползла с его лица, когда он увидел Элая и Чинга, надвигающихся на него с оружием в руках. Судя по его реакции, он готовился встретиться с охранниками, а не с федеральными маршалами.
— Я не сделал ничего плохого, — заверил он их.
— Посмотрим, — ответил Чинг, убирая пистолет в кобуру и вытаскивая пластиковые наручники из кармана брюк, пока Элай прикрывал его.
Однако парень больше не смотрел на Элая, внезапно он задрожал, уставившись на Беккера, направившего на него пистолет.
— Бенджамин Джеймс, — обратился к нему Беккер, когда Чинг поставил парня на колени и крепко стянул ему руки за спиной. — Продолжаешь с того места, где остановился Рего? Сутенерствуешь несовершеннолетних девушек?
Его дрожь перешла в тряску, но мне было уже плевать. Я сосредоточил свое внимание на Вэнь, которая рыдала, крепко вцепившись в меня. Приподняв ее голову, я заглянул ей в лицо.
— Что случилось, милая? Где твоя сестра?
— Хань, — выдохнула девочка, — она очень сильно пострадала. Этот человек… ей было очень больно, когда он… когда… Миро!
Затем, разразившись рыданиями, она растворилась в моих объятиях. Я поднял ее и уложил на больничную кровать, на которой сидел перед этим. Она весила всего ничего, лишь бледное подобие себя прежней, и я завернул ее в одеяло, которое Айра, подняв с пола, протянул мне. Поборов желание пойти и выбить дерьмо из Джеймса, я заставил себя остаться и быть поддержкой для Вэнь, позволив ей опереться на меня и уткнуться в грудь.
— Мы должны увидеться с Хань, хорошо? — взмолилась она.
— Конечно, дорогая.
— Ты ведь не позволишь им снова забрать нас, правда?
— Нет, ты же знаешь, что нет.
Она кивнула.
— Да, знаю. Я просила миссис Каллен, чтобы она разрешила позвонить тебе, но она отказала. Я говорила ей, что мы не ходим в школу, но она сказала, что для китайских девочек пропустить учебу не так уж и страшно, потому что я все равно стану горничной.
Желудок свело, и меня охватил гнев, но голос оставался спокойным, решительным и убедительным ради дрожащей девочки.
— Ты станешь врачом, как твой отец.
Она подняла голову и посмотрела на меня затравленным взглядом.
— Смогу ли я стать врачом после того, что сделали эти люди?
Блядь.
— Абсолютно, — заверил я, сохраняя уверенность в голосе и снова прижал ее голову к своей груди.
Взглянув на Элая, я заметил, как он с трудом сглотнул, как была напряжена его челюсть, и понял, что он на волосок от того, чтобы разорвать Джеймса на части.
— О, не волнуйтесь, ребята, — с мрачной уверенностью заверил Чинг, и на его лице мелькнула ледяная усмешка, самая страшная из всех, что я когда-либо у него видел. — Тюрьма станет для него потрясающим местом, я позабочусь об этом. — Я вспомнил, что некоторые члены семьи Дорси и Чинга тоже отбывали срок. — Никому не нравятся парни, которые обижают маленьких девочек.
Я часто слышал об этом, но не думал, что это правда, пока не начал сажать людей в тюрьму, зарабатывая этим себе на жизнь. Без сомнения это утверждение являлось правдивым. Даже у самых жутких заключенных с пожизненным сроком имелись дочери.
— Отведи меня к Хань, — обратился я к четырнадцатилетней девочке, которую держал в объятиях. — Пойдем навестим твою сестренку.
Это была одна из самых долгих прогулок в моей жизни.
БОЛЬШИНСТВО ЛЮДЕЙ, если их спросить, вероятно, думают, что число свидетелей, ежегодно входящих в WITSEC, исчисляется тысячами, но на самом деле оно намного меньше. Начиная с 1970-х годов, когда защита свидетелей стала программой, и до сегодняшнего дня это число колеблется где-то между десятью и одиннадцатью тысячами, в зависимости от того, к какому отчету вы обращались или кого спрашивали. Значительная часть из них были женаты или имели любимого человека, у кое-кого оказывались семьи, а некоторые являлись несовершеннолетними.
Поскольку дети, ставшие свидетелями преступления — как правило, смерти одного или обоих родителей, — не могли быть переданы родственникам, если те тоже не поступали в WITSEC, большинство из них отправлялись в приемную семью. В настоящее время в Чикаго насчитывалось сто двенадцать несовершеннолетних, помещенных в Департамент по правам детей и семьи, и хотя это агентство отвечало за них, существовала оговорка, что вместе с их социальным работником за ними наблюдал связной из офиса маршалов. Таким образом, в то время как ДПДС боролась с теми же самыми проблемами, что и каждое правительственное агентство — прискорбная нехватка финансирования, хроническая нехватка персонала и широко распространенная ненадежность отчетности, — предполагалось, что для детей в WITSEC все будет иначе, потому что у них имелся кто-то из офиса маршалов, защищающий их. К сожалению, они забили на Вэнь и Хань Ли, чьи родители, доктор Герман Ли и его жена Джиа, оказались убиты во время вторжения в дом в Джексонвилле, штат Флорида.
Произошедшее было ошибкой. Гил «Поршень» Бейкер, глава местной группировки по производству метамфетамина, имевший связи с огромной бандой байкеров во Флориде, считал, что убивает конкурента, в то время как на деле убил одаренного кардиолога. Под метамфетаминовыми парами в темноте он перепутал номера домов, первым выстрелом убив доктора, а затем и его жену, бросившуюся вниз по лестнице вслед за доктором Ли. Девочки видели все это со второго этажа и побежали в свою комнату, заперли дверь, а затем вылезли в окно на крышу, прихватив мобильные телефоны, прежде чем Бейкер даже понял, что натворил. Полиция Джексонвилла поймала его до того, как он успел выехать с подъездной дорожки.
Бейкер остался бы крепким орешком и не сдал байкерский клуб, но под угрозой смертельной инъекции за убийство четы Ли он отвернулся от всех, кого когда-либо называл друзьями. Это был длительный и трудный процесс — ликвидация банды, которая оказалась связана с картелем, занимавшимся проституцией, наркотиками и оружием. И поскольку процесс был открытым, банда Бейкера знала все о Хань и Вэнь, поэтому они были помещены под охрану до завершения судебного процесса — до которого оставались еще годы — или до смерти Бейкера. А поскольку Бейкер находился в добром здравии и фактически назначил награду за каждую девушку, WITSEC стал их единственным вариантом. Пять месяцев назад их привезли в Чикаго. Мы с Яном оформили документы на прием и отвели их наверх, в отдел опеки, которым руководила Себрета Каллен и который курировал новый заместитель Даррен Миллс.
Обычно это представляло собой бюрократическую волокиту. Как правило, сам процесс оказывался длительным, и на все требовалось время — когда расследованию подвергалось должностное лицо или целый отдел, то это происходило со скоростью таяния ледника. Данный случай отличался тем, что управление столкнулось с пиар-кошмаром библейских масштабов, который мог бы реально навредить Северному округу. Такой удар разнес бы в пух и прах репутацию маршалов к чертям собачьим. Но важнее всего было то, что речь шла о несовершеннолетних детях. Кейдж был так взбешен, что даже не кричал, а это являлось очень, очень плохим знаком, предвещающим, что вот-вот покатятся головы.
С подобной проблемой мы сталкивались впервые, потому что Миллс назначил Каллен на эту должность после того, как Морин Прескотт ушла в отставку, и не был обязан пояснять свой выбор Кейджу. Из-за этого, а также того, что Кейдж оказался загружен всем остальным, он не совался в WITSEC.
Я пошел с Кейджем, чтобы встретиться с Каллен, поскольку именно я ему и позвонил. Он ворвался к ней в офис в четыре часа дня как гнев Божий.
Кейдж быстро дал указания своей команде и бухгалтерам — потому что если люди не следили за детьми, то наверняка существовали и финансовые проблемы, — затем социальным работникам из ДПДС, которые знали, что искать, и, конечно же, Прескотт, которая работала на Кейджа на протяжении многих лет до того, как уйти на пенсию, но все еще появлялась, когда была нужна. Также Кейдж привел четверых парней из Службы судебной безопасности, которые разместились по офису, поэтому, когда он велел всем встать и следовать в конференц-зал — расчищая место, чтобы поговорить с Каллен, — никто не колебался. Они просто встали из-за столов и вышли.
Мы ворвались в кабинет Каллен, даже не постучав. Кейдж резким словом остановил ее помощницу, что заставило ту броситься наутек вслед за остальными, подошел к столу Каллен, выхватил у нее телефон и повесил трубку.
Каллен была невысокой блондинкой с короткой стрижкой и челкой средней длины. Она тут же вскочила из своего кресла.
— Да как вы сме…
— Нет. — Он нажал кнопку на телефоне, чтобы включить громкую связь. — Маршал Кенвуд.
— Кейдж, — ответил маршал США по Северному округу.
— Я здесь с Себретой Каллен, сэр.
— Прескотт присутствует?
— Да, сэр, — ответила та и встала рядом с Каллен.
— Кто возьмет на себя временное управление?
— Заместитель маршала США Миро Джонс, сэр, — спокойно ответил Кейдж, заставив меня ошеломленно таращиться на него, открывая рот как рыба, выброшенная на берег. — Это он получил благодарность от госдепартамента и испанского консульства за спасение детей атташе по культуре.
— О, да, превосходно, — быстро согласился тот. — Похоже, у вас все под контролем. Пусть Министерство юстиции проведет расследование, чтобы выяснить, является ли это преступлением или просто грубой халатностью. Удостоверьтесь, что ее выпроводят из здания после передачи дел и напомнят о соглашениях, которые она подписала, когда ее наняли.
— Да, сэр.
— Твоя команда сейчас работает у нее дома?
— Да, сэр.
— Отлично. Жду отчет через два часа.
— Да, сэр.
Когда он повесил трубку, я снова взглянул на Каллен и заметил, что ее трясет. Ей пришлось отойти в сторону, чтобы Прескотт подключила к компьютеру флешку, которая, как я знал по опыту, давала немедленный доступ к рабочему столу.
— Что, черт возьми, происходит? — закричала Каллен, и я заметил, как ее персиково-кремовый цвет лица налился гневным багрянцем.
— Ну, как раз это мы и собираемся выяснить, — нахмурившись, объяснил Кейдж.
— Я не понимаю. Мой послужной список безупречен в отношении…
— Белых детей среднего класса, — перебила Прескотт, пока ее пальцы порхали по клавиатуре. — Но с черными детьми, азиатами, метисами, геями, би, трансгендерами у вас никудышная репутация, Мисс Каллен.
— Я не… это неправда! — закричала она, ударив рукой по столу. — Я христианка и…
— Вы лицемерный кусок дерьма, — прорычал я. — Как вы…
— Я не потерплю…
— Придется потерпеть! — взревел Кейдж, и, срань господня, он был очень громким. О чем я иногда забывал, учитывая, как хорошо тот умел контролировать свою тональность, но стоило ему пожелать, и Кейдж мог сотрясать стены. Правда, это имело некий смысл. Он был массивным и мускулистым, его руки, плечи и грудь были сложены словно у танка, поэтому, когда он хотел кричать, Господи спаси, умел это делать. — Я не знаю ни одного христианина, который относился бы к ребенку — любому ребенку — с таким умышленным неуважением, безразличием и презрением, как вы.
— Я…
Он повернулся и указал на двух женщин и мужчину в костюмах, стоявших в дверях офиса.
— Эти люди здесь для того, чтобы зачитать вам ваши права, оформить для вас административный отпуск на время расследования и принять заявление о социальном обеспечении детей, о которых должен заботиться департамент под вашим руководством.
— Вы же не думаете, что я стану заботиться о неблагополучных детях так же, как и о хороших, — сказала она, снова повысив голос. — Многие из этих детей имеют серьезные психические проблемы, они либо несовершеннолетние преступники, либо…
— Это дети, — припечатал Кейдж таким глухим и ледяным тоном, что я ощутил холод. — Ваша работа — защищать их. Вы не справились.
— Не ждите, что я стану помогать черным мальчишкам, потому что они ненавидят меня, и этим ужасным детям, которые не знают, мальчики они или девочки, или грязным маленьким педикам…
Прескотт ахнула, что тут же привело Каллен в чувство и, прикрыв рот рукой, она наконец прекратила свою тираду.
Я сразу подумал о Джосуэ, Каботе и Дрейке, молодых людях, уже не детях, но все еще нуждающихся в руководстве, поддержке и защите. Если бы они были на несколько лет моложе, то столкнулись бы с холодным безразличием Себреты Каллен, и, возможно, потерялись бы так же, как Хань и Вэнь. Меня мутило при мысли о том, что могло случиться с моими мальчиками — или даже со мной — в другое время и в другом месте. Я был геем и воспитывался в приемной семье, но никогда не сталкивался ни с кем вроде Каллен. Она смотрела в полные надежды, умоляющие глаза детей, обращающихся к ней за спасением и убежищем, поддержкой и заботой, и выбрасывала их, как мусор. Волна отвращения оказалась настолько сильна, что пришлось дышать через нос, лишь бы не блевануть.
Кейдж повернул голову к людям в костюмах, сосредоточившись на одной женщине, которая явно была главной в комнате. Она достала телефон, а мужчина шагнул вперед, открыл папку и начал лихорадочно что-то записывать.
— Готово, — сказала Кейджу женщина с телефоном, подняв глаза лишь на мгновение, а затем вернулась к разговору. Когда она закрывала жалюзи в офисе, я увидел ее значок и без труда прочел «Министерство юстиции», а ниже: Ронда Тейлор. Она была высокой — по меньшей мере шесть футов два дюйма — потрясающей женщиной с длинными светлыми волосами, которая больше походила на модель, чем на адвоката Министерства юстиции.
Кейдж снова повернулся к Каллен.
— Себрета С. Каллен, настоящим вы освобождаетесь от должности директора Детского отдела WITSEC в Северном округе Иллинойс.
— Но я не хотела…
— И не для протокола, — добавил он ледяным тоном, — вы отвратительный человек, и я лично позабочусь о том, чтобы против вас возбудили уголовное дело.
— Вы ничего не найдете…
— О, мы найдем, — заверила Прескотт, ее голос дрожал точно также, как и руки. — Мы, безусловно, что-нибудь найдем.
— Пройдемте с нами, пожалуйста, — приказала Тейлор, закончив разговор по телефону. Поджав губы, она сверкала глазами, с трудом сдерживая гнев.
Каллен обошла стол и встала перед Кейджем.
— Это охота на ведьм, потому что ты гей и ненавидел меня с самого начала.
Его челюсть напряглась, и хотя я точно знал, что Кейдж никогда не ударит женщину, тем не менее поступи он в этом конкретном случае иначе, никто бы в этой комнате не сказал и слова.
— Мадам, до сегодняшнего дня я понятия не имел, кто вы такая и что вы не выполняете свою работу, и это моя ошибка. Я доверяю другим руководить различными отделами в этом здании, и недавно мне напомнили, что если я сам не выберу руководителя, то никогда не смогу быть уверен в достоверности отчетности. Если бы вы делали свою работу подобающе, то никогда бы меня не увидели. Как бы то ни было, против вас выдвинуты обвинения до официального расследования. Вы останетесь под домашним арестом, пока следствие не закончится.
— Ты не можешь…
— Он может, и уже сделал это, — сообщила ей Тейлор, ее голос дрогнул. — А если бы не он, то это сделала бы я, поэтому идемте с нами, мисс Каллен. Мы должны обсудить ваши ожидания в течение этого переходного периода, а также радиус ваших передвижений из дома.
— Я не преступница!
— Еще какая, — протяжно произнес Кейдж, поворачиваясь к ней спиной, явно закончив говорить с этим ужасным человеческим существом, и намеренно медленно вдыхая, подозреваю, чтобы не взорваться.
После того, как Каллен увели, мы несколько минут стояли молча, пока команда в комбинезонах не вошла и не начала разбирать офис прямо у меня на глазах, снимая фотографии и картины со стен, упаковывая награды и сертификаты в рамках, складывая в коробки игрушки и свечи, ручки с ее стола и фотографии семьи. Было так холодно и безлико наблюдать за этим.
— О, Сэм, — прерывисто вздохнула Прескотт.
Он повернулся и посмотрел на нее.
Опираясь локтями о стол, она закрыла лицо руками и вздрагивая уставилась на экран глазами полными слез.
— Нужно, чтобы Джонс встретился со многими из этих детей прямо сейчас… еще вчера… или у нас будет больше… о Боже.
— Скажи мне, — потребовал Кейдж.
Она судорожно вздохнула, на мгновение прикрыв рот рукой и пошевелив пальцами, как будто по ним пробежали крошечные разряды тока. Потом выпрямилась и положила ладони на стол, стараясь взять себя в руки, прежде чем обратиться к нему.
— У тебя сейчас мальчик в морге.
— Возраст?
— Шестнадцать.
Он кивнул.
— Извини, но мне нужно, чтобы ты вернулась хотя бы месяца на три. Мне нужно знать, кто хорош в этом отделе, если таковые имеются, и контроль здесь, на месте, пока Джонс проводит выездные беседы. Это работа для двоих, пока мы не сможем получить данные по текущим, а также поступающим делам, по всем учтенным и размещенным детям.
— Да, — согласилась она.
— И ему нужен помощник.
— На промежуточную должность?
Их взгляды встретились, и на секунду показалось, что они ведут какой-то безмолвный диалог, я почувствовал, что стал свидетелем того невербального общения, о котором когда-то читал, но никогда не видел в реальной жизни. Мгновение спустя они оба повернулись ко мне.
— Сэр? — спросил я Кейджа.
— Найдите ему помощника, — велел он Прескотт, прежде чем развернуться к двери.
— Миллс? — спросила она.
— Миллс, — эхом отозвался он, выходя.
Я стоял и наблюдал за его удаляющейся спиной.
— Джонс.
Все мое внимание вернулось к Прескотт.
— Этот человек оказывает тебе безграничное доверие, как никому другому. Ты ведь понимаешь это, верно?
Я старался не поморщиться, потому что… она это серьезно? Мне? Доверяет мне? Мы об одном Сэме Кейдже говорим? Любой человек в здравом уме ухватился бы за возможность быть тем, к кому он обращается хоть за чем-нибудь, потому что если Кейдж хоть каплю доверяет тебе, это многого стоит. Но никак не мне, я не мог быть одним из таких парней. Есть другие, гораздо более квалифицированные, чем я.
— Думаю, я его единственный вариант на данный момент.
Она покачала головой.
— Я работала на него долгое время, его нельзя застать врасплох. — Прескотт вздохнула. — Ты должен ценить себя. Если бы он не был уверен, что ты справишься с подобной работой, то никогда бы не назначил тебя на эту должность.
Я попытался переварить все услышанное. То, что мне было известно о Кейдже, и то, что он обычно обращался со мной как с тупицей, противоречило ее словам. Может, он все-таки не считал меня таким уж полным идиотом? И подсознательно я понимал, что так и есть, иначе я бы не находился в его команде, но неужели он умер бы, сказав мне это вслух? Даже мимоходом бросить: «Знаешь, Джонс, а ты не совсем отстой». Я мог только представить, каково это — быть его ребенком. Сильный и молчаливый — это все замечательно, если знаешь, что тебя любят или, в моем случае, уважают.
— С другой стороны, ты должен понимать, что это не работа с почестями.
— Что вы имеете в виду?
— Я хочу сказать, что эта работа не для адреналинового наркомана. Это маленький угловой офис, и когда ты выходишь на улицу со своим значком, никто не смотрит на него. Их гораздо больше интересует цепочка на твоей шее. Ты все еще будешь носить пистолет, но за все годы работы я вытаскивала свой лишь дважды.
— Это хорошо. Я бы предпочел никогда не вытаскивать свое оружие, — твердо ответил я, произнеся, как мне казалось, то, что в данный момент следовало сказать, лишь бы не закричать.
Она говорила так, будто я уже покончил с оперативной работой, где занимался тем, что умел лучше всего, прикрывая Яна. В ее устах все звучало так естественно, словно это был мой новый путь, а вовсе не решение на грани жизни и смерти, каковым оно являлось на самом деле. Я не мог себе представить, что больше не буду членом команды Сэма Кейджа, не буду напарником Яна, перестану заниматься тем, чем занимался последние пять лет. Мысль о переменах ужасала, но вместо того, чтобы возразить, я подавил страх, потому что в то же время существовали и другие аспекты работы, которые я выполнял сейчас и в которых по большей части был лучшим, и именно о них она сейчас и говорила. Возможно, Сэм Кейдж разглядел во мне иную сторону, ту, которая хотела помогать и заботиться, а не наказывать.
— Джонс?
— Я слушаю, — отозвался я, пока обрабатывал информацию у себя в голове.
Она кивнула.
— Как только ты возьмешься за эту работу, Джонс, твоя сила больше не будет заключаться в героических подвигах. Не будет никаких новостных статей с фотографиями, лишь тихая благодарность от детей, которые отправляются в колледж.
Я скрестил руки на груди и глянул на нее.
— В этом тоже есть свой героизм.
Прескотт внимательно посмотрела на меня.
— Но тебя это не волнует.
Она произнесла это так, будто уже знала ответ, и я пожал плечами.
— Ты ведь не охоч до славы, Джонс, верно?
— Нет, мэм, — ответил я, изучая ее лицо, любуясь ямочками на щеках, доброй улыбкой, глубокими карими глазами, темной кожей с золотистым оттенком, и замысловатыми косами, небрежно собранными в пучок, который казался тяжелее, чем могла удержать шпилька для волос.
— Я изучала твое досье.
— Мое? — удивился я.
— Да.
— Зачем?
Она смотрела на меня, пока до меня не дошло.
— Он велел проверить меня.
— Да, велел.
— Но в этом нет никакого смысла.
— Как я уже говорила, он всегда наготове.
— Но он только что сказал Каллен, что понятия не имел, кто… о, — я встрепенулся от осознания того, что наверняка знал о своем боссе — быть застигнутым врасплох не его фишка. — Если бы Миллс не сделал назначение на эту должность, он хотел быть подготовлен.
— Да.
— Значит, я все это время был его запасным планом?
Прескотт кивнула.
— Это немного пугает, да?
— Да, еще как, — вздохнул я. — Ну так поведайте мне. Что вы ему сказали?
— Я сказала, что у тебя имеется естественное стремление создать семью.
— Объясните поподробней, хорошо?
Прескотт приподняла густые брови.
— Кабот Дженнер и Дрейк Форд?
Я открыл было рот, чтобы поправить ее, потому что это были уже не их фамилии.
— Да, да, — прошептала она. — Я знаю, ты поместил их под защиту и изменил их жизни.
— Я слегка направлял.
— А Джосуэ Хесс?
— Он пробыл со мной совсем недолго.
— Именно, — сказала она, кивая. — С тобой. Я наслышана.
— Я просто хочу убедиться, что вы не путаете обычные…
— А где сейчас Вэнь и Хань Ли?
— Они в больнице под охраной, ждут, когда… приемная тетя, как вы ее называете, заберет их.
— Почему девочек с самого начала не поместили к их тетке?
— На самом деле они ей не родственники.
— Объясни.
— Я получил разрешение связаться со сводной сестрой их матери, проживающей в Сан-Антонио. Она будет поступать там в аспирантуру и согласилась взять девочек.
— И как ты их убережешь?
— Ну, сестра их матери, ее зовут Роуэн, приходится родственницей миссис Ли по второму браку ее отца. Она ребенок второй жены мистера Ву — отца миссис Ли.
— Значит, мистер Ву, отец миссис Ли, был отчимом Роуэн.
— Да.
Она добродушно улыбнулась и кивнула, побуждая меня продолжать.
— В общем, миссис Ли и эта Роуэн — сводные сестры и…
— Я поняла, но как это обезопасит девочек? В смысле, если ты знаешь такие подробности, не думаешь ли ты, что другие люди тоже смогут узнать?
— Вряд ли. Я знаю это только потому, что девочки сами рассказали мне. Миссис Ли и Роуэн состояли в приятельских отношениях, но у них была большая разница в возрасте. Они познакомились только после смерти Джина, отца миссис Ли.
Она кивнула.
— Мне нравится, как это звучит. То, что у них есть семья, но ты все равно не убедил меня в долгосрочности своего плана.
— У них будет именно то, что было бы, если бы родители остались живы. Они будут жить сами по себе, а федеральные маршалы присмотрят за ними, плюс я присвоил им статус СГР, пока обеим не исполнится восемнадцать и…
— Статус СГР? — переспросила она, широко распахнув глаза. — Как тебе удалось добиться этого для двух не особо важных свидетелей?
Статус специальной группы реагирования служил для чрезвычайных ситуаций, например, чтобы переместить семью в любой момент. Чаще всего он предназначался для тех, кто давал показания против организованных преступных группировок или глав картелей. Как правило, он не присваивался свидетелям, дающим показания против отдельных лиц.
— Я сказал им, что из-за того, что девочки подвергались насилию, это делает их особо склонными обращаться к своим старым друзьям, друзьям своих родителей, людям, которых они когда-то знали, что, в свою очередь, делает их уязвимыми для обнаружения.
— Но ты же не думаешь, что они на самом деле так поступят?
— Понятия не имею. Они не сделали этого, пока последние несколько месяцев находились в аду, но это не значит, что такого никогда не произойдет.
Прескотт внимательно посмотрела на меня.
— Но ты позволил офису… где?
— Сан-Антонио.
— Ты позволил им полагать, что это возможно.
— Это просто ставит их под всеобщее наблюдение, чтобы они не смогли улизнуть.
— Очень умно. Ты включил это в их документы о переводе?
— Разумеется.
Она кивнула.
— Ты быстро все продумал, Джонс, включив это в официальный план.
— Вы же не хуже меня знаете, что любые условия, включенные в план защиты свидетеля изначально, будут полной засадой для изменения в дальнейшем.
— Верно.
— Таким образом, я решил, что не возникнет никаких сомнений в том, что тетя последует за ними, если их местожительство когда-нибудь будет обнаружено.
— И тетю это устроило? Бросить все, если в этом возникнет необходимость?
— Она сказала, что готова на все ради девочек, — сообщил я, умолчав о том, что Роуэн Ву была вне себя от ярости, когда я рассказал ей, как жили Вэнь и Хань. Почему с ней не связались после того, как убили ее сводную сестру? Разве это не обычная практика просить об опеке семью, прежде чем кого-либо другого?
У меня не было для нее ответов, кроме как сказать, что никто не имел ни малейшего представления о ней или ее связи с девушками, пока они мне сами не рассказали.
— Ну что ж, хорошо, что я хочу взять их к себе, — произнесла Роуэн по телефону. — И я действительно хочу их забрать. Может, я и не гожусь на роль матери, но зато могу быть классной тетей.
У меня не было сомнений. Ее абсолютная готовность прыгнуть в омут с головой говорила о многом. Она уже даже нашла психотерапевта для девочек.
— Похоже, ты уверен в этой договоренности, — заметила Морин.
— Да, а еще, если что, девочки смогут связаться со мной. У них есть номер моего мобильного.
— Когда они уезжают?
— Сегодня вечером их доставят в Сан-Антонио на транспорте юстиций.
— Значит, девочки рассказали тебе обо всем этом.
— Да, Вэнь.
— Потому что знала тебя.
— Ну, она, конечно, не очень хорошо меня знает. Просто запомнила, когда я оформлял документы на ее поступление. С тех пор я ее не видел.
— И это было всего один раз.
Я молча кивнул.
— Ты, должно быть, производишь сильное впечатление.
Я?
Это прозвучало странно, потому что я сомневался, что дела обстоят именно так.
— Вообще-то, это Ян производит сильное впечатление. Я как бы меркну на его фоне, когда он рядом.
— Но все же не для маленьких девочек, которые ищут спасителя.
— «Спаситель» звучит как-то слишком, вам не кажется?
— Как думаешь, что сказала бы Вэнь Ли? Она встретила тебя сегодня в больнице по какой-то странной случайности, и вся ее жизнь в одночасье изменилась. Думаешь, она не видит в тебе своего спасителя?
— Она всего лишь маленькая девочка.
— Именно. Маленькая девочка, ищущая чуда.
Я покачал головой. Она совершенно сбила меня с толку. Я знал, кто я такой, точно не какой-нибудь там герой. Есть разница между тем, чтобы делать свою работу и выходить за рамки, вытворяя возможное и невозможное. Я сделал больше для Джосуэ, Кабота и Дрейка, потому что так уж сложилось. Но Вэнь и Хань Ли не были моей ответственностью, потому что не должны были быть. В мои обязанности не входило…
— А, — улыбнувшись произнесла Морин, указывая на мое лицо. — Вижу, ты все понял. Предполагалось, что работа Себреты Каллен — стоять между миром и этими девушками. Она не делала этого, не выполняла свою работу, и в результате происходили зверства. В некоторых случаях героизм заключается в том, чтобы просто делать то, что от нас требуется, и руководитель WITSEC — один из таких случаев. Если допустишь халатность, то разрушишь жизнь ребенка.
Замолчав, мы просто смотрели друг на друга.
— Вы же знаете, что все это чушь собачья, верно? В смысле, я не являюсь долгосрочным решением на этой должности. Вы же слышали Кейджа: я просто исполняющий обязанности. Он подберет человека, который будет руководить этим отделом. Я здесь до тех пор, пока он не найдет новую вас.
— Думаю, ты и есть новая я.
— Это просто глупо. Мы даже не похожи, — шутливо заметил я, пытаясь успокоить себя после того, как в груди взорвалась бомба. Как она могла просто произнести что-то подобное, не осознавая, что переворачивает этим всю мою жизнь с ног на голову? Потому что если я стану новой Прескотт, то как же тогда мое партнерство с Яном? Как же моя команда, которая стала жизненно важной частью моего существования? Это подразделение было моей семьей. Покинуть их невозможно.
Она одарила меня ослепительной улыбкой.
— В сущности, вопрос в том, с чем ты можешь смириться и от чего готов отказаться.
— Что вы имеете в виду?
— Тебе необходимо быть героем каждый день? Ты жаждешь эмоций от пребывания на задании?
Мне будет не хватать общения с парнями, но отслеживание беглецов, погони — все, что я делал этим утром с Кейджем — было не совсем моим. Это Яну нравилось вышибать двери; мне же доставляла удовольствие часть работы, связанная с защитой невинных, освобождением их от грязи. Это была та часть, от которой я испытывал удовлетворение, осознание того, что я помог кому-то начать жить заново.
— Мне нравится помогать людям, — ответил я.
Она кивнула.
— Ты будешь скучать по своему напарнику?
— Ну, вообще-то мы с моим напарником состоим в браке.
— Да, я знаю, — сказала она, удивив меня. — Но я имею в виду, будешь ли ты скучать по работе с ним в течение дня?
Я рассеянно коснулся швов на брови, и до меня вдруг дошло, что я не работал с Яном уже несколько недель. Казалось, что его одалживали ГСО для участия в их операциях практически ежедневно. Вот почему я хотел убедиться, что он хорошо поест утром, потому что он приходил с работы после меня, голодный как волк. Я больше не мог присматривать за ним в течение дня, потому что не видел его.
— Служба WITSEC — это связующее звено между социальными службами и несовершеннолетними свидетелями.
— Да, я знаю.
— Кроме того, в нашу компетенцию входят сообщения о жестоком обращении с детьми, включая физическую угрозу их жизни или пренебрежение условиями проживания, проблемы усыновления и такие вещи, как определение в колледж.
— Ну, мне пришлось отдавать Кабота, Дрейка и Джосуэ в колледж.
Она улыбнулась.
— Да, я знаю.
— Так что, по крайней мере, эту часть я могу сделать.
— Насколько я понимаю, ты сам когда-то был на попечении государства.
Я сердито посмотрел на нее.
— И как долго вы меня изучали?
— Как я уже говорила, Сэм давно подумывал о тебе в службе. Должно быть, ты сделал что-то, что произвело на него впечатление.
И снова это чувство удивления, потому что на деле я получал от него совсем другое отношение изо дня в день.
— Он всегда ведет себя так, будто я только и делаю, что злю его.
— Скорее всего, он больше беспокоится о том, что ты можешь пострадать.
— Пострадать?
— Угу-ум, — задумчиво протянула она.
— Не физически.
— Нет.
Я прочистил горло.
— Не думаю, что дело в этом.
— Ты был в системе, — заметила она. — В восемнадцать лет, окончив среднюю школу, ты остался без крова?
— Да.
— Значит, тебе некуда было податься, кроме колледжа.
Я кивнул.
— Ну, это может разбередить старые раны, тебе не кажется?
Я пожал плечами.
— Меня это не беспокоит. Это было очень давно.
— Но это совсем не то же самое, что видеть, как другие дети переносят свои пожитки из дома в дом, как это делал ты.
Я почувствовал стеснение в груди, вспомнив об этом, вспомнив, как покидал дома людей и чувствовал себя никем, моя одежда и безделушки хранились в мусорных мешках, что делало все еще намного хуже. Я ничего не стоил — как и все, что мне принадлежало, поэтому теперь все мое имущество было качественным.
Я слишком много тратил на обувь и носки, да на все, что угодно. Я знал это, но и знал почему. Вот почему люди становились скопидомами: потому что как только вы теряли все, не имея ни одной вещи, которую могли назвать своей, это клеймом выжигалось в вашей душе. В ту секунду, когда все менялось, как только вы могли позволить себе иметь все что угодно, покупать все что угодно, вы делали это снова и снова, пока пустота внутри не заполнялась полностью.
Мне повезло. Когда мне исполнилось восемнадцать, и я поступил в колледж, то повстречал четырех женщин, которые до сих пор оставались моими самыми близкими людьми. Мы жили вместе, и они делились со мной всем — от еды и денег до картин на стенах и ковров на полу, от своих телевизоров и игровых систем до того, чтобы подарить мне телефон на Рождество… мне показали, что настоящая награда — дружба, а не вещи, они приходят и уходят. Я не стал барахольщиком, хотя моя коллекция обуви довольно обширна, но другие дети, которых я не знал, также должны были усвоить эти уроки. На то, чтобы научиться доверять у меня ушло больше времени, доверие — это умение, которым я полностью овладел лишь когда в мою жизнь вошел Ян, но, возможно, я должен был чем-то пожертвовать. Заплатить цену, так сказать.
— Ты слишком много думаешь, — предупредила меня Прескотт.
— Да, есть такое иногда.
Она усмехнулась.
— Не часто, заметьте.
Морин глубоко вздохнула.
— Ну, завтра твой первый день здесь. Предлагаю тебе обсудить все с напарником и выяснить, что он думает по этому поводу. На данном этапе это временное назначение, и тебе решать, как все пойдет. Я знаю Сэма Кейджа, и он никогда не сделает что-то, не спросив тебя; он работает совсем иначе. Тебе просто нужно понять, чего хочешь ты.
Так и есть. Она была права. Если Ян больше не будет моим напарником на работе, и если он планировал перевестись в ГСО, то хотел ли я все еще оставаться маршалом? Испытывал ли я настоящий кайф только от работы с ним? А если я не буду его напарником, то захочет ли Ян быть со мной? Возможно, я неправильно понял парня, которого люблю. Может быть, он просто помогал, потому что скучал по службе в спецназе, и это желание со временем угаснет.
— Думаю, тебе нужно разобраться в своей жизни, Миро Джонс.
Она не ошибалась.